Суматоха поднялась необычайная. Флам махал крыльями и летал вокруг ведьмы, пытаясь сбросить ее с жука. Землеройка, вцепившись сычу в спину, махала хвостом во все стороны и скалила зубы. Констанция размахивала руками и хлопала в ладоши, словно пытаясь поймать гигантского комара. Гиппопотам тоже не терял времени, он притопнул ногой и, широко открыв пасть, издал такой рык, что перепугал всех до смерти. Но толку от этого было мало – ведьма продолжала нападать на Бена сверху.

Она пролетела так близко, что крылышки жука задели щеку мальчика. Бен на мгновение глянул ведьме прямо в глаза – фиолетовые, полные ужаса. Ему приходилось приседать и уворачиваться, но он понимал, что ей наверно так же страшно, как и ему. Он знал: звери и люди особенно опасны, когда они испуганы. А как насчет ведьм?

– Смотрите, никакой бутылки, она в кармане, – выдохнул он.

Она снова спикировала на него, и он снова увернулся. И тут ему пришла в голову светлая мысль:

– А что, если мы вам найдем яйцо? Тогда вы нас оставите в покое?

– Яйцо? – ведьма притормозила жука на лету и с оттенком уважения взглянула на Бена.

Леон только этого и ждал. Мгновенный бросок – прямо в точку, и язык хамелеона крепко опоясал и ведьму, и ее жука.

То ли ведьму оглушил такой напор, то ли Констанция отреагировала с невероятной быстротой – прежде чем ведьма успела что-нибудь предпринять, старушка рванулась вперед, чуть не врезавшись в гиппопотама, и, когда Бен оказался рядом с ними, ведьма уже сидела, крепко зажатая в ладонях Констанции, и наружу торчала только ее голова. Лицо кислое, как лимон.

– Сидите смирно, и никаких выходок, – скомандовала Констанция. – А не то раздавлю.

– Только посмейте, – огрызнулась ведьма, – враз все превратитесь в долгоносиков.

– Держите ее покрепче, – посоветовал гиппопотам. – Похоже, она не умеет произносить заклинаний, не размахивая руками.

– Уверены?

Нет, до уверенности им было далеко.

Леон (удобно расположившийся на широкой спине гиппопотама) оторвался на минуту от игры с жуком.

– Неплохо было бы их обоих кинуть в печку.

Он толкнул жука, лежащего лапками кверху, и тот беспомощно завертелся на спинке.

– Это нечестно! – завопила ведьма. – Я без боя не сдамся!

– Давайте просто подарим ей яйцо, – умоляюще начал Бен. Он, конечно, боялся ведьмы, но все-таки ему было ее немножко жалко. – Тут такая куча птичьих яиц. Наверняка найдется одно ей по вкусу. А за это она нас оставит в покое.

– Умненький мальчик, – ядовито прошипела ведьма.

– Яйцо? – недоумевающе переспросила Констанция.

– Мне мама рассказывала про ведьм и яичную скорлупу.

– Не побоюсь сказать, мама твоя – умная женщина, если про такое знает, – вставила ведьма.

– С вашей стороны было бы умнее не нападать на Бена, – добавила Констанция. – Он уже дважды пытался вас защитить.

– Может, и перестану, если дадите яйцо.

Констанция рассердилась:

– Вы еще пытаетесь торговаться!

– Пойдемте взглянем на коллекцию яиц, – примирительно предложил гиппопотам. – Можно счесть яйцо компенсацией ущерба за несправедливое заключение – и обсудить другие условия.

– Я сильно сомневаюсь, что это заключение было несправедливым, – язвительно сказала Констанция, но покорно пошла вслед за сычом, землеройкой и гиппопотамом.

Бен завершал процессию. Он рад был вырваться из комнаты, наполненной туманом. Клочки тумана еще таились по углам и у двери в зал насекомых, но теперь он словно притих, как и сама ведьма. А вот в зале с птичьими яйцами тумана и следа не было.

Ведьма принялась внимательно осматривать витрину. Она пристально оглядела яйца певчих птичек, каштаново-медовое в крапинку яйцо ястреба, голубовато-белое яйцо гагарки. Она вытянула острый носик, чтобы быть поближе к ржаво-коричневому крапчатому яйцу страуса эму. Но в конце концов ведьма выбрала самое большое яйцо – огромное яйцо вымершей слоновой птицы.

– Вот это! – заявила она с загоревшимися от жадности глазами.

– Самое лучшее во всей коллекции! – запротестовала Констанция. – Самое редкое!

– Я тоже самая лучшая и самая редкая. Вы не можете отрицать моего права на компенсацию ущерба.

– Компенсацию… – гневно выдохнула Констанция. – Я не расстанусь с экспонатом, пока не услышу твердого обещания, что никого не обратят в долгоносиков и…

– Клянусь!

– Нет, я еще не кончила. Обещайте, что с Беном ничего не случится. И что вы избавите нас от этого тумана. Я хочу, чтобы мой музей вернулся в свой нормальный вид. И чтобы…

Речь Констанции прервалась стоном ведьмы:

– Я не могу! Никто не может! Первозданную магию отменить нельзя. Обещаю больше не вытворять ничего такого, но тот туман, который уже есть, должен сам собой рассеяться – когда время придет.

– Боюсь, что это правда, – подтвердил сыч, устроившийся на крышке витрины с яйцами.

– Но она же сама его сотворила, – возразила землеройка.

– Раз проливши молоко, обратно в бутылку его не соберешь, – объяснила ведьма.

– Лужу можно вытереть, – парировала Констанция.

У ведьмы был кислый вид.

– Я способна сотворить дюжину невозможных вещей, но рассеять магический туман не в моих силах. Не могу, и все! Подождите немножко, и он сам рассеется.

– И сколько ждать?

– Он растает в ярком солнечном свете, – хмыкнула ведьма. Все обернулись к окну, а там – только тусклые февральские сумерки.

– В это время года солнца не скоро дождешься, – вздохнула Констанция.

– Хотите, чтобы я ждала здесь с вами, или поверите мне на слово и отпустите? Отдайте яйцо, и я тут же исчезну, моргнуть не успеете.

– А с чего нам верить вам на слово? – спросила Констанция.

– Проблемы с доверием бывают только у дурных людей, – подмигнула ей ведьма. – Я же вам слово дала. Вы что, во мне сомневаетесь?

– Именно.

Гиппопотам повернулся к Констанции:

– Не судите, да не судимы будете.

– Ну пожалуйста, – взмолился Бен.

Ведьма ядовито улыбнулась.

Констанция закатила глаза. Похоже, она снова разозлилась:

– Не нравится мне этот план.

Но ей ничего не оставалось, как сдаться. Она отперла витрину, и ведьма с жуком без промедления нырнули внутрь.

Забравшись в витрину, оба промаршировали вдоль ряда экспонатов, пока не добрались до дальнего конца, где гордо красовалось яйцо вымершей слоновьей птицы. По сравнению с яйцом ведьма казалась совсем малюсенькой, но она встала на спину жука и принялась что-то мурлыкать своей награде, будто яйцо было живым существом. Она его и охаживала, и оглаживала, как барышник только что купленную лошадку. Скорлупа была старая, вся в трещинках, но под руками ведьмы она снова склеивалась и разглаживалась. Даже цвет побелел, и там, где ведьма касалась яйца, оно становилось все глаже, все новее, все крепче, словно его только что снесли.

Да и сама ведьма теперь заметно оправилась, она тоже набиралась сил от яйца. Ведьма вскочила на жука, и они понеслись – против часовой стрелки – вокруг яйца. Один круг, другой. А на третьем круге ведьма протянула руку и коснулась скорлупы ногтем указательного пальца левой руки. Там, где острый ноготь царапал поверхность, появлялась круговая трещинка, и скоро верхняя часть скорлупы откинулась, как крышка. Внутри яйца что-то светилось перламутровым светом. Но в яйце ничего не было, и ведьма с жуком влетели прямо внутрь. Тут гигантская скорлупа зашаталась на подставке и принялась кружиться вокруг собственной оси.

Тихо, как мышка, Констанция подкралась к витрине, захлопнула ее и заперла на ключ.

– Уж не знаю, что они задумали, но так просто им отсюда не выбраться, – она сложила руки на груди и взглянула на Бена. – А тебе давно пора домой. Пока еще в какую-нибудь переделку не угодил. Я же тебе давно велела отправляться восвояси.

Бен только хотел объяснить, почему он здесь, но тут случилась еще одна неприятность.

Открылись наружные двери, и кто-то вошел в музей. Ничего удивительного – музей открыт для посетителей, любой может войти. Странно, что до сих пор никого не было.

Леон спрыгнул на пол и исчез.

Посетительница прокричала от двери:

– Есть тут кто?

Всего три слова, но все сразу узнали голос.

Тара Лед.