Бен потом рассказывал, на что это было похоже – на полет на крыльях ветра. Дыхание Речной лошади гнало воду гигантской серебристой волной, стена воды поднималась все выше, и выше, и выше… – казалось, поток зальет и их, и весь город.

– Что вы творите? – вопила мама.

Землеройку чуть не унесло, но Бен ухватил ее в последнюю секунду, а гиппопотам все дул и дул. Рыбины выскакивали на поверхность, отливая металлическим блеском на фоне серебристых струй. Казалось, что рыбки провисели в воздухе всего секунду-другую, и тут водяная мощь с чудовищным всплеском обрушилась на ствол дерева и сломанный мост. Вода в мгновенье перенесла через край плотины и ствол, и кучу веток и мусора, а водопад утащил все вниз.

Но и пассажирам немало досталось. Бен распластался на спине у гиппопотама и удерживался там из последних сил, мама еле-еле цеплялась сзади, а мир вокруг, коричневатый и серебристый, ревел и пенился, грозя смыть все без разбора. Лицо заливала вода. Маслянистое зловоние достигало небес. Но гиппопотаму это было нипочем – он стоял, как крепость, возвышаясь надо всем вокруг. На какое-то мгновение Бену показалось, что он может заглянуть внутрь грачиных гнезд в кронах деревьев. И тут вихрь утих, вода опала и разгладилась, гиппопотам повернулся и зашагал между деревьями в сторону музея.

Бен давно уже не вспоминал про туман. Слишком много всего случилось. Да и устал он порядком. Но сейчас, когда они были почти рядом с музеем, у мальчика живот скрутило от страха.

Мама сразу почувствовала, что сын опять расстроился.

– Устал? Потерпи еще немножко, сейчас доберемся до телефона, позвоним в полицию… Все будет в порядке.

– Так вот прямо полиция и разберется с этим туманом, – пробормотал мальчик.

Мама нетерпеливо вздохнула:

– А что там с туманом? Перестань ходить вокруг да около, расскажи, в чем дело. Ты говорил, что туман наколдовала ведьма, но она же добрая.

Землеройка снова принялась мрачно покусывать хвост:

– Поначалу ее бы никто доброй не назвал.

– Когда ведьма наколдовала туман, она очень злилась, – объяснил гиппопотам. – Так что потом даже она сама уже ничего не могла исправить. Такова природа первозданной магии, заранее не предскажешь, что получится. И теперь туман расползся повсюду, и размер экспоната больше значения не имеет, и кто знает, что еще оживет.

– Не только всякая мелочь вроде насекомых, – буркнул Бен.

– Не хочется вас заранее тревожить, – вздохнул гиппопотам. – Даже если вы увидите что-то необычное, это просто отголоски памяти былых времен. Такое нередко случается. Далекое эхо ушедших воспоминаний всегда живет в старинных домах. Если внимательно прислушаться, в укромных уголках всегда таятся воспоминания.

– Мы зовем это атмосферой места, – нервно рассмеялась мама.

– Именно! Именно так, – подхватил гиппопотам. – Дело в том, что туман усиливает эти воспоминания, делает их почти живыми. Они могут быть так близко от вас, что их легко принять за настоящие. Но никакого вреда от них нет.

– А алмаз не может развеять туман? – спросил Бен.

– Я уже подумал об этом. Но алмаз усиливает магию, так что действовать надо с осторожностью, а не то туман станет еще могущественнее.

– Жалко, что туман не может оградить музей от наводнения, – сказала мама.

– Об этом я тоже подумал, – рассудительно заметил гиппопотам.

Землеройка расчесывала усики и, похоже, пыталась завязать их узлом.

– И я об этом думаю. Наводнение страшнее всего.

– Оно не магическое, оно настоящее, – сказал гиппопотам. – И уже много вреда принесло. Если вода проникнет в музей, все сгниет и разрушится. Навсегда. Ничего уже изменить не удастся.

– Надо пойти посмотреть, что там творится, – предложила мама. – А двери заперты?

– Да, но Леон нам откроет, – ответил гиппопотам.

– Флам должен был узнать у пчел… – начал Бен, когда они завернули за угол музейного здания.

– Где он? – пискнула землеройка. – Его нигде не видать.

– Ждать нельзя, – настаивала мама. Она вглядывалась в темную воду, которая уже лизала ступеньки музея. – Ждать невозможно. Посмотрите, где вода. Если его тут нет, может, лучше пройти через заднюю дверь? Надо проверить, все ли в порядке с мисс Гарнер-Ги. Ей уже немало лет. Туман, вода – вдруг она упадет. Не знаю, много ли от меня пользы с подвернутой лодыжкой, но нам нужно туда немедленно попасть и ей помочь.

– У Констанции сил гораздо больше, чем вы думаете, – сказал гиппопотам. – Но вы правы, пора ее найти. Бен, слезай, мне надо вернуться к нормальному размеру – а не то я в эти двери не пройду.

Бену давно было пора размять ноги. Он с громким всплеском спрыгнул со спины гиппопотама прямо в лужу, но тут, у ступеней, было неглубоко, всего по щиколотку.

– Может, Флам у улья? Пойду посмотрю, – и Бен бросился за угол.

Но у входа в улей было темно и тихо. Ни сыча, ни пчел. Ни звука.

– Нет его тут, – закричал мальчик.

– Он где-то близко, – отозвалась землеройка, энергично поводя носиком и принюхиваясь, – я его чую. Посмотри в зарослях, может, он там?

Нет, в зарослях Флама тоже не было.

– Скорее сюда, Бен, – закричала мама. – Двери открываются.

Бен рванулся за угол. Гиппопотам и мама были уже на верхней ступеньке. Гиппопотам вернулся к нормальному размеру, и их обоих наполовину скрывал туман. Он клубился в дверях, рвался наружу, слабо светился зеленым фосфоресцирующим светом. Бен вдохнул противный запах и внезапно покрылся гусиной кожей. От ужаса у него подкосились ноги.

Откуда ни возьмись появился автомобиль, он был все ближе и ближе. Гиппопотам уже почти вошел внутрь, и, если бы не поторопился, его бы точно заметили в свете фар. Бен, наоборот, инстинктивно отпрыгнул в тень. Тут-то двери и захлопнулись. Фары высветили лишь пустые ступени. Бен, дрожа от холода, остался стоять снаружи. Его забыли.

Машина проехала.

– Не слишком умно получилось, – высказала свое мнение землеройка. – К счастью, нас никто не заметил, и Леон снова откроет двери, как только сможет.

Они с надеждой ждали, что двери вот-вот откроются.

Не тут-то было.

Землеройка принялась жевать хвост. Развязала узелки на усиках.

– Давай попробуем найти Флама, – предложила она, а потом добавила решительно: – Не беспокойся, ты со мной.

Бен догадался, что ей тоже страшно, и постарался сдержать слезы, выступившие на глазах. Автомобиль явно куда-то свернул. Теперь было слышно только отдаленное движение машин на мосту да птичье пение. Птички весело чирикали, словно ждали чего-то, – и действительно, приближался рассвет. Черный горизонт постепенно голубел. Скоро вокруг появятся люди – пойдут на работу, в школу.

Он пробыл тут всю ночь! Он же об этом мечтал – провести здесь целую ночь!

Бен шмыгнул носом:

– Пошли искать Флама.

Бен изо всех сил старался держаться как можно бодрее. Он сделал глубокий вдох и направился к зарослям. Тучи развеялись, и морозный воздух холодил горло, как мятные леденцы. Но в голове сразу прояснилось. Бен выдохнул – изо рта шел пар. Он еще раз дунул посильнее, чтобы повалило побольше пара – вот бы превратиться в дракона! Тогда бы он точно справился и с туманом, и с наводнением, и со всеми недругами музея.

– Веди себя прилично, – прошипела землеройка. – Кажется, я слышу… Да, это Флам. Смотри!

Не успела она закончить, как воздух задрожал от тревожного жужжания пчел и тяжелых взмахов птичьих крыльев.

– Скорее, скорее, – ухал сыч. – В музей! В музей!

– Что такое?

– Ваши велосипеды заметили. Вы их оставили у всех на виду. Вот она их и заметила. Скорее!

Пчелы и Флам скрылись из виду, и Бен услышал, что кто-то бежит, шлепая по лужам, прямо к музею. Ему почудилось, что это полиция, – и что он им скажет, если они его спросят, что он тут делает в такую рань?

– Давай! Быстрее! – пропищала землеройка и нырнула Бену под капюшон.

Дело в том, что это была совсем не полиция…