Лучи солнца пробивались сквозь зеленую листву, гиппопотам теперь был виден во всей своей красе. Тара оглушительно завизжала и чуть не свалилась в воду.
Веселые солнечные зайчики танцевали под аккомпанемент ее визга. Они плясали на каждом зеленом листе, каждом папоротнике и лиане, и от их пляски туман исчезал, а вместе с ним исчезала и таинственная тропическая растительность. Золотистые блестки света проникали в каждый уголок. Яркий белый свет потоком лился сквозь высокие окна огромного пустого зала, похожего теперь на самолетный ангар. От тумана не осталось и следа.
В одну минуту стены зала сложились, словно подзорная труба, и внутренний дворик принял привычные размеры и очертания. Лестница на второй этаж теперь тоже была совсем близко, а значит, и мама. Бену ужасно хотелось кинуться прямо к ней, но между ними по-прежнему было полно воды. Грязной, мутной, глубокой воды. К тому же ни на лестнице, ни на галерее просто не было места.
На каждой ступеньке, уже безо всяких признаков жизни, тесно-тесно стояли экспонаты. Так и положено, если музей заливает водой, – сильные рабочие переносят все экспонаты в безопасное место и аккуратно расставляют на галерее.
Так-то оно так, только никаких рабочих видно не было. Не было и кораблика, он исчез. На нижней ступеньке лестницы в ярком свете утреннего солнца бок о бок стояли мама и Констанция Гарнер-Ги. Обе маленькие, крепко сбитые, невероятно родные. Бену захотелось обнять их обеих. Они же, наверно, ужасно устали. Но пока не получится – воды все равно полно, да и Тара Лед никуда не делась.
Она была готова наброситься на всех разъяренной коброй, но для начала набрала в грудь побольше воздуха и заорала:
– Это общественное здание! Полнейшее безобразие! Вам такое с рук не сойдет!
Мама рассмеялась – большая ошибка:
– Что нам с рук не сойдет?
Больше всего на свете Тара боялась насмешек. Если она чего-то не понимала, то пугалась и злилась одновременно. Вот и сейчас зеленое от страха лицо покраснело от гнева и жажды мщения – получилось нечто серо-буро-малиновое.
– Я все видела! И все засняла! У вас что, есть разрешение на содержание диких зверей?
Констанция ответила тихим, спокойным голосом, словно ничего и не произошло:
– Доброе утро, мисс Лед. О чем это вы? Однако хочу поинтересоваться в свою очередь – а у вас есть разрешение тут находиться в это время суток? Я уж точно вас не приглашала.
Тара Лед словно и не услышала. Потрясая мобильным телефоном, она орала:
– Я все засняла! Все зафиксировала! Не знаю, как вам эти трюки удаются, но я точно знаю, что в этом здании посетителям находиться нельзя. Я все властям покажу… прямо сегодня… и полиции. В полицию я уже позвонила, я им все доложу. Они уже едут. Они вам не дадут… не дадут продолжать этот балаган.
– Балаган? – рассердилась мама. – Как вы смеете?
Тара Лед побрела по воде в сторону лестницы.
– Поосторожнее, а то как бы чего не вышло, – предупредила ее Констанция.
Тара злобно ухмылялась, ее фиолетовые губы тряслись.
– Непременно выйдет! Уж так выйдет, когда я все о вас расскажу. Я-то разбираюсь в технике безопасности. А тут такое творится, точно против всяких правил. Вам вовек не разрешат снова открыть музей.
– Какая техника безопасности? – мама тоже перешла на крик. – Вы что, совсем дура? Нас же затопило.
Бену уже не стоялось на месте. Теперь, когда зелень исчезла, прятаться было бесполезно. Если Тара Лед повернется, она сразу его заметит. С другой стороны, стоит ему сделать шаг, она его услышит. Надеясь на подсказку, он глянул на гиппопотама. Вокруг гиппопотама вился рой пчел. Пчелы тут же, всем роем, стремительно взлетели вверх. Бен и гиппопотам проводили их глазами. Бен ужасно обрадовался. Наверху, на одной из железных балок, сидел Флам. Землеройка и хамелеон зарылись в перья у него на спине. Все трое внимательно наблюдали за Тарой, их головы поворачивались вслед за ней, словно связанные одной веревочкой. Пчелы теперь клубились вокруг них и тоже внимательно наблюдали за происходящим.
Тара Лед продолжала вещать. Глаза ее горели сумасшедшим огнем – Бену это страшно не понравилось. Она медленно приближалась к маме и Констанции. И продолжала щелкать камерой.
Ее надо остановить! Он уже приготовился к прыжку, но тут заметил, что гиппопотам тихонько мотнул головой и весело подмигнул. Что его так обрадовало?
Бен наконец сообразил, где сейчас окажется эта безумная женщина. Он затаил дыхание, наблюдая за ней. Сил больше нет ждать. Шажок… еще один… еще…
И тут она поскользнулась на скрытых под водой ступеньках.
Флам спикировал вниз. Тара Лед чуть не упала, страшно завопила, но удержала телефон над водой.
Следом атаковали пчелы. Жалить было незачем, она и так уже еле держалась на ногах. Еще одно нападение Флама – и она выронила телефон. Мобильник взлетел в воздух, блестящий и скользкий, как кусок мыла.
Она рванулась за телефоном, но Флам оказался быстрее. Однако острым когтям не за что было зацепиться – гладкую пластмассу ему не ухватить.
На помощь пришел Леон. Быстрый, как молния, язык хамелеона живым лассо обвился вокруг мобильника, и, хотя тот был тяжеловат, Леон его не выпустил. Землеройка помогала ему удерживать телефон на плече у сыча.
Бултыхаясь в воде, Тара завывала:
– ОТДАЙТЕ! НЕМЕДЛЕННО!
В ответ гиппопотам зевнул, еще шире открывая необъятную пасть.
Тара в ужасе отступила.
Флам пролетел прямо над гиппопотамом, и в нужный момент Леон выпустил телефон. Тот приземлился прямо на язык огромному зверю.
Тара Лед упала на колени и оказалась по шею в воде. Она в ужасе закрыла лицо руками – вдруг гиппопотам и ее тоже съест!
Но он просто закрыл пасть.
Глядя несчастной женщине прямо в глаза, он зубами раздавил телефон. После этого аккуратно выплюнул все до одного осколки. Прямо на нее.
Тара Лед зашаталась и истерически завопила:
– Уберите отсюда это чудовище! Оно же шевелится! Оно проглотило Джулиана! Оно его съело!
– Не ел он мистера Пика, – громко сказал Бен. – Он никого не трогает.
Тара резко повернулась и на четвереньках поползла к мальчику. Выглядела она ужасно, Бену даже стало ее жалко. Может, помочь ей встать?
– Не подходи близко, – предупредила мама. – Она не в себе.
– Мы даже не видели мистера Пика, – сказала Констанция.
– Я видела, – ответила мама. – Последний раз – возле плотины. Это он устроил наводнение. И нас убить пытался. Не сомневаюсь, она тоже в курсе.
Тара повернулась к маме и завопила, брызгая слюной:
– Какая нелепость!
Теперь уже кричали обе, и Бен заткнул уши – он терпеть не мог, когда взрослые ссорятся.
Иногда, если у тебя уши заткнуты, ты слышишь лучше всех. Бен первым услыхал сирену.
– Полиция приехала, – он попытался перекричать всех остальных.
Все разом замолчали.
Снаружи хлопнула дверца машины.
Тара Лед вскочила на ноги, с ее одежды стекала грязная вода, но в голосе слышалось торжество:
– Говорила же я вам, что я вызвала полицию. Стоит им только увидеть это страшилище… И воду. Выкачать отсюда воду стоит недешево. Вопиющее несоответствие санитарным требованиям. У вас тут все сгниет и протухнет. Вам в жизни снова не открыться. Вам придется закрыть музей. И я организую, чтобы у вас забрали все часы и инструменты, и тогда…
– Ничего вы не сделаете, – завопил в ответ Бен. – Ничего!
Мама тоже так думает, да? Нет, мамино лицо выражает глубокую тревогу. Чего она боится? Как только придут рабочие и выкачают воду, все снова будет в порядке!
Тара Лед продолжала выкрикивать угрозы.
– Это же ничего не значит, правда? – Бен умоляюще посмотрел на гиппопотама. – Ты же сказал, что все будет в порядке.
Шкура зверя намокла от воды и казалась куда темнее. Он устало глянул на мальчика.
– Ты же можешь избавиться от всей этой воды, – настаивал Бен. – Сам. Я знаю. Вода тебе вреда не наносит. У тебя есть алмаз. Пусть он тебе поможет. Сдуй всю воду, как раньше.
Гиппопотам вздохнул устало:
– Алмаз творит волшебство ночью. Утренние лучи солнца утомляют меня. И все эти люди вокруг. Я больше не чувствую своей власти. Я не могу сдуть воду – дыхания не хватает. Скажи мне, что делать, а то у меня мысли путаются.
– Не можешь же ты нас сейчас бросить! – Бен так сильно сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели. – Попытайся. Еще рано, солнце невысоко. Можно же как-то избавиться от всей этой воды? Одним махом. Не важно как. Не можешь сдуть… ну, не знаю… выпей ее, что ли.
Он, конечно, совершенно не хотел, чтобы гиппопотам пил эту отвратительную воду.
Но гиппопотам опустил морду и принялся шумно лакать.