— Я не обязана все это выслушивать, — процедила Лора Чейз.

Несмотря на разгневанный голос, выглядела она самим воплощением спокойствия. Скрестив ноги, миссис Чейз сидела в своей гостиной на диване, обитом полосатым шелком.

— Ну хорошо, — сказала она. — Я действительно говорила своим друзьям, что жду не дождусь, когда Малкольм исчезнет из моей жизни. Господи, но не таким же образом!

Фемур откашлялся. Аромат ее духов и запах самой комнаты, смешиваясь, раздражали ему горло. Фемуру не нравилась ни холеная вдовушка, ни ее дом, обставленный дорогой, но разномастной мебелью. Кроме того, ему очень не нравились полученные от подчиненных сведения о том, как миссис Чейз относилась к мужу последние месяцы и что о нем говорила. Судя по показаниям свидетелей, поведение Лоры Чейз бывало настолько агрессивным, что Фемур решил самостоятельно допросить ее и выяснить, не могла ли она организовать убийство супруга. Их беседа продолжалась уже несколько минут и пока не принесла никаких результатов, если не считать того факта, что вдова на самом деле оказалась бессердечной стервой.

Фемур вспомнил, как безутешно рыдала Дебора Гибберт, и поведение миссис Чейз показалось ему еще подозрительнее. Пустой картотечный шкаф на ее месте вел бы себя гораздо эмоциональнее. Фемур из последних сил старался не выказать свою неприязнь к хозяйке дома слишком явно.

— Почему вы хотели избавиться от мужа?

Миссис Чейз недоуменно приподняла выщипанные брови.

— Да бросьте! — раздраженно проговорил Фемур. Он не собирался миндальничать с этой стервой. — Если мы хотим выйти на убийцу, нам нужно выяснить, чем занимался ваш супруг в последние месяцы, и узнать побольше о нем самом. Какими бы ни были ваши взаимоотношения, вы знали его лучше всех остальных.

Стив Оулер, молодой констебль из отдела Фемура, нервно передернулся. Фемур не обратил на него никакого внимания. Стив неплохой парень, просто чересчур щепетильный. Если эта особа хочет играть жестко, пускай имеет в виду, что полиция в долгу не останется.

— Хорошо, главный инспектор Фемур. Человек, за которого я выходила замуж, казался мне идеалистом. Он принадлежал к левому крылу своей партии и мечтал сделать все, чтобы бедные и обездоленные люди жили лучше. По крайней мере поначалу мне казалось, что Малкольм именно такой человек.

Фемур окинул взглядом богато обставленную гостиную и проникся к ее хозяйке еще большей неприязнью. Если у женщины такой роскошный дом, то зачем ей выходить замуж за человека, который печется о бедных и обездоленных? Если же она сама о них беспокоится, то зачем ей заводить такой дом? В сравнении с миссис Чейз Фемур и сам относился к тем самым обездоленным.

— Однако чем лучше я узнавала Малкольма, тем больше было мое разочарование. Он был крайне тщеславным и внешне очень самоуверенным, а на самом деле постоянно нуждался в том, чтобы его хвалили и превозносили до небес все новые и новые поклонницы. Он был скучен и жалок. Боюсь, через какое-то время мне просто-напросто надоело льстить его самолюбию.

Она сняла одну ногу с другой и скрестила их по-новому. Ноги у миссис Чейз были отличные, и она старалась извлечь из этого обстоятельства всю выгоду, какую только возможно. Другие части ее тела начинали выдавать возраст своей обладательницы — по морщинкам на шее, как по кольцам в стволе дерева, можно было сосчитать годы, а кожа вокруг глаз и под подбородком становилась дряблой.

«Хватит, — сказал себе Фемур. — У меня нет никаких причин ее ненавидеть. Надо успокоиться и сосредоточиться. Итак… Что она сейчас сказала? Под внешним апломбом ее муж скрывал неуверенность в себе».

Дебора Гибберт говорила нечто подобное. Фемуру показалось интересным, что ни один из мужчин, с которыми он успел поговорить, никакой неуверенности в Чейзе не замечали. Может, именно скрытая уязвимость делала Малкольма Чейза таким привлекательным для женщин? По крайней мере в самом начале романа. Или дело в сочетании неуверенности с его так называемой харизмой? Надо спросить у Келли. Она должна разбираться в таких вещах, хотя мужчины ее и не интересуют. Вероятно, некоторые женщины считают, что им понравятся мужчины со слабостями. На самом деле женщинам быстро надоедают такие мужья и любовники, и рано или поздно они их бросают.

После свадьбы Сью тоже относилась к его страхам с пониманием. Потом появились дети, и она стала набрасываться на Фемура с упреками всякий раз, когда он проявлял хоть малейшее беспокойство.

«Ну хватит, — снова сказал себе Фемур, бесконечно уставший от таких мыслей. — Во-первых, миссис Чейз не Сью, а во-вторых, ты здесь по долгу службы. Возьми себя в руки и за дело».

— Ваш муж никогда не упоминал, что его кто-то преследует? Ему никто не угрожал?

Фемур надеялся, что миссис Чейз потеряет бдительность, решив, что полиция подозревает постороннего человека, и выдаст хоть какую-то полезную информацию.

— У вас не было никаких подозрительных телефонных звонков?

Констебль Оулер расслабился и успокоенно откинулся на спинку дивана.

— Нет, — ответила Лора Чейз и повернула тонкое запястье, чтобы взглянуть на часы.

Предполагалось, что Фемур должен поразиться их дороговизне. К несчастью для миссис Чейз, он понятия не имел, сколько могут стоить такие часики. Если честно, ему вообще было на них наплевать.

— Через двадцать минут у меня назначена встреча, — сказана миссис Чейз. — Я попросила секретаршу Малкольма, Сэлли Хатфилд, показать вам мой кабинет и ответить на все вопросы, которые у вас возникнут. Она ждет наверху. Можете просмотреть все мои ежедневники и платежные документы, все, что сочтете необходимым. Ну, и записи Малкольма, естественно. Так вы получите гораздо больше полезной информации, чем при утомительных расспросах, которые для вас, должно быть, не менее скучны, чем для меня.

— Спасибо, — сказал Фемур.

Ничего другого он сказать не имел права, поскольку никаких оснований предъявлять миссис Чейз обвинение и брать ее под стражу пока не имелось. Кроме того, в ее бумагах и правда могла найтись полезная информация. Фемур собирался поручить Оулеру разбираться с бумагами, а сам хотел вернуться в отдел, выбросить из головы все личные проблемы и заняться делом. Если честно, Фемур очень надеялся, что заказчицей убийства окажется не кто-нибудь, а миссис Чейз. Однако ему еще предстояло найти достаточно убедительных оснований, прежде чем выволочь вдову из дома в наручниках и попасть на первые полосы газет. Он уже видел аршинные заголовки: «Полиция делает очередную ошибку. Безутешная вдова отправляется за решетку, а настоящий убийца гуляет на свободе».

Лора Чейз поднялась с дивана и осталась стоять — миниатюрная, но полная энергии, почти как лазерная пушка.

— Могу уверить вас, что никаких записей наподобие «разыскать наемного убийцу» в моих ежедневниках вы не найдете. Хотя, конечно, вам необходимо проверить мои расходы на предмет подозрительных выплат.

— Как вы думаете, сколько это могло стоить? — неожиданно спросил Стив Оулер.

Фемур спрятал улыбку и подумал, что Оулер, как выясняется, не такой уж щепетильный. Молодец, парень. Однако миссис Чейз оказалась чересчур хорошо изолирована, чтобы пострадать от такого слабого заряда.

Остановившись на полпути к двери, она взглянула на полицейских с изумлением, от которого ее лицо стало вдвое живее, чем прежде.

— Понятия не имею, — сказала она. — Пятьсот фунтов? Или пять тысяч фунтов? Я не знаю. Это не входит в область моей компетенции, констебль. Надеюсь, я ответила на все ваши вопросы. Всего доброго.

— Подождите, миссис Чейз.

Фемур с удовольствием заметил, что она колеблется. Он должен был задать Лоре Чейз еще один вопрос. Ради сержанта Каролины Лайалт.

— Вы не знаете, почему ваш муж уделял так много сил и времени борьбе с распространением наркотиков? Кто бы о нем ни рассказывал, все в первую очередь отмечают эту особенность.

Лицо миссис Чейз просветлело, как белая кухонная раковина после обработки отменным чистящим средством. Ее голос тоже напоминал чистящее средство — приятное на ощупь, но едкое по воздействию.

— Как и все остальные его проекты, борьба с наркотиками была отличной платформой для амбициозного политика. Практически все потенциальные избиратели согласятся, что распространение наркотических веществ должно строго контролироваться. Все хотят, чтобы их оградили от преступных элементов — даже некоторые из тех, кто сам балуется марихуаной или кокаином. Ну а сами отбросы общества все равно никогда ни за кого не голосуют.

— Значит, никаких личных мотивов у него не было?

— По-моему, нет.

Она сделала пару шагов обратно в комнату, что Фемур воспринял как комплимент.

— Насколько мне известно, — продолжала миссис Чейз, — сам он сталкивался с наркотиками только один раз, в свой последний год в школе. В конце шестидесятых многие их пробовали, но Малкольму в отличие от других не понравилось. Больше он к наркотикам не прикасался.

— Понятно. Но в те годы вы были еще незнакомы друг с другом, верно?

— Да. Мы встретились лет десять назад, на одном благотворительном обеде.

Она посмотрела сначала на Фемура, затем на констебля и снова на Фемура. Ее губы изогнулись в циничной ухмылке.

— Думаю, вы сказали бы, что мы с Малкольмом влюбились друг в друга. Сейчас в это сложно поверить.

— Любовь длилась недолго?

— Да, главный инспектор, недолго.

Голос миссис Чейз звучал без особых эмоций, не считая легкого презрения к туповатым полицейским, до которых самые простые вещи доходят в два раза дольше, чем до нормальных людей.

— Он вам изменял?

— Думаю, вы и сами прекрасно знаете ответ на свой вопрос. Разумеется, он мне изменял.

— Но вы все-таки не уходили от него?

— Совершенно верно.

Фемур продолжал смотреть на нее, давая понять, что такого ответа недостаточно. Миссис Чейз опять сделала шаг в сторону двери.

— Он все время обещал, что это в последний раз, а я верила. Вы, главный инспектор, наверное, считаете меня бесчувственной, хотя я очень долго пыталась верить мужу, старалась сохранить наш брак. Я сдалась, только когда поняла, что он не ценит моих усилий и не собирается мне помогать.

Миссис Чейз была не в том возрасте, чтобы заливаться краской стыда или гнева, но, судя по тону, она считала свое негодование совершенно справедливым.

— И должна вам сказать, что совместная жизнь с Малкольмом даже ангельски терпеливую женщину превратила бы в истеричку. А теперь мне действительно пора. Если захотите задать еще какие-то вопросы, созвонитесь с моим секретарем, и я постараюсь уделить вам немного времени.

— Хорошо.

— Кстати, главный инспектор, я надеюсь, вы поймаете того, кто застрелил моего мужа. Не знаю, удастся ли вам это сделать, но мне не хотелось бы, чтобы убийство Малкольма осталось безнаказанным. Надеюсь, вы меня понимаете?

Фемур немного помолчал, чтобы увидеть, как миссис Чейз справится с неловкой паузой. Она же явила собой картину сдержанного нетерпения, несколько раз бросив взгляд на дорогие наручные часы.

— Думаю, да. Я вас понимаю, — сказал наконец Фемур. — И прежде чем уйдете, скажите мне, какой наркотик пробовал ваш муж? ЛСД? От него, и правда можно загнуться.

— Мне почему-то кажется, что это был героин, хотя поручиться я не могу…

Миссис Чейз, глядя на Фемура, открыла дверь.

— …К счастью, несмотря на все свое слабоволие, он оказался достаточно благоразумным, чтобы не зайти чересчур далеко и не попасть в зависимость.

— В шестидесятых героин был довольно редким для школ наркотиком.

— Конечно, вам лучше знать. Мы разговаривали об этом всего один раз, и, насколько я припоминаю, он называл именно героин.

Миссис Чейз уже переступила порог, но все еще смотрела через плечо на Фемура.

— Боюсь, меня не слишком заинтересовал тот разговор, поэтому уточнять я не стала.

— Понятно. Мы постараемся проверить. В какой школе он учился?

— В школе Святого Иоанна, в Хенли. Он получал стипендию. — В голосе миссис Чейз снова зазвучало нетерпение. — Зачем вы спрашиваете у меня такие вещи? Их не так уж трудно выяснить самостоятельно. Надеюсь, у ваших сотрудников хватит сообразительности, чтобы заглянуть в справочник «Кто есть кто»?

С этими словами миссис Чейз вышла из комнаты.

— Да уж, — после короткой паузы проговорил Фемур. — Только время зря потратили. Давай, Стив, поднимайся наверх и займись делом. Я возвращаюсь в отдел и попрошу ребят покопаться в его школьных делах. Может, найдем что-нибудь насчет наркотиков.

— Уилл, а какой смысл копаться в ее бумагах? Если бы она хотела выплатить кому-нибудь большую сумму, то продала бы драгоценности или те часики и заплатила бы наличными. Такая дамочка никогда не оставила бы нам документальной улики.

«Вот дьявол! — подумал Фемур. — Сначала меня отчитывает подозреваемая, потом мой собственный констебль учит меня работать. Похоже, я серьезно сдал».

— Я знаю, Стив, — сказал он гораздо терпеливее, чем хотел бы. — Мы ничего не найдем в ее бумагах, и тем не менее придется все тщательно проверить. Кстати, у тебя будет возможность расспросить секретаршу, а она знает дела Чейза гораздо лучше, чем его жена, да и об отношениях супругов может много чего поведать.

— Сержант Лайалт с Пеппером уже говорили с ней и…

— Я знаю, что они с ней говорили. Только ты ведь у нас симпатичный парень. Ты можешь вытянуть из нее больше, чем Пеппер с Лайалт. Постарайся, Стив, ладно?

— Конечно, шеф.

Оулер по-прежнему колебался, глядя на Фемура взволнованно и с сочувствием — так, как никогда раньше не смотрел. Фемур покачал головой. Он знал, что собирается сказать констебль, и не хотел это слышать.

— Если честно, Уилл, выглядишь ты хреново. Тебе надо поесть, или поспать, или еще чего-нибудь, я не знаю…

— Марш отсюда и принимайся за дело.

Странно, что Оулер до сих пор не понял, что сочувствовать своему начальнику еще непростительнее, чем учить его работать. Парню будет полезно повозиться с бумагами и счетами за электричество.

Что касается его самого, то Фемур решил вернуться в отдел и сказать Каролине, что ее догадки насчет наркотиков могли оказаться хотя бы отчасти верными, хоть она и переоценила человеколюбие Чейза. Судя по всему, от наркотиков пострадал он сам, а не его друг или подружка.

Триш сидела в коридоре здания Королевского суда, ждала, когда начнется слушание ее дела, и читала страстную речь Малкольма Чейза об ошибках правосудия и их жертве — Деборе Гибберт. В конце статьи было сделано небольшое примечание, напечатанное курсивом: «Фильм Анны Грейлинг о Деборе Гибберт, „Вырванная из семьи“, выйдет в телевизионный эфир в течение года».

Судя по тому, что судебные приставы лениво слонялись по коридору, слушание начнется еще не скоро. Триш сделала своему солиситору знак, что отойдет в сторонку позвонить по телефону. Солиситор спокойно кивнул. Триш завернула за угол, в главный холл, и набрала номер Анны.

— О да, — жизнерадостно воскликнула та минуту спустя. Теперь в ее голосе не только не звучало никаких слез, но даже слышались веселые нотки. — Такую прекрасную возможность нельзя упускать ни в коем случае. То есть не пойми меня неправильно, Триш. Я просто…

— Если ты уже в яме, Анна, не надо копать дальше.

— Ладно, ладно. Просто ты должна признать, что ради освобождения Деб стоит использовать и прессу, и общественное мнение. Газетное воззвание мертвеца здорово ей поможет. Все, что я хочу сделать, это помочь Деборе.

— Я поняла, а что там насчет «выйдет в телеэфир…»? Твои редакторы сегодня утром дали добро на съемки?

— Ну, не совсем. Дело в том, что я с ними разговаривала и сейчас уже практически ясно, что…

— Анна, помолчи, пожалуйста! Сейчас сама попытаюсь догадаться. Ты собралась использовать убийство Малкольма, чтобы убедить телекомпанию купить твой фильм, так?

— Ну, примерно так. И, похоже, это сработает. Пойми, Триш, я ведь не просто так. Я борюсь за свое будущее. И за свободу Деб.

— Я знаю, знаю. Теперь скажи-ка, твои люди нашли что-нибудь по медицинским вопросам?

Последовала пауза.

— Понимаешь, Триш, тут такое дело… В общем…

Триш почувствовала, как застывшая лава злости начинает плавиться.

— Ты хочешь сказать, что до сих пор не отправила кого-нибудь поговорить с докторами?

— Если честно, дело еще серьезнее. Я не могу… У меня пока нет денег, чтобы… Я не могу брать в банке еще один кредит, пока не получу одобрения редакторов. Прости меня, Триш.

— Значит, никто, кроме меня, никаких поисков не ведет? Я правильно тебя поняла?

— Да.

— Черт возьми, Анна! Почему ты мне сразу не сказала?

Триш вспомнила, сколько часов посвятила этому проекту. Вспомнила целые списки вопросов, которые печатала на компьютере и отправляла Анне по электронной почте. И все напрасно. Какая бездарная трата времени! Неудивительно, что она так и не получила всех нужных материалов по делу.

— А кто собирал ту информацию, которую ты пару раз мне присылала? — спросила она.

— Я вообще-то. Делала, что успевала между поисками студий, операторов, помощников…

— Не надо перечислять мне весь список заново, — раздраженно сказала Триш. — Я знаю, что тебе сейчас непросто. Пусть так. Только у меня нет времени делать все самой. У меня собственных дел хватает, и отец только из больницы выписался. Достань мне всю информацию по лекарствам, которые принимал отец Деб, и по состоянию его здоровья. В противном случае я выхожу из дела. Ты меня поняла?

— Я не понимаю, почему ты так злишься.

— Потому что ты ведешь себя, как ребенок. Анна, почему ты с самого начала не сказала мне правду? Я столько дней на твой проект потратила. Если бы ты нанимала меня как адвоката, тебе бы пришлось заплатить мне десятки тысяч фунтов.

Поток раскаленной лавы все нарастал, и Триш чувствовала, что пришло время заканчивать разговор. Анна пребывала в отчаянном положении, и кричать на нее не имело никакого смысла.

— Не понимаю, почему ты меня отчитываешь. Сама-то ты до сих пор даже с Корделией не поговорила, хотя у нее может быть ключ ко всему делу.

Триш сосчитала до трех.

— Ты права, Анна. Мне пора идти. Счастливо.

Триш захлопнула крышку телефона и сунула его под просторную мантию, в карман черного пиджака. Она стиснула зубы так сильно, что, казалось, больше никогда не сможет их разжать. Затем подумала, что лицо у нее наверняка побелело как мел. Когда она злилась так сильно, вся кровь будто уходила куда-то и упорно не желала поступать в голову. Оставалось надеяться, что слушание начнется минут через десять, не раньше. Если она возьмется за дело в таком состоянии, ее клиента не ждет ничего хорошего.

К счастью, судебные приставы все так же бесцельно слонялись по коридору, а все остальные спокойно читали свои газеты. Триш уселась на жесткую скамью и снова принялась перечитывать статью Малкольма.

Начинал он с описания и объяснения той единственной улики, которую обвинение имело против миссис Гибберт, затем переходил к собственным воспоминаниям о Деб, а потом приводил свидетельства тех, кто был с ней знаком. Заканчивалась статья страстным осуждением несправедливости, которая отправила в тюрьму невинную женщину и могла исковеркать всю жизнь ее детям. Последняя часть статьи была особенно яркой.

Кто-то похлопал Триш по плечу, и она быстро подняла голову.

— Начинаем, Триш. С тобой все в порядке?

— Конечно. Почему ты спрашиваешь?

— Ты как будто беспокоишься.

Триш улыбнулась и заметила, что солиситор облегченно вздохнул.

— Я нервничаю совсем по другому поводу, — сказала она. — Не волнуйся.

Поднявшись со скамьи, она расправила мантию и вернулась к привычному образу профессионала. Сегодня она обязательно справится. Материалы дела изучены вдоль и поперек. Клиент останется доволен.

Пять часов спустя она уже вернулась к себе в квартиру, лежала на диване со стаканом минеральной воды в руке и не верила, что проклятая жара когда-нибудь кончится. Судебное заседание прошло довольно неплохо, но в зале почти не работали кондиционеры, и поэтому стояла невыносимая духота. Хотя костюм Триш был сшит из тонкого льна, вместе с мантией получалось, что на ней одеяние из двухслойной черной ткани. В такую погоду подобный наряд становился непростым испытанием даже без утягивающих колготок с лайкрой.

Триш старалась убедить себя, что именно жаркая погода стала причиной тех немилосердных слов, что просились на язык при мысли о старой подруге Анне. Извлекать выгоду из чьей-то насильственной смерти — самое последнее дело. Так же, как врать своим друзьям и нагло их использовать.

— Ну хватит, — сказала Триш вслух. — Забудь.

Уставшая и недовольная собой, она снова взялась за газету. В центре страницы красовалась огромная эффектная фотография Малкольма, а рядом с ней еще один снимок, гораздо меньший по размеру, с портретом Деб, которая выглядела очень невзрачно и совсем не походила на подругу такого человека, как Чейз. В его лице было нечто, заинтересовавшее Триш.

Она всматривалась в фотографию все внимательнее и видела, как на ней словно проявляется лицо другого человека, более юного и гораздо менее самоуверенного, но все-таки очень похожего на Чейза. Триш помотала головой. Что за абсурдная идея! И все-таки, если сделать лицо Малкольма моложе лет на тридцать, сделать его женским, добавить копну длинных волос и убрать челку, то получится точная копия Кейт Гибберт, старшей дочери Деб.

У нее та же форма лба, те же густые темные волосы, заостренный подбородок и обаятельная улыбка, как и у Чейза. Даты тоже совпадали. Интересно, подумала Триш, приходило ли Адаму в голову, что ко времени их помолвки Деб могла ждать ребенка от другого? Неужели он никогда не замечал сходства старшей дочери с бывшим любовником своей жены? Триш потребовалось на это немало времени, но у Адама его имелось предостаточно, и он не настолько глуп или тщеславен, чтобы не замечать очевидных вещей.

На экраны телевизоров и первые полосы газет Малкольм начал попадать относительно недавно. С другой стороны, Адам мог опоздать с прозрением и только сейчас, много лет спустя, заметить, что красавица дочь — единственное существо, которое делало его жизнь сносной — принадлежит кому-то другому.

Триш сама видела, что Адам в отчаянном положении и держится из последних сил. Такого открытия могло хватить на то, чтобы он совсем обезумел от горя.

Триш села, сжимая газету во влажных ладонях, и снова посмотрела на лицо убитого политика. Сама она не знала, как люди находят наемных убийц, но подозревала, что это не так уж сложно выяснить. Кроме того, Адаму не обязательно было искать наемника. Если бы он захотел избавиться от Малкольма Чейза, то сам надел бы кожаную куртку с мотоциклетным шлемом и сделал грязную работу без посторонней помощи. Конечно, Адаму пришлось бы искать оружие, однако, судя потому, что пишут в газетах, особых трудностей у него не возникло бы.

Триш очень захотелось позвонить Фемуру и спросить, не догадался ли он допросить Адама. Немного подумав, она решила этого не делать. Она уже разозлила полицейских, указав на связь Чейза с Деборой Гибберт. В тот раз Фемур не пожелал воспринять ее слова серьезно. Почему сейчас он должен поступить иначе?

Триш подумала, не написать ли Деборе письмо с просьбой подтвердить или опровергнуть ее догадку. Затем решила, что не стоит. Теперь, когда Триш видела разительное сходство Кейт с Малкольмом и не могла понять, как можно было не заметить его сразу, она уже не сомневалась, кто настоящий отец девочки. Она жалела, что не знала правды с самого начала, до того, как ездила на свидание к Деб. Те вопросы, которые Триш хотела задать Деборе, нельзя было доверить письму. Она решила, что задаст их, если снова поедет в тюрьму.

Джордж сегодня вечером собирался на ужин Общества юристов и не должен был приехать к Триш. Она взяла телефонную трубку и позвонила Пэдди, чтобы узнать, как у него дела и не нужна ли какая-то помощь.

Пэдди чувствовал себя отлично и сказал, что с удовольствием встретился бы с Триш и поболтал. С легким сожалением подумав о прохладном душе и своих планах пораньше лечь спать, она села в автомобиль и направилась к отцу, в район Баттерси на южном берегу Темзы.