Новый год издавна считается семейным праздником, и многие продолжают следовать традиции и встречают его в кругу семьи или близких друзей. Так обычно делала и Ангелина. Покупала подарки, брала с собой лучшее платье и садилась в поезд до Смоленска — родного города. Там ее встречали родители, иногда и другие родственники, и все дружно, в приятном волнении торопились домой.

Но, как уже было сказано, Ангелина отложила поездку, чем сильно огорчила близких.

— Будешь отмечать праздник с Альбертом? — предположила мама в одном из телефонных разговоров.

— Нет, с Альбертом нас больше ничего не связывает, — честно ответила Ангелина, не сдержав вздоха облегчения.

— А с кем же ты будешь в новогоднюю ночь? Неужто останешься одна, в квартире?

«Нет, я буду в больнице, с Германом», — чуть было не сказала она, но вовремя сдержалась. Родители не знали о существовании давнего поклонника, и тем более, не предполагали, в каком жутком напряжении проходили у Ангелины последние недели, и с чем это было связано. Она решила не волновать родителей, поэтому ссылалась на плотный график и бесконечную занятость. Насчет празднования Нового года у нее тоже нашлась отговорка:

— Я буду отмечать с Элей.

Мама не стала приставать с расспросами. Огорченно вздохнув, она поделилась с дочерью последними новостями и распрощалась.

Новый год Ангелина встретила в палате Германа. Каких трудов ей стоило договориться с медсестрой! Та не скрывала своего недоумения, сказав, что случившееся с Германом не означает, что жизнь Ангелины кончена, нужно идти дальше, продолжать заниматься привычными делами и все в таком духе.

— Ведь он тебе даже не муж, — бросила девушка и красноречиво изогнула брови. — Зачем эти хлопоты? Вряд ли он сможет оценить такую жертвенность.

Ангелина опустила глаза. Мысленно она постоянно себя успокаивала: «Я не должна их слушать. Все будет хорошо». Ну почему, почему же все так пытаются ее уговорить отказаться от Германа? Поставить на нем крест? Отвернуться, как отвернулись другие?

Медсестра продолжала красноречиво глядеть на нее, ожидая ответа.

— Герман — мой друг, — решительно сказала Ангелина. — Я не брошу его в беде.

— Я понимаю. Но и ты пойми: врач не наблюдает положительной динамики, — развела руками медсестра. — Этот бедняга уже не встанет, а если встанет, то будет умственно отсталым или больным человеком.

«Я не должна их слушать. Не должна…» — твердила она, как заклинание.

— На все воля Божья. Главное, чтобы Герман пришел в себя. Я готова ухаживать за ним любым — лишь бы он остался жив. Пожалуйста, пустите меня к нему, — настаивала Ангелина.

— Ты еще такая молодая, красивая… Зачем тебе такая обуза?

Ангелина холодно промолчала.

Медсестра пожала плечами и, пусть неохотно, но все же пустила ее в палату.

Но проходили дни, а все оставалось без изменений. Врачи по-прежнему не давали никаких шансов на жизнь. Медсестры продолжали смотреть на нее с непониманием и удивлением.

Ангелина все так же приходила к Герману, тихонько молилась и подолгу глядела на него. Его лицо оставалось бесстрастным, неподвижным и жутко бледным. Казалось, его организм отдавал последние силы на борьбу за жизнь, но безуспешно. Из этого лица ушли все краски жизни, уголки губ не дрожали в нежной улыбке, пальцы не стремились коснуться ее волос.

— Вот и начался новый год, Герман, — печально произнесла она, дотронувшись до его руки. Пальцы были холодными.

Где-то там, вдали, за окном, шумела жизнь. Звенел смех, завывала метель. Слышались сигналы машин. Как странно. Мир продолжает жить, несмотря на то, что каждую секунду умирает человек. В последний раз стучит чье-то сердце, ставя жирную точку в книге жизни. Но ветер продолжает шуметь в березах, солнце по-прежнему садится за горизонт, а потом встает на востоке. Времена года сменяют друг друга, словно ничего и не случилось, а где-то там опять оборвалась чья-то жизнь.

Ангелина все еще сидела в тягостной тишине, не находя нужных слов. Только сильно сжимала его пальцы, боясь, что его сердце тоже стучит в последний раз.

Говорят, что человек, находящийся в коме, продолжает слышать. Ангелина верила в это. И каждый раз, заходя в палату, она здоровалась с ним и справлялась о погоде, словно он просто задремал, словно вот-вот проснется и ответит на ее приветствие.

Иногда она тихонько напевала ему отрывки из своих партий, и зловещая тишина, так угнетавшая ее, рассеивалась. Нежный голосок парил в пространстве, перекликаясь со звуками медицинских приборов. В такие минуты она поглядывала на дверь, боясь, что сейчас ей сделают замечание. Но никто не входил. И она продолжала тихонько петь.

Сегодня тишина в палате была особенно тягостной. Ангелина опустила голову, зажмурила глаза, припоминая слова либретто оперы «Война и мир». Совсем недавно она исполняла партию Наташи, и светлый образ героини все еще не отпустил ее.

— «Решите мою участь: быть любимым вами или умереть», — тихо запела Ангелина. Спроси ее об этом Герман, она, не задумываясь, выбрала бы первый вариант. Ах, если бы сейчас все зависело только от ее слова!

— Решить? Все, все, что он захочет. «Лишь слово «да» сказать вам стоит, и я похищу вас и увезу вас на край света», — продолжила она и на миг умолкла.

Эти строчки удивительным образом перекликались с той незабываемой встречей, когда Герман встретил ее у театра во второй раз. Память взяла кисть и сделала несколько мазков на листе ее сознания. В голове мгновенно всплыли знакомые яркие образы.

Вот Герман, в волнении переминаясь с ноги на ногу, ждет ее у входа. Она, облаченная в легкое лиловое платье, с жакетом в руках, бодро спускается по ступеням и не сразу замечает его. Солнце медленно садится за горизонт, бросая огненные блики на ее волосы, и от этого длинные кудри становятся насыщенного медного цвета. Ангелина не видит эту игру света на волосах, она лишь бросает взгляд на зеленые верхушки деревьев, любуясь красотой и очарованием природы.

— Добрый вечер, — возвращает ее на землю знакомый голос.

Ангелина поворачивает голову и, наконец, замечает Германа.

— Ах, это вы!

Он вручает ей пышный букет цветов. Некоторое время Ангелина любуется утонченными лепестками, длинным, изящным стеблем, и ощущает неповторимую, манящую нежность, исходящую от фрезий. Тонкий аромат цветочно-древесной свежести окутывает ее с головы до ног, как облако.

— А где же пламенная речь? — смеется она, прижимая цветы к груди.

Герман, похоже, смущается. Несколько секунд он глядит себе под ноги, раздумывая. Затем извлекает из кармана изящную коробочку и протягивает ее Ангелине. На мгновение их пальцы соприкасаются, и она чувствует едва уловимый трепет.

«Что со мной? — испуганно спрашивает она себя, пытаясь унять сердцебиенье. — Наверное, нервы. Эта неделя была слишком напряженной».

Ангелина, затаив дыхание, открывает коробочку. На черной бархатной поверхности сверкают золотые сережки со знаком бесконечности.

— Герман, зачем… — изумленно произносит она, поднимая взгляд.

— Вы знаете, что означает символ бесконечности? — вдруг спрашивает он, подняв глаза.

Ангелина продолжает изумленно глядеть на него, не в силах произнести ни слова.

— Бесконечность означает невозможность указать границы или меру для какого-то понятия, — поясняет Герман. — А еще это значит неразрывное соединение двух душ. Ангелина, я бесконечно хочу быть рядом с вами.

— Герман, я…

— Ничего не говорите, — перебивает он ее. — Просто позвольте быть рядом.

«Быть рядом». Эти два слова эхом отскочили от больничных стен, заставив сердце затрепетать от отчаяния.

— Как близок, как страшно близок вдруг стал мне этот человек… — зазвенел ее голосок. Так закончила она свою мысль словами Наташи Ростовой.

Герман и вправду за все эти дни стал для нее близким человеком. Не случись с ним трагедии, она, наверное, и не подумала бы узнать его лучше. Его знаки внимания она принимала как должное — сколько вилось вокруг нее этих поклонников? Но в их последнюю встречу что-то произошло незаметно для нее самой, — что-то странное и волнующее. Казалось, что могло привлечь ее в этом сером воробушке? То ли дело Альберт — властный, пылкий, гордый. Его большие черные глаза отражали притягательное лукавство, а сильные мускулы в сочетании с широкими плечами напоминали стан римского гладиатора. Незаметный, тихий и невзрачный Герман на его фоне совсем не выделялся. Но душа… Что это была за душа! Говорят, душа отражается в глазах. Голубые глаза Германа всегда светились теплотой. Глядя в них, Ангелина ощущала, как в сердце нисходит мир и покой. Такие глаза говорили о многом.

За все это время, перебирая его вещи, вспоминая детали их встреч, Ангелина поняла, что Герман хороший человек. Она привязалась к нему как к другу, и искренне надеялась, что он поправится.

Внезапно дверь палаты открылась, и порог неуверенно переступила женщина лет тридцати.

— Простите, я не должна здесь находиться… — смущенно произнесла она. — Медсестра так и не подошла. А мне хотелось хоть на секунду посмотреть на него…

Ангелина глядела на нее в растерянности, не зная, что сказать.

— Вы, наверное, родственница Германа? — наконец, спросила она.

— Нет. Честно говоря, мы с ним вообще не знакомы.

— Как это?

Щеки женщины стали пунцовыми от смущения. Она осторожно выглянула в коридор, затем неуверенно приблизилась к Герману.

Ангелина молча оглядывала ее напряженное лицо и плечи. Губы женщины дрожали — то ли от волнения, то ли от желания высказаться. Наконец, она произнесла:

— Этот человек спас моего сына.

На ее глазах показались слезы.

— Я все не решалась прийти… А теперь вижу, что поздно… Он умирает.

Ангелина хотела возразить, но ее рот свела судорога боли. Тем временем женщина продолжила:

— В тот день я сидела на лавочке в сквере, недалеко от одного из театров… Не знаю, как так получилось, но мой сын вдруг исчез из поля моего зрения. Я искала его глазами и тут, к своему ужасу, увидела, как он выбежал на дорогу. Я не успела даже крикнуть, как из-за поворота показался автомобиль. Он несся на непозволительно большой скорости. Мой ребенок замер прямо посреди проезжей части, наверное, испугался. И вдруг — это случилось в одно мгновение, — какой-то молодой человек успел оттолкнуть его к тротуару, сам же угодил прямо под колеса машины… — Она всхлипнула и остановилась. — На его месте мог оказаться мой сын…

Ангелина глядела на эту бледную, печальную женщину и ощущала, как в груди зарождается какое-то странное чувство к Герману. Она перевела на него взгляд — казалось, он улыбался. Значит, вот в чем причина его теперешнего состояния. Герман спас ребенку жизнь ценой собственной жизни, — а такой поступок говорит о многом. Смог бы Альберт поступить также? А она сама? Ангелина вздохнула, пытаясь сдержать слезы, набежавшие на глаза.

Почему же раньше она не разглядела красоты его души? Почему придавала значение только внешнему, а не внутреннему? Быть может, события сложились бы иначе, завяжись между ними крепкая дружба… А теперь, теперь же он навсегда потерян для нее!

— Я уже не смогу поблагодарить его, — ворвался в ее мысли голос женщины.

«А я не смогу сказать, как он мне дорог», — добавила про себя Ангелина и нервно прикусила нижнюю губу.

— Как вы думаете, есть ли еще надежда на то, что он придет в себя? — спросила женщина и серьезно посмотрела на Ангелину.

— Надежда… — задумчиво произнесла она, сделав паузу, точно пробуя это слово на вкус. — Только надежда дает нам силы жить дальше. Нельзя ее терять…

Это был ответ на вопрос? Скорее, мысли вслух. Страшные, панические мысли. В глубине души Ангелина не была уверена в том, что Герман придет в себя. Все кругом твердили одно и то же: «Его уже нет», «Он безнадежен», «Шансы малы»… Но Ангелина запрещала себе думать о плохом. Надежда на лучшее давала ей силы идти по этому пути дальше. По пути самоотверженной любви. Любви к ближнему.

— Вам нельзя здесь находиться! — В дверном проеме показалась возмущенная медсестра.

— Уже ухожу, — отозвалась женщина и бросила прощальный взгляд в сторону Германа. Так обычно смотрят на людей, которых собираются проводить в последний путь. По телу Лины пробежал неприятный озноб.

«Они все его хоронят. Но он будет жить вопреки всему!» — подумала она, сжав кулаки.

— Вас тоже прошу покинуть палату, — настаивала медсестра.

Ангелине пришлось послушаться.

— До свидания, Герман, — воскликнула Ангелина и коснулась ладонью его пальцев. — Пожалуйста, останься со мной… — сказала она тише, поймав раздраженный взгляд медсестры. — Пожалуйста, останься…

Ангелина не сразу уловила легкое, как перышко, прикосновение. Кто-то едва ощутимо сжал ее пальцы. Ее сердце радостно содрогнулось. Неужели?.. Она подняла на Германа взгляд, исполненный надежды.

Его глаза были открыты.

— Ангелина… — прошептал он, и все теплые чувства, которые она испытывала к Герману, вдруг всколыхнулись со дна ее души, и, как белые голуби, радостно устремились на волю, покинув, наконец, темную клетку отчаяния.