Борька Злоткин гудел. Гудел третий день. Уже были водка, джин, шампанское, мартини, красное вино, пиво и даже текила. Денег просадил — страшно вспомнить, но они все не кончались. Даже как-то странно было и непривычно. Сунул руку в карман — и пожалуйста. Мало осталось — поймал такси, съездил домой, хотя до дома всего ничего, городок маленький, за час от края до края можно пешком пройти, достал пару-тройку купюр из-под половицы, смотался в обменник, и опять гуляй.

Гулял он на квартире у своей невесты Женьки, которую так вслух и величал — «невеста». Она терпела его загул и ради этого даже отпросилась с работы. Жила она одна и, кроме Борьки, других женихов у нее не было, если не считать время от времени появляющихся любителей погреться в чужой постели, а то и просто прижать в темном месте, но от таких она научилась отбиваться. В первый день гулянки, которая началась в кафе, переделанном под дискобар, она пыталась подсчитать, сколько Борька потратил, но скоро сбилась со счета, поняв одно — много.

За эти дни через ее квартиру прошли все Борькины друзья-приятели. Сама она старалась пить поменьше и только вино, поэтому всех их ей удавалось к ночи из квартиры выпроваживать. Не хватало еще, чтобы у нее притон устроили. И так соседи начали коситься и шептаться за спиной, когда она выносит пакеты с пустыми бутылками и упаковками из-под дорогой еды, хотя делать это она старается попозже, когда опускаются плотные сумерки. Но разве от людей скроешься! Вот она и говорит, что ее жених с заработков вернулся, с вахты, и теперь отдыхает. Это понятно. Если жених и с заработков — это понятно. Окрестные мужики, работающие на лесозаготовках, после получки тоже по суткам пьют.

Едва продрав глаза и наскоро умывшись, Борька отправился в магазин за новой порцией выпивки, решая про себя, стоит ли сегодня завязать или он продержится еще денек в таком режиме. На подходе к супермаркету, который стал так обзываться после переоборудования магазина № 2 горторга, он почувствовал, как бешено колотится сердце и огнем пылают щеки, несмотря на мороз. С гулянкой, похоже, пора заканчивать. Не мальчик. Двадцать восемь — это возраст. Уже войдя во влажную атмосферу небольшого торгового зала, он решил окончательно: завязывает, а то коньки откинет. Вон как сердце бухает. Да и денег жалко. И вместо водки для себя и шампанского для Женьки взял несколько банок пива и какой-то закуски.

Выйдя на улицу, не утерпел, сорвал кольцо и тут же, на крыльце, стал жадно пить, чувствуя, как с каждым глотком к нему возвращается жизнь и распухшая от дурной крови голова начинает принимать привычные габариты.

— Гуляешь, Левша? — спросил насмешливый голос.

Борька влил в себя остатки пива, отшвырнул пустую банку и посмотрел на обладателя нахального голоса. В городке Борьку-Левшу многие знали и его тяжелую руку помнили еще с тех времен, когда он учился в школе.

Перед ним стоял участковый. То есть это он раньше, давно, был участковым, а сейчас трудится на посту замначальника местной милиции. Ни ругаться, ни тем более драться с ним не стоило.

— Да вот, решил пивка попить, — ответил Борька, сразу пряча свой гонор в известное место.

— А я слышал, гуляешь ты. С какой радости? Может, поделишься?

— Да так… Жениться вот собираюсь, — ляпнул Борька первое пришедшее в голову.

— Мальчишник, значит? Понимаю. У тебя время есть?

— Зачем?

— Да потолковать с тобой хочу. Может, пойдем ко мне? А то тут холодно стоять, — для выразительности милиционер потопал подошвами форменных ботинок по утрамбованному снегу.

Борька испугался. Милиция — это последнее место, где ему сейчас хотелось бы оказаться. И угораздило же его попасться на глаза этому церберу!

— Меня там Женька ждет. — Он продемонстрировал полную сумку. — Купил вот. Отнести надо. Попозже зайду.

— Можно и попозже. Только не тяни, Злоткин.

— О чем речь! — бодро ответил Борька, хотя никакой бодрости не испытывал, а очень даже наоборот. Он боялся и испытывал только одно желание: поскорее убраться отсюда, и как можно дальше.

Посмотрев в спину милиционеру, Борька чуть не бегом двинулся по улице. Неужели бывший участковый что-то пронюхал? Откуда? Нет, не может быть. Если бы он что-то знал наверняка, то не стал бы отпускать Борьку, а с ходу за узду потащил в стойло, то есть в отделение.

Подходя к Женькиному подъезду, он увидел желтые собачьи метки на сугробе, и его как обухом по голове ударило. Вечером он тут тоже отметился, когда дружков провожал. Что он болтал вчера парням? Что-то про деньги хвалился. Про свою крутую команду, кажется. А про самолет, который они грабанули? И про «чехов», которых они на раз положили? Этого он не помнил. Но мог? Мог! Ну и они тоже. Их же бывший участковый с самого сопливого возраста знает и пасет. Компашка известная. Может, и зацепил кого мент, а тот теперь стучит потихоньку. Узнать бы кто — голову оторвал. И ведь предупреждали же его, предупреждали, дурака! Деньгами не сорить, рот на замке держать. Жить тихо, чтобы не завидовал никто и не обижался. Зависть, она многих людей подвела под монастырь. Так нет же, не послушался! Крутость свою показал. Допоказывался, блин!

Нет, про самолет он вряд ли проболтался. Иначе парился бы сейчас в обшарпанном обезьяннике, воняющем застарелой кислятиной. Но все равно нужно ноги уносить.

Ворвавшись в квартиру, он крикнул:

— Женька! Собирайся! Уезжаем.

Та вышла из кухни с половой тряпкой в руках — отмывала вчерашнюю грязь, которую дружки его нанесли.

— Куда?

— Отдыхать. На юг.

— На какой юг, ты что?

— В Сочи. Или в Крым. Там разберемся.

— А чего там делать? Зима ведь.

Ну до чего коза непонятливая! Даже злость берет.

— Тогда в Москву. Поживем как люди, в музей сходим. Прибарахлимся. Или в Питер. Хочешь в Питер?

— Мне на работу завтра выходить…

— Ну ты едешь или нет?! — взъярился Борька, метаясь по квартире и собирая свои вещи.

— Да ты хоть скажи, что случилось. А то орешь как резаный. Наследил тут.

— Наследил, да! Все! Оставайся! Я уезжаю!

— А когда вернешься? — спросила Женька, комкая в руках мокрую тряпку, от которой у нее на халатике растеклось темное пятно. Она этого не замечала.

— Я тебе напишу! Открытку пришлю. Или телеграмму! Пока! — крикнул Борька, выскочил за дверь и забухал ботинками по деревянным ступенькам лестницы.

Времени как раз хватило на то, чтобы забежать к родителям, сунуть в один карман деньги, в другой — паспорт, побросать в сумку кое-какие вещи и успеть на ходивший четыре раза в сутки автобус, который через три с лишним часа привез его в Тверь. Отсюда две дороги. Налево в Москву, направо в Питер. Постояв около расписания, он решил двинуть в столицу. Там хоть знакомые есть.

Купив у лоточницы несколько газет и журнал для автомобилистов, он взял билет на электричку и с полчаса болтался вокруг перрона, заглядывая в киоски и жуя чебуреки.

На платформу он пришел как раз за минуту до того, как электричка появилась у дальнего края платформы. Народу было полно, хотя по расписанию отправление должно было быть только через полчаса. В вагон он втиснулся одним из первых и занял место у окна — на лавке, под которой была печка. Температура в вагоне почти как на улице, до Москвы ехать несколько часов, так что печка под задницей — существенно. За несколько минут все места были заняты, сумки и лыжи заброшены на полки, и люди начали устраиваться, обживая с боем завоеванные места.

Борька своим дыханием отогрел кругляшок на заледеневшем стекле и смотрел на перрон, по которому спешили редкие опоздавшие в надежде найти свободные сидячие места. В Борькином вагоне таких не было, и двое или трое не самых расторопных уже стояли в проходах, вцепившись в дюралевые ручки, закрепленные на спинках лавок.

По перрону прошла стайка цыган — женщины в засаленных от протискивания через толпу дутых пальто и их дети в обносках. Какой-то дед в нагольном полушубке и ватных штанах катил тележку-двухколеску. Две девахи в коротких юбках ели на ходу мороженое и спешили в голову электрички. В общем, ничего интересного за окном не происходило. Борька взял верхнюю из купленных им газет и принялся читать все подряд. Большой привычки к газетам у него не было, приучился время от времени читать в армии, и сейчас, когда больше делать нечего, это было не худшее средство убить время. Отвлекала стайка шумных юнцов сзади, скорее всего студентов. Или старшеклассников. У них сейчас как раз каникулы. Наверное, решили прокатиться в Москву и сейчас радуются, что вырвались от родителей. В газете была всякая мура. Попалась одна интересная статья про проституток с Украины. Молодые девки попали так, что хоть караул кричи, да некому — та же милиция их и фаловала.

А потом маленькая статейка — Борька чуть не проглядел! — про угон самолета ИЛ-62. Сначала он похолодел, как будто печка под ним вместо тепла начала выдавать мороз. Отдельные слова никак не складывались в фразы. Террористы… Особый цинизм… Море крови… Следствие… Совместные действия… Подозрения… Розыск… Приметы… ФСБ…

Писали о нем. То есть не о нем конкретно, а обо всех них. Об их акции. Борька зажмурился и пару минут приходил в себя, за закрытыми веками рассматривая кружащиеся розовые пятна. Потом прочитал. Ищут. Это понятно. Обещают найти. Это тоже понятно. Совместные действия со спецслужбами Украины. Тоже все ясно.

Он встал, положил на свое место сумку, попросил соседа, чтобы тот посмотрел за местом и вещами, и пошел в тамбур покурить. Первая сигарета пролетела незаметно, и он закурил вторую. Вкуса почти не чувствовал, только в теле образовалось что-то привычное и этим успокаивающее. Вернулся на место и медленно, слово за словом, перечитал статейку.

Ну а что можно было еще ждать? Все правильно. Совершен угон самолета. Террористов, как их обозвали, ищут. Так и должны искать. Такое дело провернули! Он немного успокоился. Нет, все правильно. Другого и ждать было нельзя.

Он сложил газету и прислонился виском к стенке вагона. Закрыл глаза и сделал вид, что спит. И на самом деле несколько раз проваливался в тревожную дремоту. Прошли контролеры. Какие-то тетки ругались между собой. Потом один за другим повалили коробейники, предлагая кто газеты, кто какие-то чудесные средства от тараканов и моли, кто книги.

На платформу Ленинградского вокзала в Москве он вышел в толпе пассажиров и в толпе же спустился в подземный переход, ведущий в метро. Где-то на горизонте маячили милицейские патрули, высматривающие свои жертвы, но Борька был одет прилично даже по московским меркам, и к нему не привязались.

Для того чтобы позвонить по телефону-автомату, ему пришлось купить в кассе метро магнитную карточку на сорок минут разговора. Жетонных автоматов тут не оказалось. По сравнению с тем, что у него лежало в кармане, мелочь, но он обозлился. Ну а если бы не было у него таких денег? Если ему всего один звонок надо сделать? Как вон тому парню, который, вытянув лицо, тупо смотрел на кассиршу, когда она объявила ему цену. Наверняка у него в кармане последняя сотня, а то и меньше, которую ему совсем неохота выбрасывать на ветер. Может, к родственникам приехал погостить на пару дней или еще что. Но про него Борька сразу забыл, едва подошел к здоровенному синему ящику телефона. Сначала он хотел позвонить одному мужику, какому-то ученому, который каждый год к ним приезжал — грибов пособирать, поохотиться тишком и просто отдохнуть, водки на воле попить. Всегда приглашал к себе, и батя, бывая в Москве, раз пять у него останавливался, гостевал дня по три. Но тут другой случай. Совсем другой. Можно было еще позвонить Вовке, годов семь тому отправившемуся покорять столицу и осевшему на каком-то заводе, в общежитии. Хороший был парень, свойский, но люди говорили, что живет бедно, в комнатухе на четверых, и ни бутылки не поставит, ничего. Принять-то примет — куда он денется, но стеснять и без того зажатого человека было неловко.

Держа на весу магнитную карточку, Борька решался, кому звонить. И решился. Хотя от этого решения все внутри сжалось. По памяти набрав номер, который ему строго-настрого велели вырвать из всех книжек, он с опаской ждал, когда в трубке прозвучит знакомый голос его бывшего командира. Всего чуть больше недели назад тот приказал затухнуть и хотя бы полгода не возникать на горизонте, а лучше всего и в Москве не показываться. Сидеть себе тихо и сопеть в две дырочки в своей глухомани…

— Слушаю! — рявкнул в трубке голос Матвея.

— Это я. Привет, — стараясь говорить бодро-весело, произнес Борька, ожидая в ответ услышать как раз те слова, которые редко пишут на бумаге.

— Кто?

— Левша это, — падая голосом, пояснил Борька. Ну все, начинается. Зря позвонил.

— Ты где?

— В Москве я. На Ленинградском.

— Бумага есть? Нет, не надо. Так запомни. Прямо сейчас, сразу перезвони по другому номеру. Запоминай.

И Матвей медленно, с расстановкой произнес семь цифр.

— Внял?

— Да вроде.

— Звони.

Борька хотел было спросить, кому и зачем, но не успел — в трубке загудели короткие сигналы. Поколебавшись секунд пять, он набрал продиктованный номер, и, к его удивлению, опять отозвался Матвей.

— Левша? Давай мигом дуй оттуда. Мухой! Через два часа будь в пивнухе, где мы с тобой по осени раков ели. Понял меня?

— Да понял. А чего…

— Все. До встречи.

Борька повесил трубку и направился к турникетам. Какая такая пивнуха? Он не помнил, чтобы он с командиром в пивнухе сидел. Прошлой осенью? Не было такого. Может, нажрался и память отшибло? Так не может быть. Борька чуть было не повернул назад, чтобы позвонить, но вовремя опамятовался. Раков же ели! Ну точно! Командир пригласил его в хороший кабак, они тогда душевно посидели, поговорили за жизнь. А потом им и правда раков приносили. Только никакая это не пивнуха, хотя под раков они по кружке пива выпили. Это настоящий ресторан при гостинице, и до этого Борька в подобных не бывал.

Матвей внезапному звонку обрадовался. Неожиданно ему подвалила подмога, на которую он сейчас и не рассчитывал. Когда Борька-Левша позвонил ему по домашнему, который, как он подозревал, мог прослушиваться, он велел ему перезвонить по резервному. Была у него с соседом договоренность. На всякий случай, на край, что называется, Матвей поставил ему хороший импортный телефон с запасной радиотрубкой, которой редко пользовался — только тогда, когда не хотел светить свой номер. Сейчас пригодилось. Но даже по этому номеру он не рискнул сказать все в открытую. Намекнул только. И так намекнул, что никто чужой не мог понять, где и с кем он встречается.

Матвей не без основания полагал, что его пасут. И плотно пасут. Следят за квартирой, телефон на кнопку поставили. Да что там «не без основания»! Он сам днем засек двоих в «форде», которые кружили за ним, когда он двинул в магазин за продуктами; супруга приболела и попросила его съездить отовариться. А потом этот «форд» торчал за углом так, чтобы не было видно из его окон. Но он не поленился и сходил к соседям. От них зеленый металлик крыши иномарки был виден как на ладони. А потом «форд» сменила «девятка» белого цвета, из которой время от времени вылетали окурки.

От соседей же Матвей позвонил Пашкову и сказал, что его взяли-таки в клещи. Это было прямым объявлением войны.