Прозрение
Нужно уезжать из Киевска, утром, на свежую голову, решила Женька, когда ей принесли счет за вчерашний ужин. Жить в будущем с суммой денег из прошлого можно, но недолго. Она заказала билеты на самолет, предварительно поинтересовавшись номером рейса и посадочного места. Слава Богу, 13-м числом не пахло. Можно остаться в тревожном будущем, чтобы не мучатся семь лет в ожидании перемен и несбывающихся надежд. Но Комисар хотела видеть, как взрослеет ее дочь, как у нее прорежутся первые зубы, как она скажет «мама, я тебя люблю», и Женька ответит, не задумываясь, «а я люблю тебя еще больше». Покажи, как ты меня любишь, попросит девочка. И Женька до боли широко расставит свои длинные руки, чтобы продемонстрировать материнскую любовь, а потом крепко обнимет ангельское создание.
Пусть ребенок знает, у него есть свой, собственный, профессиональный пиарщик, который будет развивать его таланты, раскручивать его имя. И никакой, никакой политики.
– Ваше такси, как заказывали, – сказал в телефонную трубку бойкий девичий голос.
– Спасибо.
Женька ехала в такси и мысленно прощалась со столицей. Дорога в аэропорт показалась ей утомительной.
Комисар не любила летать самолетами, но возвращаться домой поездом боялась. А вдруг, попадется очередная Вера Николаевна, которой захочется того, что инструкцией не предусмотрено, и проводница закраинских железных дорог сорвет не джек-пот в лотерею, где она хронически проигрывала, а очередную ручку стоп-крана, этак лет на 50 в будущее… Женька улыбнулась и вошла в зал ожидания. Оставался час до вылета. А если не сработает, и в Задорожье я окажусь снова в том же будущем? Комисар грызли сомнения, она подошла к ларьку, где продавались газеты, и внимательно посмотрела на дату. 28 ноября 2011 года, все правильно, ничего не изменилось.
– А вы лотерейные билеты продаете, называется «Кто здесь?»
– Сколько берете?
– Так это, на сто гривен дайте.
– С вас еще пять копеек.
– Ой, та у меня нету, еще сто гривен есть, а вот пяти копеек нету.
– Возьмите, у меня есть пять копеек, – вежливо вмешалась в разговор двух женщин Евгения Комисар. Она внимательно изучала газеты за стеклом витрины, поэтому не смотрела в сторону любителей лотереи «Кто здесь?».
– Ой, кого я вижу, старая знакомая!!! Как тебя, Галя, нет – Женя, кажется, зовут.
Напротив Евгении Комисар стояла та самая проводница поезда Вера Николаевна, грудь на месте, юмор тот же, чисто закраинский.
– И шо, опять встретились. Ну, давай свои пять копеек, были ваши – стали наши. Вот вам сто гривен и цельные пять копеек. Где билеты?
Женька безвольно смотрела на Веру Николаевну, которая донимала продавщицу газетного ларька и пыталась разгадать очередной жизненный сценарий. Вера Николаевна зажала лотерейные билеты в кулаке, без объяснений переложила часть тяжелого багажа в руки Евгении Комисар и потащила ее в кафе праздновать встречу. Они заказали кофе, Женька одно пирожное, Вера Николаевна шесть. Большому человеку – многие сладости.
– Вера Николаевна, а что с поездом произошло той ночью, служебное расследование проводили?
– Я знала, Женечка, что на железной дороге страшные идиоты работают, но что такие… Ничего они не нашли. Механизмы все в порядке, все крутится, все работает. А наш машинист поезда любит смотреть передачу «Войны экстрасенсов», на СТТБ видела такую программу?
– Не видела, но по названию догадываюсь, о чем она.
– Так, от. Этот идиот, направил им письмо. Мол, так и так, с нашим 666-ым поездом ночью произошла необъяснимая история, парили, значит, мы в небе. И от нашего коллектива решили послать меня.
– А номер поезда действительно 666?
– Ну, да. А ты шо, на билеты не смотришь?
– Я только запомнила, Вера Николаевна, что вагон 13 и место со счастливым номером.
– Вот, кому надо лотерейные билеты покупать. Счастливица ты наша. Слушай сюда, слушай тетю Веру и не перебивай. Сейчас расскажу самое интересное. Так от, я сегодня ходила на эту передачу «Войны экстрасенсов». Меня посадили в павильон, большой такой, как этот зал ожиданий. Света, глазам больно! Три камеры смотрят на меня, как удавы на кролика. Стол стоит. Я, значит, сижу, как на рентгене. Первый приходит. Думаю, сейчас как скажет мне, на вас порча Вера Николаевна. А он, дурак, говорит, вот, мол, она и есть, та самая виновница произошедшего ЧП на железной дороге. Ее говорит, это значит, про меня он так рассказывает, значит, сексуальная энергия способна приводить к серьезным сбоям в работе механизмов и смещать временное пространство. И это на всю страну. Второй экстрасенс повторил слово в слово, а третий посоветовал купить лотерейные билеты. Хоть какая-то польза от энтих магов и колдунов. Передача выйдет, меня Женька уволят. Я не представляю, как буду жить без железной дороги. Вся жизнь на колесах, семь аварий за 15 лет, это шо, много?
– Успокойтесь, Вера Николаевна. Я поговорю, у меня друзья в Киевске на телеканалах работают, мы что-нибудь придумаем.
– Ой, спасибо тебе, Женечка. Тебя мне сам Бог послал. Я в спокойном состоянии не опасная. Тихая, домашняя женщина. Ну, а если выпью, теряю контроль. Для меня водка и мужик в одном вагоне – гремучая смесь. Вот, лечу к родной сестре в Задорожье на самолете. Тут час лета, надеюсь, ничего не случится.
– Я буду за вами присматривать.
– Ой, присмотри Женечка, если из меня будут выходить неконтролируемые сексуальные потоки, гаси, бей меня, дуру. Летим на самолете, это тебе не поезд – полетал, полетал, да на рельсы и сел.
– Вера Николаевна, а как насчет временного смещения пространства? Какой сейчас год?
– Ну, 2004-й, а шо?
– А в газетах пишут, что сегодня 28 ноября 2011 года.
– Доця, не читай ты этих дурных газет. Про Баскова писали, что он три раза женат, а он как первый раз развелся, так ни с кем и не сходился. Потому, шо натуральный блондин, на всю страну такой один. А Галкин, писали, ушел от Пугачевой, а они вдвоем на гастроли уехали. Все брехня. Я газет не читаю, телевизор не смотрю. И тебе советую, покупай лотерейные билеты и спи спокойно. Но не одна! Ха-ха.
– Интересно, а за кого вы, Вера Николаевна, голосовали на президентских выборах?
– Я всегда голосую против всех. Мужики мне много горя принесли. А в политике одни мужики.
– А Юлия Тигрюленко?
– Тоже мужик, но в юбке. Ха-ха.
– Вы мудрая женщина.
– Это же меня мужики, детка, и довели, что от этой мудрости, как ты говоришь, во мне вихри враждебные воют на сексуальной почве и поезда на полном ходу в пространстве перемещаюся. Пошли, посадку объявили. Будем взлетать.
Миниатюрная стюардесса усердно инструктировала пассажиров лайнера, что им необходимо делать в аварийной ситуации. А ситуации в полете происходят разные. Вера Николаевна инструктаж пропустила, она уговаривала соседа Женьки поменяться с ней местами.
– Будем лететь вместе, ты за мной присматривай, я такая переменчивая, – весело подмигнула проводница поезда пиарщице. Вере Николаевне тесно, она ерзает в узком кресле самыми аппетитными частями тела и злобно бурчит. Свой уютный вагон с непрезентабельным номером 13 она полюбила еще сильнее. Вера Николаевна на мгновение закрыла глаза и представила себя посреди вагона в красивой наглаженной форме, в короткой юбке и фирменной пилотке. Она стоит, машет руками, не так, как эта тощая стюардесса кудахчет, жестикулируя тонюсенькими рученками. Она красиво широко машет с расстановкой, чтобы каждому кретину стало понятно, как себя правильно вести в случае пожара или резкого торможения. Странно, подумала Вера Николаевна, почему в самолете принято инструктировать пассажиров, а в поезде – нет. Да наши закраинские поезда не хуже их самолетов по воздуху летают.
– Пить будем? – этот вопрос спустил проводницу поезда на грешную землю, вопреки тому, что самолет набирал высоту.
– Коньяк есть? – поинтересовалась проводница.
– Нам только воду и без газа, пожалуйста, – строгим голосом сказала Женька.
– Ага, только воду, два, а лучше три бутерброда, чай, печенье, сок и колбаски нарежьте свежей, – разошлась Вера Николаевна. Глядя на любительницу свежей колбаски, миниатюрная стюардесса, напоминающая собой дорогую фарфоровую статуэтку, мило улыбнулась. Вера Николаевна почувствовала конкуренцию в образе представительницы воздушного судна, поэтому строгим голосом добавила:
– И побыстрей, милочка, чтобы у меня не случился голодный обморок, и сахар не подскочил до небес.
Пока борт-проводница резала миниатюрными ручками свежую колбаску, Вера Николаевна внимательно рассматривала мужской контингент. Да, отметила она про себя, глянуть не на кого. Вот бабы в Закраине – красавицы, а мужики… На картинках в журналах есть, а в действительности, где они? Справа от Веры Николаевны сидел плюгавый профессор, впереди бизнесмен, у которого кроме денег в его мутных зеленых зрачках других ориентиров в жизни не было. В хвосте салона самолета ютились четверо веселых студентов, которых опытная проводница и профессиональная охотница за особями мужского пола охарактеризовала просто – недозревший виноград. Кислятина. Тьфу. И пробовать не стоит. Вера Николаевна привстала с посадочного места, насколько ей позволяла ее телесная комплекция и внимательно посмотрела вперед. Мужчина средних лет, крупных габаритов, с пышными гусарскими усами мельком зафиксировал внимание на любвеобильной проводнице. Женька Комисар дремала рядом, но как только Вера Николаевна стала проявлять любопытство к противоположному полу, встрепенулась.
– Где ваши лотерейные билеты?
– Не шуми, Женька. Девушка, девушка, это я вам говорю, где мой кофе, – закричала Вера Николаевна борт-проводнице хорошо поставленным голосом проводницы железнодорожного транспорта. Мужчина с гусарскими усами оторвался от кроссворда и с нескрываемым любопытством посмотрел на Верочку. Началось. Комисар напряглась.
– Вера Николаевна, где ваши лотерейные билеты?
– В сумке.
– Значит так, или вы сейчас заполняете лотерейные билеты, или я за свои действия не отвечаю. Хватит нам приключений в поезде. Вы знаете, какой сейчас год? – спросила Женька Комисар у спутницы.
– 2004-й, – ответила та.
– Как бы не так, 2011 год!
– Шутишь?
Евгения Комисар наклонилась вправо, где сидел плюгавый профессор и тихо спросила его.
– У моей тетушки Веры провалы в памяти, скажите, пожалуйста, какой сейчас год. Она верит только посторонним людям, а вы – человек, внушающий ей доверие. Мнимая тетя скривилась, доверие у нее вызывал совсем другой мужчина. Однако, профессор был польщен вниманием к его скромной персоне и тоном, не терпящим возражений, сказал:
– 2011-й год. Год экономических проблем и политической нестабильности.
– Как! – закричала Вера Николаевна истерическим голосом и схватилась за правую грудь, которая ей всегда казалась больше, а потому значительнее, чем левая.
– Тихо-тихо, успокойтесь, все будет хорошо. После 2011-го года будет 2012-й, после – 2013-й, 2014-й, – нудным голосом бубнил профессор.
– Я что, дура по-вашему? Я что, считать не умею?! Женя, что происходит, что он такое говорит? – борт-проводница вовремя принесла воды.
– Девушка, какой сейчас год?
– 2011, а что, есть проблемы? – улыбнулась фарфоровая кукла, владычица поднебесной.
Вера Николаевна выпила стакан воды залпом. Громко отрыгнула.
Вытерла рот мужской, грубой ладонью.
– Так, значит это не ерунда и экстрасенсы настоящие, и все, что они говорили, правда. Я что, на 7 лет постарела, дай мне зеркало. Где зеркало? Женя, немедленно дай мне зеркало.
– Вера Николаевна, нужно успокоиться, есть надежда, что, когда мы приземлимся в Задорожье, то вернемся с вами в исходную точку, в 2004 год.
– А мы вернемся?
– Да. Обязательно. Только обещайте мне на мужчин не смотреть, спиртные напитки не распивать и ради всего святого, заполняйте лотерейные билеты, хоть какая-то польза.
– Ты думаешь, с поездом – это я, это из-за меня чертовщина произошла?
– Вера Николаевна, что случилось на самом деле, мы не знаем, вы просто ключ, который подошел к загадочной двери будущего. Нам с вами нужно возвратиться назад. У меня должен родиться ребенок, между прочим.
– Я ключ. Меня называли дурой, алкоголичкой, сукой, вздорной бабой, но ключом – никогда. Я ключ!
– Обещайте с места не вставать, резких движений не делать, и я вас заверяю, мы благополучно приземлимся в Задорожье.
– Не двигаюсь! На мужиков не смотрю! Чтоб я издохла!
Весь оставшийся воздушный путь Вера Николаевна преодолела молча. Для нее это было сродни подвигу. Она нервно зачеркивала числа в лотерейных билетах, шмыгала носом, вытирала слезы, произвольно катившиеся из ее больших глаз. В таком состоянии Вера Николаевна не опасна для общества, в этом убедилась Евгения Комисар, когда воздушный лайнер успешно приземлился в задорожском аэропорту. Женька с содроганием рассматривала рекламные щиты, где могла указываться дата, год, она надеялась увидеть знакомые политические плакаты, хотя бы маленький намек на возвращение.
Евгения Комисар больше всего на свете хотела возвратиться домой в, 2004-й тревожный год, который полностью перекроил ее судьбу, впрочем, как и судьбу всей Закраины.
– Спроси, который год, спроси, который год, – не унималась Вера Николаевна. Она бежала за Женькой по залу ожидания аэропорта и напряженно дышала ей в спину. Руки проводницы заняты тяжелой кладью, помочь ей некому. Чужие мужчины несли за чужими женщинами их большие чемоданы.
Как в кино, стеклянная раздвижная дверь автоматически распахнулось, и на центральном входе в аэропорт появились две знакомые для Женьки Комисар фигуры. Олег Рогов и Петр Антонович Ковбасюк. Они красиво шли нога в ногу в черных кашемировых пальто, в стильных шляпах с большими полями, с дорожными кожаными сумками через плечо. Вера Николаевна, увидев Ковбасюка, выровняла спину, выставив напоказ самое большое женское достоинство – грудь. Жирная крыса на лакомый кусок женщины прореагировала мгновенно, но тут же дала задний ход, рядом с дамочкой необъятных размеров Петр Антонович заметил Евгению Комисар. Когда пары поравнялись, Вера Николаевна осмелела и неожиданно для Комисар пошла на контакте незнакомыми мужчинами:
– Господа, у моей племянницы, Женечки, амнезия. Не будете ли вы так любезны, сказать ей, какой сейчас год на дворе. Вы такие представительные мужчины. Она мне не доверяет. Знаете ли, вечный конфликт тети и племянницы.
Евгения Комисар ожидала всего чего угодно, но такой наглости!!!
Рогов и Ковбасюк к такой драматургии развития событий оказались не готовы, от неожиданности они на несколько секунд остолбенели. «Это провокация партии власти», – подумал Олег Рогов. «Тетка такая же сука, как и ее племянница», – обозлился Петр Антонович, и как на замедленной кинопленке, любезно приподнял свою шляпу, поздоровался кивком головы и медленно произнес:
– Передайте вашей замечательной племяннице, у которой неожиданно развилась амнезия, что на дворе 2004-й год. Да-да, любезная тетушка 2004-й, Оранжевая революция, поэтому уйти от ответственности ей и ее шефу Куликову не удастся. У нас, у оппозиции, память очень хорошая. И мы вытравим из нашей любимой Закраины зловредных провластных крыс.
Женька закрыла глаза и улыбнулась. Кошмар закончился. И дело не в том, что сказал Ковбасюк. Евгения Комисар точно знала, в 2011 году Петр Антонович, худой и изможденный, будет находиться в столичном следственном изоляторе. И о ядах, которыми там травят крыс, он сможет узнать сам, находясь в маленькой, прокуренной, пропахшей парашей камере.
– Я шо-то не поняла, Женя, шо этот мужчина сейчас сказал? – спросила Вера Николаевна.
– Какая разница? Все закончилось, все позади. Я вас поздравляю, мы опять в 2004 году.
– Ой, какая радость, какая радость!!! Надо по этому поводу выпить, Женечка!
– Только без меня, Вера Николаевна. Прощайте.
– Не прощайте, а до скорого свидания.
– Я уверена, мы еще с вами встретимся. Обязательно.
– В будущем – точно, – и они рассмеялись, как девченки.
Мобильный телефон сильно штормило в кармане комиссарского пальто. Женька снова улыбнулась, как все-таки мало нужно человеку. Возврати все как было, и он безмерно счастлив. Ей звонил Куликов. Он не просто злился, он кричал, ругался и называл Женьку дятлом-отморозком. Затем подробно рассказал, сколько людей он подключил к ее поиску в Киевске, как он унижался перед большими чинами в силовых структурах, и все ради нее, любимой Женьки Комисар. Задорожнюю пиарщицу накрыла с головой отеческая забота шефа. Ей стало приятно, что Александр Куликов переживал, искал ее, но виду Женька не подала. На вопрос, «когда приедешь в офис Пиар-Центра?», Комисар откровенно призналась шефу – через два часа, ей необходимо принять душ, поесть и переодеться с дороги. Еще бы, преодолено расстояние в семь долгих лет.
Она ехала домой на попутной машине и интенсивно размышляла о том, что ужасный 2004-й год теперь ей кажется милым и безобидным.
Политиков не сажают в СИЗО, не полыхают голодные бунты, нет финансового кризиса, правительство не урезает социальные льготы, которые для потенциальных избирателей являются узаконенной взяткой. Хочешь выиграть выборы, подними выплаты матерям по уходу за ребенком, на сотню больше заплати пенсионерам, инвалидам и малоимущим гражданам, и они поставят жирный крестик в бюллетене в твою поддержку.
В 2011 году в бюджете страны образовалась аномальная дыра, из нее, словно пылесосом высасывались деньги на подготовку Евро 2012 и предстоящие парламентские выборы. Новые выборы старая власть осуществит по принципу «кто не с нами, тот против Гонбасса и президента»… Дальше шло нелитературное слово, рифма, ставшая бестселлером интернет-пространства будущего. Женька вспомнила ролик на Ютубе, который она успела посмотреть. Общественный позор, хорошо организованный оппозицией на открытии нового стадиона, навсегда войдет в историю Закраины вместе с гениальными пассажами самого гаранта конституции. Если человек «номер один» в стране называет Анну Ахматову Анной Ахметовой и убежден, что Антон Павлович Чехов – великий закраинский поэт, то так тому и быть. Согласно новому закону Закраины о материальности мышления и благодаря личной инициативе президента страны в новую школьную программу внесут изменения. Закраинские дети с чувством глубокого удовлетворения начнут изучать поэзию Анны Ахметовой.
В 2011-ом в Закраине начнется эпоха сплошного общественного одобрямса. И только хвойный венок с мемориального комплекса в Днепробратанске, нарушая существующие в дипломатии протоколы и правила, решит публично покуситься на президента Закраины. В то время как охранники другого президента из дружественной нам страны успеют остановить хвойного агрессора на полпути.
2011 год Женька считала годом сплошного конфуза. Власть – не могла, а народу стыдно признаться в недееспособности власти. Комисар вспомнила фразу на одном из социальных форумов, которую написал известный сексопатолог: «Ничто так не понижает либидо нации, как импотенция власти». Женька знала об этом лучше других, она знала изнутри все слабые стороны нынешней власти, она пиарила «Партию Губерний», мифологизировала. Она создавала мыслеформы, которые полностью вызрели, и дали червивые плоды через семь лет.
Это шутка Бога – отправить меня в будущее, чтобы я смогла посмотреть на плоды своего труда. Мне поручали обманывать людей. Бессовестно врать им, манипулировать их сознанием, получать результат любой ценой. Пиарщица, как мошенница только отбирает она у доверчивых граждан не деньги или имущество, а их голоса, их души, их выбор, их будущее. Сейчас я приеду домой, приведу себя в порядок, и снова поеду на работу. Мне поручат провести очередной митинг в поддержку, разместить бравурные статьи, придумать информационный повод для поднятия рейтинга действующей партии власти. И я знаю, к чему это приведет через семь лет. Если менять будущее Закраины, нужно начинать с себя. С себя. Просто не врать ни себе, ни людям. «На что я буду жить, есть, где возьму деньги?» – вопил голос разума в Женькиной истрепанной душе. Ответа не последовало.
Конечная точка длинного, утомительного пути. Она приехала, приехала к подъезду родного дома, расплатилась с водителем, который на протяжении всей дороги не проронил ни слова. Видимо почувствовал, молодая женщина принимает судьбоносное решение. Хороший мужик, подумала Евгения Комисар и улыбнулась, закрывая за собой дверь. Дверь в прошлое.
– И где это мы все ходим и ходим? Все нам дома не сидится, – послышался знакомый голос бабы Дуси. Это она, гроза всех дворовых собак и котов, повелительница мусорных баков, борец за чистоту песка на детских площадках. В жизни Комисар это единственная пожилая женщина, которая с метлой в руках смотрелась органично.
– Добрый день, баба Дуся. Вы не представляете, как я рада вас видеть, – Женька вспомнила встречу со старушкой в будущем, и сердце ее сжалось от боли.
– А ты не представляешь, как я рада тебя видеть!
– Что случилось?
– Случилось. Иди за мной.
Баба Дуся уверенным шагом повела Женьку Комисар к старым гаражам, где у нее есть свой ржавый гараж и погреб, который она использовала для хранения овощей. Странно, подумала Женька, она мне что, картошки хочет дать?
– Баба Дуся, а что, собственно, случилось?
– Сейчас сама увидишь.
Старушка молчала, как партизан. Женька захлопнула дверь в прошлое, и теперь она абсолютно свободно позволяла себе тратить время на прихоти дорогих ее сердцу людей. Баба Дуся метлы из рук не выпускала, по дороге она нашла пустую бутылку от пива, не поленилась и подобрала ее. Пятая бутылка за сегодняшний день.
– Что за люди? Нет, чтоб сдать бутылку, так они не только деньги на ветер выбрасывают, еще и мусорят. Дармоеды! О, народ! А я сдам, не побрезгую.
– Баба Дуся, а вы квартиру продавать собираетесь?
– Да, внук со мной разъехаться мечтает. Отдельно хочет жить.
– Не делайте этого, сейчас столько квартирных аферистов развелось. Я очень вас прошу. Одна моя знакомая старушка осталась без квартиры. Обманули ее.
– Ужас!
– Обещаете свою квартиру не продавать.
– Спасибо, что сказала. Буду внимательной. Внук для меня – это моя жизнь. Если ради его счастья я окажусь под забором, роптать не буду. Вот мы и пришли.
Старушка достала из кармана гаражный ключ, долго открывала дверь, когда она распахнулась, на Женьку с визгом и лаем набросился Вик. Он лизал ей руки, лицо, бегал вокруг, интенсивно вилял хвостом, прыгал на руки. Женька упала, закрыла лицо руками и от радости плакала.
Нашелся ее любимый Вик. Как долго она его искала! Запавшие от голода бока, облезлая шерсть, разорванное ухо. Женька, стоя на коленях, гладила своего пса и плакала, как ребенок.
– Мой знакомый работает на живодерне, на коммунальном предприятии, где отлавливают собак. Я ему указание дала, мол, пропала собака. Все про нашего Вика рассказала, какой породы, сколько лет. Два дня назад он мне позвонит и говорит, есть собака с вашими приметами. Я пришла. Смотрю. Ну, точно Вик. А ты куда-то уехала. Так я этого беглеца два дня стерегу, кормлю. За это время он съел две кастрюли борща, три буханки хлеба. Троглодит!
– Баба Дуся, родненькая, я вам денег дам, сколько скажете.
– Ну, ты дура, Женька. Я ж не ради денег, он же, как ребенок для тебя.
А разве за ребенка деньги берут?
Женька вскочила, схватила в охапку бабу Дусю, крепко обняла и шепнула ей на ухо.
– Я вас никогда не брошу. Мы будем жить вместе. Я, вы, Вик и моя дочь.
– А у тебя, что, есть дети?
– Будут. Баба Дуся, обязательно будут.
– Дети это хорошо, – тихо сказала баба Дуся. Старушка не поняла, почему она должна жить с чужим ей человеком, но спорить не стала.
– Домой, – скомандовала Женька Комисар любимому псу.
Вик от радости намотал семь кругов вокруг любимой хозяйки, а потом рванул в знакомый подъезд.
– Вы что, его все это время в ржавом гараже держали? Там холодно, – сказала Женька повелительнице мусорных баков.
– Не в квартире же мне его держать! Не президент, потерпит.
Комисар вспомнила свой сон и с грустью в голосе сказала:
– Дорогая баба Дуся, в нашей стране любая собака может стать президентом!
Баба Дуся пожала плечами, как будто хотела сказать Женьке: «тебе детка лучше знать ты пиарщица, человек образованный».
Не бойтесь поставить все на карту. И жизнь свою перевернуть Женька набрала полную ванну теплой воды, налила детского шампуня и нырнула в одну теплую ванную со своей любимой собакой. Они плескались целый час, как дети. А в это время непрерывно звонил мобильный. В жизни Женьки Комисар происходило что-то более важное, чем работа в Пиар-Центре. Она отмывала от уличной грязи любимого пса, себя, свои мысли и чувства, без которых любые события обретали бесчувственный формат информационных сводок и статистических цифр.
– Вик, пообещай мне, что когда ты станешь президентом Закраины, мне не будет за тебя стыдно.
Пес вынырнул из ванны, помотал мокрой головой и довольно гавкнул в ответ. По белому кафелю медленно, но уверенно потекли мыльные грязные разводы. Женька включила ручной душ и стала из него обильно поливать себя и домашнего любимца. Это негигиенично – мыться с собакой в одной ванне, но так здорово делать то, что хочется, минуя все законы здравого смысла, приличия и санитарных норм.
– А лучше оставайся обычным домашним псом. Я обещаю тебя хорошо кормить, долго гулять.
– Гав.
– И запомни, Анна Ахматова к Ахметову не имеет никакого отношения. Антон Павлович Чехов – русский писатель, а не известный закраинский поэт. И вообще, я серьезно намерена заняться твоим воспитанием. Слышишь, Вик. А то, мне за державу обидно.
– Гав. Гав.
Они вылезли из ванны довольные, мокрые и разгоряченные. Женька сушила Вика веном, отчего он страшно злился и отчаянно лаял на потоки горячего воздуха. Женька Комисар не пожалела для своего пса нового голубого махрового полотенца, о которое тот тщательно вытирал купированные уши. Пес с большим удовольствием ерзал банным полотенцем по полу. В доме оказалось голодно, как после командировки. Женька заварила чай с малиной, а Вику высыпала в миску остатки сухого корма. Тот громко грыз и довольно вилял хвостом, демонстрируя хозяйке добрый нрав и пристойные манеры. Женька мирно пила ароматный чай и смотрела в окно. С высоты девятого этажа баба Дуся, ловко орудовавшая метлой, казалась ей маленькой девочкой, у которой вся жизнь впереди. Но Женька знала, что это не так. Время безжалостно. И вдруг, ей открылась самая главная истина жизни, на кухне, за чашкой чаю, в домашних тапочках на босую ногу она осознала – мы все умрем. Рано или поздно нас не будет на этой земле. И неважно, кто ты – дворник или президент, собака или человек, ты смертен. Смерть нельзя купить или продать, обменять или инвестировать, передать по наследству, выиграть в рулетку. Пока мы молоды и сильны, мы не думаем о смерти. И только старики, чьи скукоженные силуэты обличают молодых в расточительности жизненной энергии, способны ценить время, дорожить им, блаженствовать от слабенького лучика света в самый непогожий и промозглый день. Нужно ценить жизнь, жить сегодня, сейчас. Жить, как хочется.
Телефон зазвонил в очередной раз, он бился в истерике, нарушая гармонию и тишину, царившую на кухне, своим противным писклявым голосом.
– Да.
– Открой дверь. Я стою у тебя под дверью. Открывай. Немедленно или я за себя не ручаюсь.
Комисар узнала голос шефа. В ярости Александр Куликов прекрасен. Шеф в минуты яростного гнева уверен в правильности своих действий и поступков, резок, чертовски красив, убедителен, одним словом, мастер пиара.
Дверь распахнулась и на пороге Женька увидела его:
– Я звоню, как идиот. Три дня ты вне зоны доступа. Наконец, приехала и снова к телефону не подходишь. Комисар, я тебя убью.
Вик вышел в коридор и грозно зарычал на мужика, который грозился убить его дорогую хозяйку.
– Р-ры-р.
– Вик, фу, свои, это свои, – успокоила пса Женька.
– Гав.
– Собака нашлась! Ну, привет, бродяга.
Вик гордо посмотрел снизу вверх на гостя и всем собачьим видом продемонстрировал пренебрежение к незнакомцу. Развернулся и пошел в кухню доедать несвежий, но такой питательный для организма сухой корм.
– Гордый? – глядя, на уходящего пса спросил Александр Куликов.
– Умный, – ответила Женька.
Они пили чай вдвоем. Куликов требовал отчета, а Женька, как одержимая рассказывала о Вере Николаевне, летающих поездах, столичных приключениях и будущем времени, где каждый из фигурантов президентских выборов 2004-го года стал по очереди человеком «номер один» в Закраине. Сначала Виктор Юбченко, затем Виктор Япанович. В ответ Куликов кричал, как ужаленный, крутил пальцем у виска и требовал от Евгении Комисар справку из психоневрологического диспансера.
Пес, сидевший на мокром махровом полотенце посредине кухни, интенсивно крутил головой. Сцена, когда сначала мужчина кричит на женщину, а потом женщина отгавкивается, Вику хорошо знакома. Он это видел много раз. «Интересно, посуду бить будут или так обойдется?»-подумал пес. Комисар, в порыве отчаянного спора, махнула рукой и сбила со стола чашку с недопитым малиновым чаем. Вик подошел, не погнушался, лизнул. Чай действительно сладкий.
– Тебе необходимо лечиться. Тебя послушать, так я сейчас вижу перед собой президента, который лижет с пола чай.
– Дурак, хватит надо мной издеваться. И над моей собакой тоже, – кричала раздраженно на любимого шефа Евгения Комисар.
– Какой Виктор Юбченко? Он никогда не станет президентом. И Тигрюленко никогда не будет сидеть в следственном изоляторе. Это политическая аномалия, если ее посадят, тогда любой пришедший к власти политик сможет посадить политического оппонента. Женька, тюрем на всех не хватит, – топал ногами на свою подчиненную Александр Куликов.
– А их в 2012 начнут строить. Тюрьмы и стадионы.
– Стадионы зачем? – удивился Куликов.
– Евро-2012 будет в Закраине.
– Ну все, к врачу. Немедленно. Женя, ты больна. Ты веришь в собственные фантазии. Евро-2012 в Закраине? Я футбольный фанат. Этого никогда не произойдет.
– Я ухожу от тебя. Я ухожу с работы, из Пиар-Центра. Саша прости, я свое решение обдумала хорошо и основательно. Пусть я сумасшедшая, идиотка, шизофреничка, но я точно знаю, как через семь лет изменится жизнь в Закраине. И я не хочу эти семь лет потратить на восхваление одного кандидата в президенты и уничтожение другого. Они все одинаковые, одноклеточные, однополые вне зависимости, мужчина это или женщина, просто политики, просто главные лгуны нашей с тобой, Куликов, большой страны, – дух Евгении Комисар сломлен и шеф впервые в жизни почувствовал это.
