Место встречи изменить нельзя, город Задорожье, площадь Фестивальная, восемь часов вечера. Возле здания областной государственной администрации собрались сторонники Виктора Япановича, они активно машут голубыми влагами и скандируют «Япанович – наш президент». Возле городского фонтана на площади доминируют оранжевые флаги, с этой стороны проспекта толпа скандирует «Юбченко – президент? Так!». Митингующих разделяет дорога, движение транспорта на которой остановлено. На территории, где в мирное время проходит трасса, окопались представители правоохранительных органов. Милиционеры с металлическими касками на голове и внушительными щитами выглядят угрожающе. Воины правопорядка в душе спокойны, они осознают, это хорошо организованный политический спектакль, по обе стороны дороги стоят свои, задорожцы. Справа теща митингует, слева тесть и брат, шепчет на ухо товарищу в погонах молодой лейтенант. У меня тоже вся семья в сборе, отвечает тот. Мать в жилищной конторе работает, ее заставили идти на митинг, брат студент за бабки на площади парится. Главное, чтоб без провокаций, мирно покричали и разошлись.
– Разговорчики в строю, – прервал мирную беседу двух милиционеров майор в штатском. Представитель службы безопасности, подумали милиционеры и, как по команде, выпрямили спины. Работники службы безопасности фиксировали всех участников митинга на видеопленку, всех тех, кто стоял возле фонтана, высоко поднимая над головами оранжевые флаги и транспаранты. Петька, сын начальника ЖЭКа Николая Кузьмича Пузикова, отличился и на этот раз. Невзирая на предостережения отца «не светиться на митинге», студент исторического факультете строгий запрет главы семейства проигнорировал. Петька вышел на сцену и неожиданно для самого себя произнес:
– Хватит нас душить. Мы студенты и хотим свободно говорить, то, что думаем. Наш президент – Виктор Андреевич Юбченко!!! Я верю, победит правда, мы вместе, только вместе мы сможем отстоять наш выбор, – аплодисменты, одобрительные возгласы, толпа поддержала молодого оратора. Петька не по-детски петушился, он не боялся, что отец его отшлепает, как в детстве. И все-таки мимолетом он глянул в сторону синих флагов и от неожиданности на мгновение запнулся. Там, на той стороне проспекта, стоя на импровизированной сцене, выступал его отец. Заметит меня или не заметит, нужно сматываться, мелькнуло в голове у Петьки и он очень коротко подытожил свою эмоциональную речь:
– Мы победим, победа будет за оппозицией, за нас народ! – сказав это, Петька спрыгнул со сцены и затерялся в толпе.
На противоположной стороне проспекта имени вождя мирового пролетариата горожане аплодировали товарищу Пузикову. В окружении голубых, почти синих по насыщенности цвета флагов, Николай Кузьмич выглядел воинственно. Он, как Владимир Ленин, в левом кулаке душил свой новый пыжиковый картуз, а правой рукой указывал верный путь трудовому народу, которому предстояло жить в стабильном будущем.
– Заметила, шапка у мужика, который сейчас выступает на сцене, пыжиковая, не порядок. Это он что, на судимость Япановича намекает, как тот в юности с добропорядочных граждан шапки снимал? Провокация! – прошептал офицер службы безопасности Евгении Комисар.
– Я его знаю, это наш человек, товарищ Пузиков, здесь нет провокации, мужик простой, послушайте, что он говорит.
Николай Кузьмич как раз вошел в эмоциональное пике выступления и единственное, что не давало ему покоя, это мысль о сыне, не его ли он видал пять минут назад говорящим на противоположной стороне проспекта? Пузиков глубоко вдохнул ноябрьский холодный воздух и, взбодрившись не на шутку, произнес:
– Товарищи, родина в опасности. Оппозиционеры хотят расшатать государственные устои. Они же анархисты вместе с Виктором Юбченко. Какая свобода??? Нам нужен порядок, стабильность, уверенность в завтрашнем дне. Надо крыши ремонтировать, канализации, дороги. А не байки про свободу травить. Кто мешает нам сегодня говорить то, что мы думаем? Я вот, вышел и говорю. Работать надо, хорошо работать. А не болтать. Я и наш ЖЭК № 13, мы все как один поддерживаем Виктора Япановича. Он крепкий хозяйственник, за ним Закраина будет, как за каменной стеной, – первой оратору стала аплодировать баба Дуся, которая стояла возле края сцены, за ней последовали и остальные участники митинга. Николай Кузьмич Пузиков утер со лба пот, ослабил узел галстука, который давил шею, как удавка на протяжении выступления, и медленно по ступенькам спустился со сцены, уступая дорогу начальнику ПРЭЖО.
– Ох, молодец, какой вы молодец, – искренне хвалила начальника баба Дуся, заботливо стряхивая с его пальто невидимую, но такую въедливую пыль. В искренности ее слов и жестов Николай Кузьмич не сомневался, баба Дуся для него являлась чистым человеком, отличным дворником, заботливой старушкой.
– И вам добрый вечер, – отреагировала Дуся на проходившую мимо нее Женьку Комисар. Задорожская звезда голубого экрана, пиарщица всех времен и народов вежливо кивнула старушке в ответ. Затем Женька резко схватила Николая Пузикова под руку и увела в сторону, дальше от сцены.
– Как я выступил! Слышали, мне хлопали? Впрочем, я не оратор, сказал все, что думал. Как видите, все получилось. Неплохо выступил. Да? – радовался Николай Кузьмич, это у них с Петькой семейное, петушиться.
– Слушайте меня и очень внимательно, Николай Кузьмич, вами заинтересовался офицер СБУ. Видите, он такой высокий, стоит возле дерева.
– Ага, вижу. За что, я ничего не сделал, сын опять что-то натворил? Сын? Вот, паразит, говорил ему, Петька… А он опять, – разволновался Николай Пузиков.
– Причем здесь ваш сын? – занервничала Женька.
– Тогда что?
– Вы зачем с пыжиковой шапкой в руках выступали? Махали ею нарочито. Это что за намеки, спрашивает меня офицер СБУ, думать надо, Николай Кузьмич, думать, а еще начальник жилищно-коммунальной сферы, солидный человек. Это я вас в списке выступающих подавала. Отвечать будем вместе, – Женька взяла из рук растерянного товарища Пузикова шапку и вывернула ее наизнанку.
Новая пыжиковая шапка, вывернутая рыжим мехом вовнутрь, недовольно сморщилась. Где это видано, выставлять на всеобщее обозрение непрезентабельную стеганую изнанку?
– Не понял, причем здесь пыжиковая шапка? Она моя, она новая. Мне ее жена на день рождения подарила, и чек есть у жены, она всегда хранит чеки. Я ее не украл, вы что, – искренне возмутился Николай Кузьмич Пузиков, – отдайте шапку, Женя, мне холодно, я старый человек, лысина мерзнет.
– Вон, видите, Николай Кузьмич, этот офицер опять на вас смотрит. Вы, может, и ни при чем. Но пыжиковая шапка и Япанович – история темная, и не место на митинге вспоминать о ней. Это я вам, как пиарщица, говорю. Раз у офицера СБУ плохая ассоциация возникла, не провоцируйте службу безопасности. С ней шутки плохи. Смиритесь. Ради всего святого, прошу вас.
От удивления уши пыжиковой шапки остолбенели, вытянулись ввверх. А как еще пузиковский пыжик мог протестовать? Теперь зимняя шапка Николая Кузьмича напоминала собой обыкновенный театральный реквизит, ее форма была обтянута серой атласной подкладкой, а по бокам предательски торчали рыжие, оппозиционные меховые уши. Женька уверенно надела эту дизайнерскую разработку на голову начальнику ЖЭКа № 13 товарищу Пузикову.
– Пыжиков вы наш!
– Я Пузиков, я не понимаю…
– И не надо понимать. Считайте, Николай Кузьмич, что это приказ. Приказ по законам военного времени. Приказ.
– Чей?
– Вам что, нужно письменное уведомление от офицера службы безопасности Закраины?
– Ничего мне не нужно, – обиженно произнес Николай Кузьмич, повернулся, и, опустив голову, коронованную вывернутым на изнанку пыжиком, пошел прочь. Задорожцы дружно скандировала «Япанович, Япанович, Япанович!!!»
Женька понимала, что незаслуженно обидела нормального дядьку, что офицер шизофреник, но смеяться или плакать над щекотливой ситуацией некогда. Нужно работать.
Она с завидным напором и усердием протискивала свое комиссарское тело сквозь толпу, от которой веяло холодом и агрессией. Над головой нервно реяли синие флаги, фальшивое шипение уличных колонок заглушали громкие призывы задорожских ораторов поддержать Виктора Япановича. В противоположном политическом лагере оппозиционные активисты кричали «Юбченко! Юбченко! Юбченко!» Над площадью под шквал аплодисментов в небо взлетели сотни оранжевых воздушных шаров. Студенты раздавали участникам митинга апельсины.
– А чего наши регионалы ничего не раздают? – послышался старческий голос позади. Женька обернулась. Группа немолодых людей, тем, кому за шестьдесят, стуча от холода зубными протезами, выражали недовольство происходящими событиями на противоположной стороне проспекта Ленина.
– Дмитриевич, у тебя есть чикушка?
– Наливаю, мужики, держите одноразовые стаканчики прямо. Ой, мимо. Руки крюки. О! Получилось.
– Закуска есть?
– У оранжевых через дорогу, хи-хи. Там все есть.
– Я пойду, пару цитрусовых фруктов свисну, мужики держите бутылку, я сейчас, – Женька всполошилась. Она с детства не любила штрейкбрехеров и дезертиров.
– Мужчина, вы куда?
– Туда…
– Я представитель штаба «Партии Губерний», митинг в поддержку Виктора Япановича проходит здесь. Вы ничего не перепутали?
– Так я хотел противника лишить продуктовых припасов, я за апельсинами. Одна нога там, другая здесь.
– Ваша фамилия. Вы откуда?
– Понял. Все, тихо. Митингую тут. Я понял. Дамочка, не надо нервничать.
– И помните, я за вами наблюдаю. Спасибо за понимание.
Женька строго посмотрела на подвыпивших мужиков и пошла дальше. Апельсины, креативный ход, подумала пиарщица, дешево и сердито. А губернские товарищи с горя пьют водку, хорошо – не поют.
Кто сказал, что не поют?
– Ой, мороз, мороз, не морозь меня… – послышалось из толпы. Комисар работая локтями, быстро достигла цели. Группа товарищей, тех, кому за сорок, с плохой координацией в движениях и еще худшей в произношении слов всенародной, застольной песни распивали пятую по счету бутылку. Четыре пустых валялись возле старого тополя.
– Вы что себе позволяете? Товарищи! Это же митинг, а не день рождения, в конце концов, – возмутилась Женька.
– Вот именно, день рождения. А меня с ребятами на митинг выгнали. Мы сейчас где должны быть, у меня дома за столом, кушать оливье. А мы где? Правильно, на митинге. Мы замерзли, как черти. Слушай, тебя как зовут? – спросил у Комисар усатый мужик.
– Евгения Комисар.
– О, слушай, Комисар, давай за меня. Мне сегодня сорок лет стукнуло. Вот тебе апельсинка, закуси.
– Оттуда? – укоризненно спросила Женька.
– Обижаешь, дядю Жору. Я из дома принес. Вот, на банан, если вражеских фруктов не ешь. Пей, солнышко. Все-таки день рождения. Сорок лет бывает только один раз в жизни. Полжизни Жора прожил. Сколько пережито и выпито! – Женька осознала, усатый именинник не отвяжется.
– Я пью за вас, Жора. И на этом точка, мужики, завязываем. Обещайте больше не пить и не петь.
– Обещаем, если выпьешь!
– Уважаемый, как вас?
– Николаевич.
– Уважаемый Георгий Николаевич поздравляю вас от всей души с 40-летним юбилеем. Желаю здоровья, счастья, благополучия вашей семье. Пусть будет радостным будущее в Закраине. За понимание! За стабильность!
– За стабильность!
Митингующие одобрительно улыбнулись и чокнулись пластиковыми стаканчиками с именинником. Не успела Женька опрокинуть пятьдесят граммов за незнакомого дядю Жору, как ее окликнул знакомый голос.
– Комисар!!! – Куликов осуждающе посмотрел на Женьку.
Ей некогда оправдываться, но она объяснилась с шефом.
– Саша, поверь, я пила для дела, – он поверил. В последнее время все, что Женька делала, вызывало у Куликова одобрение.
От строгого шефа нагоняя не последовало. Александр Куликов отвел Комисар в сторону, подальше от истеричных уличных колонок и митингующих, чтобы поведать последние новости. Он подробно рассказал ей о том, что из западной и центральной Закраины акции протеста перекинулись в восточные губернии. Так же как и в Задорожье, оппозиционеры сегодня митингуют в Харьевске, Неровном Рогу, в соседнем Днепробротанске. В столице на майдане Незалежности многолюдно. Оранжевые закраинцы в здании, где раньше размещался музей Ленина, обосновали свой штаб. Они окружили живым кольцом здание правительства, сейчас идет мирная осада администрации президента. Представители оппозиции заявили, что нынешняя власть может пойти в открытое противостояние, как только действующий президент Леонид Кучкист в Санкт-Петербурге встретится с российским президентом Ф.С.Бутиным и получит негласную санкцию на применение силы. Пресс-службы обоих президентов опровергают информацию о готовящейся встрече. Сам Леонид Кучкист утверждает с телеэкрана, что силового варианта развития событий не будет. Последняя информация, прозвучавшая от Александра Куликова, потрясла Евгению Комисар своей безысходностью. И это было еще не все. Спикер Верховной Зрады Владимир Павлин и Виктор Япанович пригласили на заседание Закраинского Национального Совета представителей губернских органов власти и местных советов, чтобы прекратить их массовый переход на сторону лидера оппозиции Виктора Юбченко. Выслушав внимательно Александра Куликова, глубоко вздохнув, и страстно выдохнув, Женька Комисар спросила у шефа:
– Саша, как ты думаешь, кровь на майдане будет?
– Подумай лучше, что будет, если Виктор Япанович проиграет. Мы с тобой на него работаем. На власть. Власть прямолинейную, коррумпированную, развращенную административным ресурсом. Нам отступать некуда. Будем принимать бой.
– Это революция?
– Да, девочка моя, мы в эпицентре. Это революция, оранжевая революция. Чтоб ее…
В подтверждение слов Александра Куликова на противоположной стороне проспекта Ленина оппозиционеры стали громко скандировать «Ганьба, Ганьба Япановичу! Ганьба!».
– Ганьба власти! – громко поддержала оранжевых соратников жирная крыса, пропищав себе под нос протестные слова.
Петр Антонович Ковбасюк собою доволен, транспаранты в наличии, флаги есть, раздачей апельсинов оппозиционеры обеспечены. Как заказывали. Получите и распишитесь, подбадривал себя незаурядный маг-финансист, товарищ Ковбасюк. Если так пойдет дальше, и этот митинг не последний в борьбе за правое дело, деньги потекут рекой. Предчувствие солидного барыша улучшало настроение, нормализовало давление, обостряло зрение, формировало новые мечты, на которые виртуозный финансист мог истратить заветные купюры. Ай да Петр Антонович, ай да сукин сын, без зазрения совести хвалил себя Ковбасюк. И митинг не хуже, чем у власти и денег заработал. Кого я вижу? Ковбасюк прищурился, пристально рассматривая политических оппонентов на противоположной стороне проспекта. Комисар и Куликов собственными персонами! Воркуете, голубки. Пиарщики доморощенные, недолго вам осталось прислуживать губернской власти, злорадствовала жирная крыса.
– Петр Антонович, вы хотите сказать, что раздали студентам двести флагов? По-моему, здесь и транспарантов гораздо меньше, чем планировалось, вы обещали грузовик апельсинов, а сколько привезли? – доставал наивными вопросами студенческий активист.
– Давайте, каждый будет заниматься своей работой. Вон видишь, твои студенты вместо того, чтобы раздавать, сами казенные апельсины жрут, а ты с претензиями. Они разбежались по домам, а ты только сейчас решил флаги на площади пересчитать. Идите уважаемый, работайте, – огрызнулся Петр Антонович Ковбасюк и недружелюбно оскалился вслед студенческому лидеру. Ох, уж эти дети, все им надо знать, везде нос сунуть. И не только им. Петр Антонович застыл в напряжении, он увидел, как Александр Куликов поздоровался за руку с главным милиционером города, любезно перекинулся с ним парой слов и уверенным шагом пересек нейтральную территорию проезжей части, которая одновременно служила разделительной полосой между приверженцами власти и оппозицией. Неужели, главный пиарщик «Партии Губерний» решил внедриться в ряды оппозиционеров, недоумевал Петр Антонович Ковбасюк, у которого от нервного перенапряжения участился пульс.
Стучало в висках и у Александра Куликова, который почувствовал совершенно иной дух на противоположной стороне проспекта Ленина. Здесь пахло молодостью, одержимостью, уверенностью в собственных убеждениях. Чего не скажешь о митингующих в поддержку действующей власти и ее кандидата. Все ради галочки, обязали прийти на митинг, отметился и домой в койку. На оранжевой стороне проспекта студенты пели под гитару песни Цоя и Высоцкого, аппетитно ели сочные апельсины. На противоположной стороне главной улицы Задорожья пили водку, украдкой поглядывали на часы и томились в ожидании выступления местных артистов, которые за триста долларов будут исполнять попсу, песенки лучшие из худших.
– Сан Саныч, как я несказанно рад видеть вас в наших рядах, – войдя в роль домашней, покладистой крысы, нарочито медленно произнес Ковбасюк.
– И вам добрый вечер, Петр Антонович, – ответил сдержанно Александр Куликов, хотя на дух не переносил оппозиционных крыс.
– Какими судьбами?
– Вот, перенимаю опыт западных пиар-технологов. Впечатляюще. Создали вы, Петр Антонович, себе кумира, неужели не понятно, что Виктор Юбченко мажор и удачный зарубежный проект, не более того.
– Куда нам до вашего Япановича с его блистательными победами и виртуозными фальсификациями!!!
– Фальсификаций не было, не спорю, нарушения были и с нашей, и с вашей стороны. Юбченко не дотянул до победы. Нет, чтобы достойно принять поражение…
– Достойно принять поражение? Да вы его отравили, губернские изверги!
– завелся Ковбасюк.
– Петр Антонович мы с вами не на митинге выступаем, вы не хуже меня знаете, что Юбченко производил косметические процедуры по омоложению лица, неудачно.
– Хватит ерундить. Ваш Япанович в юности пыжиковые шапки с добропорядочных людей снимал, а теперь в президенты рвется, чтобы обокрасть весь народ. Он же сидел в местах не столь отдаленных, и не один раз, – ликовал Ковбасюк, и, как ему казалось, словесно убивал наповал политического конкурента неопровержимыми фактами.
– Япанович отсидел, а Юбченко еще сядет, за все свои проделки. А по поводу обокрасть народ – начните с себя, Петр Антонович, вы же у нас непревзойденный, честный во всех отношениях финансист, – разозлился Александр Куликов.
– На что это вы намекаете, Александр Александрович?
– Я разве намекаю, я утверждаю, вы, уважаемый Петр Антонович, достойный бухгалтер оппозиционного штаба.
– А вы, вы-то, Сан Саныч, ну, сама финансовая непорочность, святой, с вас можно иконы писать.
– Вот и обменялись любезностями!
– Да, обменялись, и вам скатертью дорога.
Куликов внутренне понимал, разговор с Ковбасюком – пустая трата времени и сил, но отказать себе в удовольствии потрепать нервы Петру Антоновичу не смог. Наблюдая, как от нервов у оранжевой жирной крысы интенсивно плавится подкожный жир, Александр Куликов торжествовал, как мальчишка. В детстве он крыс боялся, а повзрослев, стал их дрессировать с помощью острых слов и пиар-трюков. На вопрос, зачем Александр Куликов публично посетил стан врага, мог ответить сам Александр Куликов. Опытный пиар-технолог хотел показать Олегу Рогову, руководителю городского оппозиционного штаба, что хорошо знаком с Ковбасюком, что у них есть тайная история отношений. Побочное действие этой смелой выходки Александра Куликова, деморализовать жирную крысу, заставить нервничать, оправдываться. Цель достигнута. Покидая оранжевую территорию проспекта, Александр Куликов оглянулся и увидел, как Олег Рогов с пристрастием допрашивает Петра Антоновича, пытаясь разгадать ребус их дружеских взаимоотношений. Действительно, что общего между финансовым гуру штаба «Наша Закраина» и главным пиарщиком «Партии Губерний»?
«Так тебе и надо, – мысленно куражился Александр Куликов, – денежная вонючка, вздумал меня шантажировать, я тебе устрою веселую жизнь в разноцветных красках, я тебе припомню, как ты залез в мой карман». Куликов радовался недолго. Не успел он прибыть быстрым шагом на землю обетованную, где сторонники Виктора Япановича дружно кричали «Гонбасс – порожняк не гонит!!!», как в поле его зоркого зрения снова попала Женька Комисар. Она в режиме скоростного поезда бессистемно металась среди митингующих. Поймать хрупкое комиссарское тело в толпе, схватить его за руку оказалось делом непростым, но Александр Куликов справился. Он и не такие сложные задачи способен в оперативном режиме решать.
– Что случилось, остановись! Женька, приди в себя, – Александр Куликов схватил Комисар за руку и по-мужски притянул к себе, обнял. Сердце у Женьки билось, превышая все мыслимые нормативы.
– Я, я….я – Женьке трудно говорить.
– Дурочка, успокойся, что с тобой случилось, бегаешь по площади, как заведенная юла. Все, я с тобой. Что? Что случилось?
– Там Вик, я его точно видела. Увидела и потеряла. Саша, мой пес жив. Ты представляешь! Вик сейчас здесь, на площади. Помоги мне его найти. Я тебя очень прошу, умоляю. Саша!
Александр Куликов понимал абсурдность просьбы – найти бегающую собаку среди митингующих людей. Но спорить не стал. Он хладнокровно набрал номер мобильного телефона главного милиционера Задорожья и попросил срочно разыскать на площади Фестивальной стаффордширского терьера в возрасте 4 лет и сообщил ему особые приметы собаки, ее масть, объем холки, которые нашептала ему на ухо хозяйка. Главный милиционер воспринял это как шутку, тогда Александру Куликову ничего не оставалось и он сообщил правоохранительным органам, что на ошейнике у собаки сотрудниками его Пиар-Центра установлена скрытая видеокамера. Отснятый видеоматериал не должен попасть в руки оппозиционных сил. Женька понимала, Куликов бессовестно врет, но именно это и сработало. Через пять минут милиционеры системно прочесывали площадь в поисках собаки. Еще через тридцать пять минут Александру Куликову по мобильному телефону сообщили, что собака с указанными приметами на площади Фестивальной не найдена. По показаниям многочисленных свидетелей, ее никто не видел.
Женька разрыдалась на плече у шефа.
– Может тебе показалось?
– Я своими глазами видела его вон там. – Женька повернулась и рукой указала на сцену, где выступали скверно поющие местные музыканты, – Он бегал возле сцены, я его узнала. Это был Вик.
– Тихо, ну что ты, мы твою собаку найдем. Женя, успокойся.
– Это не собака, это мой единственный член семьи, это мой Вик, мой ребенок, если хочешь, – сквозь слезы твердила Комисар.
– А я, значит, так, не твой?! Так, просто приблудился на работе, – укоризненно шептал плачущей хозяйке потерявшегося пса Сан Саныч.
Он понимал, любовь к животным и все такое. Но чтобы так плакать из-за собаки, непонятно. Собака, она и есть собака! Не человек, в самом деле.