Пережив ночной, реалистичный сон, с собаками и козлами, мистическими полетами поезда Женька, ступив на столичную землю, решила удостовериться в подлинности происходящего. Комисар вежливо спросила у проходящей мимо женщины, который час, та с точностью до минуты ответила. Задорожская пиарщица посмотрела на свои часы, время совпало, стрелки больше бешено не вращались, и Женька успокоилась. Не сон. Ну, слова богу. Обратно полечу самолетом, подумала Комисар, хватит с меня сегодняшней ночи, парящего в воздухе поезда и душки Веры Николаевны.
Столица – настоящая, суетливая, могучая, таинственная, город номер один в Закраине. Факт. Евгения Комисар быстро поймала такси и уверенным голосом сказала водителю: «На Майдан!». Тот, без лишних слов, взял курс на площадь, где сегодня решалась судьба страны. Из забрызганного грязью окна такси Женька рассматривала столицу, которая лениво просыпалась. Она всегда хотела жить в Киевске, она любила каштаны, обожала маленькие, уютные кафе, где варят вкусный кофе. Здесь не только территориально находится пуп власти, бизнеса и культуры, именно здесь в огромном мегаполисе можно затеряться в толпе, раствориться, почувствовать себя песчинкой. Маленькой песчинкой в эпицентре политических страстей.
– На Майдане оранжевые бастуют? – осторожно спросила Женька у немолодого таксиста.
– На Майдане тихо. Майдан стоит, что ему будет. Это у Лукьяноского СИЗО сегодня аншлаг.
– В смысле?
– Сегодня же 27 ноября.
– Я знаю, 26-го я выехала из Запорожья, а 27-го ноября приехала в Киевск, и что? Что за дата?
– Так у Юлии Тигрюленко день рождения, – удивился таксист.
– Хорошая новость, почему ее день рождения не отметить на Майдане?
– Это что, шутка такая?!
– Шутка?
– Юля сидит в СИЗО, а народ под стенами собирается ее поздравлять. Вчера в новостях рассказывали. Вы, девушка, не с Марса случайно прилетели? Ой, простите, если я что лишнее говорю. Может, вы телевизор не смотрите, так и в интернете про это пишут.
Женька Комисар решила срочно позвонить Александру Куликову и выяснить, почему она не в курсе последних новостей. Когда это Тигрюленко успели в следственный изолятор посадить? Вчера по телевизору выступала, а сегодня сидит. Странно! Александр Куликов оказался вне зоны доступа. Как всегда, расстроилась Женька, когда он мне нужен, скорая информационная помощь оказывается вне доступа. Женька расплатилась с таксистом и попросила его не уезжать. «За простой я заплачу», – крикнула она, громко хлопнула дверью и убежала. Таксист, глядя вслед бугущей гостье столицы, насупил брови. Он семнадцать лет работает таксистом, и все эти годы не может понять, почему молодые девушки так громко хлопают дверью. Это же не входная дверь в их квартире, не холодильник, не дверь в кабинет начальника, это машина, а они хлопают. Громко хлопают. Отвратительно! Я ее дождусь, решил таксист. Дождусь, чтобы сказать все, что думаю о ней, привыкли, хлопают и хлопают, как у себя дома.
Пострадавшая дверь такси выпрямила спину и нескромно сверкнула хромированной ручкой. Приятно, подумала она, когда о тебе так мужчина заботится, не то, что эта любительница Майданов.
Женька смотрела на площадь Независимости, на этот пресловутый Майдан и ничего не понимала. Где палатки, где транспаранты, толпы людей, блокирование административных зданий, крики, шум и политическое противостояние. Она приехала посмотреть на оранжевую революцию, а здесь мир, тишь, да благодать. На площади работала техника, люди в оранжевой спецодежде устанавливали искусственную елку. Отличить коммунальщиков от митингующих Комисар еще в состоянии. Что происходит? Получается, революция бурлит только в информационном пространстве, а на самом деле в столице ничего не происходит. Евгения Комисар решила получить достоверную информацию от студентов, которые на лавке мирно пили пиво и неприлично громко смеялись. Я слишком рано приехала, слишком рано, занервничала Женька.
– Молодые люди!
– Тебе что, закурить? – сразу пошли на контакт студенты. Они возвращались из ночного клуба и плохо ориентировались в пространстве и во времени.
– Нет, спасибо, я не курю.
– Тогда, чего тебе, тетя? – Женька обиделась и на тон и на тетю. Какая она тебе?.. Ох уж эти столичные детки, цветы опустевшего Майдана.
– Я журналистка, здесь сегодня должен проходить митинг оппозиционных сил, выступать Виктор Юбченко. Вы, случайно не знаете, когда митинг состоится. Я приехала из города Задорожья, по заданию редакции.
– Тетя, ты что, на коксе? Какой митинг? Какой Юбченко, с какого такого перепугу он должен выступать. Его время истекло.
– Что значит истекло?
– А то и значит, был и сплыл, твой Витя Юбченко. Хочешь пива? Свежее.
Комисар обиделась, но виду не подала. Его убили, мелькнула у Женьки в голове крамольная мысль. Оппозицию перебили. Юлия Тигрюленко в СИЗО, Юбченко сплыл.
– А Луценко где? – вырвалось у Комисар.
– Там, где и Тигрюленко – за решеткой, в СИЗО, – удивились студенты, – Иди тетя, проспись. Все сидят за решеткой в темнице сырой.
– А Япанович?
– Ты всех будешь по фамилии перечислять? Этот не в тюрьме, давно отсидел, – студенты стали наперебой ерничать. Женька поняла, разговор окончен.
Она прошлась по Майдану, подходящих кандидатур для сбора информации пиарщица не обнаружила. Елку на главной площади страны устанавливали искусственную, и Женька терялась в догадках, почему. Как такое может быть? Елки везли из Закартатья, красивые, породистые, пушистые. Что случилось в этом году? Женька ненавязчиво приблизилась к коммунальщикам и разговорилась с пожилым мужчиной, который убирал мусор.
– А почему елка искусственная?
– Денег в бюджете нет. Кризис.
– Какой кризис?
– Денежный, деточка, во всем мире кризис. Я и сам думаю, что неправильно на главной, государственной елке экономить. Ребятишкам радость, а тут – пластмасса, ни тебе запаха, ни цвета. Время сейчас такое.
– Какое?
– Тревожное время, вон чернобыльцам льготы урезали, матерей детских денег лишают. Нам зарплату задерживают.
– А выборы? Вы за кого голосовали? Говорят, сегодня здесь должен состояться митинг оппозиционных сил.
– Так они все к Лукьяновскому СИЗО поехали. Ты думаешь, чего елку так рано устанавливают, чтоб на Майдане не митинговали, – шепотом сказал пожилой человек.
Закраина всегда находится в перманентном состоянии кризиса. Но чтобы за одну ночь стало нечем социальные льготы выплачивать, и правительство Закраины приняло решение на главной площади страны установить искусственную елку – это слишком, искренно изумлялась задорожская пиарщица. Она решила поехать, посмотреть на митинг под стенами СИЗО и там выяснить, что в стране происходит. Расстроенная и обескураженная Женька рухнула на переднее сидение такси.
– А можно вас попросить дверью не хлопать? – еле сдерживая гнев, сказал таксист.
– Простите, я нервничаю.
– Я тоже очень нервничаю.
– Больше не буду хлопать дверью. Еще раз простите.
– Куда ехать?
– В СИЗО.
– Все митинг ищите?
– Да. Митинг.
Евгения Комисар еще раз попробовала дозвониться любимому шефу Александру Куликову. Он снова оказался в зоне абсолютной недосягаемости. Женька пыталась дозвониться секретарю Пиар-Центра, его сотрудникам, безрезультатно. Женька Комисар стала обзванивать всех, кто значился у нее в списке телефонных номеров, связь отсутствовала. Очевидное и невероятное. Но факты вещь упрямая, ей тоже никто не звонил, как будто она умерла. А разве она умерла? Телефон подозрительно молчал.
– Приехали, вот Лукьяновское СИЗО, за всю поездку и простой машины 180 гривен, – заявил таксист. Женька удивилась названной сумме, но спорить не стала и ринулась в бой. Она хотела скорее разобраться в информационной головоломке.
У Лукьяновского СИЗО многолюдно. Звучит музыка, со сцены доносятся поздравления. Забор пенитенциарного учреждения оклеен красными сердцами, на которых написаны поздравления с днем рождения. Люди складывают живые цветы прямо у забора.
– Замуровали, ироды, – закричала старушка, скрестив руки на груди.
– А за что замуровали? Я это, за границей долго в командировке была. Вот приехала, ничего понять не могу. Может, расскажете мне, что происходит? – оправдывалась Женька за свою неосведомленность и политическую безграмотность.
– Так, Юлю посадили за газовые контракты, мол, она виновата, что газ в стране дорогой.
– А это неправда? – осторожно поинтересовалась Женька.
– Тогда обстановка такая была. Мы все могли замерзнуть. Зима, а газа нет. Все подтасовка. Политика. Сейчас деточка, Бурчинов будет выступать, и ты все поймешь.
Действительно, через пару минут на сцену вышел Александр Бурчинов, из его речи, которая длилась пятнадцать минут, Женька поняла все хитросплетения криминального дела. Тигрюленко дали 7 лет, в высшую инстанцию подана апелляция. Женька к столичной узнице иллюзорных симпатий не испытывала, профессиональная пиарщица считала Юлю Тигрюленко отличным продуктом современных политических технологий. Но простым людям не объяснишь, они верят политикам, их обожествляют. По глубокому убеждению Евгении Комиссар, в Закраине нет политиков с безупречной репутацией. Подымаясь по политической лестнице, все участники большой политики грешат, предают, лгут, отмывают народные деньги и преследуют сугубо клановые интересы. О благе народа политические боги, как законодательной, так и исполнительной власти, думают в последнюю очередь. Система ценностей в политике определяет правила игры, а белым и пушистым места нет.
– Юля, Юля, Юля, – скандировали гости импровизированного дня рождения.
Александр Пономарь запел вкрадчивым голосом, у присутствующих на глазах выступили слезы. Интересно, подумала Комисар, если бы Тигрюленко не сидела сейчас в СИЗО, могли бы все эти простые закраинцы оказаться с ней за одним праздничным столом? Увы. А сегодня они приближены к божеству. По-человечески жалко Юлю, красивая женщина и ей не место в следственном изоляторе, подумала Женька. Она вдруг на мгновение представила, как за стенами следственного изолятора сидят извесные закраинские политики. Как они перестукиваются, обмениваются малявами, их выводят на совместные прогулки. Комисар улыбнулась, потому что точно знала, что и здесь, за решеткой закраинские политики будут драться за тюремную пайку. Выяснять, кто из них первый, кто из них самый главный, у кого в камере лучшие условия и кто благодаря адвокатам и взяткам раньше всех выйдет на свободу, чтобы с новыми силами ринуться спасать закраинский народ от лютой зимы, бедности и вечной безнадеги.
Антонина Материнко сменила на сцене коллегу по шоу-бизнесу. Женька задумалась над словом «шоу-бизнес». Над его скрытым смыслом, тут тебе и шоу, здесь тебе и бизнес. Тоня уверенно взяла высокую ноту. В ее искренности Евгения Комисар не сомневалась, отлично поет, выставила оценку молодой закраинской певице пиарщица. Если закрыть глаза и не смотреть на сцену, голос Тони – абсолютная вокальная копия голоса ее матери Нины Материнко. На заре своей молодости Нина Материнко работала на заводе в городе Задорожье. Земляки, от этого слова в душе Комисар потеплело. Хорошо поет, душевно, наверное, из глаз именинницы сейчас катятся слезы, подумала Женька. На днях Тигрюленко перевели в другую камеру. Власть хотела нейтрализовать празднование дня рождения под стенами СИЗО. Поэтому Юлия Тигрюленко песен и поздравлений не услышала. Ее сторонники знали, что именинница поздравлений не слышит, но все равно пришли под стены СИЗО, получилась своеобразная акция протеста. Действие равно противодействию. Политики об этом забывают. Чем жестче власть относится к Тигрюленко, тем быстрее растет число ее сторонников. Неужели не понятно, мысленно возмущалась Комисар? Кто подсказал действующей власти такой опрометчивый политический шаг, за которым обязательно последует мат? Политические игры напоминают шахматы. Есть королева, король, их свита и пешки, которыми жертвуют, без сожаления, в первую очередь.
У властных структур много глупости и официоза. А вот оранжевые – молодцы, умеют сделать мероприятие душевным. У них акции продуманы до мелочей, хорошо организованы. Александру Куликову в глаза такое не скажешь, анафеме предаст, подумала Женька и снова предприняла попытку дозвониться шефу. Поделиться впечатлениями от дня рождения Юлии Владимировны ей так и не удалось, Куликов пребывал вне зоны досягаемости. Хорошо, что он находился не в лукьяновской зоне, перед которой сейчас стояла Женька Комисар. Итак, революции нет, в стране экономический кризис, Юлия Тигрюленко за решеткой, это вся информация, которую узнала за несколько часов пребывания в Киевске задорожская пиращица. Она не верила своим глазам. Факты противоречили тому, что знала Комисар до 27 ноября, до приезда в столицу. Женьке казалось, что она попала в совершенно другую страну, с другими людьми, событиями, политическими интригами. Евгения Комисар тяжело и глубоко вздохнула, сердце пронизала острая боль, Женька машинально приложила к месту, где у нее находилось сердце, теплую ладонь. Тихо, тихо все будет хорошо, просто я устала, успокаивала себя пиарщица. Комисар знала, с сердцем у нее все в порядке, а если главный моторчик в организме сбоит, это от нервов. Интересно, что пишут на поздравительных открытках?
«Дорогая Юля! Поздравляем Вас с Днем Рождения. Желаем здоровья, счастья, поскорей выйти на свободу».
– Мг, понятно, – пробурчала про себя Комисар. А вот еще, «поздравляем вас, дорогая Юля, с 51-й годовщиной и желаем»… Странно, Тигрюленко мне казалась моложе, лет этак на семь. На одной из поздравительных открыток стояла дата, 27 ноября 2011 года. Ошибка, подумала Женька. Но когда она просмотрела с десяток подобных открыток в форме сердца, сомнение развеялось, дата 27 ноября 2011 года существовала в реальности. Как я раньше не догадалась, Тигрюленко посадили на 7 лет, вот закраинцы и пишут на всех поздравительных открытках эту дату. Сегодня 27 ноября 2004 года, а выйдет на свободу Юлия Тигрюленко 27 ноября 2011 года. Все просто. Но собственное сердце Женьки Комисар продолжало тупо ныть, оно хотело ей помочь разгадать важный жизненный ребус, ответ на который содержался в поздравительных открытках, по форме напоминавших большое человеческое сердце. День рождения под стенами СИЗО шел к завершению, последнюю песню исполняла музыкальная группа, название которой Женька не могла вспомнить, как ни пыталась. Артистам сложно решиться выйти на эту сцену под стенами следственного изолятора, фактически участвовать в мероприятии против власти. «Смело, смело», – подумала Женька Комисар и направилась в сторону автостоянки, где намеревалась поймать такси или водителя, промышляющего частным извозом. Она хотела принять теплый душ, позавтракать, выпить чашечку, и не одну крепкого кофе, зайти в интернет, обстоятельно все обдумать и найти способ связаться с сотрудниками Пиар-Центра, чтобы выяснить, куда подевался ее любимый шеф. Женька бойко пробиралась сквозь толпу.
– Девушка, выпейте с нами шампанского, за здоровье Юлии Владимировны, – предложил мужчина и протянул Комисар пластиковый стаканчик, наполненный до краев игристым шампанским.
– За здоровье? С удовольствием! – Женька оказалась в окружении людей, которые праздновали день рождения своего лидера. Их тосты были простыми, искренними.
– А помните, как нашей Юле подарили на день рождения тигренка маленького такого? Ее потом все называли Тигрюля!
– Да, хорошие времена. Теперь день рождения модно справлять за стенами следственного изолятора. Губернские всех политиков не пересадят, кто с ними не согласен! Прорвемся, ребята! За Юлю!
– Это гнусный политический заказ. Правда восторжествует! И скоро, очень скоро Юлия, наша Юлечка выйдет на свободу. За скорейшее освобождение тебя, дорогая наша Юля! Юля! – начали скандировать любители Советского шампанского. Их дружно поддержали многочисленные гости, пришедшие праздновать день рождения Тигрюленко перед стенами следственного изолятора.
– Стаканчики, молодые люди, бросайте сюда. Соблюдайте чистоту, – послышался за спиной знакомый голос, который не спутаешь ни с кем и никогда.
Евгения Комисар резко обернулась, перед ней стояла постаревшая, но такая родная и знакомая баба Дуся. Она держала в руках черный мусорный пакет и деловито собирала у гостей на импровизированном дне рождения использованные пластиковые стаканы.
– Бутылка пустая? Хорошо, ее тоже в пакет, – сказала баба Дуся и шагнула дальше в толпу. Не узнала, подумала Женька.
– Баба Дуся, родненькая. Неужели я так изменилась, что вы меня не узнаете, – закричала Женька старушке вслед. Баба Дуся обернулась и выцветшими от катаракты глазами стала вглядываться в толпу.
– Кто меня зовет?
– Это я, Женя Комисар. Как вы здесь оказались? Я так рада вас видеть, баба Дуся, так рада, – Комисар бросилась с распростертыми объятьями обнимать старушку.
– А Женя, сколько лет, сколько зим, – улыбнулась старушка и обнажила беззубый рот.
– Пойдемте туда, где народа поменьше, и спокойно обо всем поговорим. Мне нужно столько у вас расспросить. Как я рада вас видеть, баба Дуся! Родненькая вы моя. Это просто счастье, что мы встретились здесь.
Они долго искали уединенное место, надеясь спрятаться от толпы и посторонних глаз. Баба Дуся рукой указала укромное местечко, где стояла одинокая лавочка.
– Вот, деточка, я теперь здесь, в следственном изоляторе работаю.
– Так вы и Тигрюленко видели?
– Издалека. Я в здании не убираю, только на территории СИЗО и возле него. На свежем воздухе работаю. Повезло! Там в камерах смрад, теснота, дышать нечем, мне мои напарницы рассказали. Чтобы в самом здании работать, нужен особый доступ. У них он есть, а я так, дворник одним словом. Но кое-кого видела. Здесь наш Ковбасюк сидит, помнишь Петра Антоновича? Похудел, вместо жирной крысы остались одни уши и нос, как у Буратино. На маленькую плешивую мышь он теперь похож. Конечно, Ковбасюк страшная крыса, воровал безбожно и попался, но все равно жалко его дурака. Ведь наш, задорожский, земляк.
– А когда его посадили?
– Так два года назад. Значит, у нас сейчас 2011 минус два, получается, в девятом году посадили. В феврале.
– Я правильно поняла, сейчас 27 ноября 2011 года?
– Ну да, вот люди, день рождения Тигрюленко празднуют. Ты же сама видишь.
– Баба Дуся вы ничего не путаете?
– Деточка, я хоть и старая, но не выжившая из ума старушенция. Да ты любого спроси, какой год на дворе и тебе скажут – две тысячи одиннадцатый.
Женька ожидала услышать что угодно, но такое! Получается, она попала в будущее. Из Задорожья уехала 26 ноября 2004 года, а в Киевск приехала 27 ноября 2011-го. И поздравительные открытки, прикрепленные к забору следственного изолятора, где указана дата 27 ноября 2011 года, реальность. Женька вспомнила вещий сон в поезде, испугалась.
– Баба Дуся, а кто победил в 2004 на президентских выборах Юбченко или Япанович? – спросила пиарщица.
– Так Виктор Андреевич Юбченко, а Юля Тигрюленко у него премьер-министром работала. Она принимала участие, в подписании контрактов с Россией. Говорят, что из-за нее газ нам продают по высокой цене.
Грянул кризис во всем мире, а в Закраине совсем все плохо. Гречка по 20 гривен за килограмм. Хлеб три пятьдесят, когда такое было. Пенсия у меня маленькая, вот я и вынуждена подрабатывать. Внучек мой умер, говорят, наркоманом был. Я этого не замечала. Любила его сильно. Квартиру он мою обманным путем продал. Я осталась на улице. Вот, работаю здесь, мне угол выделили. Одним словом, детка, бездомная я. Бомжичка.
– Баба Дуся, а кто президент сейчас, в 2011 году? – направила разговор в нужное русло Евгения Комисар.
– Так Япанович, Виктор Федорович. Япона мать! Я за него голосовала.
Все они одинаковые. Вон, Юбченко пришел к власти, обещал, будем жить, как в Европе. Кричали, шумели, обещали, а теперь где он? Укакался со своей оранжевой революцией, переругались энти лидеры Майдана, перегрызлися. А нынешние ничем не лучше, они дворцы себе строят, неугодных политиков по тюрьмам гноят. Уж ты мне, Женька, поверь, полный следственный изолятор бизнесменов. Кто не понравился власти – за решетку, сажать некуда. Говорят, скоро новые тюрьмы строить начнут. То «оранжевые» к власти придут, то «бело-голубые». Фильм мой любимый «Свадьба в малиновке», старый, советский, помнишь?
– Нет, баба Дуся не помню.
– А ты посмотри, детка. Очень интересное кино. Там люди нормальные в деревне живут, а их то белые захватят, то красные. Вот и в Закраине политики захватили в плен собственный народ и мучают его своими, как их, реформами. А жить когда? Вся жизнь сплошная революция. На старости лет, будьте любезны, ваше место под забором следственного изолятора, извольте умереть, баба Дуся. Не побрезгуйте! Ладно, что это я, старая карга, раскричалась? Как там девочка твоя поживает? Как ее здоровье?
– Какая девочка?
– Дочка твоя, Машенька.
– У меня что, дочь есть? – удивилась Женька Комисар.
– Ну, ты сходи, милая, сдай анализы, сходи к врачу. Я сейчас сериал смотрю, там главная героиня память потеряла, а потом, случилось так, что…
– Баба Дуся, у меня есть дочь?
– Ну, да. Ты ее в 2005 родила. Машка – копия ты. Кто отец, мне так и не сказала, может Громов твой бывший муж, а может этот твой хахаль, ну, начальником у тебя еще был.
– Куликов?
– Ну, тебе лучше знать, детка. За вами молодыми не усмотришь. Ой, мне пора идти! Работать надо. А ты, если будешь в Киевске проездом, заходи, все родная душа. Со здоровьем не шути, сходи к врачу. Может, про жизнь свою и вспомнишь.
Старушка покорно встала с лавки и пошла работать, собирать мусор. Где много людей, всегда много мусора. Женька с ней и не попрощалась. У меня есть дочь, у меня есть дочь и ее зовут Маша, девочка маленькая, хорошенькая дочка, твердила она, как умалишенная.
Какой нормальный человек захочет заглянуть в будущее, тем более, если он живет в Закраине. Но ради такой новости, ради дочери, Комисар готова еще раз сесть в загадочный поезд Задорожье-Киевск в 13 вагон, с не менее счастливым местом под номером 13.
Евгения Комисар поймала такси и поехала в ближайшую гостиницу. Стоимость номера за сутки выбила ее из равновесия. Две тысячи гривен!!! Потом Женька вспомнила, что она находится в будущем времени, поэтому удивляться нечему. Комисар заказала в номер ужин и попросила девушку на ресепшене принести ноутбук с возможностью выхода в интернет. Старая гостиница плохо сочеталось с новой современной мебелью внутри здания. Как и будущее, плохо укладывалось в сознании Евгении Комисар, которая пришла в 2011 год из прошлого.
– Ваш ключ, – вежливо сказала девушка и добавила, – Сожалению, ваш номер 13, другие заняты. – Женька рассмеялась ей в ответ.
– Меня не испугаешь!
Ноги болели, ныл позвоночник, Комисар испытывала жгучее чувство голода, ей хотелось поскорей снять с себя одежду и принять горячий душ. Она открыла дверь ключем. Гостиничный номер 13 выглядел, как обычный стандартный номер: кровать, телевизор, холодильник, санузел. Поезд сначала тоже не вызывал опасений, подумала Женька, несмело передвигаясь по временному пристанищу. Она выглянула в окно. Темнело на улице рано, ноябрь в будущем такой же сумрачный, хмурый, что и всегда. Комисар раздевалась, чтобы принять спасительный, согревающий душ, по инерции, знаток информационного пространства включила телевизор. Когда он заработал, Женька поняла, она не просто включила телевизор, она открыла информационное окно в будущее. Диктор на первом канале с лицом, лишенным эмоций и человеческих слабостей, формально сообщила многочисленным телезрителям, что:
– В Гонецке 27 ноября во время демонтажа палаточного городка умер 70-летний чернобылец, участник акции протеста. Согласно заключению медицинских экспертов, его смерть наступила в результате сердечного приступа, – после чего пошел информационный сюжет, из которого Комисар узнала, что чернобыльцы объявили бессрочную голодовку, так как их лишили социальных льгот, предусмотренных законом ранее.
– Улучшение жизни уже сегодня, – повторила Комисар вслух лозунг избирательной компании Виктора Япановича.
Новость о праздновании дня рождения Юлии Тигрюленко под стенами СИЗО на этом телевизионном канале не показали, что покажут на других каналах, догадаться несложно. В чем, в чем, а в информационных технологиях Женька разбиралась. Информация о Венецианском биеннале, который сегодня должен пройти в рамках арт-форума, задорожскую пиарщицу не впечатлила. Она знала, подобных новостей во время экономического кризиса, а тем более политического, должно появляться в информационном пространстве много. Чем меньше хлеба, тем больше зрелищ. Главное не переиграть, если совсем будет мало хлеба, люди выйдут на площади. Впрочем, те, кто ездит каждый год в Венецию, о цене хлеба и социальных льготах не задумываются. У больших и очень больших людей другая шкала жизненных ценностей, другие ценники на одежде, дорогие машины и женщины, успешные дети, острова и вертолетные площадки, подумала Женька, и пошла в душ смывать унылые, грязные мысли. Теплая вода – лучший убийца негативных мыслей, которые, как пчелиный рой в любое время года и дня безжалостно жалят мозг. Женька пыталась максимально расслабить свое комиссарское тело, уйти от назойливого жужжания слов и фраз, запущенных в ее голове, как ядерная цепная реакция. Она подставляла лицо, руки, плечи под теплые потоки дождя, управляемого дождя, струившегося из нержавеющей лейки душа. Она представила себя бегущей по весеннему зеленому полю, а ей на встречу, раскрыв маленькие пухленькие ручки, бежала кучерявая маленькая девочка и громко кричала: «Мама!!!». Комиссарский стойкий дух дрогнул, Женька заплакала. Соленые слезы, смешиваясь с потоком теплой воды, ласково бежали вдоль тела, укутывая его трогательной теплотой. Она плакала, потому что знала свое будущее, будущее страны. Ей и ее маленькой дочурке предстоит жить в Закраине. Где политики профессионально умеют врать, воровать, создавать материальные ценности за счет обычных мыслей. Мы стали жить стабильно, заверяют политики закраинцев, оставшихся без работы, надежды, карманных денег. Предприятия остановлены, земля непахана, нет денег в бюджете на выплату социальных льгот, а стабильность наступила. И нет никакого противоречия с основным законом Закраины, мысль материальна. А это значит, закраинцу достаточно представить, что он сыт, и голод отступает. И только маленькая горстка недовольных закранцев скажет действующей в стране власти открыто – нет.
Бесправные люди с белой полоской на голове, с надписью «голодаю», отважатся тихо умирать на площадях, посмертно заслужив право размещения их фотографий на первых полосах оппозиционных газет. Какая разница, кого мы выбираем, красных, синих, помаранчевых или белых, в придачу с вечно-голубыми и наглыми. Цвет разный, состав краски тот же. Не проходят закраинские политики испытание властью и деньгами, как огнем и медными трубами. Их тела не плавятся от жира, их жир состоит из золота и эквивалентен счетам в оффшорных зонах. Медные трубы их не прельщают, они стремятся преимущественно к газовым. Присосется к газотранспортной трубе известный закраинский политик, в миру отъявленный олигарх, и вся страна на него батрачит. Бабушки-пенсионерки себе отказывают в лекарствах, спеша оплатить коммунальные платежи. Дети умирают от тяжелых болезней, потому что медицина не финансируется. В государственном бюджете пусто, одни мыши живы, но не здоровы, все как на подбор, лилипуты. Страна банкрот! Плохо всем, даже маленьким, беззащитным грызунам. А отъявленный олигарх пухнет от денег и богатства, позволяя себе покупать в собственной стране: недра, землю, воду, воздух, а тем более – голоса избирателей. Женькины грязные мысли плохо смывались. Она привыкла мыться дома гелем для душа, а здесь непристойный кусок мыла, величиною с кирпич, убить им можно, вымыться – никогда. А ей хотелось вымыться. Комисар закрыла глаза и стала медитировать. Вот бегу я по весеннему полю, дует легкий ветерок, колышется трава, слышно, как поют птички, стучит копытом маленькая белая сказочная пони, пасущаяся на лугу.
– Тук-тук, – в дверь постучали.
Дует ветер. Нет, дует теплый ветер, сдувая с подсохших желтых стеблей маленькие лохматые зонтики одуванчиков. Пони посмотрела мне в глаза и спросила:
– Ужин заказывали? – послышался крик из-за двери, а затем опять, – Тук-тук.
– Черт, черт, черт, – Комисар остановила благодатный поток теплой воды. Она обмоталась большим зеленым махровым полотенцем. Выпрыгнула из душа. Поскользнулась на плитке. Упала, выругалась. Это только в Закраине горничные забывают постелить в ванной коврик! Добежала до входной двери номера. Фу-ух, открыла ее.
Ужин удался, горячая курица, салат с креветками, крепкий кофе. На десерт Женьку ожидал Интернет, там, в лабиринтах всемирной паутины, хранилось информационное лакомство специально для ее пытливого ума, как заказывали. Комисар не знала, сколько времени она сможет находиться в будущем, поэтому торопилась. И если курица, салат и кофе, начиная с 2004 года, в течение долгих 7 лет, не утратили свой вкус, цвет и предназначение, то в Интернет-среде произошли глобальные перемены. Со словами «итак посмотрим», Женька Комисар смело нырнула в загадочное Интернет-пространство.
31 декабря 2004 года Премьер-министр Виктор Япанович подал в отставку, его обязанности временно исполнял Николай Хазаров. На смену ему пришла Юлия Тигрюленко, она стала премьером. «Так, а кто у нас в это время был президентом?» – спросила у всемирной сети Комисар.
Ответ последовал незамедлительно, Виктор Юбченко, теперь понятно, почему выбор пал на Тигрюленко.
2005 год, что у нас здесь?
Надо же, Премьер-министр Юлия Тигрюленко отправлена в отставку. Опять Николай Хазаров колядует в Кабмине. Во цирк, удивилась задорожная пиарщица, и продолжила путешествовать интернет-сетями.
Далее пост принял Юрий Нехануров, год мужику удалось продержаться. И то, хорошо, шептала себе под нос Женька.
Ничего себе, в 2006 году Кабинет Министров возглавил Виктор Япанович. Вот это драматургия, 271 депутат в Верховной Зраде проголосовал за этот выбор. Но уже через год Япанович сложил полномочия премьера на первом заседании Верховной Зрады нового созыва.
С 18 декабря 2007 года и по 11 марта 2010 главным прорабом строительства Закраины стала Юлия Тигрюленко. После нее Николай Хазаров работал Премьер-министром нашей многострадальной страны.
Предположим, Закраина это женщина, рассуждала про себя образно Евгения Комисар. За семь лет, начиная с 2004 года, у нее сменилось 8 мужей, то есть Премьер-министров. В задаче спрашивается, как называется такая страна, которую трудно сравнить с порядочной женщиной.