Я стояла возле здания банка в окружении десятка полицейских и никак не могла вспомнить, какого цвета была наша машина. И какой марки. И как выглядел мафиозо, похитивший моего мужа, тоже не помнила. Кажется, он был одет в полицейскую форму. А на муже была зеленая кепка… Или красная. Вспомнила! «Мерседес»! В фирме проката я расписалась на бланке, а там было слово: «Мерседес»…
Поначалу все гладко шло. Рейс без задержки, до центра добрались без единой пробки. Правда, когда цены за парковку увидели, настроение испортилось. Но решили, что за час обернемся. Мы действительно за час все пробежали. Чего там смотреть? Милан как Милан. Типовые голуби на площади, галерея с эксклюзивными бутиками… Муж сказал, на ГУМ похожа. Собор, как и положено, – в лесах. В майках внутрь не пускают, но нам и не надо: быстрее будет. Рванули назад – и никак не можем свой гараж найти. Их там десятки. Целый час прокрутились, хотя точно знали, что в минутах ходьбы от «Банка Коммерчиале Итальяна». Тут полицейский подъехал. То есть, мы тогда думали, что он полицейский. Сказал, на машине мигом все гаражи объедет. Усадил мужа на переднее сиденье – и с концами. Похитил. Три часа назад. Я уже реветь начала. Хорошо, что группа полицейских мимо проходила. Полицейские, все женщины, внимательно слушали, сочувственно кивая. Потом спросили, не страшно ли жить в Израиле. До второй ливанской войны оставался еще месяц, и я убежденно ответила, что совсем не страшно. Пусть приезжают и сами убедятся, какая замечательная страна наш Израиль. Вдохновленная приливом патриотизма, я даже на секунду забыла, что уже четвертый час стою в центре Милана без паспорта и мужа. Полицейские погладили меня по плечу и ушли, посоветовав обратиться в полицию. Я осталась ждать. Потом прибежал потный муж. Подвывая от радости, я припала к его плечу, а родимый припал к бутылке с водой, рассказывая в паузах, что «похититель» предложил разбить Милан на квадраты и прочесать все гаражи, начиная с северной окраины города. Муж с планом согласился: он всегда испытывал уважение к людям в форме. Первый гараж был совсем не похож на наш, но муж покорно пошел осматривать. Только показал «рэгу». Любой израильтянин с пеленок знает этот жест. Три пальца, сложенные щепоткой: подожди, мол, секундочку. А этот итальянец радостно помахал рукой и уехал. Наверное, как «ура, я нашел» перевел. С северной окраины муж добирался несколько часов. Шел, осторожно обходя полицейские заслоны, опасаясь, что отловят и опять куда-нибудь завезут. Заслонов было много: в Милане проходила демонстрация панков. По пути муж вспомнил название улицы, на которой мы оставили машину. Действительно, в трех минутах ходьбы от «Банка Итальяна».
Мне очень не хотелось оставлять только что найденного супруга, но и на итальянских панков было интересно посмотреть. И я снова побежала в центр. Панки оказались скучными: одеты в обычные майки и джинсы, вполне пристойные прически, даже без гребешков… Спокойно шли за грузовиком, неся черные и белые флаги. Многие обмахивались веерами. В кузове грузовика возле пары скелетов, скованных цепями, девушка подпиливала ногти. Скелеты раскачивались и постоянно выпадали из кузова, и девушке приходилось затягивать их обратно. В конце концов, я все-таки нашла панка с гребешком, но он был какой-то вялый: сидел на ступеньках перехода, тянул пиво и в демонстрации не участвовал. Мы решили, что осмотрели Милан достаточно, чтобы двигаться дальше.
Все дома на улице Диаз, что в провинции д’Иссео, были розового цвета, а наш – желтого. С хозяйкой дома мы долго переписывались по Интернету. «Дорогая Ла Мимоза… Я много лет страдаю от нарушения сна и аллергии на пыль и домашних животных. Поэтому меня сразу заинтересовало Ваше объявление “незабываемый отпуск… только здесь вы сможете обрести мир и покой… пасторальная атмосфера… вдали от шума… идеальная чистота… абсолютная тишина…” Скорее сообщите, куда перевести деньги». Плата за недельное пребывание была намного выше обычной, но я не торговалась: мне очень хотелось обрести, наконец, мир и покой. Позже я узнала, что хозяйку зовут Анжела, а «Ла Мимоза» – название апартаментов.
Квартира, которую мы сняли, и впрямь тянула на «апартаменты». Кухня, две спальни и три кошки. Живая Анжела, в отличие от Анжелы виртуальной, по-английски не говорила совсем. Но и так было видно, что мы ей доверия не внушаем, особенно муж, весь в грязных разводах после миланского похода. Все же она выдала нам связку ключей и ушла, взяв для успокоения дополнительный залог в двести евро. Мы выгребли из-под дивана мусор и кошек и принялись изучать развешанные на стенах инструкции. Тут в спальне зазвонил колокол.
Мы ринулись в комнату, закрыли окно. Тише не стало. Напротив нашего дома была церковь. С колокольней. Муж сказал, что бить в колокол – утомительная работа, и звонарь скоро устанет. Может, нам попался необыкновенно выносливый звонарь или итальянцы уже автоматизировали этот процесс, но через два часа, одурев от непрерывных бомов, мы отправились к соседям. Нас встретили очень приветливо, только не могли понять, чего от них хотят. Но с удовольствием пошли с нами к другим соседям.
От двора к двору наш эскорт постепенно увеличивался: к дому школьной учительницы английского языка мы подошли, окруженные целой группой диссейцев. Все спрашивали друг у друга: «Ду ю спик инглиш?» – и очень веселились. Правда, когда учительница перевела вопрос «Когда в Италии перестают бить в колокола?», смеяться перестали. И задумались. Кто-то предположил, что в восемь вечера, кто-то дал девять тридцать, но поскольку уже была полночь, мы пожелали всем спокойной ночи и побежали звонить хозяйке: «Анжела! бом-бом… проблема!»
Анжела примчалась за считанные секунды и сразу стала искать, где горит. Я разъяренно замахала руками: «…каждые пятнадцать минут! Это, по-твоему, называется идеальное место для релаксации?» Анжела с ненавистью посмотрела на наши чемоданы и сказала: «Отель. Сейчас…» – «Нет, – сказала я. – Завтра. Мы съедем завтра, когда найдем новую квартиру – без звона».
Квартиру без звона мы решили искать в одном из самых туристических районов Италии – вокруг озера Гарда. На карте озеро было похоже на растекшуюся кляксу с хвостиком. Берега «кляксы» сплошь заставлены отелями и пансионами. Через несколько часов поисков стало казаться, что мы попали в магазин итальянской мебели – приторно-красивой, громоздкой и вычурной… Дома, перевязанные гирляндами роз, разбухли от туристов и их вопивших на англо-немецко-французском детей. Мы посмотрели на скучную поверхность озера Гарда, чуть расшитую белыми корабликами, вспомнили виноградные поля провинции д’Иссео, наш желтый дом – и я вытащила мобильник. «Ладно, Анжела, мы остаемся. В конце концов, можно навалить на голову подушки… и купить затычки для ушей… Я даже согласна принять снотворное… хоть это и вредно. Но ты должна сделать нам скидку». Анжела выслушала мою тираду и холодно ответила: «но каписко». Невозможно? Почему «но каписко»? Каписко-каписко… А залог кто взял? Черт с ней, со скидкой. Но из дома я не тронусь.
Трубка снова выплюнула «но каписко» – и я от расстройства совсем потеряла голову. «Извини, я погорячилась… Но не можешь же ты выставить нас на улицу. В конце концов, мы компенсируем…» Анжела в третий раз произнесла «но каписко» и добавила: «хаус – о’кей?» Я вспомнила, что «но каписко» значит «не понимаю», и завопила: «хаус – о’кей, хаус – бэсэдэр гамур». И повесила трубку. Теперь можно было начать отдыхать.
Отдыхать мы начали в Вероне. По городу – группами и в одиночку – бродили гладиаторы в поисках клиентов. Туристов было много, но фотографироваться никто не желал. Я навела камеру на троицу в красных туниках, дремавшую на ступеньках «Макдональдса». Гладиаторы встрепенулись и потребовали два евро. Я помотала головой: меня интересует только здание. «Пиноккио, – сказал один из них. – У тебя нос уже стал длиннее моего». Евро гладиатор все же получил. За то, что вытащил из пыльного закутка моей памяти книжку в широкой картонной обложке с нарисованным на ней деревянным мальчиком и невозможно красивой феей с голубыми волосами.
Если бы Ромео увидел, что туристы сделали со статуей его возлюбленной, он второй раз принял бы яд. Бронза на правой груди Джульетты полностью стерлась. И кто придумал, что для исполнения желаний надо погладить девушку по правой груди! Ужасная глупость, но и я (прости, друг Шекспир), отстояв длинную очередь из японских туристов, провела рукой по горячему от солнца металлу. Всего за несколько евро можно было почувствовать себя юной и желанной, выйдя на балкон Джульетты, но балкон пустовал. Зато к стене во дворике были приколоты тысячи записок с объяснениями в любви на всяческих языках. Везет же Натусику, которую так любит Олежик! И «Кусеньке» – вздоху чьей-то души. Я с надеждой покрутила в руках карандаш, но мой спутник по жизни не среагировал. Видимо я еще не дотягивала до вздоха его души. К тому же, он устал и хотел домой к кошкам.
Выехать из провинции д’Иссео оказалось намного проще, чем заехать. Мы долго блуждали по проселочным дорогам, и, когда, наконец, увидели заветную табличку, стало совсем темно. Оставалось найти нашу улицу. С картой, выданной нам Анжелой, это должно быть элементарно. Первый светофор направо, второй – налево, дальше все время прямо… Прямо стоял знак «проезд запрещен». Выбора у нас не было, и мы свернули налево. Улица все время сужалась и уходила круто вниз. Не улица, а винтовая лестница. Мы тихонечко поползли вниз, оставляя на стенах домов краску с боков нашего «мерседеса», – и очутились в чьем-то дворе. Из дома тут же выскочил хозяин в трусах и кепке, ужасно похожий на Фрунзика Мкртчяна. Я протянула ему карту и спросила, где мы, и где улица Диаз. Мкртчян отшвырнул карту и сердито ответил, что в д’Иссео нет улицы Диаз. И никогда не было. И никогда не будет.
Постеснявшись развернуться в чужом дворе, мы, продвигаясь по сантиметру, стали подниматься задним ходом. Взмокший муж глотал мат. Выбравшись, вернулись к въезду в город, сверились с картой. Первый светофор направо, второй налево, «кирпич»… – и знакомый уже двор. Стараясь не впадать в панику от криков хозяина, мы, пятясь, снова выбрались на главную дорогу. Теперь мы будем умнее: от въезда первый поворот направо, второй – не налево, а прямо… Поначалу широкая «дорога прямо» коварно сузилась – и привела к дому противника улицы Диаз. Пробуя различные комбинации, мы совершили еще несколько попыток. Кажется, хозяин начал привыкать к тому, что среди ночи в его двор периодически въезжает красный «мерседес» с водителем, орущим «бляха муха».
Выкарабкавшись в очередной раз, мы провели совещание. Муж предложил заночевать во дворе у Мкртчяна. Я напомнила про голодных кошек и предложила вызвать полицию – пусть вывозят нас отсюда. Муж, вспомнив свой миланский опыт, от полиции категорически отказался. Оставался один выход – поехать «под кирпич». И через несколько сотен метров мы увидели Анжелин желтый дом.
На следующий день мы решили вернуться засветло, чтобы не будить Фрунзика Мкртчяна. К нашему удивлению, свой дом мы нашли очень быстро: первый светофор направо, второй – налево, дальше все время прямо. И никакого знака «проезд запрещен». Не было его и все последующие дни. Наверное, хозяин того двора выкопал.
Главным козырем поездки должна была стать Венеция. Даже муж, не терпевший длительных перемещений, согласился погнать наш «мерседес» за триста километров. Все-таки столько писателей и поэтов воспели этот прекрасный город! Ремарк, например, и… Ремарк.
Венеция навалилась на нас пышным жарким телом, и сразу стало трудно дышать. Всего было «слишком». Раздувшиеся купола, картинно красивые башни, веера, карнавальные маски, еще карнавальные маски, шляпы с перьями… Длинные очереди перед входом в соборы, так что площадь Сан-Марко больше походила на луна-парк.
Сколько раз еще в Израиле я перекраивала этот день, стараясь всунуть в него побольше Венеции. Дворец Дожей и башня Кампаниэле – обязательно. Конечно же, мост Риальто, острова, как их там – Бурано-Мурано. И гондолы. Ах, эти гондолы, скользящие как мягкие тапочки – бесшумно, почти не тревожа воду. А сами гондольеры одеты в тельняшки и даже поют. «За такие деньги я сам тебе спою, – сказал муж, еще не оправившийся от платы за парковку в Милане. – Сто десять евро за полчаса! Кончай с этой ерундой…»
Но я не могла «кончать» и все переходила от гондолы к гондоле в надежде на чудо. И чудо произошло. «Девять евро! Саша, всего девять евро! Прыгай скорее, пока его не перехватили!»
Какой замечательный бескорыстный гондольер! И какое мягкое сиденье! Понятно, почему все знаменитые куртизанки только на гондолах и передвигались. С воды Венеция совсем иначе смотрелась. Мостики – выгнутые дугой, либо изломанные «домиком» – словно удивленно поднятые брови, дома, поросшие снизу зеленым мхом, как грибы. Вот почему гондольеры все время поют! Я бы тоже сейчас запела. Полчаса абсолютного счастья! За них и сто двадцать евро отдать не жалко…
Наш гид-гондольер прервал свой рассказ: «Мы сейчас плывем по малому кругу. Но если вот здесь повернуть направо – выйдет на пятнадцать минут дольше, не пожалеете. И недорого. Доплатите только тридцать евро. Всего – сто двадцать». Я несколько раз попробовала вычесть тридцать из ста двадцати. Девять не получалось никак.
«Какие сто двадцать? Ты же сказал – девять».
«Я сказал сто тридцать, – обиделся гондольер. – Но для вас я сделал скидку – до девяноста. А за девять евро даже чашку кофе не выпьешь».
Я посмотрела на лицо мужа и завопила: «Шеф, останови машину! Нам здесь выходить».
Кажется, наш гид остался недоволен. А, по-моему, неплохо: девять евро за три минуты.
Венеция в месте нашей высадки напоминала обычный итальянский город. Узкие улицы. Белье между домами. Как отсюда вернуться на площадь Сан-Марко? Впрочем, у меня появилась идея. Дойти, нет, лучше добежать, до остановки речного трамвайчика и поплыть на остров стеклодувов, он же входит в обязательную программу. А после острова – Дворец Дожей. Только надо быстрее, вон трамвайчик возле таблички «Мурано» вот-вот отчалит.
Бежать самой и подгонять мужа, волокущего сумки – не самое простое занятие. Но я справилась, и мы успели.
Первые полчаса я плыла спокойно. Потом заволновалась, не пропустили ли мы свою остановку. Я прошлась по кораблику, дергая за рукав то одного, то другого пассажира. «Мурано? Мурано?»
Пассажиры невнятно мычали и пожимали плечами. Может, я произношу это как-то не так. Ни на «Мурено», ни на «Мурёно» никто также не откликнулся. Черт побери, говорит здесь кто-нибудь по-английски? По-английски здесь не говорил никто, зато по-русски – сразу несколько человек. И мне объяснили, что кораблик идет в Лидо, где пляжи, и уже через сорок минут мы туда приплывем. А Мурано – совсем в другой стороне, туда идет номер 44, а это 43. До Лидо остановок больше не будет, только одна – по требованию. Я тут же бурно потребовала – и нас высадили.
Нас высадили на абсолютно пустынный берег – ни домов, ни лодок. Причал, сколоченный из пары досок, и навес. На доске – расписание. Ближайший рейс… в восемь часов вечера. Я заметалась по берегу: игра в Робинзона не входила в обязательную программу. Венеция, неосмотренная Венеция, до которой мы добирались три часа на машине, осталась там! А я здесь!
Муж моего отчаяния не разделял. Скорее выглядел обрадованным. Пристроился на скамейке, сбросил кроссовки и вытянул ноги, постанывая от счастья. Но ему тут же пришлось подняться: к пристани подошел «внеплановый» трамвайчик.
Трамвайчик увозил нас в нужном направлении – к площади Сан-Марко. Муж дремал, привалившись к окну. Я скорбела вслух о таком дорогом потерянном времени. Скорбела, пока не обнаружила, что потеряно не только время. Все еще не веря в реальность, дрожащими руками перерыла кульки и кулечки. Куртки, сувениры… Не может этого быть. Заглянула под сиденье, обшарила мужа – и в третий раз за два часа взревела: «остановите машину». Корабль остановили. Капитан решил, что кто-то свалился в воду, и бросился доставать спасательный круг. Пассажиры, свесившись с борта, пытались понять, где утопающий. А я голосила так, как голосят только русские бабы из какой-нибудь рязанской области: «Сумка! Моя сумка!»
В сумке было все, без чего не может обойтись ни один нормальный человек: деньги-помада-паспорта-духи, водительские права, пудра и французская беличья кисточка для подводки глаз, из Еревана, теперь таких не делают. Я подскочила к капитану: «Умоляю… на том корабле… моя сумка… вы его еще сможете догнать… и по рации тоже передайте… хотя бы документы – и кисточку…» Капитан никого догонять не стал. Но посоветовал поплыть в Лидо. В Лидо все корабли чистят, и есть шанс, что мою сумку найдут. Конечно, найдут. Только вернут ли? Этим итальянцам совершенно нельзя доверять. Кто у меня в Риме фотоаппарат прямо с шеи сорвал? Но мы все-таки поплыли в Лидо.
В Венеции билеты на речной трамвай стоят дорого. И контролеры постоянно шастают. К нам несколько раз подходили, но мы говорили, что едем за потерянной сумкой. Контролеры глядели на мое зареванное лицо – и охотно верили.
В Лидо нас уже ждал служащий пристани. С моей сумкой на плече. Я расцеловала спасителя и всех пассажиров в радиусе несколько метров. Пассажиры уклонились, а служащий – нет. Даже ответно чмокнул меня в щеку и спросил, откуда мы приехали, и не страшно ли жить в Израиле. До второй ливанской войны оставалось еще три недели, и я уверенно ответила, что нет, совсем не страшно. Замечательная страна… пусть… в гости… и сам убедится…
И снова плыли мы к площади Сан-Марко. К нам подходили контролеры, но мы говорили, что возвращаемся с найденной сумкой. Контролеры глядели на мое счастливое лицо – и охотно верили.
Венеция уже закончила свой рабочий день. Ушли домой стеклодувы, закрылись для посетителей Дворец дожей и башня Кампаниэле, но волна туристов еще не схлынула, и оркестры на площади только настраивались ласкать слух посетителей кафе сладкой итальянской музыкой. Настроение у мужа портилось с каждой минутой. «Поедем домой, а? – запросился он, стараясь нарисовать перспективу порадужнее. – Вернемся пораньше, яичницу пожарим, поеди-и-м». Выторговав себе двадцать минут, я сказала «цыц» нывшему от перегрузки колену и ушла радоваться жизни, оставив мрачного мужа на паперти собора Святого Марка.
Возвращалась я несколько с опаской. Все-таки полтора часа – не двадцать минут. Но как можно было отойти от витрин с венецианским стеклом? Люстры, кичившиеся своими подвесками, удивленные кувшины, подмигивавшие витражи, лошади, конкурировавшие с рыбами по яркости красок… Каждое изделие кричало, притягивая взгляды и пытаясь отвлечь внимание от соседа. К моему удивлению, муж даже не заметил опоздания. Со счастливым видом он наблюдал, как голубь, волоча по земле хвост, словно плащ, нашептывает голубке нечто вроде: «Натусенька, твой Олежек тебя очень любит».
«Целый час он ее убалтывает, – сказал муж, гордясь мужской силой представителя своего пола, – я засекал».
Я не стала говорить мужу, что птичка напрасно старается. По распоряжению здешнего муниципалитета голубей на площади можно кормить только специальным кормом, в которое подмешивают вещество, лишающее потомства.
Словно прочитав мои мысли, голубка шикнула на своего кавалера и засеменила прочь. «Олежек», впрочем, совсем не расстроился, а тут же принялся выковыривать из трещины в асфальте застрявшее зерно. «И правильно, вот это по-нашему, по-мужски», – муж обрадовался еще больше. Венеция ему уже нравилась.
Утром последнего дня муж обнаружил в холодильнике нетронутые колбасу и два десятка яиц, купленных им в надежде на спокойные ужины перед телевизором, и поднял бунт. Хорошо, что я была готова к такому развитию событий и использовала отходной вариант: «Совсем недалеко, всего в пятнадцати километрах от нас (слышишь, Саша, всего в пят-над-ца-ти) – озеро Иссео. Посредине – ма-а-аленький островок с романтическим названием Монте Изола. А на нем – монастырь. Мы быстренько сплаваем, пройдемся по острову, забежим в монастырь, а весь оставшийся день будем жарить яичницу с колбасой, что и положено делать людям, когда они попадают на неделю в Италию».
Услышав про любимое блюдо, муж утихомирился и дал погрузить себя в машину.
В отличие от озера Гарда, на нашем почти не было туристов. Туристам просто не хватило бы места: все заняли люди с длинными удочками и в кепках со встроенными вентиляторами на солнечных батарейках. Видимо, в озере водилась особо нервная рыба, ибо ловцы ежесекундно резко дергали удочки. Издали казалось, что все рыбаки страдают болезнью Паркинсона. Наш катер, долго фыркал у берега, распугивая рыболовам добычу, а потом, словно спохватившись, что опаздывает, помчался к острову, и уже через десять минут мы ступили на Монте Изола.
И тут же отскочили назад. Прямо на нас на мотороллере неслась женщина «золотого возраста». Лихо затормозив, старушка пристроила своего «коня» у тротуара и заковыляла к минимаркету. Мы сделали вторую попытку и опять отскочили, едва не сбитые уже целым отрядом старушек на ревущих мотороллерах.
Припарковавшись, отряд разделился. Часть бабушек направилась в минимаркет, часть – в расположенный рядом бакалейный магазин. Очевидно, на Монте Изола наступил час закупок. Остров оказался совсем не плоским, как я себе его представляла, а наоборот, многоэтажным. Скорее даже – небоскребным. Монастырь, который мы собирались осмотреть, занял последний «пентхаузный» этаж. Вместо улиц – очень крутые и высокие ступеньки. Преодолев три этажа, мы сдались и пошли искать остановку автобуса.
На острове был всего один автобус, следовавший по одному-единственному маршруту. Но, помня неудачный венецианский опыт, я решила не рисковать и спросила одну из пассажирок: «Довэ (где)?» – и указала пальцем в небо. Безмотороллерная старушка охотно отозвалась на мой вопрос, поименно перечислив все двадцать восемь остановок, на которых нам не надо выходить. Монастырь находился на конечной – «Курэ». Я понимающе кивнула, но моя собеседница не могла бросить дело на полпути. И потребовала, чтобы я повторяла за ней: «Сензано – но, Олзано – но, Сарзано – но, Сивиано – но, Порто – но, Парадисо – но… Курэ – баста! Си!»
Пока мы добрались до конца списка, автобус проехал одну остановку. Мой гид не могла этого не отметить. Пропустив оставшееся позади Сензано, старушка скороговоркой перечислила уже двадцать семь остановок и снова потребовала повторить. Старенький, с отдышкой автобус объезжал остров, то карабкаясь вверх, то бесстрашно устремляясь вниз. За окном мелькали красивые виды, тут бы достать кинокамеру, но времени на съемку у меня не было: «Массэ – но, Мензано – но… Курэ – баста. Си!»
На шестнадцатой остановке бабуля вышла, и я, облегченно вздохнув, потянулась за камерой. Но почувствовала, что меня трясут за плечо. Сидевший напротив нас старичок, приняв полномочия, пересел на место гида – и продолжил: «Песчиера – но…» Нужная нам Курэ, как и обещала старушка, была конечной, и мы ее не пропустили.
Монастырь – небольшое скромное строение на величественном постаменте зеленых деревьев. Тихо. Даже птицы чирикают только в случае крайней необходимости. Вот где можно обрести мир и покой! Но до мира и покоя еще надо было дойти. Полтора часа подъема по лесной дороге, иногда настолько крутой, что в ней вырубили ступеньки. Зато когда дойдешь… Хочешь, любуйся Альпами, а хочешь – крошечным, просто игрушечным островком посередине озера: десяток деревьев, цепляющихся друг за друга, чтобы не свалиться в воду, и большой дом. Или маленький дворец. Частный остров, никого туда не пускают.
Тишину разбили чьи-то вопли, и мы удивились, с чего монахи так разбушевались. Но оказалось, что это школьников привезли на экскурсию. Вокруг нас запрыгали молодые итальянцы, выкрикивая «парле ву франсэ». Судя по интонации деток, французы здесь особую симпатию не вызывали. Подошедшая учительница чуть умерила детский пыл, но интереса они к нам не потеряли. Я покачала головой: нет, мы не из Франции. Откуда? Поколебавшись (мне уже наскучило это «совсем не страшно… замечательная страна…»), я решила для разнообразия побыть испанкой. Выкрикнула «хабло эспаньол» и помчалась по тропинке вниз, пока не разоблачили.
Муж напомнил про обещанную яичницу. Непременно, яичницу, но не можем мы покинуть Монте Изола, не объехав его на велосипеде. Написано же в брошюре – «незабываемые впечатления». Хозяин бакалейной лавочки, он же владелец прокатного пункта, спросил, на сколько минут нам нужны велосипеды. Я прикинула: говорят, что этот остров – самый большой в Европе. Значит, трех часов хватит. Хозяин недоуменно поднял брови, но велосипеды выдал.
Почему все дороги в Италии такие коварные? Вот и эта – до поворота прямая и гладкая, а после совершенно распоясалась. Скачет вверх-вниз, словно угорелая. И в буграх, как в прыщах. Я себе все, что можно, отбила. Да, это вам не гондола. Куда на гору полезла? Муж сказал, что уже получил свою порцию незабываемых впечатлений, и подождет меня здесь, на травке. Я не могла отступить: раз в брошюре сказано – можно объехать, значит, можно. Наверно, за поворотом должен быть спуск. Какое-то время я еще крутила педали, потом пошла пешком, волоча за собой велосипед. Велосипед подниматься не хотел и больно лягался педалями.
Мимо проехал автобус со школьниками. Меня узнали и освистали. Ничего, спишем на Испанию. Вскоре я поняла, что еще немного – и я окажусь в положении отца Федора. Если уже не оказалась. Отцу Федору было легче: у него не было велосипеда. Спускалась я боком, как лыжник. Свои три часа я все-таки докатала – по улице перед пунктом проката.
Анжела попрощалась с нами крайне сухо. Ее не смягчили даже оставленные в холодильнике два десятка яиц. Кошки, которым досталась колбаса, выказывали большее радушие: терлись о ноги и наперебой приглашали приезжать еще.
Прошло полтора года. Я по-прежнему плохо сплю, часто ворочаюсь с боку на бок, проклиная шум за окном. Когда исчезает надежда на сон, прохожу в гостиную, ставлю в видеокассету с отснятым нами фильмом об Италии. Смотрю я всегда один и тот же эпизод: напротив желтого дома – церковь с колокольней, вызванивающей что-то вроде «тарам-та-та-та, тарам-тарам…» Этот звон заглушает мои ноющие по ночам тревоги, и я успокаиваюсь. А когда выключаю видео, понимаю, как у нас в Израиле тихо. Но если я засыпала под колокольный перезвон, то неужели не засну под крики «Ици-ик, Ици-ик, как дела-а»?
И я действительно засыпаю, задавая себе только один вопрос: когда в Италии перестают звонить колокола?