Расправа над славным бугским казачеством
(исторические заметки, не предназначаемые для печати)
* * *
Граф Витт, хоть и был прикомандирован ко мне в качестве генерала для особых поручений, отнюдь не всё время находился при штабе оккупационного корпуса в Мобеже.
Так, Иван Осипович отсутствовал добрую половину 1817 года и даже в начале 1818, и отнюдь не по своей воле.
Государь Александр Павлович спешно поручил Витту сформировать Бугскую уланскую дивизию на основе двух полков Украинской уланской дивизии и Бугского казачьего войска. По этой законной причине граф на время и вынужден был оставил штаб оккупационного корпуса, и, соответственно, Мобеж.
Государь лично прибыл для осмотра вновь сформированной дивизии, и остался крайне доволен. Вот что заявил Его Величество: «Всё, что я видел сегодня, превзошло мои ожидания». Витт был произведён в генерал-лейтенанты. Но вернуться сразу в Мобеж он не смог, и по причине уважительной, но при этом, скажу прямо, совсем не уважаемой.
Всё дело в том, что Его Величество подписал указ о роспуске Бугского казачьего войска, и только после этого Витт смог приступить к исполнению своей задачи. Да, граф всё сделал вовремя и в намеченные сроки, но бугское казачье войско вдруг взбунтовалось, не пожелав отчего-то распускаться.
Собственно, поднялось всё бугское население, от мало до велика, не пожелав переходить на подневольное, крепостное положение.
Началось самое настоящее вооружённое восстание. Так что Витту пришлось ещё задержаться на юге, с миссией ответственной, тревожной, хлопотной и крайне неприятной.
* * *
Маленькая, но совершенно необходимая справка.
Бугское казачье войско возникло на основе кавалерийского полка, который состоял из казаков-некрасовцев, сербов, валахов и представителей других православных народов. Полк был сформирован из жителей Турции немусульманского вероисповедания и направлен на борьбу против Российской империи. В 1769 году под Хотиным полк в полном составе перешёл на нашу сторону, их с радостию принял командовавший российскими войсками в той войне Пётр Румянцев (впоследствии Задунайский), и полк стал воевать против турок.
Впоследствии, а именно в 1775 году, по распоряжению светлейшего князя Григория Потёмкина, перебежчикам были отданы земли на Южном Буге, на границе с Турцией. Тогда были основаны поселения Новогригорьевское, Арнаутовка, Скаржинка, Троицкое, и другие. Там же, вдоль границы по Южному Бугу, поселили казаков Новонавербованного казацкого полка, набранного из беглецов от польской резни.
Скоро к буграм стали присоединяться новые беглецы из Турции, спасавшиеся от религиозных преследований, а также волонтёры-арнауты, выходцы из Сербии, Валахии, Болгарии. Князь Потёмкин ещё выкупил у многих помещиков юга России более трёх тысяч крестьян и также поселил ни землях Южного Буга.
Так и возникло Бугское казачество, столицей коего стала станица Соколы (ныне – город Вознесенск). Вокруг возникали ещё казачьи станицы, которые довольно быстро начали процветать: Раково, Михайловка, Федоровская, Касперовка и многие другие. Поселенцам было выделено в собственность 109 407 десятин земли. Тут князь Потёмкин не для себя только старался: он, как губернатор Новороссийского края, был заинтересован в успешной колонизации обретённых пространств от Днестра до Азовского моря.
Именно в хозяйстве бугцев как раз и был культивирован сорт ценнейшей пшеницы по прозванью арнаутовка. Сия арнаутовка не страшилась ровно никаких засух. Между прочим, именно из арнаутовки как раз и стали выпекать лучшие в России французские булки.
Но самое главное всё-таки то, что бугские казаки оказались наипревосходнейшими воинами. Так, в декабре 1790-го года, когда стали необычайно жёсткие морозы, бугцы, вооружённые одними укороченными пиками, сумели одолеть стены одного из неприступных бастионов Измаила, чем заслужили сердечную благодарность самого Александра Васильевича Суворова. Собственно, история такая.
Уже были две попытки взять Измаил, но они кончились неудачею. И тогда светлейший князь Григорий Потёмкин призвал Суворова и приказал ему взять Измаил. Суворов привёл с собою недавно сформированный им Фанагорийский гренадерский полк, в который входила и тысяча арнаутов, то бишь бугцев (это албанцы-христиане, коих приняла Екатерина и присоединила к бугскому казаческому войску). Полк не ударил лицом в грязь, и особливо отличились как раз арнауты.
Участвовали бугцы и в штурме Очакова, отличились в боях у Бендер и Аккермана.
* * *
После кончины светлейшего князя Потёмкина, императрица Екатерина Великая не оставила забот о бугском казачестве.
Её величество сначала занималась этим сама, а затем назначила верховным правителем бугцев графа Платона Зубова, и тот непосредственно занялся благоустройством бугского казачества, только полки бугцев были переименованы в Вознесенское казачье войско. Так что благое начинание светлейшего князя Потёмкина было продолжено.
Первые серьёзные беды для бугского казачества начались с восшествием на престол Павла Петровича.
В 1797 году, назло покойной матушке своей Екатерине, император Павел Первый приказал расформировать Бугское казачье войско. Однако в 1803 году, в преддверии войн с Наполеоном, государь Александр Павлович восстановил бугское войско в составе трёх полков, и восстановил бугское казачество как таковое, со всеми его вполне установившимися традициями.
Мая 8-го дня появился долгожданный императорский указ, в коем Бугское казачье войско было объявлено существующим по образцу Донского войска, то есть на полном собственном обеспечении, но с освобождением от всех налогов. К этому времени бугцы уже заселили 7 станиц и хуторов, и их численный состав превышал 12 тысяч человек.
Войско, в соответствии с императорским указом, должно было состоять из трёх пятисотенных полков во главе с наказным атаманом. Столицею войска был назначен Вознесенск. А к территории войска были присовокуплены два болгарских поселения Шербаки и Димовка, с шестьюстами жителями.
С восстановлением Бугского казачества, бугцы перестали быть государственными крестьянами и вернулись к пограничной службе. А с началом в 1806 году русско-турецкой войны, бугские казачьи полки приняли в ней активнейшее участие.
* * *
Три бугских полка приняли участие и в войне 1812 года с Бонапартом и его «Великой армией».
Между прочим, казаки одного из этих полков в июне 1812 года несли охранную службу на реке Неман, и его разъезды ПЕРВЫМИ вступили в боевое столкновение с переправившимися частями «Великой армии». Командира у полка тогда не было – за него выступал есаул Семён Жекул, личность отважная и героическая. С июля же 1812 года полк возглавил полковник Александр Чеченский (интересная история: чеченец родом, родители погибли, был взят на воспитание славным генералом Николаем Раевским, вырастившим из него не только замечательного боевого офицера, но и русского патриота).
Во время Бородинского сражения бугцы под командованием Александра Чеченского геройски участвовали в дерзком рейде Платова-Уварова в тыл вражеских позиций. Сам рейд оказался малоудачным (фельдмаршал Кутузов утверждал, что атаман Платов был пьян), но сами бугцы были на высоте.
Наконец, с октября по декабрь 1812 года Первый бугский казачий полк под управлением ротмистра Александра Чеченского входил в отряд прославленного нашего партизана Дениса Давыдова и успешно действовал во вражеском тылу в районе Вязьмы и Дорогобужа. Второй бугский полк был разделён на команды, и состоял при Главной квартире Первой Западной армии. Третий бугский казачий полк находился в конвое при Главной квартире Второй Западной армии.
Участвовали все три бугских казачьих полка и в Заграничном походе 1813-14 годов, зарекомендовали себя отлично, в том числе и во взятии Дрездена и Парижа. Между прочим, в рапорте Дениса Давыдова о захвате Дрездена есть следующие весьма примечательные строки: «Вчерашнего дня я предпринял усиленное обозрение Дрездена. Ротмистр Чеченский, командующий 1 Бугским казачьим полком отличился; это его привычка».
В 1816 году Первому бугскому казачьему полку был пожалован Георгиевский штандарт с надписью «В воздаяние отличных подвигов, оказанных в минувшую войну в сражениях при Вязьме, Краоне, Лаоне и Арси».
Однако государь Александр Павлович, увы, как видно, плохо помнил оказанное ему добро.
* * *
Как только Бонапарт был заперт на острове Святой Елены, император Александр Павлович пошёл по стопам безумного своего родителя, а не мудрой бабки, решив опять и теперь уже навсегда расформировать бугское казачество.
И тут же воспоследовала соответствующая реакция: уже летом 1817 года вспыхнуло восстание бугцев, требовавших восстановления тех гарантий, что дала им некогда императрица Екатерина Великая.
Восстание продолжалось целых три месяца, с июля по сентябрь. Вообще довольно интересно получилось.
В мае месяце 1817 года государь Александр Павлович остановился в Вознесенске, объезжал в сопровождении Витта военные поселения в Херсонской губернии, делал смотр новоиспечённой бугской уланской дивизии, взросшей на костях бугского казачества, и всем виденным остался чрезвычайно доволен.
На радостях Его Величество произвёл Витта в генерал-лейтенанты. А уже в июле поднялось всё бугское казачество, И Витту срочно пришлось отрабатывать своё генерал-лейтенантство. Ну, он и отработал, даже с лихвою. Бугская уланская дивизия таки возникла. Бугское же казаческое войско исчезло, как будто его и не было никогда.
* * *
Про мятеж Кондратия Булавина не забыли, про бунт Стеньки Разина помнят, на самозванца Емельку Пугачёва изведены у нас просто горы бумаги, а вот восстание всего поголовно бугского казачества, случившееся уже в наше цивилизованное столетие, и при этом ещё в царствование самого «Александра Благословенного», власть предержащие решили замолчать, начисто вычеркнуть восстание бугцев из российской истории.
Надеюсь, что когда-нибудь мой голос всё же будет услышан. Хотя бы через сто или двести лет.
Несомненно одно: правда о бугском восстании не должна исчезнуть втуне.
* * *
Усмирять взбунтовавшихся бугцев, никак не желавших становиться крепостными, должен был Витт, и он сделал это, сделал безжалостно и кроваво. Но по требованию недоброжелателя своего, графа Аракчеева, этого зверя в человеческом облике.
Витт бросил на славные бугские полки десятитысячное войско, никак не менее.
Казаков рубили саблями, пронзали пиками, сотнями топили в Буге. Затем Витт нарядил суд, и утвердил 63 смертным приговора, которые, правда, государь потом отменил, удовлетворившись шпицрутенами и ссылкой в Сибирь.
Бугское казачество было фактически уничтожено. Исчезло и бугское войско. На его основе Витт создал потом на юге России довольно-таки разветвлённые южные военные поселения. Своего рода государство в государстве. Но это произошло позже, в 1819 году, когда оккупационный корпус окончательно оставил Мобеж и отправился домой, в пределы Российской империи.
А в 1817 граф Витт сформировал Бугскую уланскую дивизию, жестоко смяв сопротивление казаков, и вернулся под моё начало, в штаб оккупационного корпуса. Его у нас встретили с ропотом, с неодобрением, хотя он всего лишь исполнял указание нашего императора.
Липранди Иван Петрович с той поры иначе как «царским сатрапом» Витта и не называл. И делал он это, как правило, публично; впрочем. он всегда был большой эпатажник.
* * *
Главную станицу бугских казаков Витт превратил в столицу южных поселений, то бишь в свою столицу. Но самое страшное и неприглядное, пожалуй, даже не это, а то, что те, кто преумножали славу нашей империи, защищали её южные границы, не щадя живота своего, были зверски уничтожены, а оставшиеся в живых были безжалостно разбросаны по отдалённым закоулкам государства российского. Это было и глупо, и подло, и могло пойти только во вред нашему бедному отечеству.
То, что некогда светлейший князь Григорий Потёмкин принял, благоустроил беженцев-православных из Турции и Польши, создал фактически бугское казачество, посадил его на границе с турками, создав своего рода защитную стену, – это полезнейшее начинание светлейшего было безвозвратно уничтожено, и, что поистине ужасно, сделано это было по высочайшему соизволению государя Александра Павловича.
* * *
Императором казни казаков были милостиво отменены, это правда, но справедливость отнюдь не восторжествовала, скорее, наоборот.
Бугское казачество, вольный, но ревностный защитник южных рубежей наших, исчезло напрочь. Его убили.
Так было задумано государем и так было исполнено Виттом и его сподручными. Зато появилась бугская уланская дивизия, состав которой был приписан к разряду государственных крестьян, что доставило военным чиновникам-казнокрадам массу поживы.
Увы, зачастую не враги наши. а мы сами уничтожаем те сокровища, которыми обладаем, в том числе и человеческие.
Измена прежде всего зреет в нас самих.
* * *
В августе 1820 года император Александр Павлович делал новый смотр бугской уланской дивизии, образовавшей военное поселение Херсонской губернии, и остался более чем доволен увиденным, и особливо услышанным: как будто, по утверждению Витта во всяком случае, кавалеристы-поселенцы добывали весь фураж и половину всего провианта.
Даже если всё это и так, и Витт ничуть не преувеличивал (а он был соловей неумолкаемый), то всё равно тут ведь имела место лишь самая жалкая замена злодейски загубленного богатейшего хозяйства бугских казаков, исключительное процветание коего было прервано насильно в 1817 году.
Однако российский император был чрезвычайно горд достигнутым. Он ведь не сравнивал сельскохозяйственные работы подневольных уланов-кавалеристов с теми чудесами, что творили бугцы: они вывели замечательную серую породу крупного рогатого скота, заложили основы виноделия на юге России, первыми за пределами Кавказа стали производить грецкие орехи, сеяли потрясающую пшеницу. Александр Павлович сравнивал хозяйство улан-крестьян с бедственным положением Новгородской или Могилёвской губерний и радовался успехам Витта как главного управляющего южных военных поселений. И награды не заставили себя ждать.
Графу Витту был пожалован орден Святого Александра Невского и были объявлены высочайшие благодарность и удовольствие. Это была благодарность за уничтожение бугского казачества, и удовольствие от того, что оно было уничтожено.
Цинизм поистине страшный и даже немыслимый!
* * *
Не смею обвинять графа Витта, он явился всего лишь неукоснительным исполнителем монаршей воли. Ему было приказано любою ценою подавить восстание бугского казачества. Это передал, правда, Витту граф Аракчеев, но передал именно повеление императора Александра Павловича.
А вот самая эта монаршая воля была в данном случае несомненно преступной, и замолчать это чудовищное обстоятельство нет, увы, никакой возможности.
Бугцы – это прямые потомки тех, кто, испытывая гонения за свою христианскую веру, перешли под опеку христианской российской государыни, и она превратила их в свободных, процветающих граждан могучей своей империи.
И вот теперь родной внук этой самой государыни, грубо поправ гарантии, которые дала некогда Екатерина Великая, приказал превратить свободных, независимых, процветающих бугцев в самых настоящих рабов. Это было и бесчестно, и несправедливо, и неблагодарно со стороны Александра Павловича. Ничего не поделаешь, это именно так.
А что Витт! Он сделал то, что ему велели. Да, действовал очень жёстко, но именно этого от него ведь и ожидали. И граф полностию оправдал все возлагавшиеся на него упования. Самоуправством вроде бы не грешил.
Нет, в одном своё собственное желание граф всё же и проявил, и в полной мере даже осуществил. Вот что я имею в виду.
Главным пунктом южных военных поселений был назначен Елизаветград, но Витт его отчего-то не взлюбил. И он выбрал бывшую столицу бугского казачества, уничтоженного и размётанного по свету, и превратил её в столицу военных поселений – Вознесенск.
Витту, выходит, мало было убрать главных зачинщиков восстания, а они все были вознесенские – бугская, так сказать, элита.
Так, он упорно добивался смертной казни для некоего Барвинского, который пытался уверить казаков, что существует особая грамота Екатерины Великой касательно бугского казачества, и, значит, бугское войско не может быть подвергнуто никакому переформированию. Однако государь не утвердил смертный приговор. И Барвинский был «всего лишь» лишён офицерского звания, орденов, дворянского достоинства и выслан за пределы Вознесенска. И больше о нём с той поры ни слуху, ни духу.
Эта «милость», думаю, в общем-то вполне устраивала графа, в первую очередь стремившегося если не убить, то хотя удалить из Вознесенска живые воплощения бугского самосознания, к числу коих принадлежал и сей Барвинский.
Это был вполне просвещённый офицер бугского казачьего войска (я лично был с ним знаком; он бывал не раз на вечерах, которые устраивала в Одессе моя жена, и имел там, между прочим, несколько бурных словесных перепалок с графом, впрочем, совершенно невинных: споры шли на исторические темы).
Но это ещё совсем не всё, что касается тех мер, что были намечены и осуществлённых полностью Виттом по случаю подавления восстания бугских казаков.
Он, чтобы ничего в Вознесенске не напоминало о недавней казацкой вольнице, превратил его во вполне как будто европейский городок, отутюженный, чистенький, выстроенный по ранжиру, имеющий в центре своём дворец и парк, как в каком-нибудь немецком княжестве. Так что от бугского духа и в самом деле скоро совершенно ничего не осталось. Увы, увы, увы! Граф таки добился своего, обильно сдобрив вознесенскую землю кровью славных бугцев.
* * *
Меньше всего я пытаюсь сейчас осуждать, или, наоборот, защищать графа Ивана Витта, личность для меня малосимпатичную (правда, я его не столько не любил, сколько, признаюсь, побаивался: он был чрезвычайно опасен в своё время, пока был в силе). По большому счёту, дело-то совсем не в нём, не в графе Иване Витте.
На его месте, собственно, мог быть совершенно кто угодно, и вёл бы он себя примерно также – ну, может, не столь резво, как Иван Осипович, необычайно пылкий, быстрый, услужливый. Но вне зависимости от характера и степени подлости, другой сделал бы в принципе ровно то же самое, дабы заслужить расположение своего государя.
Хочу подчеркнуть, что в уничтожении бугского казачества Витт был лишь исполнителем высочайшей воли, и не более того, но, правда, исполнителем не только образцовым, но и ревностным. Однако, как видно, он отнюдь не превышал данных ему полномочий, тем более что они были предоставлены ему практически неограниченные.
* * *
Собственно, всё, что происходило, развивалось по высочайшему плану: генерал Витт устроил зверскую расправу, а государь Александр Павлович потом явил свою особую «милость».
В результате зачинщиков и участников восстания оставили в живых, но зато их отделали шпицрутенами по милую душу и выслали потом в Сибирь, и они пропали там, сгинули бесследно, а бугское казачество, как таковое, исчезло напрочь, уступив место военным поселениям юга России. Вот и вся «милость».
И картинка вырисовывается соответствующая: плохой сатрап Витт, и добрый царь, прощающий бунтовщиков. А ведь ежели бы не воля императора, пожелавшего превратить процветающее бугское казачество в крепостных военных поселян, то Витт в данном направлении не стал бы вообще ничего предпринимать.
Повторяю: я отнюдь не желаю выгородить графа Витта (вина его понятна, очевидна и обжалованию не подлежит), а просто говорю о том, что именно произошло, что, собственно, по большому счёту предшествовало восстанию, и что последовало за ним.
Я убеждён, что самой преступной и бесчеловечной была сама идея военных поселений, засевшая в императорской голове, – вот где главная, корневая причина восстания, поднятого бугским казачеством.
* * *
Когда я думаю о сей ужасной катастрофе, до сих пор кровь закипает у меня в жилах, и я ощущаю, как начинается во мне приступ бешенства, или как дикое отчаяние душит меня.
Да, грозное у нас отечество и зачастую такое безжалостное к собственным гражданам своим, даже если они и служат ему верой и правдой!
Теперь-то я в отставке, но ещё совсем недавно у меня была власть, очень много власти, но на самом деле я всё время чувствовал, что сам, в первую очередь, принадлежу ей, а не она мне, и что в любой момент она вольна распорядится мною по своему бесконтрольному и даже дикому усмотрению.
Пребываю нынче на покое и радуюсь несказанно, что не пострадал особо от власти своей, и что вышестоящие не угробили меня в ответ за верную службу мою.
А вот бугцев, этих самоотверженных, свободолюбивых воинов, мне от всей души жаль, и даже более: мне томительно больно за них всех, да ещё больно и за отечество моё, столь вероломно с ними поступившее.
Бугцы искали защиты у единоверной с ними православной Руси, а что нашли? Даже страшно вымолвить…
* * *
Между прочим, государя в бугском вопросе осуждали даже лица, всегда бывшие исключительно лояльными по отношению к Его Величеству.
Когда я сообщил генералу Павлу Дмитриевичу Киселёву о восстании бугцев, то он ответил мне мягко, осторожно, но при этом с совершенно недвусмысленным осуждением жуткого императорского замысла: «Сейчас получил письмо твоё от 20 июля сего 1817 года и спешу тебе на оное ответствовать с нарочно посланным фельдъегерем, касательно Бугского войска, для усмирения коего велено послать столько войска, сколько потребует граф Витт. Вот новые плоды цветущему и обдуманному поселению, и если во всех местах, где будут поселяться войска, появится сия новость, то не совсем последствия могут быть приятные…»
Под «последствиями не совсем приятными» (выражение вкрадчивое, сказанное с опаской, но при этом ясное) разумелся, конечно же, мятеж, жестоко усмирённый и при этом ещё подвергнутый общественному умолчанию.
Возмущение вероломством и беспощадностью императора и его приспешников в бесславном, позорном бугском деле можно было тогда выражать лишь в частной переписке, да и то более или менее закамуфлированным образом.
* * *
Итак, бугцы оказались вдруг в смертельной ловушке. За что, за что им такая страшная «награда»? За исключительную преданность новому отечеству своему?!
Их родители и деды пришли в пределы нашей империи, в основном, из оттоманской Порты, то бишь из Турции, ибо никак не желали потерять личной своей свободы, но попали в итоге из огня да в полымя, ибо оказались уже в самом настоящем, самом неприкрытом рабстве.
Что касается Витта, то он просто сделал то, что ему велели. А велели ему сделать очень большую гнусность. И сие есть чистейшая правда. Но самое ужасное то, что в царствование Николая Павловича эта гнусность была многократно усилена.
Так что подавление восстания бугского казачества фактически было только началом, симптомом конца, предвестием нынешнего крымского позора.
Проблема-то вся в том, что верное, по договору, по кодексу дворянской чести, служение вассалов своему сюзерену отчего-то никак не устраивало и не устраивает российских монархов. Они непременно хотели и хотят не свободного, а именно рабского служения, что привело уже у нас, и не раз, к таким ужасающим последствиям.
Поразительно всё-таки! Вольное служение себе вызывает у наших монархов глубочайшее недоверие (они как бы не верят в него), и предпочтение отдаётся служению только подневольному. Вот он страшный, трагический парадокс!
Бугцы служили царю верой и правдой, бились за него истово. Так нет, этого оказалось недостаточно: надобно было их ещё сделать рабами.
И что же? Кто выиграл? Да никто, а вернее, все проиграли.
* * *
То, что содеял со славным бугским казачеством Александр Благословенный, а довершил брат его Николай, было не чем иным, как самым настоящим государственным вредительством.
Бугское казачество – это была своего рода охранная стража, к тому же безупречно функционировавшая. Зачем нужно было его расформировать, а прекраснейшее бугское хозяйство превращать в полунищее и недоходное, приносящее убытки?! Непостижимо!
И поразительно всё-таки, что император Александр Павлович пошёл в бугском деле не по пути своей сверхразумной бабки, тщательно пестовавшей его, а по кривой дорожке своего безумного родителя, многие действия и обыкновения коего он как будто прежде осуждал.
Светлейший князь М. С. Воронцов,
генерал-фельдмаршал.
г. Одесса
Октябрь 1856 года
(из секретной папки)