#img_7.jpeg

#img_8.jpeg

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

А н н а  А л е к с а н д р о в н а  О к у н е в а, 37 лет.

И в а н  О к у н е в, 15 лет.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч  О к у н е в, 37 лет.

М а ш а  П р о н и н а }

Л ю б а  Б о р и с о в а }

И р м а  Г у с е в а }

Н и н а  З е н к е в и ч }

М и х а и л  К о м а р о в }

М и х а и л  К р о т о в }

А л е к с е й  П о п о в }

В а л е н т и н  Б о й к о } 17—18 лет.

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Двухкомнатная квартира на первом этаже старого петербургского дома, где живут  А н н а  А л е к с а н д р о в н а  О к у н е в а  и ее сын  И в а н. Нам видны одна из комнат, кухня и — на переднем плане — небольшой дворик, захламленный разнообразной техникой (во дворике явно ведутся строительные работы): валяется пустая катушка из-под кабеля, стоит малярная металлическая вышка на колесиках, на двух бетонных кольцах лежит рельсина и т. п.; от «мирных» времен, когда здесь была детская площадка, остался только «крокодил» из деревянных чурбаков на железных лапках.

В комнате обеденный стол, стеллаж с книгами, этажерка с пластинками и проигрывателем, старинное бюро, кресло-качалка; на видном месте бумажная полоса с надписью: «Изменяться, но не изменять!» На бюро два больших рисунка фломастером.

1

Во дворик выходит  И в а н  с какой-то фанеркой в руке, огляделся, подвинул малярную вышку, повесил на нее фанерку, на фанерке написано: «Сбор экс-учеников 10 „А“ и нарисована стрелка в сторону парадной Окуневых. А н н а  А л е к с а н д р о в н а  в это время в комнате застилает стол белой скатертью.

Появилась  И р м а  Г у с е в а, она почти бежит, в руках большой букет. Ирма миловидна, на ней то самое платье и те самые украшения, которые больше всего носят девушки ее возраста в этом сезоне. Увидела Ивана, на секунду остановилась.

И р м а. Привет.

И в а н. Привет. (Не без иронии.) Путь открыт (жест в сторону двери).

2

В комнате.

И р м а. Здравствуйте, Анна Александровна. (Протягивает цветы.)

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Здравствуй, староста. Итак?

И р м а. По-сту-пи-ла!

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (целует Ирму). Поздравляю, девочка.

И р м а. А я — вас.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Меня-то с чем?

И р м а. С Парижем.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Уже прослышали?

И р м а. Еще бы. Все наши ужасно радовались, что вас послали с делегацией.

В комнату вошел  И в а н, довольно угрюмо посмотрел на мать и Ирму, стал в стороне.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Десять совершенно сумасшедших дней. (Взяла вазу для цветов.) А, гладиолусы… Ты что, ограбила осеннюю выставку цветов?

И р м а (оживленно). Ой, с этими гладиолусами у меня целое приключение! Я когда ехала в троллейбусе, какой-то курсант: «Девушка, откуда у вас такие цветы, девушка, а вам не тяжело, а может, вам помочь», — и никак не отстает, ну никак, шел за мной до самого вашего дома, я прямо боюсь, а вдруг он там стоит и ждет.

И в а н (смотрит в воображаемый бинокль). В наблюдаемом секторе лиц в военной форме не обнаружено. Может, он замаскировался под мусорный бак?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Иван, не остри так убого. Лучше принеси французские альбомы.

Иван вышел.

И р м а (она смотрит на один из рисунков, тот, на котором зимняя улица с мужской фигурой). А матрос чем-то похож на Комарова Мишку, правда?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Действительно, почти автопортрет. А как он, Комаров, — поступил, ты не слышала?

И р м а. Ни слова. Обо всех в классе слышала, а о нем — ни слова. Как староста, могу доложить: двадцать душ поступило, восемь сошли с дистанции, трое вообще не пытались, а Мишка Комаров пропал без вести. Уехал в Москву и пропал. (Задумалась.)

Пауза. Анна Александровна пошла с вазой и цветами на кухню, налить в вазу воды.

3

На кухне бродит мрачный Иван.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Денься куда-нибудь из-под ног. И не смотри ты январем. Мировая скорбь на физиономии.

И в а н. Мать, у меня предложение. Деловое. Ты не очень воспитывай своих питомцев, ладно? Потому что воспитание, конечно, вещь нужная, но когда его слишком много… Давай, я тебе буду подавать сигналы. Например, могу свистеть. (Засвистел.) Старинный романс «Не искушай меня без нужды».

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Сам ты не искушай меня без нужды.

Вошла  И р м а.

И р м а. А знаете, как я поступила? С боем! (Единым духом.) Я одного балла недобрала, все другие сдались, взяли документы, а я — нет. И тут представляете — не приехали три негра, освободилось три места, взяли трех человек с вечернего, а меня — на вечернее.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. И как тебе там?

И р м а. А я не там.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (очень удивлена). А где?

И р м а. Там, где были вы. Университет, отделение французского языка и литературы.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (она как-то наивно возмущена). Ирма, девочка, но как же это, мы же с тобой перебрали все варианты, решили — и правильно решили, потому что Институт культуры, факультет научно-технической информации, с твоим трудолюбием, с твоей энергией, — это самое подходящее.

Иван — он стоит у двери — тихо засвистел, Анна Александровна взяла его за плечи и вытолкнула. Иван поплелся в комнату.

И р м а (нервно теребит поясок). Я не хочу всю жизнь пылиться в библиотеке какого-нибудь НИИ. Вот вы говорите, трудолюбие, энергия, — но ведь это знаете какая похвала — как в песенке: «А на большее ты не рассчитывай».

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Ирма, успокой руки. Все равно, филология — не твое призвание.

И р м а. Станет моим, добьюсь. В школе мне не хотели давать направление, а я добилась. С девятнадцатью не брали, а меня взяли, тоже добилась. И здесь буду не последняя, — тоже добьюсь.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Ты твердишь — «добьюсь» как заклинание. Ирма, способности — это от бога. (Пошла в комнату. Ирма за ней.)

4

И р м а. А у Прониной от бога?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. У Прониной от бога. Но почему вдруг Пронина?

И р м а. Мы с ней вместе поступали. Не знаю, почему бог так странно распределяет: одним побольше, другим поменьше, что-то вроде системы любимчиков. Пронина, конечно, поступила на французское, как и собиралась, на дневное. Она тоже получила ваше приглашение.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Получила? Загадочно. (Посмотрела на Ивана, тот обвел глазами комнату и, засунув руки в карманы, медленно вышел.)

И р м а. Но она не придет.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. А как вы с ней сейчас?

И р м а. Нормально. Про то, что было в школе, мы с ней не говорим, и я, конечно, никому не рассказывала. Мы с ней сегодня увидимся, она собиралась прийти ко мне ночевать.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Опять у нее домашние сложности?

И р м а. Как всегда.

Звонок.

И р м а. Наши идут. (Бежит к двери, открывает.) Ну, чего застряли? Входите давайте, сачки безответственные.

Входит  Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч  О к у н е в, в плаще, с рюкзаками в обеих руках.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Ну, не такой уж я сачок. Обе руки были заняты, вот и застрял.

И р м а. Извините, пожалуйста.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч (вошел в комнату). Здравствуй, Аня.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (напряженно). Здравствуй.

Разговор ведется вполголоса.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Звонил тебе на работу, но не застал. Улетаю сегодня в Лабытнанги, вот решил повидаться с Иваном.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Раздевайся, Иван дома.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч (поставил рюкзаки, читает). «Изменяться, но не изменять». У тебя какое-то мероприятие?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Бывший десятый «А» собирается, мой воспитательский. Но мы в этой комнате сосредоточимся, так что…

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Я ненадолго, до самолета… (Снял плащ, повесил на спинку стула.) Хотя поговорить с тобой мне бы надо…

Входит  И в а н. Увидев отца, разом сбросил всю свою мрачность, кинулся к нему.

И в а н. Папа! Ну, сила. А я думал, это опять кто-то из маминых придурков. Давай рюкзак. Я поволок.

Выскочил, таща за собою рюкзак; Ростислав Андреевич ушел вместе с ним.

И р м а (подошла к Анне Александровне). Анна Александровна, может, все отменить? Я бы выскочила на улицу, предупредила бы наших.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (повесила плащ Ростислава Андреевича на вешалку). Не говори глупостей. Ростислав Андреевич — мой бывший муж. Он приехал навестить Ивана. Вот и все.

5

Дворик перед домом Анны Александровны. Появляются: В а л е н т и н  Б о й к о — он наигрывает на каком-то инструменте, похожем на мандолину, Л ю б а  Б о р и с о в а — в руке у нее корзинка, накрытая салфеткой, Н и н а  З е н к е в и ч, которая держит кактус в горшке.

Б о й к о (взглянул на Любину корзинку, потянул носом). Симпатично пахнет, Борисова!

Л ю б а. Это мы с башкой напекли пирожков, круглые — они с капустой, а треугольные — с грибами и луком.

Б о й к о. А квадратных с мясом не имеется? Борисова, ну до чего ты деревенская! Башка, дешка, пирожки в лукошке.

В Любе Борисовой действительно есть что-то негородское — и в лице, и в говоре, и в манере держаться.

Н и н а. Ребята, а как вы думаете, ничего, если я подарю кактус? Очень редкий вид, «Мамиллярия бомбицилла». Мне дали отросток у нас в Ботаническом саду.

Нина некрасива, одевается не по моде и не к лицу, держится и говорит с какой-то наивной серьезностью.

Б о й к о (потрогал кактус). Зеленый еж. Ничего, сойдет.

Входит  М и х а и л  К р о т о в, крепкий, высокий парень. Бросается в глаза его широкий — по моде — и яркий галстук. В руке у него шлем для езды на мотоцикле.

К р о т о в (положил шлем; сцепив руки над головой, потряс ими в общем приветствии). Дорогим однокашникам!

Б о й к о. Ну, Крот, галстук! Где оторвал?

К р о т о в. Импорт, дорогой, фирма́.

З е н к е в и ч (Кротову). Уже слышала, что ты поступил. Это же надо, наш Кротов Мишка — будущий кинокритик. Прямо не верится.

К р о т о в. Отчего ж тебе не верится, Ниночка?

З е н к е в и ч. Ой, Крот, у тебя по сочинению выше четверки в жизни не было. И то по большим праздникам.

К р о т о в. Ниночка, я взялся за ум. И — подтянулся. (Изобразил.) А вообще я вам скажу: кино — это кино и не больше. Пленка и белая тряпочка. Вот у меня сейчас было кино — последние минуты жизни. Газую сюда, и вдруг у Пяти Углов: с одной стороны заворачивает шаланда, здоровый такой грузовичина, а с другой какой-то Вася на тачке матрац катит. И еще небольшая деталь: ПМГ — а в нем два гаитянина. Я делаю левый поворот и — в-ж-ж-ж! Ушел. Под самыми колесами шаланды. Единственный путь к спасению.

Б о й к о. Единственный путь к спасению — просечку тебе сделать. Вася, матрацы, пэ-эм-гэ, гаитяне. Ты чего, нас за пшено считаешь? Ведь наврал же все. Для красоты жизни.

К р о т о в. Так для нее и живем, чудик. Для красоты жизни.

Появляется  М и х а и л  К о м а р о в; это худощавый парень, держится с какой-то нервной и несколько вызывающей резкостью.

Б о й к о. Вот откуда-то летит маленький комарик! (Затренькал.)

К о м а р о в. Привет.

З е н к е в и ч. Вот о ком никто ничего не знает. Уехал в Москву и пропал.

Л ю б а (покачала головой). Мишка, а ты похудел как!

К р о т о в (Любе, наставительно). Человек штурмовал небо! Московский полиграфический, факультет книжной графики, двадцать ртов на место. Ну так как, тезка?

К о м а р о в (после паузы). Все нормально.

З е н к е в и ч. Ты что — прямо из Москвы?

К о м а р о в. Да, на перекладных. Загнал трех коней. «Дороден был князь, конь измученный пал». Все нормально.

В дверях появляются  А н н а  А л е к с а н д р о в н а  и  И р м а.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Здравствуйте, герои и мученики. Что это за сцена у парадного подъезда? Входите и не разводите церемоний.

И р м а. Предъявляйте пригласительные билеты.

Все здороваются с Анной Александровной. Кротов не без торжественности целует ей руку.

З е н к е в и ч. Вот мой пригласительный билет. (Подносит кактус.) А смотрите, что я купила сейчас в киоске. (Из той же сумки достала номер «Огонька», показывает.) Коробов Е. Эн., член-корр. Это ж Машки Прониной отец. Который ее усыновил.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Удочерил.

Все засмеялись.

З е н к е в и ч. Ну, удочерил. Правда, похож на Машку?

К о м а р о в. Похож.

З е н к е в и ч. Интересно, Машка придет или нет?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (несколько смущенно). Вряд ли. Она ведь ушла из нашей школы… Правда, почти перед самым окончанием, но все-таки…

К р о т о в. Анна Александровна, мы преступники: даже цветами не запаслись. Но вы понимаете — суббота…

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Переживем. Тем более, Ирма такой сверхъестественной красоты цветы принесла… Причем с риском для жизни, поскольку на них посягал какой-то курсант и не отставал от нее до самого нашего дома.

К о м а р о в. А я его видел, он и сейчас ее сторожит там на улице. Только он за это время вырос до полковника.

Б о й к о. Ага. Сидит на тумбе у ворот, изучает «Красную звезду».

К р о т о в. Весь седой от переживаний.

И р м а. Удивительно все-таки: в кино, в театре десятиклассники или студенты все такие остроумные, а в жизни я таких мальчишек что-то не встречала. По-моему, это лакировка действительности.

В глубине двора появилась  М а ш а  П р о н и н а, но идет она в другую сторону и как будто никого не видит.

Л ю б а (заметила ее, немного растерянно). Глядите, а вон Машка…

Б о й к о. Точно, Машка. Только куда она нацелилась? Машка!

Маша обернулась, подошла.

М а ш а. Здравствуйте, Анна Александровна. Я вдруг забыла, в какой вы парадной… (Достала из сумки билетик.) Тут сказано — в семь тридцать, я немного опоздала.

Маша очень красива, тщательно и со вкусом одета. На шее бусы. Пауза затягивается.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (растерянно, чтобы что-то сказать). А где же коса?

М а ш а. А коса ее острижена, в парикмахерской лежит.

Пауза. Вдруг Ирма подошла к Зенкевич, взяла «Огонек» и сунула в руки Маше. Потом быстро ушла в дом.

Удачная фотография.

З е н к е в и ч. Это мой «Огонек». Ты возьми, он мне не нужен.

М а ш а. Спасибо. (Взяла журнал, сунула в сумку.) Надо бы позвонить отцу, сообщить, все-таки событие. Я, пожалуй, пойду.

Маша старалась держаться спокойно и холодно, но чувствуется, что и холодность, и уверенность — деланные.

Л ю б а (подбежала к Маше). Машка, ты что — потом позвонишь, успеешь еще! А знаешь — тебе так лучше, без косы. В сто тысяч раз.

З а т е м н е н и е.

6

Кухня. Стандартная кухонная мебель: столик, круглые табуретки, полки. И в а н  сидит у стола и возится с проекционным аппаратом. Около него на столе коробка с диапозитивами. На табуретке сидит  Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. На экране появилось изображение: Ростислав Андреевич на фоне какой-то вышки. Дверь приоткрылась, вошла  А н н а  А л е к с а н д р о в н а.

И в а н. Должен тебе сказать, это не город Париж, а город Лабытнанги. Пятьдесят градусов ниже нолика плюс воркутиночка поддувает — такая тебе идиллия.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (включает свет). Должна тебе сказать, я догадалась. И еще должна тебе сказать, что ты все-таки очень мало думаешь.

И в а н (смотрит диапозитив на свет). Не хватает серого вещества, общая болезнь века.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Века — не знаю, но твоя — несомненно. Ты мне скажи на милость, с какой стати ты послал приглашение Прониной? Неужели не мог сообразить, что поставишь в неловкое положение меня, весь класс — и ее?

И в а н (вскочил, от волнения он стал заикаться). П-послал — п-потому что п-послал, п-п-понятно? П-потому что — у меня своя т-т-точка зрения. Устроили д-дешевую сенсацию, ах, К-кротов По-пронину увез на м-мот-тоцикле, ах, П-Пронина в-всю ночь была н-неиз-вестно г-где! И в-все, з-заклей-мили п-позором!..

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (прерывает). Иван, Иван, не заводись, спокойно. Видишь, опять стал заикаться. Тебе же врач говорил — надо помнить о ритме речи.

И в а н. Р-ритм речи! А г-где она б-была т-тогд-да, так п-правильно д-делает, что н-не г-говорит! П-просто ей ваши девчонки з-завидуют, и все! (Выскочил из кухни.)

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Пылкий стал юноша наш Иван.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Слишком даже. (Небольшая пауза.) Если ты голодный, есть курица. В синей гусятнице. Только подогрей.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Помнишь, я предлагал эту гусятницу переименовать? В курятницу. Поскольку гусей в ней никогда не водилось…

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Помню. (Пошла к двери.)

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч (встал). Погоди. Есть разговор…

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Мне надо к ребятам. А у тебя самолет…

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Я еще не брал билета… Сядь на минутку.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Села. Какие-то новости?

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. В некотором роде. Меня утвердили главным инженером нашего НИИ. Съезжу сейчас в Лабытнанги, сдам дела и вернусь на круги своя.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Мои поздравления. (Берет коробочку с диапозитивами.) Ты не возражаешь, если я пока буду отбирать диапозитивы?

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч (улыбнулся). Помнишь наше старое правило: уходя в себя, оставляй ключ на видном месте.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Ростислав, давай без подтекстов, тумана и старых правил. Старые правила, знаешь, за эти три года… что ты хочешь? Вот скажи с подлежащими и сказуемыми — что: жениться ты решил, разводиться официально, размениваться?..

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Да нет, совсем не тот азимут, я не разводиться и не размениваться, я работать приехал. Там работал и здесь работать буду. Только там у меня было сто человек в экспедиции, а здесь будет полторы тысячи. Чему ты улыбаешься?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Я просто подумала, что ты привез себя как в подарок. И новый чин — таким пышным бантом, как на коробке с конфетами.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч (вынул припрятанную под столешницей коробку конфет, протянул Анне). Ты не рада?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Рада.

В дверях появилась голова Кротова.

К р о т о в. Прошу прощения, Анна Александровна, кодла, в смысле коллектив, просит вас задержаться на пять минут. Готовится нечто, не скажу, что феерическое, но… (Скрылся.)

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Кротов, правильно? Видишь, помню твою публику. Отпрыск великого кинооператора. Железная хоккейная пара: Кротов — Комаров.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Они уже давно не хоккейная пара и не дружат. Смешно, что ты их помнишь. Видно, здорово я тебе забивала голову.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Да уж забивала. И Пронину твою помню. Которую Ивашка так пламенно защищал. Это та Пронина, которая в походе поила вас чаем по-монгольски? С маслом и солью. А теперь что она сотворила?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Ох, да провались она!.. И они все, и я заодно. Вообразила, что я господь бог: все для них могу и все в них понимаю. Ничего не могу и ничего не понимаю. Пронина — ну что Пронина. Способная, как черт, а разобраться в ней… Вещь в себе. Держится с вызовом, здесь (постучала себя по затылку), лишний позвонок. Хотя понять ее можно, у нее очень неблагополучный дом. Отец — видный ученый, с именем…

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Я бы не сказал, что это такое уж неблагополучие…

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Нет, все дело в том, что это у него вторая семья, он официально не зарегистрирован с ее матерью… Я, кажется, опять впала в педагогический транс. Извини. Но вообще, все они очень изменились.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Они изменились. Я изменился. Одна ты не меняешься. Знаешь почему?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Почему?

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Потому что всем этим подданным твоим не больше семнадцати.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Да, я не меняюсь. Педагогика плюс психология плюс литература — формула моего состава, помнишь, ты говорил.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Помню.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. И помнишь, как тебя это раздражало?

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Это все было давно… А там, в северных широтах… Знаешь, даже не хватало вроде…

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Расстояние скрашивало… (Встала. Поставила коробочку с отобранными диапозитивами рядом с проектором.) Мне надо к ребятам. Мы так долго можем проговорить, материала хватит. Какие у тебя планы сейчас — скажи конкретно.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Конкретно — остаться до понедельника. Побыть с Иваном. С тобой. (Взял ее за руку.)

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Хорошо, оставайся. (Пауза.) Что ты рассматриваешь?

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. У тебя шрамик тут.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (посмотрела на руку). Ага. Обожглась.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Очередная кухонная травма. (Взял ее руку, поднес к своей щеке.)

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (отошла, села). Хочешь разбить лед? Ты умеешь. Только не надо так сразу. А то я разозлюсь на себя, что слабая баба, и будет хуже. Понимаешь? Я к ним пойду.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. А можно я тоже выйду? Не помешаю?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Выходи. (Засмеялась.) Мне не так боязно будет.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. А почему тебе боязно?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Уж очень гремучая смесь составилась: два Мишки, Маша и Ирма.

7

Комната. Ребята поставили стулья рядами и сидят парами друг за другом, как в классе, словно разыгрывая урок. Входит  А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Ее встречают так называемым «приветственным скандалом», которым испытывают нового учителя: гуденье, рычанье, какое-то странное щелканье. Иван сидит в углу, наблюдает. Анна Александровна захохотала. Включается в игру.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Ребята, тише! Немедленно прекратить, или я иду за директором. (Обычным тоном.) Итак, если разложим шум на составляющие: гуденье — это банальный прием, рычанье — специальность Борисовой, а вот что это был за противный треск?

Б о й к о (поднимает с полу карандаш, демонстрирует). Элементарно. Берется обыкновенный карандаш, граненый, конечно…

К р о т о в. И приводится в действие посредством трения о подошву.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Ладно. Вот что: раз уж вы так расположились, я не могу отказать себе в удовольствии провести последний воспитательский час. (Иван тихо засвистел.) Окунев, если тебе в классе скучно, постой за дверью.

И в а н. Пожалуйста. (Вышел.)

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (продолжает). Вот прошло три месяца. Правда, три совсем особенных месяца, таких у вас еще не было, но тем более: что-то вы узнали новое и в себе, и в мире, можно подвести какие-то итоги. Выкладывайтесь. (Села в кресло-качалку, покачивается.)

Пауза. Все переглядываются.

К о м а р о в (поднимает руку). Можно, Анна Александровна?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Пожалуйста. Первым хочет Миша Комаров.

К о м а р о в (встал). Нет, я не хочу. Активно не хочу. Вы знаете, Анна Александровна, за эти три месяца мне лично поперек горла встали все эти сюжеты: выбор дороги в жизни, призвание, профессии социально престижные и социально непрестижные и тэ дэ и тэ пэ. С меня достаточно. (Садится.)

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (после короткой паузы). Я совершенно не согласна с Комаровым. И твоя декларация мне кажется по меньшей мере странной.

К о м а р о в. Хорошо. Буду молчать.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. А остальные тоже будут молчать? Вот ты, Валентин?

Б о й к о. Я — рабочий класс. Тружусь на фабрике «Аккорд». Вообще-то я сунулся для смеха на факультет музыкальных инструментов, но на сочинении поимел два балла. Правильно вы мне говорили, надо налегать на грамотность, а я все больше на подушку.

И р м а. Ребята, а Валечка наш какой стал — остроумный, модный, с гитарой — ну прямо мальчик из подворотни.

Б о й к о. Сама ты из подворотни. Это лютня, а не гитара, к твоему сведению. Сам выстроил, между прочим. Видите, Анна Александровна, все-таки есть польза от французской школы. (Поиграл на лютне.)

И р м а (встает). Какой у меня итог? Во-первых, я считаю, мы теперь стали взрослые. И значит, имеем право на свою жизнь. И я хочу, чтобы эта жизнь была интересная, полная, насыщенная. Хочу встречаться с интересными людьми…

Б о й к о. С курсантами?

И р м а. С курсантами. (Села.)

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Не обращай внимания.

И р м а. Да ну, пропало настроение.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Ну, Борисова поступила, это я знаю. Дошкольное воспитание?

Л ю б а (встала). Оно, родное. А что делать, Анна Александровна? Мне командовать надо… у меня потребность. Над взрослыми не раскомандуешься, а эти — их как построишь, так и потопают. Люблю безответных.

Б о й к о. Вот я безответный, например. А, Борисова?

Л ю б а. Это условие необходимое, но недостаточное. (Села.)

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Кротов.

К р о т о в (встал, громко, ораторски). Дорогие товарищи. (Театрально запнулся.) М-м-м… так… Значит, так… Так что я, собственно, могу вам сказать?

Б о р и с о в а. Слушай, Крот. А помнишь, ты грозился — брошу вызов обществу, напугаю папу с мамой, пойду в автошколу, буду ходить в замасленной робе…

К р о т о в. Не бросил, товарищ Борисова. Папу с мамой пожалел. Плыву по течению.

К о м а р о в. На комфортабельном теплоходе, в каюте люкс.

Б о й к о. А билет взял папа.

В комнату сунулся  И в а н, скороговоркой — как будто о чем-то срочном.

И в а н. Мать, на минутку.

Анна Александровна подошла к нему.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (шепотом). Что?

И в а н. Ты что, не видишь? Им же эти исповеди — во!

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Без тебя знаю.

И в а н. Знаешь!.. Ты прислушивайся лучше к сигналам снизу. (Стукнул себя по груди.)

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (вернулась к ребятам). Ну что, давайте кончим наш воспитательский.

З е н к е в и ч. Нет, я еще. Ну, я что?

Иван вышел, махнув рукой.

Буду опять пытаться. Не прошел с первого захода — может, пройдешь со второго.

Г о л о с а: «С третьего!», «С четвертого!», «С эн плюс первого!».

Нет, все-таки шансы повышаются, потому что и опыт, и стаж. Я, например, довольна. Все-таки устроилась по специальности в Ботанический сад подсобницей — по крайней мере можно осмотреться.

Б о й к о. Вон какой кактус выкормила.

З е н к е в и ч. Если хочешь знать, я хочу посвятить себя мхам и лишайникам.

Все захохотали. Зенкевич села, бормочет: «А чего смешного?»

И р м а. Слово Маше Прониной.

М а ш а (встает). Вы же знаете, Анна Александровна, я человек сугубо практичный. Постараюсь набрать побольше языков. А там видно будет, qui vivra verra. Будущее филологов очень разнообразно, амплитуда колебаний — от детсада до посольства. (Села.)

К о м а р о в. Но ты, надо думать, ориентируешься на посольство?

М а ш а. От каждого по способностям.

К о м а р о в. Насколько я в курсе, нигде не сказано, что каждому по способностям.

К р о т о в. Нашел способ делить человечество — по способностям.

К о м а р о в. А ты как прикажешь, по росту? Тогда ты точно будешь первым.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Ми-ши, ти-ше! Я чувствую, вы сейчас голодные, а потому злые и необъективные. А посему — давайте накрывать на стол. Девочки, помогайте.

Все разбредаются по комнате, девочки помогают Анне Александровне.

К о м а р о в (читает). «Изменяться, но не изменять». Простите, Анна Александровна, по-моему, тут противоречие. Если человек изменился — значит, он стал другой. Другие взгляды, мысли, друзья — все другое. Что это — измена?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Нет. (Она растеряна, выпады Комарова сбили ее, она ищет слова.) Измена — это когда человек изменяет тому, что есть в нем настоящего. Когда он весь зависит от внешних обстоятельств, как флюгер. — от ветра. Изменяться, но не изменять — значит, оставаться человеком при любых обстоятельствах. При любой погоде.

К о м а р о в. Все это — высокая теория, Анна Александровна. А в низкой практике мы все зависим от погоды. Все мы изменяемся, все изменяем. Чему-то или кому-то.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (внимательно посмотрела на Комарова). Не знаю, изменил ли ты, но изменился определенно.

К о м а р о в. Возможно.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (оглядев стол). Так. Теперь слушать меня. Два человека отряжаются на кухню: один — на салат, другой — резать хлеб. Есть добровольцы?

И р м а. Я на салат.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. А кто резать хлеб?

К о м а р о в. Могу я.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Хорошо. Нина, Люба и Маша будут при мне на подхвате. А вы, мальчики…

К р о т о в. А мы, с вашего позволения, курнем. Наше святое мужское право.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Возражать не могу, поскольку вы теперь даже официально взрослые люди, но только отправляйтесь во двор. Благо у нас первый этаж.

Комаров и Ирма уходят на кухню. Бойко и Кротов выходят во двор.

З е н к е в и ч (тащит посуду). Машка, ты молодец, что пришла. Но вот кто точно не придет — так это Попов Алеша.

М а ш а. Говорят, у него скоро будет ремиссия, выпустят на полгода.

З е н к е в и ч. Тогда он, может, успеет сдать на аттестат?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Вообще, может, у него что-то другое. Бывает, и врачи ошибаются.

М а ш а. Нет, у него диагноз установлен точно. Заболевание крови. Только не установлено, какая форма. Там три. При первой живут не больше года, если вторая — можно вытянуть лет шесть-семь, а при третьей — даже тридцать, почти нормальный срок.

Л ю б а (остановилась перед столом, оглядела его и вдруг запела).

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Ты чего такая скорбная стоишь? Ты же поступила, безответными будешь командовать, все хорошо?

Л ю б а. Ага, все хорошо, Анна Александровна.

З а т е м н е н и е.

8

Кухня. И р м а  перемешивает салат в большой салатнице. Комаров складывает в хлебницу нарезанный хлеб.

К о м а р о в. Хватит хлеба?

И р м а. Хватит. Открой горошек.

К о м а р о в (возится с банкой). Вообще, намечается длительное занудство. В восьмом классе я любил слушать откровения Донны Анны насчет будущего, прошедшего, всякие высокие разговоры о высоких материях, и тэ дэ…

И р м а. Донна Анна — типичная идеалистка. Сама ничего не добилась, а теперь передает свой ценный опыт нам. Вот ты обратил внимание, она тебе по существу ничего не ответила. Не будь флюгер и так далее. Одни слова. Я, знаешь, за эти три месяца столько поняла, ты не представляешь. В жизни ничто не дается само, всего надо добиться. Мы не можем ждать милостей от природы.

К о м а р о в. Честолюбивая женщина. Леди Макбет. Слушай, леди Макбет, пошли в кинематограф. Сорвем мероприятие донны, а?

И р м а. Зачем же ты вообще приходил?

К о м а р о в. По глупости. Думал, она хоть что-то поняла. А она все та же. Такой же анахронизм, как ее древняя петербургская квартира с этой печкой. Вымирающий ящер.

И р м а. Пойдем в кинематограф и будем беседовать о Маше? О мисс сто сорок третья школа?

К о м а р о в. Нет. Не будем беседовать о мисс.

И р м а. Неужели за все это время ты ее ни разу не видел?

К о м а р о в. Увы. Не делай ромбовидных глаз — я не вру.

И р м а. Все из-за того вечера? Первого апреля?

К о м а р о в. Если хочешь.

И р м а. Потому что она уехала с Кротом на мотоцикле?

К о м а р о в. Потому что. Говоря высоким штилем Донны Анны: потому что иногда один эпизод значит больше, чем многие годы. Так как? Итало-франко-японо-уругвайский фильм шведского производства.

И р м а. Ну, раз шведского — ладушки. Ой, открывашка упала.

К о м а р о в. Найдем открывашку. (Становится на колени, смотрит.)

И р м а. Мне кто-то говорил — не помню кто — ты вроде не прошел?

К о м а р о в. Циркулируют слухи? А что, это влияет на мою душу? Или на твое отношение к моему предложению?

И р м а. Не болтай. (Потрепала его по волосам.) Мне всегда нравились твои рисунки.

К о м а р о в. Ах, не будем о высоком искусстве. Держи открывашку.

В дверь всовывается  З е н к е в и ч.

З е н к е в и ч. Гуся, Анна Александровна сказала, ты в салат не забудь… (Увидела Комарова на коленях.) Ну ладно, вы извините.

К о м а р о в (встал, отряхивает брюки). Насколько я понял, Зенкевич вообразила, что я просил на коленях твоей руки, типа того.

И р м а (усмехнулась). Бедная Ниночка, она думает, в наше время все еще объясняются в любви на коленях.

З а т е м н е н и е.

9

Дворик перед домом Анны Александровны. На скамейке сидят  Б о й к о  и  К р о т о в, курят.

К р о т о в (показал на разрытую землю, пустую катушку от кабеля, низко натянутые электрические провода). Устроили пересеченную местность. Работнички.

Пауза.

Б о й к о (кивнул в сторону дерева со сломанной веткой под окном Анны Александровны). Яблоня.

К р о т о в. А-а. Я думал — пальма.

Б о й к о. Донна Анна посадила.

К р о т о в. Сорт — лимонная. Вид — чахоточный.

Б о й к о. Крот, а ты знал, что Машка придет?

К р о т о в. Отвечу через газету. Читай завтра вечерку.

Б о й к о. Смотри, выдаст тебе Комарик…

Входит  Л ю б а  Б о р и с о в а.

Л ю б а. Ребята, кто пойдет за лимонадом? И плюс бутылка сухого вина. (Имитируя голос и интонацию Анны Александровны.) «Поскольку вы теперь даже официально взрослые люди».

К р о т о в (посмотрел на Бойко, тот не трогается с места). Так и быть, пожертвую собой ради общего блага. (Ушел.)

Б о й к о (выбросил сигарету, тренькает на лютне). Вот скажи, как звук — ничего?

Л ю б а. Хороший звук.

Бойко глубоко вздохнул.

Чего вздыхаешь? (Скороговоркой.) Не вздыхай глубоко, не отдадим далеко, хоть за курицу, да на свою улицу.

Б о й к о. Чего-то сегодня все не как всегда. И Комар какой-то июньский.

Л ю б а. Почему июньский?

Б о й к о. Кусачий. Из-за Машки, наверное. Анну жалко.

Л ю б а. Да, готовилась, приглашенья писала. Пойду.

Б о й к о. Борисова, ты не уползай, у меня тут имеется для тебя одна штука. (Достает из кармана кольцо, протягивает Любе.)

Л ю б а (берет, рассматривает. Засмеялась). Бойко, это же обручалка! Меня же башка из дому выгонит.

Б о й к о. А что такого? Оно не настоящее, это из анодированной стали, я сам выточил. У нас все ребята делают для своих девушек.

Л ю б а. Валя, ну не могу я с тобой обручиться, даже анодированным кольцом. Не злись. Ты аккомпанируешь, я пою — и все.

Б о й к о (траурно). Ясно. (Потренькал на лютне.) А как Попович? Что медицина говорит?

Л ю б а. Они же прямо не говорят. Один раз я сунулась к их зав. отделением, а он меня погнал: «Ты, говорит, девочка, если уж перелезла через забор, хоть на глаза не попадайся». Конечно, получилось по-глупому, забыла, что неприемный день. (Балансируя, пробежала по деревянному «крокодилу».) Все будет хорошо.

Б о й к о (сел на «крокодила»). Вот, Люба, вот, веришь, я хотел бы, чтобы Лешка остался жить, честное слово, но я тут думал — было бы все так: он бы поправился, совершенно, но вы бы поссорились.

Л ю б а. Ты играй лучше. Слышишь, играй. (Взяла Бойко за ворот, потрясла.) Играй, играй.

Из парадной высунулась  З е н к е в и ч.

З е н к е в и ч. Люба, Анна Александровна спрашивает… (Посмотрела на них внимательно.) Ну ладно, вы извините…

З а т е м н е н и е.

10

Комната. А н н а  А л е к с а н д р о в н а  и  М а ш а  раскладывают приборы.

М а ш а. Анна Александровна, а почему вы мне послали билетик? Вы действительно хотели, чтоб я пришла?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Маша, я тебе скажу две правды. Одна правда такая — я тебе его не посылала. Вернее, не я посылала. Неважно кто — не в этом дело. А другая правда — что я тебе рада. И эта правда главнее, понимаешь?

М а ш а. Понимаю. Но я бы не пришла. Просто, на меня билетик как-то подействовал, вызвал приступ сентиментальности, захотелось пройти мимо школьных мест и по вашему двору. Но я бы, разумеется, не зашла к вам, если бы меня не опознали.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Значит, хорошо, что опознали.

Входит печальная  З е н к е в и ч.

(Посмотрела на Нину, шутливо.) Что невесел, нос повесил?

З е н к е в и ч. Да ну, Анна Александровна, был класс как класс до десятого класса, а потом началось — сплошные чувства, любовь, вообще… (Безнадежно махнула рукой.) Я понимаю — акселерация, период взросления, но все равно…

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (обняла ее). Нинушка, акселерация — такое дело, ты тоже от нее никуда не денешься. (Подвела ее к зеркалу, несколькими взмахами гребешка спустила косой челкой на лоб ее короткие отчесанные назад волосы; от этого лицо Зенкевич стало и милее, и забавнее.) Вот тебе и акселерация.

З е н к е в и ч. Ой, я так совсем на себя не похожа…

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Ничего, привыкнешь.

Из кухни появляются  К о м а р о в  с хлебницей и  И р м а  с салатом. Из другой двери входят  К р о т о в  с бутылкой, которую он торжественно вносит, поддерживая за донышко, Б о й к о  и  Л ю б а.

(Торжественно.) Итак, приступим. (Все сели, Анна Александровна поднимает бокал.) Один замечательный французский писатель сказал…

В дверях появился  И в а н, засвистел — довольно громко.

Ты опять здесь?

И в а н. Стоял за дверью, как было велено. Пожалуйста, мы удалимся. (Вышел.)

Пауза.

З е н к е в и ч. А вот я сейчас считала — нас знаете сколько пришло? Двадцать пять процентов от общей численности.

И р м а. Хватит статистики и пессимизма. Анна Александровна, что сказал французский писатель?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Неважно. Давайте выпьем за тех, кто пришел. (Чокаются.)

Л ю б а (неожиданно, как будто проснувшись). Ребята, а вот знаете — я верю в бессмертие души.

Все замолчали от неожиданности. Потом расхохотались.

З е н к е в и ч. Ой, ну Любка — типичный февралик.

Б о й к о. Она и родилась когда — двадцать девятого февраля. Суметь надо.

М а ш а. Души нет, Любушка. Доказано точными науками.

Л ю б а (запела).

Входит  Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Добрый вечер.

Ребята отвечают.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Ростислав Андреевич. Мои выпускники.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч (ставит на стол тарелку). Я хочу подкинуть вам немного корму, экзотического, вы о нем слышали, а есть — вряд ли ели. Юкола.

И р м а. А я читала в «Вокруг света». Сушеная рыба. }

К р о т о в (демонстративно закатывает рукава). Сейчас продегустируем. }

Б о й к о. Вы садитесь с нами. } Почти в один голос.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Спасибо. Садиться не буду, а рюмку за ваше здоровье выпью. Я, как теперь модно говорить, человек со стороны, но все-таки я себе позволю предложить тост. (Посмотрел на лозунг.) Вот у вас тут сказано: «Изменяться, но не изменять». Правильно. Изменяться надо, а изменять — худо. Но во взрослой жизни этого маловато. Во взрослой жизни надо еще уметь изменяться, изменяться сознательно, рационально. Надо уметь выявить себя. Когда ко мне в экспедицию приходит новый человек, особенно если до тридцати, сразу вопрос: чего он стоит, чего от него ждать — в общем, перспективный человек или нет. Так вот, я вам желаю, чтобы в этой самой взрослой жизни вы все оказались перспективными.

Все аплодируют, кроме Комарова.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч (улыбаясь). Вы другого мнения?

К р о т о в. Он у нас представляет оппозицию.

К о м а р о в. Нет, я просто задумался: а что вы делаете с неперспективными?

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Обычно они уходят. Сами — или с нашей помощью.

К о м а р о в. Сочувствую неперспективным.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Знакомая позиция. Слышал.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (делая вид, что ничего не было, изо всех сил весело). Братцы, хватит дискуссий. Будем развлекаться и жить бурной жизнью.

Л ю б а. Давай, Валя. Бери лютню.

Все окружили Любу и Бойко. Бойко играет на лютне, Люба поет старинную французскую песенку. Комаров подходит к Маше. Взял стул, сел вполоборота к ней. Маша подняла голову.

К о м а р о в. Итак, набираешь языки и рассчитываешь на посольство. (В руке у него яркий французский журнал). Остриглась, надо думать, чтобы соответствовать журнально-обложечному стандарту? Среднестатистическая Моника Витти? (Показал какую-то фотографию в журнале).

М а ш а. Это хорошо или плохо?

К о м а р о в. Не знаю, не специалист по стандартам. Вообще, я вижу, ты не только прическу усовершенствовала.

М а ш а. Что еще?

К о м а р о в. Общий стиль. Светская такая, холодная, мраморная. Индифферентная.

М а ш а. Это у тебя по контрасту такое впечатление. В десятом я была слишком эмоциональная. Теперь немножко привела себя в порядок.

К о м а р о в. Я как-то тебя видел.

М а ш а. Где?

К о м а р о в. Около университета. Извини, что не поздоровался, но ты мчалась с Кротовым на мотоцикле, волосы развевались из-под шлема — вообще эффектный кадр. Из польского фильма.

М а ш а. Да, он иногда подбрасывал меня домой.

К о м а р о в. Зачем ты пришла?

М а ш а (посмотрела на него). Если я скажу, чтобы увидеть тебя?

К о м а р о в. Хочешь, чтобы я подставил правую щеку?

М а ш а. Не поняла.

К о м а р о в. Знаешь, есть такое евангельское изречение. Если тебя ударили по левой щеке, подставь правую. Так вот, я не хочу. Потому что я убедился: по правой ударят еще больнее.

М а ш а. Теперь поняла. По левой ударила я?

К о м а р о в. Во всяком случае, ты проявила интуицию. Вовремя заметила, что я — неперспективный. И сделала правильный выбор. Потому что Кротов — он перспективный. Будущий киновед. Киновед Кинооператорович. Ты — молодец.

И р м а (проходит). Миша, когда сеанс?

К о м а р о в. В двадцать тридцать. Сейчас идем.

Ирма кивнула, отошла к остальным.

М а ш а. Считай, что ты отомстил мне. На все сто процентов.

К о м а р о в (встал). Что ты, в лучшем случае на тридцать, тридцать пять.

Люба кончила петь. В дверях показался Иван с проекционным аппаратом.

И в а н (угрюмо). Анна Александровна пожелала, чтобы я вам продемонстрировал слайды ее собственного производства. С видами Франции. В основном все смазано, но при очень сильном желании что-то можно угадать.

Устанавливает проекционный аппарат. Кротов подошел к Маше, встал рядом.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч (подошел к Комарову). Все-таки ты не прав, мужик. Мы с тобой недоспорили, но ты не прав.

К о м а р о в. Простите, я тороплюсь. (Громко.) Прошу внимания, есть информация. (Все оборачиваются.) Мы с Ирмой Гусевой уходим в кино. Но предварительно я хочу довести до вашего сведения: я не поступил. Я врал. Зачем врал — не знаю. Хотя — знаю: не хотел обманывать ваших ожиданий. Вы ведь считали меня гением, правда, Анна Александровна? (Быстро подошел к одному рисунку, снял.) Извините, я собираю и уничтожаю все свои творения. Поскольку компетентная комиссия установила, что они некачественны. (Снимает второй. В это время послышался голос Маши.)

М а ш а (спокойно и очень отчетливо). Кротов, убери, пожалуйста, руку. Она мне мешает.

Кротов снял руку с ее плеча. Комаров остановился, резко обернулся.

К о м а р о в. Прости, Ирма. Тезка, выйдем на мгновение. Все будет мирно, Анна Александровна.

11

Дворик перед домом Анны Александровны. К р о т о в  покатил на  К о м а р о в а  малярную вышку, словно пошел на таран, Комаров остановил его. Оба уперлись в вышку, стараясь столкнуть друг друга. На катушке из-под кабеля лежат рисунки Комарова.

К о м а р о в. Ты можешь возить Пронину на мотоцикле. На мотороллере. На мопеде. Но если ты еще раз к ней притронешься…

Комаров рванул, оба покачались на месте и опять замерли.

К р о т о в (с деланным грузинским акцентом). Зря расходуешь киловатты, дарагой. У нас силы равны.

К о м а р о в. Да нет, ты сильнее. Вон ты какой — сияющий и оптимистический. Ну, чего ты радуешься?

К р о т о в. А ты чего злобишься? Что не поступил? Что считался гений, а оказался — неперспективный? Как сказал старший товарищ. Теперь весь свет нэнавидишь немножко, да, дарагой?

К о м а р о в. Не весь. Определенную часть. Тебя в том числе.

Теперь они уже стоят, схватив друг друга за руки.

К р о т о в. За что? За то, что я поступил? Что у моего отца — имя?

К о м а р о в. Нет. За то, что ты считаешь — раз у твоего отца имя, значит, у тебя автоматом — будущее. Ты его заработал? Никого не победил, а глядишь победителем. Вот такие, как ты, и выдумали это слово античеловеческое — «неперспективный».

Появилась  А н н а  А л е к с а н д р о в н а.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Это и называется — все будет мирно?

К о м а р о в. А мы разучивали танец. Ультрасовременный.

К р о т о в. Ага, японский. Джиу-джитсу — каратэ. (Пританцовывая, уходит.)

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Миша, так нельзя.

К о м а р о в. Так можно, Анна Александровна.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (берет рисунок, смотрит). Нет, я не ошибалась. Я тебя туда толкала, можешь меня проклинать, но все равно я не ошибалась. У тебя есть глаз, воображение, линия. Ладно, я дилетант. Но вот Савельев, он ведь не дилетант, слава богу, помнишь, когда он приезжал из Москвы и был у нас в ИЗО, как он сказал? «Дерзкая, точная линия, глаз».

К о м а р о в. Анна Александровна, эту историческую фразу в общем-то можно забыть. Потому что Савельев как раз был в составе приемной комиссии.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Он тебя узнал?

К о м а р о в. Скорее всего, нет. Посмотрел. Поговорил. Тепло так поговорил. Что смотреть — вроде уже есть на что, а видно еще маловато. В частности, вот линия — еще не живет. «Не живет линия, юноша». Так обстоят дела с линией.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. А ты стоял и безмолвствовал? Ну знаешь, это предельно глупо. В таких случаях и поспорить не грех, и напомнить — ты что, растерялся, что ли?

К о м а р о в. Нет. Мне скорее смешно было в тот момент. Ситуация уж очень комедийная. Хотя его понять можно. Тогда, в ИЗО, он хвалил на радость педагогам от общего умиления — вот детки какие хорошие, рисуют картинки. Он же не думал, что я от его слов через два года полечу в Москву. Расправив крылья.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Миша, ты будешь поступать еще раз, и ты поступишь.

К о м а р о в. Насчет «еще раз» — не знаю. Тут все сложно. Я ведь, когда не прошел, стреляться не собирался: слава богу, готовых утешений — вагон, в том числе это самое «еще раз» знаменитое. Но потом у меня был разговор с отцом.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Что сказал Виктор Петрович?

К о м а р о в. Много чего. Виктор Петрович мне открывал глаза на жизнь, как он сам выразился. Тогда, в частности, я и услышал в первый раз этот термин — «неперспективный». В теоретической части он говорил о семейных традициях, о преемственности, о том, что родители расчищают дорогу детям — ну, в общем, я бы все это перевел словом «блат». Практический вывод: больше ты туда поступать не будешь. Я не самый послушный сын на свете, но, знаете, иногда какое-то беспокойство: а вдруг в этом есть сермяжная правда? И не то что поступать — жить не очень хочется.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Миша, я не могу сейчас спорить с твоим отцом, хотя я уверена, что ты многое преувеличил. Но что с тобой происходит, я понимаю. Это реакция на поражение, первое в твоей жизни. Но ты должен преодолеть это чувство, и ты его преодолеешь.

К о м а р о в. Возможно.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (села на рельсину). А сейчас ты где?

К о м а р о в (тоже сел). А сейчас я здесь. Вон, видите, вагончик? Это и есть моя работа. Тянем телефонный кабель.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (указывая на провода). Вот это?

К о м а р о в. Что вы, Анна Александровна, это пробросили времянку. Вообще, надо будет сказать ребятам, низковато, все-таки опасное напряжение.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Стало быть, ты и учинил все это безобразие у нас во дворе?

К о м а р о в. Нет, это мои коллеги. Я — спайщик.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Миша. Почему вдруг — спайщик?

К о м а р о в. Анна Александровна, наивный вопрос. Потому что мой отец — инженер на телефонной станции. Как трудоустраиваются те, кто не прошел в вуз? В частности, по месту работы родителей. И знаете — доволен. Вчера подошел прораб — ты перепутал пары. Взял зуммер, прозвонил — и все. Отвалил ни с чем. (Вскочил.) Можно доказать. А тут — поди докажи. «Не живет линия, юноша». И все. Пришел бы к нему Дюрер, он бы и ему: «Не живет линия, юноша. Не живет». Скользнул по мне усталым оком и забыл через полсекунды. А я его буду помнить всю жизнь.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Тебя заносит, Миша, тебя, как всегда, заносит. Хотя я тебя понимаю…

К о м а р о в. Это очень ваша фраза — «я тебя понимаю».

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Действительно, понимаю. Я ведь тоже — пыталась переводить стихи, и тоже был редактор, который меня давно забыл… Но у тебя будет по-другому. Я уверена, слышишь?

К о м а р о в (подошел к яблоне). Анна Александровна, вот — когда вы сажали эту яблоню, вы, наверное, думали, что это как-то облагородит всех пятиклассников во дворе. И осенью вы будете праздновать праздник урожая. Дружным хором. Но пятиклассники оборвали яблоки в стадии завязи, вон еще ветку обломили. Вы добрый человек, Анна Александровна. Вы хотите, чтобы все были удачливы, счастливы, талантливы.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Ты талантлив.

К о м а р о в. Я — классический школьный гений. В каждой школе есть свой гений. В каждом классе. И сколько этих школьных гениев порасшибало себе носы. Когда оказалось, что их гениальность не тянет на простые способности. Простите, мы опаздываем в кино. Ирма! Время.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. А рисунки все-таки оставь мне.

К о м а р о в (берет один, смотрит). «И матрос, на борт не принятый, идет, шатаясь, сквозь буран». А. Блок. Напророчил.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. А мой портрет?

К о м а р о в. Он не удался. Линия не живет.

Вышла  И р м а.

И р м а. До свидания, Анна Александровна.

К о м а р о в. До свидания.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (глубоко огорченная). Все-таки вы звоните, появляйтесь. До свидания. (Ушла.)

И р м а (села на рельсину). Ну вот. Теперь мы можем сделать друг другу ручкой. (Показывает.) И разойтись по домам.

К о м а р о в. А как же англо-польско-турецкий?

И р м а (задумчиво смотрит куда-то вниз). По-моему, я выполнила все, что от меня требовалось. Ты отомстил Прониной, сорвал мероприятие, в общем, Мавра сделала свое дело, Мавра может уйти.

К о м а р о в. Что ты там созерцаешь?

И р м а. Муравьишка. Ползает по ноге, дурачок. Ну что, казнить тебя или помиловать?

К о м а р о в. Помилуй.

И р м а. Ладно, живи. Скажи спасибо товарищу Комарову.

К о м а р о в. Ирма, давай по-честному. Мне хочется полтора часа смотреть шведско-марокканско-австралийскую жизнь и соответствующие страсти. И ни о чем не думать. Попробуем вместе?

И р м а. В принципе я дома сказала, что буду в двенадцать…

К о м а р о в. Ну, к двенадцати я тебя домой всяко доставлю.

Пошли. Навстречу им идет какой-то парень. Комаров вдруг останавливается.

Лешка!.. Тебя выпустили?

П о п о в. Как видишь.

Пауза. Затем они начинают толкать друг друга и хлопать по плечу.

К о м а р о в. Леха… (Закричал во всю глотку.) Люди, Лешка пришел!.. Попович!

Появляются ребята, они машут руками, крича: «Привет!», «Ура!» и т. д. Ирма отчужденно стоит в стороне.

Затемнение.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Комната. П о п о в  сидит за столом и что-то доедает. Напротив него  Л ю б а  с каким-то очень деревенским видом, подставив кулачок под подбородок, поглощенно смотрит, как он ест. К о м а р о в  сидит в кресле-качалке, у себя на коленях возводит какую-то конструкцию, складывая шалашиком альбомы и книги. З е н к е в и ч  следит за его работой. М а ш а  читает книгу. Б о й к о  сидит на диване, тренькает на лютне. К р о т о в  около проигрывателя отбирает пластинки. И р м а  раздраженно ходит по комнате. В целом — впечатление какой-то разобщенности, всем как будто не по себе.

1

Л ю б а (подвигает тарелку). Леш, вот еще возьми. Треугольный.

П о п о в (смотрит на нее). Знаешь, Любовь Алексеевна, ты сейчас точь-в-точь, как твоя бабушка. Сидишь и смотришь жалостно, как она, когда кого-нибудь закармливает. Только платочка не хватает.

К р о т о в (перебирает пластинки). Господи! Эдит Пиаф! Детство наше золотое — восьмой класс. Мезозойская эра.

И р м а (остановилась около Маши, заглянула в книгу). Наша Машенька читает «Одиссею» Гомера. И делает вид, что ей ах как интересно.

М а ш а. Интересно. (Читает).

Б о й к о. «На себя навлекают безумством». Красивые стихи.

З е н к е в и ч (Комарову). Миша, ты что, кооперативную квартиру себе строишь?

К о м а р о в. Вавилонскую башню.

П о п о в. Толя пел, Борис молчал, Николай ногой качал. А Комар строил Вавилонскую башню. Десятый «А», а чего вы все, братцы, какие-то не такие? Что вам, на завтра обещали контрошу? Хотя да, десятого «А» нет. И контроши нет. Один я, второгодник, остался.

Б о й к о. Попович прав. Какие-то не такие, я тоже чувствую. И тем вроде нет общих.

К о м а р о в. Раньше паслись на одном лужку, щипали одну травку — одно стадо, один пастух. Вот и были общие темы. А теперь разбрелись кто куда.

З е н к е в и ч. Точно, покатились, как горошины, и все в разных направлениях.

К р о т о в. А может, эти направления были запрограммированы заранее? В счастливом детстве?

Б о й к о. Хочешь сказать, люди от рождения делятся по принципу: перспективные — неперспективные?

К р о т о в. А что — не устраивает?

П о п о в. Погоди, перспективные люди, насколько я понимаю, это люди, от которых можно ждать чего-то в перспективе. Так с оптимистической точки зрения все люди — перспективные.

Л ю б а. Да нет, Лешка, ты не в курсе, тут один дядечка выступил с речью. И по смыслу, перспективные — кто делает карьеру, а неперспективные — кто не делает. Не знаю, я так поняла.

И р м а. Все делают. Только не у всех получается. А у кого не получается, те притворяются, что им и без карьеры хорошо. Вся разница.

З е н к е в и ч. Ну, Гусева, выдала!..

Теперь почти все стоят, только Комаров покачивается в кресле.

М а ш а. Если карьера пропорциональна способностям, — по-моему, ничего страшного.

И р м а. Ну, конечно, способности. Везде один разговор: способности — прямо культ какой-то. Все-таки существует такая вещь, как равенство. Между прочим.

П о п о в. Гусь, а Гусь?

И р м а. Га-га-га.

П о п о в. У тебя какой размер лапы?

И р м а. Тридцать шестой, а что?

П о п о в. А то, что все девчонки, у которых тридцать третий, они нарушают равенство.

К р о т о в. Господа присяжные заседатели, не будем отклоняться. Вопрос как поставлен? Все делают карьеру? Правильно, делают. Только одни говорят честно: делаем карьеру, а другие — это мы не для карьеры стараемся, для души. Душа просит.

Б о й к о (поднял лютню). По-твоему, я лютню для карьеры сделал? Да? Чтоб выделили-отметили? Да я лучше об угол ее, чем…

К р о т о в. А, иди ты к богу в рай, народный умелец. Играй там в ансамбле праведников.

Вошла  А н н а  А л е к с а н д р о в н а, в руках у нее книжечка с видами Парижа, сложенная гармошкой. Ребята замолчали.

2

Кухня. Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч  и  И в а н. Иван стоит у двери в комнату, прислушивается.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Что там?

И в а н. Вроде мир. Пришли в себя после твоего прямого попадания.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Ты про что?

И в а н. Про тост.

Пауза.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. А что мать?

И в а н. Мать повествует про Нотр-Даму и ее архитектурные излишества. С большим душевным подъемом. Мать, конечно, человек с повышенным содержанием восторженности в организме.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Сейчас, по-моему, приближается к норме, вот раньше…

И в а н. Папа, но ты ведь не из-за этого уехал? Я хочу сказать, ваши отношения… ну, не сложились, что ли, — не из-за этого, да? Я вот тут думал…

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. И что надумал?

И в а н. Что у вас несовместимость характеров, острый случай…

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Ты теоретик, Иван.

И в а н. Я п-понимаю, несовместимость — это что-то такое вообще… А практически ты уехал, н-ну, к-когда бабушка стала так б-болеть… Ты из-за ее болезни уехал, д-да?

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Станешь старше, побеседуем. (Открыл дверцу маленькой подвесной полочки.)

И в а н. Бабушкина аптечка.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Я понял.

И в а н. Бабушка когда умерла, мы с мамой все переставили, а аптечку повесили здесь.

Ростислав Андреевич берет поильник, рассматривает.

Это поильник. Бабушка в последнее время не могла пить сама.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Да… (Ставит поильник обратно.) Когда я почувствую, что дело плохо, возьму двустволку — и… Лишь бы почувствовать вовремя. (Посмотрел на сына, Иван не отвечает, задумался.) Ты не согласен?

И в а н. Не знаю. В теории ты, наверное, прав.

Постояли молча.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Что-то совсем пропала наша мама.

И в а н. Сейчас добудем. Есть такое мощное заклинание. (Подходит к двери, кричит.) Мама! Суп выкипел.

Вбегает  А н н а  А л е к с а н д р о в н а.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (растерянно). Совершенно забыла про суп. (Остановилась.) Хотя — какой суп? Я же не ставила супа.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Не ставила ты супа. Просто мы тебя вызвали. Как там — страсти улеглись?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Слава богу, мне не впервой работать на манеже с хищниками. Закидала их слайдами, заговорила Парижем, а сейчас там Попов, они все вокруг него роятся. Они всегда вокруг него роились.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Что он у вас, утешитель на общественных началах?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Никакой он не утешитель. Просто есть у него одно качество. В общем, дефицитное. Понимаешь, для большинства людей естественно соотношение: сначала я, потом мир, а у него наоборот — сначала мир, а потом я. От этого к нему и тянутся.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Ох, по-моему, выдуманные все эти соотношения. Их писатели выдумали и — ты меня извини — учительницы литературы.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. А я — не литературы, я — французского языка. Но все равно, такие люди бывают. (Обвела кухню взглядом.) Иван, давай ополоснем посуду, пока не присохло. Бери полотенце. (Становится к раковине, начинает мыть посуду.) Кстати, Ростислав, ты напрасно говорил о перспективных — неперспективных. Вообще напрасно их поучал. И так все не гладко получается…

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Пускай привыкают к реальной жизни. Пригодится. (Вышел.)

И в а н. Мама, можешь ты мне ответить, только без всякой педагогики и без учета моего переходного возраста. Почему последние три года папа живет сплошь в командировках? У меня, конечно, есть версия.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Иван, как ты сложно изъясняешься, не переходи с русского на канцелярит. Версия твоя, наверное, правильная. Ты же помнишь, как бабушка болела…

И в а н. Еще бы…

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Я была не я, и дом был не дом… Папа всегда много ездил, а тут он перевелся в экспедицию. Вот, собственно… Если без педагогики.

И в а н  засвистел.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Что, опять мне сигнал?

И в а н. Нет, это я себе. По инерции. Папа говорит, если с ним когда-нибудь будет такое… ну, условно говоря, как с бабушкой, он возьмет двустволку, и… Это, конечно, мужественное решение. Но вот я думаю, что это только так говорится. Пока здоров.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Ты не должен так думать об отце.

И в а н. В мои лета не должно сметь свои суждения иметь. А я имею.

Пауза.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (прислушиваясь). Мы замолчали, и там затишье. Только не понятно, что оно сулит, это затишье.

3

Комната. К о м а р о в,  К р о т о в,  Н и н а,  Л ю б а,  И р м а,  М а ш а.

К р о т о в (развернул гармошку с видами Парижа). Париж. Париж. Вот куда перспективные ездиют.

И р м а. И способные. Ну, вроде все высказались. Только Миша Комаров молчит.

К о м а р о в (оторвался от своего сооружения). Знаете, староста права. Все делают карьеру. И незачем идеализировать человечество. И самих себя, между прочим, тоже. А вообще, хватит философии. И хватит решать вечные вопросы — душа, карьера, изменяться… Как-никак ветреная младость, ей резвиться положено. (Вскочил.) Крот, какой сейчас самый модный сонг? Ставь.

К р о т о в. Наконец-то, тезка. Речь не мальчика, но мужа. (Включает проигрыватель.) Я от этого ритма балдею напрочь. Создадим обстановочку. (Гасит свет.) Кавалеры приглашают дам.

Далее, до самого появления Анны Александровны, свет выхватывает отдельные фигуры, остальных в это время не видно. Музыку во время этих «стоп-кадров» тоже следует приглушать.

К Любе Борисовой подошел Бойко.

Б о й к о. Люба, разреши…

П о п о в (тоже подошел). А меня запиши вторым…

Б о й к о. Ладно, я вторым… Извини.

П о п о в. И ты извини.

Комаров стоит один. Попов, держа Любу за руку, прошел мимо него.

Миха, ты сейчас сказал что-то не то.

К о м а р о в. Не все ли равно?

П о п о в. Нет, не все равно. Это я точно знаю.

Люба утянула Попова за собой. Комаров вдруг пустился в какой-то дикий, отчаянный пляс, как будто надеясь физическим усилием избавиться от внутренней неловкости. Зенкевич сначала смотрела на него удивленно и растерянно, потом отошла в сторону. Вымотавшись, Комаров упал на стул.

4

Двор. Л ю б а  и  П о п о в. Попов сидит на пустой катушке из-под кабеля. Люба стоит сзади.

Л ю б а. А башка уехала в деревню.

П о п о в. На деревню к дедушке?

Л ю б а. Лешка. Закрой глаза.

П о п о в. И заткнуть уши?

Л ю б а. Нет. Уши наоборот.

П о п о в. Понял. Глаза закрыть, уши расправить.

Люба обошла Попова, но сказать не решилась.

Я уже полчаса с закрытыми глазами. Сны начали сниться.

Л ю б а. Лешка. Ты бы кого хотел — сына или дочку?

П о п о в. Знаешь — вот над чем не задумывался…

Л ю б а. А я все время об этом думаю.

П о п о в. И до чего додумалась?

Л ю б а. Что все равно кто, лишь бы был… И пока не поздно…

П о п о в. Как — пока не поздно? (Люба молчит. Попов понял.) Вот ты о чем — пока не поздно. Баушка уехала в деревню. Понятно. (Встал.) Дура. Дура с сентиментами.

Люба отошла, присела на корточки, спрятала лицо в колени.

Погоди. Ты — дура, я — дурак, все законно. Ты что — ревешь?

Л ю б а. Нет.

П о п о в. Ревешь, я же вижу. Высушись. А знаешь, наш зав. отделением проникся ко мне теплым чувством, говорит: «Ты — парень уравновешенный, тебе в медицине — самое место, поступай: кончишь — возьму к себе ассистентом», а я ему: «Захар Борисыч, я не столько уравновешенный, сколько обстоятельный, пока диагноз поставлю, больной своей смертью умрет. От глубокой старости».

Люба засмеялась.

5

Комната. И р м а  подошла к  К о м а р о в у.

И р м а. Миша, я ведь для тебя сейчас говорила. Ты все равно идеалист. Вот я верю, что ты способный, но этого знаешь как мало… Я тут думала: тебе что нужно? Устроиться на какой-нибудь крупный завод.

К о м а р о в. С какой целью?

И р м а. Сейчас там всюду есть изостудии, на всех таких предприятиях. А оттуда все-таки легче попасть: во-первых, марка завода, во-вторых, там руководят художники, из Союза…

К о м а р о в. Ирма, это все несущественно.

И р м а. Существенно. Ты не понимаешь. Мы с тобой не можем рассчитывать на предков. Как Кротов тот же. Или Пронина. Мы сами всего должны добиваться, понимаешь?

К о м а р о в. Понимаю, леди Макбет. Но знаешь, я уже прослушал курс лекций на данную тему. Подкован.

6

Кухня. М а ш а  танцует одна, почти не сходя с места. В руке у нее все та же книга. К ней подошел  К р о т о в.

К р о т о в. Мари, чего ты танцуешь со своим Гомером. Давай лучше со мной.

М а ш а. Ты не Гомер. (Села.)

К р о т о в. Кстати, у меня лично к Гомеру сложное отношение. С одной стороны, конечно, типичное бытописательство. Но если подойти кинематографически, как-то осовременить, переосмыслить (достал сигареты, приосанился), скажем — обогатить реминисценциями…

М а ш а. Крот, не умничай.

К р о т о в. Слушай, а чего вы мне кирпич вывешиваете? Что вы думаете — дурее других я, что ли? Язык не тем концом подвешен? Технику — это, знаешь, не всякий освоит, а всю эту трепологию интеллектуальную — как-нибудь.

М а ш а. Вот и осваивал бы технику.

К р о т о в. Ладно. На тебя не могу злиться.

М а ш а. А ты смоги.

К р о т о в. А ты не дразнись. Давай я тебя домой доставлю. «Явушка» ждет.

М а ш а. Спасибо, не надо.

К р о т о в. Опять — не надо. Что это ты последнее время — забоялась скоростей?

М а ш а. Нет. Просто пока ты говорил про коробки передач и не ходил весь такой важный, ты был похож на человека. А теперь — реминисценция.

К р о т о в. Машка, а ты малость не ханжа? Уж очень ты себя подаешь несовременно.

7

Двор. Л ю б а  и  П о п о в.

Л ю б а (стала на рельсину, балансирует, запела).

П о п о в. Что ненавижу, так это рисовую кашу.

Л ю б а (соскочила на землю). Лешка, ты не сердись, что я так сказала, я знаешь почему? Потому что я хочу, чтобы ты был всегда.

П о п о в. Что-то я вас не понял, Любовь Алексеевна.

Л ю б а. Вот смотри. Он родится. Потом вырастет. Женится, у него будут дети, у тех тоже… И во всех — ты. Понял теперь?

П о п о в. Глухая ты все-таки.

Л ю б а. Почему — глухая?

П о п о в (очень четко, раздельно). Потому что я сам хочу быть. Слышала теперь? Ладно, пошли к тебе, коли баушка уехала. Ну?

Л ю б а (совершенно растерявшись). Прямо сейчас?

Вдруг изо всех сил стала хлопать Попова куда попало: по плечам, по шее. Он отпустил ее.

П о п о в. Видишь? Потому что это невозможно так — решение принято, будем выполнять.

Л ю б а (пошла по «крокодилу», дошла до конца, соскочила). Лешка. Все будет хорошо. Я точно знаю.

П о п о в. Из каких источников?

Л ю б а. Я задумала: если пройду до конца — все будет хорошо. Вот — прошла.

П о п о в (тоже вскочил на «крокодила», сделал несколько шагов, но не удержал равновесия и спрыгнул). Я тоже задумал. Не будет хорошо. Ничего не будет. (Быстро пошел в дом.)

Л ю б а (догнала, схватила за руку). Дурак ты, Попов! Это же не считается! Считается у того, кто первый задумал! Ну, дурак, дурак!.. (Убежала в дом.)

8

Комната. З е н к е в и ч  стоит одна с несчастным видом, держа в руках свой кактус, поглаживает пальцем отростки. П о п о в  увидел ее, остановился.

П о п о в. Бедная Зизи, не могу. Стоит одна в обнимку со своим саксаулом. (Подходит к Зенкевич.)

З е н к е в и ч. Даже не скажешь, что у него колючки. Такие мягкие, как волосики. Его бы следовало выделить в особый подвид. Волосистый.

П о п о в. Нинка, пошли с нами. Па-де-труа с саксаулом.

Танцуют втроем. Зизи прижимает к груди свой кактус. Маша сидит, перебирает бусы. К ней подходит Комаров.

К о м а р о в. Перебираешь четки?

М а ш а. Перебираю.

К о м а р о в. Потанцуем на прощание? Ведь мы с тобой ни разу не танцевали. Правда, забавно?

М а ш а. Недаром вы тезки с Кротовым, вы мне что-то на одно лицо. Кстати, напомни мне твой адрес, я тебе перешлю все твои рисунки. Ценной бандеролью.

К о м а р о в. Ты так со мной говоришь, потому что думаешь, что я тебя все равно люблю. Я тебя ненавижу. И твое лицо ненавижу. Которое я рисовал с пятого класса на всех тетрадках. И бусы твои проклятые ненавижу.

Сильно дернул нить, бусинки посыпались на пол. В темноте голоса: «Братцы, что это?», «Метеоритный дождь», «Град из драгоценных камней», «Хватайте, обогащайтесь». Неожиданно зажегся свет.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Вы уже взрослые люди, я больше не имею формального права делать вам замечания, но это невыносимо пошло и дурной тон — гасить свет во время танцев.

Все шарят по полу, подбирая бусинки, и передают их Маше.

М а ш а. Ну вот, как будто все, спасибо. И я пойду, мне уже пора.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Погоди еще, детское время.

М а ш а. Мне завтра рано вставать, надо ехать встречать французскую молодежную делегацию.

И р м а (обернулась). Разве тебя выделили?

М а ш а. Выделили.

И р м а. За какие, интересно, заслуги?

М а ш а. Наверное, за то, что я неплохо знаю язык.

И р м а. Тебя вообще нельзя допускать к работе с иностранцами. Просто я молчу, потому что мне противно, а если бы я рассказала…

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Ирма!..

П о п о в. О чем, Гусь? О чем бы ты рассказала? Послушайте, десятый «А», что у вас за тайны мадридского двора? Посвятите.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Леша, об этом не стоит. Дело старое, сдано в архив и забыто.

М а ш а. Нет, я ничего не забыла, и надеюсь, что не забуду.

З е н к е в и ч (выползла из-под стола с бусинкой в руке). Вот еще бусинка. (Отдала Маше.) Понимаешь, Лешка, вот ты когда уже в больницу лег, Пронина выдала номер. Вечер у нас был — первого апреля, так Машка с вечера ушла, ушла и пропала. На всю ночь. Ее Крот домой повез на мотоцикле, а куда она делась потом — неизвестно.

Б о й к о (ударяет по струнам). Да хватит, ей-богу. Одно и то же.

П о п о в. Погоди, Валентин. Излагай дальше, Зизи.

З е н к е в и ч. Дальше что? Мать ее пришла, целая паника. Крот говорит: я ее доставил до парадной, а дальше — не знаю. А Машка на последний урок является в класс, собственной персоной. «Где была?» — «Мое личное дело», и все молчит, как неорганическая. Машка ведь ушла из нашей школы, тебе разве не говорили?

П о п о в. Нет. Меня щадят.

Комаров вдруг включил проигрыватель на полную мощность. Люба подошла, выключила.

Так вот. Второго апреля Пронина была у меня. Приехала сразу после завтрака, просочилась в щель за лабораторией, и мы с ней все утро мотались по территории. Ясно, где была Пронина?

Комаров опять включил проигрыватель, Люба опять выключила.

М а ш а. Ко мне вопросы есть? Или можно идти?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Погоди, Маша. Сейчас кажется — как все было просто, а мы на это простое столько нагромоздили… Целый небоскреб.

З е н к е в и ч. Машка, ну почему ты молчала?

М а ш а (старательно бесстрастным тоном). Потому что нечего было говорить. Про мои домашние дела-события знал только один человек в классе. А когда я пришла на вечер, все стали меня поздравлять. С такими лицами… Кротов меня отвез домой, а я домой не пошла, поехала на вокзал, сидела там, каталась на электричке. Взад и вперед. Потом приехала к Лешке, мы поговорили, не обо мне, но все равно, я как-то отошла. А потом я вхожу в класс, и все опять смотрят…

З е н к е в и ч. Ой, ну Машка, а как на тебя особенно смотрели?

Л ю б а. Смотрели. Как на голубой экран смотрели. А что еще выкинет, до чего интересно, прямо многосерийный телефильм.

Б о й к о. Ладно. Вот хотите скажу, кто действительно виноват.

К р о т о в. Я, надо думать?

Б о й к о. Ты. Правильно, ты не врал. «Отвез, доставил, что дальше было, не знаю». Все верно. Только ты с таким видом это говорил… Мол, говорить говорю, а думать можете что хотите. И думали. Потому что — рост, и мотоцикл, и вообще ты — элита.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Не то, Валентин. Не то. Вот я сейчас поняла. Просто с нами случилась страшная вещь — со всеми нами. Такая вот инерция осуждения, массового, слепого… Пронина отсела на отдельную парту, Пронина ни с кем не разговаривает, Пронина отказалась идти к директору. И так далее, снежным комом. Самое страшное — вот такая коллективная глухота, когда человек, что ни сделает, все одно, виноват. Массовый психоз осуждения. А ведь, в общем, мы все — нормальные люди, даже вроде хорошие, и ведь в душе никто не верил…

К о м а р о в. Почему — никто? Не знаю, как другие, а я верил.

М а ш а. Это я видела, что ты верил. До свидания. (Выбежала.)

И р м а. Я тоже пошла. До свидания. (Тоже вышла.)

З а т е м н е н и е.

9

Двор. М а ш а  и  И р м а.

И р м а. Это я тогда рассказала про твои домашние дела-события.

М а ш а. Я так и думала. Кроме тебя я никому не говорила.

И р м а. Мишкины рисунки. Пускай валяются?

М а ш а. Пускай.

И р м а. Ведь ты на самом деле не любишь Мишку. Ты вообще никого не любишь. Тебе нужно одно — чтобы все перед тобой падали. Как тот курсант, которого я себе присвоила. Помнишь, в троллейбусе, когда ты везла цветы: «Девушка, вам не тяжело, девушка, вам помочь?»

М а ш а. Смешно. Вот сколько лет мы считаемся подругами, а я всегда знала: ты на меня затаила. Только — почему? Не понимаю.

И р м а. Не понимаешь? Хочешь, объясню? Потому что ты все время прикидываешься. Делаешь вид. Что такая несчастная, так страдаешь, дома плохо, в школе плохо, ужас!.. Ничего ты не несчастная, ты счастливая. Только не ценишь. Знаешь, когда человек по-настоящему несчастный?

М а ш а. Когда?

И р м а. Когда любишь… ну не знаю — математику, французский, — а не дается. Когда приходишь на танцы — и стоишь у стеночки. Когда любишь человека… Да ладно. Что тебе объяснять. Все равно — какая была, такая останешься. Будешь всю жизнь выкидывать всякие фокусы.

М а ш а. Как раз вчера выкинула очередной. Перехожу на вечернее.

И р м а. Из-за дома? (Маша кивнула.) Зря. Я бы на твоем месте…

М а ш а. Кстати, насчет моего места. Оно освобождается. Поговори в деканате. Ты ведь хотела на дневное…

И р м а. Мне твое место не нужно. Я всего сама добьюсь, понятно?

Ушла. Появилась  А н н а  А л е к с а н д р о в н а, подошла к Маше.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (тронула Машу за плечо). Маша. Я перед тобой виновата.

М а ш а. Нет, Анна Александровна. Вы меня всегда отстаивали, как могли.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Не отстояла.

М а ш а. Потому что я вам не помогала. Наоборот — мешала. Мне тогда казалось, все против меня. И вы тоже. А что защищаете — так только из педагогического принципа. Вот я и искала слова, чтобы побольнее, чтобы обидеть.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Я помню. Что я хожу с ведерком розовой краски и все крашу в розовый цвет. И вся сволочь мне скажет за это большое сердечное спасибо.

М а ш а. Теперь я так не думаю.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. А я не знаю; может быть, в этом и есть доля правды. Может, это у меня заложено в биографии. Детство у меня было счастливое. Голодное, блокадное, а все равно — счастливое. Мы с мамой очень дружили. Поступила, куда собиралась, влюбилась — и вышла замуж, хотела сына — родился сын. Видишь, все розовое. Потом изменилось многое, мама умерла, и вообще… А у меня так и осталась привычка к розовому цвету, хоть он мне не по возрасту и не к лицу… Ты куда сейчас?

М а ш а. Не думала еще.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Ты собиралась ночевать у Ирмы?

М а ш а. Договорюсь с кем-нибудь из девчонок.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. А дома знают?

М а ш а. Дома привыкли. Я поставила точки над и. Когда мой так называемый отец приходит, я ухожу. Все четко.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Бес гордыни в тебе, Мария Пронина. А ты не думаешь, что ему все-таки больно? И незаслуженно больно.

М а ш а. Ему не больно. (Достает журнал.) Победитель, правда? Я его так про себя и называю — победитель. У него все — и слава, и полмира объездил, и все ему удается, все получается, даже остроты — я иногда вспомню в метро и смеюсь. А вот сколько ему лет, вы можете сказать? Шестьдесят пять, а он молодой, вот смотрите, а Вера Сергеевна, это его жена — законная, — она старуха, понимаете? Старая старуха. Но он ни о чем таком не думает, он считает, что на все имеет право, в том числе на то, чтоб я его любила. Как любящая дочь. Знаете, я после того, как вернулась, у нас был разговор. Он мне говорит: «Неужели тебя трогают идиотские предрассудки, будь свободной». Ну, и так далее. А я смотрю, ему не больно. Ни капельки. И не было больно — никогда. Ни от чего, ни от кого. Всем бывает, всем, кого я знаю, а ему — нет. Я ведь из-за этого. А не из-за предрассудков. Предрассудки!.. Тут как-то я иду по лестнице, а одна соседка говорит другой: «Они у него при-хе-хе…» При-хе-хе!.. Вы слышали это слово?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Нет.

М а ш а. А я слышала. И не хочу понимать отца… Я пойду, Анна Александровна. До свидания. (Положила журнал в сумку.)

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Вот что… Ни к кому из девчонок ты не пойдешь, а останешься у меня. Пойди позвони домой, скажи, где ты, и сразу возвращайся. Не спорь, со мной спорить бесполезно.

М а ш а. Но, Анна Александровна…

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Иди, беги. Я тебя буду ждать. Автомат за углом.

Маша ушла. Из дома вышел  К о м а р о в, оглядывается.

Маша пошла звонить. Я, конечно, ничего не могу тебе советовать, но я бы на твоем месте подождала ее. (Ушла.)

10

Кухня. Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч  сидит на табуретке и играет сам с собой в «веревочку». Он позевывает, ему скучно, и он как будто не в духе. Быстро вошла А н н а  А л е к с а н д р о в н а.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Совсем ты избегалась, бедняга.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (села рядом с Ростиславом). Выясняла отношения с Машей Прониной. Она сегодня останется у нас. Устрою ее на диване в большой комнате.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Знакомая ситуация. (Сел, опять взялся за веревочку.) А может, эти рыцари все-таки доставят ее домой? Кто там при ней состоит — этот в галстуке или художник?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Комарову я велела ее подождать, но все равно, он перед ней так виноват… Да дело не в рыцарях, у нее в семье… ну, словом, она опять не хочет идти домой, а я не хочу, чтобы она скиталась где попало. В общем, все это достаточно сложно.

Вошел  И в а н, остановился у двери, подкидывает и ловит какой-то камушек. Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч  мельком взглянул на него.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. В общем, все это достаточно просто. Узел порядка этого. (Распустил веревочку.) Ты за свою Пронину не беспокойся. Такая Маша в жизни не заблудится, могу гарантировать. Сумеет распорядиться своими чрезвычайно удачными внешними данными.

И в а н (заикаясь). Папа… К-как ты м-можешь… Это нечестно, т-ты же ее не знаешь совершенно.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч (встал). Знаю. И еще нечто знаю. Как ты думаешь, Аня, что у нас в кулаке? (Берет Ивана за руку.)

И в а н. Пусти…

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Слава, не надо.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Надо. Вот. (Демонстрирует Анне разжатую ладонь Ивана, на которой лежит бусинка.) Бусинка из ожерелья вашей школьной Афродиты. Еще одна жертва — твой сын.

И в а н (в ярости сжал кулак, засунул в карман). Я тебе н-никогда, н-никогда не п-прощу, по-по-нятно? (Выскакивает.)

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Зачем ты это сделал?

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Затем. Ему все-таки мужчиной предстоит быть. (Сел. Опять взял веревочку.)

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Какое у тебя лицо сейчас…

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Какое?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Не знаю… Враждебное какое-то.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч (Анна Александровна стоит совсем близко, он невольно потянулся к ней). Аня…

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Что?

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Я думал, здесь меня все-таки встретят по-другому.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Как — по-другому?

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. По-другому. (Овладел собой, старательно обошел Анну.) У меня такое ощущение, что вы все время приглядываетесь ко мне. Как будто выпытываете: ну как, осознал вину, раскаялся? И ты, и Иван. Он тут расспрашивал меня, почему я уехал… и таким прокурорским тоном… Общественный обвинитель.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Он и меня сегодня расспрашивал. И я поняла, что нужно сказать все, как есть. И про болезнь мамы, и про твой отъезд.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Не знаю, что ты могла сказать про мой отъезд. Я ведь не в Карловы Вары уехал. И не на Золотые Пески. Уехал работать. И сделал кое-что на благо человечества, как ты говоришь своим птенцам. Ладно. Через какое-то время он сам уразумеет, что я был прав.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Я думала, ты наконец понял, что был не прав. Поэтому и…

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. О да, конечно, Аня. Я бы мог помахать повинной. Учитывая твою склонность к психологическим зигзагам. Но поскольку я хотел бы начать, так сказать, с нулевого цикла, тут нужна абсолютная честность. Иначе ничего не выйдет.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Наверное, не выйдет.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Почему?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Потому что… Вот ты говоришь — на благо человечеству, не на Золотые Пески… Но мы-то знаем с Иваном, почему ты уехал. Не потому, что работа позвала. Просто дома у нас было… неуютно. Мать болеет, у Ивана срывы возрастные, я между домом и школой… Может, там, на пятидесяти градусах, ты — сильный человек, но здесь, в обычной городской квартире…

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Да, ты не изменилась. Ехал домой — дал себе слово: относиться с юмором. Ко всем таким проявлениям. И все равно — не могу. Вот я тебе сказал о моем назначении. Естественная реакция нормальной женщины какая?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Какая?

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Радость. А ты делаешь вид, что это не имеет никакого значения. Что, по-твоему, в таких случаях радоваться неприлично? Обязательно говорить вполголоса?

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Наверное, вполголоса лучше…

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Тяжелый случай. Действительно, Иван прав: несовместимость характеров в острой форме. Вот послушал я твои разговоры с этой публикой: массовый психоз осуждения, коллективная глухота. Ты сама оглохла и ослепла ко всему реальному. Ведь они уйдут и над тобой же будут потешаться. Сегодня сколько пришли? Восемь из тридцати двух возможных? И эти уйдут. Все уйдут. Останешься одна, еще пять лет, еще десять — высохнешь в такую классическую училку. Маленькую, восторженную. Которая думает, что творит души, а на самом деле ставит отметки. Аня…

Вошел  И в а н  с рюкзаком, поставил рюкзак на пол.

И в а н. Папа. Я сложил твой рюкзак. Если т-ты хочешь уйти от нас, то в-вот рюкзак. Я сложил.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Иван, ты что?.. Поступки пятиклассника, честное слово.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Он поступает в соответствии со своими принципами. (Посмотрел на Анну.) Высокими принципами.

11

Комната. П о п о в,  Б о й к о,  К р о т о в,  З е н к е в и ч,  Б о р и с о в а.

Б о й к о (продолжая). Минск.

К р о т о в. Копенгаген.

Л ю б а. Нарьян-Мар… Ребята, у Донны Анны точно что-то случилось. Может, оставим записку и разойдемся по-тихому?

Н и н а. Нарьян-Мар… на «эр». Нет, ну, это неудобно — записку. А где Комаров Мишка?

К р о т о в (поглядел в окно). Вот он, во дворе. На вахте.

Вошел  Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч, открыл ящик, ищет какие-то бумаги, документы.

З е н к е в и ч. Нарьян-Мар… Ровно.

П о п о в. Орел.

Б о й к о. На «эл» все; Лион, Лондон уже были.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч  (усмехнулся). Лабытнанги.

Все вопросительно смотрят на него.

Есть такой городок у Полярного круга. Буду там завтра. Если не помешает низкая облачность. (Вышел.)

12

Дворик перед домом Анны Александровны. К о м а р о в  сидит на вышке, смотрит по сторонам. Выходит  Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Поставил рюкзак на катушку из-под кабеля, посмотрел на Комарова.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Помоги-ка надеть рюкзак.

Комаров слез, подошел, помогает.

К о м а р о в. Вам уже ехать?

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Уже.

К о м а р о в. Че-пэ в экспедиции?

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. В экспедиции все нормально.

К о м а р о в (быстро). Ростислав Андреевич, я, возможно, вторгаюсь в запретную зону, но если это вы из-за нас… Конкретно, из-за моего всплеска… Вы знаете, для нас Анна Александровна очень много значит. Иначе мы бы просто не пришли.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Да нет, не беспокойся, не из-за всплеска. (Пауза. Поправил рюкзак.) А ты — ждешь?

К о м а р о в. Жду.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Будешь каяться?

К о м а р о в. Ну, каяться не буду, но…

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Смотри. Знаешь, мужское дело такое — поменьше психологии, побольше воли. (Присел на катушку. Пауза.) Не знаешь, тридцать девятый останавливается, где раньше?

К о м а р о в. У почты. Вы на самолет?

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Да. Двадцать три тридцать.

К о м а р о в. Не успеете.

Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч. Успею, если по-быстрому. Если очень поспешить. (Встал.) Желаю удачи.

Пошел, но совсем не «по-быстрому», а медленно и как-то растерянно. Из дома вышел  К р о т о в, подошел к Комарову, сел рядом.

К р о т о в. А я тоже буду ждать Пронину.

К о м а р о в. Слушай, Крот. Сделай раз в жизни как человек. Уйди. И не разговаривай. (Отошел, сел на «крокодила».)

К р о т о в (встал). Да брось, Комар. Не заводись с полоборота. Конечно, Пронина из тех, с кем стоит связать биографию. Но я ей — до фонаря. Установлено. Так что мы с тобой не соперники.

К о м а р о в (забравшись на вышку). Крот. У нас мужского разговора не состоится. И обсуждать Пронину не будем. И твою психологию анализировать не будем. Ничего не будем. Иди. Вали боком. Ну, чем тебя пронять?!

К р о т о в. А ты вспомни далекое прошлое. Как мы дружили в седьмом классе. Как я тебе все шайбы выкладывал. (Показал — как.) Ладно. Мы уйдем. (Пошел, потом остановился.) А вообще я тебе завидую, Комар. Пенишься, кипишь. Из-за художеств из-за своих, из-за Прониной. А мне так все — до фонаря. У нас тоже на потоке такие вот интеллекты, тоже кипят — в пене и в мыле. Проблемы, пути искусства, поиски. Муть все это фиолетовая. (Вдруг удивленно, без обычного шутовства.) Слушай. Мне чего-то так муторно стало… Может, мне пойти повеситься на этом галстуке? В общественном туалете. Тем более он дакроновый. Особо прочный.

К о м а р о в. Крот, если бы я думал, что ты так сделаешь, я бы привязал тебя к этой штуковине (постукал по вышке), сидел и стерег. Хотя я тебя не обожаю. Но ведь у тебя это — эпизод. Забудешь. Через полторы секунды. Ты ведь — перспективный.

К р о т о в. Тоже правда. Забуду. Пойду, вернусь в коллектив. (Ушел в дом.)

Появилась  М а ш а, идет быстро, в руках у нее ветка, она машинально похлестывает себя по ноге, увидела Комарова, остановилась. Комаров соскочил с вышки, подошел к ней.

К о м а р о в. Ты что так сжалась? Тебе холодно?

М а ш а. Немного. (Комаров взял ее за плечи, усадил на рельсину, сел рядом.)

К о м а р о в. Машка. Давай жить по законам джунглей. Как звери.

М а ш а. А как живут звери?

К о м а р о в. Хорошо живут. По принципу: простили — и забыли.

М а ш а. Давай.

К о м а р о в (он уже чувствует себя легко, уверенно, в его тоне появился привычный оттенок мужского превосходства; обнял Машу). Ты, конечно, можешь считать, что я тогда был не очень на уровне, но ведь ты сама тоже…

М а ш а (осторожно высвободилась, отодвинулась, посмотрела на Комарова). Выкобенивалась?

К о м а р о в. Ну, скажем так: занималась производством слонов. Из мух. Точно?

М а ш а (встала). Точно.

К о м а р о в. Ладно, не го́ре. Ты будешь поставлять мне слонов, а я буду резать по слоновой кости. Да?

М а ш а. Да.

К о м а р о в (однообразие Машиных ответов как-то насторожило его). Ты останешься у Донны Анны?

М а ш а. Да.

К о м а р о в. Машка. Ты же меня не слышишь. Я говорю, а ты не слышишь. Разговор глухих.

М а ш а. Как всегда.

К о м а р о в. Почему — как всегда?

М а ш а. Потому что как всегда. Мы с седьмого класса так разговариваем. Только раньше было наоборот. Я говорила, а ты не слышал.

К о м а р о в. Ты что, Марья?! Все я слышал!..

М а ш а. Ничего ты не слышал. Ты был полон собой. Ты дарил мне рисунки. Потом отбирал. Потом опять дарил. Посвящал в свои планы. А меня ты не слышал. Я только не замечала. Знаешь, когда заметила? На вечере первого апреля. Ты помнишь, о чем я тогда говорила?

К о м а р о в. Ну, слушай. Я же не запоминающее устройство. Столько времени…

М а ш а. А я запоминающее… Я говорила про то, что у меня дома. Про отца. И почему мне плохо. Но ты ничего не слышал. И стал мне рассказывать про серию иллюстраций, которые ты задумал. К «Мастеру и Маргарите».

К о м а р о в. Потому ты и укатила с Кротом?

М а ш а. И потому тоже.

Маша стоит, нахлестывая себя веткой по ноге.

К о м а р о в. Это боярышник. Он, между прочим, колючий.

М а ш а. Тем лучше для него. Вон, кстати, твой трамвай. Успеешь добежать. Одиннадцатый ходит с большими интервалами, ты знаешь. (Укололась, невольно поднесла палец ко рту.)

К о м а р о в (взял у нее из рук ветку). Я же говорил. Зажми платком.

М а ш а. Ничего. Не смертельно. Пойдешь к трамваю или продолжать?

К о м а р о в. Продолжай.

М а ш а. Вот сейчас я шла, я знала, что ты здесь. Думала: вот подойдешь, и я увижу, ты понял, ты уже не глухой, ты все слышишь. А ты таким победителем… как будто ничего не было. Ненавижу победителей.

К о м а р о в. Это все, знаешь, слова. В пользу бедных. А суть в том, что я тебе просто ни к чему. Как несостоявшийся школьный гений. Не достиг. Не сподобился. Не примчался за тобой на белом коне.

М а ш а. Опять разговор глухих. Я пыталась к тебе пробиться, а ты все о том же. Не достиг, не сподобился, не примчался на белом коне. Ничего не понял. Вчера верил, что я с Кротовым, а завтра чему поверишь? Всё, кончили. Желаю тебе состояться. Искренне желаю.

Ушла в дом. Комаров постоял, медленно отошел в сторону, потом вдруг сорвал с себя куртку, бросил на катушку, подбежал к вышке, вскарабкался наверх, потянулся к проводам. Во двор выбежал  П о п о в, рванул на себя вышку. Комаров слетел на землю.

К о м а р о в. Ненормальный. Я же мог шею сломать.

П о п о в. Железная логика. А ты чего добивался? Ожога первой степени?

К о м а р о в. Почему? Двести двадцать вольт в сырую погоду… Вполне достаточно. Для несчастного случая.

П о п о в. Мария?

К о м а р о в. Да. И все остальное.

П о п о в. Я Марию понимаю, что она молчала. Я тебя не понимаю, что ты поверил. Хотя тоже понимаю. Ты легче веришь в плохое.

К о м а р о в. Все люди так.

П о п о в. А ты что, всех спросил? (Подошел к катушке.) Я преклоню главу на твой сюртук. Не возражаешь? (Ложится на спину, подложив под голову куртку Комарова.)

К о м а р о в. Леха…

П о п о в. Все нормально. (Пауза.) Знаешь, я как будто охмелел. Никаких тебе процедур, никакого режима. Свобода.

Увидел на земле рисунок Комарова, подобрал, посмотрел, протянул ему. Комаров взглянул, положил на катушку.

К о м а р о в. В школе все было просто. И вдруг — раз — как в поддых, в солнечное сплетенье.

П о п о в. Так, Миха. Мы все думаем, что с нами ничего такого не может случиться. Какие-то неудачи, болезни, и тэ дэ. Как будто все это не для нас, для кого-то другого. А мы застрахованы. А почему, собственно?

К о м а р о в. Леха. Вот скажи — чего ты ждешь от жизни?

П о п о в. Да просто — самой жизни. (Встал, взял Комарова за грудки, слегка тряхнул.)

К о м а р о в. Прости.

П о п о в. Прощаю. (Пауза. Глядя вверх.) Какое-то выползло созвездие, а какое — не знаю. Я тут читал в газетке про одного сапожника из Польши, всю жизнь человек занимался астрономией — просто так, без всякого расчета на благодарность человечества, на почести и славу. Обсерваторию оборудовал. И что-то там такое открыл. Вот я и думаю: не стать ли мне сапожником?

К о м а р о в. Нет, я бы так не мог — без расчета на почести и славу. Да и вообще, у меня такое ощущение было, что слава и почести где-то совсем близко, за первым углом. Понимаешь, я так уверен был, что я — гений. Жил в этой уверенности, как в скорлупе. И ничего не видел, что снаружи. А теперь эту скорлупу кокнули, и мне стало здорово неуютно. А с другой стороны — может, все-таки не жалко, что кокнули?

Выходят ребята. За ними вышла  А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Вид у нее измученный, но она старается держаться.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (остановилась у парадной). Ну, ребята, спасибо, что пришли. Жаль, конечно, что многих не было…

З е н к е в и ч. На выпускном прямо клялись: будем встречаться, будем встречаться — и вот пожалуйста. Двадцать пять процентов.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Конечно, не очень складно все вышло… А вообще, наверное, это естественно. Ваша школа кончилась, мои воспитательские функции тоже. Конец естественный, незачем придумывать продолжение… И наверное, никаких встреч в октябре больше не получится. Ну, желаю вам… желаю вам всего хорошего и доброго, как говорится.

П о п о в. Анна Александровна. А я как же? Я же ваш второгодник, можно сказать.

А н н а  А л е к с а н д р о в н а (остановилась, улыбнулась). Почетный второгодник. Ты, Леша, действительно, дай о себе знать в ближайшее время, мы конкретно подумаем об экзаменах. До свидания.

В с е (вразнобой, растерянно). До свидания.

Анна Александровна ушла.

Л ю б а. Как нехорошо-то, а?.. Я к ней пойду.

П о п о в (удерживает ее). Погоди, сейчас не надо. По-моему это не только из-за нас.

К о м а р о в. Много из-за чего, наверное…

К р о т о в. Семейная драма. Муж ушел из дому. А в ее возрасте это — все, крах личной жизни.

Б о й к о. Ты молчи, деятель. Понял? Для меня, если хотите знать, Донна Анна — святое дело. Пускай там она много слов говорит, стихи декламирует и тэ дэ, а все равно, она — человек.

З е н к е в и ч. Нет, она умная очень, к ней даже из других классов ребята приходят — посоветоваться.

К о м а р о в. Дело не в уме, Ниночка. Вот я сегодня понял. Она верит во все высокие слова, которые говорит. Редкий случай. Может, с сегодняшнего вечера перестанет…

П о п о в. Нет, Донна Анна не изменится.

Н и н а. И не изменит? (Пауза.) Пора по домам. А теперь чего-то неохота…

Л ю б а (показывая лист). Смотрите, мне прямо на голову упал. Кленовый.

П о п о в. Нашел тебя. Здесь и клена-то нет, на липе он, что ли, вызрел…

К о м а р о в. «Октябрь уж наступил, уж роща отряхает…» А что отряхает? Забыл.

К р о т о в. Что-то там отряхает.

З е н к е в и ч. Нет, а мне вдруг так страшно стало. Вот я подумала: буду поступать и опять не поступлю, потом опять… А мне цыганка нагадала, что мне ни в чем не будет удачи, ни в работе, ни в личной жизни…

П о п о в. А ты ей ручку позолотила? Ну вот.

Бойко достал из кармана кольцо, посмотрел сквозь него на свет.

Н и н а. Что это у тебя?

Б о й к о. Кто-нибудь найдет, подумает — золотое. (Швырнул кольцо в сторону.) «Эх, потеряла я колечко», Любка, споем?

Л ю б а. В другой раз.

Б о й к о. А будет другой?

Л ю б а. Не знаю, Валя.

Б о й к о. Ладно, мальчики-девочки. Покедова — бонжур.

Ушел, наигрывая на лютне.

Н и н а. Ну и я побегу.

П о п о в. Мы тебя проводим, Зизи. Чтобы цыгане не украли. (Махнул рукой Комарову.) Будь.

Люба, Нина и Попов ушли. Кротов повертел в руках шлем, пошел медленно, потом остановился.

К р о т о в. Сейчас как врублю сто двадцать. (Надел шлем.) Я за рулем вообще обо всем забываю.

Ушел, треск мотоцикла. Комаров поднял свои рисунки, посмотрел, положил на катушку, пошел — сначала медленно, потом быстрее — и побежал. Мгновение сцена пуста, потом из своего подъезда выходит  А н н а  А л е к с а н д р о в н а. Постояла, обвела глазами двор.

И тут один за другим возвращаются все те, кто ушел. Возвращаются ребята, возвращается  Р о с т и с л а в  А н д р е е в и ч.

Мы не знаем, когда они вернутся к Донне Анне и при каких обстоятельствах — но все они вернутся.

З а н а в е с.

1976

#img_9.jpeg