#img_16.jpeg

#img_17.jpeg

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

И г о р ь.

Л а р а.

Т а ш а.

А л г е б р о в.

Н а д ю ш а.

Г а в р ю ш а.

Н и к о л а й.

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Небольшой ромбик Ленинграда, там, где Нева делает крутой поворот. Перед нами пройдут несколько мест действия, но все они могут быть сразу обозначены на сцене, охваченные решеткой Невы, — той, что будет играть столь важную роль в истории. Комната. Конец октября, вечер. Л а р а  слушает музыку. Вошел  И г о р ь, в руке у него щеточки «дворников».

И г о р ь. Саниеси сан!

Л а р а. Переодевайся.

И г о р ь. Кян ти минья?

Л а р а. Милый, я просила без этого остроумия.

И г о р ь. Это не остроумие. Я не могу отставать от супруги. Учти, тайком, на чужой квартире, я учу японский.

Л а р а. Опаздывать к Коврижиным неблагоразумно. Особенно в данной неустойчивой ситуации.

И г о р ь. Мелочи. Приказ о моем назначении уже заготовлен.

Звучит сложное струнное аллегро.

Знаешь, на престижных концертах на креслах лежат бумажки: за-резер-виро-вано. Вот и то кресло в том хорошеньком кабинете — на нем уже записка: для Игорька… Ларка, у тебя один изъян. Ты — красивая, чувственно полноценная и духовно содержательная женщина, но без чувства юмора. (Обнял.) Молодчага я, что не развелся с тобой, верно? Лоринька, ну… Нарушим ритуал?

Л а р а. Ты сошел с ума. (Высвободилась.) Ты же видел, я слушаю музыку. Хиндемит. Не очень знакомая музыкальная система, можно уважить и мои интересы.

И г о р ь. Все-таки недостача юмора разрушит нашу семейную ячейку. (Достал парадный костюм.) Надоела униформа. Повяжу вместо галстука шелковый фуляр, помнишь, как мсье Гюстав в том французском сериале. Почему Гюставу можно, а Игорьку нельзя? Фу-ты ну-ты, две косички у Марфуты…

Л а р а. Что-то случилось?

Игорь обернулся.

И г о р ь. Почему ты решила?

Л а р а. Ты немного взвинчен?

Вбежала  Т а ш а, ей — четырнадцать.

Т а ш а. Папа, мама, я — дружная семья! Куда намылились?

Л а р а. К Коврижиным.

Т а ш а. Так называемые журфиксы по средам? Маманя, а что точно значит «журфикс?» (Капризно.) Мам. Тогда скажи, где словарь иностранных слов?

Л а р а. Что в спортшколе?

Т а ш а. Все хорошо, по всем параметрам. Так хорошо, что невольно ждешь сбойчика. Знаете такое чувство? Двадцатого открываются всесоюзные сборы, Эммануилыч должен выделить три единицы. Надеюсь попасть в тройку.

И г о р ь. Пусть только попробует не включить!

Т а ш а. Пусть только попробует!

И г о р ь. Так и скажи: будет иметь дело с Игорем Павловичем!

Т а ш а. Так и скажу! (Листает словарь.) На набережной толпится народ! Какой-то детектив! Отвалилось звено решетки, и, по слухам, грохнулся некий гражданин!

И г о р ь. Народ! Тысяча, что ли?

Т а ш а. Ха. Три с половиной тетки! И какая-то сомнительного вида личность с трубкой в зубах!

Игорь занят своим туалетом.

Когда я проходила, личность вытащила из пасти трубку и, дыхнув отравленным воздухом, произнесла: «Привет папе». Ты что — знаешь этого типа?

И г о р ь. Понятия не имею.

Т а ш а. Мерзкий. Почему от таких не очищают город? (Вышла.)

Л а р а. Ты действительно не знаешь этого человека?

И г о р ь. Неожиданный вопрос. Почему я должен знать? Оформлюсь так: серый костюм и финский галстук. Синий, с малиновым пламенем.

Л а р а. Надевай хоть желтую кофту, как ранний Маяковский.

И г о р ь. Сколько сарказма! Кесенем?

Л а р а. Просьба. Небольшая. Не надо при людях, я имею в виду на журфиксе у Коврижиных, употреблять японские слова. Тем более ты их выдумываешь.

И г о р ь. Все на свете выдумано.

Л а р а. Не надо подначивать меня, перебивать, и не пытайся в знак плебейского поощрения похлопывать меня при всех ниже спины.

И г о р ь (пытается похлопать). Не при всех-то можно?

Семейная сценка. Оба опять занялись подготовкой к визиту.

И г о р ь (повязывает нестандартный галстук). Забавный эпизод.

Лара повернулась.

Да не гляди так. Серьезная — сил нет. Просто когда этот дядя, о котором говорила Ташка, ухнул вниз — я был на набережной.

Л а р а. Ты был на набережной?

И г о р ь. Да.

Л а р а. Зачем?

И г о р ь. Захотелось проветрить извилины. Подъехал, припарковался, вышел и стал дышать воздухом. Вполне логичные действия, не правда ли?

Л а р а. Погоди, я не совсем понимаю.

И г о р ь. А тебе не надо понимать. Тема исчерпана.

Лара отвернулась.

Там ведется ремонт решетки. Висит фанерка с предостерегающей надписью, да и так прекрасно видно. Гражданин не заметил. Видно, его внимание было занято чем-то другим. Несчастный случай в чистом виде.

Л а р а. А что делал ты?

И г о р ь. В каком смысле, Лара? Ничего не делал. Дышал. Услышал шум, потом увидел его. Он упал в очень неудачном месте. Знаешь, там, где вертикальный откос, метров пять, не меньше. Внизу гранитные плитки. Ударился головой.

Л а р а. Жив?

И г о р ь. Был жив. (Помолчал.) Мы поедем гортранспортом. Во-первых, хочется чувствовать себя поразвязней в смысле еды и пития. Во-вторых… Я, естественно, бросился вниз, поднял этого человека, попытался доставить в больницу. Так что наш лимузин слегка, ну, понимаешь…

Л а р а. Прости, Игорешенька. (Подошла, поцеловала.) Я ж не знала обо всем этом.

И г о р ь. Не хотелось прокручивать данный сюжет перед журфиксом, но… Как водитель, побывавший в авариях, да и как инженер, не избежавший того же… Приходится воспринимать такие вещи как чистую фактограмму. К счастью, быстро подошла «скорая». Потом подоспел участковый. Все.

Л а р а. Сейчас пойдем, дорогой. Оч-хор, что будет народ, общение… Отвлечешься. Мы не застрахованы от чужих бед. Да и от своих… А ты знаешь, этот чудовищный галстук тебе идет, что-то романтическое.

И г о р ь. Попробуй побеседовать там с Пашей, натолкни его на ту плодотворную мысль, что стоит ввести меня в комиссию по озеленению. Полная ахинея, но нужно, чтоб мое имя мелькало почаще. Комитет помощи подшефному хозяйству, комиссия по озеленению. Пускай привыкают, что без Игорька не обойтись: количество переходит в качество.

Л а р а. Если позволит сценарий вечера, конечно, поговорю. Прости, чтоб закруглить. Вспомнила, что это за тип с трубкой, о котором говорила Ташка. У него запоминающаяся фамилия — Алгебров. Когда я выгуливала бедного Красса, он подходил, затевал разговоры… Он что, этот Алгебров, тоже был на набережной в момент несчастья?

И г о р ь. Алгебров? Нет, я его не видел. В момент несчастья на набережной были только тот человек и я. Если у тебя нет новых вопросов, позволь отключиться. Воспоминание об этом эпизоде не дает положительных эмоций.

Л а р а. Я задала напрашивающийся вопрос, зачем акцентировать?

И г о р ь (взял красочно оформленный календарь). Презент Коврижиным? (Листает; вдруг.) Вот сволочи! Типографский брак. А еще мейд ин. Вот и верь этим мадеиновым. Получился не натюрморт, а черт знает что.

Лара тоже смотрит.

Как будто бы снег, поле; беленькое зимнее солнце…

Т а ш а (вошла, что-то жует). Вычислила. Ирку на сборы не возьмут. У нее нет контакта с Эммануилычем. Татьянка, конечно, претендент номер один, но у нее закомплексованность, исчезла свежесть в работе на бревне. Мои шансы растут… Вы идете к Коврижиным?

З а т е м н е н и е.

Свет возвращается, но на сцене только  Л а р а  и  Т а ш а.

Л а р а. …Я люблю отца, но… Он мне очень понравился, я не встречала таких мужчин, такого склада. Говорит глуховатым баском, медленно, и словно сам вслушивается в свои слова, взвешивает, чего они стоят. Больше всего меня поразила объективность суждений, он никому не выносит приговора. Представляешь?

Свет неярок. Лара и Таша, одетые по-домашнему, — рядышком. Воскресное утро.

Мы проговорили весь вечер.

Т а ш а. То-то ты эти дни не ходишь, а порхаешь.

Л а р а. Ты не поняла: он понравился мне чисто по-человечески. Как мужчина — такого ничего не мелькнуло.

Т а ш а. Это должно мелькнуть?

Л а р а. Конечно. Либо это есть сразу, либо — никогда. У женщин только так; если не почувствуешь влечения сразу — по взгляду, даже по походке, по типу лица — значит, ничего быть не может… Папа еще спит. Пускай. Он очень поздно уснул.

Т а ш а. «Мелькнуть»? А отчего твое «мелькнуть» зависит?

Л а р а. Что-то глубинное. Может быть, сексуальное.

Неотчетливый звук в переговорном устройстве, обе на секунду прислушались.

Т а ш а (вдруг засмеялась). А мне вчера мелькнул дорогой Эммануилыч. И, как всегда, на бегу бросает ничего себе вопросик: «Талька, а ты сама кого бы послала на сборы?» Я — солдатиком: «Трех девочек на «Т» — Тальку, Татку, Тамарку». Он захохотал, одна бровь вот так вверх. Гримаска означает одобрение… Значит, моя судьба решена.

Л а р а. Твоя решена, моя — тоже.

И г о р ь  в халате и шлепках, потягиваясь, прошел через комнату.

Министерство утвердило закупочную группу, которая поедет в Японию.

Т а ш а. Маманя, мои сердечные.

Л а р а. Так что в нашем семейном треугольнике зависает только папин угол.

Т а ш а. Ты говорила с Тиной?

Л а р а. Она обижена, надо было пригласить ее на дачу, а мы… Секретарша получает сто рублей, но она — банк информации. Все-таки она выдавила кое-что. Приказ о папином назначении действительно подписан, но вылеживается. На папу имеется досье.

Т а ш а. Что-то серьезное?

Л а р а. Тут она замкнулась, но я сама догадываюсь. Хамоват наш папа.

И г о р ь (умылся, причесывается). Что, девочки, примемся за ленч? Только помните: воскресное утро — полная разрядка, кот должен сбросить с шерсти электричество. (Ушел.)

Л а р а. Эпизод с Пиотровским еще не выветрился. Кто его знает — он и так мог схватить инфаркт, но по времени это произошло после конфликта с папой…

Опять прислушались.

Послышалось, наверное.

Т а ш а. Мне тоже показалось… Вот здорово, если на будущей неделе ты поедешь в Японию, я начну подготовку к сборам, а папа получит назначение. (Усмехнулась.) Папа, мама, я — дружная семья?

И г о р ь. О чем беседуем под клавишу «интим»? О моем назначении? Будет полный порядок. Тс-с-с!.. Кот сбрасывает электричество.

Разливают чай, обмениваясь вполголоса: «Крепче», «Еще» и т. д.

Отчетливо слышится кашель, надсаженный мужской голос.

Г о л о с. Прошу прощения. Хотелось бы побеседовать с хозяевами. Точнее, с ответственным съемщиком. Впрочем, не по жилищному вопросу.

Л а р а. Во всем свои ручейки и пригорки. Раньше кавалеры в горизонтальном положении поджидали на ступеньках. Поставили код — беседовать являются.

И г о р ь. Кого нелегкая? Нормальные люди знают: воскресенье — закрытый день. (Подошел к переговорному устройству.) Кто там?

Г о л о с (через секунду). Моя фамилия — Алгебров.

И г о р ь. Позвоните завтра по телефону сорок четыре — двадцать четыре…

Г о л о с. Хотелось бы побеседовать очно. Очень хочется очно. (Хмыкнул.)

И г о р ь. Ч-ч-черт. (Нажал кнопку.) Поднимайтесь. Ясно по тембру: из тех субъектов, которые, пока не изольют душу, не отвяжутся. Я с ним там поговорю. (Пошел к двери.)

Но уже входил человек в крепко потертом ратиновом пальто, на вид — тридцать четвертого, тридцать пятого года рождения. Лицо красноватое, на голове из скудного количества волос сооружена прическа, которая в пятидесятых годах именовалась коком.

А л г е б р о в. Холодно в Петрополе… Воркутиночка поддувает — оттуда. Извините за, так сказать, вторжение.

И г о р ь. Ничего, ничего.

А л г е б р о в. Борис Андреевич. (Направился к Ларе, поцеловал руку, кивнул Таше.) Вас, наверное удивила моя фамилия — Алгебров? Однако она имеется в анналах истории. Мой пращур был членом Российской академии при самом основании. Посему и фамилия ученая, данная за серьезные заслуги. Другой мой предок участвовал в декабрьском восстании, стоял на…

И г о р ь. Борис Андреевич. Конкретно: что нужно? Сядьте на секунду и скажите.

А л г е б р о в (покорно сел и тут же встал). Извините, после холодной улицы всегда… Туалет?

И г о р ь. Туда.

Алгебров вышел.

И г о р ь. Эх, призывал прокатиться в Карелию — подышать фитонцидами, или как их там, — и не было бы в нашей жизни Арифметикова. Надо продезинфицировать потом унитаз. Ташуль, пойди пока к себе… Жалко, хотел позвонить в больничку узнать, жив тот бедолага, нет…

Л а р а. Умер.

И г о р ь. Откуда ты знаешь?

Л а р а. Сделала то, чего не сделал ты. Позвонила в больничку. Сначала участковому, потом в больничку.

И г о р ь. Почему же ты не сказала раньше?

Вернулся  А л г е б р о в, сел, достал трубочку.

И г о р ь. Борис Андреевич. Мы еще не завтракали. Выходной нынче.

А л г е б р о в. Информация у меня краткая. Тот человек, который упал с откоса, — скончался.

И г о р ь. Это прискорбно.

А л г е б р о в. Ему было чуть за пятьдесят. Мое поколение. Уходим. Болезни, трагические совпадения, стрессы. (Оглядывает комнату.) У вас все хорошо? Полный порядок? (Помолчал.) Участковый зарегистрировал несчастный случай. От вас, Игорь, как от свидетеля, потребуется подпись под протоколом.

И г о р ь (положил руку на плечо Алгеброву). Слушай, мил друг, у меня нет трубки Раппопорта, да и не мое дело: проверять, пил ты или курил анашу. Но я могу набрать ноль два и пригласить соответствующих товарищей. Зачем тебе этот кайф? В милиции тебя наверняка знают, начало месяца, у них еще план не добран. Иди. На Новгородскую уже цистерну с квасом завезли. Распечатывают. Ну?.. Таль. Я просил побыть пять минут без нас.

А л г е б р о в. Кто же будет нести ответственность? Кого надо поставить под рентген правосудия? Кто виноват в смерти этого человека?

Игорь покачал головой: дескать, придется набрать 02.

Нет, я никогда не исхожу из голого факта. Я исхожу из комплекса: кто преступник, почему, мотивы. Ибо в точку преступления сходится вся жизнь, прошедшее, будущее, вся генеалогия… (Вскочил.) Если бы мне показалось, что это только случайный инцидент, нечто неорганичное, вступающее в противоречие с духовной сущностью совершившего… О, в таком варианте я бы пренебрег всеми фактами в мире. Потому что — что есть факт? Ничтожность, мизер, бесконечно умаляющаяся величина, антитело, которое… Вы, Игорь, убили этого человека. Вы, вы! Ясно?

И г о р ь. Ясно.

Т а ш а. Как вам не совестно, Алгебров! Выпили, так…

А л г е б р о в. Нет!

Т а ш а. У вас на пальто сзади зеленые полосы. Сели, наверное, на крашеную скамейку?

А л г е б р о в. А, понял. Вы думаете, я — абстрактно, так сказать фигурально? Дескать, убил — вообще? В идее, так сказать? Просто своим существованием на земле? Нет, Игорь. Ты убил реально. Жестокое, подлое убийство преступника, убежденного в безнаказанности. Но безнаказанности — нет. Я, Игорь, был в этот момент на набережной — вы меня не видели. Я сидел на дровах: там, на газоне, большой газон — все так и зовут «большой газон», — там печка. Печка-самоделка, там работяги с завода варят гудрон, у них много крыш с мягким покрытием, заливать, на заводе печку нельзя, пожарники против… Сижу, курю. И вдруг вы, жигуленок, шестерочка, щелк дверцей, сигаретку в зубы… А рядом ограда, звено на ремонте, на нем проволочка и фанерка, и на ней ярко-ярко: «Осторожно! Ведутся работы!» Вы стоите, я сижу, а тут человек, ближе-ближе, задумался, головы не поднимает… (Дрожит от возбуждения.) И тут, я вижу, вы берете и поворачиваете фанерку изнанкой. Изнанкой! И усмехаетесь своей издевательской усмешкой. Стечение обстоятельств. Он хотел опереться, надписи не видно, и… Я далеко, не успел. Не мог… Зачем вы его убили?

И г о р ь. Да-а… Веселый сюжетик.

Алгебров опустился на стул. Игорь, Лара, Таша стоят.

А л г е б р о в. Хотите спросить: почему именно я пришел вестником справедливости? Вестник. По-старославянски — бирюч. Когда-то журнал выходил «Бирюч»… Ты меня в самом деле не видел, Игорь?

И г о р ь. В самом деле, Боря.

А л г е б р о в. Странно. Хотя… Это довольно далеко, дрова. Это я еще допускаю.

И г о р ь. Что ж ты, Боря, никак не проявил себя? Не помог мне тащить пострадавшего, вызывать «скорую»? Это тоже странно.

А л г е б р о в. Я… У меня все похолодело, сжалось, я… я не ус…

И забарахтался на полу. Это Игорь рывком выдернул из-под него стул.

И г о р ь. Параша. Сучье ухо. Вошь тифозная… Простите, девочки. Всплыло дворовое детство. Как-никак три привода имел.

Очень не сразу Боря Алгебров поднялся, долго не мог найти трубочку. Долго не мог сообразить, что случилось.

Т а ш а. Неудачник. Дома небось только продавленная тахта и хромоногая табуретка. Во Франции таких называют клошары.

А л г е б р о в. Что вы сказали, девочка? (Пошел.) Когда к вам снова придет замерзший человек — обязательно предложите ему стакан горячего чаю. Даже если он перед этим сжег город. (У стеллажа задержался; удивленно.) «Наука и жизнь», Марина Цветаева, зарубежный роман двадцатого века… Все, как положено. Как в лучших домах. А это что? (Смотрит на стоящую на стеллаже бутылку.) Новая мода — собирать в бутыль из-под шампанского гривенники? Сколько ж сюда влезет? От моды, значит, ни в чем не отстаете, молодцы. Желаю дальнейших успехов… Само собой, показания свои я предоставлю соответствующим инстанциям. (Ушел.)

И г о р ь. Вот сволочь.

Т а ш а. Больной человек — чего требовать!

Молчание.

Л а р а. Противно.

И г о р ь. Вот именно. Как вспомню это ползающее обезьяноподобие.

Т а ш а. Вы простите, но в двенадцать у нас мероприятие. Привезли пленку, выступления олимпийцев. Будут прокручивать на видике. Не хочется пропускать. Не усугубляйтесь, ладно? (Вышла.)

Л а р а. Игорь. Скажи: что все-таки было на набережной? Только то, о чем ты рассказывал? Ты стоял, человек шел, упал. Все?

И г о р ь. Вопрошаешь почти как прокурор. Не рано ли? Я изложил вам, подруга жизни, всю историю. А чего не изложил — того вам и знать не треба. Чуете?

Л а р а. Я очень боюсь за тебя, Игорь.

И г о р ь. А ты не бойся.

Л а р а. Последнее время с тобой происходит что-то непонятное. Этот жуткий подначивающий тон, которым ты доводишь сотрудников. Мне страшно подумать, что…

И г о р ь. …Товарищ Алгебров сказал истину? Вон он. Даже с нашего четырнадцатого видно: стоит в будке и крутит диск. Дозванивается до органов правосудия? Спустись, вырази солидарность.

Л а р а. Подлец! (Схватила чашку — и об пол.) Подлец!

И г о р ь. Бей мельче — собирать легче! (И хвать об пол бутылку с гривенниками.) Алгебров прав — завели моду: бутылочки, копеечки.

Т а ш а (заглянула). Обдать из брандспойта?..

И г о р ь (прохаживается с некоторой осторожностью — осколки). Придется потревожить тень Красса. Не хочется… Но, знаешь, беседа с тобой натолкнула меня на ту идею, что я совершаю ошибку. Слишком легкомысленно!.. Найдутся друзья, которые захотят воспользоваться эпизодом на набережной, чтобы сбить меня с ног. Или хотя бы дать по косточке.

Л а р а (как будто ничего не происходило). Безусловно.

И г о р ь. Вывод: звони мальчику Коле.

Л а р а. Может, не стоит опережать события?

И г о р ь. Наоборот. Потом он спросит, почему сразу не обратились? Коля — один из районных следователей, набережная — скорее всего его вотчина, так что во всех вариантах вести следствие будет он. Если будет. (Открыл телефонную книгу.) Дружба по собакам — это не так мало в наше время.

Л а р а. С чего начать?

И г о р ь. С воспоминаний. Как звать его пса? Федя? Для собаки слишком человеческое имя. Вспомни, как вместе гуляли. Он знает о смерти Красса?

Л а р а. Все знают.

И г о р ь. Скажи, что хотим завести новую собаку.

Л а р а. Ты же против?

И г о р ь. Я еще подумаю.

Л а р а (набрала номер). Как его — Николай?.. Отчество?

Игорь дернул шеей: не ведаю.

Але. Будьте добры Николая… Передайте, что звонила Лариса. Из девятьсот восемьдесят восьмой квартиры. Бывшая владелица Красса. (Положила трубку.) Скоро вернется.

И г о р ь. Мальчик Коля сделает все. Сокрушительно влюблен. Договорись пообщаться. Или пусть заглянет, это лучше. Нет-нет, ничего нельзя пускать на волю волн. Единственное, о чем жалеешь из будущего, — это то, что чего-то не предусмотрел в прошлом. На днях зайду в семью покойного: на всякий случай надо запастись сведениями, не был ли он близорук, рассеян. Это пригодится всегда. Он жил вместе с сестрой. Надежда Александровна, художница, — знаешь, мастерская в подвале? Да и по смыслу нехорошо не зайти. Я был непосредственным свидетелем гибели ее брата.

Л а р а. Ты неплохо осведомлен.

И г о р ь. Что ж удивительного! Участковый листал его документы… (Взглянул в окно.) Опять. Погрелся в будке — и… Октябрь — а он мерзнет, как старец восьмидесятилетний. (Накинул куртку.) Сбегаю — поразмяться в баскет.

Л а р а. Ты не завтракал.

И г о р ь. Пик аппетита прошел. Придется нагулять. Когда понервничаешь — непременно стоит сбить ритм. Покидаю мячик, и через полчаса начнем нормально жить.

Л а р а. Пережди, пока исчезнет этот дурак.

И г о р ь. Зачем? (Вдруг засмеялся.) Фанерка… Изнанка… Бред умалишенного. Кто поверит?.. Хотя не так уж дурно придумано. Не то что толкнул, ударил. Примитивно, без фантазии, для следствия — привычный штамп. А тут… Ну, например, захотел Игорек похулиганить. Рискованно попроказничать. Зачем? А, настроение было плохое… Человечество разонравилось!

Л а р а. Игорь!..

И г о р ь. Между прочим, настроение действительно было плохое. (Побежал, и, кажется, слышно, как он стучит кроссовками по всем четырнадцати этажам.)

Вошла  Т а ш а.

Т а ш а. Мама.

Л а р а. Да?

Т а ш а. Думаешь, могут возникнуть неприятности? Хотя, конечно, в любую минуту можно ждать атаки. Надо приучить себя все время быть наготове. Да? Неприятности, приятности, опять неприятности? Линия бытия?

Телефон.

Л а р а (сняла трубку). Николай? Да, Лариса. Выгуливали Федю? (Ей не по себе.) Нет, просто возникла необходимость посоветоваться. Только вы можете помочь… Чем скорее, тем лучше.

З а т е м н е н и е.

Подвал, где мастерская Надежды Александровны. Мольберты, рисунки. Краски, кисти…

Н а д я. Этот безумный, безумный, безумный день! (Появилась; небольшого роста, седоватая, моложавая.) Неисправимый порок — оттягивать работу до последней черты! Вари, Гаврюша, кофий — черный-пречерный, злой-презлой, надо себя взбодрить.

Появился  Г а в р ю ш а  — лохматый, голосистый.

Г а в р ю ш а. Наденька! Твои цветы вопиют: хотим жить! Мне нравятся эти хризантемы!

Н а д я. Астры.

Г а в р ю ш а. Астры?

Н а д я. Астры.

Г а в р ю ш а. Всегда путаю поздние хризантемы с астрами!

Н а д я (отрешенно). На улице дождь?

Г а в р ю ш а. На улице солнце! И ветер! По григорианскому календарю — начало ноября!

Н а д я. Нет, я должна подумать.

Г а в р ю ш а. Наденька, мне кажется, ты ловишь в море фаршированную щуку! С голубым пером! Все рисунки превосходны!

Н а д я. Ягодный рыночек у метро не получился. Выключи телефон.

Г а в р ю ш а. Наденька, извини. Мы условились: в восемнадцать тридцать зайдет этот человек.

Н а д я. Это ужасно! Что придумать? (Смотрит на рисунки.)

Г а в р ю ш а. Я — осел. Надо передоговориться.

Звонок в дверь. Входит  И г о р ь.

Увы!..

И г о р ь. Разрешите?

Г а в р ю ш а. Да-да…

И г о р ь. Дверь настежь.

Г а в р ю ш а. Мы вас ждали.

И г о р ь. Я некстати?

Г а в р ю ш а. Что вы?..

И г о р ь. Я давно хотел зайти к вам. Сразу после всех событий хотел. Но вас не было.

Г а в р ю ш а. Мы уезжали.

Надя молча смотрит на Игоря.

И г о р ь. В телефонном разговоре вчера я изложил основное. Я рассказывал, в тот вечер я случайно прогуливался по набережной. Разумеется, самого момента катастрофы я не видел, но… Когда все уже случилось — я вызывал «скорую», помогал санитарам. Может, вас интересуют какие-то подробности?

Н а д я. Спасибо, вы добрый человек. У вас — умные глаза. Любимая Сережкина фраза: «Умные глаза». Гаврюша, сделай кофе побольше, в цахкадзорской джезве. (Игорю.) Цахкадзор — местечко в Армении, где джезва куплена. Гаврюша сварит и на вашу долю, не возражаете?

Г а в р ю ш а. Я добавлю зернышко кардамона — для пронзительности. (Вышел.)

Н а д я. Мы уезжали к близким приятелям в Руссу. Чтобы немного восстановиться. Единственный способ. Хорошо, что вы зашли, мне хотелось с вами встретиться. Хотя по телефону вы очень точно все рассказали. Я беседовала с врачом «скорой», с участковым… У Сергея не было детей, в данном случае это большое облегчение. Садитесь.

И г о р ь. Я должен скоро идти.

Н а д я. Чашка кофе не помещает.

Пауза.

И г о р ь. Ваш брат жил здесь?

Н а д я. Нет, у него была, что называется, своя жилплощадь.

И г о р ь. Это он?

Смотрит на рисунок на стене.

Н а д я. Только, к сожалению, портретного сходства не ищите. (Засмеялась.)

И г о р ь. Я понимаю — художественный образ, а не фотография. (Почти вкрадчиво.) Сергей Александрович был по профессии географ?

Н а д я. Да, такая кажущаяся почему-то школьной профессия. (Засмеялась. Тон Игоря ее слегка напрягает.)

И г о р ь. Географ. Смешно, но звучит, действительно, школьно. Впрочем, каждая профессия или должность несет на себе фирменный знак. Лейбл. Например, о профессорах говорят всегда как о людях рассеянных.

Н а д я. Сергей не был профессором.

Пауза.

Ч-черт!.. Опять отпоролась! (Очень непосредственно задрала край юбки.) Зловредина! И опять с этого боку! (Взяла иголки-нитки.)

И г о р ь (взгляд его упал на толстый фолиант). Фотоальбом? Можно? Страсть люблю изобретение великого Надара.

Н а д я. Надара? А, изобретатель фотографии. Простите, Игорь Павлович, вы выражаетесь как-то викторинно. Я имею в виду викторины на прогулочных теплоходах.

Игорь, сделав вид, что не заметил легкого укола, взял альбом.

Н а д я. Знаете, что меня еще утешает? То, что все произошло в считанные секунды: что называется — не успел испугаться. Сережка был немного трус.

И г о р ь. Трус?

Н а д я. Почему вы удивлены?

И г о р ь. Ну, обычно в таких случаях о человеке говорят только позитив. Впрочем, вы сказали — «немного». «Немного трус» — нормально.

Н а д я. Трус — не в поступках, в поступках он был довольно решителен. А в ожидании, когда что-то предстоит. Вы что-то хотите спросить?

И г о р ь (листает альбом). Да нет… Разве?..

Н а д я. Что?

И г о р ь. На фотографиях Сергей Александрович тоже без очков. Мне казалось, по типу он должен быть близорук?

Влетел  Г а в р ю ш а.

Г а в р ю ш а. Наденька, ты не права! «Рыночек у метро» — прекрасен. Неожиданный взгляд, щемящинка!

Н а д я. По-моему, дерьмо.

Г а в р ю ш а. Надя, это не дерьмо!

Н а д я. Я оскудела потому, что слушала таких, как ты. Сережка и ты усыпили мою художественную бдительность. Залили кретинскими комплиментами. Я больше ничего не смогу.

Г а в р ю ш а. У меня нет слов. (Исчез.)

Н а д я (с легкой усмешкой). Завтра я должна представить работы отборочной комиссии. А у меня в мозгах полная сумятица. Наброски сделаны в совсем иную эпоху моей жизни. И теперь мне жутко не нравятся. После Сережиной смерти произошел какой-то перелом. Так тоже, видимо, случается?

И г о р ь. Увы, я не силен в психологии творческих процессов.

Н а д я. Вы — технарь?

И г о р ь. Чувствуется?

Н а д я. Но, как все теперь, интересуетесь живописью?

И г о р ь. Отвечу так: жена на выставки ходит. (Смягчая.) Интересуюсь, в принципе. Значит, Сергей Александрович не носил очки?

Надя как будто не слышит.

(Захлопнул альбом. Мотнул головой в сторону кухни, откуда слышатся обрывки оперных фраз.) Ваш супруг?

Н а д я. Вероятно, он бы не возражал. Гаврюша — мой древний приятель, сочувственник и изумительный мастер-печатник. Все мои гравюры отпечатаны его руками. Соответственно, я без него, как без рук. (Засмеялась.)

И г о р ь (повернулся к мольбертам). Вы — член Союза художников?

Н а д я. Какое это имеет значение?

И г о р ь. Если член Союза, все будет в порядке. Свой своему и так далее.

Н а д я. Неожиданный вывод.

И г о р ь. Сверхнормальная ситуация. У нас главное попасть в заповедную ячейку, а там… В вашей ячейке, говорят, грандиозные события? Новое руководство? Переворот?

Н а д я. Но не вооруженный.

И г о р ь. И что — сразу появятся новые Ван Гоги, Рафаэли, Сальвадоры Дали?

Н а д я. Это разные художники.

И г о р ь. Вообще я считаю: очень уж у нас носятся с творческой интеллигенцией. Особенно на данном этапе. Я вот мчусь на службу к восьми, и тут же — напряженка, в очередь стоят с вопросами, ответственность со всех точек пялится, чуть что. (Взял себя за горло.) А кто-то может пейзажики изображать, нотные значочки выводить, кофеек попивать, и все когда душа пожелает. Хочу рисую, хочу кейфую. И, кстати, вот они-то в эпицентре престижа, они по ТВ выступают, учат, как жить, я бы их, как класс… Или так: хочешь быть творческим деятелем — отработай предварительно двадцать лет на производстве. Естественно, присутствующих не имею в виду.

Надя хохочет — до слез. Заглянул удивленный Гаврюша, ушел.

Н а д я. Это очень смешно — насчет присутствующих.

И г о р ь. Ван Гог, между прочим, не был членом Союза художников.

Н а д я. Вы поклонник живописи Ван Гога?

И г о р ь. Я — поклонник справедливости!.. Вы любили вашего брата?

Н а д я. Очень.

И г о р ь Я так спрашиваю — потому что родственники часто терпеть друг друга не могут. Впрочем, такие вещи не принято выводить на поверхность. (Сухо.) У меня к вам вопрос. Не появлялся ли тут некто с нестандартной фамилией — Алгебров?

Н а д я. Мы уезжали в Руссу, вы забыли.

И г о р ь. Это такой прощелыга, который может поймать на вокзале, залезть в форточку или даже оказаться в Руссе.

Н а д я. Он хром?

И г о р ь. Почему?

Н а д я. Согласно легенде, дьявол — хром.

И г о р ь. Просто подонок.

Г а в р ю ш а (в руках джезва с дымящимся кофе). Сейчас, сейчас…

Н а д я. Как он выглядит, этот Алгебров? Гаврюша, прислушайся — помнишь, ты начал рассказывать про…

И г о р ь. Такая гиена. Прямостоящая. В патологически длинном ратиновом пальто модели тысяча девятьсот шестидесятого года. Давно амортизированном. Пальто наглухо застегнуто, гиена мерзкая.

Гаврюша и Надюша переглянулись.

Ну, как? Не стесняйтесь, Гаврюша — подкатывался он к вам?

Г а в р ю ш а (не сразу). Да, этот человек подходил ко мне.

И г о р ь. Вот так-то.

Г а в р ю ш а. На всякий пожарный я еще заварил кофейку. На добавку.

И г о р ь. Что же гиена вам сказала?

Г а в р ю ш а. Кофе не имеет права остывать. По определению.

И г о р ь. Я задал вопрос.

Н а д я. Гаврюша, скажи, коли товарищу так хочется.

Несколько секунд молчали все.

Г а в р ю ш а. «Передайте привет вашей… подруге». К сожалению, он употребил другое слово. Неинтеллигентное. Он перехватил меня вечером, я ездил к Невскому в булочную, единственная булочная, которая торгует до девяти, у нас не было ни крошечки черного. Я иногда люблю пожевать ржаного даже ночью. А Надюша утром вообще не может без… (Растерян.) Конечно, я сразу вспомнил — я его встречал. Около универсама, у поликлиники, ну, наши самые посещаемые места. Так сказать, микрорайонные променады. Микрорайонные променады, неплохо звучит, правда, Надюша? Мы и вас видели, верно, Надюша? Вы часто гуляли с…

И г о р ь (погружен в размышления). Да, да… Гулял с… Я вот что хотел сказать. Алгебров обвиняет меня в том, что я причастен к смерти Сергея Александровича. Скажем так: — помог ему погибнуть. Снял или повернул дощечку с предостерегающей надписью.

Г а в р ю ш а. Так кофе… Надо принимать; а то…

Молчание.

И г о р ь. Хороший вы человек, Гаврюша! Какие из вас веревочки можно вить!

Г а в р ю ш а. Прекратите! Как вам не стыдно!

Надя поглядывает на Игоря.

И г о р ь. Могу догадаться, какое слово употребил товарищ Алгебров. Партнерша. «Передайте привет вашей партнерше». Все ассоциации, которые могут придти в мозги Алгеброву — я знаю. Я этих нехромоногих дьяволов еще на Севере навидался: у меня в СМУ один работал… С позволения сказать — работал. Иконы в церквах воровал. Так вот, возвращаясь к Алгеброву…

Н а д я. Мне надо сделать один звонок. (Взяла телефон, вышла.)

Игорь прохаживается. Гаврюша, стараясь не показывать, следит за Игорем.

И г о р ь. Простите, как ваше полное имя-отчество?

Г а в р ю ш а. Гаврила Романович. (Очень сухо.) Как Державина — так что запомнить легко.

И г о р ь. Вы, надеюсь, не сердитесь? Я не хотел вас обижать — вырвалось.

Г а в р ю ш а. Я не сержусь. (И как будто теперь он обязан идти навстречу.) Самое ужасное было, что Надюша никак не могла заплакать. Никак. Мы уехали в Руссу, там наши друзья, замечательные люди, и когда мы вышли на перрон, и она увидела наших друзей — новая обстановка, какая-то встряска — она, наконец, заплакала, и ей сразу стало легче. Надюша — волевой человек…

И г о р ь. Заметил. (Мягко.) Надеюсь, у вас нет сомнений, что Алгебров клевещет на меня?

Г а в р ю ш а. Что вы! Иначе бы вы просто не пришли.

И г о р ь. Конечно.

Несмотря на доброжелательно-задумчивый тон Игоря, Гаврюше беспокойно: он не понимает, куда Игорь клонит и когда вернется Надюша. Из той комнаты смутно доносится ее голос.

В самом деле, вы мне очень симпатичны, Гаврила Романович. И ваша мягкая натура симпатична. Я знаю, если, например, вы с кем-то поссорились, — у вас на душе остается тень, вы начинаете искать, чем виноваты, и даже если ни в чем не виноваты — все-таки чувствуете вину. Ищете повод, чтоб помириться? А вот меня, если на меня кто-то злится, это даже веселит, тонизирует. Так уж мы устроены, не наша заслуга, не наш просчет. Такими умрем, такими закопают… У меня несложный вопрос — и удаляюсь. Мне нужно все-таки узнать кое-что о Сергее…

Г а в р ю ш а. Ничего не скажу. Извините.

И г о р ь. Вы еще не слышали вопроса.

Г а в р ю ш а. Не скажу.

И г о р ь. Собственно, два вопроса. Первый: была ли у Сергея близорукость, почему-то я убежден — была. Второй… Гаврила Романович, подумайте. Вы не скажете — в поликлинике выясню. Есть история болезни; соседи знают. Вы перестраховываетесь по-глупому.

Г а в р ю ш а. Да, Сергей был слегка близорук. Читал в очках. Больше ничего не скажу. (Помолчал.) Минус два и небольшой астигматизм. Очень не любил очки, не шли ему.

И г о р ь. Вот. Правильно сделали, что сказали. Не шли ему, никогда в них не фотографировался. Так?.. Мне кажется, он был еще очень рассеян? Рассеянный географ. Верно? Я спрашиваю.

К счастью, вернулась  Н а д я.

Н а д я (поставила телефон на место). Вы, Игорь Павлович, чрезвычайно нервный человек. Нельзя так. (Гаврюше.) Догадайся, кому я звонила? Махонькому Коле.

Г а в р ю ш а (радостно). Этому? (Показал метра полтора от пола.)

Н а д я. Этому.

Г а в р ю ш а. Надюша, ты — настоящее шустрило.

Н а д я. Махонький Коля рассказал мне прелюбопытные вещи. Он очень наблюдательный и обо всех нас что-нибудь да знает: неплохо быть следователем в собственном микрорайоне. На всякий случай я выяснила про Алгеброва. Махонький Коля говорит, никакого уголовного дела по поводу смерти Сергея не возбуждено. Алгебров не давал никаких официальных показаний.

Пауза.

Почему вы так забеспокоились, Игорь Павлович? Коля говорит, он вам тоже объяснял: нет никакого дела. Мало ли кто нас в чем обвиняет? Тем более такая личность, как Алгебров? Что с вами, Игорь Павлович?

И г о р ь. Забеспокоился? Это верно. Но, знаете, неприятно, когда тебя… (Вдруг захохотал.) Видите, Гаврила Романович, оказывается, я тоже мягкий человек… Оборотная сторона слишком большой твердости.

Молчание. Игорь вдруг взял кофе.

Увы, я действительно переутомлен. Незадачи в одиночку не ходят. Алгебров вдруг напал. Да, много всего. (Хохочет.) Отпустило. Нет-нет, не от вашего звонка. Иррационально. Свои законы сжатий и расслаблений. Ладно, Надежда Александровна, кто старое помянет… Помилуем ваших художников? Пускай дышат? Я бы выпил сейчас рюмку коньяку. С кофе очень идет. (И вдруг опять захохотал.)

Н а д я. Смешно?

И г о р ь. Очень! Я вдруг подумал, что все дороги нашего микрорайона ведут к Коле. Махонькому Коле. У нас дома он называется — мальчик Коля. Махонький мальчик Коля. Разве не смешно?

З а т е м н е н и е.

Квартира Игоря. Л а р а  укладывает чемодан.

И г о р ь (вошел). Ясно без слов.

Л а р а. Закрутилось в двенадцать: срочно-срочно — в первый отдел, потом к генеральному, потом за командировкой… Началась эпопея с билетом, в отделе быта никого; наконец, появилась Леночка, поехала в кассу, забыла мой паспорт. Каждые десять минут я говорила себе: спокойствие, все идет нормально.

И г о р ь. Конечно, нормально.

Л а р а. В итоге: завтра вылетаю в Свердловск, там собирается группа. Оттуда в Йокохаму. Почему так поздно?

И г о р ь. Подбирал хвостики. Все, что накопилось за последние недели. Навестил обеих бабушек. Съездил к дядь Мише. Старик сидит, пишет завещание. Здоров, как алтайский буйвол, но… Даже в чем в гроб класть, предусмотрел. Белая крахмальная сорочка, галстук. Я говорю: дед, ты же никогда в жизни галстука не повязывал. А он — что жизнь, максимум, лет сто — сто, представляешь? — а там вечность! Еще заехал к Ташкиному Эммануилычу.

Это имя слегка отключило Лару от ее занятия.

Не нравится он мне. Я ему: вы скажите четко: возьмете Наталью на сборы? Вертит шеей, пощипывает бородку…

Л а р а. Игорь, ты был с ним?..

И г о р ь. Интеллигентен, куртуазен. Лорик, я же, в принципе, мирной.

Л а р а. Не лежит у меня душа бросать вас сейчас.

И г о р ь. Почему?

Л а р а. Я написала памятку, что надо сделать. В субботу поедете с Талькой на дачу, приведете в порядок альпийскую клумбу; я бы хотела, чтоб ты обшил рубероидом баньку…

И г о р ь. Занятия на каждый день. Чтоб пятиклассник Игорек не натворил новых бед. Ларенька, езжай себе спокойно и ни о чем не думай.

Л а р а. С тобой попробуй не думать! Что у тебя произошло сегодня с Коврижкой?

И г о р ь. Тина?

Л а р а. Конечно.

И г о р ь. Она, как всегда, драматизирует. Он сказал — я ответил. Тяжеловесы обменялись парочкой ударов. Следствие одно: пропустим несколько журфиксов. Журфиксы, идеи-фиксы. Даже хорошо — не надо придумывать очередных презентов.

Л а р а. Может быть, он узнал что-то о набережной?

И г о р ь. Что? Чего я сам не знаю? Все, Ларенька, путем. И назначение мое прекрасно состоится. Да у них просто нет никого другого. У меня много плюсов. Абориген в двадцати поколениях. Не алкоголик. И даже работаю без особого отвращения. Где они еще такого сыщут?

Влетела  Т а ш а.

Т а ш а (увидев сборы). Фудзияма?!

Л а р а. Ты являешься позже всех.

Т а ш а. Было нечто. Сейчас расскажу. (Исчезла.)

Л а р а. У бедняжки нет пока настоящих мальчиков. И какой-то женской жизни. Уделяй ей тут без меня побольше внимания.

И г о р ь. Лоринька, давно проникся: ни минуты на сторону. (Покрутил диск.) Виктора Эммануилыча? Передайте, звонил отец Наташи.

Л а р а. Зачем?

И г о р ь. Надо же поддерживать напряжение сюжета. Пускай не забывает о нашем диалоге. Эмоции эмоциями, дела — делами.

Опять влетела  Т а ш а.

Т а ш а. Вам известно такое имя — Дима Кирпичников? Гениальный человек. Мы сбросились по рублику и спровоцировали его на часовую лекцию. Дима знает абсолютно все насчет человеческой души. (Прикнопила плакатик.) Само собой, он нам всего открывать не стал, но хоть что-то. Таблица «Современные человеческие характеры». Каждый может найти себя по графе: «основные черты». Вам, родители, это просто необходимо.

Л а р а Сколько Дима заработал на вас?

Т а ш а. Он не может умирать с голоду. (Отцу.) Ты общался с Эммануилычем?

И г о р ь. Общался.

Т а ш а. И?

И г о р ь. Думаю, он тебя включит. Уверен на девяносто пять процентов.

Т а ш а. Блестяще. Судя по всему, черная полоска для нашей семьи — светлеет. А твой Арифметиков, между прочим, вообще сбежал. Совесть заела Тригонометрова. Наша Кротова живет с ним в одном дворе, он там притча во языцех, она говорит: сегодня утром появился — рюкзак на спине, торжественно объявил лавочным старухам: «Уезжаю под иные небеса», — и уполз. Дурацкая история пришла к завершению. У меня такое чувство, что этого кретина и вообще не было.

И г о р ь. Был. Не был. Черт с ним.

Шорох в переговорном устройстве. На секунду все прислушались.

Т а ш а. Опять сломали код. Болтается на одном винте.

И г о р ь. Слушайте, ребята, я что-то здорово устал. Может, заляжем спать?

Л а р а. Можно. А то я тоже перестала соображать. Кладу в чемодан щипцы для орехов.

И г о р ь (достал серебристую упаковочку). Для полного отключения.

Л а р а. Пожалуй, и мне. Надо выспаться.

Т а ш а. Пап, дай тоже. У меня некоторое перевозбуждение.

И г о р ь. Эх, сказал бы мне кто-нибудь десять лет назад в Пелымском районе, где синие кедрачи, что я буду жрать эту гадость… Убил бы. (Смотрит таблицу характеров.) Вот, по-видимому, я. Тип «Т». «Всё за компанию. С детства не хочет учиться. Чувствителен, при наличии контроля…»

Л а р а. Отвезете меня в аэропорт, как раз будет два. Пойдете пообедаете, там превосходный ресторан. Хоть на один день я буду спокойна.

Г о л о с (неуверенный, чуть заикающийся). Простите, могу я заглянуть буквально на пять минут?

И г о р ь (спокойно). Значит, код все-таки работает. (Нажал кнопку.) Входите, Николай Никифорович. (Взглянул на часы.) Двадцать два ровно. Самое нормальное время.

Вышел и тут же вернулся с  ч е л о в е к о м  в плаще и шляпе, ботинки у него на толстой-претолстой подошве, но все равно он очень маленького росточка.

Н и к о л а й (снял шляпу). Здравствуйте. Я не очень поздно? Увидел свет во всех ваших окнах… Я зашел, чтобы сказать: дело приняло официальный оборот. Сегодня Алгебров принес заявление.

Пауза.

Вот собственно все, что я хотел. Я был убежден, он сам позвонит вам, не удержится… Поэтому решил зайти.

З а т е м н е н и е.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Все стоят так же, как в конце первой части.

Л а р а. Ташулька, принеси Николаю Никифоровичу шлепки.

Н и к о л а й. Я наследил? Эти ужасные рифленые подошвы… Нет-нет, я лучше еще вытру. (Так и делает.)

Игорь показывает Ларе и Таше: не надо настаивать на тапках: Николай маленького роста, а без рифленой подошвы станет совсем крохотным. Видя, что женщины поняли, улыбается.

Н и к о л а й (взглянул на улыбающегося Игоря). Вроде теперь порядок.

Л а р а. Я вообще считаю этот ритуал с тапками сомнительным. Правильно нас обличают женщины старого закала — просто мы стали плохими хозяйками, устаем, ленимся. Садитесь.

Н и к о л а й. Шел мимо вашего подъезда к себе, и вдруг в голову ударила эта мысль. Звонит вам Алгебров в двенадцать ночи и… Так и услышал, как он плетет небылицу о беседе со мной. Пугает. Представил ваше состояние — и рука невольно потянулась к кнопке… Живем рядом, по-соседски приятельствовали. Скользнула тень — ну что ж.

Л а р а. Еще бы! Мы — нормальные люди.

Н и к о л а й. Так что, пожалуйста, не нервничайте. По статистике, свыше шестидесяти процентов дел, где все держится на не очень надежных показаниях одного свидетеля, заканчиваются оправданием подозреваемого.

Л а р а. Мы очень благодарны, что вы зашли. По крайней мере будем внутренне готовы ко всей чепухистике.

Н и к о л а й (посмотрел на раскрытый чемодан). Меня, видимо, очень не вовремя занесло?

Л а р а. Готовлюсь к командировке в Японию.

Н и к о л а й. Японию?

Л а р а. Завтра вылетаю в Свердловск, оттуда — в Иокогаму.

Н и к о л а й. Это прекрасно. И удивительно! Желаю вам, как говорится… Надо идти.

Пауза.

Л а р а. Николай Никифорович. Это очень серьезно: то, что происходит? Заведомая ложь, оговор? Это весомо?

Н и к о л а й. В принципе, оговор — неприятная вещь. Если он к тому же удачно построен. Скажем так, профессионально. Но… Не принимайте, бога ради, мои слова впрямую. На практике, надеюсь, мне удастся разобраться. Летите спокойно в страну Восходящего солнца: вернетесь — я думаю, все будет нормально.

Л а р а. Знаете, в чем суть, Николай? Импульс, который вызвал все дело?

Николай удивлен.

Суть в том, что Алгебров нас всех ненавидит.

Н и к о л а й. Ненавидит? Это странно. За что?

Л а р а. Ненавидит. За что — не знаю. Когда он появился в то утро здесь, я сразу поняла. (Усмехнулась.) А, ладно. Вероятно, я гиперболизирую по интеллигентской манере. Просто рассчитывал получить десятку за шантаж, выпить на даровщинку.

Н и к о л а й. Может быть…

Л а р а. Если вы не очень торопитесь — чашечку чая? Перед вашим приходом как раз собирались почаевничать. Ташуль, чайник, наверное, уже кипит?

Таша с лету поняла, вышла.

Н и к о л а й. Ну, если по-быстрому…

Л а р а. Игорь, булку, сыр и тэ де.

И г о р ь. Чего хочет женщина… Но чаю, действительно, страсть захотелось.

Стол быстро уставляется едой.

Банка финского пива. Остался, увы, один экземпляр. Нам с вами, Николай Никифорович, по полстакана. Стакана-стакана.

Т а ш а  внесла чайник.

Т а ш а. Порядок.

Лара разливает.

Л а р а. Николай Никифорович, бутерброды.

Н и к о л а й. Да-да, спасибо.

Пауза.

Т а ш а. Николай Никифорович, а вот у нас в секции есть Кротова Валя. Она, конечно, широкой публике мало известна. Она, между прочим, ну, не в этом суть. Я к тому, что она живет в одном микроквартале с этим, с Тригонометровым. Так она говорит, он вчера или позавчера, я, конечно, не уточняла, но она говорит — он вообще уехал. Как же так?

Н и к о л а й. Видишь — не уехал. Он, знаешь, из тех, у кого семь пятниц на неделе: решает, потом перерешает.

Т а ш а. А вы знаете, Николай Никифорович, я вот вспомнила. Однажды этот Алгебров, представляете, заявился к нам в спортзал. Точно, он, на все сто. Закрытая тренировка, зрители не допускаются. Ка-те-го-риче-ски. Входит, садится и начинает ощупывать взглядом наши фигурки… с очень нехорошим подтекстом. Потом — что вы думаете? — достает какой-то пузырек, проглатывает содержимое и удаляется. Обследуем пузырек (трагически расширила глаза) — спиртовой настой боярышника!

Л а р а. Таша. Ты ведешь себя чересчур раскованно. И все-таки, Николай, не могу понять: зачем вы вообще приняли заявление у этого человека? Вы же могли просто не принять?

Н и к о л а й. Не совсем так, но… Почему не провести небольшое следствие? Может, он не из зловредства? Может, ему померещилось? Может, с того места, где он сидел, ничего и нельзя разглядеть? В этом случае обвинения отпадут сами собой.

Л а р а. А моральные потери? Мы же все невольно мучаемся. И вы, и мы. Честное слово, начинаешь склоняться к этой обывательской пошлости: лучше не вмешиваться. Если б Игорь ушел и все — не было бы никакого разговора. А он бросился немедленно, пытался спасти. Сделал максимум…

Игорь вдруг встал, ходит. Все смотрят на него.

И г о р ь (бормочет, не сразу стало слышно). «…На мосту ворона сохнет. Я беру ее за хвост и кладу ее под… Пусть ворона мокнет. Вот иду я…»

Л а р а. Игорь!

И г о р ь. Что?

Л а р а. Что с тобой?

И г о р ь. Ничего. (Сел.) Кстати, я не немедленно бросился. То самое «не вмешивайся» — тоже промелькнуло.

Л а р а. Но ты же преодолел!..

Т а ш а. А эта сволочь даже пальцем не…

И г о р ь. Девочки, не надо выступать. У меня есть язык и, говорят, неплохо подвешен.

Л а р а. Так, может, ты повернул фанерку? Признайся и иди в тюрьму.

И г о р ь. Уж сразу — тюрьму. Хотя эта фанерка мне здорово не понравилась.

Тяжкое молчание.

Н и к о л а й (тихо). Как не понравилась?

И г о р ь. Не люблю безграмотных надписей. «Осторожно! Опасная зона! Ведуться работы!» Ведутся — с мягким знаком. Жутко раздражило. Помню, даже щелкнул по этому поганому мягкому знаку.

Н и к о л а й. Щелкнули?

И г о р ь. Указательным пальцем. (Показал.)

Н и к о л а й (тихо-тихо). На днях вы заходили к сестре погибшего, Надежде Александровне?

И г о р ь. Воспрещено разве?

Н и к о л а й. В тот день, когда все случилось, вы неважно чувствовали себя?

И г о р ь. Что? Голова немного болела. Два очажка боли, тут и тут. Потом, смотрю, идет этот человек, Сергей Александрович. Он шел со стороны…

Н и к о л а й. Оттуда, где киоск?..

И г о р ь. Что? (И вдруг вернулся в реальность.) А чего все, как на техсовете?

Л а р а. Трудный у меня мужик!.. С отключениями. И, знаете, Николай, это всегда совпадает с ремонтом личного автотранспорта. Что ты там меняешь? Жиклер? Нет езды, нет разрядки, и все — начинаются комплексы. (Жалостно-кокетливо.) Николай, а вы почему не приобретаете машины?

Н и к о л а й. Ну!.. Машина! Потом гараж. С ума сойдешь.

Л а р а. Между прочим, с гаражом можем помочь. Игореша, по-моему, Витька продает? Рядом с нами и почти новый. Типовой, шесть…

И г о р ь. Шесть же-эн.

Л а р а. Начните с гаража. Тоже способ. Мы узнаем.

Н и к о л а й. Что машина. Я пока нацелился катер купить, «Прогресс», да…

Л а р а. Финансы?

Таша вышла, через некоторое время зазвучал кассетник.

У нас как раз отложена сумма на… Можем…

Н и к о л а й (остановился у стеллажа). Какие у вас интересные издания. Ренуар. Моя мечта.

Л а р а. А вы знаете, этот экземпляр можем уступить. У нас, по случайности, дубль. Один я дала…

Н и к о л а й. Ну, мне пора.

Л а р а. Николай, без подтекстов, если вам понадобится… Я имею в виду на «Прогресс». Это абсолютно нормально. Скоро мы будем опять бродить вместе… Этот тип обещал взять щенка. Так что опять вам придется меня охранять.

Н и к о л а й. До свидания, Игорь Павлович.

Вышел, Лара с ним. Игорь сидит неподвижно. Вернулась Лара, села, сжав голову, заплакала.

И г о р ь. Что теперь? После драки?

Л а р а. Лучше б мне не родиться.

И г о р ь. Перестань.

Л а р а. Дай воды.

Игорь налил.

Накапай корвалола. Не хочу я жить. Не хочу. Самое трагичное, что все подвешено по-прежнему. Потому что — даже мне понятно — ты не говоришь правду. Недоговариваешь. Какое-то решающее звено выпадает из твоего рассказа. (Опять потекли слезы.) Я пыталась дать взятку. Это унизительно. Лучше тюрьма, лагерь, лес корчевать.

И г о р ь. Если б ты там оказалась, тебе бы пришли в голову другие мысли. Впрочем, возможно, я не прав… Николай совершил небольшую оплошность. Если б он не прервал меня вопросом насчет киоска, я бы вытащил решающее звено. Помнишь, я начал: «Потом смотрю — идет этот человек…»

Лара молчит.

Интересно, Коля в самом деле такой простец, каким кажется?

Л а р а. Вот что. С этой минуты я больше ничего не хочу знать об этой истории. Ни-че-го.

И г о р ь. Понимаю.

Л а р а. Я не предаю тебя, но ты видишь: в той ситуации, которую ты создал, — это единственный выход.

И г о р ь. Пожалуй.

Л а р а. Иначе я просто саморазрушусь… Поступай как знаешь, можешь поступать по зову своего капризного мужского сердца, вспоминать с наслаждением, как саморазоблачался перед следователем. Но на меня не рассчитывай. Мне мое положение, то, чего я добилась, — дороже жизни.

И г о р ь. Понял, Ларинька. Впрочем, я это знал. Все в порядке, Лорик.

Л а р а. Ответь только на один вопрос: повернул проклятую фанерку?

И г о р ь. Лорчек, я устал. Не могу больше ни думать, ни говорить.

Пауза. Отчетливо слышна негромкая, механически печальная кассетомузыка.

Л а р а. Даже в эту минуту она не может без музыкального сопровождения!

Вышла. Музыка прекратилась. Вошла  Т а ш а.

Т а ш а. Папик?

И г о р ь. Да, милый?

Т а ш а. Я могу помочь?

И г о р ь. Иди к маме. Она огорчена.

Т а ш а. Папик. Прости, что сейчас. Но меня вдруг залихорадило. Что ты говорил Эммануилычу? Понимаешь, папик, он только визуально кажется крепеньким спортивным функционером. По сути, он очень славный, даже добрый человек, бывают и такие. Биология. Что ты ему сказал?

И г о р ь. Плевал я на твоего Эммануилыча.

Т а ш а. Что?

И г о р ь. Плевал. Плюю. И буду плевать.

Т а ш а. Я это тебе припомню.

И г о р ь. Буду я еще нежничать со всякими… Он надолго запомнит то, что я сказал. Пошла вон.

Т а ш а. Я никуда не уйду. Я здесь прописана. (Выражение лица у Таши, вероятно, такое, как у Лютера, когда он говорил знаменитое: «Я здесь стою, я не могу иначе».)

И г о р ь. Пошла вон!!

Т а ш а. Ладно. Хорошо. Ладно. Я даже верю, что ты мог. Убийца!.. (Истерика.)

Вошла  Л а р а.

Л а р а. Я могу дать тебе последний шанс. Я готова остаться. В Москве есть дублер, я договорюсь.

И г о р ь. Утром ты сама поймешь — невозможно. Будешь нервничать, плохо соберешься, и это перечеркнет всю поездку.

Л а р а. Итак, ты решил!

И г о р ь. Конечно.

Л а р а (посмотрела на дочь). Что здесь происходит? Хочешь прикончить нас? Как я тебя ненавижу!

Игорь вышел. Звук лифта.

Пошел куда-то, слышишь? Что же делать?

З а т е м н е н и е.

Набережная. Для обозначения ее достаточно той решетки, что охватывает всю сцену, — уголок микрорайона. Появляется  А л г е б р о в.

А л г е б р о в. Фуй, как хорошо! (Расстегнул одежду на груди.) Ветерок славный. Наверное, с самого Баренцева моря. (Глубоко вздохнул.) Снимает. Снимает…

Появился  Н и к о л а й.

«На прошлом давно уж поставил я крест, чего же ты хочешь, товарищ Зюйд-Вест?» Надо жить. А смысл? (Опять глубоко вздохнул.) Вот он, смысл.

Николай занят каким-то делом, отмерил рулеткой расстояние, воткнул вешку.

Товарищ Коля! Дорогой мой Николай! Не надо созидать. Все уже создано, воздвигнуто, завершено.

Николай повесил фанерку: «Осторожно! Опасная зона! Ведуться работы!» Мягкий знак перечеркнут. Звук автомобиля, появился  И г о р ь.

А вот и именинник!

И г о р ь. Здравствуйте, Николай Никифорович.

Н и к о л а й. Добрый день… Если кто-то подойдет, начнет расспрашивать — не обращайте внимания.

А л г е б р о в. Местность пустынная.

Н и к о л а й. Я отойду к дровам. Вы, Игорь Павлович, станете так, как стояли в тот вечер, а вы, Борис Андреевич, пойдете по газону, откуда, по вашим словам, шел Сергей Александрович.

А л г е б р о в (поднял руку). Как будут оплачиваться полевые работы?

Н и к о л а й. В соответствии с коэффициентом трудового участия.

И г о р ь. Не боись, Боря. Заработаешь на беккеровский рояль из белого мрамора.

Посмеялись. Алгебров уходит.

Игорь и Николай обменялись взглядом.

Н и к о л а й. Вас не напрягает этот маленький спектакль? Обычный следственный эксперимент. Он мне нужен.

И г о р ь. О чем речь.

Н и к о л а й. Надо еще двух понятых. Вон работяги появились у печки. Их и попросим.

И г о р ь. Я свободен до часу, помните? Мне тоже приходится отпрашиваться.

Николай ушел.

Игорь достал журнал, невольно огляделся. Та же набережная, то же яркое солнце…

Г о л о с  Н и к о л а я. Борис Андреевич, идите. Только, пожалуйста, без мимики. Игорь Павлович, разве вы тогда стояли с журналом?

Алгебров приблизился. Они с Игорем почти рядом.

А л г е б р о в. Страшно? (Кивнул на фанерку.)

И г о р ь. Почему?

А л г е б р о в. Должно быть — страшно.

Игорь листнул журнал.

Слушай, Игорек, есть предложение… Маленькое. Совсем крохотное. Сделаем так. Скажи: я — виновен. Только два слова. И мы поставим точку. Можешь сказать вполголоса, следователь далеко. Он далеко, он не услышит. Скажи — и уйдешь свободным. Я найду соответствующие аргументы, чтобы убедить Колю. Хорошо, можешь не вполголоса, можешь губами. Мне достаточно.

Молчание.

«Я — виновен».

Молчание.

Смотри, Игорек, рискуешь. В моем распоряжении есть страшная улика. Ты знаешь.

Игорь читает.

Я не сержусь. Я понимаю твои реакции, журнальчик. Что тебе остается?.. Не вынуждай меня заявить, что был еще один свидетель. Второй свидетель — это твой конец.

Игорь взглянул на Алгеброва.

Я много думал. Я все время думаю. О тебе тоже. Я — не карающий меч. Не истина в последней инстанции. Нужен зазор. Надо прощать. Я дам тебе этот зазор. Я — решил. Я дам тебе, кто-то даст мне, пусть будет так! Да будем мы милосердны. «Я — виновен», ну?!

Г о л о с  Н и к о л а я. Борис Андреевич, отойдите чуть правее.

А л г е б р о в. Ч-ч-черт… Чего им всем надо? Ну, Игорек!

И г о р ь. Боря. Начинаешь утомлять.

А л г е б р о в. В сущности, нас разделяет десять лет. Всего. Но это разные эпохи. Ты какой институт кончал?

И г о р ь. ЛИТМО.

А л г е б р о в. В мое время престижное учреждение… А я учился в странном институте. Его давно нет. Значков не имеется, выпускники не встречаются. Скажешь кому-нибудь — не понимает. Педагогический институт имени Покровского. Слышал? Теперь там… вон крыша. Обернись!

И г о р ь (не оборачиваясь). Я знаю, что теперь там. И даже слышал об Институте Покровского.

А л г е б р о в. Просвещенная личность. Мои симпатии к тебе укрепляются. Давай те два слова — и все. (Подошел, взглянул, что читает Игорь.) «Охота и охотохозяйство»? Ты что, охотник?

И г о р ь. По возможности.

А л г е б р о в. Мы все охотники по возможности. Только возможности у всех разные… Следователь идет! До финального свистка считанные секунды! Говори! Быстро!

Пауза.

Сволочь! Припомнишь ты Алгеброва! Сейчас он узнает все!

Николай подошел.

Н и к о л а й. О чем беседовали? Это мешало. (Смотрит чертежик.) Так. Следствие начато двадцатого октября. Нынче пятое декабря… На днях опять встречался со строителями. (Кивнул на ограду.) К ним трудно придраться. На восемьдесят процентов правила были соблюдены. Остается подписать чертежик. Игорь Павлович.

И г о р ь. Самой своей торжественной росписью.

Н и к о л а й. Борис Андреевич.

А л г е б р о в. Река. Ограда… (Поднял глаза на Игоря, негромко.) Губами.

Пауза.

«Я — виновен».

Игорь усмехнулся.

Я не могу завизировать этот документ. Вот здесь, на этой линии стоял еще человек. Он тоже все видел. Паренек… паренек лет двадцати… Второй свидетель.

Н и к о л а й (спокойно). Почему молчали раньше?

А л г е б р о в. Я думал, он исчез. Но теперь я знаю, где его найти. Мы придем в прокуратуру вместе.

Н и к о л а й. Игорь Павлович?

И г о р ь. Паренек лет двадцати. А может, девушка? Между прочим, паренек какой-то был. Только появился он, когда я укладывал раненого в свой «жигуль». Наш друг врет не на пустом месте, хитер. Мне пора. Пускай он поврет тэт-на-тэт, он вам еще столько нарасскажет!..

Ушел. Гуд машины.

А л г е б р о в. Повел!.. Сейчас ребенка снесет! И не остановится! Им все можно! Настроили проклятых танков!

Н и к о л а й. Борис Андреевич, ненависть к личным машинам — вроде прошедший этап развития нашего общества?

А л г е б р о в. Для вас — все прошедший! У меня тоже дела! (Ушел.)

Н и к о л а й (грустно). Я знал, что это непростое дело. Знал.

З а т е м н е н и е.

Мастерская. Мольберты пусты.

Н а д я  сидит. Г а в р ю ш а  ходит взад-вперед.

Г а в р ю ш а. Наденька, не могу понять, можешь меня казнить.

Н а д ю ш а (устало). Чего тут необыкновенного?

Г а в р ю ш а. Это направлено против меня!

Надя молчит.

Я все-таки не случайный человек в этом доме, и если ты чего-то достигла, то…

Н а д я. …То с твоей помощью. Ты столько раз об этом напоминал. Затылок тяжелый, будет дождь или снег. Непонятные декабрьские осадки.

Г а в р ю ш а. Скажи просто и ясно: ты меня любишь?

Н а д я. Конечно.

Прямой вопрос — ответ, как всегда, не достигает цели.

Г а в р ю ш а. Твое дурное настроение, твоя, ненавижу это умное слово, депрессия — ничем не оправданы. Выставком одобрил твои работы. Чечевицын упомянул тебя в списке активно действующих графиков, к тебе хорошо относятся в…

Н а д я. Я покончу с собой.

Г а в р ю ш а. Ты что-то сказала?

Н а д я. И не думала.

Звонок в дверь.

Открой.

Г а в р ю ш а. Надя. Нам не восемнадцать. Либо мы поженимся и начнем нормальную жизнь, либо…

Звонок.

Хамье беспардонное! Непременно надо влезть, вломиться, ввинтиться! Он меня еще узнает!..

Выбежал. Наде плохо: нервное или погодное. Расчихалась, вытирает заслезившиеся глаза. Вошел  И г о р ь. Хлопок дверью, еще что-то гремит. Вернулся Гаврюша.

И г о р ь. Извините, но мы договаривались. Я принес записную книжку Сергея.

Молчание.

Я нашел эту книжку вчера. Досконально убирал „жигуленок“ и обнаружил за сиденьем. (Положил.)

Г а в р ю ш а (нервным взвизгом). Мы вас не задерживаем!

Игорь кивнул.

И вообще не понимаю, зачем надо было вносить сие, словно святые дары? Послали бы бандеролью или…

Н а д я. Игорь Павлович. Сбросьте кисти со стула и сядьте.

Пауза.

Гаврюша, позаботься о чае.

Г а в р ю ш а. Надя! Не понимаю. Зачем играть в темную? Этот человек обвиняется в убийстве Сергея! Идет следствие.

Н а д я. Пока что Игорь Павлович делал только то, за что мы его должны благодарить. Помогал Сергею, вызывал «скорую». Что касается остального… Коли людей, которые оказались под следствием, считать одним этим запятнанными… Веселые времена начнутся. Я полностью доверяю Николаю Никифоровичу.

Г а в р ю ш а. Это — твое мнение. А у меня — свое. (Игорю.) Ваше поведение настораживает. Псевдослучайные встречи, псевдослучайные находки. По сценарию. Мы с Надюшей ждем такси, вдруг, пожалуйста, — привет! Через неделю опять «нечаянная» встреча — в очереди в универсам, и не как-нибудь, а впритык. Вы переоцениваете свою хитрость и наивность других. (Выскочил и тут же вернулся.) Нет, я понимаю: мы обитаем в одном микрорайоне, случайные встречи возможны. Да… Но… У нас кончилась заварка…

Игорь чуть заметно улыбнулся.

(Подошел к Наде, обнял.) Простыла все-таки? Сейчас пойду за молочком, я видел, несли в этих коробках, похожих на средневековые сторожевые башни, трехпроцентное, натуральное. Напою тебя горячим молочком с медом. (Поцеловал.)

Н а д я. Не надо. (Отвела его голову: непреодолимая досада от прикосновения к человеку, к которому не тянет.) Ты знаешь, я не люблю.

Г а в р ю ш а (по-мужски оскорблен). Может, мне уйти? Может, я лишний? Может, у вас любовь? Эта седовласая дама на многое способна! Я ухожу навсегда! (Убежал.)

Пауза.

И г о р ь. Я позволил себе полистать записную книжку. Там ничего, кроме аккуратно наклеенных шахматных диаграмм. Столбики шахматных иероглифов. Ваш брат был шахматистом?

Н а д я. Он был мастером ИКЧФ.

И г о р ь. ИКЧФ?

Н а д я. Я не могу точно объяснить. Он играл в шахматы по переписке. Отправлял письма, получал десятками, а в них — всего один ход: например, e4. И два слова — здравствуйте, до свидания. Я думаю, он почти никого из своих партнеров не видел в глаза.

И г о р ь. Своеобразные шахматные новеллы в письмах? И в них, наверное, тоже виден характер людей? По стилю игры? Один порывист, другой — осторожен, предусмотрителен. Забавно.

Надя молчит.

Я пойду?

Н а д я. Конечно.

И г о р ь. Я думаю, я правильно поступил, что занес книжку вам? К чему она Николаю?

Н а д я. Не знаю. Наверное, вы сделали правильно.

И г о р ь. До свидания. (Помедлил.) Если вы позволите, я позвоню после окончания следствия.

Н а д я. Зачем?

И г о р ь. Скажите, Надежда Александровна, немножко странный вопрос — вы верите в мою невиновность?

Н а д я. Вам важно мое мнение?

И г о р ь. Да.

Н а д я. Как я могу судить?

И г о р ь. Я хочу сказать вам одну вещь, я не говорил ее никому… Она объясняет некоторые особенности моего поведения. Вы — умный человек и понимаете, что оно не совсем обычное. Но рассказать это, предположим, Николаю невозможно… Суть в том, что я как бы знал, что ваш брат погибнет.

Н а д я. Как знали?!

И г о р ь. Сейчас попробую объяснить. Впрочем, это несложно. Нечто вроде предчувствия. Когда он свернул к решетке, я вдруг подумал: произойдет несчастье. Мгновенное предчувствие, озаренье. Но я не поверил себе.

Пауза.

Почему я должен был поверить? Сколько этих предчувствий? Не все же исполняются. Разве не так? Но какое-то ощущение вины, то есть того, что я не все сделал, что мог, — осталось. Понимаете? Поэтому, наверное, то есть несомненно поэтому, я немножко неадекватно держал себя с самого начала. Ну, чуть странновато.

Н а д я. Почему же вы не крикнули?!

И г о р ь. О, господи, я же объяснил. В словах это, конечно, непонятно, но… Представьте. Яркий, легкий день, все спокойно, мирно. Я стою, курю, думаю о своих проблемах. Идет человек, тоже думает о своем, может, решает шахматный этюд… из этой книжки. Между нами ничего, никаких отношений. Он поворачивает к реке… На какое-то мгновенье в моем мозгу проскакивает мысль, даже не мысль, ощущение: не видит. Надписи, ремонта, разрытой земли. Но только на мгновенье. Тут же я думаю: да видит все прекрасно, что я, с ума сошел? И продолжаю размышлять о своем, отключаюсь… И вдруг — летит звено решетки, летит он… Вам нехорошо, Надя?

Н а д я. Платок весь сопливый. Вон полотенце, дайте.

Игорь дал полотенце. Надя высморкалась.

И г о р ь. Я причинил вам боль. Есть вещи, которые в словах нельзя объяснить.

Н а д я. Холодно. Включите рефлектор.

Игорь ищет розетку.

Вон!.. Вы, что — плохо видите?! Плохо видел мой брат! (Придвинула рефлектор к самым ступням.)

Пауза.

Игорь Павлович, вы вроде мужественный человек: рассказали, значит, рассказали. (Долго молчала.) Если ваша вина заключается только в том мимолетном неосознанном предчувствии, — можете перестать казнить себя.

И г о р ь. Мимолетное неосознанное предчувствие. Только это.

Пауза.

Вы не думайте, эту записную книжку я действительно нашел только вчера. Я пойду? А, может, я могу быть чем-то полезен? В бытовом плане? Вы нездоровы — может, сбегать в аптеку?

Н а д я. Гаврила Романович все сделает. Навсегда от меня он уходит примерно пять раз в неделю. (Греет руки.) У нас тяжелый период, как вы поняли. И работа не идет. Обычно это совпадает. Час назад я думала, мне — конец.

И г о р ь. Час назад я тоже думал — конец. Зацепило и понесло.

Н а д я. Надо держаться.

И г о р ь. Надо держаться.

Н а д я. Вам пора. Идите.

Игорь вышел. Надя взяла какую-то книгу, листнула:

Вошел  И г о р ь, он слышал последние строчки.

Н а д я. Захотелось посоветоваться. Бог отменен, религии нет, но есть Пушкин, это немало, правда? (Резко.) Игорь Павлович, я просила вас уйти.

И г о р ь. Я недоговорил буквально несколько слов. Мне нужно… Чтобы поставить точку, понимаете?.. Вероятно, вас удивляет весь накрут, который произошел потом? Алгебров, его лжесвидетельство. Как будто месть за то, что я не поверил своему предчувствию? Странный накрут…

Надя сухо молчит.

Я вот что хочу сказать: Алгеброва я не видел вообще. Печка, дрова, зола… Не было его.

Надя молчит.

Он — лжет. Во всем.

Н а д я. Вы не должны были возвращаться. Это не кабинет следователя.

И г о р ь. Нет, я хочу, чтоб вы поняли. Иначе зачем я пришел? Неосознанное, мимолетное предчувствие. Поэтому не крикнул. Мы не имеем права доверять случайным фантазиям. Вы согласны?

Н а д я. Все это вы уже говорили.

И г о р ь (вдруг успокоился, как будто решившись). Нет не все. Была еще одна причина, почему я не крикнул. Я был тогда очень…

Влетел  Г а в р ю ш а.

Г а в р ю ш а. Трехпроцентная сторожевая башня — взята штурмом. (Поднял коробку с молоком.) Какой был штурм! Пять человек на одну башню. Устроим пир победителей! Попьешь молочка и будешь здоровенькая. Да, встретил Плисецких, они взяли курс к нам! Посидим с друзьями.

Игорь быстро ушел.

Что тебе плел хам? Опять выведывал? Он и книжку эту приволок — для чего? А вот, дескать, полоумный шахматист, ничего не видел, ничего не понимал… Не хотел тебя волновать, но расследование приняло конкретно-уголовный характер! Появился второй свидетель, мальчик. Они начали поиск! (Радуется.)

Н а д я. Как злы добрые люди.

Г а в р ю ш а. Ты что-то сказала?

Н а д я (как-то вяло, безнадежно). Я не знаю, виновен этот человек или нет. Но он мучается. Я просто старалась не добивать его. Такая малость с моей стороны.

Г а в р ю ш а. Я тоже помогаю! Людям, кошкам, собакам. Но — достойным! Когда ты выпьешь молочко, я сделаю из коробки кормушку и повешу в саду. Я уже сотни сделал! Да, я добрый человек, но я умею дать такой отпор, о-го-го!.. (Погладил Надю по волосам.) Скажи, Надюша, на этот раз абсолютно честно: ты меня любишь?

Вошел  И г о р ь, подошел к лежащей на стуле записной книжке Сергея.

И г о р ь. Случайно записал сюда номер телефона. Мне нужен. Буду заново трудоустраиваться, меняю контору. Это номер человека, который обещал… И у технарей есть свой кайф: пока везде требуются. (Нашел, видимо; несколько раз повторил губами.) Все.

Ушел. Надя и Гаврюша молчат.

З а т е м н е н и е.

Квартира  И г о р я.

И г о р ь (у телефона). Да, да… Через десять минут выползаю. На Понтонной, как договорились.

Собирает рюкзак. Вошла  Т а ш а, в руках у нее ворох газет и журналов.

Т а ш а. Богатый улов. Тебе — «Наш современник», маме — «Новый мир», у нас в семье — настоящий плюрализм вкусов… Ты едешь на машине?

И г о р ь. На машине.

Т а ш а. Если на машине, ты мог бы и завтра? Догонишь у егеря?

И г о р ь. Завтра, дочур, чуть чиркнет заря — хорошо я описываю? — мы должны уже всей охотбригадой идти по следу сохатого. Он — от нас, мы — за ним. А на его тело и душу выписана лицензия. Такси заказано, оставлю четвертной, чтоб на весь цикл аэропорт и обратно.

Из стопки газет-журналов, что в руках Таши, выпало письмо.

И г о р ь. Тебе?

Т а ш а. Тебе. (Подняла.)

И г о р ь. От кого?

Т а ш а. Не разобрать.

И г о р ь. Ну, вот рюкзак сформирован.

Т а ш а (разорвала конверт). «Уважаемый Игорь Павлович! Пишет Вам второй свидетель, паренек, который тоже был на набережной. Вы, конечно, знаете, что предъявленное вам обвинение справедливо. Наказания свыше нет, мы оба это понимаем… Но… Хоть на одну минуту вы должны почувствовать вину. Минута — искупит все. Я не появлюсь, и никто обо мне не узнает. Но помните — минута!

Паренек в красном петушке».

И г о р ь. Красном петушке?

Т а ш а. Красная вязаная шапочка…

И г о р ь. Старый дурак.

Т а ш а. Думаешь, это Алгебров?

И г о р ь. Это он, это он, ленинградский почтальон. (Взял ружье.) Ну, вот. Ташуль, все надежды, как всегда, на тебя. Объясни маме, почему я не мог встретить. А во вторник будем вместе. (Надевает рюкзак.)

Т а ш а. Вряд ли.

И г о р ь. То есть?

Т а ш а. Я буду вынуждена рассказать мамуле все, что наблюдала. Я не верю, что все эти дни ты ночевал у друга на даче.

Игорь мельком взглянул на дочь.

Опять ходил к тете-художнице? Зачем? Не дождавшись мамы, ты швырнул Коврижину заявление по собственному. Так?

И г о р ь. Кто помогал собирать полезные сведения? Валя Кротова? Дима Кирпичников?

Таша молчит.

А ты в мамулю, в смысле отсутствия юмора.

Т а ш а. Каждый вечер вы обговаривали с мамой любую деталь твоего поведения. Даже почесывать переносицу на совещании у Коврижки или нет. А главный шаг хочешь совершить самостоятельно? Учти, ты без мамули — ноль, бараночка. Погибнешь.

И г о р ь. Да-а…

Т а ш а. За две недели ты не перемолвился со мной ни одной человеческой фразой. Даже не заметил, что я перестала посещать спортшколу.

И г о р ь. Заметил. (Пошел.)

Т а ш а. Что делать с письмом?

И г о р ь. Положи вон в «Венгерскую поваренную книгу», там Красному Петушку — самое место. (Ушел.)

Т а ш а. «Пишет Вам второй свидетель. Вы, конечно, знаете, что предъявленное Вам обвинение справедливо…» (Закрыла глаза, шепчет.)

З а т е м н е н и е.

А л г е б р о в, слегка покачиваясь в кресле-качалке, читает книгу. Жилье Алгеброва нас мало интересует, а вот то, что время здесь как бы остановилось в каком-нибудь 59-м или 64 году, — важно. Это можно обозначить фотографиями (Хемингуэй с трубкой, например), подшивками старого «Нового мира», театральными афишами, в подходящий момент может зазвучать безумно популярная мелодия той эпохи…

А л г е б р о в (тихо и восторженно). «У входа эти маленькие существа строят удивительные пирамиды. На самый верх они водружают камень, особенно изящный, чтобы блеск солнца отражался, как…»

Слышен голос, стариковский, тщательно артикулирующий слова:

«Борис Андреевич, к вам. Вы в состоянии принять гостей?»

А л г е б р о в. «Каждый день, движимые каким-то непонятным инстинктом, странной любовью к…»

Тот же стариковский голос: «Проходите, нынче поутру они-с были как стеклышко. Ружьецо можете оставить в коридоре, никто шалить не станет. Детей здесь нет-с».

Г о л о с  И г о р я. Возьму с собой.

Г о л о с  С т а р и к а. Как желаете-с.

Г о л о с  И г о р я. Не зайдете со мной на секунду? Хочу, чтоб присутствовали.

Г о л о с  С т а р и к а. А вот это — извините-с. (Шаги.)

И г о р ь. Какие предосторожности!.. (И с этими словами вошел.)

А л г е б р о в. «Одно из самых важных событий на Земле произошло триста миллионов лет назад: рыбы выползли из воды».

И г о р ь. Борис Андреевич.

А л г е б р о в. Что тебе? Ты получишь пять лет. Пять лет зоны. И поражение в правах. Хотя… Нет, тут я преувеличиваю. Поражения в правах статья не предусматривает. Хотя… Хотя, хотя… Я очень занят, не видишь? Ты же образованный, ЛИТМО кончал. Иди своей дорогой. (Опустил глаза в книгу.) Потрясающе! Одни приходят, другие уходят. Как страшно и прекрасно! Длинная дорога, и все мы идем. Плезиозавры, саблезубые тигры, коты… Бесконечный фильм, миллион серий. А потом? Потом опять все с начала. Повтор по просьбе телезрителей. (Взял с блюдечка какие-то зернышки, жует.)

И г о р ь. Слушай, Алгебров, я не могу понять одну вещь.

А л г е б р о в. Вещь?

И г о р ь. За что ты меня ненавидишь?

А л г е б р о в. Ненавижу?

И г о р ь. Конечно.

А л г е б р о в. Я тебя ненавижу, потому что ты — мой враг.

И г о р ь. Почему? (Подошел ближе.) Смотри-ка, миндаль. Откуда такие достижения? (Взял.) Боря, у меня просьба. Не надо писать подметных писем.

А л г е б р о в. Каких?

И г о р ь. Анонимных. Теперь это наказывается. И какой из тебя Красный Петушок? Ты уже старый, порядком общипанный петух.

А л г е б р о в. Не понимаю.

И г о р ь. А чего — не понимать? (Взглянул на книгу.) Вот молодец. Хорошая книга. Богато иллюстрирована: медведи, зайцы. Читай. А писать не надо. Ну, пошел, а то не заглушил мотор.

А л г е б р о в. Я не писал тебе писем.

И г о р ь. А вот это уже зря. Вынуждаешь предпринять кое-какие действия.

Прислонил ружье к креслу, наклонился у этажерки.

А л г е б р о в. Не имеешь права.

И г о р ь. Имею.

А л г е б р о в. Что ты ищешь?

И г о р ь (дернул этажерку, все посыпалось). Куда ты их дел?

А л г е б р о в. Что?

И г о р ь. А где машинка, на которой печатал? Все равно найду.

А л г е б р о в. О чем ты?

И г о р ь. Такие, как ты, непременно оставляют черновики. У тебя тут черт ногу… Где черновики подметного письма? Ты же из этих, из хранителей, ничего не выбрасываешь? (Схватил какую-то тетрадь.) Стихи. Кропаешь? Так и думал. Выводишь меня из терпения, Алгебров. Никакого второго свидетеля нет. Паренек в красном петушке появился позже. Ты же его не привел, как угрожал?.. И стиль письма твой, романтический, лучшее доказательство. И чего я возбудился?

А л г е б р о в. Ты еще здесь?

И г о р ь. Ухожу.

А л г е б р о в. Иди-иди. Ты получишь пять лет…

И г о р ь. Повторяешься.

А л г е б р о в. От тебя уйдет твоя комфортабельная супруга. Отсудит машину. Выпишет с жилплощади. Вычеркнет из списков. Как я тебя ненавижу. Ты отгадал — не-на-вижу.

Схватил Игоря за горло. Игорь сильнее.

Дай стихи. Ты недостоин прикоснуться. Юра — гениальный поэт. Не-на-вижу!

Стихи у Алгеброва.

Г о л о с  С т а р и к а. Успокоительных капель не требуется? Может, дворника пригласить? Околоточного? (Шаги.)

А л г е б р о в. Погорело твое престижное путешествие в Прибалтику?

И г о р ь. Не понял.

А л г е б р о в. Я-то сразу понял! Как только увидел тебя на набережной в тот вечер. (Опять опустился в кресло.)

И г о р ь. Какая Прибалтика? Расшифруй.

В большой коммунальной квартире — ни шороха.

А л г е б р о в. Всего двадцать лет… Были мы. Эдик, Юра, я. Настоящие ребята. Встретились, собрались. И вдруг что-то вспыхнуло. Жизнь… Первая выставка Пикассо. Гитара Окуджавы. Помню, я принес «Новый мир», Померанцев, статья об искренности. Гениально! Где теперь Померанцев? Юра — великий поэт… Ты кто?

И г о р ь. Май нэйм из Игорь. Забыл?

А л г е б р о в. Я был всем нужен. Боря, Боря. Все меня искали… Потом что-то изменилось. И вдруг изо всех щелей полезли такие, как ты. Напористые мальчики с высоким удельным весом. И с такими, как у тебя, крепкими белыми зубами. Вы ели, ели, зубы-то здоровые. И все съели. И я никому не нужен. Никто не ждет. Хотя нет. Юра ждет, Эдик…

Игорь подошел на цыпочках к креслу, взял ружье, пошел к двери.

Я люблю гулять на набережной.

Игорь замер.

Думаю… Ветерок с Невы. После болезни мне легче на ветерке. Грузовики по тому берегу, ровный такой фон. Утешает. И вдруг — хлоп! Игорек! «Мальборо», светофильтры… Победитель! Свиданье с любовницей? Разработан увлекательный маршрут? Прибалтика, роскошный кемпинг, прогулки за руку к морю, старые замки? Победитель получает все!

И г о р ь. Ну, вот, Боря, стало яснее. А то — Прибалтика, Прибалтика. Попробуй догадаться.

А л г е б р о в. А что еще у тебя может быть в извилинах? Кемпинг, биде, дорогая девка. Я засек тебя сразу. Ненависть с первого взгляда!

Игорь медленно вернулся. Сел. Молчание.

И г о р ь. Слушай, Алгебров. Это очень странная история. Ты сидел там, ну, где ты сидел, на дровах, что ли? А я… Я стоял у решетки. Удачник. Победитель. Зеркальные стекла очков, «Мальборо». Европеец, раскованный, всепонимающий. Великолепный состав крови: лейкоциты, эритроциты, гербициды, что там еще?.. Только этот победитель тоже ненавидел, понимаешь? Ты — меня, а я — того человека, который брел по газону. Слышишь? Ты меня ненавидел за то, что я — победитель, а я его — за что? Ну, за то, что он шел, опустив голову, бормотал что-то, щурился близоруко. За то, что он… Мы с тобой, Алгебров, оказались очень близко, как сейчас. Отпустим друг другу грехи?

А л г е б р о в. Хочешь, чтобы я дал контрпоказания? Дескать, все выдумал?

И г о р ь. Это было бы по справедливости.

А л г е б р о в. Что ты знаешь о справедливости? Справедливость, инженер, не идет вразвес. Отвесьте сто грамм справедливости и, пожалуйста, нарежьте. Справедливость, мой мальчик, она или всеобщая, единая, неделимая, или ее нет вообще. Ешь вот миндаль. Миндаль! И не спрашивай, где достал. Сегодня у меня есть все. По великому древнему обычаю: приговоренному не отказывают ни в чем. Тебе, Игорь, должно быть хорошо. Вся система работала, чтоб тебе было хорошо. Иначе нет смысла. У тебя квартира, красивая супруга, машина.

И г о р ь. Привязался ты к этой машине!

Ходит. Алгебров следит за ним с впервые пробудившимся человеческим интересом.

Не объяснить тебе, вот в чем загвоздка. Ну, понимаешь, я еще работаю, я даже любил свою работу. Не понимаешь? Вот представь такую коробку-семиэтажку с лентами сплошных окон, а в коробке: люди, люди — это мой комплекс, я им руковожу. И у каждого в этой коробке своя жизнь, своя психология, и к каждому нужен подход, а психология все сложнее, разговоров все больше. А еще есть начальничек. Коврижин — фамилия, сволочь фантастическая, приспособленец гениальный, человек для всех времен. Жду, когда объявят кампанию за доброту: опять будет первым…

А л г е б р о в. Я тоже работал. В издательстве — ну, это давно, — потом хранителем Монплезира в Петродворце. Люди? Идет толпа, называется экскурсия, и вся эта толпа твердо убеждена, что после царя Ивана Грозного был царь Петр, а потом Николай. Не расстраивайся, Игорь. Плюнь.

И г о р ь. Жена, Ларка!.. Женщина без юмора! Недавно, Боря, я смотрел, как она разговаривает с высшими: легко, со струночкой. В сущности, я ей уже не нужен. Беда в том, Алгебров, что последнее время я словно утратил способность любить. Просто любить. Дядь Мишу еще люблю, старика. Пуделя Красса любил. Зачем-то взял на охоту, он носился-носился и выскочил на рельсы.

А л г е б р о в. Знаешь, иногда я просыпаюсь и не понимаю, что со мной. Те же стены, лепка, голоса детей во дворе. И мне начинает казаться: можно жить. А потом поднимается муть, и я не могу с этим справиться. Я начинаю ненавидеть. Все это мельтешение вокруг, оптимистический трезвон. Последние, кто могли помочь этой стране, — были мы. Эдик, Юра, я. Окуджаву ненавижу! Евтушенко! Чтобы быть достойными — они должны были умереть. Живы — значит, сволочи. (Тихо.) Знаешь, я решил, я больше не поеду на той электричке. Там тропка наискосок, сокращает дорогу. Но эта тропка, она, понимаешь, идет мимо Полимерного завода. Оттуда запах. Мне не нравится этот запах, так пахнет весной на кладбище. Опять эти лестницы, кабинеты. Зачем мне их повторный анализ?

И г о р ь. Конечно, Боря.

Сидят рядом, как братья.

Я тебе завидую, Боря.

А л г е б р о в. То есть?

И г о р ь. Ты — верующий. Веришь в коммунизм образца тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года. Вера — это, брат, спасение.

А л г е б р о в. Иди. Я — устал.

Игорь встал, взял ружье.

Алгебров оглянулся.

Чего замер? Беспокоишься насчет набережной? Ладно, я тебя прощаю. Все.

Игорь пошел к двери.

Стой!.. Стой. Ты — усмехнулся!

И г о р ь. Что, Боря?

А л г е б р о в. Усмехнулся! Я видел! Усмехнулся и съел улыбочку! Обработал, дескать, Алгеброва? Будешь всем рассказывать: пятнадцать минут поиграл — Алгебров готов? Куда ты там собрался? Убивать живых тварей? Зайцев, белок? (Вскочил.) Все остается в силе. Ты повернул фанерку и понесешь наказанье. Ненавижу! Ненавижу! (Стал вырывать ружье.)

И г о р ь. Ну-ка, Боря, без шалостей…

З а т е м н е н и е.

Телефонные звонки — квартира Игоря. Вбежала  Т а ш а  в уличной куртке.

Т а ш а. Але, але… Вас слушают!.. Перезвоните, шум…

Положила трубку. Из передней — голоса. Увидев на столе письмо Красного Петушка, Таша схватила его. Вероятно, вспомнив слова отца, сунула в «Венгерскую поваренную книгу». Постелила на стол белую скатерть, поставила блюдо с пирогом.

Т а ш а. Где вы там? Мама!

Вошла  Л а р а.

Тебе не нравится икебана, которую я устроила?

Лара стоит, не снимая пальто.

У тебя такой вид, словно ты вернулась не из загранкомандировки, а из КПЗ.

Л а р а. Прекрати. С первой секунды ты разговариваешь чудовищно.

Т а ш а. Потому что я стараюсь. Даже купила в универсамчике, что послал универсамский бог, шарлотку испекла. А ты — в мечтах. Надеялась все-таки: папик ждет тебя у лифта с белоснежными каллами? Утешься, он занят мужским делом, он добывает в лесу мясо. Свистни такелажнику, он же робкий при тебе. (Кричит.) Николай Никифорович!

Вошел  Н и к о л а й  Н и к и ф о р о в и ч  с чемоданами в ярких наклейках.

Н и к о л а й. Куда водрузить?

Т а ш а. Вот площадка для багажа. Прибытие, отправление. Игорь отбыл, Лара прибыла. Дежурная по вокзалу Таша организует перекус. (Вышла.)

Н и к о л а й. Вас утомила дорога?

Л а р а. Прекрасная была дорога.

Н и к о л а й. Лариса, я з-знаю, вы б-беспокоитесь в смысле следствия. Оно и-идет. Надеюсь, удастся установить и-истину.

Л а р а. Вы, Коля, по-видимому, хороший человек. Но, наверное, привыкаешь к своей работе… Вам не понять, что одно ваше появление вышибает меня из равновесия. Дорогой мой хороший человек. Думаете, меня интересует истина? Тому, кому защемили палец, — ему бы вытащить палец и под холодную воду.

Опять телефон.

Л а р а. Але. Игорь? Что Игорь? Ничего не слышно. (Положила трубку.) Что вас смущает в этом деле, Коля?

Н и к о л а й. Когда я мысленно прокручиваю всю историю… Я понимаю: что-то было.

Л а р а. Разве не смешно: что-то было? Это может быть юридическим фактом?

Н и к о л а й. Мне не следовало попадаться вам на глаза. Просто в окно кабинета я увидел, как вы выгружаетесь с этим огромным ч-че… Единственное оправдание — дурное, подлое. Мне всегда хочется вас видеть. Я скажу то, что нельзя. Но я уверен: мы больше не увидимся. Я люблю вас, вы знаете. В вас есть что-то трагическое, не знаю, как объяснить. Какая-то душевная потерянность… (Пошел.) Дело Игоря скоро будет завершено.

Вбежала  Т а ш а.

Т а ш а. Николай Ник… (Нервно.) Я хочу отдать… (Трясет «Венгерскую поваренную книгу».) Чтобы вы знали, что… (Письмо никак не вытряхивается.)

Вошла  Н а д е ж д а  А л е к с а н д р о в н а.

Н а д я. Я набирала и ваш номер, и ваш. Никто не подходил. Час назад мне звонил Игорь Павлович. Он говорил странно. Он говорил про каких-то белых зайцев, которых привезет. Он плел черт знает что. Я не хочу оставаться с этой абракадаброй. Она произвела на меня отвратительное впечатление. Я начинаю верить фантазиям Алгеброва. Я шла к вам, Николай Никифорович.

Телефон.

Л а р а. Але. Да, слышу! Ждали полдня? Что я могу? (Положила трубку.)

Т а ш а. Он не поехал на охоту, он поехал к Алгеброву.

Метнулась к двери. Навстречу идет  И г о р ь.

И г о р ь. Куда? (Рассеянно огляделся.) Расхотелось охотиться. (Ходит.) Извините, Надежда Александровна, за звонок. (Какая-то неотвязная мысль не дает ему покоя. Повесил ружье.)

Л а р а. Что случилось, Игорь?

И г о р ь. Я же сказал — расхотелось охотиться. (Ходит.)

Л а р а. Я должна была остаться с тобой. Крохотный, никому не нужный подвиг. Конечно, ничего бы не изменилось, но…

И г о р ь. Что еще я мог? Предупредил соседа. Не мог же насильно сидеть рядом? Он вдруг как обезумел. (Быстро набрал номер.) Але. Бориса Андреевича. Что?!

Молчание. Все так и стоят в пальто и куртках.

З а т е м н е н и е.

И вот, наконец, кабинет следователя. Собственно, стол, заваленный бумагами, — и все.

Быстренько семеня ножками, влетел  Н и к о л а й. Стал наводить на столе порядок. Включил кассетник; он из тех, кому ритмический шепоток помогает, — ему же лет тридцать, не больше.

Н и к о л а й (напевает). Лаванда!.. Горная лаванда!.. Игорь Павлович! Где вы?

И г о р ь. Друга встретил. Он к одному следователю, я — к другому. Обменялись жизнерадостным афоризмом: «От тюрьмы да от сумы не отрекайся».

Н и к о л а й. Конец года, гранд-прием. Кого в процесс, кого на волю. Что стоите?

Теперь на столе только одна папка.

Ваша. Довольно пухлая, правда? Смотрите, сколько страничек. (Листает.) В последние дни кое-что прояснилось. Приехала Марина. И кое-что прояснилось.

И г о р ь. Марина — бывшая жена Алгеброва?

Н и к о л а й. Почему жена? Дочка. И у нее уже дочка. Внучка покойного. Они все живут в Новосибирске. Перед смертью Алгебров написал письмо, потом порвал. Марина нашла клочки, сообразила, не выбросила. Мы сложили и получили вполне связный текст. Алгебров пишет, что на самом деле не видел, что было между вами и Сергеем. Он много чего пишет…

И г о р ь. Еще документ. Письмо Алгеброва мне. На сей раз под псевдонимом Красный Петушок. (Протянул.)

Н и к о л а й. Вы всерьез? Красный Петушок — псевдоним вашей Наташи. Она же носит красную вязаную шапочку, петушок, сами ей покупали. Забыли? Она очень испугалась, написав письмо. Прибегала ко мне. Они теперь все подкованы в детективном жанре: если сложите вот эти буквы, над которыми крохотная ненужная точечка, — получите имя и фамилию дочки. Смешно? Она говорила о конфликте с вами, о том, что вы обидели какого-то Эммануилыча, что вся спортшкола смеется… Повторяет „Эммануилыч“ через четыре эм, как произносили вы. Представляю, эффектно: „Эм-м-м-мануилыч“. Дети и подхватили, они умеют. Вот она и отомстила. Ну, видимо, еще что-то есть?

И г о р ь. Частное определение об отношении подследственного к дочке?

Н и к о л а й. Теперь по существу. Прошло два месяца, Игорь Павлович. Два месяца с того вечера на набережной. Я собрал все факты, которые мог собрать. Факты за вас, Игорь Павлович. Самоубийство Алгеброва косвенно словно бы тоже подкрепляет вашу невиновность. Косвенно…

Положил лист бумаги, что-то пишет.

Алгебров был смертельно болен, я звонил в больницу на Песочную. Горсть таблеток седуксена — конечно, более легкая смерть, чем та, что его ожидала… Вам остается подписать акт о прекращении уголовного разбирательства, и мы распрощаемся. (Повернул листок к Игорю.)

И г о р ь. Прошло два месяца, верно. Я уже немного забываю тот вечер на набережной. Бедняга Алгебров, его смерть как будто заслонила и то событие. Впрочем. Стоит только дотронуться, подумать…

Листок с написанным от руки текстом лежит между ними, как живой.

А хотите, Коля, расскажу, что было на набережной в действительности? Собственно, по кусочкам я уже рассказывал. И вам, и дома, и Алгеброву, и Наде. Кому я только не рассказывал! Остается сложить. Как вы сложили письмо Алгеброва. Были мы: я, Алгебров и тот человек, Сергей. Алгебров сидел, я — стоял, Сергей шел. Никакого вранья. Никакого вранья. Болела голова, и щелкнул по фанерке — все так, все верно, но не в этом суть. Наде я рассказывал, что в какой-то момент как будто почувствовал: вот-вот случится несчастье. Почувствовал. Она назвала это неосознанным предчувствием. Понимаете — неосознанным? И я ухватился за это слово: «неосознанное». Только на самом деле я все тогда осознал. Прекрасно осознал. И когда он свернул к реке, успел сказать про себя, а может, негромко вслух: «Погибнешь — и погибай, черт с тобой. И лучшие люди погибали». Я помню эту фразу четко. Это и есть, Коля, то самое «что-то было»…

Долгая пауза.

Понимаете, Коля, я очень ненавидел. Все последние годы. Пытался остановить себя — и не мог. Во всем видел подвохи, протекцию, игру, что-то низменное. Понимаете? И его, конечно, возненавидел, Сергея, с первой секунды. Просто потому что он попался на глаза. (Вдруг засмеялся.) Вот и я сдался. К твоей радости, Коврижка. Коврижка, Коврижка, Коврижка медовая! Ты-то всегда в форме. Неуязвим, неостановим. А я вот сдался. И что мне теперь до тебя? Может, я тебя больше не увижу? (Вернулся в реальность.) Не знаю, Коля, может, я и прав, может, есть причины для ненависти. Только жить с этим нельзя. Не спасет ненависть. Теперь, Коля, я рассказал все.

Молчание.

Подписывать акт? Или есть соответствующая статья?

Н и к о л а й. Могли остановить. Крикнуть. Может быть, просто сказать. Не остановили. Не крикнули. Не, не, не. Если бы мы расследовали каждый такой случай… Ваше дело, Игорь Павлович, закончено. Подписывайте.

Игорь подписывает.

В это время мы видим  Л а р у  и  Т а ш у, они ждут Игоря.

Л а р а (она словно тоже страшно устала). Какие трудные месяцы. И непонятно, что дальше. Будет другая жизнь, это я понимаю. Но какая?

Мы видим  Н а д ю ш у  и  Г а в р ю ш у.

На мольберте приколот чистый лист.

Н а д я. Что, Гаврила Романович? Надо восстанавливаться… Пора приниматься за работу. Иначе сойдем с ума. Иди, Гаврюша, вари кофе. Крепкий-прекрепкий. Самый крепкий в мире.

Медленно-медленно Николай и Игорь выходят на улицу. Остановились.

Н и к о л а й. Поеду завтра за город. Отдохну, пофотографирую. Хочу найти место, где видно, как восходит декабрьское солнце. Может получиться неплохой снимок, верно?

И г о р ь (не слышал). Где восходит декабрьское солнце?

Освещена вся сцена: набережная, квартира Игоря, подвал Гаврюши и Надюши, стол следователя, кресло Алгеброва — весь уголок большого города. Света все больше, белого, чуть желтоватого, — как будто это и есть декабрьское солнце.

З а н а в е с.

1987

#img_18.jpeg