#img_19.jpeg

#img_20.jpeg

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

П е т р  Ш м е л е в.

Л а д а  Г а р а е в а (Мелодрама).

М а к с и м  Л и о т т.

Л и з а  К а л и т и н а.

Э л я .

Л е в  Л е в у ш к и н.

А л е к с е й  Б о р и с о в и ч.

Г е р м и о н а. Иди ко мне, мой принц…

Шекспир. Зимняя сказка

                        И расскажи мне сказку.

М а м и л л и й. А какую? Веселую иль грустную?

Нередко в процессе движения принятые ранее решения о наилучшем пути пересматриваются, ибо появляются не обозначенные на карте тропы или удобные для прохождения участки.

С. Елоховский. Бег к невидимой цели.

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Дом

Сыплет легкий снежок. За снежной пеленой видны контуры дома, прихотливые, не сразу понятные: пристройки, галереи, фронтоны.

Освещается циферблат часов, большой, круглый; звучит несложная часовая мелодия. Слышатся щелчки перескакивающих стрелок.

Занавес уходит — большое темное пространство во все зеркало сцены. Смутно (свет дальнего фонаря?) видно нагромождение непонятных предметов. Звяканье ключа, осторожные шаги.

— Ты стой и не двигайся. Однако! Какой-то гроб. Как в той пугалке: черный-черный… (Звон струн.) Гроб с музыкой… Ступеньки… Мебеля…

Щелчок выключателя — яркий свет. Большая комната — зал; справа крохотный закуток — нечто вроде эркера; слева — лестница, она ведет вверх и заканчивается площадкой с окном в виде горизонтальной прорези. За окном виден летящий снег; быть может, виден он и высоко вверху, над домом… П а р е н ь  в куртке, присыпанной снегом, в шапке, стоит неподвижно, оглядывает комнату. Появилась  Д е в у ш к а, ее одежда также присыпана снегом — дешевенькое стеганое пальто и самовязанный колпачок. Она тоже с удивлением смотрит вокруг.

П а р е н ь (положил ключ, пошел по комнате, остановился около полки; на полке какие-то колючие плодики, раковины). Странный набор. Сувениры дальних дорог? (Замер перед старинным ковром, на котором развешано то ли бутафорское, то ли взаправдашнее оружие.) Экая романтика. Бестужев-Марлинский в чистом виде. Мечта жизни: лежать под таким ковром в архалуке и крутить свой гусарский ус. А тут… Прямо тебе музыкальный салон! (На самом видном месте — старинное пианино, транзистор, кассетник, гитара и т. д. Парень дыхнул.) Тепло. Как будто нас ждали.

Д е в у ш к а (села в стоящее слева на авансцене кресло. Небрежно).

Парень, мельком взглянув на Девушку, пошел к эркеру. Там, на столике, шкатулка, в ней и вокруг навалы старых писем. Потрогал — они, сухо шелестя, посыпались. «Смотри, эпистолярный архив с одна тысяча девятьсот пропащего года». Вернулся, подошел к лестнице, ведущей на площадку с окном, нажал клавишу выключателя: на площадке вспыхнул свет, одновременно зазвучала музыка. Попробовал еще раз — тот же эффект…

П а р е н ь (подошел к Девушке, положил руки на плечи). Всю жизнь мечтал вот так брести, брести, потеряться в метели и вдруг… волшебный замок: свет, тепло, музыка… Мы будем жить здесь с тобою. Вместе! Вечно!

Д е в у ш к а (закинула голову, смотрит на Парня). Уж прямо — вечно…

П а р е н ь. Вечно.

Д е в у ш к а. Думаешь, ты — вечный?

П а р е н ь. Вечный. (Щедро.) И ты — вечная.

Д е в у ш к а. По-моему, Петюня, ты привез меня в этот замок, чтобы сообщить нечто другое.

П е т р. Ладушка, оладушка, откуда такие страшные подозрения?

Л а д а. Сам сказал: «Есть большой разговор». Говори. Обстановка подходящая. Воробьи не чирикают, мухи не кусают… Только давай в темпе, мальчишечка… А то привалят наши. Или явятся хозяева. «Есть большой разговор» — обычно это переводится: «Нам надо расстаться». Так?

П е т р. Люди встречаются, проходит время, люди расходятся… Суть человеческих отношений, алгоритм…

Л а д а. Последний вопрос — и я затыкаюсь, клянусь алгоритмом. Зачем надо было тащить меня сюда? Жутко не хотелось. Вдруг сорвался: едем, едем… Почему нельзя было то же самое высказать дома? Тем более мамы не было, обстановка — тоже вполне?..

П е т р. Когда люди расстаются… (Отошел к музыкальному «салону».) Считается необходимым подвести черту, свести дебет с кредитом: кто виноват, почему… (Поставил пластинку.) А если просто — послушать музыку, выпить с друзьями и… А потом встретиться через двадцать лет и легко-легко спросить: «Ну, как прошла жизнь?» Расстаться как боги, как высшие существа… А тут еще так подвезло — почти Олимп… Пусть хоть раз в истории человеческих отношений будет такое гениальное расставание. Без банальных фраз, без…

Громкое рыдание. Лада плачет истово, горько, дышит «паровозиком».

Да, небанально… Стандартное мужское заблуждение. Мелодрамушка, народу известна твоя склонность к соленой влаге.

Л а д а. Ты же… ничего… не… знаешь…

П е т р. Что я должен знать?

Л а д а. А, ладно… (встала). Пойду… По шоссе — не проблема. Мне в этом волшебном замке делать нечего…

П е т р. Не пущу. Еще в такую хмурь. (Расстегнул на ней стеганку, снял.) Этот вечер мы проведем вместе — во всех случаях. (Разделся сам.) Потом еще раз помыслим: что делать. Договорились? (Стоит, скрестив руки.)

Л а д а (посмотрела на непреклонную позу Петра — и вдруг рассмеялась так же неудержимо, как плакала). Девушка не сообразит: ей дали отставку или нет? Зачем девушку раздели? Кончать — так кончать. Если любовь ушла, мне и самой все это ни к чему. Изложи версию.

Петр прислушался к чему-то.

Может, на тебя влияет вся эта экзотика?

П е т р. Нет, в город.

Слышится перестук колес электрички…

Думал, — наши прибывают. Нет, Ладушка, любовь еще не ушла. Я открою тебе: может, именно с тобой я провел лучшие часы своей жизни.

Л а д а. Обратно не понимаю. Разве я когда-нибудь?..

П е т р. Правильно, открытым текстом ты никогда не говорила… (Вычертил в воздухе два кольца.) И все-таки… В последнее время от тебя почти непрерывно исходила какая-то радиация упрека. Недавно тоже проскользнуло нечто в том же регистре… Вспомни! Брака между нами не будет. Ни сегодня, ни завтра. Ни в каких вариантах. У меня сейчас такой период, когда я должен чувствовать себя совершенно свободным. Я расскажу тебе то, чего не рассказывал никому. И ты поймешь, с кем имеешь дело. (Сел на низенькую скамеечку, стоящую на авансцене около эркера.)

Лада одета броско, нелепо. Какое-то опереточное платье: рюши, банты, вышивка стеклярусом, на ногах — снегоходы-дутики. По фигуре видно, что побаловать себя выпечными изделиями она не прочь. Лицо скуластенькое, глаза подведены.

Шмелев. Самое характерное в нем — демонстративно ультракороткая стрижка, живость движений и мимики: шмель и есть шмель. Стоит еще отметить неожиданность реакций — быть может, временами несколько искусственную.

Хорошо помню тот вечер — доминантный в моей жизни. Я шел по мосту Лейтенанта Шмидта, вокруг — ни души, ветер месит темную воду, далеко где-то пыхтит буксирчик, светится топовый огонек… Я остановился и долго-долго смотрел, слушал… И вдруг что-то во мне произошло: я понял, что мне, Петру Шмелеву, нужно… Через неделю распрощался с биофаком, отселился от папы с мамой… Началась моя новая эра… (Сорвался с места.) В ней одно достоинство — всего одно, понимаешь? Но для меня решающее: она не по программе. Почувствую необходимость нового поворота — завтра же… Не привязываться к колышкам, выявить себя до дна. Жизнь неисчерпаема — и я хочу все увидеть, познать, перечувствовать… Никакой банальной карьеры! Никаких престижных амбиций!..

Л а д а. Помнишь, ты давал мне твои… Ну, то, что ты пишешь? Разве это не главное для тебя?

П е т р. Тебе же не понравилось, между прочим? (Сел.)

Шкала транзистора, стоящего на пианино, осветилась: бормотанье, потом музыка. Вероятно, Лада нажала кнопку «вкл»; впрочем, в доме много музыкальных сюрпризов… Постепенно музыка стихает.

Л а д а (подошла к Петру, присела на корточки). У меня в детсаду, у старшеньких, тоже есть Петя. И тоже страшно возбудимый… Так я ему обычно: Петюня, посидим три минуты спокойно и подумаем об австралийском медведе — коала. Приводит мысли в порядок. Подумаем, Петюня? Ты бы не возражал, если бы я всегда была у тебя под рукой? Свистнешь — тут как тут, не свистнешь — сижу и не дышу. Так?

П е т р. Идеальный вариант для каждого мужчины.

Л а д а. У тебя новая любовь?

П е т р (это ему уже не понравилось). Даже если этого еще нет, это может возникнуть в любой момент. Я тебе только что объяснил: я — свободный человек, и ты должна быть готова.

Л а д а. Не напрягайся, серденько. Я на тебя не претендую. Вот те крест. (Стянула с головы колпачок, волосы у нее пышные, светлые, подошла к зеркалу.)

П е т р (обернулся). В каком смысле не претендуешь? Как понимать? (сразу яростно:) Появился некто? Оперативно! Да, я за свободу, но…

Лада не оборачивается.

Все-таки мы не чужие… Расскажи, кто он? — Я могу помочь, дать какой-то совет…

Л а д а. Нужен мне твой совет!.. (Захохотала и заплакала одновременно.) Дурак ты. Неужели не понимаешь… Будет тебе идеальный вариант. Я тебя люблю — очень… Свистнешь — прибегу.

П е т р (прислушивается, но сейчас тишина полная). Четкое предчувствие: никто из наших не приедет. Что-то случилось, еще не знаю что, но никто не приедет. Мы останемся в замке вдвоем.

Л а д а. У меня другое предчувствие. Приедут. Максим — точно. И Лиза Калитина.

П е т р (опять напрягся). Калитина не приедет. (И хотя Лада молчит:) Точно — не приедет. (И чтобы окончательно отойти от «шерстящей» темы.) Странная все-таки хата. Не то временная выставка под девизом «Прошлое и настоящее подленинградской дачи», не то покинутое стойбище. В этом есть нечто щемящее… (Покрутил колесико транзистора, мелодия возникла и исчезла. Подошел, взял Ладу за руку, повел вглубь.) Почему ты не хочешь, чтобы мы остались вдвоем?

Откуда-то справа появилась высокая фигура, вся засыпанная снегом.

Такие славные закутки… Все, что нужно для жизни, все… Странно только — ни одной книги. (Отдернул какую-то шторку.) О! Ахматова, Белый! Пильняк — мои любимые двадцатые. Может, это дом чудес?

Снежный человек исчез.

Л а д а (мажорно). Если б этот дом был мой — ты бы на мне женился?

П е т р. В сей же миг.

Хохочут; Шмелев тянет ее за собой, потом взбегает на площадку, где окно.

Иди сюда. Это будет наш угол. Наша раковина. Утром проснешься, отдернешь занавеску — и увидишь деревья, землю… Услышишь запах погоды… Иди сюда, Ладушка. Я буду честен — до сумасшествия. То, о чем мы договаривались, — в силе: я не имею права себя связывать, но… Сейчас я очень тебя люблю. И если бы судьба оставила нас в этом лучшем из дворцов навсегда — я был бы счастлив! Клянусь! Лезь сюда. Можем мы один раз поступить так — как хочет душа?! А завтра — будь, что будет.

Л а д а. Можем, заинька, а чего же? Я у мамы дурочка. Прическа была такая, сто лет назад, моя старушка носила, шло ей, судя по фоткам…

Опять появился  В ы с о к и й. Снег успел стряхнуть. На нем полупальто из синтетического каракуля и петушок. Даже с виду ясно: он очень силен физически.

Всю жизнь говорю себе: того и того не делай — тебе же будет лучше, тупая… Тут бы и поставить точку. А я — почему лучше? Почему не делать? И — делаю… (Пошла к лестнице, вдруг повернулась, села в кресло. Тихо.) Я беременна.

П е т р. Повторяй, как молитву. Ни прошлого, ни будущего — есть только этот день. И этот дом, который нас приютил. Один счастливый день — разве не стоит всей жизни? Повторяй…

Л а д а, (резко). Ты слышал, что я сказала?

Может быть, не слышал, может, не слышал и  В ы с о к и й. Вероятно, он сделал какое-то движение, а может, они просто почувствовали его присутствие. Оба растерянно смотрят на него.

В ы с о к и й (с усмешечкой). Ин-тим-тимчик? Как мебель вывозить будем? Вертолетом? Сдавать надо на Марата — там это рококо оценивают в среднем на пять процентов выше. (Снял куртку, начал разминаться.) Проледенел мал-мала. (Но тут же разминка сменилась необычными выпадами.) Сюто — спазм обоих полушариков. Тейша — сердечко отказало… (Подошел к Ладе, аффектированным жестом взял руку, поцеловал.) Бледненькая, Мелодрамочка, он тебя не обидел? Может, наказать? Этот высоколобый давно мне душу ест. Не торопись — я его в любой момент… (Показал — что… И вдруг замер.) Хорошо здесь, только очень тихо. У меня от такой тишины — вальты могут пойти. По-научному, галлюцинации. (Обходит музыкальный салон, трогает инструменты — хаотические звуки.) Это всё — филармония. А настоящая музыка имеется? Кто сегодня ответственный? (Он непрерывно провоцирует — его способ общения.)

П е т р (не хотел бы ссориться). С организацией на сей раз тускловато. Борух обещал свои пленки, но… А ты пошарься — может, найдется какой-нибудь музыкальный ящик… Тут такой домишко: что ищешь — то находишь. Или по-английски. (Растягивая губы.) О чем мечтаете — то получите.

В ы с о к и й. Макс желает «Панасоник». С цветиной, чтобы четыре тумбы, ушки стерео… (Открывает дверцы, выдвигает ящики. Оценивающе взглянул на Ладу и Петра — исчез.)

П е т р. Откуда взялся этот неандерталец? Сто лет его никто не видел… Чего ты веселишься? Ты его, что ли, пригласила? Почему и знала, что он явится?

Л а д а. Макс — тоже экс-член нашей экс-секции.

П е т р. Гипотетически — он, по-моему, питал к тебе чувства?

Л а д а. Гипотетически — ты его, по-моему, немного испугался?

П е т р. Гипотетически — ты, моя милая, по-моему, непоправимо глупа. (Спустился вниз.) Я давно ничего не боюсь. Разучился.

Л а д а. Как ты думаешь, он слышал то, что я сказала?

Шмелев прохаживается.

А сам ты слышал?

М а к с (идет, перебирая руками шнур, тянущийся к музыкальному «салону»). Не «Панасоник», но и «Грундиг» — не бедно. Товарищ Шмелев прав — волшебная избушка. А я — это ж надо! — мог не приехать. На электричку опоздал, решил — все. Вдруг автобус — подкатывает, как по вызову. Ну, думаю, — значит, кому-то нужно, чтоб я сюда прибыл. Как ты считаешь, Ладушка?

Мелькнули разноцветные вспышки, зазвучала музыка. Макс задвигался в ритме. Танцует он в жанре «театра представлений», вместе с музыкой умирает, трепещет от восторга. Вызывает на танец Ладу. Лада включается. Как-то неловко включился Шмелев. И тут же Макс начал с пафосом.

События назревают, события!.. На днях встречаю нашего горячо любимого старосту Боруха. Смотрю — сияет, как семга свежего посола. Обожает товарищ, когда наши общаются, женихаются… Одна брачная пара в заделе, надеется, что в недалеком… Почему не спрашиваете: кто есть кто? Она… Даю словесный портрет. Изящная, рюмочка на цыпочках. Проходит курс наук в университете. Секёте? Примета особая, для шпионов. Тут (потрогал мочки ушей) ювелирочки. Крупногабаритные. Он…

Шмелев остановился, но не знает, что предпринять.

Рост — ну, не больно… Плюгаш… На щеке — бородавки нет, на лбу — тоже… Шевелюры тоже нету… (Хохотнул.) И мускулов — нету…

Лада остановилась. И музыка кончилась. А Макс все движется…

Может, мы их еще увидим рядышком. Хотя, наверное, он ее отговорил приезжать. Беспокойный он. Из этих, из невротиков…

Шмелев кинулся на Макса, тот без усилия отшвырнул его.

Я ж говорю: неврастения — болезнь века.

П е т р. Ты… ты…

М а к с. Кто — я, лепесточек? Я же знаю, что у тебя на языке. Дескать, Макс — нехороший. Макс в газету попал, «Купчик гуляет» — заметка. Ждем писем. Макс в кафе «Орбита» зашел. Макс два кэгэ черной икры хотел скушать. Так? Ну, рассказывай. Про черную зернистую — всем интересно. Правильно, Ладушка?

Макс и Шмелев опять стоят лицом к лицу.

Л а д а (лихо, грубо. Городская девчонка — чего там). Ну-ка, вы!.. (Схватила скамеечку, замахнулась.) Шпарьте отсюда! Мне причесаться нужно! Ну!..

М а к с (обнял Шмеля). Дама просит. (Повел.) Нет, я его до смерти не убью. Зачем? Армии нужны солдаты.

Освещается циферблат часов. Часовая мелодия. Лада одна стоит около лестницы. Вдруг схватила стеганку, метнулась вглубь, явно решив сбежать… Неожиданно возникает гуд тяжелого грузовика. Кажется, вот-вот врежется в дом… И тут же — обрывом — тишина.

Входит засыпанная снегом женская  ф и г у р к а.

Ф и г у р к а. Привет.

Л а д а. Ты приехала на машине?

Ф и г у р к а. Там, действительно, кто-то ехал. Мне даже казалось, к этому дому. Кто из наших уже здесь?

Л а д а. Кто вас конкретно интересует, Лиза Калитина?

Л и з а (отряхивается, снимает шубку). Что в мире творится!.. Сажусь в священный третий от конца — наших никого, выхожу на станции — ни человечка. Ну, думаю, накладка вышла: либо я что-то перепутала, либо вся рота шагает не в ногу… Тут во мне взыграл авантюрный дух: решила добираться в одиночку… (Беспокойно оглядывается.) Иду и повторяю: via est vita. Дорога есть жизнь. Ну, и все прочие заповеди великого Эрика. Представляешь, наша Лизонька — одна в каком-то сомнительном пригороде? Та самая Лизонька, которая жутко боится собственной парадной. Помнишь, как вы все толпились внизу — ждали, пока я допрыгаю до своей двери?

Л а д а. Помню.

Л и з а. Ты не ответила. Кто из наших уже прибыл в этот средневековый замок?.. (Подошла к зеркалу, сняла шапочку: красивое лицо, аккуратная прическа — никаких украшений…) Ну, а как поживает твой «СЕРП»?

Л а д а. Уже не поживает.

Л и з а. Что же сотворилось? Уровень у вас был не хуже, чем у людей. Кое-какие ваши песенки мне даже нравились. Где теперь подвизаешься? Перепорхнула в другой ансамбль?

Л а д а. Перепорхнула в детсад. Воспитательницей.

Л и з а. Что ж — профессия, нужная людям.

Звуки вверху. Обе прислушиваются.

Л а д а. У тебя, само собой, все, как всегда на отлично? Мне говорили, в каком-то красивом сборнике напечатаны твои стихи?

Л и з а. Переводы стихов. (Достала какую-то коробочку.) По отзывам — у меня получается. Пока фортуна мне благоволит. (Точные движения — в ушах у нее крупные «ювелирочки».) Дорога ненадежная, телохранителей нет… Не люблю рисковать зазря… Что с тобой, Гараева?

Л а д а. Примета для шпионов… Прости, Лиз… Макс рассказывал… Ты же знала про мои отношения со Шмелем?

Л и з а. Тоже прости, но… Я не могу отвечать за то, что было у моих поклонников до моей эры…

Наверху отчетливо прогрохотало.

Л а д а. Он не любит тебя.

Л и з а. Занятно. Кого любит? Тебя?

Л а д а. Не знаю. Может, он вообще лишен чувства любви. Говорят, бывают такие. Хотя, вот я знаю, есть какие-то старушки, одинокие, — он ездит, помогает бескорыстно. Как понять?

Л и з а (не слышит. Взяла мужскую куртку, вдруг швырнула на пол, стала в ярости топтать). Подонок. Мразь. Предатель. Приехал все-таки… Клялся… что…

Опять звуки шагов.

Л а д а. Лиз… Хочешь, уйдем? Я, видишь, уже наладилась. Сначала боялась, они совсем передерутся с Максом, а потом… А, Лиз? Поквитаемся за весь женский род?

Л и з а (подошла к пианино, что-то написала на листке бумаги). Пошли! (И тут же опустилась на стул, закрыла глаза.) Глаза устали… У меня новые линзы — никак не привыкнуть…

Л а д а. Я могу помочь?

Л и з а. Эта пчелка еще пять лет назад, помнишь, кружилась то над тобой, то надо мной… Никак не могла выбрать… Нет, я даже допускаю — мужчина может любить двух женщин сразу, но обманывать, лгать… Ужасно рада, что так и не рассказала ему про свою близорукость, — хоть не унижалась… Но я еще найду способ отомстить…

Знакомый гул машины.

Л а д а. Опять эта тачка! Может, подбросит до станции? Шофера к девушкам лучше всех относятся. Я посигналю.

Л и з а. Погоди.

Л а д а. Уедет.

Л и з а (с напряженной интонацией). Не уедет. (Встала, но не торопится.) Смотря какие шофера и смотря к каким девушкам… (Одергивает свитерок.) Ты что — всерьез решила, что я собираюсь сбегать? Езжай, если хочешь. Я же понимаю, что было… (Подняла куртку Шмелева.) Пускала в ход известные женские штучки: отравлюсь газом, выброшусь в окно — надо проститься, в последний раз… Он человек слабовольный, как все мужчины… Угадала?

Рев машины становится аэродромным. Лада прижала ладонь к горлу, как будто от резкой боли. Когда гуд машины спадает — раздается новый звук. Незаметная дверь, ведущая на площадку, где окно, распахивается, в проем лезет громоздкий ящик, за ним появляется Макс. Ставит ящик, начинает в нем копаться.

М а к с (примерно понял, что произошло). Есть два удара: нуките и цуки. После первого можно очухаться, после второго — надо звонить боженьке… Как обещал — повоспитывал его… А чего ты, Гараюшка, переживаешь, это девушке с сережками трепыхаться… (По виду девушек понял — перехватил.) Только знаешь, Лизок, чтобы в натуре не кончилось плохо — взяла бы своего снегиря и увезла. Враг он мне. По всем линиям.

Г о л о с  и з  г л у б и н ы. Дешевая распродажа! Приобретайте сувенирчики «Ретро»! Вспоминайте вашу молодость! Банты, фанты, рюшки, побрякушки, опорки и гамаши — все будет ваше!

Возникает фигура в шляпе с обвислыми полями, в древнем габардиновом плаще, в бороде и усах. С т а р ь е в щ и к  былых дней? Выволок мешок, стал выбрасывать из него всякий хлам, то, что могло бы пойти на выставку: «Русский быт за сто лет». Поиграл на старинной губной гармошке и тут заметил Лизу.

С т а р ь е в щ и к. Привет.

Л и з а (спокойно). Привет.

С т а р ь е в щ и к (непринужденно, карнавальный наряд помогает). Вы талантливо поступили, Лизхен, что приехали. Я был бы просто опечален, если бы сия прекрасная чаша (театрально широким жестом обвел дом) миновала вас!

Л и з а. Я тоже очень довольна.

С т а р ь е в щ и к. Осмотрим «чашу»?

Л и з а. Чуть позже, ладно?

Макс поднял ящик, торжественно прошел мимо Лизы и Старьевщика, поставил ящик около Лады. Это радиоприемник тридцатых годов.

Л и з а (показала в сторону пианино). Прочти, пожалуйста.

С т а р ь е в щ и к (прочел). Ну, ты вспыльчива! Все верно — я не хотел сюда ехать. А потом — потянуло. Ты знаешь — я люблю импровизации. (Тише.) На станции встретились с товарищ Гараевой. Учти, замечено: этот дом любит людей доверчивых и раскрепощенных! (Кружит Лизу.) Ах, Лизхен, Лизхен, что же ты страдаешь! Я же на тебя молюсь — разве ты не знаешь?! Раскрепостилась?

М а к с. Оладушка! Отключись от их проблем. Видишь малиновое зарево? (Показал внутрь приемника.) Лампа шесть ЖЕ-ЭН — можно выразиться, праматерь всех анодных ламп. Посмотри, эстетически же красиво!

С т а р ь е в щ и к. Так обследуем замок. Пошли?

Л и з а. Погоди. У меня одна просьба. Сними этот маскарад.

Старьевщик снял.

Все, все. И это, и это… Повтори еще раз то, что ты говорил.

П е т р. Что именно?

Л и з а. Про то, почему ты сюда приехал… Про то, как встретил Гараеву…

Пауза.

Прости за эксперимент. Твое обличье мешало мне.

П е т р. Ну, что повторять… Я был бы опечален, если бы сия прекрасная чаша… Чего там я еще говорил? (Сам чувствует, что слова звучат теперь притворно.) Действительно, идиотский эксперимент. Честно, я не хотел сюда являться… Лизхен, Лизхен, что же ты страдаешь?.. (Совсем не получилось, и его повело в худшее — в оправдания.) Вообще-то в последний момент я тебе позвонил, хотел прихватить с собой… Когда звонил? (Хотя Лиза не спрашивает.) Так что-то около семи… Без двадцати, по-моему… Никто не подошел.

Л и з а. Без двадцати?

П е т р. Нет, скорее, без пятнадцати… Или… тут еще автомат попался дефективный… Может, ты и была дома, но… Если будешь так взирать на меня, я снова завернусь в этот плащ и умчусь в сырую полночь. В смысле — снежную… Лизка, Лиз, ну… (Совсем увял.)

М а к с (на корточках у приемника). Радиотехника — не мой уклон. Но, между прочим, слышишь, Лад?

Лада стоит неподвижно.

Я и в этой отрасли мог бы заработать на полноценную семью… У меня специальностей — спектр. Куда ни ткнусь — везде деньги платят. (Встал.) Я хочу показать то, что храню у себя на сердце. (Прижал ладонь к груди.)

Л и з а. Ну, что ж. Подышала свежим воздухом. Посетила дом-музей. И сбросила с души энное число забот. В частности, о товарище Шмелеве. О его великой карьере и великой будущности.

Л а д а. Он как раз отказался от будущности и карьеры. Он говорил.

Л и з а. Замечательно. Значит, с этой беднягой мы разыгрывали роль отрешенного индусского саньяси. У тебя много ролей. Это тебе пригодится. (Взяла свою записку, достала эффектные пригласительные билеты, протянула Петру.) Можешь разорвать, можешь поместить в свой архив. Как ты догадываешься, поход в красивый особнячок на берегу Невы отменяется.

Л а д а. Особнячок на берегу Невы?

М а к с. Дворец бракосоединений! (Неожиданно стянул куртку «Адидас», фирменную футболку — на шее у него шнурок, на шнурке — что-то вроде крупного зуба, засохший цветок, ладанка, пошевелил их.) Самое дорогое. Без этого не прошел бы сквозь тьму бытия. (Торжественно вынул из ладанки темный рулончик, потянул Ладе.) Вот СЕРП — на эстраде. Крупный план — ты у микрофона. Панорама кафе, где ты выступала.

Л а д а (отсутствующе). Целый фильм. Ничего не понимаю.

М а к с. Я ждал этой минуты века. Ты всегда была в моем кругозоре. Меня не видно, не слышно, но я — тут.

Голоса, топот. Входит  д е в у ш к а, за нею — п а р е н ь; замерли, щурясь.

Л а д а (радостно). Левка, Левушка!.. Вари скорей морской суп по-марсельски и хмельной компот крамбамбули. Я хочу поддать. И побрызгай нас своим великим оптимизмом — иначе мы тут совсем. А вы — новая подружка Льва? Он у нас любвеобильный, учтите! (Хохочет.)

Девушка, улыбаясь, сняла дубленку, лисью шапку — сугроб, оказалась в пуховом платьице, ладненькая, модненькая. Дубленку и шапку сунула Левушкину — очевидно, чтоб повесил, — но он стоит неподвижно.

М о д н е н ь к а я  д е в у ш к а (подошла к Лизе, протянула руку). Эля. (Достала из сумочки аппетитно-яркий продолговатый предметик.) Это в подарок. «Ред-уайт». Самая лучшая паста зубная. Двойного действия. (Пожала руку Шмелеву.) Вам тоже. (Направилась к Максу и Ладе, доставая на ходу еще «Ред-уайты», отдала один Ладе: «Вам тоже». Повернулась к Максу, держа наготове «Ред-уайт».)

Макс, как всегда грубовато, вынул из рук Лады фотопленку, натянул адидаску и мрачно, не глядя на удивленную Элю, выговорил: «Я зубы не чищу».

Эля дернула подбородочком, повернулась к Левке: «Повесь дубленочку».

Левка никак не отреагировал.

Э л я (громко и быстро, она всегда так говорит). Прошу не удивляться, он у меня сегодня шокированный, ваш великий оптимист. Даже не знаю, как сообщить… Мы все фактически обречены на вымирание от голода. Если кто-то не продублирует. Повесь дубленочку! Я ему, главное, — «Левицкий, сумка где?!» Мы уже перед самой дверью. Нет сумки. И ничего не помнит: где, как… Повесь дубленочку! И колбаска твердая, и крабов баночка, и… Я художник-оформитель, защищаюсь весной. Я тут получила заказ, оформляла «Океан», центральный, я его под морское дно сделала… Эффектно, вот наведайтесь. Повесь дубленочку! Какой очаровательный интерьер… Что все молчат — словно в заколдованном замке? Одна я не поддаюсь волшебству, да? А сколько еще приедет? Мы хотели, чтоб всем досталось, у меня так (считает «Ред-уайты»): еще три, пять…

Дубленочка упала на пол, Левка подскочил к Эле — вырвал «Ред-уайты», швырнул: «К дьяволу! Двойное действие — ненавижу. Все!»

Л а д а (аж взвизгнула). Левка!!

Эля стоит побелевшая. Вспышка как будто вывела Левку из мрачного оцепенения — он попробовал улыбнуться.

Л е в к а. У меня сегодня с утра что-то… (Потрогал лоб.) Пищепродукты вот посеял. Потом заплутались — год, наверное, искали… Потом… Что замерли? С вами — что, не бывает? Между прочим, передавали — циклон-антициклон… Снег. Влияет. Да, вот еще… Забыл представить: Элеонора — моя супруга. Уже полтора месяца.

Вот теперь Эля разрыдалась. Левка вздохнул, поднял дубленочку, разделся сам — и оказался невеликого роста пареньком, очень домашнего облика.

Л е в к а (поглядывая на жену и обращаясь к молча стоящим ребятам). Только покорнейше прошу, деньте куда-нибудь этот «Ред» и «уайт», — вызывает дурные ассоциации…

П е т р (Лизе, с помощью свежей темы старается как-то наладить отношения). С юристом — сверхординарное, как по-твоему? Хотя что-то там на нас всех сегодня влияет, правда?

Эля всхлипывает.

Л е в к а (ожесточение сменилось эйфорией). Эля, оглянись! Как здесь хорошо! (Подошел к музыкальному «салону».) Буду играть на всех инструментах по очереди, Эля!

Звуки разнообразных духовых и струнных.

Эль! А хочешь — фоно?! Ты же любишь ностальгию двадцатых — тридцатых? Иди сюда, Эль?! (Прошел по клавишам.) Это не фоно! Поняла, что это?! (Играет.) Какой-то умелец встроил в старое пианино… Ну, поняла что?.. Эль?! (Играет.) Завис! Нирвана! Забыл все горести мира. Итак, что это? Это — СИНТЕЗАТОР!! (Поиграл еще, вскочил.) Да, живет Черныш!

М а к с. При чем тут Черныш?

Л е в к а. Черныш организовал хату.

М а к с. Мне говорили — ты организовал.

Л е в к а. Черныш.

М а к с (тупо). Ты.

Л е в к а. Я-то про себя лучше знаю.

М а к с. Действительно, шизанулся, что ли?!

П е т р (имитируя жужжание шмеля, подлетел к столу, взял ключ, исчез. Звяканье. Появился). Прокручивается. Значит, никто его для нас не оставлял. Случайно валялся под крыльцом. Значит, дверь вообще была не заперта. (Бросил ключ на стол.) Вывод: мы попали в  ч у ж о й  д о м.

Все невольно оглянулись.

Хорошо здесь, но он — ч у ж о й. Борух столько раз переигрывал пункт сбора, что в конце концов запутался. Мы те, кому он забыл дать новые координаты.

Л е в к а. Электрокамин, старинная мебель, музыка всех времен и народов… Только отвлекся от разных мыслей… А может, наши еще приедут, и все объяснится? Было бы расписание… Пожалуйста, в этом доме все есть. (Подошел к листку бумаги на стене.) Последняя электричка из города — двадцать один сорок.

Л а д а (тоже взглянула). Нет, с пареньком в самом деле не ладно. Ты в каком году родился?

Л е в к а. А что?

Л а д а. Посмотри, за какой год расписание?!

Л е в к а. Да. Совпадет с датой в моем паспорте. (Поерзал плечами под курткой, характерный жест.) Может, с тех пор оно не очень изменилось?

П е т р. Простым поднятием рук: кто за то, чтоб покинуть сей приют?

Э л я. Я здесь не останусь, железно.

Л и з а. Помашем друг другу ручкой и…

П е т р. Воля народа ясна. Великие мудрецы Древней Греции говорили: «Где большинство — там ложь». Но подчиняться большинству иногда приходится.

Возникает тот же гуд тяжелого грузовика — крещендо. Свет на стене пригашивается, как будто связан с нарастающим гудом.

Г о л о с а:

— Опять!

— Тот самый. Шаляпинский бас.

— Вторая модель. КАМАЗик. Задний мост жидковат. Я работал, платят нормально, двести восемьдесят, триста…

— Во, раскочегарился.

И снова тишина.

— Припарковался?

— Может, к соседней даче?

— Мистер хозяин?

Циферблат часов. Часовая мелодия. Щелчки перескакивающих стрелок.

Свет нарастает медленно, чуть слышно звучит гитара. Эля стоит на авансцене.

Э л я. Ничего не понимаю! Ни вот столечко! Затемнение. То есть затмение! Как я сюда попала? За каким чертом-сатаной?! Почему мы не ушли? Решили расходиться, даже проголосовали… А тебя я просто боюсь.

Мы видим Левку, он сидит в кресле, перебирает струны гитары.

Почему ты меня оскорбил? Что с тобой происходит?

Л е в к а. Рассказать — не поверишь — такой детектив… Если хочешь — расскажу, конечно…

Э л я. Нет, уж помолчи, дай высказаться до конца. Что это вообще за компания? Что тебя с ними объединяет? Старые друзья так не общаются: ни тепла, ни «ты помнишь?», «а ты помнишь?»…

В глубине прохаживается фигура. Судя по росту — Макс.

На площадке наверху осветился экран, на нем группа смеющихся людей на фоне собора Парижской богоматери. У проектора — Петр.

Шмель твой строит мыслителя — теперь таких в каждом баре по сотне… Этот (кивнула в сторону Макса) — просто какой-то условно освобожденный. Лизочка — прямо палочка от эскимо… ах-ах! Лохматая — под Пугачеву… Откуда вы все? Что за тайна? Почему ты мне никогда не рассказываешь?

Л е в к а. Ну, это тайна — несложная. Была в микрорайоне, в нашем, при ДК «Обувщик», секция. Для старшеклассников… Ориентирование на местности… Есть такой вид… не то спорта, не то… Восьмые-девятые классы, далекое детство. (Подошел к подвесной полочке.) Но хорошее было что-то… Эрик, тренер наш… Борька Васильев — староста. Ездили за город, смех, треп… (Машинально открыл створки полочки.) У Макса, ну, условно освобожденный, фамилия — Лиотт, — такая вся красивая, импортная… Расшифровали так: Ленинградский институт основ теоретического тупоумия… (Взял какую-то книгу, листает.)

Э л я. Не отвлекайся.

Л е в к а. Он не злился… Тогда мы неплохо ориентировались… Нет, я все-таки рехнусь. Как нарочно все подстроено, ну и домик. Мы гадали, кто хозяин: шофер, музыкант, реставратор-мебельщик… Судя по обложке — юридический работник. Вот сколько тут… УК РСФСР. Статья восемьдесят девятая, часть вторая… По ней и пойду…

Пауза.

Э л я. Как пойдешь?

Л е в к а. Не ногами, конечно, а…

Э л я. Я предчувствую — ужас! (Подошла.) Ты начинал о каком-то детективе?! Что случилось?

Л е в к а. Если мы сядем на ту самую скамеечку… (Отошел и невольно опустился на низенькую скамеечку, «УК РСФСР» — в руках.) Вот эффект! Студенты четвертого курса юрфака — воры! Находка для газетчиков, правда? (Яростным шепотом.) Не подходи! Дай две минуты спокойно!..

Э л я (помолчала, холодно). «Ред-уайт» — так? Товарная-сортировочная, так? Дежурные дружинники, так? Эле все ясно.

Робко, словно издалека, звучит дуэт Альфреда и Виолетты.

Л а д а. «…Концерт кончился далеко за полночь. Мы вынесли великую певицу на руках…»

Лада сидит на банкетке, в эркере, в руке у нее листок, исписанный выцветшими фиолетовыми чернилами.

«Сердце у меня колотилось от счастья, и я пошел бродить по ночной Москве… В ушах звучала несравненная вердиевская музыка…»

Из внутренней двери в эркер вошел  М а к с.

«Чудесная игрушка нашего времени — метро уже закрыто, пишу с Центрального телеграфа. Поверь, я совсем не так спокоен, я прекрасно понимаю важность завтрашнего дня, моего разговора в наркомате… Постараюсь не подвести обычным легкомыслием… Мысленно вижу вас всех у крыльца дачи — как на той фотографии, помнишь? — тебя, любимую, Мишу, Олежку, девочек, всю нашу большую семью и даже кота Василия Никифоровича… (Лада плачет.) Вечно ваш…» (Наконец взглянула на Макса.) Ну, что тебе? Какой договор ты хочешь заключить? (После слез Лада, как всегда, в деловом настроении.)

М а к с. Какой. Нормальный.

Л а д а. Всю дорогу сегодня ничего не понимаю. Переведи на русский.

М а к с. Тут два пункта. Что могу сделать я. И что — ты. По-моему, достижима взаимность. На базе уважения.

Л а д а. У меня мозги от напряжения закипят. Прямее.

М а к с. Прямо только ворона летает. Так вот. Что могу сделать я. Могу взять предстоящего ребенка на себя. (Развязно.) Не делай вид, что не сечешь. Чего проще: пойдем распишемся, у него или там у нее — законный отец, тебе не надо ежиться от безотцовщины в консультациях, кабинетах… При выходе из роддома — обеспечу шампанское, хризантемы, приму младенца на мужские руки — все, как принято… Это, тесезеть, мой пункт.

Л а д а. А мой?

М а к с. Твой? А чего — мы живем в эпоху, когда деньги еще не отменены… Соответственно, вручишь пять косых… иначе — полштуки…

Лада смеется.

В Москве, говорят, больше берут.

Л а д а. Черную икру обеспечишь?

М а к с. Данной темы прошу не касаться…

Л а д а. А если я на алименты подам?

М а к с. Бумагу составим совместную, что не претендуешь… Трафаретик есть…

Л а д а. Ты хоть представляешь, Лиотт, сколько получает воспитательница в детсаду?

М а к с. В рассрочку можно. Доверяю. Целиком и полностью.

Лада опять прыснула.

(Начал злиться.) А чего ты тогда вообще призналась, что в положении? С какой целью?

Л а д а (нахмурилась). Ты сам слышал. Когда вошел.

М а к с (оттого, что вырулил не туда, злится сильнее). Могла отрицать — дескать, ослышался… Значит, сама хотела разговора, намекала, а теперь…

Л а д а (вскочила). Лиотт, выйди из кадра! Всё!

Макс вдруг сорвал с платья Лады бант, швырнул. Пошел к двери.

М а к с (не глядя на нее). Ла… Ты — прости. В смысле — меня… (Упал на колени.) Я же люблю тебя! Всегда любил! Всю жизнь! Пусть судьба вознесет тебя над миром и ты поешь в СЕРПе, пусть ты подтираешь детишкам попки — все равно люблю… (Со слезами.) Клянусь! Я почему насчет договора начал?! Насчет денег проклятых? Не понимаешь? Ну, я же мужчина. Не мог же я так просто… Когда такая ситуация… Когда ты от другого… Надо ж было как-то затравить… Чтоб все, как у людей, естественно, чтоб гордость свою не унижать. Поняла?

Шаги. Вошла  Э л я.

Макс постоял на коленях, вдруг лег на спину, даже глаза закрыл…

Э л я. Прошу извинить. (Ладе.) Верните, пожалуйста «Ред-уайт» — оказалось, он нам нужен. Мы вам подарим потом что-нибудь другое.

Лада не сразу сообразила, вытащила «Ред-уайт», отдала. Эля взяла коробочку (дважды ей пришлось переступить через Макса), вышла. Подошла к Лизе и Петру — они сидят рядом на лестнице, — в точности повторила просьбу. Вернулась к Левке, села рядом, бросила «Ред-уайт» в сумку: «Ну вот, с «Ред-уайтом» полное алиби».

И вдруг выдернула из сумки что-то круглое.

Э л я. Крем-пудра тоже ворованная?

Левка кивнул, от полной обреченности — лихо.

(Покачала сумочкой.) Тоже?

Л е в к а. Ну, почему? Сумку купил в «Подарках». Не все же на свете я украл. Мы только всякую мелочиху брали — парфюмерию там…

Э л я. «Ред-уайт», пудра — их же в общей продаже завались. Кому такое «ге» нужно? Из-за этого рисковать! Надо собрать всю эту пакость и потихоньку отнести обратно.

Л е в к а. Вагоны, откуда мы брали, — далече… Может, в Воркуте, может, в Одессе… Понимаешь, этот блок «Ред-уайта» у меня целый месяц хранился.

Э л я. Где хранился?

Л е в к а. Дома… У нас, в смысле…

Э л я. У нас дома?!

Л е в к а. Между дверей. Под картошкой.

Э л я. Елки зеленые!

Эля достала таблетку, разделила пополам, половинку, проглотила, половинку сунула Левке: «седуксенинка».

Л е в к а. Сегодня, думаю, зубная паста — не помидоры, не дозреет. Решил — положу на мусорный бак, ну, в нашем дворе, — пускай пользуются, кто желает… Выхожу из помойного домика — навстречу наш сержант. Вид ответственный — прямо туда.

Э л я. А ты?

Л е в к а. Что — я?

Э л я. Ты куда?

Л е в к а. Я — за тобой. И сюда.

Э л я (спокойно дала Левке по щеке, рухнула в кресло). У нас в семье все прямо в восторге были, когда мы с тобой связали судьбу. Чтоб перегаром от человека — никогда. Культура, обаяние незаурядное. Музыкальное образование за спиной, студент юрфака. Дядя Миша говорит: будет свой юрист. Я, как подарок, хотела — ко дню твоего рождения — дядя Саша пробил тебя в «десятку» — лучшая юридическая консультация. У нас очень крепкая семья, настоящая ячейка общества, все помогают друг другу, это такая редкость теперь. Нет, я своим не скажу, они не должны даже краем уха. Сама найду ход. (Обхватила голову.) Я тебя просмотрела, я тебя спасу.

Л е в к а. Я тебя породил, я тебя… (Посмотрел на седуксенинку, давясь, стал глотать.)

Лиза и Петр по-прежнему сидят рядом, оба пишут в записных книжках.

П е т р. Между прочим, все порываюсь рассказать. Вчера отнес известный тебе роман Вел. Челу.

Л и з а. Что же ты придерживаешь главную информацию?

П е т р. Запугала ты меня, матушка.

Л и з а (смеется). Что сказал Вел. Чел?

П е т р. Ничего. Взял мой роман и положил в клетку.

Л и з а. Как?

П е т р. Так. В клетку, птичью. Она у него на окне, а в ней рукописи таких же, как я, — начинающих и подающих. Забавляет себя дяденька. (Взглянув на Лизу.) Лиз, я хочу, чтоб ты поняла… Знаешь, почему меня рвануло сюда? Страшное напряжение последних дней… Дописывал роман. Потом общение с Великим. Захотелось чего-то экстраординарного. Выхлеста. Невроз неотреагированных эмоций… И тут перестаешь понимать… Я читал: в таком состоянии полчища полевых мышей, например, устремляются, как безумные…

Л и з а. Пьеро. Тема уже исчерпана.

П е т р. Нет, хочешь — как на духу — почему я поехал с Гараевой?

Лиза качает головой.

Я приехал с Гараевой, потому что… Понимаешь, непреодолимое желание, острый писательский зуд — понаблюдать человеческую душу, свою и ее, в экстремальной ситуации, когда все раскрывается, когда…

Лиза мотает головой.

Почему тебя тогда интересует мой визит к Вел. Челу? Не все ли равно, что со мной?!

Л и з а. Я объяснила, в чем дело.

П е т р. Полчаса назад ты сказала, что мое будущее тебя тоже не касается.

Л и з а. Мало ли что я говорила полчаса назад. Я не монумент. Я меняю свои мнения. Как мужчина — ты мне теперь безразличен. Но как творческую личность — ценю тебя по-прежнему. Верю в твой талант… Мы можем встречаться — приятельски, конечно… Я буду читать твои рукописи… Советовать. Помогать.

Петр смотрит куда-то в пространство.

Моя помощь не подачка, нечего обижаться.

П е т р. Я не могу встречаться с тобой приятельски. Я люблю тебя.

Л и з а. Меня тоже?

П е т р. Тебя, тебя. Только. (Взял ее за руку.) Лизушка, Лиз… Я открою тебе то, что нельзя… Последнюю правду, исповедальную. Когда ты со мной — мне не нужен никто. Весь мир не нужен. Но когда ты вдалеке, ну, просто тебя нет рядом… Начинаются искушения, меня влечет куда-то… Даже к кому-то… Лиз, давай не расставаться ни на секунду? Скажи, ты еще хоть немножечко любишь меня? Ты закрыла глаза — в знак согласия или… Что с тобой?

Э л я (отвела руки от головы). Ну вот, Эля все придумала. Полный сценарий. (Схватила Левку за руку, тянет.) Только бы не залег спать. У меня даже сложилась вступительная фраза. Товарищ старший сержант!

Л е в к а. Он — не старший!..

Э л я. Товарищ старший сержант! Мы — молодожены. У нас еще испытательный срок. Даже в «Литературке» пишут, с нами надо бережнее. Самое главное — рассмешить. Хуже всего просить прямолинейно — стопроцентное нет. (Набросила шубку.) А потом ты выкатывайся, и я буду сама.

Макс тянет за руку Ладу.

М а к с. Вон там стояла ты. Там — я. Он — там. Он ближе меня метров на пять. Не мог не слышать. Делает вид. Уходит от ответственности. Что нам здесь? Интерьеры осмотрены, ужина не дадут.

Эля на ходу одевает Левку. Макс точно так же распоряжается Ладой.

Свет постепенно гаснет, одновременно нарастает шум вьюги. Сквозь шум голоса: «Лиза, мы исчезаем», «Пьеро, вы остаетесь?» И — хором: «Шмелевы! Молитесь за нас!»

Свист ветра внезапно переходит в негромкую музыкальную тему. Лада, Эля, Левка — отряхиваются от снега. Макс, тоже облепленный снегом, стоит неподвижно. Лиза, посвистывая, медленно двигается под музыку. Петр, иронически кивая, смотрит на вернувшихся.

Переглянулись, захохотали. Макс подошел к радиоихтиозавру, присел.

Л е в к а (отряхнул шапку). У природы нет плохой погоды.

П е т р. «Вы остаетесь? Мы исчезаем. Молитесь за нас».

Э л я. Что смешного?

Взрыв смеха. Ихтиозавр вдруг захрипел и: «…снегопада такого не видали давно. Хлопья крупные, пухлые, как будто сделанные из ваты. Особенно сложная обстановка в Савеловском и Веймарнском районах. Здесь не стоит даже…»

Помехи.

Э л я. А мы в каком районе? Вот компаша — ничего не знает. Голос, между прочим, не дикторский. И как с похмелья. На радио таких не пускают. Что молчите?

Л и з а (по-прежнему медленно двигается). Хлопья крупные, пухлые… Район неизвестен… Диктор или радиопират — неясно… И что это? Сообщение бюро погоды? А может, очерк из цикла: «И в дождь, и в бурю бровей не хмурю…»

Отчетливый хлопок двери, звуки, словно что-то втаскивают. Несколько мгновений прислушиваются.

Л е в к а. Может, кто-то нашел нашу сумку с провизией и волочит?! Вот поесть бы!..

М а к с. Ладушка! Переждем бомбежку?! Разомнемся?

Сбрасывают куртки, пальто; задвигались. Лиза вынула из навала старья допотопную кружевную пелеринку, накинула. Пример оказался заразительным. На ходу звучат реплики.

Л е в к а. Привидения в замке Шпессарт…

Л а д а. Кто привидения? Мы?

Л е в к а. Они!..

П е т р. Привидения — ладно, но то, что домик с закавыками… Прошу кинуть взгляд на экран. Город Париж, нормально? Тургруппа — нормально? Солидный бородач в центре — нормально? Только этот бородач — человек, который произвел меня на свет, мой папа. Выводы?

Разноцветные вспышки, острые всплески музыки, зрелище почти карнавальное.

— Народы! А помните, как ездили на Керженец? Архипелаг Эрика.

— Слушьте! Кто видел Эрика? Как у него с белыми кровяными? Вышел из больницы?

— Выздоровеет, мужик жилистый. А помните?..

— Видишь, Эль. Вот и воспоминания: «А помните, вы всё, конечно, помните». Всё, как у людей…

— Музыка и снег. На всем земном шаре — только музыка и снег! (Голосов много. Кажется, тут не пятеро, а вся секция ориентирования.)

Обвалом грохот, металлический, стеклянный, всякий. Совсем рядом. Тишина. Спокойный яркий свет. Шмелев, Лиотт, Левушкин переглянулись, кто-то присвистнул. Медленно пошли в глубину дома.

Л а д а (компанейски). Девочки, хотите — чтобы отвлечься — психологический тест? В некотором царстве, в некотором государстве, не знаю точно в каком, и в каком точно районе, может Веймарнском, может в Савеловском… Идут по лесу три девушки. А навстречу им три разбойника: у одного пистолет, у другого… (Засмеялись.) Ладно, этот некстатный, а вот другой…

Вернулся  М а к с, из-за другой мебелины появился  Л е в к а, последним — П е т р.

П е т р. Бытовое землетрясение. (Попрыгал.) Плошки, поварешки, са-мо-ва-ар…

Л е в к а. Тревога отменяется. Пролонгируем музыку?!

Все смотрят почему-то на Макса.

М а к с (бормочет). Это справа, это слева, это ниже, это выше… Нет, точно не было. (Всем.) Советское шампанское — лучшее в мире. На кухне, на окне. Но двадцать минут назад — лучшее в мире отсутствовало.

И невольно все почувствовали, что в этой ситуации Макс — вожак.

Есть святое правило: «Отваливай — пока не опустили шлагбаум». Зря мы тогда — по шоссе, надо просекой. Со станции позвоним Боруху. (Нагнулся, поднял что-то.) Тиристор. Тут их навалом, а у меня аппаратура стынет. А достать негде. Я не алчный, хотите — оставлю, но надо ж взять у моря ракушку.

П е т р (взял книжку). Даже не разрезана — пустят на растопку. А это — мой любимый автор. А издание какое! Девочки, вам дары моря — натуральные. (Раздал ракушки. Усмехнулся.) Юрист! По какой статье пойдем?

Л е в к а. Девяносто восьмая, часть вторая, пункт «д».

Общий хохот. И вдруг — оборачиваются. В глубине комнаты стоит  ч е л о в е к. На нем куртка из кожзаменителя, на голове — треух.

Л а д а (непринужденно). Вы приехали на КАМАЗе?

Человек чуть уловимо и непонятно кивнул.

А как вошли?

Ч е л о в е к. Там еще вход.

Л а д а. Вы — хозяин?

Ч е л о в е к. В известной мере. (Вышел.)

Все торопливо кладут «дары моря». Вернулся без шапки и куртки. Теперь видно — он страшно проледенел, движения быстрые, сумбурные. Ходит, осматривается. Ребята провожают его взглядами.

Ч е л о в е к. Я привез с собой еду, сумка там, принесите, пожалуйста, шампанское на кухне…

Петр и Левка на цыпочках, переглядываясь, пошли.

Да и холодильник набит — наверное, не заметили?.. Вон холодильник, в стене — за плакатом «Берегите пернатых друзей».

Лиза также на цыпочках пошла к холодильнику. Вернулись  Л е в к а  с сумкой и  П е т р  с шампанским. Человек включил негромкую музыку.

Я думаю, надо поужинать? Девочки — в том ящике скатерть, там посуда. Мальчишки, тащите вон тот столик, он раскладывается, как книжка.

Стоят словно загипнотизированные.

Сейчас у нас будет, как в лучших домах Лондона, Ливерпуля, Будапешта, Москвы, Тюмени, Воркуты, Токио…

Эля показала Левке глазами на сумку, шепнула: «Наша!!!»

(Взял шампанское.) За встречу?!

Высоко вверх летит пробка. Свет уходит. Часы. Часовая мелодия. Темно. Только в прорези окна видно, как летит и летит снег.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Хозяин

Щелчки перескакивающих стрелок. Освещается циферблат часов. Часовая мелодия. На авансцене за длинным столом, уставленным снедью и бутылками, — ребята. Ш м е л е в  у лестницы. Наверху отчетливо слышатся шаги.

М а к с. Булочка. Колбаска. Кружочек лука. А поверх — маслинка, черная. Сандвичи по-английски. Косточку от маслины рекомендую глотать. Очень помогает от почек.

П е т р. Нет, никак не соображу…

М а к с (нарочито во весь голос). Левушка. Разве можно кушать коньячок так просто, без подгоночки. Погрей в ладонях. У коньяка должна быть примерно температура здорового человеческого тела.

Опять шаги.

П е т р. Алексей Борисыч. Алексис свет Борисович… Если тебя действительно так звать. Ускользающая личность. Кто приметил что-нибудь конкретное?

Л а д а. Накормил, напоил, не выгнал нас, вторженцев. Значит, человек добрый.

Л и з а. Гараева контактировалась с ним весьма успешно.

Л а д а. Ты, по-моему, тоже.

Понижают голос, посматривают куда-то вверх.

Л е в к а. Еще штрих к портрету — он хозяин дома.

Э л я. Три ха-ха.

Все смотрят на Элю, она жует сандвич по-английски.

П е т р. Самое загадочное. Мы про него — ничего, а он про нас… Помните, я постукивал по фужеру — хотел, чтоб обратили внимание… Откуда он знает, например, что я имел касательство к биологии, что Левушка с юрфака. И самое главное — откуда он знал, что мы…

М а к с (прервал). Пофилософствуй, пофилософствуй, нагони туману по своей привычке. Цель у него — вот и знал. Цель! Был у меня в слесарне старший дядя. Раз приносит вот так же попить-поесть, домашнее тоже. Ты, говорит, наверное, не в курсе — сегодня день твоих именин? Максим, говорит, это в переводе величайший, польстил, тесезеть. Ну посидели, отметили… Так я на него потом полгода шестерил. Ясно? Это он так, на дурочку, заявил, что ложится спать. Вон — топ-топ-топ. Слышите?

Никаких звуков. Растерянно смотрят по сторонам. Дверь на площадку отворилась, появился  А л е к с е й  Б о р и с о в и ч.

М а к с. Делаем вид, что не замечаем.

Алексей Борисович спустился вниз, ищет что-то, вид взъерошенный, недовольный: «Ну, куда делся, куда… Свойство этого дома — вечно все девается куда-то…» Провел ладонью по лбу: «Совершенно лишнее, совершенно…» Нашел, видимо, то, что искал, сунул в кармашек, подошел к столу.

А л е к с е й  Б о р и с о в и ч. Пейзаж после битвы. (Мрачно.) Всю жизнь ненавидел вид стола к финалу пира. (Нелогично, так же мрачно.) Так что не кончайте… Еще есть компоты, мороженые фрукты, торты. Семечки: арбузные, тыквенные, подсолнуховые. Орехи: фундук, фисташки. Много еще всего, неисчерпаемо. (Сел в кресло.) Ешьте, пейте, грызите. (Помолчал.) Что смолкнул веселия глас? Есть претензии?

Переглянулись удивленно.

Дать жалобную книгу?

П е т р. Увы! До утра нам придется пробыть в вашем доме…

Алексей Борисович думает о чем-то своем.

Максик, расскажи еще про дядю из слесарни?.. Может, в твоих аналогиях есть сермяжная правда?

Общее молчание.

(Алексею Борисовичу.) Простите, но уж коль судьба нас соединила… Побеседуем на светские темы? Широкие народные массы удивлены. Во время трапезы вы заинтриговали нас кое-какой информацией. Проще говоря, сведениями о нас, грешных. В частности, откуда вы знаете, что мы, пятеро, из секции ориентирования?.. Нет, в принципе мы — щенята доверчивые. Например, с сумкой Левушкиных — йок вопросов. Рассеянный Лева повесил на забор. Вы сняли. Вполне материалистическое объяснение… (Нажал клавишу — свет, музыка.) Итак, откуда вы знаете про секцию?

А л е к с е й  Б о р и с о в и ч. А что — засекречено? (Достал предметик, который положил в кармашек, это градусник в футляре, но ставить не стал.) Вообще — мало ли что я знаю.

П е т р. Что еще?

А л е к с е й  Б о р и с о в и ч. Знаю, что вы пишете роман. Еще что знаю? Что называться он будет «Связь времен».

В доме тихо.

П е т р. Вы — товарищ ясновидящий? Подрабатываете гаданием?

А л е к с е й  Б о р и с о в и ч. Не ясновидящий, а знаю. (Оглянулся на ребят, задержался взглядом на Лизе.) Перешагну?!

Л и з а. Перешагну. Да, это мое ключевое слово. Отгадали. (Встала.) Я действительно перешагну — если это послужит мне на пользу. Я — Лиза, но отнюдь не бедная.

Э л я. Ну, это не сенсация! (Вставая.) Связь времен. Перешагну. Подумаешь, тайны. Вот скажите, если вы в самом деле. Куда я наметила попасть после Мухи? Моя высшая цель, потолок?

А л е к с е й  Б о р и с о в и ч. Потолок? (Смотрит вверх.) Потолок называется КЛРС при ТКУ лаборатории совр…

Э л я. Тьфу-тьфу-тьфу… (Постучала по дереву.) А теперь, раз вы такой пророк, скажите: попаду я туда? Я уже год там мелькаю и после школы там трудилась. Дядя Леня говорит, такие заповедные места надо держать под прицелом три года минимум. Попаду?

А л е к с е й  Б о р и с о в и ч. Эля. У вас в сумочке, там где «Ред-уайт», мои часы. Будьте добры.

Э л я (достала). О-ля-ля! Когда успели?!

П е т р. Не экстрасенс, не ясновидящий, но ловкость рук в наличии. Может, работали в цирке?

Макс шествует к Алексею Борисовичу, закинув руку за спину, в руке листок. Когда он повернулся, стала видна надпись: «В мою душу посторонним вход воспрещен!!»

М а к с (остановился около Левки). Пошли, Левушка. Покатаем шарики, там бильярд есть.

Левка не слушает.

Договорились же: у него своя жизнь, у нас — своя?!

Л е в к а (сделал несколько шагов, чтобы видеть лицо Алексея Борисовича). У нас с вами особые отношения? Поэтому я ни о чем не спрашиваю. Правильно?

А л е к с е й  Б о р и с о в и ч. Правильно… Что ж делать? Не спится, не лежится, и сон меня не берет… (Обернулся.)

За столом теперь — только Лада, она смотрит с простодушным и нетерпеливым ожиданием.

Мишка или Катька? Славные имена, славные. Если девочка — то Мишка?

Л а д а. А если мальчик — то Катька. (Захохотала.)

А л е к с е й  Б о р и с о в и ч. Нет, нет. Не пророк, не экстрасенс… В цирке не работал, на эстраде не выступал… Но знаете, иногда бывают такие дни и часы… Когда мы все вдруг становимся немножко экстрасенсами… Всё видим на семь верст сквозь землю. Разве с вами не случалось? Помню, однажды я ехал по тундре. Осень была, серенькое бесконечное поле, выцветшее, высохшее… Ветерок, пух какой-то летит, вроде тоже, как снег… (Помолчал.) Очень рад, что вы здесь. Думал — придется ночевать одному. Очень рад. У нас есть о чем поговорить. Вот, например, задавались ли вы когда-нибудь вопросом: за что мы можем любить самих себя?

На секунду взвыла музыка, потом погас свет.

Г о л о с. Гражданин начальник! Вы конкретно: что требуете?

— Заплатить за постой?

— Дровишки поколоть?

— Пол вымыть?

Шквал странных звуков — мяуканье, лай, чириканье. Свет. Ребята — в тех же позах.

А л е к с е й  Б о р и с о в и ч. Насколько я помню, это называется — «А у нас во дворе». Еще есть: «Голоса сельвы», «На Невском в час пик», оратория «Кузнечный рынок»…

Несколько секунд звучит упомянутая оратория.

Вы неплохо изучили музыкальные секреты дома. (Остановился у кучи старья.) Даже странно — насколько все это мне не нужно… (Пошел.)

Э л я. Вы забыли часы.

Алексей Борисович вернулся, взял часы, так же не спеша ушел.

П е т р. Всё. Понял — кто он. И откуда. (Ходит.) Ну, игрун! Ну, хитрован! Все они теперь научились крученым подачам. Чуть зазеваешься — всё! (Лизе.) Он мне даже Вел. Чела напомнил. Тот тоже ведет мягонько, мечтательно так, и вдруг — раз! — и ты уже под колесом. Молодцы эти сорокалетние, разыгрались!.. Впрочем, пару ошибок он допустил. См. финал монолога… Они-то его и раскрыли.

Л е в к а. Ошибаешься, Шмелек. Кто он есть и зачем он здесь — ведомо только мне. Увы!

Л и з а (насмешливо). Не терзайтесь, соратники. Я об этом человеке знаю довольно много… заочно — я знакома с ним этак лет пять…

Л а д а. Смешно. Оказывается, мы все его знаем. Поделимся?

Э л я. Элечку спросите. Она действительно знает.

П е т р. Спрашиваем — отвечайте!

М а к с (катит тележку, уставленную фруктами, орехами, в центре — впечатляющий торт. Яростно). Всё! Нет его. Улетел в дымоход! Вот это есть! Кто фисташки пробовал? Хоть раз в жизни?! Тортик — тоже не бедный. Все съедим подчистую. Наголо. Пусть знает, с кем имеет дело!

Э л я (иронически). Он сказал: запасы неисчерпаемы. (Взяла орехов, ушла.)

Остальные не налетают.

Л е в к а. Оставьте мне горсть фисташек, а то помрешь, не отведав… А я пока прогуляюсь к нему.

П е т р. Лев, клиника! Зачем? Если желаешь — могу сказать, кто он. Моя версия — скромная, но точная.

Левка пошел.

М а к с. Заболели оба. Ладно, хотите открою, откуда этот тип?

Осветился большой экран в глубине — цветное изображение.

Г о л о с а:

— Кассетотелевизор.

— Я один раз наблюдал.

— Кто включил?

— Может, А. Б.?

Звучит музыка, сопровождающая какой-то видовой фильм. В эркере появился А. Б., сел за стол. На плечи у него накинут старый полувоенный китель; очки. Пишет. Танцуя, появляется  Л е в у ш к и н.

Л е в к а (не дождавшись взгляда Человека в кителе). Зрелище было — Театр на Таганке. Темень, софиты — ну, в смысле прожектора с осветительных мачт… Мы с рациями. (Говорит как бы в микрофон.) «Эдик, как ситуейшн?» — «Левушкин, вы приступили к операции «Листопад»?» Осень, листья как раз сыпались. Два бойца-охранника на стреме… Снимаем закрутки, вскрываем пломбы. Шампунь пенистый, фирмы «Фармус», в пластмассовом фасонном флаконе, для нормальных и сухих волос… Два блока сигарет «Салем» — бодрящих, с ментолом. Ну, и пресловутый «Ред-уайт» с двойным действием. Двойное действие звучит символически, не правда ли? (Сел.)

Человек в кителе пишет.

Не торопитесь протоколировать, я вам потом один к одному повторю, в соответствующем кабинете… «Стрелку» курите? (Достал коробочку.) У меня уцелела одна сигаретина «Салем». Из тех… Немножко сломалась, я подреставрировал. Хотите? По сравнению с вашими — эпоха… (Совсем смутился.)

Ч е л о в е к  в  к и т е л е (не поднимая головы). Скажите, Левушкин, кому первому пришла в голову идея операции «Листопад»?

Л е в к а. Не мне. (Вспыхнул.) Вот так и начинаешь в гада ползучего превращаться. Мне, не мне — какая разница? Может, мне.

Ч е л о в е к  в  к и т е л е. Сколько участвовало? Вся бригада?

Л е в к а. Нет, закладывать не буду. Простите великодушно.

Ч е л о в е к  в  к и т е л е. Цифра. Не фамилии.

Л е в к а. Ну, пятеро…

Ч е л о в е к  в  к и т е л е. Пятеро. И все с четвертого курса юрфака?

Л е в к а (кивнул. И тут же вскочил). Раскололи! Чего теперь проще — пятеро, с четвертого курса, бригада известна… Вы дошлый работник, все по науке, курс «Криминалистика»… Сдавал, четверку поимел… Все, дяденька, аут! Вызывайте по форме с повесточкой!..

В центральной комнате оживление достигло пика.

М а к с (щелкая и раздавая орехи). Гуляй, пляши, говори якши! А вот какие-то орехи великаны — даже не пойму какие. Может, маньчжурские, вроде такие есть. А может, кокосовые. А внутри кокосовое молоко?!

Л а д а. А где Элеонора?

П е т р. Исследует дом. И в ее мощном мозгу зреет идея. И, между прочим, если кто-то попадет в яблочко, — то она.

М а к с. Да что он вас всех примагнитил, этот А. Б.? Пока дают — пользуйтесь жизнью. Ладушка!

Л и з а. Что все-таки с Левкой? Всегда считала его человеком, обреченным на благополучие… Может, посмотреть?

Работает кассетотелевизор, звучит музыка. Но внимание ребят по-прежнему приковано к эркеру.

Ч е л о в е к  в  к и т е л е. Остается выяснить одно. Главное. Мотивы преступления. Хотели сбыть похищенное?

Л е в к а. Зачем?

Ч е л о в е к  в  к и т е л е. Чтобы заработать, естественно.

Л е в к а. Что заработать?

Ч е л о в е к  в  к и т е л е. Боже мой, ну что заработать? Деньги.

Л е в к а (почти возмущенно). Для чего?

Ч е л о в е к  в  к и т е л е. Для чего деньги? Чтобы иметь их.

Л е в к а. Так они у меня есть. Две стипендии. Элькина родня, мои родичи субсидируют. Вполне достаточно.

Ч е л о в е к  в  к и т е л е. Ладно. Тогда, значит, вас кто-то принуждал пойти на преступление? Оказывал давление, угрожал? Так?

Л е в к а (отрешенно). С другой стороны, абсолютно неправдоподобно… Даже если сержант успел… А может?.. (Вернулся в реальность.) Угрожал? Что вы, свои же все ребята. Интеллигентные, спокойные.

Ч е л о в е к  в  к и т е л е. Может, причины психологические? Захотелось почувствовать себя в шкуре преступника? Понять извивы его мышления? Наверное, с будущим юристом могло такое произойти?

Л е в к а. Очень сложно. Нет, мне это в голову не приходило.

Ч е л о в е к  в  к и т е л е. Ничего не понимаю…

Смотрят друг на друга. Появился  П е т р.

П е т р. Нехорошо обижать Левушку — мягкий человек. И вообще, зачем вы тратите на него время? Займитесь тем, ради кого прибыли. Жду вашего сигнала. (Похлопал Левку по плечу, ушел.)

Л е в к а. Почему пошел на преступление? Не знаю. Честно говоря, я вообще, как правило, не задаю себе вопрос — почему. Уж скорее: «А почему бы нет?» (Оживился.) Вот у меня бывает, еду, например, в троллейбусе и вдруг возьму и выйду на какой-нибудь остановке, не своей. Сначала даже удивляюсь, а потом думаю: а почему бы нет? Погуляю, если место хорошее, посмотрю вокруг — и дальше… Вот вы говорите — сбыть похищенное: это значит что? Стоять на углу или сговариваться с алкашом… Кошмар какой!! Даже представить неприятно. Понимаете, с этим шампунем очень удачно получилось — как раз подвернулись два дня рождения у девчонок: мы все им и распихали…

Ч е л о в е к  в  к и т е л е (вскочил, быстро ходит). Слушайте, вы же не врете, вот что замечательно! Не сбыли, не заработали, все раздали…

Л е в к а. Не вру…

Ч е л о в е к  в  к и т е л е. Не врете, вижу. Только как сделать, чтоб в это поверил не только я? Чтобы все поверили. Я даже убежден, в данном случае лучше вас не наказывать…

Левка кивнул.

Если вас простить, это я точно знаю, — вы станете потом прекрасным юридическим работником, будете вникать во все психологические мотивы, мучиться вместе с преступником… А что, настоящий юрист — почти как врач: болеет той же самой болезнью, что больной, умирает с ним… (Сел, тихо.) Я не знаю, как вам помочь…

Л е в к а (шепотом). Может, вот это смягчающее?.. Там, на станции, в то время завал был. Вагоны распечатанные, все сыплется, валяется прямо на земле. Не возьмешь — все равно, вроде пропадет. Нет, пожалуй, не смягчающее, помню, сдавал «Уголовное право»…

Шум зала судебных заседаний. Судья (женский голос) оглашает приговор:

«Учитывая чистосердечное раскаяние Левушкина и принимая во внимание его своеобразный характер, он никогда, например, не задает себе вопроса «почему?», учитывая, что на товарной-сортировочной в этот период был завал и часть товаров валялась прямо на земле, — суд постановил товарища Левушкина к судебной ответственности не привлекать».

Ч е л о в е к  в  к и т е л е (задумчиво). Есть одна возможность, есть… Скажите, у вас по-прежнему в деканах Николай Николаевич?

Левка кивнул.

Дважды Коля… Когда-то мы почти дружили… Помню, как-то встретились в одной компании и, помню, Дважды Коля говорил очень любопытные вещи. Мне кажется, Левушкин, выход есть. Пойдите к Николаю Николаевичу и расскажите ему все-все, как мне…

Л е в к а. Все-все?!

Ч е л о в е к  в  к и т е л е. Мне кажется, возможен такой вариант: Николай Николаевич пойдет к прокурору, и они, учитывая все обстоятельства, возьмут на себя смелость уголовное дело не возбуждать. Будут выговоры, товарищеский суд, но… Так бывает: один необычный поступок — ваше признание — вызовет другие необычные поступки… Я помню: он говорил тогда именно о таких ситуациях, о том, что иногда прощение сильнее возмездия. Дерзайте. (Надел очки.)

Л е в к а (почесал макушку). Когда вы с ним общались, с Ник. Ником? Лет двадцать тому? Сейчас он как-то не производит впечатление человека, увлекающегося необычными поступками. Может, в душе? Хотя мне ваш вариант чем-то нравится… Я верю в разные удачные повороты. Вот вы. По-настоящему, ну, как вы можете быть следственным работником? Как вы могли узнать, приехать — бред. А с другой стороны — откуда юридическая литература, откуда вы узнали про «Ред-уайт»? Вы же еще за столом намекнули?! На свете чего только не бывает, правда?

Человек в кителе кончил писать, встал, взял конверт.

Письмо? Обычное? А я уже вообразил…

Ч е л о в е к  в  к и т е л е. Разве следователи не пишут обычных писем?

В центральной комнате — те же.

П е т р (грызет орехи, небрежно). Там — нечто… Левка в чем-то кается. Тот внимает ответственно. Лизоньки — Ладоньки, чего примолкли? Какие версии у вас, за кого вы его принимаете?

М а к с (подошел к эркеру). Сдался Левушкин. Поднял лапки. Теперь погиб на всю оставшуюся. Что прикажут — то сделает. Прикажут нам голову рубить — будет рубить.

Л а д а. Ты, Максик, не в себе.

М а к с. Вот вы не в себе — обе. Чего вы с ним тогда отплясывали? Что ему сообщили? Может, из вас он и вытянул информацию?.. Ладушка, пойми. Если я еще дышу — потому что не расслабляюсь. Ни с кем. (Достал газетную вырезку.) «Купчик гуляет!» Ну и что? Одни общие слова, анкетные данные. А начинал-то с чего — пойдемте в скверик, побеседуем, я против вас ничего не имею. Все бы и выпытал. (Кричит.) А я на свои гуляю! Захочу — хоть десять кг икры съем! Размешаю в коньяке — и ложкой столовой!.. Ничего, пускай слушает. (В эркер.) Я сразу догадался, кто вы…

Появился  Л е в к а.

Л е в к а (улыбнулся). Мы неплохо пообщались…

Все невольно захохотали.

А где Элеонора?

П е т р. Кто ж он оказался? Шофер-дальнобойщик? Профессиональный чудотворец? Может, сам господь Саваоф? От чего ж ты спасся? Неправильно перешел улицу? Ладно. Сейчас освобожу коллектив от неизвестности. Я его выведу на солнышко. Сделаю из него морально котлету. (Включил проектор.) Помните сей парижский сюжет? И вон того симпатичного бородача? Вот откуда тянется ниточка. (Ушел.)

Э л я (появилась). Полная ясность. Стрелка показывает на Желябова, два.

Не понимают.

Я имею в виду перспективу этого дома и его хозяев.

Л и з а. Желябова, два? Там, по-моему, шахматно-шашечный клуб?

Л а д а. Элечка, расшифруй.

Э л я. Я выразилась абсолютно в лоб. (Левке.) А что ты у него делал? Может, исповедовался, как попу в церкви? Ну!

…Теперь он ничем не был похож на следователя: на нем был халат, он брился.

Петр тут же, в эркере.

Ч е л о в е к  в  х а л а т е (словоохотливо). Есть возможность — мойся, есть возможность — брейся: основная заповедь кочевника. Думал вот побыть сутки… И вдруг понял: нет у меня этих суток. Разве до утра…

П е т р (покивал саркастически). Далече держите путь?..

Ч е л о в е к  в  х а л а т е. Далече.

П е т р. В город зарулите?

Ч е л о в е к  в  х а л а т е. Вряд ли.

П е т р. А стоило бы. Там у вас друзья, надо думать… Они огорчатся…

Ч е л о в е к  в  х а л а т е. Какие друзья?

П е т р. Да так… (Походил.) Симпатичный у вас род деятельности. Ездишь, смотришь… Надо бы опробовать. Я за последнее время сменил несколько профессий. Поплавал матросом на лихтере, потом… А в данный момент служба у меня, что называется, бездуховная… Состою при… дырке.

Ч е л о в е к  в  х а л а т е. Боец-охранник при воздуховоде в метро?

П е т р. Совершенно верно. Вы человек дошлый. Сутки на вахте, трое — дома. И все-таки шестьдесят без вычетов.

Ч е л о в е к  в  х а л а т е. Прожиточный минимум? Даже миниморум?

П е т р. Мне хватает. Ограничил потребности. Алкоголь не потребляю, сигарет не курю, чай-кофе — только в гостях… Даже дорогу перехожу исключительно по зеленому сигналу. Так вот и живу помаленечку, потихонечку…

Ч е л о в е к  в  х а л а т е. Это хорошо.

П е т р. Рад, что одобряете. Надеюсь, мой папа с мамой тоже будут довольны… Когда вы все это им доложите.

Человек в халате отвел бритву в сторону.

Я довольно быстро усек, кто вы и от кого.

Ч е л о в е к  в  х а л а т е. От кого?

П е т р. Вот и передайте этим «кого» — чтобы оставили меня, наконец, в покое. (Мгновенно заводясь.) Кажется, уже все сделал, чтоб отклеились. Живу один. Дотаций не прошу. Все равно — каждый день звонки, каждый день проверки. Тетя Катя видела тебя на Кондратьевском, — не занялся ли торговлей наркотиками? Игорь Исаакович встретил в непосредственной близости от ресторана «Турку», — не связался ли с фарцовщиками? Подговаривают знакомых, подсылают агентов. Были бы у нас частные детективы — денег бы не пожалели, наняли. (На крик.) Ну, что вам от меня нужно?

Появляется  М а к с, в руке знакомая газетная вырезка; прикрепил, с высоты своего роста взглянул на Человека в халате.

М а к с. Будет перекурчик — просмотрите. Как говорится, ищу интересного собеседника. (Ушел не спеша.)

П е т р. Ладно, был бы единственный детеныш — еще можно понять. Но есть же Устенька. Прелестная, сверхположительная моя сестричка, у которой все, как надо, по общепринятым стандартам, внучонка уже подарила… Дайте мне жить!

Ч е л о в е к  в  х а л а т е (тоже теряя хладнокровие). Как жить?!

П е т р. Как умею. Пускай это будет очень плохая жизнь, но она будет моя! Дошло?! (Сел, почти растерянно.) Суть моих разногласий с ними в чем, если копнуть поглубже? В том, что они не верят, что я могу быть творческой личностью. Писать книги. Что могу что-то сказать людям… Что люди будут меня слушать… Понимаете?

Ч е л о в е к  в  х а л а т е. Понимаю. Очень.

П е т р. Шутите?

Ч е л о в е к  в  х а л а т е. Ни в малейшей степени. Заставить выслушать себя — может быть, самое трудное в мире.

П е т р. Ладно. Не будем обобщать… Просто они, как все порядочные родители, подготовили для меня свой вариант биографии. Любовь к природе с детства прививали — хомячки вечно по квартире бегали. Кружок. Биофак. И вдруг — раз!.. (Взглянул на Человека в халате, резко.) Вас папа где завербовал — здесь или еще в Париже?! «Связь времен». Подумаешь — отгадчик. Поздно вечером папаша и маман пробрались в мою мансарду. Темно, страшно. Туда-сюда, водородной бомбы не видно, зато на столе какой-то листок. «Связь времен» — начертано. Это что за ужас! Сообщили вам, а вы… Даже не хочу думать — как они проведали, что я еду сюда, как уговорили вас. Они все могут.

Человек в халате откинул доску в стене, вытащил телефон: «Набирай номер. Ваши родители, наверное, дома».

(Заложил руки за спину.) Нет уж, увольте. Стоит мне набрать — всё. Примагнитят как-нибудь ухо к мембране, так просто не отпустят.

Вошла  Л а д а.

Л а д а (Человеку в халате). Простите, я на мгновенье. Наша договоренность остается в силе?

Ч е л о в е к  в  х а л а т е. Конечно, конечно…

Лада вышла.

П е т р. Слушайте, кто там еще за дверью? Проходите скорее.

Вошла  Л и з а.

А ты чего?

Лиза протянула Человеку в халате записку, вышла.

П е т р (дождался, когда Человек в халате спрячет записку. С ненавистью). Зачем звонить папе-маме? Вы взяли на себя миссию курьера. Вот и передайте пославшим. Я решил жениться. И вынужден начать с ними войну.

Ч е л о в е к  в  х а л а т е. Войну?

П е т р. Да, войну.

Ч е л о в е к  в  х а л а т е. Каким оружием, Петенька, начнешь?!

П е т р. Элементарным, папа. Мне надоело снимать мансарду, платить полтинник и жить среди инфекционных куриц, которых именуют голубями… Есть однокомнатная кооперативка, оформленная на меня. В которую меня не пускают, пока я не исправлюсь. Так вот: подаю в суд и получаю свою жилплощадь.

Ч е л о в е к  в  х а л а т е. Решишься?!

П е т р. Буду счастлив, папа, продемонстрировать, как я вас хорошо знаю. Сколько лет вы лупцуете меня своей святостью? Но я-то не слепоглухонемой. Я многое помню. Помню, как вы добывали эту кооперативку. Прописывали меня к бабушке. Потом устраивали обмен с каким-то умирающим родственником. Как у вас тускнели лица, когда ему становилось лучше. Как оправдывались, что такова «селяви» и не пропадать же. Все вы — химики и ханжи.

Тишина. Слышно только, как поет «Агидель». Человек в халате яростно рванул шнур.

Ч е л о в е к  в  х а л а т е. Что ты знаешь о нас? Ты знаешь, как мы…

П е т р. …Жили в коммуналке? Двадцать претендентов на один туалет? Сколько тысячелетий вы еще будете об этом вспоминать?

Ч е л о в е к  в  х а л а т е. Подожди, Сашенька…

П е т р. Петенька. Сашенька — это, наверное, ваш отпрыск?

Ч е л о в е к  в  х а л а т е. А знаешь, тебя еще нет. Есть маска, а человека нет. Вот переживешь настоящую трагедию — и тогда…

П е т р. Стану похожим на тебя? Гены возьмут свое! Ошибаетесь. Я лучше стану нищим при вокзале, чем таким, как вы.

Человек в халате схватил Петра за ворот рубахи.

Пусти.

Ч е л о в е к  в  х а л а т е. А поступаешь ты подло. Подаешь заявление на брак, а Лада ждет ребенка. Ты знал об этом?

Молчание.

Есть вещи, которые не прощаются никому. Ни Сашенькам, ни Петенькам.

П е т р (выскочил и тут же вернулся). Знал, не знал! Какое вам дело? Чего вмешиваетесь?!

Человек в халате смотал бритву, вдруг набрал номер. Он растерян.

Ч е л о в е к  в  х а л а т е. Да, я… Да, на даче… Да, метет по-прежнему… Все как положено в этот месяц и в этот день… Нет, не один. Какие финты? Мои? Ты же знаешь — они не всегда приводят к нежелательным результатам. (Устало.) Все будет хорошо…

Голос в трубке говорит возбужденно.

Человек в халате не слушает…

Часы. Часовая мелодия. Щелчки перескакивающих стрелок.

В большой комнате все изменилось. В центре комнаты электрокамин, ребята сидят вокруг него на корточках, греются… Вошел  П е т р, поискал, не осталось ли чего в бутылках. Ребята поглядывают на него.

П е т р. Ни капелюшечки. Ни градусной, ни безградусной. Пойду — хоть сырой…

Л е в к а. Отстал от жизни. И сырой нет. Наверное, трубы замерзли… Кончилась вода, кончилась еда, и батареи — холодные.

П е т р. Вот тебе, бабушка, и волшебный замок.

М а к с. Погреемся?

Повели вокруг камина странный хоровод:

— Теперь я понимаю, как согревался пермский человек!

— О моя далекая обезьяна, дай мне немного шерсти!

П е т р (яростно). Слушайте, хватит! Прекратите!! Нам надо разобраться, понимаете? Что с нами происходит? В этом доме. Вообще. Левушке плохо. Видим, знаем — молчим! Лиза, Лада, Макс. Я знаю — Лада ждет ребенка. От меня.

На экране кассетотелевизора эпизоды явно детективного фильма, но звук еле уловим.

Постараемся понять друг друга. Отбросим эгоизм, ревности, зависти. Мы здесь — как на необитаемом острове! Давайте помогать друг другу! Левушка. Рассказывай! Что с тобой? Будем в пять умов искать выход.

Л е в к а (смотрит на Элю, она поглощена чем-то на стеллаже). Да вы примерно уже догадались… А я, если еще хоть слово вякну, — начнется ДМП. Депрессивно-маниакальный психоз.

М а к с. Помогать — я за. (Зашел в эркер, принес все ту же газетную полосу.) Подсчитаю, сколько икры приходится в расчете на каждого экс-члена секции. Пускай компенсируют хоть деньгами, хоть икринками…

П е т р. Чего ты все с этой икрой выступаешь? Купил, съел — и на здоровье. (Бодро, но разочарованно.) Ну, клиенты! У каждого сложности, извивы психологии. Поймите, нам же станет легче, если каждый возьмет часть ноши другого!

Энтузиазм не возникает.

Хорошо, если вы даже на три минуты не можете отрешиться от примитивных чувств, от эгоизма, от…

Л а д а. Шмель, оставим Катьку или Мишку?

П е т р. Решать немедленно?

Смотрит на Лизу. Лиза поглаживает старинную шляпку.

Элизабет, я — не преступник… Что, случилось еще не описанное наукой явление — зачался ребенок? Лиз, я мог скрывать, крутить, но я сам рассказал. Держись и ты на уровне. Я говорю открыто: мы любим друг друга, я люблю тебя изо всех сил, мы собираемся пожениться…

Лиза молчит.

Л а д а. Оставим Катьку или Мишку?

П е т р. О, Аллах! Оставляй, если хочется. Время ты выбрала для меня, конечно, пиковое…

Л а д а. Я все понимаю… Все. Но мне хочется, чтобы он родился. Мне кажется — от моего счастливого времени должен родиться счастливый человек. Я не прошу помощи. Просто страшно, когда…

П е т р. Подумаешь — помощь! Скатаю в Якутию на алмазы, нагребу денег — до его совершеннолетия… В этом, что ли, проблема?.. Меня мучает глубинный вопрос. Известно, на планете Земля сейчас столько человеческих особей, сколько было за всю историю. От Адама. В этом смысле увеличивать поголовье… Учти, даже если б он был не мой, я бы все равно не возражал… Я придерживаюсь воззрений великого Демокрита: воспитывать не своего — лучше. Не будет досады, что не оправдал надежд, не пошел в тебя…

Лада идет к Шмелеву.

Ну, что я сказал? (Отступает.) Высказываю общетеоретическое кредо…

Л а д а. Ты умеешь… (Пошла из комнаты. Когда она проходила мимо Макса — он отвернулся.) Герои!.. (Вышла.)

П е т р. Лиз!.. Ну, ты-то мыслящий человек… Ты-то видишь, что я хочу только одного — п о н и м а н и я…

Шляпка спланировала точно ему на голову.

Л и з а. Как я ненавижу это слово! Понимание… Какой ширины? Такой, такой, безразмерного? Изобрел игру, подкупил искренностью. Гараева будет рожать, я — прощать, обе будем воспитывать младенца!.. А ты будешь кейфовать в своей уютной мансардочке, писать романы и заводить новые? Без эгоизма! Лихо придумал!.. (Выбежала.)

Э л я (в руках у нее яркая коробка). Левицкий! Погляди, какие фломастеры! Умереть! Поищу Алексей Борисыча. Может, уступит — в обмен или как. Все равно все пойдет на Желябова, два. (Поправила прическу.) Будем воздействовать комплексно. Он же еще не песочник, точно, мальчики? (Ушла.)

Мальчики не смотрят друг на друга.

П е т р. Все перетолковали… У меня тайных расчетов и в мыслях не было… (Честно.) Разве в подсознании. Но за подсознание мы не отвечаем. Это та делическая бездна души, где…

М а к с (бормочет). Две тысячи грамм на семнадцать членов. (Оглянулся в ту сторону, куда ушла Лада.) Две тысячи икринок на… Черт!

Л е в к а. Единственный вопрос на свете, который меня еще интересует, — это что такое Желябова, два? Кто знает?

Вдруг погас свет. Медленно стерлись пятна электрокамина и телевизора.

— Вода, тепло, теперь свет…

— А что дальше?

Шум и свист вьюги.

Л а д а  сидит на ступеньках лестницы.

Появился  А л е к с е й  Б о р и с о в и ч. В руках у него ветвистый подсвечник (сразу стало светло) и поднос, на нем кофейник, спиртовка и т. д. Заговорщически переглянулся с Ладой. Он в вельветовой куртке, вельветовых брюках, фуляр на шее, — кажется, совсем другой человек, отдохнувший, почти молодой.

Л а д а. Как ваша простуда?

П о ч т и  м о л о д о й  ч е л о в е к. Прелестно, прелестно. Сейчас изживу окончательно. Мое лечение особое. Побрился, помылся, влез в любимые одежки… (Готовит кофе.) А потом надо с великой ленью, медленно-медленно, не забывая ни одной детали ритуала, готовить кофе — три щепотки сахара, крупинку соли, джезву слегка прогреть… Замечательное лечение, надежней антибиотиков.

Л а д а. Наши сюда не сунутся — можно поговорить спокойно.

П о ч т и  м о л о д о й  ч е л о в е к. Прелестно, прелестно… Мое самое любимое место в доме… Так и называлось — Лешкин угол…

Л а д а. До меня сразу дошло, кто вы… Потом пригляделась, проверила… Все понятно — почему я сюда поехала, не хотелось, а поехала… Почему все поехали… Откуда вы знаете про нас. (Торжественно.) Вы — человек со счастливым биополем. Правильно?

П о ч т и  м о л о д о й  ч е л о в е к. Правильно.

Горит спиртовка. Почти молодой человек сел рядом с Ладой.

Л е в к а (приглядывается то к смутной фигуре, стоящей в эркере, то — к другой, стоящей ближе к лестнице). Две тысячи двухсотый год… Вот уже двести лет, как отключились водопровод, электричество, тепло… Никто уже не помнит, зачем нужны холодильники, телевизоры, магнитофоны. Человечество вернулось к инструментам, популярным в незапамятные времена: арфа, лютня. (Играет: гитара звучит у него почти как лютня.) Давно изгладились из памяти народов такие крупные деятели двадцатого века, как Петр Шмелев, создавший пятьдесят девять романов и сто томов философских эссе, Максим Лиотт, заработавший один миллион рублей… Давно забыт и некто Левушкин, уворовавший с товарной-сортировочной зубную пасту «Ред-уайт» и сигареты «Салем»… (Играет.)

П е т р (прислушивается). Беседует с Гараевой. Как же раскодировать мужика? Хоть какую-нибудь зацепочку, а?

Л а д а (энергично). Со мной последнее время что-то сотворилось. Вот как объяснить? Ну, как будто вчера только была на июльском пляже. А сегодня он — ноябрьский. Я как-то зашла в ноябре — прямо сердце упало… Топчаны ломаные, палки металлические, от зонтов которые. И ни одного живого человечка. Смотрите. Был СЕРП — и нету. И солистки Лады Гараевой — нету. И все в одну секунду. Голосишко у меня был не ах, а народу нравилось, даже фанаты были… И на чем все порушилось? На слове «профес-сионально». Как начали: «надо работать профессионально», «выйдем на профессиональный уровень»… (Махнула рукой.)

Кофе давно готов. Но ни он, ни она не прикасаются к чашкам.

Да мне и в детсаду не тошно — не думайте. Малышня, психологию их наблюдать… Это вы сказали Шмелю насчет Катьки и Мишки?

П о ч т и  м о л о д о й  ч е л о в е к. А что — зря?

Л а д а. Нет. По крайней мере, все стало ясно. Я знаю, нельзя тратить счастливое биополе на кого попало… Вы помогаете только тем, кому действительно плохо, под завязку. Мой случай. Поможете?

П о ч т и  м о л о д о й  ч е л о в е к. Помогу. Обещал и помогу.

Лютня-гитара звучит по-прежнему. Ребята по-прежнему на тех же местах.

Я вас люблю — и потому могу помочь.

Л а д а. Кого — вас? Нас всех? Или меня лично?

П о ч т и  м о л о д о й  ч е л о в е к. Вас — лично… Хотите, посажу в кабину, и мы уедем? Совсем другой город, все новое? И все начнется по-новому. Представляете? (Взял ее руку.)

Л а д а. Как просто: садишься в кабину — и другая жизнь. Значит, все зависит только от меня самой? Ни от Шмеля, ни от Лиотта, ни от… Это здорово! Я видела в кино такой город: поле, по нему тысячи одинаковых пятиэтажек — стоят себе кубики, как игрушечные. Мне понравилось. Людей полно, приехал ты, уехал — никто пристально не наблюдает, у всех свои дела… Увезете меня в такой город?

П о ч т и  м о л о д о й  ч е л о в е к. Увезу вас в такой город.

Л а д а. Трудно сразу решиться — столько связывает. Но как-то легче на душе: все-таки вариант, запасная дверь. В любой момент?

П о ч т и  м о л о д о й  ч е л о в е к. В любой момент…

Л а д а. Запишите мой телефон…

Появилась  Л и з а  со свечкой.

П е т р. Калитина подсоединилась. А он куда-то ускакал. С восторженным писком: «Ах, что я вам сейчас принесу!» Гад. Слушай, есть же телефон, — во бестолочь. (Потащил Левку в эркер.) Сейчас все выясним!

В эркере — мрачный  М а к с. Петр выдвинул телефон.

Вот он, родной. Отловим Боруха, он знает, чья дача. А может, и этого знает. Але, але… Все. Оборвалась линия. Остается перекрыть кислород и… Действительно, необитаемый остров! Слушайте, а если… (Шепчет.) Решение?

Бегут в центральную комнату, хватают шапки.

Сразу станет ясно, кто он и что. Железная улика, точно!

Л е в к а. Братцы, часы стали. Два ночи. А они молчат!

Все трое невольно замерли.

Л и з а (яростно ходит взад-вперед). …Он — художник, знаменитый. Ясно? Оглянись, это его работы, это по-настоящему большое искусство! Работал, не щадя себя, переутомление, срыв. У нас дома рассказывали его историю, понимаешь?.. Врачи посоветовали сделать перерывку: уйти на физический труд — покопать землю, покрутить баранку… Ты, Гараева, с ним просто несочетаема, с разных планет. А мы — с одной. Планета — творчество… У нас с ним — больше ничего нет. И я помогу ему вернуться в творчество, преодолеть недуг. Мне надоело тратить силы на бездарей, я хочу помочь подлинному таланту… Оставляю тебе товарища Шмелева, дарю. Вам как — в сумку возьмете или завернуть?

В центральную комнату вернулись ребята, страшно озабоченные, переговариваются шепотом:

— Я ж говорил — за этот крючок мы его и вытянем.

— Сразу брякнем: дескать, никакой машины нет?

— Ты сошел с ума, юрист. Сначала невинно так… А потом — как вдарим.

Вытаскивают что-то из кучи тряпья, примеривают.

Л и з а. Мы договорились с ним еще во время танцев, что уедем. Он отвезет меня домой, и мы будем встречаться. Ах, с каким удовольствием я всем им брошу через минуту: «Будьте здоровы, но — не до новых встреч!»

Л а д а (прислушивается). Что-то затевают, слышишь?

Л и з а. Меня это уже не касается…

П о ч т и  м о л о д о й  ч е л о в е к (появился, в руке охапка веток, возбужден необычайно). Тополь бальзаминовый! Самый живучий на свете! Это о нем: и воткнул он посох в землю, и посох зазеленел. Вез трое суток — цел!

Л и з а (нетерпеливо). Вручите Гараевой.

П о ч т и  м о л о д о й  ч е л о в е к. Я разделю пополам.

Л и з а (взяла его за руку). Нам с вам пора! Идемте!

Сверху летит  Э л я. Зацепилась за Почти молодого человека.

Э л я. Бей мельче — собирать легче! Я, главное, лечу и думаю — что думаю, уже не помню. И фломастеры в руке! (Держит Почти молодого человека в объятиях.)

Лиза вдруг неуверенно, как слепая, спустилась вниз. Присела, что-то ищет…

А у вас, между прочим, все еще ринит. (Посопела носом.) А вы шиацу пробовали? Вот смотрите — по трем точкам. (Овладевает его носом.) И так три раза в день, осознали? (Вытащила из-под мышки фломастеры.) Эти фломастеры, умоляю, мне — сувенир на всю жизнь. Забираю, да? (Целует ошеломленного Почти молодого человека.) Как нос?

П о ч т и  м о л о д о й  ч е л о в е к (озадаченно). Вроде легче…

Э л я (строго). Не вроде, а точно.

Макс, Левка и Петр заняли позиции боевой готовности. Свет неверный, колеблющийся, но все-таки странными, какими-то искаженными кажутся их лица. Надели маски?

Л и з а (бормочет). По звуку — где-то тут… Налетела эта, толкнула — и все… (Отчаянно.) Так и знала, что это случится!.. (Надела очки, они ей очень не идут.)

Лада сбросила сапожки, помогает искать… Почти молодой человек сунул ветки Эле, тоже смотрит…

(Резко.) Отойдите! Наступите — и конец.

Голос: «Алексей Борисыч! Есть разговор».

(Вдруг.) Не понимаете — что? Линза вылетела. Я с двенадцати лет ношу. Вот она знает, больше никто. У меня близорукость минус десять… Или вы об этом тоже проведали, как обо всем на свете?! Чем топтаться тут — идите к ним!..

Э л я (вдохновенно, всей этой кутерьмы не замечает). Не фломастеры, а прямо шедевр! Опера и балет!

Эля стоит в сиянии свечей, высоко над всеми, в одной поднятой руке фломастеры, в другой — зеленые ветки… Мальчики в тех же позах:

— Товарищ хозяин!

— Мистер шофер!

— Гражданин экстрасенс!

— Добро пожаловать!

Он входит. В то же мгновение свет гаснет.

Учащенные дыхания. Возгласы: «Хаите! Никоаши!» — но все покрывается резким гитарным пассажем. Тишина. Вспыхивают свечки. В кресле сидит человек, квалифицированно прикрученный веревками.

Д о к т о р  А й б о л и т (скорбно). Уважаемый прокурор! (Кивок Снегурочке.) Уважаемый Защитник! (Кивок Волку.) Представший здесь гражданин обвиняется в том, что, воспользовавшись погодной неурядицей и запутанными обстоятельствами, кои привели нас на эту дачу, добился над нами морального перевеса. Мы ходили к нему, оправдывались, чуть не каялись. Наши унижения, естественно, доставляли ему удовольствие… Но мы преломили ход событий. Теперь он в наших руках, морально и физически.

С н е г у р о ч к а. Бомж он просто. Дачи подчищает. Жулик.

С е р ы й  в о л к. Уважаемый судья! Смягчающее обстоятельство. Он не шофер — верно… Но это не значит еще, что не хозяин. Накормил…

А й б о л и т. Не уходи от темы, Серый. Вопрос не в материальной стороне: накормил. Иногда кормят — чтобы потом иметь право топтать. Алгоритм многих явлений жизни.

С н е г у р о ч к а. Для меня главное — поступок! Точки над «и». Мы прикнопили его, теперь надо поставить точку над «и». Заставить его объяснить: кто он, откуда, зачем. А мы посмеемся! (Подсудимому.) Ну, ты! Понял? Отмалчиваться будешь?

А й б о л и т. Меры?!

Идут к подсудимому, начинают обыскивать.

Эля стоит на авансцене, засовывает фломастеры в сумку, иногда оглядываясь назад, где, наверно, Лиза и Лада.

Э л я. Девочки, не расстраивайтесь. Все-таки приключение. Потом — интерьеры успели осмотреть. Скоро все это по шурупчикам и по штучкам — фьють. Не поняли, что такое Желябова, два? Неужели не стояли там? Витрины на фасаде: куплю, продам. Продается дом и все наполнение. Вот Алексей и не в себе. Что угодно просите — все отдаст.

С н е г у р о ч к а (листает изъятую записную книжку). «…Ведро эмалированное с крышкой… поводок собачий с карабином типа «крокодил»… небо сметанится к ясной погоде…» (Читает без знаков препинания, текст звучит каким-то заговором.)

А й б о л и т (заглядывает). Фестал, седуксен, эуфиллин, сухая валерьянка.

В о л к. Есть предложение прервать судебное заседание, поскольку…

С н е г у р о ч к а. Поскольку ты трус! Что происходит? По-моему, мы по-прежнему пускаем пузыри, а он — как арбитр.

Вошли  д е в у ш к и. Лиза без очков. Стоят непонимающе.

А й б о л и т. Мы и больно можем сделать, слышишь?

С н е г у р о ч к а. Проверить хочет?!

Оттолкнули Волка. Маски дают ощущение неуязвимости. Схватили Подсудимого за плечи. Растерянный голос одной из девушек: «Что происходит?»

В о л к (пытаясь как-то примирить всех). Мы проверили, — нет КАМАЗа. Специально выходили. Значит, не шофер. Может быть, не хозяин.

— Надо установить, кто он.

— Откуда у него сведения о нас.

П о д с у д и м ы й. Вот чепуха-то чепухистика!..

Оборачиваются.

Абракадабра, ерунда — одним словом, гиль… Откуда сведения? От вас самих. Сами рассказали. За трапезой или потом… Я просто слушал. Правда, очень внимательно… Боже мой, ну как вам объяснить?.. Вот висит вырезка: «Купчик гуляет». Читаю, вспоминаю рассуждения Макса во время ужина о целебных свойствах икры осетровых… Еще говорилось: Эрик ваш болеет, в больнице… Икра предназначалась Эрику? И, насколько могу судить по вашим намекам, Макс, — Эрику лучше? Гемоглобин повысился?.. Вы даже не представляете, сколько можно узнать и понять, если всего лишь внимательно слушать.

Л е в к а (стянул маску). Не соображу, Макс. Если икра действительно для Эрика — чего скрывал? Сказал бы газетчикам — и статьи бы не было.

С н е г у р о ч к а. И Эрика бы не было! Его (кивнул на Подсудимого) друзья-газетчики — он же газетчик, я сразу понял — мгновенно в больницу: выяснять, проверять, выпытывать… Инфаркт, инсульт… Всё. Умер бы последний святой человек!

А й б о л и т. Началась лирика… (Небрежно.) Прекрасно, что ты отнес икру Эрику, что гемоглобин повысился, но… святых нет. Будем беспощадны. К себе и к другим. Его (кивок в сторону кресла) мы не очень понимаем, но и Эрика знали по первому плану. С нами он был один, а в своей возрастной категории, наверное, как все: раздражительный, завистливый… Вряд ли он был счастлив участью тренера при ДК «Обувщик». Короче, Макс: не сотвори себе кумира!..

С н е г у р о ч к а. Тебе-то что!.. Ты — сам себе кумир. А мне настоящий нужен!

А й б о л и т. Окажется — из пенопласта. Как все они.

М а к с. Хотел я тебя прищелкнуть, помнишь, пять лет назад, в маршруте. Отложил. Когда насчет Лады узнал — опять хотел… Но сейчас…

Сорвал маску, идет к Шмелеву. Девочки и Левка повисли на нем. Петр вдруг снимает с ковра старинную пистоль, направляет на Макса.

П е т р. Учти, дом этот странный. Тут и такое бабахнуть может… (Вдруг сорвал маску, приткнул дуло себе в висок.) Поиграем в русскую рулетку! (Нажал курок — ничего. Направил пистоль вверх, нажал — каскадом полетели разноцветные искры… Еще раз… Настоящий фейерверк.)

Общий неистовый вопль: «Ура!! Виват!! Мерси!! Гуд бай! Ариведерчи!! Но пасаран!» — и все, что приходит на язык.

Плач. Это плачет Лада.

Л и з а (тихо). Что с тобой?

Л а д а. Кошки на душе скребут.

Л и з а. Какие кошки, ты что?

Л а д а. Жалко.

Л и з а. Кого?

Л а д а. Себя. Вас, дураков. Всех жалко.

Смотрят на подсудимого.

Л е в к а. Он же связанный…

П е т р. Раз он все знает и может — пусть сам себя спасает.

М а к с. А мы потанцуем. Поставим рочок пожестче. Они ужас как не уважают активную музыку. (Стоит неподвижно.)

Девочки идут к Подсудимому. Но только они дотронулись до узлов — как он, скинув веревки, встал.

Э л я. Ой, девочки! Он сам развязался, или это мы?

П о д с у д и м ы й (сделал несколько шагов в сторону Макса и Петра). Записную книжку! Ну, веселее!..

Всплеск ветра. Звон сыплющегося стекла. Погасли свечки. Ветер заметался по дому, закружились стаи мелких белых мушек…

— Раму вырвало!

— Кульминация?!

Свист ветра переходит в негромкое посвистывание, — так посвистывают, если сложить губы трубочкой; слышны медленные равномерные шаги. Освещается эркер. Очень поздно и очень холодно. П е т р  и  Л и з а  сидят на банкетке, они в пальто и шапках.

П е т р (тихо). Середина ночи. (Дыхнул вверх — парок.) Изморозь появилась… Да…

Лиза молчит.

Лиз… Я хочу сказать тебе одну вещь… Выслушай очень внимательно…

Лада в стеганке сидит на лестнице, раскладывает пасьянс — при свечке это кажется гаданием… Тут же  М а к с.

Понимаешь… Я совсем не так уверен в себе, как кажется… В самом главном не уверен… В том, что имею право на жизнь, которой живу… Право на избранность… Если у меня нет таланта — значит, и права нет?..

Лиза достала из сумочки очки, помахивает ими.

Иногда нападает странное желание, почти физическое: сжаться, никуда не рыпаться… Вернуться на биофак… Когда-то мне нравилось изучать мелкие подробности живой жизни… Что с тобой?

Л и з а. Краем уха ты, наверное, слышал о моей близорукости? Теперь — полюбуйся. (Надела очки.) На самом деле я — такая. Я потеряла линзу, потом чудом — нашла. Но я решила — пусть будет правда… Я думаю, тебе стоит вернуться на биофак… И сделать еще одно: помириться с Ладой. У вас будет сын, и вы будете счастливы. Иди.

Посвистывание и шаги — громче. Оба невольно взглянули вверх.

М а к с (уже не первую минуту рассуждает). …Могу токарем-универсалом. Двести тире двести восемьдесят. Могу в спорт податься… Есть такое спортивное амплуа — лидер у гонщика. Буду на мотоцикле разрезать воздух перед велосипедистом. Престижно, и денег не шухры-мухры… (Тихо.) Ладушка, я сам себя ненавижу, что тогда отвернулся, предал тебя… Слышишь? Когда он начал о ребенке при всех… Ну, не смог я…

Левка, закутавшись в плед, сидит в кресле. Эля, накинув на плечи другой плед, ходит за креслом.

Больше никогда не предам. Клянусь! (Совсем тихо.) Я, Ладушка, еще в жизни не приютился. Иногда проснусь и лежу, лежу, жду чего-то… А хочешь — давай и этого Шмеленка оставим! Если мы поженимся, то биологически он будет похож на меня, я читал?!

Лада подняла глаза, но не на Макса, а вверх — где снова шаги и посвистывание.

Э л я (подошла к Левке). Все, что ты наговорил за эту ночь, Левик, я отношу исключительно за счет этого ненормального дома. Я даже начинаю сомневаться: может, и кражи никакой не было? Так — атмосферное наваждение в твоих мозгах.

Посвистывание громче.

Ты обозвал моих родственников глупыми. Ты послал далеко-далеко сержанта. Ты понес несусветное насчет декана. Ты хоть помнишь? Эля приняла решение. Нечего впадать в гордыню. Вернемся, пойдем к дяде Саше — откроемся. Только родная душа может помочь!

Л е в к а (негромко).

Э л я. Остроумье в чем? Почему — из Пассажа? Он совсем как-нибудь и не в Пассаже работает. Надеюсь, Левик, завтра ты придешь в чувство и будешь просить прощения. Слышишь? Другая бы не простила. Но я — человек нетрафаретный. Не из серии. И я тебя, возможно, прощу. Ибо я тебя люблю!

Шаги и свист еще отчетливее. Чуть раньше, чем Эля закончила реплику, — подходит Лада, потом Лиза, Петр, Макс.

Л е в к а (посмотрел на своих, мотнул головой вверх). Озарило?!

Свои кивают.

Как мы сразу не догадались? Старший брат Боруха. Так? Дача нашего дорогого старосты, а это его брат. Я вспомнил — брата звать Алексей… Раньше Борух нас никогда сюда не звал, пригласил от безвыходности. Остальным помешала метель.

П е т р. Просто до обидности: нет тайн на свете.

Шаги и свист — совсем близко: А л е к с е й  Б о р и с о в и ч — уже в глубине комнаты.

Л е в к а (шепотом). Борька рассказывал: этот старшой у них — с приветом. Годами пропадает, является всегда внезапками… Какие-то истории с ним, вся семья в нерве…

Одет А. Б. опять по-шоферски, опять страшно торопится, что-то вытаскивает из ящиков, распихивает по карманам.

Кто будет спрашивать: дескать, отгадали?.. Девочки, давайте! Вы с ним лучше…

А л е к с е й  Б о р и с о в и ч. Думал вот побыть до утра, не получается — до утра… Надо торопиться… Пора. Будете уходить — повесьте замок… А можете просто прикрыть дверь… В этом доме хозяева делятся на два разряда: на озабоченных и равнодушных. Озабоченные — запираются, ставят сигнализации… Равнодушные — давно махнули рукой… (На секунду замер, оглядывает дом, ласково поглаживает стеллаж.) Я не могу изменить обстоятельств вашей жизни. Выслушать — могу… Может быть, это как-то пригодится? Натолкнет на какой-то вариант?.. Надо ехать… Ну, счастливо! Счастливо! (Ушел.)

Л е в к а. Он! Брательник! Все совпадает. Борух рассказывал — у него такая теория: дескать, самое важное для человека, чтоб он услышал самого себя. Хоть раз в жизни. Поговорил с собою вслух. А для этого нужен кто-то, кто выслушал бы. Вот он и действует соответственно. Ездит, общается. Профессия — подходящая.

П е т р. Может, оно и так. Только машины-то нет, зафиксировано. Куда он уедет?!

Л е в к а. Да такому и права вряд ли дадут…

П е т р. И вообще брат Боруха, по-моему, не шофер, а…

Явственный гул разогревающихся дизелей.

М а к с. Проброс! Умолял я — заглянем за сарай. Там она и стояла, его игрушка.

Л е в к а. Эля! Элеонора! Ручаюсь, у него в кабине. Уговорила подбросить до станции. Она все может… (Метнулся к двери.)

Гуд становится оглушительным, потом спадает.

И вдруг ослепительно вспыхивает свет.

Л а д а (подошла к батарее). Тепло дали. (Подошла к телефону.) Работает.

Крутнула диск. Голос: «Шесть часов утра. Ровно».

Л и з а. Кончилась сказочка?

М а к с (смотрит в прорезь наверху). И снег кончился.

Стоят молча, словно чего-то еще ждут.

П е т р (пересчитал оставшихся). Их было пятеро. Фильм такой был, пятьдесят какой-то годик. Юность наших отцов. Было пятеро, дружили, потом какие-то события, растолкало их в разные стороны… Ну, и чем-то все это кончилось.

Л е в к а. Дом опять наш, до утра.

М а к с. Уже утро. Смотрите, как светло!

Л и з а. Снегу-то, снегу навалило. (Оглядывается, улыбается.)

…Они уже далеко-далеко отсюда.

Л а д а. Прощай дом! (Машет рукой.)

Свет сосредоточился на Часах. Часовая мелодия.

Щелчки перескакивающих стрелок.

В доме пусто и тихо, и выглядит он точно так же, как в начале истории.

Завихрился легкий снежок.

З а н а в е с.

1975

#img_21.jpeg