Был ли у православных советских граждан счет к советской власти? Да. Был ли этот счет справедлив? Конечно. Вытекало ли из этого внутреннее право данных граждан на занятие антисоветской (антикоммунистической) деятельностью? В том числе, и подпольной? Разумеется. Намерен ли я исследовать эту подпольную деятельность вообще и ее роль в распаде СССР? Нет, нет и еще раз нет!

Подполье, которое я хочу исследовать, не может быть названо ни православным, ни "белым", ни "русским". Ибо все эти "мин" адресуют к идеалам. А значит, не предполагают войны с Идеальностью – как почвой, на которой идеалы произрастают. Я же хочу исследовать лишь то подполье, которое объявило войну Идеальности как таковой.

"Идеальность"… На нее никогда не посягали революционеры, беспощадно расправлявшиеся и со своими противниками, и с их конкретными идеалами. Почему? "На штыках усидеть нельзя" – это аксиома политики. Для удержания власти и ее эффективного осуществления нужна легитимность. То есть признание, объяснение и оправдание установленного социального порядка. Оправдание требует убедительного для общества нового идеала.

Убил Идеальность как таковую – ни один идеал не взрастет, не станет для общества убедителен. Ни твой идеал, ни идеал твоего противника.

Любой революционер выкорчевывает старый идеал и насаждает новый. А вот если он и старый идеал выкорчевывает, и новый не насаждает, и подрывает Идеальность как таковую, то… То он уже НЕ революционер, а также НЕ консерватор, НЕ реакционер, НЕ консервативный революционер и так далее. Он есть то беспрецедентное, что нам явлено в "перестройке". И именно это беспрецедентное – оно и только оно! – заслуживает пристального внимания в исследовании, призванном понять смысл нового процесса, имеющего сходство с нашей "перестройкой". Насколько случайным является это сходство? Вот уже и Нобелевская премия у Обамы… Курьез? Или новый виток в том, что по сути своей является войной с Идеальностью?

Что это за война-то такая?

У вас и вашего конкурента есть разные товары, удовлетворяющие одну и ту же потребность. Вы можете стирать конкурента в порошок. Дискредитировать предлагаемый им товар. Но вы не станете обнулять потребность. Обнулите – потеряет цену и ваш товар, и товар вашего конкурента.

Не убеждает? Другой пример: вы хотите, чтобы женщина бросила мужа и ушла к вам. Станете вы, решая эту задачу, необратимо разрушать психику этой женщины? Предположим, что женщина с разрушенной психикой бросит мужа, уйдет к вам. Но если вы свирепо расправились с ее психикой, то она уже никого не полюбит, и вас в том числе. Она не сможет стать ни матерью, ни женой.

Ленин не хотел, чтобы доставшаяся ему "женщина" по имени Россия была беспомощной пациенткой психлечебницы. Ему для осуществления его проекта была нужна совершенно другая Россия. А значит, и Идеальность была нужна – как почва, на которой должен взойти новый идеал. Идеал взойдет… Мобилизует народ на подвиги… Народ осуществит проект…

Этот подход Ленина (а также Эхнатона, апостола Петра, Кромвеля, Петра Первого, Робеспьера, Наполеона, Сталина и других) – и подход, реализованный в "перестройку"… Согласитесь, это два качественно разных подхода. Один – нормален, хоть и жесток, другой – вопиюще аномален. Исторически абсолютно беспрецедентен.

В основе этого подхода – война с Идеальностью как таковой. Приглядимся к тому, как велась такая война.

Утверждалось, что советская система – это антисистема. И соответственно все, что антисистема предъявляет в качестве блага, – есть зло. А все, что антисистема предъявляет в качестве зла, – есть благо. Это-то и называется карнавализацией. Или "выворачиванием мира наизнанку". Как советский мир "выворачивался наизнанку", мы помним.

Советская "антисистема" боролась с ворами? Боролась. Выворачиваем ее наизнанку – и восхваляем воров! Бродский пишет: "Ворюга мне милей, чем кровопийца". Устал я уже повторять, что ворюга вполне может быть кровопийцей, да еще каким! Но повторю еще раз – в качестве иллюстрации на новую тему карнавализации.

Вот еще один пример. Советская "антисистема" ввела жесткие моральные нормы? Ввела. Раз надо вывернуть ее наизнанку, то надо отменить эти нормы. Рассказать советским школьницам, как хорошо быть валютной проституткой. Создать миф об этой валютной проститутке, не имеющий ничего общего с реальностью. Солгать, соблазнить, подорвать Идеальность как таковую. Отменить не только советские, но и христианские нормы.

Да что там христианские! Отменить надо и табу, существующие с древнейших времен. В чем коллизия "Антигоны" Софокла? Труп Полиника должен быть похоронен. Выворачивание наизнанку этой нормы создает беспрецедентную антинорму, в которой сын должен выкопать труп отца и выкинуть на свалку. И к этому призвала "перестройка". Вспомним еще раз знаменитый фильм "Покаяние". Вспомним – и соотнесем с карнавализацией, которой занимался Бахтин.

Шиворот-навыворот… Мир наизнанку…

Бахтин сие изучил. "Перестройка" – воплотила на практике. Кто готовил "перестройку"? Юрий Андропов.

Не успел я обратить на это внимание, как начались вопли о том, что Андропов вообще ничего особенного не подготавливал. Легче всего ответить: "На воре и шапка горит!" Но я предпочитаю другой стиль полемики. Основанный на терпеливом приведении по возможности очевидных аргументов. И постепенном усложнении всего сразу – как аргументов, так и интерпретационной модели.

Доберемся мы и до Андропова. Но… Андроповым больше, Андроповым меньше. Роль личности в истории нельзя ни преуменьшать, ни преувеличивать. И потому давайте сначала рассмотрим основной вопрос. Было ли (с Андроповым – или без) политико-метафизическое подполье, поставившее своей целью уничтожение в советском обществе Идеальности? Да, именно Идеальности как таковой – как почвы, на которой могут произрастать растения под названием "идеалы"!

В поисках ответа на этот вопрос сравним два утверждения. Утверждение президента США Рональда Рейгана о том, что СССР – это "империя Зла". И утверждение Н. Пигулевской: "Теперь строится синагога сатаны, из которой – сколько колоколов ни вешай, ничего не сделать".

Разберемся сначала, в чем разница между двумя образами – "синагога сатаны" и "империя Зла". Установим, что, в принципе, разницы никакой нет. Что и первый, и второй образ – это образы СССР как абсолютного, метафизического зла. Что из такого сходства образов не могут не вытекать далеко идущие выводы самого разного, в том числе, и политического характера.

Рейган – тот ясно, чего хотел. Уничтожить империю Зла любыми средствами, включая ядерные бомбардировки. Чего хотела Пигулевская?

Скажут: "Да мало ли чего! Освобождения народа от власти зла! Не обязательно же – уничтожения народа! Не обязательно – интервенции! Вы что, лишаете людей, для которых нечто является скверной, права на отчуждение от оной и даже борьбу с ней?".

Никоим образом я не лишаю такого права госпожу Пигулевскую. А также Бахтина и других.

Я только обращаю внимание на неслучайное сходство образов. И, удивившись этому сходству ("остраннение" называется – ключевой, между прочим, прием в предлагаемом мною аналитическом методе), двигаюсь дальше. От этого удивления – к удивлению несравненно более сильному.

Н. В. Пигулевская написала 7 ноября 1922 года, что "в свое время" верила в возможность достройки коммунистического здания, установки на нем креста. А "теперь" – иначе. "Теперь строится синагога сатаны, из которой – сколько колоколов ни вешай, ничего не сделать".

Значит, до 1922 года Пигулевская верила в возможность установки креста над коммунистическим храмом, а в 1922-м – разуверилась. Вы ничему не удивляетесь? А зря!

Когда нормальные антисемиты (а также антикоммунисты, ревнители российского имперского прошлого и так далее) начинали верить в возможность примирения с СССР, в сочетаемость звезды и креста? При Сталине – вот когда! Это общеизвестно.

Но эти нормальные антисемиты (антикоммунисты etc) никогда не заявили бы, что ДО 1922 года все было перспективно, а ПОСЛЕ 1922 года стало бесперспективно. Потому что с 1917 до 1922 года для нормального, повторяю, антисемита, антикоммуниста etc – все было так же ужасно, как и после 1922 года. Просветление же если и началось, то при Сталине.

А с 1917 по 1922 год – те же евреи, те же инородцы, та же анархия, то же революционное безумие, то же низвержение крестов с церквей. После 1922 года – хоть как-то что-то утихомирилось. Да, не сильно. Сильно утихомирилось уже при Сталине. Но хоть как-то утихомирилось. В любом случае – почему было лучше с 1917 по 1922 год? Я понимаю, почему лучше было для Биль-Белоцерковского (читайте пьесы "Шторм" и "Штиль"). Или для Троцкого (читайте его размышления о революции и термидоре). Но почему для Пигулевской с 1917 по 1922 год было лучше, чем после 1922 года? Почему в ранний революционный период все было лучше для накаленной христианки, способной использовать такой образ, как "синагога сатаны"?

Блок принял революцию. Но он ее принял – от 1917 года и до своей смерти. Принял – и все тут. Гиппиус и Мережковский не приняли революцию. Но они сразу ее не приняли! Не приняли – и все тут. Конфликт между ними и Блоком имел, я убежден, очень глубокие метафизические основания. По одну сторону – хилиазм Блока, по другую – нечто, объединяющее Гиппиус, Мережковского, Мейера, Бахтина, Пигулевскую. Но даже установив это, мы не получаем внятного ответа на основной вопрос: ЧТО КОНКРЕТНО МАРКИРУЕТ 1922 ГОД?

Еще жив Ленин. Чем он так разочаровал Н. В. Пигулевскую? НЭПом? Он тут очевидным образом ни при чем. У меня есть ответ на этот вопрос. Но я не буду с ним торопиться. Я хочу на фактологической, а не спекулятивной основе подбираться к ответу, рассматривая все новые аспекты уже обсужденной мною темы Бахтина.

Как только я приступил к анализу тандема "Бахтин – Кожинов", начались негодующие восклицания поклонников Кожинова: "Что Вы хотите сказать? На что Вы намекаете? Руки прочь от Кожинова!".

Поклонники! Вы самого Кожинова читаете? Если не читаете – прочитайте. И проверьте, правильно ли я цитирую слова авторитетного для вас человека. Я цитирую абсолютно правильно – развернуто и без каких-либо передергиваний. И в этом смысле важно не то, что я говорю о Кожинове, а что Кожинов сказал о себе.

Не я навязал Кожинову слова о Витторио Страда. Он о нем… Впрочем, о Страда чуть ниже. Сейчас же я поясню, ради чего адресуюсь не только к текстам, но и к личному опыту (например, касающемуся ИМЛИ в 60-е годы). Метод, который я исповедую, предполагает, что, помимо рефлексии (аналитики текстов, то есть), исследователь располагает перцепцией (то есть этим самым личным опытом). Что без перцепции рефлексия хотя и возможна, но легковесна.

Я, используя метод, оговариваю наличие у меня необходимых для его использования слагаемых. Но апеллировать я намерен только к рефлексивному. Как это и положено в применяемом мною методе. Упоминание же о перцепции… В народе, знаете ли, иногда говорят: "Слышал звон, да не знает, где он". Ну, так знаю я, где он, этот звон. Знаю! Но тиражировать это знание не намерен. Так ли важно, в конце концов, где он, этот звон? Важнее – ритмы звона, его мелодика. А еще важнее – так сказать, звонари. К ним – все претензии. Не ко мне.

Не ваш покорный слуга, а Вадим Валерьянович Кожинов, выступая на "Пятничном вечере" авторского коллектива журнала "Русский переплет" в МГУ 27 октября 2000 года, сказал следующее: "Я тогда познакомился с одним итальянским коммунистом, литературным деятелем, Витторио Страда, и уговорил его написать, что итальянские писатели хотят издать книгу Бахтина. Тогда он на самом деле еще не собирался ее издавать, только в 1968 году, а тогда шел 1961 год. Но он выполнил мою просьбу. Тогда началось некое бюрократическое движение. Я пробрался к директору издательского агентства и напугал его, сказал, что рукопись Бахтина находится уже в Италии. (Она и правда была в Италии.) Мол, ее там издадут, и будет вторая история с Пастернаком, которая тогда была еще свежа в памяти. Представьте себе, этот высокопоставленный чиновник очень испугался и спросил меня, что же делать".

Каждый, кого интересует подробное ознакомление с данным текстом, может его прочитать на сайте журнала "Русский переплет". Что тут мною вменено Кожинову? Сам Кожинов себе все, что надо, вменяет. Я лишь читаю и удивляюсь.

Потому что если бы Кожинов был членом упомянутых мною выше классических подполий (православного, "белого", националистического), он никогда бы не обратился к Витторио Страда. Всё, что тут является неотменяемым аналитическим контекстом, – это фигура Страда. Понятно, что Кожинов, который выступает перед студентами МГУ в 2000 году, рассчитывает на их полную неосведомленность касательно роли товарища Страда (чуть позже – господина Страда) в советской элите. Но я не виноват, что мне эта история знакома! И я имею полное право ознакомить с нею читателя – никого не демонизируя при этом. Ни Страда, ни других, так или иначе с ним связанных, персонажей.

Витторио Страда родился в Милане в 1929 году.

Закончил философский факультет Миланского университета в 1957 году. Защитил диплом на тему "Материалистическая теория познания у Карла Маркса". Еще будучи студентом, перевел повесть В. Некрасова "В родном городе". И опубликовал статьи по литературе советской "оттепели".

В своем интервью "Понимать Россию умом и любовью" он говорит о том, что русский язык выучил самостоятельно, общаясь с жившими в Милане русскими эмигрантами. Можно было бы начать разбираться подробно с каналами, по которым очень левый, как он сам о себе говорит, Страда общался с русскими эмигрантами. Ведь тогдашние эмигранты (хоть первой, хоть второй волны) заведомо были правыми или крайне правыми. Но как бы там ни было, Страда с детства (в интервью он говорит, что роман "Братья Карамазовы" Достоевского прочитал в двенадцать лет) связал себя с определенной сферой деятельности – "пониманием России".

Связать себя с этой сферой деятельности, проживая в Милане в 50-е годы, мог либо человек, выбравший для себя однажды и навсегда роль "ставленника Москвы", либо человек с более сложной ролевой функцией. Конечно, можно просто копаться в книгах, аки червь, и все тут. Но это не удел Страда. Он человек другого масштаба и темперамента.

На первый взгляд, Страда и выбрал для себя роль "ставленника Москвы" (ничего плохого в этом, как вы понимаете, не вижу). Уже в 1956 году Страда стал членом Итальянской коммунистической партии (из которой вышел после 1968 года). В 1957 году он посетил СССР в рамках Международного фестиваля молодежи. Это всё еще студенческие сюжеты. Закончив в 1957 году Миланский университет, Страда поступает в аспирантуру Московского государственного университета (научный руководитель – А. Метченко). Как говорит сам Страда, он смог попасть в Москву благодаря своему научному руководителю, философу Антонио Банфи, который был членом Итальянской коммунистической партии.

Но что значит – "благодаря помощи Банфи"? Банфи мог дать первый толчок проекту превращения выпускника Миланского университета в аспиранта МГУ. А дальше этот проект должен был проходить по всем инстанциям. В любом случае, Страда – так сказать, автоматически, как минимум – оказывался объектом интереса и советских спецслужб, и спецслужб блока НАТО, в который входила Италия.

Итак, Страда попадает в Москву в качестве аспиранта МГУ и… Тут же встречается с Борисом Пастернаком. Ну, встречается и встречается. Страда – специалист по русской литературе. Пастернак – великий русский писатель. Но Страда не просто встречается с Пастернаком, а становится лицом, связывающим Пастернака с итальянским издателем Джанджакомо Фельтринелли. А это еще более интересная личность, чем сам Страда.

Воевавший в рядах партизан-антифашистов (честь и хвала ему за это!), Фельтринелли в 1945 году вступает в Итальянскую коммунистическую партию (в чем для меня, еще раз подчеркну, никакого "фи" по определению быть не может). В 1948 году Фельтринелли начинает собирать обширную библиотеку по истории рабочего движения. В 1954 году эта библиотека реорганизована в издательство Фельтринелли.

В 1957 году в этом издательстве впервые выходит роман Пастернака "Доктор Живаго". При том, что за издание этого романа боролись спецслужбы мира.

В 1957 году Страда оказывается в Москве. Тут же встречается с Пастернаком. Пастернак поручает Страда связаться с Фельтринелли и передать ему, что телеграммы Пастернака, в которых он запрещает Фельтринелли публиковать в Италии "Доктора Живаго", сделаны под нажимом Союза писателей. И что на самом деле Пастернак хочет, чтобы роман вышел во что бы то ни стало. Согласитесь, неслабое поручение для только что приехавшего в Москву аспиранта!

Иван Толстой в программе Радио Свобода 14 декабря 2006 года говорит о том, что ЦРУ с помощью сложных манипуляций завладело текстом романа Пастернака.

Фельтринелли на этот момент уже владел текстом! Не будем вникать в издательские детали! Да, Фельтринелли издал текст на итальянском, а борьба шла за издание текста на русском (без чего была бы невозможна Нобелевская премия). Но для того, чтобы издать текст на итальянском, надо этот текст получить на русском и перевести на итальянский. Или как? Неужели и эта моя констатация является подкопом под кого-то – Фельтринелли, Страда, Пастернака, Кожинова?

Передать Фельтринелли текст романа "Доктор Живаго" без засветки было нельзя. Засветка же привела к тому, что и КПСС, и Итальянская компартия обратились к товарищу Фельтринелли с просьбой не издавать роман "Доктор Живаго". Что сделал Фельтринелли? Он издал роман. Его исключили из Итальянской компартии. При всей изощренности в действиях КПСС (а она была) передать текст Фельтринелли и начать на него давить с тем, чтобы он этот текст не публиковал, КПСС не могла. Так кто же передал текст Фельтринелли? ЦРУ? Но тогда почему оно потом так сложно добывало текст для издания на русском? Какие-то транснациональные элитные группы, состоящие из наших элитариев и элитариев итальянских (далеких от Итальянской компартии)? Почему они так преуспели в своем проекте, обогнав всех остальных, охотившихся за пастернаковской рукописью?

Зафиксируем только наиболее очевидное. Общаться с Пастернаком в 1957 году итальянскому аспиранту было вообще не просто. Это по определению было несколько "стрёмным" занятием. Оказываться же в роли связника между Пастернаком и Фельтринелли… Это было либо суперстрёмное занятие, либо занятие, кем-то санкционированное. Рассмотрим оба варианта.

Суперстрёмное занятие было бы немедленно прервано нашими органами. А занимающийся этим аспирант выслан из страны.

А значит, занятие было санкционированным. Кем конкретно? По какой, говоря на профессиональном языке, "линии"?

Версия "канал между КПСС и ИКП"? А почему тогда Фельтринелли повел себя столь категорично, отказавшись от требований, выдвинутых и КПСС, и ИКП? Значит, это по определению была какая-то другая "линия".

Будучи исключенным из Итальянской коммунистической партии, Фельтринелли в 60-е годы путешествует по миру, встречаясь с Фиделем Кастро, Эрнесто Че Геварой и Хо Ши Мином. Че Гевара на то и был Че Гевара, чтобы позволять себе разнообразные контакты. Но чтобы Кастро и тем более Хо Ши Мин стали встречаться с исключенным из компартии человеком, замазанным в каких-то историях с изданием романа опального Пастернака! Изданием – вопреки требованиям КПСС и ИКП!..

И Кастро, и Хо Ши Мин отвечали за свои народы. И находились на очень высоких постах. Ссориться с КПСС они не могли. Да и из-за чего ссориться? Из-за встречи с каким-то Фельтринелли? Так кто же обеспечивал встречи сомнительного издателя – с людьми такого ранга и такой политической ориентации? Какая "линия"? Какая транснациональная элитная группа?

Фельтринелли, прибыв в Боливию и выйдя на связь с Режи Дебре, пытался спасти Че Гевару. В таких случаях всегда "фифти-фифти". Может быть, Фельтринелли пытался спасти Че Гевару. А может быть, он его подставлял. В любом случае, Че Гевара погиб, а "Боливийский дневник" Че Гевары был передан Фельтринелли.

Ну как, не слабо? Я не собираюсь становиться историком спецслужб и вникать в нюансы излагаемых мною сюжетов. Я настаиваю только на двух вещах. На достоверности этих сюжетов и их крайней экстравагантности.

Вернувшись в Италию после гибели Че Гевары в 1967 году, Фельтринелли создает знаменитую Группу партизанского действия. Это стопроцентно террористическая группа, которая террористическими действиями должна была срывать, по замыслу ее создателя, действия террористов, намеренных осуществить правый госпереворот в Италии.

Террор… Контртеррор… Красные бригады, черные бригады… Как бы это культурнее выразиться? В Италии конца 60-х – начала 70-х годов на этом поприще без договоренностей со знаменитой ложей "Пи-2" было ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Не считаю нынешнего премьера Израиля Б. Нетаньяху особым экспертом в этом вопросе. Но он человек элиты, берегущий свою репутацию. И совсем "с потолка" брать данные ему просто не дадут. В своей книге "Война с терроризмом. Как демократии могут нанести поражение сети международного терроризма", вышедшей в США в 2001 году, он упоминает Фельтринелли. Еще раз подчеркну, что книга Нетаньяху – тенденциозная, но Нетаньяху не может себе позволить проявлять тенденциозность так, чтобы пострадала его репутация. Репутация вообще – и репутация компетентного человека в особенности.

Нетаньяху пишет: "В конце 60-х годов советская военная разведка (ГРУ) организовала курсы подготовки иностранных террористов в Чехословакии; выпускниками этих курсов стали многие из первоначальных руководителей итальянских "Красных бригад". ‹…› Итальянский издатель-террорист Джанджакомо Фельтринелли, тоже закончивший курсы ГРУ, в период с 1969 по 1971 год двадцать два раза ездил в Чехословакию".

Нетаньяху нужен советский след в деле "Красных бригад". Но мы же понимаем, что советским следом все не исчерпывалось. Что был и советский след, и след совсем иной. След так называемых сетей "Гладио", которые теперь, после рассекречивания архивов спецслужб НАТО, можно обсуждать не конспирологически, а исторически. Итальянские неонацистские организации находились в таком наипрочнейшем переплетении с красными радикалами из "Бригад", что диву даешься. Координатором, повторяю, тут явно была ложа "Пи-2". А значит, и спецслужбы Ватикана (особенно же куратор этих спецслужб архиепископ Пол Марцинкус). А также – транснациональные банки, в которых вертелись сомнительные деньги.

Если Фельтринелли был всего лишь агентом ГРУ – то я последний, кто кинет в его сторону камень. Но как тогда могло быть, что он не только вышел из ИКП (чего не сделаешь, если ты агент и у тебя спецзадание), но и напечатал Пастернака, вопреки воле КПСС? ГРУ могло действовать вопреки воле КПСС по политическим вопросам? Безусловно, нет. А значит, речь идет о чем-то сугубо транснациональном и архисложном. О чем же?

Фельтринелли на этот вопрос уже не ответит. Он погиб 14 марта 1972 года. Был ли он убит или подорвался на своей взрывчатке – мы, видимо, никогда не узнаем.

Нарисовали треугольник "Витторио Страда – Пастернак – Фельтринелли"?

Нарисуйте и треугольник "Витторио Страда – Бахтин – Кожинов".

И вчитайтесь внимательно в кожиновский текст, который я привел выше. Вы убедитесь, что реконструкция этого текста, которую я сейчас предложу, лишена всяческой фантазии. И на грубом аналитическом языке излагает один к одному то, что чуть более изысканно сказано Кожиновым. Итак, реконструкция.

1961 год. Сотрудник ИМЛИ В. Кожинов приходит к высокому бюрократу (директору "издательского агентства" – так у Кожинова) и говорит ему: "Рукопись Бахтина уже находится в Италии, печатайте быстрее здесь, в СССР, иначе будет вторая история с Пастернаком". По словам Кожинова, "высокопоставленный чиновник очень испугался и спросил меня, что делать". Высокопоставленный чиновник может очень испугаться. И даже должен. Но спрашивать, что делать, он будет не у сотрудника ИМЛИ, а у инстанций. Он немедленно доложит руководству об этом возмутительном разговоре. Вместе с руководством – выйдет на Лубянку и в другие спецслужбистские центры. Кожинова за подобное сообщение, сдобренное шантажом, просто выгонят с работы. Или не просто выгонят, а еще и отправят "куда подальше". Сказанное – вполне тянет на срок. И Кожинов – не Пастернак.

Значит, либо Кожинов не был только работником ИМЛИ. Либо он выходил не на директора издательства, а на другие инстанции, которые, посовещавшись, нечто соорудили. Либо… Либо что?

Витторио Страда перебросил в Италию еще и книгу философа Эвальда Ильенкова "Диалектика абстрактного и конкретного в "Капитале" Маркса". Чем это кончилось для Ильенкова, мы знаем – крупным скандалом.

Количество коммуникационных "треугольников" и "многоугольников", в которых решающим звеном является Страда, превышает все допустимые пределы. Ю. Давыдов хвалит Страда за усилия по переводу его книги на итальянский. Ю. Лотман и Б. Успенский – тоже. В 1961 году – история с Бахтиным, чьими работами особо интересовалась супруга Страда Клара Янович.

А теперь главное. Весьма разборчивая в отношениях Елена Сергеевна Булгакова передает Страда (аспиранту МГУ, коммунисту!) отрывки из "Мастера и Маргариты", исключенные из первого советского издания. Страда тем самым становится "повивальной бабкой" еще и первого полного издания "Мастера и Маргариты" в Италии.

Витторио Страда работал в СССР с 1957 по 1968 год. Как говорится, "чтоб мне так жить, и чтоб мне за это ничего не было". В 1968 году советские власти отказали ему в визе на въезд в СССР после того, как в московском аэропорту у него изъяли открытое письмо Солженицына. Письмо это вскоре напечатала "Унита". Речь шла о публикации на Западе романа "Раковый корпус". Страда провел тогда сутки под арестом. Роман Солженицына "Раковый корпус" вышел по-итальянски в 1969 году с предисловием Витторио Страда.

Оказавшись невъездным, Страда продолжает работать по советской тематике. Работает он с теми, кто уехал из СССР. То есть с диссидентами. Виктором Некрасовым, Михаилом Геллером и другими. Страда входит в редколлегию "Русской мысли", а также в редколлегию журнала "Континент" (основатель и редактор – В. Максимов).

В СССР он возвращается в 1988 году. Тема "перестройка и Страда" требует отдельного рассмотрения. Пусть бы об этом рассказали те, кто входил в "Московскую трибуну"… А также лица, близкие к А. Д. Сахарову… Лицо, близкое к Сахарову, руководило и ближайшими сподвижниками Ельцина (причем в очень жестком, директивном ключе), и Сахаровым (который без совета этого лица не делал ни шагу). Самим этим лицом – руководит Страда. Ну, почему я всё за всех должен рассказывать? Пусть другие тоже не жмотничают!

Но все-таки – что общего у В. Кожинова, который всегда позиционировался в качестве почвенника-охранителя, и В. Страда? Казалось бы, гораздо больше общего должно быть у В. Кожинова с охранительно-почвенным писателем В. Кочетовым! Чей конфликт со Страда закончился для Кочетова весьма печально.

Ан нет! С одной стороны – Страда, Кожинов, Бахтин, масса других блестящих имен. С другой стороны – Кочетов. Конфликт посредственности и талантов?

Ой ли! И. Золотусский пишет в статье "Знак беды" о своей последней встрече с Василем Быковым: "Мы виделись с ним в Риме осенью 1990 года. Покойный Владимир Максимов и, слава Богу, здравствующий итальянский славист Витторио Страда организовали встречу писателей из России. Идея была проста – помирить тех, кто в перестройку рассорился, кто и до нее представлял разные течения в родной словесности, но все же не враждовал. Тут были Д. Лихачев и В. Солоухин, Г. Бакланов и В. Крупин, С. Залыгин и В. Астафьев, В. Буковский и Ч. Айтматов. Был и Быков".

Чего во мне нет, так это инквизиторского пафоса. 1990 год. Все готовы ехать в Рим по иноземному приглашению – а почему бы нет? Да и вообще – ну, приехали… И что? Послушали – поразмышляли – уехали. Но мы уже ознакомились с фактурой, свидетельствующей о масштабе притязаний "слава Богу, здравствующего" организатора встречи!

Зачем приезжают писатели – это одно. Зачем организатор устраивает в Риме нечто подчеркнуто парадоксальное – другое. В этой парадоксальности есть идея. И совершенно очевидно, какая. Какая идея может объединить Солоухина и Бакланова? Догадайтесь с трех раз! Идет 1990 год. Медленно – иначе нельзя – мы приближаемся к главному. К ответу на вопрос о том, что так разочаровало в 1922 году Н. В. Пигулевскую, да и весь круг Бахтина в целом.