Хроника : Шоковая терапия — экономическая теория, а также комплекс радикальных экономических реформ, базирующихся на этой теории. Эти реформы, как декларируют постулаты «шоковой терапии», «… направлены на оздоровление экономики государства и вывод её из кризиса». К таким реформам относятся моментальная либерализация цен, сокращение денежной массы и приватизация убыточных государственных предприятий.
* * *
ШОКОВАЯ ТЕРАПИЯ
Кургинян: Ну, видимо, обсуждая этот вопрос, хотелось бы, прежде всего, сказать о том, что любая система, в том числе мы обсуждаем систему построения капитализма в России, при том, что капитализм должен был заменить собой социализм, который существовал в СССР и в РСФСР, как части СССР. Любая система построения капитализма и вообще любая система срочного перехода вот в такое вот капиталистическое состояние, она естественно чревата некими рисками. Можно просто действительно перейти в другое капиталистическое состояние (и вопрос: в какое именно? – потому что состояния эти бывают разные), а можно просто всё сломать и никуда не перейти. При этом, чем более радикально осуществляется переход из одной системы в другую, тем больше риск того, что ты пациента этим убьёшь. Сам термин «шокотерапия», он же содержит в себе «шоко», «терапия». Впервые он использовался по отношению к психиатрическим больным, на которых действовали электрошоком или каким-нибудь другим шоком. Считалось, что гигантское шоковое воздействие, которое само по себе создаёт стресс, в состоянии именно силы этого воздействия, самим фактором этого стресса встряхнуть существующие устоявшиеся неправильные системы и за счёт этого, возможно, саморегуляция приведёт к тому, что системы окажутся правильными. А соответственно людей с тяжёлыми психическими превращениями и так далее терзали шоками и чем угодно ещё. Их в конечном итоге можно было подвергать любым суперстрессовым воздействиям, надеясь на то, что эти суперстрессовые воздействия откроют что-то в психике больного и подавят что-то другое. При этом не что-то специально точечно подавлялось и что-то специально мобилизовывалось. А вот удар наносился по всему в целом. А потом считалось, ну, глядишь, поскольку доминируют больные системы, то они умрут … И поскольку, когда умрут больные, может быть, возникнут здоровые, то может быть, они и возникнут. Сам этот принцип «авось, может быть» и так далее вместе с этим радикализмом – «немедленно в кратчайшие сроки», - поскольку, нужно быстро перейти из «очень неправильного состояния» в совсем другое – «правильное и спасительное» (и быстро), то, как можно больше шока, ещё больше шока. Резче контраст, больше удар по системе. Сильнее наносить удар, в любую точку системы. Весь этот принцип сам по себе вызывает много вопросов. Первая часть вопросов связана с тем, так ли уж был плох социализм, как абсолютно альтернативное мироустройство, ничего общего с капитализмом не имеющее. Если он позволял развиваться. Если он позволял создавать какие-то вменяемые модели жизни, модели воспроизводства, модели правильного распределения доходов между людьми. Я уже много раз говорил, что, когда профессор, заведующий кафедрой, получает 600-700 рублей, а штукатур или водитель получают 200, то это пропорция правильная. Вопрос не в том, насколько цифры верны, а в том, что вот высококлассный специалист с особыми достижениями, с особым интеллектуальным уровнем квалификации и так далее должен получать в три раза больше, чем специалист среднего класса. Когда наоборот всё происходит, то, во-первых, ни о каком развитии речи быть не может, – это только деградация. Ну, а во-вторых, это говорит о том, что систему-то хотят убить. Поэтому по факту мы видим, что систему перевели из неоптимального, возможно, но жизнеспособного состояния в состояние явным образом нежизнеспособное, не имеющее ничего общего с развитием, но имеющее очень много общего с деградацией. Соответственно возникает вопрос: её так случайно перевели из одного, более эффективного, тем не менее, состояния в менее эффективное? Или хотели перевести из одного состояния в другое именно таким способом? А желательно, чтобы из менее эффективного в ещё более-менее … и так далее … Иначе говоря, все эти младореформаторы были прогрессорами, как они считали себя, или регрессорами? И в чём прогресс, если профессор, заведующий кафедрой, доктор наук получает не больше по отношению к штукатуру и рабочему, а меньше? А сам этот рабочий, штукатур получает не столько, сколько надо, чтобы хоть как-то воспроизводиться, то есть создавать семью, иметь жильё, лечиться, обучать детей, лечить детей, кормить детей, а находится в стадии недовоспроизводства … А уж профессор тем более находится в этой же стадии … Почему же это состояние называть более эффективным? Или, грубее, – для кого оно более эффективно? Для этого большинства народа, которое лишено возможности воспроизводства? Или для того страшного большинства, которое при этом получило очень много? И тогда возникает вопрос: когда проводили эту радикальную реформу, то чего хотели? – Хотели добиться некоего состояния, когда это меньшинство будет получать очень многое, а остальные перестанут получать что бы то ни было? Или хотели добиться действительно какого-то процветания для всех? Вот то, как это осуществлялось, само это слово «шок», «шокотерапия», «побольше шока», «побыстрее переход» … при точном понимании того, что любой шок – это стресс, а любой стресс – это состояние между жизнью и смертью, когда систему можно-то вылечить, но гораздо больше шансов сломать (и чем круче шок, тем больше шансов сломать) вызывает много вопросов. Далее вопрос возникает, как я уже говорил, в том, нужно ли было вообще переходить от состояния социализма к капитализму и чем, собственно говоря, плох был социализм, если он позволял воспроизводиться, создавал более или менее нормальную иерархию вот этих приоритетов типов профессий … В конце концов, известная фраза: «Учись, сынок, а то работать будешь», – помимо каких-то негативных обертонов имела позитивный: «Учись!». Иди наверх с точки зрения интеллектуального роста. Квалификация – это же главные черты, казалось бы, информационного общества, а те, которые сейчас существуют – это главные черты антиинформационного общества, общества деградации к феодализму или чему угодно ещё и, между прочим, эти-то черты и развиваются сейчас в нашем обществе и никто их не останавливает. Итак, первый вопрос возникает: нужно ли было вообще переходить. Второй вопрос: если переходить, то куда? «Как куда, – скажут нам, – в капитализм». Вопрос – в какой? Капиталистическая система, как и любая другая система, имеет ядро и периферию. Это как в яйце, – желток и белок. Ещё есть скорлупа – слой, охраняющий систему от соприкосновения с внешним миром. Так в какой именно капитализм был намечен переход? В капитализм ядра мировой системы или в капитализм периферийный, который так и называется: «периферийный капитализм»? Было ясно, что применяемые методы – есть методы перехода не к капитализму вообще, а именно к периферийному капитализму. То есть к капитализму типа колумбийского, латиноамериканского в целом. Возможно даже к какому-нибудь там и полуафриканского, это в лучшем случае, потому что, как мне бы хотелось в дальнейшем обсудить, даже у этих типов периферийного капитализма есть всё-таки своя собственная системно-функциональная логика, которая в случае нашей страны оказалась тоже нарушена. Итак, нас переводили в периферийный капитализм. «Шоки» нужны были для того, чтобы перевести в периферийный капитализм. А дальше возникает вопрос: что такое периферийный капитализм? Периферийный капитализм – это капитализм, в котором ядро пожирает периферию. Это капитализм, при котором (должен быть дан откуп ядру), ну, если говорить очень грубо, в пределах данной модели, ядро грабит периферию. Ядро получает сверхприбыль за счёт того, что оно размещается на этой периферии. Периферийный капитализм и неоколониализм – это почти одно и то же. В сущности, одно и то же. Просто периферийный капитализм подчёркивает в явлении его политэкономическую характеристику, а неоколониализм политическую характеристику, как таковую. Итак, правительство младореформаторов, по сути своей, занималось сознательным переводом страны в периферийный капитализм, потому что никакие «шоки», и это знают все, в капитализм ядра никакие страны не переводят. «Шоки» же должны сломать некоторые местные автохтонные структуры и дать структурам международным занять их место по причинам, предположим, их большей эффективности. Для кого? Прежде всего, для самих этих структур. А там уж, как придётся. В этом смысле «ограбление» – это всё тот же термин, просто дать на место автохтонным структур разместить структуры международные и дать им извлечь максимум прибыли – это более корректный того, что называется «ограбить». Итак, возникает естественный вопрос о том, какими именно способами это делается. Какими способами переводят именно в периферийный капитализм, а не в капитализм вообще … Делается это с помощью ломки автохтонных структур, местных, местного производственного контура. Местный контур объявляется паразитарным, неэффективным, патерналистским по отношению к государству, бюрократизированным и так далее. И этот контур ломают. Является ли этот контур таким, каковым его называют? Иногда да, а иногда и нет. Чаще даже нет. Ибо что происходит в принципе в данном случае? Давайте рассмотрим просто для ясности, ну, простой пример. Я – международная корпорация, и я хочу зайти на территорию. И мне нужны вот эти, эти, эти, эти объекты. А на этих объектах кто-то сидит: какой-то местный капитал, полугосударственные какие-то фирмы, Бог знает кто там … например, на какой-нибудь венесуэльской нефти или на чём-нибудь ещё. Что мне нужно сделать? Мне нужно эти структуры разорить. Любой ценой. Подавить, разорить, поместить их в такую новую среду, в которой они станут абсолютно неконкурентными. Тогда они рухнут. И вот тогда, когда они рухнут, я смогу туда легче зайти. Но одно дело мне, как человеку, который управляет внешними факторами, вот, например, какими-нибудь международными транснациональными корпорациями, которые и являются агентами ядра на территории периферии … Одно дело мне разрушать всё это, пользуясь только моими внешними рычагами … Ну, какие это могут быть рычаги? Ну, кого-то могу подкупить, могу какое-нибудь международное давление оказать на систему. Могу заплатить больше денег с тем, чтобы перебить конкурентов, начать продавать продукцию по более низким ценам и так далее. А другое дело, если я, как вот эти самые совокупные полуТНК, выступая ещё от имени супергосударств, могу просто заставить ваше государство не поддерживать ваши местные структуры, а разрушать их. В этом случае возможности резко увеличиваются. Во-первых, это государство можно убедить не поддерживать эти структуры. Почему не поддерживать? – «А потому что это абсурдно и противоречит логике рынка». Позвольте! Какой логике рынка, какого рынка? Что сельскохозяйственные продукты на Западе не поддерживаются государством? На каждый доллар продаваемой продукции нет доллара дотации или евро? Нет, да? Значит, эти структуры государств, которые находятся в ядре капиталистической экономики, очень даже поддерживают структуры частные, которые находятся в ядре государственной экономики, очень даже поддерживаются государствами. А вот структуры, которые находятся на периферии, государствами не должны поддерживаться. Госкапитализм должен существовать на той территории, которая захватывает периферию. А сама периферия должна капитулировать, у неё не должно быть возможности защищаться за счёт наличия у неё госкапитализма. Поэтому самым желательным типом правительства является правительство, которое управляется с помощью полутранснациональныхкорпораций и стоящих за их спиной суперстэйт – сверхгосударств, а не с помощью собственных национальных интересов. Правительства стран периферии удобны для ТНК и стоящими за их спиной супергосударствами. Удобные для ТНК и стоящими за их спиной супергосударств вот эти правительства стран периферии должны быть офисами ТНК. Так и было. Никто этого не стеснялся. Международный валютный фонд – главное средство реализации этих ТНК предлагал кредиты правительству. В обмен на эти кредиты, которые оказались безумно «нужны». Без них просто помереть и ничего делать нельзя. Правительству в обмен на эти кредиты диктуется линия. Правительство не вырабатывает национальную стратегию, оно является инструментом осуществления стратегии ТНК, в явную или в закрытую. В закрытом случае говорится: «Мы вас спасаем от жуткого совка и вас вводим в лоно настоящего капитализма, потерпите». Это закрытый путь осуществления стратегии ТНК на собственной территории. А если говорить для посвящённых, то ясно было, что все эти правительства Гайдара, Чубайса и все прочие, – это просто офисы ТНК, в них сидели консультанты ТНК и МВФ. Эти консультанты откровенно говорили, что «поскольку мы вам даём кредиты, выполняйте нашу линию, а не какую-то ещё. И не спрашивайте нас, отвечает наша линия интересам народов или нет. Она нужна кредитору. И цыц!» Кредитор продиктовал линию, правительство брало под козырёк и ещё болтало оставшимся несчастным, которые верили, что они эти несчастные будут завтра осчастливлены капитализмом. ТНК же, которые это всё диктовали, от имени которых это всё диктовал Международный валютный фонд, хотели получить сверхприбыли на своей территории. И захватить объекты и отжать всю прибыль себе, то есть ограбить эти страны, в которых они осуществляют данную политику. За спиною же стояли супергосударства, для которых важно было разрушить раз и навсегда конкурента. Им вообще плевать было на то даже, какую прибыль получит ТНК. Получат – слава Богу. Геополитическая суперприбыль состояла в том, чтобы этот больной никогда не вылечился, вообще никогда не вылечился. Поэтому этому больному диктовали точно то, что должно было превратить, если грубо говорить, его насморк в онкологию или что-нибудь похуже. И только этим они и занимались. И всегда, в любых случаях эта «шоковая терапия», сам этот фактор шокоорганизации – есть фактор ломки. Фактор перевода какой-то системы, которая находится в состоянии функционирования и развития, в состояние деградации. «Мне Вас очень надо вылечить. У Вас там головная боль или что-нибудь ещё, возьму монтировку, стукну по голове и может быть, у Вас там, как-то так там, клетки переместятся, что головная боль пройдёт, а может быть, у Вас там опухоль – и она пройдёт. А может быть, я Вам голову проломлю. Но поскольку у Вас уже очень сильная головная боль, то я и стукну очень сильно, ибо клин клином выбивают. Стукну так сильно, чтобы, желательно, проломить череп. Ну, извините, череп у Вас оказался недостаточно прочный. Прошу прощения!» Итак, я снова говорю, что все эти методы были, во-первых, методами разрушения действовавшего уклада, который обеспечивал и функционирование, и развитие и который, было совершенно непонятно, зачем его разрушать, если он обеспечивает базовые условия – функционирование и развитие. Исправлять – понятно. Разрушать – непонятно. Второе. Разрушалось это, якобы, в пользу «Великого капитализма». И сразу под нос совали все примеры великих капитализмов: шведского, американского, французского. А методы, которые использовали: либерализация, шок и всё прочее. Это в лучшем случае, я ещё раз подчеркну, в лучшем, является методами перевода не в капитализм вообще, а в периферийный капитализм, условно, колумбийского или венесуэльского, или никарагуанского образца. И это тоже было понятно всем, кто это делал. И это второе. Третье. В ходе этих методов, поскольку речь идёт о периферийном капитализме, то надо просто дать ядру пожрать периферию. Переводя на экономический язык, надо ТНК и их агентам на территории дать пожрать то, что ещё может олицетворять собой национальную экономику. Это всё как бы … Все эти «шоки» - это средство пожирания национальных экономик. И ничего больше. Совершенных, несовершенных … Только когда их пожрут, они будут очень совершенными, но не для вас, а для тех, кто вас пожирает. Никто не думает в таких случаях о ваших прибылях. Думают о прибылях ТНК и стоящих за их спиною структур. Наконец, последнее. Делалось это в наглую. Международный валютный фонд давал какие-то кредиты, которые было непонятно зачем нужны стране, у которой были собственные ресурсы. И которая уже было дезорганизована так, что эти собственные ресурсы мобилизовать было нельзя, а дезорганизована она было ускоренным разрушением социализма. После этого она оказалась на голодном пайке. Ей предложили ресурсы и продиктовали всю стратегию её смерти от «А» до «Я». И так делали везде. И было известно, что так делали в Боливии, везде те же люди. И опять приехали делать всё то же самое. И они это сделали. Теперь одно «но». Даже при построении периферийного капитализма выполняются некие законы, которые в данном случае были нарушены. Основной закон заключается в том, что утром – инфраструктура, вечером – шок. Вечером – инфраструктура, утром – шок. Но сначала инфраструктура. Потому что производить шок при отсутствии инфраструктуры, на которую вот это вот – то, что ты встряхнул должно лечь … Ну, как, с чем это сравнить… ну, вот, существует какая-то сеточка, на которую взбаламученные вещи должны сесть, вот туда … Но должна быть сеточка, на которую вот встряхнули – это шок, - вы взбаламутили это всё, а потом же это всё должно сесть на какую-то сеточку. Если сеточки нет, то чего вы взбаламутили-то? Поэтому сначала – хоть тоненькие зачатки инфраструктуры, чтобы они ещё при этом встряхивании не сломались, а потом встряхнуть и то аккуратно. И, взбаламутив, может быть, оно сядет на эту сеточку. Ещё в сеточку ещё магнитного тока побольше, чтобы к нему притянулось всё. Но сеточки же не было вообще. Это как сейчас там западные безумцы говорят, что им нужно главное, чтобы были свободные выборы. Скажите, свободные выборы можно проводить, предположим, в рабовладельческом Египте? Или в феодальной Франции 12-го века? Вот, сделали свободные выборы … И что? Феодальная Франция или рабовладельческий Египет за счёт свободных выборов превратятся в современное капиталистическое государство? Ну, кто-то в это верит? Значит, сначала создаются инфраструктурные элементы, которые делают свободные выборы действительно демократическим механизмом. Ну, рождается этот независимый индивидуум … Один человек – один голос … Теряются основы этой корпоративности и всех цеховых, сословных структур. Но, если начать проводить свободные выборы в сословном обществе, то будет воспроизведено сословное общество в худшем его варианте. То же самое и с экономикой. Если вы не создали инфраструктуры и начинаете шок, то вы усугубляете все нездоровья, которые были. Потому что шок ваш бьёт по всему, что осталось ещё здоровым в системе. Он не по больным элементам бьёт, а по здоровым. У социализма был воспроизводственный контур, – вы его разрушили, а капиталистический не создали. Вы добиваете социалистический, а дальше начинается онкология. Что такое либерализованые цены в условиях отсутствия инфраструктуры конкуренции? – Это сумасшедший рост цен. Это гипермонополизм. Это подчёркивание худших черт советского общества, но только в отсутствии советского воспроизводственного контура, советского контура в развитии. То есть это регресс по-советски. Не развитие по-советски, а регресс по-советски. Капитализма больше не стало, - регресса больше становится. Потому что тот же самый государственный магазин и та же самая государственная система получает неограниченные возможности вас грабить на монопольной основе. И это понимали все. От Явлинского до Гайдара. Все они понимали, что они онкологизируют ситуацию. Почему же они это делали? А они сами по этому поводу говорили – почему. «Потому что, если это сделать, то будут мафиозные банды. А если этого не сделать – вернётся социализм. Так мафиозные банды, мафиозная онкология любая – лучше, чем социализм». Тут мы имеем дело с фанатиками, которые ненавидят социализм и поэтому для них всё, что угодно лучше, и с негодяями, которые прекрасно понимают, что мафиозные банды уничтожат страну, и только этого и хотят. Вот что такое либерализация цен et cetera. Это способ уничтожения, убийства, сознательно применённый в определённых дозах против системы, которую они называли социалистической и которая была на самом деле просто системой воспроизводства и развития страны. Страна, лишённая системы, была брошена в регресс и социальную онкологию. Это мы и имеем.
* * *
ГАЙДАР И ЕГО КОМАНДА
Интервью с Р.И. Хасбулатовым : Вопрос: А почему так получилось, Руслан Имранович? Вы общались с Борисом Николаевичем, я могу предположить, и неоднократно на эту тему. Р.И. Хасбулатов: Да мы в день по три раза встречались, у нас были очень хорошие отношения вплоть до появления вот этих непонятных людей, которые не принимали участие … Вопрос: Первый президент Вас слышал? И, если слышал, то в какой момент он перестал слушать? Р.И. Хасбулатов: Перестал слушать с того периода, когда он обманул меня, и фактически всех. И вдруг, неожиданно возникли вот эти люди странные во главе правительства. Он сам стал … Вот я вам расскажу такой эпизод. В одиннадцать часов мы расстались с Ельциным, завтра у нас начинается съезд, где с докладом выступает Ельцин. Это октябрь 91-го года. С докладом выступает, главным, Ельцин. И он же предлагает состав правительства. Я собираю в рамках съезда Верховный Совет, и мы утверждаем правительство. Он мне говорит, спрашивает: «Руслан Имранович, как Вы относитесь к знаменитому офтальмологу Святославу Фёдорову?!» Я говорю: «Борис Николаевич, очень хорошо отношусь.» Тем более, что я ещё с 86-го года консультировал Фёдорова, когда он создавал этот мощный комплекс микрохирургии глаза. Я ему помогал там, давал советника по экономическим вопросам, прочее. Я говорю: «Я его давно знаю, признанный человек». Он говорит: «Я его выдвигаю». Я говорю: «Вас поддержит Верховный Совет, съезд. Здесь никаких проблем». Одиннадцать часов. Где-то в двенадцать, в первом часу я доехал домой. Я жил тогда на проезде Шакальского. Я доехал домой (тогда у нас не было этой мобильной связи, а городские телефоны). Вы-то ещё молодой, я думаю, так некоторые слушатели ещё, наверное, помнят. Жена даёт мне телефон и говорит: «Борис Николаевич на проводе». Второй час ночи. Он говорит: «Руслан Иванович, я вот подумал и решил выдвинуть академика Рыжова. Юрия Рыжова, он союзный депутат, ректор вот технического университета, академик, тоже авторитетный человек». Я говорю: «Ну, вообще-то Святослав Фёдоров мне кажется предпочтительнее, но Вы президент … это Ваше право … Да … Но вы президент, – я говорю, я спорить не буду. Я тоже спорить не буду. В принципе, это тоже неплохая кандидатура. Я поддерживаю, коль Вы так решили» Договорились, да? Завтра в десять часов я открываю съезд. Так, все формальности заканчиваем, я предоставляю слово Ельцину. Он выступает с неплохим, в общем-то, докладом, с обзором. Кстати, формально ещё Союз существует до декабря, 7-го декабря ещё, как Вы понимаете ещё 2 месяца. И в конце он говорит: «Вот я решил полномочия главы правительства взять на себя, вот финансово-экономический блок у меня будет возглавлять Егор Гайдар». Егора Гайдара тогда абсолютно никто не знал, только узкий круг специалистов. Работал он в журнале «Коммунист», потом в газете «Правда» отдел экономики возглавлял. Ну, никому не известная фамилия. Так, по аналогии … Корреспондент: Фамилия-то известная … Р.И. Хасбулатов: Нет. Фамилия известная. Но даже люди не знают сын он, внук … И имеет ли он отношение к этому знаменитому Гайдару, на произведениях которого, Вы помните, в школах мы ещё буквально воспитывались? Так. «А политический блок у меня будет прикрывать Бурбулис». Ну, Бурбулиса знали хорошо и ненавидели страстно … В общем, буря началась. Так. Недовольство страшное. И на Верховном Совете, где утверждался этот состав правительства, мне пришлось проявить максимум усилий для того, чтобы утвердить вот это правительство.
* * *
Из интервью первого президента России Б. Ельцина газете «Московские Новости» от 21 октября 2003 года : Вопрос: Какой смысл был в том, что в 91-м вы сделали рискованный выбор в пользу малоизвестных, но очень амбициозных политиков? – Мне была абсолютно ясна задача, которую надо решить. Политический строй предстояло не просто изменить, а перевернуть. Вместо советской политической системы должна была появиться демократическая. Вместо административно-командной экономики – рыночная. Вместо цензуры – свобода слова. Я понимал, что безболезненным переход от одного к другому не может быть. Значит, неизбежны непопулярные меры. Нужна была команда матросовых, которые бы приняли огонь на себя и продвигались бы вперед, каким бы сильным ни было общее недовольство. <…> Вопрос: Вы понимали, что эта работа может лишить их политического будущего? – Конечно. Они должны были сделать свое дело и потом уйти ... тогда, в начале 90-х, у меня не было другого выбора. Я должен был найти людей, которые будут решать сложнейшие задачи, не оглядываясь на то, как это скажется на их политическом будущем. Нужно было собрать такую команду, которая сгорела бы, но осталась в истории. Вопрос: Они были готовы сгореть? – Мы не обсуждали с ними этот вопрос. (Борис Ельцин: Первый президент Российской Федерации 12.06.1991-31.12.1999)
* * *
Новиков: Итак, в январе 1992-го года команда правительства Гайдара делает первый и самый решительный свой шаг. Оно начинает шоковую реформу. Начинает её с отпуска цен. Что собой представляла команда Гайдара? Был, собственно, Гайдар и его круг людей. Это Пётр Авен, Анатолий Чубайс, Андрей Нечаев, Александр Шохин, Владимир Лопухин и ряд других фигур. Всё это были люди, прошедшие советскую школу консультирования в высших органах власти. Это были те люди, которые консультировали ЦК, аппарат Совмина и в какой-то мере Комитет госбезопасности по экономическим вопросам. Был аппарат правительства, который (во главе с Алексеем Головковым) … который готовил все решения. То есть весь документооборот проходил через Головкова, через Головкова происходило согласование с администрацией президента и с другими органами власти. Проблема. Ельцин был в тот момент исполняющим обязанности премьер-министра. Это решение было в высшей степени, скажем так, политически рискованным, потому что, принимая на себя исполнение обязанностей премьер-министра, Ельцин оказывался как бы заложником тех действий, которые де-факто осуществлял Гайдар. Кроме того, существовала ещё одна замечательная проблема. Ельцин и команда Гайдара были очень ментально разными, потому что всё-таки бывший свердловский партаппаратчик и московская полуакадемическая, полувластная команда консультантов – это всё-таки разные миры и разные мироощущения. Между ними просто не могло не возникать конфликтов, трений, недопониманий. Ещё чего-то в этом духе. И между Ельциным и этой командой гайдаровской возник своеобразный посредник в лице Геннадия Эдуардовича Бурбулиса, занимавшего тогда посты первого вице-премьера и госсекретаря. Фигура эта ныне, почти забытая, забыта. Но в тот момент Бурбулис фактически претендовал на роль, своего рода, не только … на роль своего рода идеолога тогдашней российской власти. Почему этот человек – бывший преподаватель марксизма-ленинизма из Свердловска оказался столь властно востребованным? Дело не столько в его посреднических способностях, урегулировать … разруливать между Ельциным и командой Гайдара, сколько в определённых, наработанных им с 89-го года связях. Бурбулис оказался человеком, который фактически решал все вопросы взаимоотношений межрегиональной и депутатской группы в Верховном Совете СССР и на съезде народных депутатов СССР с различными международными институтами и фондами. И Бурбулис с этого момента наработал очень большой пакет международных связей и, в какой-то мере, был и полезен Ельцину и им ценился. И вот этот, наработанный им, пакет связей, коммуникаций на международном уровне, он позволил ему занять роль ельцинского … тогдашнего главного ельцинского фаворита. Но это фаворитство, получение этой роли фаворита очень сильно пробудило властные амбиции и некие амбиции и претензии Бурбулиса на роль идеолога, главного идеолога тогдашней российской власти. В какой-то момент это просто не могло не прийти в противоречие как с самой натурой Ельцина, как человека, не терпевшего рядом с собой слишком умных, так и с его властными амбициями.
* * *
Из интервью Г. Бурбулиса для книги о Е. Гайдаре, опубликованном в журнале «Forbes» 22 июля 2010 года : «… это не мы у него, а это у нас Ельцин, в некотором смысле, был таким незаменимым одухотворенным инструментом. Это не было служение Ельцину. Он служил нам! По большому счету ...» (Геннадий Бурбулис: первый зампредседателя Правительства РФ 06.11.1991-14.04.1992, секретарь Госсовета – 08.05.1992-26.11.1992)
* * *
Новиков: Так кто же кому служил? Ельцин младореформаторам или младореформаторы командой «камикадзе», которые должны были выполнить ту работу, которую поручил им Ельцин. В какой-то мере … в какой-то мере весь этот спор становится достаточно, скажем так, пустым, кроме одного момента. Безусловно, Бурбулис в своих амбициях воспринимал Ельцина, как свой инструмент. Но Ельцин был политиком, который ценил, слишком ценил свою власть и понимал, что вот на данном этапе своего властвования он должен иметь команду Бурбулиса и команду Гайдара и разруливать с помощью её какие-то процессы в стране. Это определялось, во-первых, международным контекстом, то есть известно, например, высказывание Гавриила Попова о том, что влиятельные международные финансовые институты рассматривали Гайдара, как фигуру, которая может гарантировать, скажем так, использование вот той фигуры, под которую они готовы были давать России … оказывать ей финансовую помощь. Это высказывание Гавриила Попова. Никто его не опроверг. Во-вторых, Ельцин понимал, что Гайдар является своего рода тараном, который позволит ему добить те силы, которые он воспринимал, как угрозу своей власти. Например, что Гайдар поможет ему … так сказать, станет тем тараном, который ударит по советско-консервативным силам, которые желали бы реставрации и для которых Ельцин являлся своего рода препятствием на пути этой реставрации. Но Ельцин не мог не понимать и другого, что, разделяя политическую ответственность с Гайдаром за всё, что происходит в стране, он оказывается его заложником. И в какой-то момент их пути должны были разойтись. Только Ельцин должен был сделать этот расхождение наиболее приемлемым для себя и для своей власти способом. То есть расстаться с Гайдаром так, чтобы не задеть ни те международные силы, ни те внутрироссийские силы, для которых Гайдар был ставкой. И в этом смысле, конечно, обе стороны рассматривали … и младореформаторская команда, и Ельцин, рассматривали друг друга, как инструменты своей игры. Но вот в жизни оказалось, что они-таки не сделали Ельцина … что младореформаторская команда не сделала Ельцина своим инструментом. Он не был их инструментом. И уж говорить об этом Бурбулису сейчас скорее, скажем так, некое лестничное остроумие, которое сейчас, спустя многие годы он озвучивает в интервью «Форбс».
* * *
ЛИБЕРАЛИЗАЦИЯ ЦЕН
Хроника : Радикальная либерализация потребительских цен была осуществлена 2 января 1992 г. в соответствии с Указом Президента РСФСР от 03.12.1991 № 297 «О мерах по либерализации цен» и Постановлением Правительства РСФСР от 19.12.1991 № 55 «О мерах по либерализации цен», в результате чего 90 % розничных цен и 80 % оптовых цен были освобождены от государственного регулирования.
* * *
Бялый: Рыночные реформы, которые у нас всё время ассоциируются с командой Гайдара, вот она начинала … на самом деле были только развитием и усугублением тех мер по внедрению рынка, которые производились, грубо говоря, с 1987-го по 1990-й год. Это Горбачёв, Яковлев, Рыжков. Именно тогда был заложен тот фундамент или тот курс, с которого уже почти невозможно было свернуть. Я напомню, что там было. Первое, это закон о совместных предприятиях с зарубежными инвесторами. По этому закону уже оказывалось возможно выводить часть активов советских предприятий в совместные предприятия. Выводились наиболее «вкусные», наиболее производительные, ценные активы. А так же вывозить часть прибыли, продукции, включая материалы, через эти совместные предприятия за рубеж. Одна, скажем так, сильно криминальная лазейка. Дальше. Был закон о госпредприятии. Самое крупное, что в этой сфере было. Предприятиям дали возможность … первое, – снизили госзаказ, дали возможность по произвольным, по рыночным, так сказать, ценам, свободным продавать всю продукцию сверх госзаказа. Дали почти полную свободу в распоряжении прибыли предприятия. То есть можно не инвестировать в производство, не делать амортизационные отчисления, можно всё пускать в зарплату и дали выборность директоров. И тогда директор, под угрозой того, что его не выберут, начал поднимать зарплату работникам вместо того, чтобы инвестировать в развитие производства. Естественно, инвестиции в производство рухнули, цены на продукцию скачком повысились, львиная часть прибыли начала распределяться на зарплату. И, наконец, закон о кооперации в СССР (это уже 88-й год), в котором было прописана возможности кооперативов действовать практически в любых сферах, включая торговлю. Что началось? Часть активов предприятия отдаётся в кооператив. Кооперативы при каждом предприятии создаются. В этих кооперативах идёт как бы работа сверх плана, практически никем не контролируемая, и продажа кому угодно и как угодно. То есть все незапрещённые виды деятельности пошли туда. Вымывались производственные активы, материальные запасы, прибыль и даже оборотные средства. То есть объём денег у населения рос, поскольку зарплаты резко поднялись. Товаров стали производить меньше: на кой чёрт их производить много и хорошо, если можно просто задрать цены. В результате, полный разбаланс спроса и предложения. Значит, естественно, – инфляционные вещи. Ну, и кроме того, продавать-то ведь начали не только кооперативы и не только через какие-то госсети, которые ещё были, а через так называемую фарцовку (но это мелочи), были там гораздо более серьёзные люди, которые занимались чем угодно, ну, скажем так, от станков до лекарств и от игрушек до танков. Было и такое, мы хорошо знаем знаменитые дела скандальные. То есть что произошло? Важнейшие элементы рыночных обменов были узаконены в отсутствие каких-либо намёток на фундаментальные рыночные институты. Не было законодательной базы рынка. Не было кредитного рынка, не было фондовой биржи. Ничего не было. Были только как бы узаконенные рыночные обмены. То есть в результате важнейшие события, которые тогда происходили – на теле бывшей советской экономики возник своеобразный такой вот полукриминальный или чисто криминальный квазирыночный уклад. И, когда (уже в независимой России) в декабре 91-го и январе 92-го принимались указы о свободе торговли, включая внешнюю торговлю, и о либерализации цен, – это было по сути дооформление вот этого самого квазирыночного квазиуклада с очень сильным криминальным содержимым.
* * *
Чубайс : Острота лекарства определяется остротой болезни. Для того, чтобы смягчать, делать постепенно, поэтапно, нужно было стартовать в другой ситуации, а не в той, в какой реально стартовали. Сейчас всё забывается, – что всё это происходило не в 85-м, не в 89-м и даже не в 90-м, а происходило в январе 92-го. И это был момент, когда, собственно, экономика перестала функционировать в самом исходном смысле слова. Я хорошо помню, как я пришёл в магазин после работы у себя, в Питере. Большой-большой такой универсам, громадный, в котором не было ничего. Ничего – не в фигуральном, – в буквальном смысле слова. И только посредине громадного торгового зала стояла корзина такая. И в ней лежало три таких сине-зелёных кочана капусты, полусгнивших. И, собственно, всё. То есть не было не то, что там мяса, молока … не было консервов, не было, ну, просто ничего. Это означает, что в экономике обмен веществ прекратился. Значит, что производителю бессмысленно производить, потому что он на полученные деньги не может купить сырьё и продукцию. Как-то забылось. Но я хорошо помню, что главная тема, которая обсуждалась в то время, была тема, – сколько голодных смертей будет в зиму в России. А главная проблема, которую решали люди, готовясь к зиме, – это покупка буржуек. Это в Питере, да и в Москве. На фоне вот такого масштаба угроз (они не были эфемерными, они не были выдуманными, они были абсолютно реальными) действует только очень сильное лекарство. Аппендицит валерьянкой не лечат. (Анатолий Чубайс: С 1 июня 1992 года – заместитель председателя правительства по вопросам экономической и финансовой политики)
* * *
Бялый: Зачем и почему именно в тот момент понадобились вот такие вот реформы? Ну, дело в том, что происходило следующее … Была такая государственная советская административная структура управления: министерства, главки, тресты и так далее. Во-первых, эту систему управления начали решительно сокращать, то есть вместо 54-х министерств – 36. Главков вообще не меряно сократили. И, во-вторых, у них начали отнимать функции. То есть реально, реальные управленческие функции. Министерства и главки упраздняли. А люди-то оставались. Эти люди имели опыт. Эти люди понимали, как ведутся дела, понимали, как работает экономика вполне конкретно. И они, фактически, начали создавать из себя, как бы отдельно от государства, которое их выбросило, параллельную теневую структуру административно-хозяйственного управления. То есть они эти управленческие функции перевели под себя. Но уже не в целях обогащения государства, расширения производства, а в целях личного обогащения, личного блага и так далее. Вот эта приватизация функций в результате разрушения советской системы произошла, потому что рыночной системы, никакой вообще рыночной системы не было, а в управлении нуждались не только те сверху, которые это делали, но и снизу, потому что у них не было средств, не было инструментов какого-то управления, системной связанности обеспечения. Ничего не было. То есть это был взаимный интерес. И этот взаимный интерес создал параллельную систему хозяйственной власти. Эта параллельная система хозяйственной власти просто вот по факту своего существования должна была самоорганизоваться в том числе в виде разного рода картельных соглашений по ценам, по рынкам и именно под неё легла основная часть вот этих разнообразных кооперативов. И именно вот в этой параллельной теневой системе начали концентрироваться громадные деньги вот этого самого кооперативно-псевдорыночного, полукриминального обменного процесса. То есть возникали, ну, скажем так, грубо говоря, общаки номенклатурно-криминальных и чисто криминальных кланов параллельных, хозяйственных. И, естественно, эти общаки, эти кланы становились мощным фактором влияния на экономическую. И на другую политику, не только на экономическую политику. Им эти деньги надо было пристраивать. Они не могут лежать в кубышке, это не те люди. Они иначе мыслят. Это не миллионер Корейка. Значит, их нужно пристраивать … Куда? Прежде всего это нужно было защищать от инфляции. Инфляция была огромная, да? А как защитить? Во-первых, перевести в валюту либо прямой конвертацией, либо продажей тех товаров, которые востребует особенно остро мировой рынок через всякие совместные предприятия. Для чего и нужны были либерализация внешней торговли и валютных обменов. Вот эти гайдаровские законы. Во-вторых, эти деньги нужно было пустить в приватизацию собственности. Ребята это были простые. Они умели управлять предприятиями, и они хотели управлять предприятиями, потому что ничего другого не умели. Но предприятиями управлять не для государства, не для дяди, а для себя. Значит, им нужна было приватизация. Им нужно пустить эти деньги в приватизацию собственности. Гигантский советский производственный потенциал … Значит, заводы, месторождения … Ну, естественно, для начала они назвали эту собственность не общенародной, как записано в конституции было, а государственной. Затем объявили, что государственная собственность неэффективна и необходимо её перевести в частный реестр. К этому времени, на фоне возникшей инфляции, ни у предприятий, ни у граждан особенно больших денег для участия в приватизации не осталось. То есть по-крупному в эту игру могли играть только вот эти номенклатурно-криминальные и криминальные кланы, о которых мы говорим. Ну, в общем, они-то это и начали делать. В декабре 90-го года правительство Рыжкова было отправлено в отставку. Премьером стал Валентин Павлов, да? И он пытался рулить вот обломками уже разрушенной практически до основания советской хозяйственной системы. Значит, в январе 91-го он проводит форсированный (в три дня) обмен крупных банкнот в пятьдесят-сто рублей на новые. Старого образца на новые. Ну, якобы для борьбы с накоплением богатств у теневых капиталистов. Они, мол, под подушкой это копят. А если быстро обменять, то они не сумеют … Да? Но, конечно, Павлов не мог не понимать (он был совсем неглупый мужик), что вот номенклатурно-криминальные и криминальные кланы уже сложились, они уже очень давно под подушкой ничего не хранят. У них всё в другом месте и прочно. Ну, во-вторых, в апреле Павлов вдвое повысил немногие, ещё контролируемые государством, цены. Хотя опять-таки понимал, что этот контроль уже нереальный, он чисто номинальный, формальный. Ничего контролировать нельзя, если рынок завален. В подавляющем большинстве продукция кооперативов и прочих – по произвольным ценам. То есть кризис в экономике Советского Союза нарастал. Сделать с ним ничего было нельзя. Огромный спад производства – зачем производить, если можно задрать цены. Глубокий дефицит бюджета, поскольку, налоги предприятия не платят. И быстро растущий внешний долг. Вот такая ситуация с реформами Павлова. Но реально на самом деле никто не знал (ведь фраза: «Мы не знаем общество, в котором живём», – она к этому периоду относилась, ну, пожалуй, в максимальной степени), никто ничего не знал … Кто-то что-то подозревал, но не знал, что творится у соседа. Даже люди, обычно довольно осведомлённые. Почему-то предполагалось, что есть некие кооператоры и бандиты, которые крышуют кооператоров, которые зарабатывают гигантские деньги и кладут их под подушку. Естественно, не в рублях, а в сотенных. И вот, если сделать такой обмен, то эти деньги погасятся, пропадут. Вот была такая идея … Она была, наверное, вполне искренней. Но на самом-то деле кооператоры уже довольно давно выстроились в струнку и впаялись вот в эти самые номенклатурно-криминальный и криминальные кланы. И там с деньгами обращались иначе. То есть что-то они, в результате, из-под подушек выгребли, мизерную часть, обозлили многих людей. Но результат, на который они рассчитывали, они, конечно же, не получили.
* * *
Чубайс : Я работал в Питере тогда в исполкоме. Ленгорисполком. Я помню, каждый понедельник у нас было совещание у председателя горисполкома. И начиналось оно с доклада моих коллег, заместителей. Один из этих докладов – по запасам продовольствия. Каждый доклад начинался со слов: «Мяса в городе осталось на 5 суток, на 10 суток, на трое суток. Ближайший пароход с мясом подойдёт через 10 суток». Всё. Это Петербург. Три миллиона человек с лишним. Или я помню табачные бунты, когда … на Невском проспекте магазин такой был, в народе его называли «главхабарик», в котором, собственно, продавалось курево, его не было. Народ стоял в очереди и не полчаса, а сутки, двое. Его нету … Народ звереет … А там рядом ремонтировалось одно из зданий. Народ начал разбирать леса, которые были на здании. Баррикада, перекрыт Невский проспект ... Приезжаю на место – как-то разрядить ситуацию. Потому что, что в таком городе отсутствие табака? Это страшное дело. Это страшнее, чем мясо … Почти так же страшно, как хлеб. (Анатолий Чубайс: С 1 июня 1992 года – заместитель председателя правительства по вопросам экономической и финансовой политики)
* * *
МИФ О «БЕЗАЛЬТЕРНАТИВНОСТИ»
Из интервью Николая Рыжкова «Независимой газете» 20 апреля 2010 года : Вот как образовался, допустим, дефицит табака. <…> Михаил Сергеевич мне говорит: «Вот Борис Николаевич пришел, и он возмущен, что чуть ли не табачные бунты в России идут. Как же так, почему нет ни сигарет, ни табака?» Я говорю: «Михаил Сергеевич, почему вы меня об этом спрашиваете? Вы спросите его. Ведь все табачные фабрики подчиняются республикам. Такое же положение было и в РФ. Так вот, Борис Николаевич, у вас 26 табачных фабрик. Вы сразу остановили в один присест на капитальный ремонт 24 фабрики. Зачем? Я понимаю, ремонтировать надо, но остановите сегодня две фабрики, завтра – пять, зачем сразу все? А потом приходите к президенту и говорите, что мы виноваты … (Николай Рыжков: Председатель Совета Министров СССР 27.09.1985-14.01.1991)
* * *
Бялый: Что происходит, когда ключевые отрасли, сегменты экономики практически монопольно или олигапольно, то есть на паях, контролируются вот такими вот субкриминальными или чисто криминальными кланами? В этих условиях они, грубо говоря, диктуют ценовую и производственную политику. То есть если они не поставлены в рамки определённых жёстких законодательных ограничений, которые есть в любой нормальной рыночной экономике, причём, чем более современной, тем более жёсткие, то в этих условиях цены на рынке принципиально не могут быть средством балансировки спроса и предложения. Это главный миф наших реформаторов, – что цены на рынке всегда балансируют. Чёрта с два они балансируют, если нету жёсткой законодательной рамки и очень чётко установленных правил игры. Только тогда они балансируют и то в случае, если экономика в спокойном режиме. Кризис… они уже не балансируют. Что показывает нынешний кризис даже в самых лучших экономиках. А уж когда экономика, извините, в бардаке тем более ничего не балансирует. То есть производитель будет сокращать инвестиции в производство. Само производство будет падать, производитель будет задирать цены, будет повышать зарплаты работникам, увеличивать количество денег при уменьшении товаров и услуг, которые на эти деньги можно купить. Что это такое? Это классическая ситуация дефицита. А в этой цепочке есть ещё торговец, который хочет получить свою маржу, и заинтересован в том, чтобы дефицит был побольше, чтобы свою прибыль увеличить. И, кроме того, в этой цепочке есть кланы, которые, напомню, уже тогда прочно готовились к приватизации. И они были заинтересованы в том, чтобы дефицит, во-первых, обеспечил изъятие денег у работников и предприятий, – чтобы не было конкурентов приватизации. И, во-вторых, чтобы этот дефицит создал такие экономические и политические шоки … шоки … которые позволят создать вокруг вот прежней советской «ужасной» административно-командной экономики вот предельно негативные мифы и тем самым позволят поскорее её доломать. И, конечно, эти кланы будут стараться, в меру своих возможностей, управлять товарными и денежными потоками (а возможности у них, как мы понимаем, были) таким образом, чтобы увеличить дефицит, усугубить шоки и добиться вот этих целей как можно быстрее и надёжнее. Так что механизмы были и естественные, происходящие из сознательно выстроенной квазирыночной криминальной системы и (как бы естественные) … и вполне сознательно целенаправленные, которые были и определялись главными интересантами этих реформ, которые хотели их длить «дальше, дальше, дальше», – как тогда выражались некоторые идеологи реформ и, прежде всего, в приватизацию.
* * *
Чубайс : Как-то забылось … Но я хорошо помню, что главная тема, которая реально обсуждалась в то время, была тема – сколько голодных смертей будет в зиму в России. И вот мы, собственно, и приготовились … Сегодня нет мяса, завтра нет хлеба, послезавтра нет табака. Это абсолютно реально. И это не где-то там в Ивановской области, в Кинешме … У них было так же, а это в Питере. Страна реально стояла перед угрозой массовых голодных смертей осенью и зимой 91-го – 92-го года. (Анатолий Чубайс: С 1 июня 1992 года – заместитель председателя правительства по вопросам экономической и финансовой политики)
* * *
Из интервью Григория Явлинского журналу «Forbes» 04 марта 2010 года : Тема безальтернативности была использована как способ политического самооправдания. Это очень ответственное, но спорное утверждение, что наступал голод и есть было совершенно нечего. Да, в магазинах было шаром покати, но никаких признаков голода не было. Возникали альтернативные способы реализации многих потребительских товаров. Разговоры о том, что приближалась окончательная катастрофа, – это преувеличение. Но голод, гражданская война … Вопрос: Иными словами, вы решительно не согласны с тезисом, который Гайдар тщательно аргументировал в своих последних книгах, – о тотальной нехватке продовольствия и приближении коллапса … – С августа 1991 года по просьбе Ельцина и Горбачева я был заместителем председателя Комитета по оперативному управлению народным хозяйством СССР – в то время так называлось союзное правительство. Через этот комитет проходила вся информация о том, что происходило в стране и в, частности, на потребительском рынке. Кроме того, члены этого комитета контролировали всю гуманитарную помощь, которая поступала в СССР. И, как участник этой работы, могу вам сказать: действительно были сложности, но никаких чрезвычайных ситуаций не было. Пустые полки, пустые магазины выглядели, конечно, дико, но это было не в новинку, еще живы были талоны ... <…> объемы продовольствия, бывшие в наличии, не вызывали опасений, что все вот-вот погибнет. У продовольствия ведь есть одно интересное свойство – его надо реализовывать, пока оно не испортилось. Это не золото и не картины, оно не может лежать веками. По крайней мере, я не помню ни одного заседания правительства с повесткой дня «О голоде в России». (Григорий Явлинский: зампредседателя Комитета по управлению народным хозяйством СССР 24.08.1991-12.1991)
* * *
Бялый: Реальной угрозы не было ни в столицах, ни в глубинке в России. В этом Явлинский совершенно прав. Сейчас есть вполне надёжная, доступная статистика, которая показывает, что, как раз, производство продовольствия по большинству товарных позиций в России и в СССР сохранилось или упало очень незначительно. То есть, есть такие данные … Были пустые полки в магазинах, но были полные холодильники в городах и непустые погреба в деревне. Была система коммерческой торговли продовольствием, в которой было всё, чего душа желает. Определённая часть населения, те, у кого не было денег на продукты питания по новым коммерческим ценам, те, действительно, жили впроголодь или даже просто голодали. Это правда. Но это никак не связано с дефицитом продовольствия. Это связано с сознательным обрушением старой хозяйственной системы в условиях, когда новая система складывается в криминально-антисоциальном формате. Вот что было. И голодные пенсионеры того времени, ну, совершенно ничем не отличаются от сегодняшних пенсионеров голодных, которые ходят мимо заполненных дефицитными продуктами магазинных витрин, а в кармане или в кошельке у них скудные там пять рублей. Разницы никакой. Не дефицит продовольствия, а дефицит денег. Так что насчёт голода, угрозы гражданской войны … у Чубайса это один из очередных мифов для политико-экономических манипуляций, кстати, не только населением, но и властью. Потому что власть, в лице Бориса Николаевича, верила. Верила. Вот. Потенциальная угроза голода была, но в единственном смысле. В том смысле, который был в Соединённых Штатах Америки во время великой депрессии: то, что в начале 30-х годов происходило и то, что, например, описал Теодор Драйзер и другие крупные американские писатели. Тогда в Америке производство продуктов питания, скажем так, соединилось в систему негласных картелей и синдикатов. И они, эти производители, зарывали в землю и сбрасывали в океан в огромном количестве избыток продовольствия, чтобы удержать на него высокие цены. Это, действительно, правда, это не миф Драйзера. И, действительно, в это время (это оценки, взаимноподтверждённые американских исследователей, а не чьи-то там конспирологические измышления) … в это время в Америке как минимум четыре миллиона человек умерли от голода, перлаго и других заболеваний, связанных с голодом. Вот такой голод, в принципе, мог быть. Но, к счастью, у нас вот эти самые криминально-корпоративные группы, которые вот управляли вот этими процессами дефицита либо не додумались, либо не осмелились, либо не сумели в сфере продовольствия такие картели и синдикаты создать. И, слава Богу, нас миновала чаша сия. Но объективных предпосылок с точки зрения дефицита продовольствия в этот период не было. Чубайс врёт, Явлинский прав.
* * *
Из интервью Петра Авена журналу «Forbes» 02 марта 2010 года : Теоретически могли быть какие-то голодные бунты. Но вы вспомните 1991 год – пустые полки магазинов, но никто не голодает, на улицах вы не видите людей, съедающих лошадь, как в 1919-м в Москве, и так далее. Этого ничего не было. Рестораны работали, дома все, в принципе, нормально питались. (Петр Авен: В 1991-1992 гг. министр внешнеэкономических связей РФ)
* * *
Бялый: Гражданская война … Ну, что имел в виду Анатолий Борисович, – я не знаю. Анатолий Борисович может иметь в виду одно, думать второе, говорить третье, мечтать о четвёртом. Это его неотъемлемое свойство. Сильное и слабое одновременно. Но гражданская война могла быть в единственном случае ... О чем идёт речь? Он апеллировал к эпизодам гражданской войны в России, которая бы сопрягалась с голодом и в значительной мере была связана с голодом. Это же – гражданская война и голод – вещи сопряжённые, когда бунты голодные выливаются в гражданское противостояние. Возможно, он имел в виду это. Но … может быть, он имел в виду что-то другое. Но это нужно спросить у Анатолия Борисовича.
* * *
VI СЪЕЗД НАРОДНЫХ ДЕПУТАТОВ РФ
Хроника : Хасбулатов: «Другое дело. Подождите. Не надо. Никакого позора нет. Ребята растерялись. Так. Подождите». 11 апреля 1992 года Съезд принимает Постановление «О ходе экономической реформы в Российской Федерации», в котором: отмечает целый ряд проблем в экономике: спад производства, разрушение хозяйственных связей, резкий спад жизненного уровня населения, рост социальной напряжённости, нехватка денежной наличности; отмечает, что правительство не создало эффективно действующих экономических рычагов и теряет управление государственным сектором народного хозяйства, а также недостаточно эффективно взаимодействует с соответствующими органами власти и управления, руководителями предприятий, представителями трудовых коллективов и профсоюзных объединений; предлагает президенту России внести существенные коррективы в тактику и методы осуществления экономической реформы с учетом замечаний и предложений, высказанных народными депутатами на шестом Съезде народных депутатов, и представить их до 20 мая 1992 года Верховному Совету Российской Федерации.
* * *
Из интервью Г. Бурбулиса П. Авену и А. Коху, опубликованному в журнале «Forbes» 22 июля 2010 года : Петр Авен: «Сегодня это выглядит странно, но для нас было шоком, когда мы узнали, что началась атака на правительство и что Ельцин в принципе согласился под давлением Верховного Совета и представителей директуры уволить часть гайдаровских министров. В этом списке был министр топлива и энергетики Лопухин, министр здравоохранения Воробьёв, я и кто-то еще. <…> Теперь-то я понимаю, что воспринимал Ельцина совершенно неадекватно, считая, что он такой патриарх, который за нас драться будет вплоть до собственной отставки. Мы были совершенно не готовы к тому, что нас вот так хладнокровно разменивают». (Петр Авен: В 1991-1992 гг. министр внешнеэкономических связей РФ)
* * *
Новиков: Итак, 13 апреля 1992 года на VI съезде народных депутатов происходит демарш гайдаровской команды. Она объявляет о своей … о коллективной отставке. Эта отставка фактически принята не была. Но произошло два знаковых события. Событие № 1 – это отставка Геннадия Бурбулиса с поста первого вице-премьера с оставлением его на посту госсекретаря Российской Федерации. Событие № 2- это отставка самого Егора Гайдара с поста министра финансов. Есть две версии этих событий. Первая – это версия самого Бурбулиса, которая описывает то, что решение об отставке правительства было принято спонтанно после, якобы, нанесённых Хасбулатовым оскорблений на 6-м съезде в адрес команды Гайдара. И, в результате чего, было принято коллективное решение об отставке, после чего произошла договорённость между Ельциным и Хасбулатовым. И существует версия … версия, которую я бы назвал версией Ельцина-Юмашева. В книге «Записки президента», изданной в 94-м году, Борис Николаевич Ельцин так объяснил … точнее, конечно же, Валентин Борисович Юмашев, как автор литературного текста этой книги. Он так объяснил мотивы отставки Бурбулиса: «Бурбулиса вдруг стало много». Что это значит, переводя с бытового языка на язык политический? Это означает, во-первых, что Бурбулис действительно к тому моменту уже очень сильно задел некие ельцинские властные амбиции. Он стал претендовать не на роль доверенного сотрудника и самого доверенного, так сказать, посредника между ним и Гайдаром. Но и на роль идеолога – строителя новых властных институтов и фактически второго лица в государстве. Для Ельцина, для которого власть всегда существовала в чистом виде, как власть ради власти, это, безусловно, не могло не стать предметом для раздражения. Во-вторых, Ельцин стал понимать, что та политическая цена, которую он платит, те издержки, которые он платит за поддержание амбиций Бурбулиса, как серого кардинала и идеолога российской власти, слишком высоки. И, в-третьих, видимо, Ельцин не был к тому моменту готов к слишком, скажем так, радикальному выяснению отношений с Хасбулатовым и Верховным Советом и съездом. Потому что он в тот момент не понимал до конца, какую цену придётся платить за эту конфронтацию, он до конца не выстроил силовой блок. Ну, Министерство обороны появится в России лишь в мае. И не был уверен, конечно, до конца в надёжности силовиков. И не были, конечно же, отстроены ещё до конца те механизмы неформальной власти, которые появятся у Ельцина к октябрю 93-го года: это Коржаков, это Барсуков. Это их система, система влияния на спецслужбы и на бюрократию. Вот в этой ситуации, безусловно, Ельцин предпочёл, во-первых, компромисс со съездом. Во-вторых, убрать наиболее раздражающие, как Верховный Совет и съезд, так и его, фигуры. Например, ту же фигуру Бурбулиса. И, наконец, стоит сказать о такой немаловажной детали, как то, что перед 6-м съездом очень много говорилось о возможной отставке с поста Главы президентской администрации Юрия Владимировича Петрова – фигуры, опять-таки ныне почти забытой, а в тот момент очень и очень влиятельной. Отставку Петрова прогнозировали силы, близкие к Бурбулису и к правительственной команде Гайдара. Петров воспринимался ими как крайний консерватор, партийный аппаратчик. Партийный аппаратчик, который мешает их деятельности. Действительно, Петров был человеком, который понимал всю опасность гайдаровского курса. Возможно, у него было своей, альтернативной Гайдару, программы. Но это был человек, во-первых, понимавший эту опасность. Во-вторых, крайне лояльный Ельцину. И Ельцин воспринимал его, как фигуру очень себе близкую и в личном, и в социальном плане. И вот эта попытка Бурбулиса и Головкова, и других выдавить Петрова, видимо была воспринята ещё Ельциным как посягательство на собственную власть. А вот этого он не терпел. И при первом же возникшем удобном моменте он начал строить как Бурбулиса, так и Гайдара, увеличивая, во-первых, дистанцию между ними и собой. А, во-вторых, пытаясь делать их всё более управляемыми.
* * *
Из интервью Г. Бурбулиса П. Авену и А. Коху, опубликованному в журнале «Forbes» 22 июля 2010 года : Петр Авен: «А почему он так пытался с ними договориться? Я никак не могу понять. Что они могли? У него была всенародная поддержка. Даже через год, когда последствия реформ давили вниз его рейтинг, он легко выиграл у них референдум. Он мог совершенно спокойно их распустить. Только начались реформы, еще все его любили. Почему он так реагировал? Почему он спокойно смотрел, как мы уходим? Почему он сдал ближайшего советника <…> [Г. Бурбулиса]? И при этом вел бесконечные разговоры с Хасбулатовым?» (Петр Авен: В 1991-1992 гг. министр внешнеэкономических связей РФ)
* * *
Новиков: Так почему же Ельцин всё договаривался или как бы делал вид, что желает компромисса с Верховным Советом? Во-первых, в вышеприведённой цитате Авен совершенно очевидно путает две ситуации. Это ситуации тогдашней Конституции и Конституции, принятой в 93-м году. Ельцин не имел права роспуска Верховного Совета и съезда. А вот Верховный Совет и съезд имели право объявить ему импичмент. И в этой ситуации как бы не был Ельцин, как я уже говорил выше, не был уверен до конца в том, по какому сценарию произойдёт дальнейшая эскалация событий: либо он сможет оседлать силовой сценарий и разогнать в ответ на импичмент Верховный Совет и съезд, либо нет. Во-вторых, Ельцин, безусловно, понимал, что дальнейшее политическое заложничество у Бурбулиса и Гайдара может окончательно съесть не только его рейтинг, но и общественную поддержку. И, в-третьих, что самое важное, Ельцин наткнулся на сопротивление даже не общества, а крупных лоббистских и номенклатурных групп. Эти группы очень условно можно назвать промышленным лобби. Но это очень условное название, потому что на самом деле речь шла о целом ряде отраслей, которые, не будучи взаимосвязаны между собой, а в некоторых случаях даже предельно конкурирующие между собой, тем не менее, страдали от реформ Гайдара и были крайне недовольны деятельностью правительственной команды. И тогда Ельцин предпринимает после съезда народных депутатов, после окончания 6-го съезда, в мае-июне 92-го года он принимает несколько важных решений. Во-первых, он назначает в правительство вице-премьерами Владимира Шумейко и Георгия Хижу. Это была явная уступка части военно-промышленного лобби, связанного в основном с тяжёлой и частью высокотехнологичного блока. Во-вторых, значение этого события у нас как бы почему-то не освящено и даже не осмыслено. 30-го мая он отправляет в отставку министра топлива и энергетики Владимира Лопухина. Вместо него вводится пост вице-премьера по ТЭК. Этим вице-премьером по ТЭК становится Виктор Черномырдин. Пост министра топлива и энергетики оказывается вакантным до января 93-го года, пока туда не пришёл Юрий Шафранник, который в тот момент являлся кандидатурой Черномырдина. Что же … В чём была знаковость отставки Лопухина? Безусловно, отставка Лопухина означала некое проявление очень давнего конфликта, как лично Гайдара, так и его команды, с топливно-энергетическим лобби. Ну, ещё в 89-м году, работая редактором ... заведующим отделом в журнале «Коммунист», Гайдар выступил на страницах этого журнала против проекта одновременного начала пяти крупных строек в Западной Сибири. В ответ на это 6 министров во главе с министром газовой промышленности Черномырдиным написали в журнал письмо, в котором обвинили Гайдара, цитирую дословно «в поспешном и недостаточно взвешенном экономическом обозрении. Не утруждая себя документами, Гайдар ставит под сомнение необходимость комплексного развития производительных сил Западной Сибири». Так гласил текст того памятного письма. В ответ на это Гайдар публикует в «Коммунисте» новую античерномырдинскую статью под весьма знаковым заголовком «Зря денег не дают». И ЦК поддерживает не министра газовой промышленности Виктора Черномырдина, а зав. отделом журнала «Коммунист» Егора Гайдара. И уже тогда в конце 80-х – начале 90-х годов в разработках гайдаровской команды начинается активно педалироваться тема необходимости разделения так называемых естественных монополий, то есть ТЭКа на составные части. Когда Гайдар оказался в правительстве, он ставит во главе министерства топлива и энергетики своего старого знакомого Владимира Лопухина. Владимир Лопухин – фигура ныне почти забытая, но почти забытая не значит не достойная внимания. Владимир Лопухин сын крупного офицера КГБ, очень вписанный в элиту спецслужб. По собственному признанию Лопухина, ему советы в жизни давал Андропов. Ну, тут, как говорится, опровержений не было, а это признание самого Лопухина. Человек, даже если Андропов не давал ему советов по жизни, то подобное признание – есть некая попытка повесить на себя определённый знак принадлежности к определённым структурам. Опять-таки, Лопухин этого захотел. И он этим гордится. Лопухин очень много занимался, ещё в советские годы, возможностями развития тюменского и западно-сибирского регионов. Лопухин создавал концепцию реформирования, так сказать, советского ТЭКа. И, в какой-то мере, в части нефтяной промышленности (то, что задумки Лопухина удались …) – вместо единого централизованного нефтяного суперминистерства у нас возникло несколько вертикально-интегрированных концернов в нефтяной отрасли. Лопухин, к моменту своей отставки, замахнулся и на другую «священную корову» ТЭКа – это на «Газпром». Совершенно очевидно, что дальнейшая реализация идей Лопухина привела бы к тому, что часть бы нефтяной и газовой номенклатуры выиграла, а значительная бы часть проиграла. И определять выигравших и проигравших должен был Лопухин и те, с кем он работал в ближайшей спайке. Но, опять-таки, давно забытым фактом, но забытым – не значит, ничего не значащим, является тот факт, что председателем инвестиционного фонда содействия топливно-энергетической промышленности при Министерстве топлива и энергетики был Михаил Борисович Ходорковский, который и сделал к концу весны 92-го года вчерне план приватизации нефтяной и газовой промышленности для Лопухина. При этом Ходорковский имел ещё и ранг заместителя министра топлива и энергетики. Ещё более важным, как мне кажется, для оценки деятельности Лопухина, является его очень плотная завязка на Францию. После отставки Лопухин представлял в России интересы банка «Лазар», крупного французского финансового учреждения. В его ближайшем окружении были люди, которые очень плотно взаимодействовали с банком «Париба», с французским банком «Париба». Ну, и, наконец, сам Лопухин впоследствии женился на гражданке Франции, полурусской-полуфранцуженке, имеющей как русские, так и французские аристократические корни. И здесь, как говорили мне некоторые эксперты, весьма хорошо осведомлённые и хорошо знающие ситуацию в ТЭКе … И здесь интересы Лопухина, точнее тех сил, которые сделали ставку на Лопухина, – а это, скажем так, в основном это часть отечественных нефтяных генералов и часть финансовых французских кругов, – вошли в клинч с интересами, во-первых, газовой номенклатуры во главе с Черномырдиным, во-вторых, в клинч с интересами части староевропейских, в первую очередь германских, элит, которые не были заинтересованы в переделе влияния в отечественном ТЭКе. И вот эта отставка Лопухина, на самом деле, которая прошла почти незамеченной обществом, о которой почти уже никто не помнит, она на самом деле является очень знаковой. Ельцин не просто уступил давлению газовой номенклатуры. Он, видимо, уже в мае 92-го года начал продумывать для себя возможности освобождения от гайдаровской команды. И простройки неких альтернативных международных и внутрироссийских альянсов. И замена Лопухина на Черномырдина, видимо, была одной из таких проработок.
* * *
ГИПЕРИНФЛЯЦИЯ
Из интервью Григория Явлинского журналу «Forbes» 04 марта 2010 года : «… когда вы решением правительства в один день, 2 января, в сверхмонополизированной экономике вводите сразу буквально на все, кроме нефти и некоторых продовольственных товаров, свободные цены. При этом вся торговля государственная, все розничные предприятия государственные, все производители продуктов питания государственные. На одну огромную область – один огромный молокозавод, который начинает тут же диктовать цены, и не только цены реализации, но и закупочные цены на сырье у крестьян. В этих условиях гиперинфляция просто неизбежна, потому что происходит либерализация не цен, а монополий. Никакого ценового равновесия не возникает, а ведь цель либерализации – в создании некоторого равновесия как пролога к стабилизации». (Григорий Явлинский: зампредседателя Комитета по управлению народным хозяйством СССР 24.08.1991-12.1991)
* * *
Бялый: В начале 92-го года в России были ликвидированы Госплан и Госснаб, то есть … и полностью отпущены цены, то есть окончательно были убраны с дороги те последние, уже совсем полудохлые советские хозяйственные регуляторы, которые раньше хоть как-то могли чем-то управлять. Но другие регуляторы от этого, естественно, вовсе не появились. И, непонятно, планировались ли. И вот тогда начала в полной мере показывать свои зубы вот эта самая стихия дикого, нерегулируемого рынка. Я уже сказал, что цены отражают равновесие спроса и предложения только в условиях существующих и эффективно работающих рыночных институтов от развитого экономического законодательства до бирж. А если их нет, то цены отражают интересы и аппетиты кланов, которые монополизировали производство и распределение товара и услуг. То есть, что это значит? Цены растут до тех пор, пока есть кому и на что покупать эти товары и услуги. В начале 92-го покупателей было ещё много. Предприятия накачивали население деньгами через зарплаты. Банки бывших союзных республик, не только России, очень хорошо, изо всех сил вели эмиссию тех же самых рублей – они были везде одинаковые. Не только Центробанк России, но и банки союзных республик. То есть, у многих людей были сбережения. И, поскольку, зарплаты и доходы были приличные вот в эти последние, «лихие» годы советского времени, то и сбережения были приличные. Потому спрос на товары был, и цены летели вверх, ну, вот, с космическими скоростями. Что очень быстро обнаружилось? Выяснилось, что цены предприятий – те, по которым они производят и могут продать посреднику, они уже (предприятия-то уже встроены вот в эти клановые, криминальные псевдо-рыночные цепочки) … они не могут сами устанавливать цены. Ими уже руководит теневая пирамида. Так вот, цены предприятий очень сильно отстают от цен на рынках. Первое. Тогда предприятия не могут индексировать зарплаты. А неиндексированные зарплаты ещё сильнее отстают от цен на рынках. Значит, государство не получает в бюджет. Оно не может индексировать пенсии и стипендии, и другие социальные выплаты. Сначала скукоживаются банковские счета предприятий, затем частью обесцениваются, частью заканчиваются сбережения населения. И начинается катастрофическое падение производства. Производить не на что. Денег нет. Особенно в наиболее высокотехнологичных отраслях, которые работали в основном на тот самый госзаказ, который ликвидировали. Дальше идёт скачкообразный рост дефицитов всех бюджетов всех уровней, быстрое, а местами катастрофическое, падение уровня жизни большинства населения. Вот такая вот вилка. И всё это, естественно, происходит под заверение власти реформаторов о том, что это временные трудности перехода к рынку, а дальше, вот, завтра, нет, завтра вряд ли, вот послезавтра точно, невидимая рука рынка всё сделает, всё расставит по местам, всё будет хорошо. И в это же время начинается вот этот же самый новый этап реформ – приватизация, для которого как раз после гиперинфляционного обнуления финансовых средств общества и предприятий большой ресурс оказывается только вот у номенклатурно-криминальных или попросту криминальных кланов.
* * *
Хроника : 7 июня 1992 года Президентом России Б.Н. Ельциным был издан указ, отменяющий государственную монополию на водку. Таким образом, длившаяся 68 лет и доказавшая свою эффективность первая Советская монополия на водку была упразднена. С середины 1992 года в России любой и каждый мог производить, закупать за границей, торговать водкой на основе лицензии. Как итог, сразу же российский рынок захлестнул поток иностранных псевдоводок, бурно распространилось самогоноварение, снизилась доля водок, имеющих государственные гарантии качества. Резко возросла стоимость водки, ухудшилось финансовое положение государства, произошел разнобой в ценах на водку в различных регионах страны, большинство ликеро-водочных заводов оказались на грани банкротства.
* * *
Бялый: Указ Президента Ельцина, который был издан в мае 92-го года и отменял монополию государства на производство и продажу вино-водочной продукции, он вот вполне … целиком и полностью вписывается вот в этот самый сюжет, который мы сейчас рассматриваем. Во-первых, алкоголь всегда в России был одним из самых объёмных рынков. И нужно было лишить всё ещё упиравшееся государство, в частности, Верховного Совета РСФСР, вот такого крупного источника доходов. И передать этот источник вот этим самым криминальным и номенклатурно-криминальным кланам. А, во-вторых, рост цен на немонопольный алкоголь, он сразу быстро поднялся в цене, он подхлёстывал сокращение сбережений населения. То есть почти полностью аннулировал любые его остаточные претензии, даже на какое-то номинальное участие вот в приватизации чего-то серьёзного. Этих причин было вполне достаточно для того, чтобы Указ вышел под лозунгом освобождения места для работы рыночных сил.
* * *
Хроника : 17 июля 1992 года исполняющим обязанности председателя Центрального банка (ЦБ) Российской Федерации был назначен Виктор Геращенко. В июле 1992 года под руководством Геращенко был произведен взаимозачет долгов государственных предприятий и денежная эмиссия на 1 трлн. рублей. Следствием этого стало оздоровление системы платежей и последовавший затем всплеск инфляции. Со стороны правительства подвергался резкой критике за то, что позволял государствам СНГ продолжать расчеты с поставщиками в России за счет осуществления собственной эмиссии рубля, что на деле означало их практически безвозвратное кредитование, способствовавшее нарастанию инфляции в России. Кроме того, деятельность Геращенко по льготному кредитованию промышленности оценивалась как политика, стимулирующая инфляцию и противоречащая функциям Центрального банка, который обязан обеспечивать стабильность национальной валюты.
* * *
Бялый: Отпустив гиперинфляцию отпуском цен и либерализацией торговли, команда реформаторов, тем не менее, должна была в какой-то момент, на каком-то этапе её останавливать. Этот этап приблизился очень быстро, когда стало ясно, что ни у населения, ни у предприятий денег нет. Но реформаторам нужно было решить ещё одну задачу – обеспечить приватизацию в руки вот этих самых кланов, о которых мы не раз говорили, ведь по самым минимальным ценам, которые совсем не имеют отношения к реальной стоимости активов. Что для этого было сделано? Политически для этого был запущен, очень активно запущен, миф о том, что все без исключения предприятия промышленности России никуда не годятся и, соответственно, ничего не стоят. Это очень мощный был миф. Проталкивался … И к нему, в довесок … что советские предприятия проще просто вот разрушить до основания и построить вместо них новые, чем восстанавливать и реформировать. Это, так сказать, политико-пропагандистская часть. А экономическая … это делал вот на этом этапе, очень активно подыгрывавший Гайдару, хотя Гайдару вроде бы политически и кланово чуждый глава Центробанка Георгий Матюхин. Он проводил, якобы, для борьбы с гиперинфляцией, очень жёсткое сжатие денежной массы. То есть на экономическом языке, – демонетизация экономики это называется, включая прекращение кредитования промышленности и сокращение бюджетных расходов. Что это было? Это ввергало заводы в растущие долги, позволяло, даже выживающим как-то предприятиям, пополнять хоть оборотные средства, хоть какое-то вести производство и нормальный расчёт с контрагентами. Тогда к прежнему … Ну, поскольку у нас предприниматели советские уже давно умели в условиях дефицита как-то вращаться, опыт был … Они начали выходить из положения знакомыми средствами. Что произошло? К прежним бедам вот российского хозяйства, разрушаемого, добавилась ещё одна – безденежные бартерные расчёты: колготки – на сахар, трактора – ширпотреб и так далее, и тому подобное. И это же не просто, скажем так, ну, веяние времени, необходимость. Это одновременно ну, почти совсем удаляло из создаваемой, якобы, рыночной экономики даже те слабые ростки рыночного ценового регулирования, которые вот начали всё-таки стихийно прорастать, возникать. То есть уже рыночной экономикой совсем не пахло. Ну, вот эти «успехи» Матюхина продолжались недолго, поскольку, весной 92-го года он вляпался в знаменитую серию афер с фальшивыми платёжными поручениями. Знаменитая афера авизо. Всем стало … было ясно, что эти аферы не могли начаться, ни тем более длиться, развиваться без определённой поддержки Центрального банка, его региональных отделений и надзорных органов. И, в результате, Матюхин улетел в отставку. Вместо него пришёл Виктор Геращенко. Это был очень опытный финансист, конечно, человек, работавший с реальным сектором, в том числе, с заграницей, в том числе, с валютными транзакциями. И человек, который был идейным противником команды реформаторов. Что он сделал? Он резко прекратил сжатие денежной массы, возобновил эмиссию, восстановил кредитование предприятий и даже, что ему до сих пор с благодарностью вспоминают очень многие, провёл с целью ликвидации бартера и восстановления денежного обращения, взаимозачёт долгов предприятий. Поскольку, гиперинфляционная машина при этом никуда не делась, то, естественно, меры Геращенко подхлестнули инфляцию. Не могли не подхлестнуть. Но одновременно они дали возможность предприятиям хоть чуть-чуть вздохнуть и начать что-то производить, и выплачивать зарплаты работникам. Дали возможность бюджету выплачивать пенсии и стипендии. То есть не дали доломать окончательно промышленно-производственно-технологический базис отечественной экономики. Это, конечно, как считают многие эксперты, предотвратило уже вполне созревший, просто назывались, я помню, назывались цифры … к осени вот, после окончания отпусков, должен быть социальный взрыв, должна быть революция. Большой вопрос в том, в чём состояло глубинное содержание вот этой самой интриги вокруг политики реформаторов в 92-м году. Очень большой вопрос. Ответ мы вряд ли получим скоро. Но вот одна из, скажем так, ходящих в осведомлённых кулуарах, довольно убедительных версий, заключается в том, что вот реформаторская команда камикадзе, как её не только Ельцин называл, её и другие так называли, она должна была именно спровоцировать вот этот социальный взрыв с глубочайшей ненавистью к экономике рынка. И затем быть выкинутой, уйти. И создать предпосылки для ну, какого-то нового, кардинально нелиберального и экономического, и, главное, политического курса. И для другой политической команды. Вот, именно на этой поляне, вот летом – осенью 92-го года-то и шла борьба на финансово-банковском фронте между Гераклом (так называют Виктора Геращенко до сих пор) и так называемой командой Гайдара.
* * *
Хроника : Летом 1992 г. на увеличении расходов также сказывается сезонный фактор: выделяются кредиты для обеспечения Северного завоза, Верховный совет одобряет решение о масштабных кредитах сельхозпроизводителям под уборку урожая. Ускоряется рост денежной массы и инфляции (с 8,6 % в августе до 22,9 % в октябре). С осени правительство вынуждено вновь резко сокращать расходы, чтобы не допустить гиперинфляцию. Дефицит бюджета снизился с 10,8 % ВВП в августе до 4,4 % ВВП в октябре.
* * *
ЦЕНА ЛИБЕРАЛИЗАЦИИ
Из интервью Анатолия Чубайса журналу «Forbes» 04 марта 2010 года : ... конец 1991 года – это пик демократического движения. Оно собирало миллионные митинги в Москве и имело колоссальную поддержку в стране <…> главной базой поддержки демократического движения была прежде всего интеллигенция – и научно-техническая, и инженерная, и творческая. Она-то и создала все демократическое движение того времени. В то же время было совершенно ясно, что преобразования по своему характеру таковы, что они неизбежно наиболее болезненно скажутся именно на этой социальной группе. Мы хорошо понимали, что значительная часть этой социальной группы работает на оборонку, на военно-промышленный комплекс, и хорошо понимали, что у страны нет финансовых ресурсов для поддержания этого комплекса на прежнем уровне. Это означало, что первая часть реформ, финансовая стабилизация, неизбежно и очень жестко ударит именно по этой категории населения. (Анатолий Чубайс: заместитель председателя правительства)
* * *
Кургинян: Ну, тут всё и сказано вот Чубайсом. Да? «… главной базой поддержки демократического движения …», – это мне бы очень хотелось, чтобы это все слышали, у меня много друзей, которые испытывали огромное количество иллюзий в момент, когда началось демократическое движение. Ну, вот тут всё сказано: «… главной базой поддержки демократического движения была, прежде всего, интеллигенция – и научно-техническая, и инженерная, и творческая. Она-то и создала все демократическое движение того времени. В то же время было совершенно ясно, что преобразования по своему характеру таковы, что они неизбежно наиболее болезненно скажутся именно на этой социальной группе. (А почему? Дальше он объясняет почему. – С. К.) Мы хорошо понимали, что значительная часть этой социальной группы работает на оборонку, на военно-промышленный комплекс, и хорошо понимали, что у страны нет финансовых ресурсов для поддержания этого комплекса на прежнем уровне. Это означало, что первая часть реформ … неизбежно и очень жестко ударит именно по этой категории населения». Во-первых, что значит «неизбежно и очень жёстко ударит именно по этой категории населения»? Ну, вы мне объясните, что это значит? Ну, по-людски то можно разговаривать? Наиболее неизбежно и очень жёстко – это как? Можно узнать, господин Чубайс? Как это – наиболее жёстко? Наиболее жёстко – это боксёрской перчаткой апперкот. Человек падает, у него сотрясение мозга. Он встаёт, встряхивается, говорит: «Ну, уж теперь я тебе покажу», – и начинает на вас нападать. И, более жёстко, – это финкой в живот так, чтобы увезла «Скорая помощь». Ну, и более жёстко, – это очередью из автомата … и в гроб. Наиболее жёстко – это как? Я могу понять это так, чтобы на убой, на подавление … Ведь это очень тонкая среда. Ведь в сущности надо сказать, что всё то лучшее, что советская система сделала, помимо великой победы в войне и всего прочего, – и связано с созданием вот этого хрупкого, тонкого постиндустриального слоя, который целиком оказался таким эффективным идиотом (слышите меня?), таким дегенератом, что он дал себя убить. Он отдал себя в руки этих людей, которые теперь прямо говорят, что они были вашими убийцами. Да или нет? Что они говорят? Не это? Но этот-то слой и был тем, что удалось сделать на народных костях, на перенапряжении деревенских женщин, на этих сменах у конвейеров, на которые вставали дети 12-15 лет, – на всём на этом удалось создать этот слой. Да, он выполнил какие-то задачи, создавал какую-то технику, выпустил Гагарина в космос и так далее, и тому подобное. Да? Потом его взяли и повернули – этого коллективного идиота – против него же самого на убой. Но ведь … оставим в стороне этот его политический идиотизм, этого слоя, каждый раз, как я смотрю, как Окуджава поёт в Политехническом Музее: «… И комиссары в пыльных шлемах склонятся, молча, надо мной», – да? ... я вижу перед собой милые, замечательные лица дурачков политических. С открытыми глазами, как галчата, вот так вот со своими, так сказать, клювиками … И сидящих, балдеющих, плачущих, сначала ещё едущих на целину и жаждущих обновления социализма, потом разочаровывающихся и начинающих читать, там, не знаю, Автарханова, и Бог знает кого. А потом прущих, как табун и выводящих вперёд, выносящих на своих руках своих убийц. Но оставим в стороне эту чудовищную недозрелость класса. Потому что, если наука становится непосредственной производительной силой, то речь идёт о классе, который позволил себя убить и который сделал себе харакири. Оставим в стороне, – говорю я в третий раз, – эту поразительную недозрелость. И поговорим о другом. О том, что это очень хрупкий класс, это очень хрупкая конструкция. Она держится огромным трудом. Ну, вот уехала там из Германии физика … Германия сейчас любые деньги платит, а ядерную физику у себя и вообще большую физику у себя воссоздать не может. И всё для этого есть. И всё вернули назад, а вот, ну, это «животное, которое не размножается в неволе». Это системы, которые именно потому, что очень тонки, они и функционируют вот потрясающим образом. Тонкость есть, как бы, суть их эффективности. Эти структуры нельзя сделать одновременно выдерживающими большие нагрузки и эффективными. Тут либо нагрузки, либо … Нельзя … Ну, как это объяснить, ну, есть известная сказка про то, что король объявил, что выдаст принцессу свою за человека, который создаст самую чудесную вещь в мире, который совершит невероятное чудо. И, наконец, пришёл молодой, красивый блондин с голубыми глазами. Он нес с собой часы, фантастические часы, которые каждый час отбивали какую-то отдельную музыку, постоянно выходили какие-то всё новые фигурки. Фигурки какие-то делали потрясающие движения. Часы были уникально точны и так далее. Король объявил свадьбу, всё. Никто ничего лучшего сделать не может, надо выдавать принцессу за этого замечательного мастера. Бьют часы полночь и идёт свадебный обряд, вдруг входит поросший шерстью детина с лицом дегенерата или какого-то такого гориллы, да? ... с огромной дубиной, смотрит на эти часы и бабах дубиной по этим часам. И пришлось отменять свадьбу, – говорит сказка. Потому что оказалось, что этот детина и сделал самое чудесное дело на свете. Да? Он одним ударом уничтожил то, что тот другой создавал на протяжении многих лет с огромным трудом, талантом и всем прочим. Значит, с этой точки зрения, конечно, было совершено чудо. Волосатый детина, притворяющийся регрессором, с огромной дубиной в руке и звероподобной харей гориллы ... Не буду тут проводить никаких конкретных аналогий. Я имею в виду обобщённый образ или феномен, как говорил Гуссерль, идеальный тип, как говорил Макс Вебер. Так вот, этот «идеальный тип» гориллы с дубиной пришёл, посмотрел на весь этот постиндустриальный слой, который был создан таким чудовищным трудом, поднял дубину под названием либерализация, шок и всё прочее и жёстко ударил, как говорит Чубайс, по этим божественным часам с невероятно тонкой музыкой и структурой. Которые именно потому, что они имели такую тонкую музыку и так далее, имели очень тонкую структуру, а тонкая структура очень легко рушится. Он жёстко по ним ударил так, чтобы они сломались. То есть вопрос не в том, что «неизбежно и очень жёстко ударит … по категории», а убьёт эту категорию, как профессиональное и социальное явление. Убийца. Убийца, во-первых, той группы, которая его же привела к власти. И, во-вторых, убийца развития, называющий себя прогрессором. И, в-третьих, убийца, который откровенно даёт признательные показания. «Да, – говорит, – убивал. А что было делать?» Только называется это «очень жёстко ударит». Остаётся только сделать одну мелкую-мелкую достройку сказанного и спросить насколько жёстко. И окажется, что ясно насколько – вплоть до ликвидации. Так жёстко, что это сломано, уничтожено, отменено, как макросоциальный, профессиональный феномен, как постиндустриальная структура. А теперь, после того, как это отменено, начинают говорить о модернизации, о каких-то там экономиках пяти или четырёх «и», об экономике знаний, которая, между прочим, по определению-то является постиндустриальной экономикой. Сначала убит постиндустриальный класс, а затем нужно строить постиндустриальную экономику. А как это можно делать? И за счёт чего? За счёт того, что вместо гигантского, сложнейшего организма, построенного в советскую эпоху, нужно сделать какой-нибудь один маленький центр, надеть на сидящих там молодых людей, может быть и не бездарных, хочу надеяться, что это так, оранжевые галстуки и заставить их слушать Кондолизу Райс? А все остальные при этом будут загибаться от недофинансирования и за счёт этого можно построить постиндустриальную страну, экономику там четырёх или пяти «и», экономику знаний? Полно. И, наконец, следующее. Если преобразования должны были «неизбежно и более болезненно» сказаться именно на этой постиндустриальной группе, а целью было развитие; если мера болезненности – это очень жёсткий удар и если этот жёсткий дар – это ликвидация, то я спрашиваю простую вещь: а за каким фигом нужны были эти преобразования? Преобразования для развития или преобразования для преобразований? Если эти преобразования нужны были для того, чтобы дать стране импульс к развитию и этот импульс был связан с опорой на постиндустриальный класс, который хотел преобразований, то зачем же его было убивать? Значит, целью преобразований заведомо было не развитие. Тогда что? Я спрашиваю, тогда что было целью, если не развитие? Деградация, по факту? Борьба с коммунизмом? Любой ценой? Какой ценой? Отвечайте, какой ценой? Если для победы над коммунизмом надо уничтожить Россию, то это нормальная цена? Да или нет? Зиновьев писал: «Мы метили в коммунизм, а попали в Россию». Я тогда же сказал, что это какой-то странный стрелок. Стрелок вначале рассказывает, что он снайпер высшего класса, а потом иллюстрирует нечто на тему знаменитой песни одесской: «Рабинович стрельнул. Пух, и промахнулся. И попал немножечко в меня». Но это Зиновьев, он раскаивается, да? А здесь метили в коммунизм изначально или в Россию? Вот сейчас опять рассуждают, так сказать, что для этих преобразований нужно сломать не только постиндустриальный класс, а ещё и ядро русской культуры. Нравится такая формула? Но если сломать ядро русской культуры, то будет сломано и русский народ, и русское общество вообще. И тогда что же – целью преобразований является уничтожение страны? Преобразования нужны не для того, чтобы страну спасти и двинуть к более высоким уровням развития, – для того, чтобы её уничтожить. Ну, мы же по факту-то получаем именно это. И неужели и сейчас вся эта интеллигенция, которой прямо в глаза говорят: «Вы нас вели к власти, мы вас и уничтожили. Что поделаешь, миленькие». Неужели даже сейчас она будет целовать руки, ну, называю вещи своими именами, своих коллективных убийц, которые гордятся тем, что они принесли эту интеллигенцию на алтарь построения мафиозного государства, способного лишь ликвидировать общество, народ, культуру, – всё на свете, пожрать всё это. То есть на алтарь уничтожения России. Все слова уже сказаны грубо, прямо, а очень многие ещё делают вид, что они не услышали. Ускользают, пытаются заткнуть уши, пытаются каким-то странным образом интерпретировать до предела очевидные высказывания. Нет, дорогие мои, не выйдет. У Чернышевского была отличная работа: «Русский человек на рандеву». Так вот, интеллигенция, мы тебя зовём на это рандеву. Мы устроим тебе полное рандеву с твоим Чубайсом и со всеми другими твоими кумирами, потому что только этой ценой можно добиться прозрения. Это наш шок. Это ответный шок на тот шок, который с тобой устроили. Это шок во имя прозрения. «И виждь, и внемли», раскрой глаза и посмотри в лицо того, на кого ты молилась и кто тебе не просто плюёт в лицо, а втыкает финку в живот и говорит: «Умри, миленькая, всё в порядке, родная, так надо для вящей славы других государств. Умри!»