Эта передача называется «Смысл Игры». И ключевое здесь слово, конечно, «Игра». Сейчас «Игра» стало очень модным словом. Я уж не говорю о большой игре — Great Game — которую описывал когда-то Киплинг и которую описывают теперь все подряд, более или менее точно. Я говорю об Игре вообще. Все стали говорить об играх, игроках, правилах. И можно было бы этому радоваться, поскольку действительно, именно Игра является тем центром, тем уникальным способом развертывания определенных композиций, при котором русская мобилизация… Я вновь и вновь буду подчеркивать, что когда говорю «русских», я имею ввиду слово «russian», так как его используют американцы, которые называют всех нас русскими сейчас и называли так в эпоху СССР. Так вот, игра это такой центр, из которого можно развернуть определенную композицию таким способом, чтобы русская мобилизация отсутствовала. Чтобы все умерли во сне, чтобы никто даже не заметил того, как возникает опасность. Поэтому разговор об Игре совершенно необходим, и назвав передачу «Смысл Игры», я делал это абсолютно сознательно.

Эта передача не нацелена только на острый политический период. Некое обострение как бы закончилось, и неизвестно, когда начнется новая его фаза — через месяц или через полгода, — а передача будет продолжаться. Потому что, может быть, еще важнее анализировать игры в моменты, когда они не столь очевидны. Когда они находятся, так сказать, в латентном периоде. Когда они переходят из игр острых, почти площадных, в игры подковерные, дворцовые, почти незаметные.

Итак, нужно и должно говорить об Игре. Именно для того, чтобы разбудить русское сознание, чтобы объяснить ему: «Дорогое ты мое сознание, когда речь идет о войне, то есть о чем-то вполне очевидном, когда есть враг, вторжение, смертельная угроза, когда тебе говорят: „наше дело правое, победа будет за нами!“, то ты, дорогое мое сознание, быстро мобилизуешься, и в этом случае народ непобедим. Он встает на борьбу и завершает войну на территории противника. Неважно, в Париже, если речь о Наполеоне, или в Берлине, если речь идет о Гитлере. Итак, война это, в этом смысле, нечто, к чему ты, дорогое мое сознание, готово. А игра, это что-то, к чему ты не готово. И чем более ты готово к войне, тем менее готово к игре. А поскольку сейчас будут происходить игры, и тебя уже раскусили, уже проанализировали твои победы в эпоху Наполеона или Гитлера и приняли решение не воевать против тебя, а играть с тобой, то очень важно, чтобы к этому готовились, чтобы к этому тоже было выработано некое специальное отношение, чтобы могла быть мобилизация в ответ и на это.»

Это очень важно, поэтому об Игре надо говорить. И поэтому передача называется «Смысл Игры», и поэтому передача прекращаться не будет. Она может приобретать совсем политический характер, характер почти призыва, информационно-аналитический характер, когда разворачиваются острейшие события, или концептуально-аналитический характер. Вот сейчас я перехожу как раз к этому формату, концептуально-аналитическому. Это не значит, что не будет никакой практической части в наших обсуждениях — она будет очень велика. Может, даже больше, чем раньше. Но формат, который сейчас диктует нам ситуация, — концептуально-аналитический. Параллельно с этим будет осуществляться другая передача, она скоро начнется, — «Школа Сути». Это будет передача идеологическая, философско-политическая, совсем другая, в рамках лицея, который мы все-таки сейчас запустим (начиная с апреля, я надеюсь, нам удастся это сделать).

Это будет две передачи, разные. Передача «Смысл Игры», которую я сейчас веду, это вот, данный ее выпуск, это концептуально-аналитическая передача. И потому я снова возвращаясь к ее, как бы, бренду — Игра. Есть два способа обсуждать игру. Способ конкретный, беспощадный, базирующийся на безусловной, ясной аргументации, на проверке и самопроверке с тем, чтобы доказать, что да — Игра действительно есть. А также на возвращении людей в определенное психологическое состояние, при котором они видят, что Игра идет. Потому что иногда люди не видят совсем даже очевидного, и об этом мы тоже поговорим чуть позже. Есть такая возможность обсуждать Игру, и это возможность обсуждать, анализировать, концептуализировать. И есть другая возможность — болтать.

Вот когда существует определенная очень важная вещь, которую надо обсудить, а Игра это очень важная вещь, субстанция которую обсуждать надо обязательно, то крайне опасно сдвинуться в этом обсуждении в неправльном направлении хоть на микрон, хоть на миллиметр. А у нас не просто сдвигаются в неправильном направлении. У нас, делая слово «Игра» модным (у нас в политологическом сообщества у всех такая клептомания, попытка украсть какие-нибудь яркие словечки. Сказали «Игра», теперь все говорят «Игра»), не просто в верном направлении ведут сознание, анализирующее игру (в верном, значит в сухом, конкретном, аналитичном, обоснованном, самопроверяющим), а в абсолютно противоположном направлении. Вводят все это в область пустых, необязательных фантазий и болтовни. И что тогда получается? А тогда получается, что все — игра, со всеми играют: «Да это все, знаете, вообще там, игры. И эти играют, и те играют. Есть великие кукловоды, они вытаскивают тех или иных марионеток, сажают их на те или иные позиции…» и.т.д. и.т.п.

Что в результате происходит? С концептуальной, философской точки зрения, происходит уничтожение понятия «история». Тотальное превращение всего в игру означает, что нет героизма, нет подвига, нет народной воли, нет чуда, — нет ничего. Есть только вот какие-то хитросплетения неясных и непонятных игроков. А с психологической точки зрения происходит девальвация поступка, усилия, таланта, даже хитрости, ловкости, — любых человеческих качеств. Потому что оказывается, что дело-то не в твоих качествах и не в том, что ты именно сделал. А дело в том, что тебя кто-то взял, за шиворот вытащил, посадил на определенное место. И ты на нем сидишь, потому что тебя на это место вытащили. Описывает это некто, которого не вытащили. И, естественно, что он говорит при этом? Что вытащили-то мерзавца, а он — некто — мог бы, если бы его вытащили, еще не такое сделать — о-го-го что бы сделал — да только вот его не вытащили, потому что он честный человек. А поэтому он, раньше в каких-нибудь печатных изданиях, а теперь желательно на блогах, будет рассуждать как именно вытащили мерзавца и как именно его используют.

Опасность заключается в том, что это можно сказать о ком угодно. Если всех вытаскивают и всех сажают на определенные места, то все являются жалкими марионетками в руках… Кого? А неизвестно кого. Того, кого захочет данный журналист, блоггер, аналитик, неизвестно еще кто. Соответственно, исчезает ответственность за свою жизнь, свой поступок, свою судьбу, — всего этого нет. А если нет всего этого, то нет человека. В этом смысле рассуждения об Игре правильные, сухие, конкретные, аналитические, беспощадные, обоснованные, ведут к тому, что сознание мобилизуется и человек приобретает определенное качество. Потому что он в состоянии осуществить самое главное в XXI веке — синтез Игры и Истории. Уже никогда История не будет существовать как самодостаточное начало. Многие считают, что уже появление телевизора — это время, когда Игра стала вторгаться слишком сильно в человеческую жизнь, моделируя сознание. Итак, никогда История не будет самодостаточным началом, а возможно она им никогда и не была — это спорный вопрос. Но позволить Игре победить Историю, захватить все историческое пространство, свести Историю к нулю, это значит уничтожить человека, уничтожить гуманизм, уничтожить развитие, уничтожить жизнь, уничтожить все вообще.

Поэтому я подчеркиваю еще и еще раз, что разговор об игре правильный абсолютно необходим, а неправильный — смертельно опасен. А разница между одним и другим должна быть показана на некоторых фактах. Давайте эти факты и начнём обсуждать.

Мне кажется, что в таких случаях самое важное — обсуждать наиболее ясные, понятные, очевидные факты, причем такие факты, которые почему-то ускользают от человеческого сознания, от сознания гражданина, вроде бы обеспокоенного политическими процессами, несмотря на то, что по всем законам средней нормальной ментальности речь идет о таких фактах, которые ускользнуть просто не имеют права. И это ускользание само по себе является огромной психологической загадкой. Давайте эту игру еще раз обсудим.

Как должен был строиться выборный процесс? Я имею в виду сначала думские, а потом главные, президентские выборы. Он должен был строиться как полемика двух основных кандидатов. Поскольку президентские выборы интереснее парламентских, будем их обсуждать. Двух основных кандидатов на пост президента Российской федерации. Один из них — Путин, другой из них — Зюганов. [записывает фамилии на листе] Все понимали, что игра под названием «Выборы — 2012» [записывает «Выборы 2012»] ведется по следующему правилу: есть Путин, есть Зюганов, и между ними идет основная игра. Это конфликт двух философий: национально-буржуазной в ее, так скажем, специфическом постсоветском исполнении, и реставрационно-социалистической. [делает соответствующие записи на схеме] Соответственно, это две разные повестки дня, две разные системы лозунгов, два разных электората и борьба за то, как перетянуть на свою сторону определенную часть российского общества. Частью этой борьбы является борьба за историю. Если советская история, о реставрации которой в том или ином виде говорит даже само название КПРФ (коммунистическая партия, этот бренд), была благой, праведной, или, по крайней мере, исторически состоятельной, не смотря на то, что ей, как и любой другой истории, свойственны трагические заблуждения, чудовищные злодеяния и все прочее, если советская история была благой, исторический состоятельной, то тогда у Зюганова больше шансов. Если советская история — это мерзость и все прочее, то к ней нельзя возвращаться, и тогда автоматически больше шансов у Путина. Путину не надо даже при этом специально оскорблять советскую историю. Он просто говорит: «Ребята, ну вы же понимаете, ну там было такое… такое… такое… Ну вы же знаете, ну это же очевидно». Соответственно, если конфликт Путина и Зюганова маркировал игру под названием «Выборы — 2012», если это соответствует конфликту идеологий национально-буржуазной, основанной на российском суверенитете и на всем прочем, и социалистической, а значит реставрационно-советской и прочее, связанной с Зюгановым, то в чью пользу велись передачи «Суд времени» и «Исторический процесс», которые ваш покорный слуга выигрывал с соответствующим преимуществом раз за разом?

В чью пользу они велись? Они велись в пользу Зюганова, и все это понимали. Для того, чтобы это очевидное обстоятельство извратить, нужно быть ловким сумасшедшим, и никем больше. Зачем при таком характере процесса Путину нужно было, чтобы Кургинян из передачи в передачу побеждал Сванидзе, доказывая тем самым, что советская история благая, а значит, что к ней можно вернуться; а если еще этот Кургинян обзаводится движением, которое требует СССР 2.0, то есть прямого возвращение советского, и даже Красного проекта, то тем более это все в копилку Зюганова. И в копилку Зюганова было внесено мною в ходе этих передач очень и очень много. Все это понимали, каждый член КПРФ это понимал. Никогда не только никакого «спасибо» никто из членов этой партии и особенно ее руководство не говорили, но это как-то все происходило в состоянии такого лукавого умолчания, вот вроде бы наши там бьют проклятого Сванидзе. А кто — «наши»? Ну, наши… не важно кто. Хорошо. Я на это никоим образом не обижался, потому что давно критикую Зюганова за непоследовательность во всем, что касается отстаивания идеалов социализма, за бездарность в том, что касается политической борьбы. В этом смысле я могу о себе сказать словами нелюбимого мною поэта Евгения Евтушенко: «Невинно растоптанным быть — не достоинство, уж лучше за дело растоптанным быть». Я заслужил некое особое отношение со стороны Зюганова и КПРФ и никогда не сетовал на то, что ко мне так относятся, потому что я отстаивал ценности. Мне было важно, чтобы действительно сросся хребет, чтобы люди ощутили всё сразу: и величие советского периода, а значит советских ценностей и всего, и масштаб катастрофы, связанной с отречением от этих ценностей, с тем, что я называл «метафизическим падением», то есть с тем, что этот великий «красный проект» вдруг отвергли, вместо того, чтобы его исправлять, корректировать и так далее, обменяв его на колбасу, или, как я говорю, первородство на чечевичную похлебку. Я говорил и повторяю, что метафизическое падение имеет огромные последствия, оно пронизывает всю нашу сегодняшнюю жизнь, сознание каждого человека, вне зависимости от того, осуществлял ли он лично это падение или нет, и что, может быть, всё то, что способно преодолеть это метафизическое падение — это и есть главное, если мы хотим, чтобы вернулся Советский Союз, вернулся Красный проект в его обновленном виде, а я живу для этого, борюсь ради этого, действую ради этого, и ничего другого делать не собираюсь.

Итак, давайте снова вернемся к игре, и зафиксируем, что правильная, нормальная игра, не какая-то там вообще игра неизвестно кого и с кем, а та политическая игра, которая называется «Выборы — 2012» велась по правилам Путин — Зюганов, конфликт, национально-буржуазная идеология, при которой Путин то использует Солженицына, то чуть-чуть добавляет советской краски, то, наоборот, двигается в сторону либерализма, а Зюганов просто прикован к апологетике советского в том или ином виде — вот подобного рода композиция была, и внутри этой композиции существовало нечто, называвшееся «Суд времени», и потом назвавшееся «Исторический процесс», и все эти разгромы Сванидзе, которым нет числа. Сколько процентов это принесло Зюганову, какой это имело эффект — не в этом вопрос. Вопрос в другом — что это не могло быть по определению нужно Путину. А вот неким силам, которые хотели, чтобы Зюганов разгромил Путина, а потом, на втором такте, с помощью более сложной игры они добились решающего результата — это, конечно же, было нужно, и я отдавал себе в этом отчет и понимал, что с одной стороны возможность полтора года вести такую идеологическую борьбу бесценна для общества, если мы хотим воскресения наших ценностей и нашего великого государства, а с другой стороны, есть силы, которые потирают руки и говорят: «Да-да-да-да-да. Он сейчас, конечно, наберет очки, за его счет их наберет Зюганов, Зюганов поколеблет Путина, а Путин упадет, мы тут же уберем куда-нибудь Зюганова и сыграем всё, что нам нужно». Вот такая игра была.

Итак, давайте договоримся, что одна игра — классическая, нормальная — была игра между Путиным и Зюгановым и называлась «Выборы 2012. Конфликт. Две идеологии», а другая игра была более сложной.

И, казалось бы, никаких шансов на то, чтобы вести эту более сложную игру, просто нет: либо победит Путин, либо Зюганов. Но в какой-то момент произошло следующее. Вот сюда [рисует вторую схему на бумаге] был встроен элемент под названием «Несистемная оппозиция — Немцов, Касьянов, Каспаров, Шендерович, Собчак и другие». И вдруг оказалось, что главный сюжет поменялся. Правила игры поменялись. Игра возникла другая. Вроде идут «выборы 2012», а конфликт-то — между Путиным и «креативным классом», либералами, ельцинистами, между консервативной группой в пределах национально-буржуазного класса и либеральной группой в пределах этого класса. А где Зюганов? Куда конфликт-то дели? Как украли выборный сюжет?

А Зюганов где-то в стороне. То ли он называет все это «оранжевой проказой», то ли он говорит, что вышли на улицу наши сторонники, то ли он пытается говорить то или другое — но его уже в главном сюжете нет, его из сюжета убрали!

Вот то, что я сейчас обсуждаю, является очевидной игровой стихией. Понимаете? Не игрой вообще, не какими-то там химерами, не построением, при котором какие-то кукловоды всех вытаскивают из неизвестных карманов и вешают на неизвестные гвоздики, а вот конкретной сермягой жизни.

Как об этом могут не думать граждане, которые маялись на площадях, люди, которые ждали победы Зюганова? Все, кто участвовал в этом процессе — вот как они могут не понимать вот эту простейшую вещицу? [Показывает обе схемы одновременно] Понимаете, простейшую.

Вот, говорят о каких-то играх, обсуждают «черт-те что и сбоку бантик», ищут всемирных таинственных кукловодов, а когда наступает время реальной игры — вот реальной, элементарной, с изменением правил — то вдруг пасуют. Игра уже кончилась, а всё еще оторопь такова, что никто даже не понял, как она началась и как ее осуществляли. Ну хотя бы теперь, когда она кончилась, на этой фазе, это можно понять или нет?

Ведь это и есть синдром нашего сознания, которому я говорю: «Дорогое сознание, ты действительно не приспособлено для игры. Ну, давай, милое, приспосабливайся, родное, пока не поздно. Потому что обыграют тебя во сне так, что уже ни у детей, ни у внуков никакого будущего не будет. И страны не будет, и неизвестно вообще, что тут будет. Ад кромешный. Если ты не проснешься, если ты не начнешь понимать хотя бы самых элементарных игр, если ты не сумеешь мобилизовываться не только на военные угрозы, но и на угрозы игровые. Ну, давай не будем о слишком сложном, давай хотя бы об этом простом-то поговорим, дорогое общественное сознание. Должны были быть выборы, на которых Путин и Зюганов спорили бы по поводу повестки дня, доказывали бы, какие у кого ценности и так далее, организовывали бы политический конфликт? Да или нет? Должны были. Выборы должны были быть именно такими! Произошли выборы, на которых спорил Путин с какой-то несистемной оппозицией. С Болотной, Сахарова, с уличным движением, с кем угодно еще, а Зюганов сидел в стороне. Где был Зюганов? Где?»

Он давал интервью Собчак о цветах, пока Путин, так сказать, обсуждал одну концептуальную тему за другой? Он то называл то, что клубится на Болотной и Сахарова «оранжевой проказой», то говорил, что это наши сторонники? Он вроде вышел рядом на Пушкинскую с небольшим количеством людей, или не вышел? Он… Где он был?! Каким образом, каким ветром его смело с главной позиции, с позиции основного противника Путина, а на эту позицию выдвинулись абсолютно другие люди. Кто это сделал? Как это могло происходить мимо воли Зюганова? Что он должен был сделать для того, чтобы этого не случилось? Активно бороться за то, чтобы оказаться на этом месте [кладёт стикер с надписью «Зюганов» поверх стикера с надписью «несистемная оппозиция» на второй схеме]. Значит, либо он должен был (если уж он сказал, что это «оранжевая проказа») подписывать антиоранжевый пакт со всеми силами, включая «Суть Времени»; выходить на Поклонную, перехватывая инициативу у Путина; либо он должен был выбегать на эту Болотную и Сахарова и там кричать, аки дьякон, всё, что угодно, лишь бы оказаться в этой точке [кладёт стикер с надписью «Зюганов» поверх стикера с надписью «несистемная оппозиция» на второй схеме] и навязывать там свою повестку дня. Но он не мог сидеть вот здесь, он не мог сделать так, чтобы его вот с этого уровня подвинули вот на этот [перекладывает стикеры на схеме]

Ну не мог он это сделать. Ни один политик это делать не может, если он хочет остаться в процессе, в игре, в истории — где угодно, просто в политике. Через какое-то время обнаружилось еще большее. Обнаружилось, что тут еще есть такой игрок, по фамилии Удальцов. Все его видели? Все лицезрели? Как говорится, без комментариев. Но этот игрок стал уже важнее, чем Зюганов, потому что он-то в площадном пространстве нарисовался, а Зюганов из этого пространства, ставшего основным, слинял. И этот Удальцов сказал, что вся цель политической борьбы заключается в том, чтобы Президент России Дмитрий Анатольевич Медведев остался на два года Президентом и провел там какие-то политические реформы. Всё. Удальцов это сказал.

Зюганов оказался парализован. Он не отреагировал ни на что — ни на это замещение его места главного антагониста Путина. Он не мог отдать это место главного антагониста. Вот протагонист — вот главный антагонист. Его взяли, пихнули, дали пинка под зад, откинули на неизвестное пространство, а сами влезли сюда. Какой политик может это позволить сделать с собой? Он должен вернуть себе место главного, а не второстепенного фактора. А уж если Удальцов поехал, так сказать, с подобного рода далеко идущими заявлениями, то этого Удальцова надо было наказать, по крайней мере, с ним надо было расторгнуть отношения. Но ведь никто не сделал ничего. А тогда оказалось, что главный сюжет чуть ли не этот [прочерчивает линию «Путин — Медведев на 2 года»]. Что вопрос даже не о том, что некая несистемная оппозиция хочет против Путина осуществить революцию (ради чего, с какой программой, в каком направлении? Это мы уже обсуждали. В каком-то страшном деструктивном направлении, не имеющем никакого отношения ни к интересам народа, ни к тем социалистическим ценностям, которые отстаивает Зюганов. Собчак не будет отстаивать социалистические ценности, и другие действующие лица — тоже).

Итак, то ли на повестку дня встала эта революция вместо выборов, на которых Зюганов должен стать президентом, как главный антагонист, то ли на повестку дня встало, вообще, так сказать, продление срока Президента Медведева? Вот она вам игра. Вот она как изменилась. И кто же ее так изменил? Ее так изменила пассивность Зюганова. Или двусмысленность всего, что с этим связано. Но я хочу подчеркнуть, что вот эти изменения, вот эти картинки [демонстрирует обе схемы] — они в тысячу раз круче всего, что происходило в 96-м году. Эта штука посильней, чем «Фауст» Гете. Это так круто, что дальше некуда.

На некотором уровне, таинственным образом, вообще не понятным сознанию большинства членов КПРФ, огромному количеству наших сограждан, произошла такая катастрофа коммунистического движения, которой не было никогда. И по отношению к которой всё, что произошло в 96-м году — это детский лепет. И никто этого не понимает. А те, кто должны это понять, это пережить, это вобрать в душу свою, чтобы остаться людьми, заняты другим — проклятиями в адрес вашего покорного слуги. Проклинайте на здоровье, сколько хотите. Это очень известное свойство сознания. Так люди, нечто совершившие, в том числе и преступления, ненавидят тех, кто раскрывает перед ними то, что они это совершили. Но рано или поздно это придется понять. И чем быстрее, тем лучше. Это же так. Это так. Если бы все осталось в рамках конфликта «Путин и Зюганов», то скажу чудовищную вещь: даже если бы Зюганов проиграл, это всё равно имело бы огромные благотворные последствия для жизни России. Потому что была бы заявлена социалистическая повестка дня, потому что еще и еще раз были бы зафиксированы социалистические ценности, потому что еще не вечер, черт возьми. Еще впереди такие процессы, что дальше некуда. И если бы этот конфликт остался, то черта с два ваш покорный слуга куда-нибудь приводил бы колонны своих сторонников, кроме как на митинги в поддержку Зюганова.

Но это же изменилось моментально. Было так [показывает первую схему «Путин — Зюганов»], и это висело на билборде под названием «Политическая судьба России» — потом всё взяли и вот так поставили [закрывает прежнюю схему новой — «Путин — несистемная оппозиция»]. Он и ахнуть не успел, как на него медведь насел. Пытался ли я что-нибудь сделать в этой ситуации? Всё пытался. Я не пылаю страстным желанием вести дружеские беседы с Геннадием Андреевичем. Но я сделал всё, чтобы объяснить ему, в какую яму его затаскивают, в какой оранжевый капкан, и мне показалось даже, что он понял, что он-то понял.

Какова же была сила, которая его в это затаскивала, если даже поняв это, даже поняв это, он не сделал ни-че-го? И позволил состояться всему, что состоялось?

Если бы в этот момент «Суть Времени» не вмешалась определенным образом и с определенными целями, то это могло кончиться абсолютной катастрофой России.

Когда-то, после 91-го года, я дал себе клятву, что когда в очередной раз страна будет рушиться, я не буду смотреть на это из окон своего кабинета. И рассуждать о том, как это все подстроили. Я буду бороться. Буду бороться — и всё.

И я счастлив, что мне удалось выполнить данную себе клятву, себе и всем, кто мне дорог. Мне говорят: «Да не было ничего. С чем это вы боролись?»

Ничего не было? Давайте разберемся, что было. И разбираться будем концептуально-аналитически.

Проблема, которую я сейчас хочу поднять в этой передаче, называется «escape of reality» (бегство от реальности). Я использую это словосочетание и говорю его по-английски, потому что есть знаменитая фраза Эриха Фромма «escape of freedom» (бегство от свободы). Так вот, сейчас меня интересует, по отношению ко всему, что происходит у нас — и в либеральном, и в коммунистическом, и в патриотическом лагере — вот это понятие, «бегство от реальности».

Вот для того, чтобы эту игру не увидеть — вот все, что я здесь сейчас показал — для того, чтобы не увидеть и не осознать, в чем реальная катастрофа, что могли оказаться вообще без страны, а оказались фактически без коммунистического движения. Чтобы это не осознать, нужно уже убежать от реальности. Давайте разберем этот интереснейший феномен «бегство от реальности», потому что, по-моему, это самый крупный феномен нашей политической жизни.

Начнем с мелочей. Вот называется цифра митингующих на тех или иных митингах. Почему сила, ведущая себя ответственно, должна всегда называть своим сторонникам и соратникам точную цифру? Почему нельзя лгать? В чем подлинный смысл великой и кажущейся многим и лживой, и элементарной, а на самом деле — повторяю второй раз — великой фразы Ленина «Говорите массам правду». В чем вообще ценность правды по отношению к подобного рода ситуациям? Почему нельзя сказать, что у тебя там в пять раз больше людей, своим же возбужденным сторонникам, которые старались собирать людей, которые, как бы, всегда готовы поверить, что их было много? По очень многим причинам. Вот когда какой-нибудь там Дмитрий Родионов (Дмитрий Родионов, «Между Поклонкой и Болоткой», АПН, 11.03.2012, ) говорит, давайте разберемся: «В декабре на кургиняновский митинг на Ленинских горах пришло 500 человек, спустя чуть меньше двух месяцев сто… сколько-то там тысяч», когда то же самое повторяет Сванидзе, почему речь идет здесь о злокачественной лжи, не дающей возможности двигаться дальше? Потому что каждый, кому интересен Кургинян, набирает в интернете «Кургинян» и смотрит митинг, и не видит натурально, что там никак не пятьсот человек, а много тысяч. Что и на Воробьевых горах уже было несколько тысяч и на ВДНХ было четыре с лишним. Но я же не стану говорить, что их было десять или двенадцать. Почему я не стану? Потому что, во-первых, люди поймут, что ты солгал, люди же не слепые, они в колоннах этих стоят, они потом тоже фотографии смотрят, они твои же рекомендации «считать по головам» выполняют. Они просто поймут, что ты солгал. И ты потеряешь доверие, уважение, авторитет. А это главный капитал любого настоящего политического движения. Поэтому ты должен сказать своим сторонникам: «На Новом Арбате, на Сахарова на Пушкинской площади — где угодно — сколько вас было?» Они не идиоты, эти сторонники — они и так поймут. А дальше же идет вся махинация. В чем задача там Родионова или Сванидзе или десятков других таких же господ? Раз было пятьсот, стало сто тысяч, то произошло нечто непонятное — «магия власти». А если было несколько тысяч? Если одно движение (а у нас ни одно политическое движение в России, включая «Единую Россию», не может привести больше 5 тыс. людей), если одно движение привело четыре с половиной тыс., то восемь движений приводят тридцать две. Это называется «широкая коалиция». Поэтому никакой загадки в том, что сначала на Воробьевых горах собрали две с чем-то, а потом, так сказать, собрали коалицию — нет никакой загадки. Двадцать-тридцать организаций собирают как раз все, что нужно, а пятьдесят — тем более. А их было двести. И то же самое делают оранжевые. То же самое происходит на Болоной и Сахарова, где собираются все: от националистов до либералов, от геев до лесбиянок — все, кто против Путина, да? За счет широкой коалиции ста организаций в несколько сот человек собираются огромные митинги. И нет другого метода ни у кого. Значит, если ты хочешь методологической правды, то ты прекрасно понимаешь, чем митинг одной организации отличается от митинга ста организаций. Чем митинг, построенный на точную программу действий, на точные лозунги, на свою идеологию, отличается от митинга, где ты должен размыть свою идеологию в широчайшей коалиции людей, у которых разные точки зрения, разные взгляды. Ты это начинаешь понимать. Ты оказываешься в политике. Ты можешь прогнозировать, что дальше будет делать противник. Ты можешь сказать: «Ну, а поскольку в коалицию не войдет больше пятидесяти организаций…» Ты можешь прогнозировать, что дальше будет делать противник. Ты можешь сказать, «ну, а поскольку в коалицию не войдет больше 50 организаций, каждая из них не соберёт больше 2000, что 100 это предельная цифра. А миллион надо собирать вообще каким-то другим способом». Не болтать вообще о миллионе, как сейчас это делает Удальцов, что-то там такое исполнять. В совсем другой конфигурации, в совсем другом ключе. Или не болтать вообще. Потому что болтаешь, болтаешь, потом не собираешь. И что? Пузырь лопается. Авторитет летит.

Значит, во-первых тебе нужен авторитет, во-вторых тебе нужна методология, а в-третьих — хорошо, поверили твоей лжи. Твои сторонники поверили. Ты им сказал — сто тысяч было, двести. Они — «ууу!» И мы чувствуем — зашибись. И что они сделали? Они успокоились. Расслабились. Ты их не мобилизовал, сказав: «Мужики, тут, тут и тут всё хорошо, а тут, тут и тут все плохо! Исправляйте ошибки». А ты им напел что-то в уши, они расслабились, раскатали губы и проиграли. Никогда нельзя врать! Ленин всё в политике понимал. Солжешь — потеряешь авторитет, солжешь — не мобилизуешь, солжешь — методологию не применишь настоящую.

Дальше. Это ещё не всё. Как только ты солгал, кто-то эту твою ложь поддерживает, а кто-то нет. Люди делятся на тех, кто твою ложь поддержал, и сказал «Да-да, у нас на ВДНХ было 20 000, я сам это чувствовал», и тех, кто говорит, «не мужики, там не так всё было». Где проходит граница? По одну сторону оказываются дураки и коньюктурщики. А по другую сторону, все те, кто более или менее трезво способен оценить процесс, кто переживает за него, кто хочет, чтобы он на следующем этапе стал другим, правда? А ты-то уже солгал. Значит, с этого момента ты должен гладить по головке дураков и коньюктурщиков и поднимать их на тех людей, которые болеют за дело. Значит ты не только всех расколол, ты выбрал себе худшую часть, и на неё оперся. Но как только ты на неё опёрся, а эту отбросил, ты уже проиграл, значит ты не хочешь победы. Вот Ленин то это понимал. И любой человек в серьёз занявшийся политикой, вот рукава засучивший, и начавший это делать, это понимает. А богадельня не понимает! Коммунистическая богадельня не понимает, патриотическая богадельня не понимает, либеральная богадельня тем более не понимает. Все не понимают. Потому что никто власти не хочет!

Я не говорю при этом, что ты должен опираться на паникёров и критиканов. Которые будут «А-а-а, всё погибло, всё ужасно, нет-нет, там вообще никого не было». Ты ведёшь войну, ты должен воодушевлять. Поэтому с одной стороны ты должен крикнуть ура, с другой стороны кого-то стукнуть по голове, а с третьей стороны кого-то поощрить. У тебя сложная стратегия, ты все время ведёшь войско куда-то. Это война! Она ведется где? В реальности! Как только ты эту реальность, как говорят ученые, элиминируешь, или попросту испаряешь, ты превращаешь всё в дурдом. Виртуализируешь политику. И оказываешься где? В сортире!

А что нужно, для того что бы в нём не оказаться? Что нужно помимо воли, ума, который ты непрерывно дисциплинируешь тренировками, шлифуешь, насилуешь разного рода тренингами, информацией и всем чем угодно, какой-то человеческой глубины, вооруженности этого ума правильной теорией, как опять правильно говорил Ленин: нет такой теории — нет ничего. Что кроме этого нужно? Нужна ещё некая вещь, под названием «связь с реальностью». У нас в театре это называлось: знание жизни, как основа творческого взаимодействия актёра и режиссера.

Нужна связь с реальностью, элементарная. Мне скажут, ну как может её не быть у живых нормальных людей, которые выводят других, которые кем-то командуют, которые, в конце концов, не в Кащенко же сидят, и не под кайфом непрерывным находятся.

Объясняю с помощью некого сравнения. Вот вы идёте в лес. В августе. Хороший лес. Только что прошёл тёплый дождь. Солнышко. Вы точно знаете, что есть грибы и ягоды. Что лес грибной и ягодный. И для того, что бы вы собрали много грибов или ягод нужно много. У вас должен быть талант грибника. Нужно чувствовать гриб. У вас должно быть желание залезть в эти кусты и лазить по ним, что бы эти грибы искать. У вас должна быть удача. Если это ягоды, я опять могу перечислить, что нужно. Но помимо всего прочего вы должны находиться в лесу? Вот вы элементарно должны находиться в лесу. Вы не можете сидеть дома и говорить, какие у вас качества, как у грибника, и почему наполниться ваша корзина. Но она не наполниться. Никогда не наполниться.

А как только вы начинаете лгать, сначала по мелочам, приписывая противнику одни цифры митингующих, а значит одну логику политического поведения, а себе другие цифры, такие же лживые, и другую логику политического поведения, вы отказываетесь идти в лес. Вы подменяете то, что происходит в реальности — то есть лес, сидением дома. И не соберёте вы там грибов. И не важно, какой вы грибник. И не важно, какой у вас талант поиска ягод. И не важно, какой прошел дождик.

Дождик прошел политический офигительный в ходе парламентских выборов, и шансы возникли замечательные. И что? Нужно же туда идти, в эту реальность. Нужно связь с нею устанавливать. А в противном случае это Кащенко. И я считаю, что если люди не понимают того, о чем я сейчас говорю, и что я буду повторять с настойчивостью психоаналитика, что конфликт был между Путинным и Зюгановым, и он назывался игрой «выборы 2012» и там были все возможности. А этот конфликт при участии Зюганова или его полнейшей политической бездарности подменили другим конфликтом — конфликтом между Немцовым и Путиным, или между Медведевым и Путиным. Но это, как бы закрытая часть игры. Ну, скажем между Немцовым и Путиным. Кем хотите? Между Касьяновым и Путиным. Хотите кем? Удальцовым и Путинным? Навальным и Путинным? Кем угодно. Но Зюганова не стало! Элиминировали его. И в этом была игра. А дальше начали разрушать Россию, потому что конфликт между Путиным и Зюгановым означал альтернативу между национально-буржуазным и социалистическим развитием России. А конфликт между Немцовым и Путиным означал альтернативу между национально-буржуазным прозябанием России и крахом. Это два разных конфликта, две разные стратегии.

И что же делают люди? Они уничтожают реальность. Они ненавидят её, они уничтожают её как угодно. Словом. Идиотскими, вонючими, дурацкими словами. Вот я ознакомился с тем, как вопрос об «Историческом процессе», моё участие в нём, обсуждает Петровская, Ларина и Сванидзе. Ещё раз об этом «Историческом процессе». У меня вот есть интуиция. Я ей доверяю. Я, конечно, доверяю не только ей. Доверяй, но проверяй. Бывает, но не регулярно, но у меня есть определенная интуиция, которой я верю полностью. Вот я знаю, ещё один шаг вперед, ещё одна передача «Исторический процесс», и я на пенсии. А я не хочу на пенсию. Вот я не знаю, что будет без передачи. Возникнет что-то другое. В конце концов, после передачи «Суд времени» была пауза и вышла замечательная передача «Суть времени», которая сделала больше, чем «Суд времени». Это другое дело, что я буду делать. Вот ещё одна передача «Исторический процесс», вот вышел я на эту замечательную передачу, где Сванидзе с Кесилёвым махались шашками, вот вышел я на неё вместо Киселёва — и я на пенсии.

Я в роли Киселёва или в роли Сванидзе. Всё кончено для меня. У меня мать по этому поводу обсуждала с бабушкой переход на работу с ГосЛитИздата, где она был, я не помню, кажется, старшим редактором, получала больше двухсот рублей в Институт Мировой Литературы, где она должна была быть младшим научным сотрудником со степенью и сто девяносто получать. Ну и бабушка говорила: «Зачем такое понижение? И вообще, тебе же нравится работа». И мама сказала, что: «Да, конечно, она мне нравится. Но только если я останусь в ГосЛитИздате, то я уже должна приглядеть то место на полке, на которое я поставлю вазу, которую мне подарят, когда я пойду на пенсию». Бабушка спросила: «А в институте Мировой Литературы?» Мама говорит: «А там неизвестно, что будет». «Ну, это серьёзный аргумент», — сказала бабушка и согласилась с дырой в семейном бюджете.

Вот я точно знал, что я должен зарезервировать себе ту вазу, которую мне подарят на втором канале, когда я окажусь на пенсии. И это была интуитивная причина, по которой — всё. Я ещё не помню, в январе, в конце декабря сказал, что всё, я дальше не играю по этим правилам. Мне сказали: «Ну, всё-таки, февраль…» Я отыграл. Это уже была никакая не передача «Исторический процесс». Никакой там истории не было. Там обсуждался митинг. Я докрутил эту спираль до Поклонной. И всё. А о чём надо говорить со Сванидзе? После Поклонной, после всех этих метаморфоз, при этом катастрофическом состоянии дел. О чём надо говорить со Сванидзе, при условии такого раскола в обществе. Вы мне не объясните? Я не понимаю, о чём. Говорить уже больше не о чем.

Что-то совершенно другое начинается в нашей жизни. Совсем другое. И об этом «другом» надо поговорить, но только, поскольку, передача называется «Смысл игры», то перед тем, как поговорить об этом «другом», давайте всё-таки дотянем до конца сюжет с численностью митингов, и с тем, что из этого вытекает. Сюжет с ложью и правдой.

Оранжевые неумолимо раскручивали спираль своей митинговой активности. И помогали им в этом американцы. Такт за тактом. 24 декабря, собрав митинг на Воробьёвых горах, мы показали, что не все ещё легли под Болотную. А казалось, что все. Мы сожгли эту белую ленточку и сделали всё остальное. Потом, в серии передач «Исторический процесс» мы дали информационно-идеологический бой Болотной. Ключевым моментом этого боя была передача, где участвовали Рыжков и Собчак, которые пришли высокомерными победителями, а ушли оттуда на карачках. И Рыжков кричал: «Боже мой, боже мой, какие мы идиоты, зачем мы согласились сюда придти». Потом началось формировании широкой антиоранжевой коалиции, антиоранжевого комитета. На самом деле, я-то лично формировал его намного раньше в закрытом режиме. Потом произошла Поклонная, на которой мы действительно сломали хребет этой оранжевой гадине. А потом мы показали, что мы готовы развивать спираль и дальше. Что мы не хотим эскалации, наоборот, предлагаем всячески, настаиваем на том, чтобы был мир, и чтобы был договор о легитимности. Общественный договор по этому поводу. Но если люди захотят эскалации, а то, что люди сорвали этот договор о легитимности, говорит о том, что они хотели эскалации… «То тогда, — сказали мы, — мы, как законопослушные граждане, чтящие конституцию и всячески чурающиеся экстремизма, тем не менее, дадим вам адекватный ответ и на это. На всё, что угодно».

В этой спирали и был главный смысл, дадим ответ на все что угодно. И когда эта решимость, была проявлена, то перестали раскручивать ту, оранжевую спираль. Мы опять, изменили смысл игры, и я знал об этом, называя передачу Смысл Игры. Мы изменили смысл игры, потому что они навязывали противостояние войск, народу. С этой стороны, как в 91-ом году — БТР-э, мертвые танки и ошалевшие милиционеры, а с этой стороны — благородные митингующие. Вот так они хотели, вот эту игру — Немцов, Рыжков, Касьянов, Собчак и другие, выигрывали на раз. Они уже знали, что они ее выиграли, и американцы ее санкционировали, потому что это и есть софт пауэр, то на что готов Обама, мягкая власть.

Когда раскручиваются эти две спирали, это совсем другая игра, вот ее докрутили до сюда и вдруг увидели, что вот здесь есть Поклонная, а за поклонной еще что то идет. И играть тогда надо до конца, в две спирали. Можно много говорить об американцах, проклинать их как угодно, рассуждать о них любыми способами, но я вам точно скажу, нет в сегодняшней Америки, авантюриста, который решится играть в эту игру. Самый большой авантюрист в истории Америки это Обама, он способен на очень многое, но не на это.

Тут есть такой герой — Пианковский, он сначала, когда же это было то еще, 7-го января когда все началось, только прошли все эти митинги все прочее, он начал уже разговаривать таким лающим голосом победителя — Рус сдавайся, коммисары тебе изменили, а в нашем лагере тебя ждет вкусный гуляш.

[Титры: Андрей Пионтковский «Инвентаризация власти» Эхо Москвы, 07.01.2012 ] — Российское общество, вплотную приступило к решению исторической задачи перехода от Путинского Паханата, к современной инкарнации традиционного Русского, к нормальной республике, в последние дни в интернете интенсивно обсуждается, проблема коллективного Валенсы и источника его полномочий. И судьбу товарища Путина, будет решать не он, а политбюро 15–20 пацанов, опираясь на мнение народное на 200–300 нотаблей из второго эшелона кремлевской клептократиии, сам Путин как это не парадоксально, не интересен как потенциальный переговорщик, сегодня он не готов к переговорам и собирается выигрывать какие то выборы, а когда он поймет, будет поздно. Особая точка это конечно президент Медведев, но он не на что не решился.

Путинские хорьки из кооператива «Озеро» в конце 90-х были ничем — питерскими жуликами, они пришли и теперь с ними тоже нельзя иметь дело, через все эти операции, они так сказать сдадутся сразу же, а вот есть человек, с которым мы должны иметь дело, субъект переговоров, который мы примем в качестве переговорщика от власти, очевиден — непререкаемый лидер партии «бабла», крупнейший Российский государственный деятель, последнего двадцатилетия, обладатель блокирующего пакета акций корпорации «Путинский режим», Анатолий Чубайс — вот с ним мы будем разговаривать

Когда это все написано в таком тоне? 7-го Января. Все, он воет от вожделения, осталось один прыжок в горло, все кончено. Что дальше?

[Титры: Андрей Пионтковский «Четыре клеточки» На сайте Рыжков. ру, 05.02.2012 (текст взят с сайта «Эхо Москвы», на сайте «Эхо Москвы» текст уже удален) ] — Паноптикум, митинг на Поклонной, паноптикум, паноптикум, собрался огромный паноптикум, боже мой, что это все такое, там солировали: чудовища, бесноватый Кургинян, месяц назад без Кремлевских автобусов, собравший несколько сот человек — Опять, нужна та же власть, та же одна основная ложь, потому что тогда можно сказать, что не коалиция собралась, а что то еще. — Придворный, державный карлик, и пламенный антисионист, с ярковыраженой левантисткой внешностью.

То есть человек заходится, он же все время приличным хочет себя считать, порядочным, а он заходится, как последний подворотный … приличным себя хочет считать, порядочным. А он заходится. Как последний подворотный… Почему он заходится — сайт ryzhkov.ru 5 февраля? А 7 января он высокомерно воет. Да потому, что сломан хребет. Сломан хребет. А дальше он опять что-то рассуждает: «Когда Израиль будет бомбить, когда не будет бомбить…», — и так далее, и тому подобное. «Ведь у верховного, кто он такой, неинтересно… Вместе с ним у Шевченко, Кургиняна, Проханова, Дугина и Леонтьева нет никаких сомнений в чем-то там по поводу того, что, так сказать, Америка будет бомбить Иран». У меня, кстати, вполне есть на этот счет сомнения. Об Иране поговорим позже. «Сергей Лавров, опытный международник и царедворец, прекрасно понимает, что замерзающая на лету слюна бесноватого Кургиняна это одно, а безопасность сакральных общаков питерской бригады на проклинаемом Западе — это другое». Как отдавили-то органы. Я профессиональный режиссер, человек, очень много игравший, прекрасно понимающий законы площадных действ так же, как и камерных. В числе прочего я прекрасно понимаю, что аппаратура, выставленная на Поклонной, была такая, что говорить можно было шепотом, это отдавалось бы эхом еще за место, где шел митинг. Я понимал одно, что если американцы не поймут, что вторая спираль будет раскручиваться до конца, то они будут крутить свою. А они должны были понять, что на любой их следующий шаг будет ответ, на любой. Они начнут делать Майдан, — будет Антимайдан. Они начнут парализовывать силовые структуры, — тем более будет Антимайдан. Они начнут кого-то вооружать, — с ужасом в сердце, со скорбью в душе, с отчаянием внутренним мы будем делать то же самое. Мы — законопослушные граждане, мечтаем только о том, чтобы жить мирно, никогда не сделаем ни одного шага ни в какой экстремизм. Но если бы с этой стороны началось бы это [Майдан], мы сделали бы ответный шаг. И когда это было понято, когда впервые начали спрашивать, что такое «Essence of time», «Суть времени». Что это такое? То ли баптисты, то ли кто. Кто там энергетику вертит этой спирали? Вот в тот момент здесь все сдулось. Поэтому замерзшая слюна имеет цену на миллилитры очень хорошую. Спасенная страна, господин Пионтковский, и полное ваше политическое фиаско. С превращением надменных рыцарей, хамов, говорящих о том, кто как должен сдаваться, в жалких бомжей из подворотни, воющих на победителя. Радуюсь ли я этой победе? Считаю ли я эту победу высшим достижением? Нет, никоим образом. Я говорил много раз и буду повторять, что процессы при Ельцине шли вот так [отвесная наклонная], резко вниз, потом, при Путине, они вот так уклонились [пологая наклонная]. Я никогда не говорил, что это было вокресение России, что это было ее возрождение, что это триумф. Я говорил, что тут изменился уклон, что это опять хотели сорвать вот так [отвесная наклонная] и что мы опять двинули это так [пологая наклонная], но это значит, что это где-то тут кончится. И теперь я хочу разобрать, что значит «вот тут кончится» и что, собственно говоря, помимо практических фактических данных, описывающих процессы в стране… Тут все время говорят: «А вот он там что-то там говорит, как было хорошо в Советском Союзе, а при Путине было плохо». Я говорю: «Конечно, плохо». Вот так было [пологая наклонная], а перед этим — вот так [отвесная наклонная]. Хотите расскажу, почему. Потому что Путин и всё, что находится рядом с ним, исходит из концепции национально-буржуазного локального суверенитета, согласно которой есть мировой дом. Мировой домик построен. Иногда его еще называют «мировая цивилизация», а иногда — «Запад».

Мировой домик, построен. Иногда еще его называют — мировая цивилизация, а иногда — Запад. Вот есть этот дом. И в нем есть разные квартиры. И Россия, как огромное государство с огромными возможностями, должна получить себе квартиру в этом доме. На другом языке это называется место под Солнцем. И Путин прикован к концепции локального национально-буржуазного суверенитета, согласно которому дом — есть и дом — хороший, но надо, чтобы в нем было место. А я убежден, и для того и создал движение «Суть Времени», и выпускаю телевизионные программы, что в этом доме России места нет, вообще нет, нет ей места тут никакого.

Я-то еще считаю, что это адский дом и что рваться в него не надо. Но предположим, что это не так. Адский он или нет — это проблема ценностей, конфликта ценностей, политической борьбы. А вот если этого места нет, то это не вопрос ценностей, это вопрос о том, что Россия лишняя в этом домике. И все что она может сделать — это вернуться к концепции глобального альтернативного суверенитета, т. е. строить косой, как пизанская башня, но свой дом мировой. Она этим и занималась в эпоху Советского Союза. Социалистический лагерь, Советский Союз, мировое коммунистические движение, присоединившиеся страны, национально-освободительные движения — все это вместе означало, что у нее здесь был дом, и она здесь раздавала квартиры и она себе нашла квартиру, совсем не плохую. Здесь (показывает на дом собственного проекта) у нее (России) есть все возможности, а здесь (показывает на мировой дом) у нее возможностей ноль. Но Путин то верит в эту концепцию (мировой дом). Это его игра, а это (показывает лист со схемой дома собственного проекта) — игра Сути Времени.

И уже в выборную ночь, когда я находился на Первом канале, я сказал всей собравшейся там элите — Эпоха капиталистического эксперимента в России завершена. Это вы пробуете перетасовывать фигурки, менять конфигурации. Мы знаем, что эпоха завершена. Завершена эпоха, чего хотите, Модерна, модернизации. Началась эпоха нового русского мессианства. Т. е. эпоха, когда, либо Россия будет указывать миру альтернативные дороги в 21й век, это страшно трудная задача, у России для этого есть крохотный шанс, определяемый современной ситуацией в мире и некими ее тайными потенциалами и ничем больше, либо Россия сумеет это сделать, либо ее не будет через 5 лет. Ее ликвидируют, и тогда неважно по какой схеме ее будут ликвидировать, по этой — быстро или по этой — длинно.

Вот это время и есть, повторяю еще раз, я говорил это в передачах, небольшой интервал в котором Россия еще существует и в котором можно еще повернуть в эту сторону.

И когда меня спрашивают о самых разных процессах, вот что происходит в Ульяновске, то в этом процессе, вот база НАТО, не база НАТО, транспортный пункт, логистика, то в этом нужно выделить 4-е уровня 1й уровень — морально-политический: Я считаю это не приемлемым, глубоко ошибочным, губительным. Точка. 2й уровень — концептуальный: до тех пор, пока будет существовать философия этого дома (показывает мировой дом), будут происходить именно такие вещи. И Рогозин там, с министерством обороны, весь этот роман Рогозина, не зря, человека, который был в НАТО. Будет попытка включить Россию и в НАТО, и в ЕС, только эта попытка с негодными средствами. Она кончится ничем. Но в рамках философии локального национально-буржуазного суверенитета, конечно страна со 140 миллионами должна войти в блок НАТО и получить удовольствие быть противником и ислама и Китая. Да, а что.

Да, а что? В противном случае она должна вернуться к нашей концепции, концепции этого дома, концепции глобального альтернативного суверенитета. И это философский аспект. Ценностный аспект. Появление подобного рода конструкций на нашей территории омерзительно и с политической точки зрения недопустимо. Его морально-психологические и прочие последствия огромные. Что же касается аргументов прагматиков о том, что там вообще ничего нет, и всё это чушь собачья, и никакого особого значения это не имеет, то эти аргументы правильны. Да, в каком-то смысле там ничего нет. В каком-то смысле если власть предала страну, то американцы высадятся на любом аэродроме. А если она не предала, то уничтожить такой подлётный аэродром ничего не стоит. И так далее. Даже аргументы прагматических противников подобной конструкции: наркотики, которые можно провозить; выброшенные по дороге грузы; ядовитые вещества и всё прочее эти все аргументы вместе они серьёзны, но они не имеют тотального значения. Тотальное значение имеют аргументы морально-психологические, потому что вот сейчас, в этот напряженный тяжелейший момент, вдруг оказывается, что власть то вовсе не в патриотическую сторону гребёт, а в прямо противоположную. И начал об этом говорить кто? Каспаров. Поэтому с политической, идеологической, морально-психологической точки зрения эта база недопустима. С концептуальной же точки зрения, если мы не повернём в сторону глобального альтернативного суверенитета, то есть в сторону СССР 2.0, то будет много баз. И они могут существовать либо на распавшейся территории, либо на территории консолидированной. И кончится всё это каким-нибудь ублюдочным вхождением во что-нибудь, не в НАТО и не в Европу, а как-нибудь, криво-косо, куда-нибудь. Нету места России в этом новом глобальном мире, лишняя она там страна по конфигурации, по всей философии, по всему. Абсолютно лишняя. Но обнаружится это в этой точке. Мне же, как говорили про оранжевую угрозу: «Ну, знаете ли, вы только такие параллели проводите», а я проводил параллель простую. Я говорю, скажите, вот Басаев захватил Будённовск. Если ты воюешь с Ельциным, а Басаев свергает Ельцина, ты должен дружить с Басаевым? Почему когда в этот момент газета «Завтра», Кургинян, Зюганов и все прочие говорили: «Ельцин политический противник, Басаев смертельный враг!»— почему они были правы? Потому что так строится любая национальная политическая жизнь. Я много раз приводил в пример великую французскую революцию, когда жирондисты и якобинцы воевали так, как не дай Бог нам когда-нибудь воевать. Но каждый раз, когда вторгались прусаки, англичане или когда начинались сепаратистские движения в Вандее, в Провансе, каждый раз, когда происходило что-нибудь такое, жирондисты и якобинцы объединялись. Потому что было единое ощущение великой реальности. Когда возникает следующее за правдивостью необходимое качество для политики. А следующее за правдивостью качество — подлинность. Когда твои идеалы начинают соединяться с реальностью. Идеалы. Вот они обязаны начать соединяться с реальностью. Они обязаны быть и начать соединяться. Два чувства дивно близки нам — Из них черпает сердце пищу — Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам. На них основано от века По воле бога самого Самостоянье человека, Залог величия его. Если нет самостояния, нет ничего, никакой политики нет. Вот что я читаю по этому поводу в новом исполнении: героя по фамилии Мусин. Дамир Мусин.

Вот что я читаю по этому поводу в новом исполнении у героя по фамилии Мусин, Дамир Дамир [см. цитируемую статью по ссылке: ]. Этот самый Дамир Мусин фигура интересная, показательная. Я не хочу сказать, что это тигр современного политического процесса, но это такой странный персонаж, который одновременно много работает с КПРФ, работает в центре «Граней» и говорит нечто, требующее внимательного рассмотрения. Поразительно и то, что может говорить современный молодой интеллектуал, сошедший с катушек, как и многие из тех, кто погулял на Болотной и Сахарова. Ну, он говорит о том, что надо осмыслить то, что произошло, что на Новом Арбате состоялись похороны протестного движения, что мы проиграли, что он проиграл лично, что проиграла та часть общества, которая в меньшинстве, что многое теперь понятно. Т. е. он признаёт ошибку, он как бы находится в реальности, в отличие от многих, которые говорят: «Да мы, так сказать, сейчас всех замочим». Он дальше говорит о том, что проиграли позорно. Я описывал вот эту Out of reality. Escape of reality. Бегство от реальности. Ну вот он говорит, что: «Надо ж так бездарно слить общегражданский протест. Это не политики, а посмешище.» — нельзя не согласиться. Дальше он там поносит власть. Нов конечном итоге, как бы, ну поносит он её и поносит. Дело не в этом. Дальше он доходит до главного. «Итак, — говорит, — когда один бывший премьер-министр написал, что мы назвали электорат Путина некачественным, а он сказал, что это мы некачественный электорат, раз так обзываемся, то, ну что ж, совсем спятил человек, когда-то поворачивавший самолёты над атлантическим океаном, — Примаков имеется ввиду — Слава богу, Ельцину хватило мужества отправить его вовремя в отставку, — Да? Хорошая позиция для лица, работающего с КПРФ. — Но тут же один из организаторов митинга, а по совместительству журналист, вещающий на оппозиционных радиоволнах, сказал, что мы не называли электорат Путина некачественными гражданами. Так вот! — говорит молодой интеллектуал, которому надо передавать эстафету, — Так вот! Я лично их назвал некачественными гражданами, электорат Путина, я готов нести за это ответственность, а не поджав хвост бежать в кусты. Я постараюсь доказать, почему этот электорат некачественный. Итак, для начала надо разбираться, что такое ядерный электорат Путина. Ядерный электорат можно по-разному считать, но в целом можно сказать, что ядерный электорат Путина — это 37–42 % граждан. Кто это такие? Это прежде всего пенсионеры. Т. е. Путин, прежде всего, украл электорат у Зюганова. — Я уже объяснил, что сделал Зюганов. Что значит, Путин украл у Зюганова? — Пенсионеры, которые радуются самому наличию пенсии, а не её размеру. Второе. Это бюджетники. Прежде всего это школы, где значительно выросла заработная плата. Библиотеки, отчасти больницы. Это чиновники. Это работники крупных государственных предприятий, у которых, как правило, только от государственного заказа зависит их благополучие, это домохозяйки, это продавцы в магазинах, это ветераны и инвалиды, это сельские жители, лишённые альтернативных каналов информации. Вот иллюстрация того, что такое некачественный электорат. — Ну дальше он описывает кто как суёт бюллетени в урны. Это всё не важно. И берёт быка за рога. — Теперь, собственно, разъяснения по поводу электората. Итак, пенсионеры, — пишет Мусин, — это самое большое электоральное зло. Они некачественный электорат в массе своей, потому что они живут за счёт других граждан. Ради них каждые выборы миллиарды рублей пускаются на повышение пенсий. Делается это из моего кармана, в том числе. Пенсионеры — это паразитарный электорат. Предоставление пенсии, — пишет молодой активный представитель Болотной и Сахарова, — приравнено к отказу от права голоса, должно быть. Иначе страна не сдвинется с мёртвой точки. Только этого будет достаточно, чтобы Путин не победил, или любой другой автократ. — Дальше он также поносит учителей. — Подневольные исполнители бюрократической машины. Реформы в образовании привели к тому, что приличных людей в школе не осталось. В итоге школа — собрание тёток от 35 до 55-ти и старше. Как правило, тётки неуспешные. Успешные люди в школу не ходят. Эти неуспешные тётки передают свою неуспешность вашим детям и делают из наших детей очередных лузеров. Вообще подневольный бюджетник — это мина замедленного действия.»

Я хочу спросить: «пришли на Болотную и Сахарова. Орут как резаные, что они западники. Вот кто-нибудь может осмелиться это сказать в Швеции? Во Франции? В Германии?»

Это западники или сумасшедшие негодяи? При этом КПРФ не чурается работать с этим пермским товарищем. КПРФ не пугается того, что там есть «Грани» и всё прочее. И ещё одного КПРФ не пугается. Вот текст Мусина на круглом столе с участием Дугина в рамках проекта «Русские Встречи»: «Первое я выскажусь за горемычный татарский народ. Меня, как представителя татарского, очень оскорбляет, когда говорят о его суверенитете. Не надо думать, что политические элиты Татарстана и сам народ — это одно и то же. Рано или поздно политические элиты Татарстана расплатятся за предательство интересов собственного народа. За то, что они предали своих великих поэтов: Туго, Тахташа. За то, что они философов великих предали, которые создавали когда-то татарскую нацию в XIX веке. Они её создавали, наши элиты это предали. Татарские элиты, я имею ввиду, — это беда нашего народа. И Шаймиев в том числе. Он в 90-е годы предал суверенитет собственного народа. Это правда! Не надо думать, что татарский народ прямо ждёт и мечтает, что он будет находиться в Евразийстве или в России. Нет такого! Россияне и евразийцы… есть русские, калмыки, коряки, узбеки, кто угодно ещё, нет чего-то собирательного. И в большинстве, с кем я общаюсь, а я часто бываю в республике Татарстан, [у меня там] есть родственники, друзья знакомые, они говорят: „Как у вас там в России? Как у нас в республике“. Т. е. в их голове суверенитет уже есть. Да, он, может быть, формально никак не дооформлен до конца, но я надеюсь, что когда-то у нашего народа появится свой Джахар Дудаев. Появится, я надеюсь! Потому, что мы… у нас долгая история. И мы имеем право на своё государство. Да, на своего Джахара Дудаева. Да, я радикальные вещи говорю. Меня уже можно по закону об экстремизме прямо отсюда увозить на чёрном воронке.»

Итак, он проклинает пенсионеров и всех [других вышеперечисленных]. Он взывает к сепаратизму. Он работает с КПРФ, являясь, в том числе, и её представителем в выборном процессе. И не один уже год работает. Одновременно он работает в «оранжевом» движении. И вот это типичный средний персонаж ядра этих митингов на Болотной и Сахарова. Потому, что каждый раз, как мне говорят: «Знаете, на трибуне стоят одни люди (вожди), а внизу-то совсем другие.» Я вообще не понимаю, что это за язык. Это непрофессиональный язык. Есть митинг, он состоит из вождей, организационного ядра, инфраструктуры, ядра митинга, периферии митинга, идеологии митинга, лозунгов митинга, общего контента митинга, целей митинга. Митинг — это системное явление. И когда мне говорят, что одни его элементы отличаются от других, я говорю, конечно, в любой системе элементы отличаются друг от друга. В чём системность?

И в условиях той игры, которую я описал, есть две возможности: опамятоваться, пока не поздно, — как говорят: «Пока не поздно, брат», — осознать весь ужас произошедшего, осознать, куда забрела партия, которую втянуло в эту воронку, куда забрело её руководство, куда забрели люди, которые начинали-то просто с протеста против Путина или с желания честных выборов, а кончили неизвестно чем. Осознать, что есть такие персонажи. Осознать, что за всем за этим стоит народофобия. Он же наших отцов и дедов ненавидит. Он людей, которые отпахали на страну, которые принесли всем нам возможность жить и работать, проедая советское наследство, постыдным образом, он ИХ называет некачественным электоратом! Он говорит, что их надо… «Предоставление пенсий, — я цитирую, — должно быть приравнено к отказу от права голоса». Он же об этом говорит. Это потрясающее социальное высокомерие. Потрясающая ненависть к народу. К «родимым пепелищам и отеческим гробам», к этосу, к Родине, к Отечеству. Потому, что следующее, что должно быть у любой силы политической, если она хочет менять процесс, у неё должна быть историческая страсть.

Значит, сначала правда, потом подлинность. Сначала, правда, потом подлинность, т. е. укорененность в этосе и во всем. Связь идеалов и реальности, сначала, правда как реальность, потом связь идеалов и реальности. Вот этот самый этос и вытекающая из него подлинность, родные пепелища и отеческие гробы. Любовь к отечеству. Исторический драйв, историческая страсть. И наконец, последнее, любовь к народу. Вера в народ.

Я сейчас прочитаю строки Луи Арагона, чтобы вы все поняли, в чем разница, в чем разница между вот такой вот исторической страстью которая есть у тех, кто поворачивает исторические процессы и вот жалким прозябанием мусинским, да, с этим воем ядовитым по поводу пенсионеров. Я предыдущий раз читал по поводу теток с фиолетовым хайром, хмурых мужиков, т. е. по поводу народа. Сейчас я прочитаю строки Арагона.

Блок у нас называл это

Смысл всегда в одном — либо там внутри народа — бесконечная тайна истории, к которой тянется любящий народ, человек, революционер, либо он политик вообще. Либо он ненавидит народ и видит случайные черты, не понимая сути, и не достукиваясь до него. Ну если в такой степени будут не понимать сути народа, сути своего времени, сути своей истории, то в золотари свои кандидатуры выставят а не в революционеры и политики. Обо всем остальном поговорим в следующий раз.