Суть Времени 2013 № 14 (6 февраля 2013)

Кургинян Сергей Ервандович

Концептуальная война

 

 

Концептуализация Не-Бытия

Концепты постмодернизма. Часть IV. Симулякр и симуляция — 3

Постмодернистская симуляция уже очень глубоко проникла в нашу — и без того больную и уродливую — реальность

Юрий Бялый

Так что же делают Бодрийяр и другие постмодернисты?

Постмодернисты точно уловили наличие в агонизирующем Модерне вируса симуляции. Они исследовали этот вирус и вывели его наиболее агрессивные штаммы. Они поняли и использовали растущую мощь современных технологий «виртуализации реальности» — от телевидения до компьютерных технологий, интернета, голографии и т. д.

А затем они объявили симуляцию всесильной и всеобщей. «Смотрите: вот здесь симуляция и здесь симуляция, и здесь. Оглянитесь — где вы видите место, событие, процесс, свободные от симуляции и нашествия симулякров? Увы, мы живем в мире симулякров, отрицать это бесполезно, и остается только смириться…».

То есть? То есть постмодернисты фактически создали военно-концептуальную «инфицирующую матрицу»! Которая и внедрением вируса симуляции, и самим фактом признания ее всемогущества неуклонно расширяет «зону поражения» симуляцией не абы чего — РЕАЛЬНОСТИ! Именно постмодернисты тем самым дали мощнейшее оружие в руки хозяевам «машин симуляции» — телевидения, интернета, индустрии компьютерной графики и так далее. И именно постмодернисты легализовали «мир симулякров» — как якобы всеобщую норму, как «наше все»!

Ведь только в таком мире «легальной симуляции» для его хозяев открываются необъятные возможности властвования. Впрочем, об этих возможностях мы поговорим отдельно. Здесь же — постараемся понять, к какому «общему знаменателю» сводятся все рассмотренные выше постмодернистские построения.

Этот общий знаменатель таков: «Мы живем в аду тотальных симуляций. Этот ад всеобъемлющ и несокрушим. Борьба с ним в принципе невозможна. К нему надо приспосабливаться и, расслабляясь, получать удовольствие».

Бодрийяр доходит до того, что приносит в жертву аду симуляции даже… саму постмодернистскую философию. Которую якобы тоже похоронила симуляция. А потому Бодрийяр заявляет, что он сам — не философ. Мол, поскольку истину уже нельзя различить за симулякрами, то его, Бодрийяра, метод — «интеллектуальный теракт». Бодрийяр пишет: «теоретическое насилие, а не истина, является тем единственным ресурсом, который у нас остался».

Возникает вопрос: существует ли для самого Бодрийяра какое-то пространство, в котором его теоретическое насилие (видимо — над реальностью?) не является чистой симуляцией? Есть ли вообще такое место, которое постмодернисты выделяют из пространства своей концептуальной войны и оставляют для себя, реальности и истины, — как место своего бытия?

Прямо на эти вопросы Бодрийяр не отвечает. Хотя в его книге есть отдельная (впрочем, особенно невнятная) глава «Остатки». Где он намекает, что «зараженность» мира симуляцией еще не абсолютна, что существуют некие «остатки», и что именно «через извлечение остатков обосновывается и вступает в силу реальность…».

Так что? Постмодернисты атакуют симулякрами реальность бытия, сами находясь в этом, еще не зараженном симуляцией, «реальном мире остатков»? Но тогда уместен следующий вопрос: собираются ли постмодернисты защищать от симуляции этот «реальный мир остатков»? И как они надеются его сберечь хотя бы для себя и своих хозяев, если вся остальная реальность уже «съедена» вирусом симуляции?

Бодрийяр отвечает: никак! Потому что сохранить этот «реальный мир остатков» невозможно. Он тоже закончится. Закончится тогда, «когда последний литр энергии будет потреблен (последним экологом), когда последний дикарь будет изучен (последним этнологом), когда последний товар будет произведен последней «рабочей силой», когда последний фантазм будет истолкован последним аналитиком, когда все будет выпущено и потреблено «из последних сил»…».

Тут Бодрийяр заходит слишком далеко. Потому что хозяевам, желающим властвовать, обязательно нужен для себя какой-то островок реальности. Без него невозможна их субъектность. А значит, и власть как таковая.

Вопрос лишь в том, какой именно островок реальности создадут для себя хозяева. Это, между прочим, и есть основной вопрос. Потому что, соорудив этот островок, хозяева никому не позволят подрывать его с помощью постмодернистских «интеллектуальных терактов». Только вот островок может оказаться очень поганым. Еще хуже постмодернистского симуляционного ада.

Что же касается осуществляемых Бодрийяром посягательств на любое «островитянство», а значит, власть, то согласитесь, его «замах впечатляет»! Ведь здесь уже речь даже не о «конце истории» в некоей Матрице! Это — вполне гностическая, людоедская заявка на «завершение реальности». Ведь «когда все будет выпущено и потреблено из последних сил», уже принципиально невозможен не только «человек бытийствующий», но и человек вообще. Который ведь должен что-то есть, пить, во что-то одеваться и лишь затем что-то любить, что-то ненавидеть и о чем-то мечтать!

Но тогда нельзя не задаться следующим вопросом: о каком именно «завершении реальности» здесь идет речь? И князя какой метафизической «Тьмы без человека» Бодрийяр мыслит в качестве его людоедского хозяина? И с каким гностическим контрмодерном смыкается его постмодернистский пафос?

Впрочем, ясно, что и Бодрийяр (умерший шесть лет назад), и его последователи на эти вопросы не ответят. Разбираться в ответах и отстаивать и «человека бытийствующего», и человека вообще, — придется тем, для кого сверхценна реальность бытия. Нужно, чтобы человек восстал против симуляции. И значит, он должен восстать!

Пока же хозяева «машин симуляции» старательно и настойчиво превращают в «симуляционную грязь» реальность. Ту самую реальность, работа с которой есть единственный способ самореализации и возвышения человека. Как превращают?

Реальность настойчиво и «по максимуму» заражают вирусом симуляции. И делают ее предельно преступной, аморальной, отвратительной, исключающей полноценное бытие и творчество. То есть — расчеловеченной.

Мы видим, например, как по всему миру в «телекартинке» этой реальности нарастает смакование криминальной хроники, трагедий и их жертв, аморализма успешных и ничтожества неуспешных, жестокости и социальной аномии.

Мы видим, как в реальность политики повсеместно и настойчиво врываются симулякры-лидеры, симулякры-партии, симулякры-программы, катастрофически подрывающие доверие к любой политике.

Мы видим, как шаг за шагом поглощается информационно-пропагандистской симуляцией сфера дипломатии и международного права. Нам сообщают о террористических бандах, которых нет, и о терактах, которых не было. Обсуждаются заявления политиков, которых они не делали. Анализируются международные соглашения, которые не заключались. Симулируются виртуальные картинки геноцидов, которых не было, и исчезают сообщения о геноцидах, которые были и происходят…

Вся Большая картина Реальности (за исключением той малости «реальной реальности», которую человек видит, слышит, осязает в своем непосредственном личном опыте) все настойчивее заполняется разнообразными виртуальными симуляциями.

Но и сфера опыта «реальной реальности» — неуклонно скукоживается по мере того, как огромные человеческие массы становятся все более «хомо телевизионус» и «хомо интернетус», все реже выходящими в реальность из виртуального пространства телепередач и сайтов-чатов. Да и в оставшейся на их долю сфере деятельности все больше людей погружается в симуляции «виртуального производства» и «виртуального управления». Словосочетание «офисный планктон», конечно, придумано в пиар-целях, но, тем не менее, отражает существенную тенденцию виртуализации реальности.

Такую реальность человеку все труднее признать хотя бы отчасти благой. От такой реальности человек все чаще готов самоотчуждаться вплоть до отвращения и ненависти. Потому что не находит человек в такой реальности ни места, ни материала, ни возможностей для действительно творческого приложения своих высших способностей.

А хозяева «машин симуляции» одновременно предлагают человеку — вместо такой дрянной реальности — все более широкое поле отчуждения от реальности. Они все активнее завлекают и прельщают человека (в прямом религиозном значении понятия «прелесть») симулированной виртуальностью. Завлекают тем, что предъявляют эту симулированную виртуальность как единственную — других ведь якобы нет — сферу самореализации человека. И прельщают тем, что в этой сфере доступно, возможно и дозволено ВСЕ.

Что может сделать человек, попадающий в эти сети завлечения и прельщения виртуальностью?

Он может утонуть в симулированной виртуальности и надеяться, что его минует беспощадная месть реальности…

Он может метаться, шизофренически разрывая свое «я» между сохраняющимися связями с реальностью — и прельщением виртуальностью…

И он может осознанным, сосредоточенным, мощным волевым усилием вырваться из этих сетей в «реальную реальность»… Вырваться для того, чтобы менять реальность. И освобождая реальность от вирусов симуляции и симулякров, и очищая ее от всей той дряни, которая делает реальность чуждой его человеческому предназначению созидать, творить, развиваться.

Вырваться — это совсем непросто. Но возможно. И возможно это, прежде всего, в России.

Вырваться возможно, потому что Россия никогда не могла и не сможет отказаться от реальности и своего Бытия в этой реальности. И не сможет принять всемогущество симуляции, которая принципиально и последовательно отрицает и уничтожает любую целостность. Ту целостность, которой Россия жила и живет тысячелетие.

То есть у России другого выхода, кроме как вырываться из этих сетей завлечения и прельщения виртуальностью, — просто нет. Но… вырваться очень сложно. Сложно потому, что для России удар постмодернистской симуляции оказался особенно болезненным.

Обрушив советскую реальность, страну пытаются «вбить» в чужую и чуждую реальность поврежденного и больного Модерна, уже мощно инфицированного вирусом симуляции. Однако Россия, не имеющая опыта Модерна, заодно не имеет «иммунитета Модерна». То есть тех хотя бы минимальных концентраций «антител» от симуляции, которые успела наработать, приобрести, накопить западная реальность Модерна.

И потому инфекционный процесс постмодернистской симуляции в России развивается особенно остро. Оглядевшись, мы видим, как все больше наших государственных учреждений, социальных структур, граждан погружается в разнообразную — и уже вовсе не только телевизионно-компьютерную — симулированную виртуальность.

Министерство здравоохранения, которое симулирует поддержку и реформы здравоохранения. И рост числа поликлиник и больниц, которые симулируют профилактику и лечение заболеваний… И деградация здравоохранения…

Министерство образования и науки, которое симулирует поддержку и реформы образования и науки. И рост числа дошкольных и внешкольных учреждений, школ, колледжей, техникумов и ВУЗов, которые симулируют воспитание, образование и профессиональную подготовку учащихся. И рост числа «научных заведений», которые симулируют научный и технологический поиск… И деградация образования и науки…

Министерство культуры, которое симулирует поддержку и развитие культуры… И деградация культуры…

Министерство труда и социальной защиты, которое симулирует защиту интересов трудящихся и нетрудоспособных… И деградация систем трудовых отношений и социальной поддержки…

Министерство обороны, которое симулирует развитие и реформирование вооруженных сил… И деградация армии, флота, оборонно-промышленного комплекса…

Министерство экономического развития, которое симулирует стратегическое планирование развития страны… И Министерство финансов, которое симулирует финансирование этой симуляции развития… И деградация промышленности, сельского хозяйства, инфраструктурных систем страны…

Большинство каналов телевидения, которые симулируют наполнение программ якобы осмысленным содержанием… Большинство новостных СМИ, которые симулируют информирование аудитории… Большинство аналитических программ и сайтов, которые симулируют анализ внутрироссийских и мировых процессов… И деградация массового сознания, опрощение, отупление, оболванивание людей…

Список может продолжить любой из читателей.

Вглядевшись в этот список, он увидит, что постмодернистская симуляция уже очень глубоко проникла в нашу — и без того больную и уродливую — реальность.

Но вглядевшись в саму эту реальность, читатель увидит и другое. Он увидит, что все больше людей осознают и пороки реальности, и их связь с симуляцией «мер по борьбе с пороками». Все больше людей с растущим негодованием отвергают и эту гниющую реальность, и попытки ее инфицировать, подменить, раздробить на бессмысленные клочки виртуальными симуляциями.

В этом осознании и этом негодовании широких российских масс — наш шанс дать симуляции (и в реальности, и в виртуальном пространстве!) реальный и жесткий отпор. И этот шанс мы обязаны использовать. Но при этом нужно понимать, что в арсенале постмодернизма симуляция — еще не последнее концептуальное оружие. Есть и другое. О котором мы поговорим в следующих статьях.