Меня упрекают иногда, и совершенно справедливо, в том, что я погрузился в общетеоретические рассуждения (хорошо бы еще только в общетеоретические, а то еще и в метафизические!) и не обращаю внимания на злобу дня.
Конечно, так вести себя нельзя. Я много раз говорил, что нельзя находиться все время в башне из слоновой кости. Просто я убежден, что эти метафизические рассуждения являются не абсолютно непонятным и ненужным аппендиксом, который вполне можно было бы отсечь, а именно стратегической осью в той борьбе, которую нам придется вести в ближайшие годы или во все следующее десятилетие. Поэтому я никоим образом не намерен это комкать. И вместе с тем я сознаю, что на животрепещущие проблемы отвечать надо.
Одной из таких проблем является то, что произошло с Каддафи. Что бы ни произошло!
У нас нет еще окончательного ответа на вопрос о том, что произошло. Кто-то говорит, что убит двойник, кто-то — что сам Каддафи…
Но представим себе худшее — что убит Каддафи. Вы омерзительные пленки, на которых показано, как его убивали, видели? Повторяю: я не утверждаю, что убит сам Каддафи. Но пленки — видели?
Вот всё это, вся эта мерзость придет сюда. Она обязательно придет. И чем быстрее она решит свои проблемы в дальних регионах, как когда-то она решала их в Испании или в Эфиопии (в Испании — Франко, а в Эфиопии — Муссолини), тем быстрее она придет к нам.
Тут есть совершенно очевидная прямая корреляция самого разного рода: нефтяная и не только.
Итак, она придет. И она придет в каждый дом. И к этому надо готовиться.
Во-первых, надо попытаться воспрепятствовать тому, чтобы она пришла, а это можно сделать, только правильно играя на дальних рубежах. А во-вторых, уж если она придет, надо давать отпор.
Отсюда — заповедь: не жаловаться. Не хныкать. Не писать бесконечные жалобы к тем, кто «в доле» по совершившемуся.
— Ах, давайте разгоним НАТО!
— Ах, давайте напишем письмо протеста…
Кому напишем письмо протеста? Кому? Кто НАТО будет разгонять?
Бандит, гангстер уже осадил весь дом, а вы кому пишете протест-то? Жильцам дома? Домоуправу? Кому?
В доме управляет гангстер. Гангстеру можно либо дать отпор, либо оказаться его жертвой — третьего не дано.
Поэтому вопрос сейчас не в том, чтобы писать письма протеста против того, что совершилось с Каддафи. Вопрос сейчас не в том, чтобы негодовать по этому поводу. Вопрос сейчас не в том, чтобы предаваться безумным, бессмысленным мечтам о роспуске НАТО.
Вопрос в том, чтобы здесь ковать победу. Ковать оружие борьбы и будущей победы. Здесь. Спокойно и быстренько. Потому что времени мало. Но не торопясь: поспешность нужна при ловле блох.
И чем бы я ни занимался в этой серии передач, какую бы тему ни обсуждал, я, по крайней мере, лично для себя кую это оружие. Потому что, если бы я не ощущал, что «пришла беда — открывай ворота», я бы вообще этих передач не вел. Не вижу в этом никакого другого смысла.
Но эта беда близка, и она стучится, напоминает о себе, в том числе и событиями в Ливии.
Итак, события в Ливии — это злоба дня, на которую надо отреагировать.
Но есть и другая злоба дня — выступления ряда глав государств по поводу сближения наших стран: Белоруссии, Казахстана, России; возможное сближение наше с Украиной, проблематичное, но возможное. Все это тоже очень важная злоба дня.
Нельзя не реагировать на нее, нельзя не анализировать, что там происходит, нельзя не содействовать тому, чтобы происходило то, что нужно. И я рассматриваю, например, передачу «Исторический процесс», где мы обсуждали Тимошенко, как содействие определенному развитию событий. Потому что, как все мы, наверное, видим, события могли развиваться так, что Россию с Украиной ввязали бы в конфликт. Причем ввязали бы в конфликт с политиками, представляющими Восточную Украину, Восток — нашу опорную территорию. Территорию, где нам симпатизируют больше, чем на Западе Украины. Нельзя с этими политиками вступать в конфликт. А высокопрофессиональные и очень высокостатусные провокаторы на Украине пытались нас втянуть в подобный конфликт. И мы этого избежали. Частью работы по избеганию этого была и передача «Исторический процесс», посвященная Тимошенко.
Но была и другая работа. И работа эта кончилась и встречей между Азаровым и Путиным в Санкт-Петербурге, и встречей в Донецке между Медведевым и Януковичем. Процесс повернулся в нужную нам сторону. А он мог повернуться в опаснейшую для нас сторону. И это тоже практические дела. И таких дел много.
Нельзя не реагировать на происходящее, на всю эту актуальную политику. Мы должны на нее реагировать, и я не могу на сегодняшний момент изобрести отдельно передачу для подобных реакций — не считаю это нужным. Поэтому часть сегодняшней передачи я посвящу подобным актуальным реакциям, после чего вернусь к основной теме.
Итак, мне говорят: «Есть ли реакция „Сути времени“ на то, что произошло в Ливии, на возможное убийство Каддафи или на то, что было представлено как это убийство?»
В газете «Известия» опубликована моя статья (начинается на 1-й полосе и дальше уходит на 10-ю), в которой события в Ливии и сближение наших государств, которые входили в бывший СССР, рассмотрены как некая совокупность взаимосвязанных событий, а не как нечто раздельное, существующее по принципу «в огороде бузина, а в Киеве дядька».
Я убежден, что и события в Ливии, и многое другое подталкивают руководителей наших государств к тому, чтобы протрезветь и понять, что на какие-то вызовы можно давать ответы только сообща.
Никогда об этом главы государств сами напрямую не скажут. И правильно сделают. Но это не значит, что об этом не надо говорить. Потому что в противном случае возникает глубокое непонимание по поводу того, что мы делаем в плане ответа на ливийские безобразия, делаем ли мы хоть что-то и что мы можем делать по максимуму. Потому что все, что мы сейчас делаем, мы делаем, конечно, по минимуму.
Итак, я просто зачту вначале свою статью, которая посвящена одновременно сближению наших государств, произошедшему в последнее время, или тенденции к сближению. Даже если это имитация сближения, это не имеет никакого значения, потому что в таких случаях все начинается с имитации, а потом может приобрести другой характер, и это уже будет не вполне имитация.
Итак, эта статья посвящена сближению наших государств, произошедшему в последнее время, и одновременно событиям в Ливии.
«Я понимаю, насколько объективно несвободны главы государств, обсуждающие вопросы интеграции. Они несвободны, потому что „положение обязывает“. Потому что их слышит весь мир. Потому что каждое их слово может быть задействовано против них оппозицией. Потому что они политические тяжеловесы и в принципе не могут позволить себе чрезмерно острых высказываний, не соответствующих их высочайшему статусу. И так далее.
Все это я прекрасно понимаю. И у меня действительно нет никаких претензий ни к статье Путина, посвященной интеграции, ни к статьям Лукашенко и Назарбаева, посвященным этому же вопросу. Не потому у меня их нет, что я хочу сказать что-нибудь приятное данным политикам. Были бы у меня такие претензии, я бы их обязательно высказал — корректно и жестко. Как и всегда. Но у меня в данном случае претензий действительно нет.
Кроме того, я понимаю, насколько в нынешней ситуации необходимо быть осторожными, коль скоро хочешь реального сближения частей распавшегося государства…»
Это, между прочим, понимаешь, как только приезжаешь куда угодно: на Украину, в Казахстан… Ты понимаешь, что одно только резкое слово на тему «все, ребята, возвращаемся в прошлое…» — и там реакция очень острая, гораздо острее, чем в России. И, в общем-то, понятно почему. Почему именно, я сейчас прочитаю.
«Суверенитет — вещь соблазнительная для очень и очень многих. Как для элиты, между прочим, так и для народа. Поэтому считается, что распад империи в принципе необратим. Распавшиеся части, вкусив от суверенитета (и, в особенности, если это малые части, считавшие себя зависимыми. — С.К.), влюбляются в него (в этот самый суверенитет) и ни за что не согласны на то, чтобы с ним расстаться. Одно неосторожное слово — и сближение превратится в свою противоположность. Это касается любого, кто говорит на эту тему. А уж глав государств — тем более.
Все так. Но я не глава государства, не высокопоставленный чиновник, не лицо, облеченное какими-либо полномочиями. И потому, в отличие от прочих, имею право говорить о том, о чем эти прочие права говорить не имеют.
Когда разбилась ваза… или ее разбили… словом, когда вы видите на полу осколки чего-то, что было вам дорого, — что вы будете делать?
Первый вариант — выкидывать осколки в помойку.
Второй вариант — использовать осколки, притворяясь, что они лучше, чем ваза. Вазой, например, ничего нельзя нацарапать на стене, а осколком можно.
Третий вариант — склеивать осколки.
Спросят: „Каким клеем?“ Это, в общем-то, хорошо известно. Клеем интересов — экономических, социа льных и иных. Нам выгоднее иметь общее экономическое пространство? Да, выгоднее. Ну, так давайте его сделаем! Нам выгодно отсутствие визовых ограничений? Нам выгодно еще и вот это… это… это… Так осторожно накладывается клей выгод и интересов на осколки бывшей империи Карла Великого, она же будущая Объединенная Европа. И вот уже и валюта одна… и парламент общий есть… и пространство безвизовое… да мало ли еще что.
Но только все помнят — жила-была ваза. Называлась — великий Рим. Потом ваза разбилась. И вместо нее — со страстной оглядкой на нее — создавались другие „вазы“. Создатели — Карл Великий, Карл Пятый et cetera — все время оглядывались на оригинал, создавая копии. И вместе с тем вместо античного стекла (из которого была выдута ваза под названием „Древний Рим“. — С.К.) использовали новое стекло — христианское.
В распоряжении де Голля или Аденауэра не было уже этого „стекла“. (Мир был уже светским, распавшимся на национальные государства. — С.К.) Но было точное понимание необходимости создания вазы из осколков под названием Франция, ФРГ и так далее. Осколки начали склеивать. И склеили, причем далеко не худшим способом.
Но ведь всем понятно, что ваза, склеенная из осколков, — это суррогатная ваза. И прочность не та, и швы видно, и воды в вазу не нальешь — протекает. А даже если не протекает, то… Словом, всем понятно, чем вещь, склеенная из осколков, отличается от неразбившейся вещи. Понятно, правда?
Спросят: „И что же вы предлагаете? Не склеивать? Оставить осколки валяться на полу XXI века?“
Нет и еще раз нет. Я буду поддерживать любую попытку что-то склеить. Я понимаю, как эти попытки важны для народов нашей страны. (Ну, если будет создан хотя бы Таможенный союз, то действительно экономические выгоды большие. Это не только экономические выгоды, это и другое, очень многое, что действительно нам нужно. — С.К.) Я понимаю также, в чем альтернатива этим попыткам. (НАТО у Смоленска — альтернатива такова! — С.К.) И наконец, я понимаю, что живые системы сильно отличаются от неживых. И потому моя метафора вазы условна. Как, впрочем, и любая метафора. (Достаточно хоть немного сблизить живые части, если там есть еще какая-то память об общей жизни, — они могут вот так вот схватиться… — С.К.)
Но только не говорите мне, что других вариантов просто нет. Что есть лишь три варианта: (1) выбросить осколки в помойное ведро, (2) восхвалять „драгоценную“ осколочность (вот эти суверенитеты. — С.К.), противопоставляя ее „омерзительной“ целостности (СССР. — С.К.), и (3) склеивать осколки между собой (экономическим клеем. — С.К.).
Есть четвертый вариант. Разжечь огонь. Позвать стеклодува. Кинуть в огонь осколки. Расплавить стекло. И выдуть из расплавленного стекла новую вазу. Спросят: „Что еще за огонь? Небось, опять вы о какой-нибудь мистике?“ (Метафизике. — С.К.)
Ни Боже мой! Речь идет о предельно конкретных вещах. Таких конкретных, что дальше некуда. И все главы государств прекрасно понимают, о чем именно идет речь. Только говорить они об этом не имеют права в силу обременяющей их статусности. А меня, повторяю, статусность не обременяет никоим образом. И говорить я имею право — что с меня взять-то, с театрального режиссера? А поскольку я убежден, что говорить об этом надо и что ничто в России не сотворяется без огня, то я и скажу.
Убит Каддафи или нет — я не знаю. Но только я знаю точно несколько вещей, имеющих прямое отношение к исторической судьбе народов прежде единого государства, к судьбе наших элит и наших абсолютно неэлитных сограждан. И я их хотя бы перечислю.
1. Бомбардировки Ливии — это мерзость и глупость.
2. Каддафи — это герой. Мир еще не забыл, надеюсь, что такое герои. И чем они отличаются от мрази. Герой может пасть от рук мрази. Но мразь — это мразь, а герой — это герой. Не хочу говорить, что Каддафи — последний герой, потому что верю, что есть и другие. Но то, что он герой, это точно. Кстати, он никогда для меня героем не был и стал им только после того, как я увидел, как ведут себя другие, оказавшись под пятой мрази, могущественной пока еще при всей ее глупости и подлости. (Когда я увидел, как себя в Тунисе повели, в том же Египте, я понял: Каддафи — это действительно герой. Это человек другой породы. Это другой металл. Другой нрав. Другая диаграмма ценностей. Другое представление о должном. Это нечто совсем другое, заслуживающее всяческого восхищения. Какие бы разногласия ты ни имел по поводу Джамахирии или чего-нибудь еще. В любом случае — это герой. — С.К.) И как отличается поведение Каддафи от поведения других. (И тогда же публично сказал, что это герой. И что бы с ним ни случилось, он все равно герой. — С.К.)
3. Я не знаю, убили ли Каддафи. Скорее всего, убили. Ну, что ж! Герой пал от рук мрази. Борьба с мразью продолжается и носит неотменяемый характер. (Только не надо жаловаться на мразь. Бороться можно, а жаловаться не надо. — С.К.)
4. Выставить тело Каддафи в каком-то холодильнике в супермаркете — это уже не выходка мрази. Это поступок нелюди. Надо приличным людям объяснять, чем мразь отличается от нелюди? Тем же, чем смрад помойки отличается от смрада ада. Так вот, веет натуральным и стопроцентным адом.
5. На место Каддафи приводят „Аль-Каиду“, понятно? Случайно такие трюки не исполняются. Я знаю регион и говорю стопроцентную правду. Французские легионеры, британские спецназовцы, блестящие офицеры ВВС НАТО — все они вместе тащат за собою гостей из ада. Они их тащат в Ливию и не только. Понятно, чем это чревато?
6. Гости из ада процветания в Ливии обеспечить не могут и не хотят. Вместе с западной нелюдью они разграбят Ливию. Народ будет жить раз в 10–15 хуже, чем он жил при Каддафи. То же самое повторится в других странах. Гости из ада процветание в Египте не обеспечат. Все будет гораздо хуже, чем при Мубараке. Мир упорно тянут в третью мировую войну. Гости из ада, идущие рука об руку с западной нелюдью, — это стопроцентные гитлеры XXI века. Только более изощренные и подлые. Вот и все. (Но не надо жаловаться на Гитлеров. С ними надо воевать всеми средствами, какими можно: информационными, идеологическими, интеллектуальными и иными. И готовиться к другой войне. Это всё надо делать. А жаловаться на них бессмысленно. — С.К.)
7. Свободный мир показал, что он такое. Свободные средства массовой информации, способные донести правду до западной и мировой общественности? Как же, как же…(Все видим, как лгут. Все видим, как брешут. — С.К.) Все видим. Павлины, говоришь? Ха! За ненадобностью отброшены даже лживые приличия. Всё заголилось. И все увидели, как оно заголилось. Все, кто прозрел. И наша задача, чтобы прозрели еще очень и очень многие…»
Люди должны прозреть до конца раньше, чем начнется заваруха, намного раньше. И ради этого все передачи: «Исторический процесс», «Суть времени» или «Суд времени». Ради этого создание организации, ради этого любые виды работ: социологические исследования, концептуальные исследования, школы, нами проводимые, другие наши инициативы — все это только ради того, чтобы предуготовить. И чтобы прозрели не единицы, не сотни тысяч, не миллионы, а вся страна. И, когда она прозреет вся, ситуация будет совсем другая. Распространение идей — это не мелочь, это не забава. Это и есть борьба, главная борьба XXI века. Только нужно понимать, какие идеи ты распространяешь и почему эти идеи могут и должны победить, а другие идеи и не могут, и не должны победить. А главное — не могут.
Итак, нужно, чтобы прозрели еще очень и очень многие.
«8. Мерзость нынешней ситуации заключается в том, что нельзя провести четкой грани между самой грязной геополитикой и элементарной международной мафиозностью. Был один проворовавшийся в Техасе банкир. (В нефтяном банке он проворовался. — С.К.) Его миллиардные долги покрыл один восточный властитель. Потом банкир дорвался до власти и „замочил“ властителя. Это геополитика? Или элементарный бандитизм? А если до власти дорвался французский коллега этого банкира? Или итальянский? И они „мочат“ своих кредиторов из Северной Африки? Это геополитика? Или…
9. Международный гангстер, международная элитная мразь, сплотившаяся вокруг него, вошедшие в альянс с этой мразью нелюди не успокоятся. Они придут к нам в дом. Очень скоро придут. Главы государств, которых я, повторяю, вовсе не осуждаю за сдержанность, сколько угодно могут говорить о просвещенности интеграционных инициатив. Но если они не впали в сладкую кому, то перспектива оказаться трупами, лежащими на обозрении в супермаркетах, должна быть им ясна. Но не менее ясна и перспектива народов. Хорош был или нет Мубарак, но то, что будет без него, окажется многократно хуже. Хорош был или нет Каддафи, но то, что будет без него… это нечто!
А ведь, кроме НАТО на Западе, у нас на Востоке есть еще неумолимо растущий Китай, а на Юге — разогреваемый западной мразью радикальный исламизм (прошу не путать с исламом). И все по нашу душу, не так ли?
Словом, объединяемся мы (пока еще слишком робко), дабы не оказаться сброшенными в ад. А это и есть хотя бы самый грубый вариант огня, позволяющего переплавить стекло и создать новую вазу. Есть еще много тонких огней. И тончайших…»
Их-то мы здесь и обсуждаем, а не абстрактные вопросы какой-то там мистики и метафизики. То, что мы обсуждаем, это и есть огонь. Огонь нужен не ради самого огня, не для того, чтобы греться, не для того, чтобы свечки зажигать, не для того, чтобы шептать какие-то заклинания. Это огонь, которым надо расплавить стекло и успеть выдуть новую вазу — настоящую, прочную, еще более прекрасную, чем предыдущие. Вот для этого нужен огонь. Нужны и грубые огни, которые я перечислил в своей статье, и те тонкие огни, которые я здесь обсуждаю. Потому что без этого не будет ничего. И все, кто считает, что проблему можно решить быстренько и на скорую руку, подменяют дело выплавки новой настоящей вазы суетой вокруг осколков. Но даже склеить их по-настоящему не смогут.
Итак, кроме трех возможностей — оплакивая осколки, выбрасывать их в помойку; ковыряться каждым из них в стенках; склеивать их, — есть еще одна возможность, связанная с огнем и переплавкой.
«Так что не говорите мне, что четвертого варианта нет. И что можно только проклинать вазу, оплакивать ее или склеивать суррогат. Есть и другая возможность. Она маячит за осторожными действиями тех, кто сейчас аккуратно движется навстречу друг другу. И это правильно, что действия осторожны. Это правильно, что они аккуратны. Это правильно, наконец, что те, кто двигается, не договаривают до конца. Что они обсуждают третий вариант и как бы отрицают четвертый.
Но есть он, повторяю, этот четвертый вариант. И именно он стучится в двери нашего, ранее общего, дома. Дома, которому придется или вновь стать общим, или сгореть в пожаре, по отношению к которому ливийский ад еще покажется детской шалостью».
Это первое, на чем я должен был остановиться, помимо продолжения обсуждения тонких огней, с помощью которых только и можно расплавить стекло и изготовить новую вазу.
Меня спрашивают: «Что мы будем делать в связи с выборами?»
Честно могу признаться, что для меня выборы никак не являются краеугольным событием нашей политической жизни. Все, что я хочу, в принципе, по минимуму, это невмешательства в борьбу существующих сил и предоставления всем членам клуба «Суть времени» абсолютного права поддержать те силы, которые им симпатичны. Пусть они поддерживают те силы, которые им симпатичнее, ибо любая другая моя позиция позволяет сказать, что я набираю некие силы и некое доверие и накачиваю мышцы ради того, чтобы потом ударить по врагам власти. А я ни по кому ударять не собираюсь.
Недавно Караулов показал в своей программе отрывок из передачи, в которой я когда-то что-то говорил о Зюганове. Я ни от одного слова не отказываюсь, только хочу, чтобы все понимали, что это было сказано четыре с лишним года назад. Четыре с лишним! У меня там даже габариты другие, в этой передаче.
Я молчу. Я всё скажу. После марта я всё скажу. Не только повторю все, что говорил ранее — 4 года назад, а также 17 лет назад (в 1994 году). Я с тех пор говорю одно и то же. Я, может быть, еще разовью эту тему, но потом.
А сейчас я считаю, что минимальный принцип — это принцип невмешательства, непредопределения. Каждый голосует так, как хочет.
Мы собрались здесь для разработки мировоззрения. Мы собрались для отпора определенным, очевидно деструктивным тенденциям. В основном, все действуют так, как хотят. Наша структура пока еще сетевая. Мы еще не сформировали никаких достаточно жестких структур. Мы только приступаем к этому. Мы обязательно их сформируем. К лету уж обязательно. А сейчас — очередной этап работы, и на этом этапе работы пусть люди голосуют так, как они хотят.
Но это программа-минимум.
А есть и программа-максимум. Она изложена в документах, предложенных для рассмотрения членам нашего клуба. Пока это только предмет дискуссии.
«Друзья!
Все мы хотели бы, чтобы в ходе нынешних выборов родились новые стратегические идеи. И все мы понимаем, что шансы на подобное крайне невелики. Скорее всего, выборы опять окажутся отданными на откуп так называемым политтехнологам. Скорее всего, никакой полноценной национальной дискуссии в ходе выборов не произойдет. И, наконец, скорее всего, главная тема нашей политической жизни — тема поиска выхода из стратегического тупика, в котором мы оказались, — не станет консенсусной. А значит, не станет и по-настоящему ключевой. Одни сведут ее к дежурным оппозиционным сетованиям. Другие же попытаются замолчать…»
Лично я убежден, что работа начнется тогда, когда все — от ведущих властных политиков до оппозиции, от элиты до бабушек на скамейках — будут понимать, что сформировался стратегический тупик. И каждый будет говорить об этом на своем языке — сложном или простом. Вот тогда начнется работа. Почему возник тупик? Кто туда завел? И как из него выйти? И это понимание скоро наступит. Мы все на это работаем. Но пока что этого не произошло.
Так вот, когда это произойдет, «это породит новую волну общественного недовольства. К недовольству, связанному с тем, что голоса будут делить лица, не сходящие с экранов по 10–15 лет, добавится и другое недовольство. Которое окажется сродни предперестроечным настроениям, легко переводимым в русло настроений антигосударственных. Можно ли этого избежать?
Шансы на это невелики. Но все имеющиеся шансы связаны с преодолением пропасти между политическим классом и народом…»
Кстати, если вы читали стенограмму интервью Путина руководителям телеканалов, а также статьи тех, кто сейчас конкурирует на площадке под названием «выборы», — вы, наверное, заметили: встает очень серьезный вопрос о том, что такое представительная демократия. И чем она отличается от прямой демократии — более глубокой. Мы все понимаем, что демократия, которая будет сформирована в результате выборов, окажется рамочной, весьма усеченной. И все — по крайней мере, на словах все — хотели бы перекинуть мост между этой демократией и чем-то другим. Но это нельзя делать, создавая общественные палаты, в которых власть назначает людей, чтобы им быть общественниками. Это не проходит. Так нельзя ли предложить что-то другое? Нельзя ли предложить реальный способ перекинуть подобный мост?
«…Перекинуть мост через эту пропасть очень трудно. Но если всерьез пытаться решить подобную наитруднейшую задачу, то путь тут только один. Формирование широкого альтернативного народного представительства, категорически не ставящего перед собой никаких антиконституционных целей, стремящегося укрепить, а не подорвать Конституцию, не претендующего на роль альтернативной антиконституционной власти.
Но зачем тогда вообще создавать нечто подобное?
Для того чтобы оказывать воздействие на ситуацию. Для того чтобы одни силы не скомпрометировали священные принципы широкого народного представительства, широкого общественного участия в политике созданием карманных бюрократических „палат“, а другие силы не превратили эти принципы в инструмент демонтажа страны.
Мы предлагаем на ваше рассмотрение идею широкого конструктивного, конституционного народного представительства. Такого представительства, которое воплотит, а не скомпрометирует идеал подлинной высокой гражданственности.
Идея эта состоит в том, чтобы попытаться сформировать Народный Конгресс (вместо ручной Общественной палаты. — С.К.) Суть формируемой структуры изложена в Обращении, которое предлагается на ваше рассмотрение.
Вносите до 7 ноября 2011 года свои предложения и дополнения к этому Обращению. Давайте свои оценки самой нашей идее. Мы не хотим действовать помимо вас. И начнем действовать только при широчайшей и активнейшей вашей поддержке.
Вот текст предлагаемого для обсуждения Обращения.
ОБРАЩЕНИЕ
Как все мы видим, выборы проходят в условиях апатии. Налицо исчерпанность идей, идеологий, политических моделей и многого другого.
В этой ситуации высока вероятность отпадения народа не только от существующей политической системы, но и от чего-то большего. Именно так это происходило в конце 80-х годов прошлого столетия.
Для того чтобы подобная апатия не превратилась в „перестройку-2“, нужно укрепить связь между широчайшими народными массами и общенациональной политикой. К чему, кстати, все призывают, не предпринимая никаких практических шагов в этом направлении, но все время апеллируя к народности в разных ее модификациях.
Нам представляется важным сформировать Народный конгресс. Он должен восстановить обратную связь между политическим классом и народом. В конгресс должны войти тысяча организаций, собравших в поддержку своих программных заявлений не менее 100 тысяч подписей (каждая)…»
Сколько людей придет на выборы при том, что явка будет минимальной? Сколько? Половина страны? А другая половина страны остается безгласной? Вот пусть хотя бы эта половина, а лучше вся страна, сформирует настоящую общественную палату, то есть Народный Конгресс, а не карманные структуры и не уличные палаточные лагерьки. Вот пусть она это сформирует. Для этого должна найтись тысяча общественных структур, готовая собрать по 100 000 голосов. Вот вам и есть 100 миллионов. Найдется эта тысяча? Если это будем только мы, то программы-максимум не существует.
Тогда я могу сказать одно: каждый должен голосовать по зову своего сердца, а не по директивам Политического центра. Каждый голосует, как хочет. Важно не скомпрометировать себя в ходе этих выборов. А главная политическая борьба начнется после них. Если не по прямому ливийскому сценарию, то по очень похожему. И надо поберечь силы для этой борьбы. Вот это минимальная программа, которую я готов отстаивать, а максимальная уже зависит не только от меня и «Сути времени». Она зависит от того, найдется ли тысяча самых разных организаций, сколь угодно враждебных нам, каждая их которых готова собрать 100 000 подписей за себя. А затем представители каждой из таких организаций соберутся в одном зале на тысячу мест. Не для того, чтобы заняться деструкцией, а для того, чтобы сформировать настоящую национальную повестку дня. Всерьез. Вот найдется тысяча организаций, готовых на это? Не входящих в союз с нами, не строящих с нами каких-либо отношений. Если найдется, мы готовы быть одной из таких организаций. Но если мы станем единственной организацией — ну, мы соберем 100 000 за себя и даже больше — и что?
Если этот призыв — зов вопиющего в пустыне, то все очень плохо. Но если есть люди, которые действительно грезят о прямой демократии, если есть люди, которые действительно ужасаются тому, как сужено электоральное поле, то пусть эти люди не ужасаются и не грезят, а действуют вместе с другими. Мы предлагаем, как надо действовать. И хотим понять, услышали ли нас? Мы, конечно, хотим быть услышанными. Но, если нас не услышат, это тоже что-то. Потому что эти слова я произношу сегодня — в начале ноября. А впереди ноябрь, потом декабрь… Потом будет март. А потом начнется все самое главное. И пусть никто не говорит, что не обращались, не предупреждали и не предлагали, что именно надо делать — подчеркиваю, отвечающее всем конституционным нормам, всем нормам гражданского общества, которыми все умиляются, которые все якобы хотят у нас получить, ни одного практического шага к этому не делая; и всем нормам прямой демократии.
«…Тем самым конгресс, если его удастся собрать, по определению будет репрезентативным. Не подменяя собой конституционные органы власти, он может сделать политическую систему более открытой и динамичной. В этом наша основная идея — не антагонизм, а альтернативность. Не анти, а альтер…»
Все боятся альтерглобализма. А антиглобализма никто не боится, потому что все понимают, что антиглобализм действует как дополнительная часть глобализма. Глобализму нужен антиглобализм, постмодерну нужен контрмодерн. И все они действуют вместе. А вот альтерглобализм — это нечто другое.
Так же и тут: чем больше будет антиинициатив, тем больше они будут существовать как единое целое вместе с сужающейся властной верхушкой, по принципу «тяни-толкай», и работать на деструкцию. А вот альтернативный принцип может сработать созидательно, если хватит сил. Не наших — у нас их хватит, а у тех других, кто скорбит, вопиет и пальцем о палец ударить не хочет. И занимается ерундой. Вот если эти люди внемлют нашему призыву и не в наших интересах, а в своих собственных займутся делом, может быть, что-то и получится.
…Мы убеждены, что реализация этой инициативы могла бы самым мягким из возможных способов преодолеть угрозу политической апатии. При том, что подобная апатия, как мы знаем из своей истории, достаточно быстро оборачивается самыми катастрофическими последствиями.
Никоим образом, не стремясь доминировать в подобной широкой общественной деятельности (которая бессмысленна, повторяю, если тысяча других гражданских субъектов — 999 — не включатся в нее же. Или хотя бы 555. — С.К.), мы готовы воздействовать на происходящее силой личного примера, собрав 100 тысяч подписей под нижеследующим политическим заявлением.
Мы ждем, чтобы другие сделали то же самое.
С. Е. Кургинян
Дальше — само заявление.
ЗАЯВЛЕНИЕ НАРОДНОГО КОНГРЕССА
Руководителям всех политических партий России, президенту РФ, Федеральному собранию РФ!
20 лет наша страна пытается идти по пути построения капитализма. Это долгий срок. И мы имеем право оценивать степень соответствия этого пути фундаментальным интересам страны. Ведь за срок, гораздо меньший, социалистический проект позволил превратить СССР из аграрной страны в страну индустриальную. И — одержать победу во Второй мировой войне.
Так что же нам дали последние 20 лет? Постараемся оценить это объективно, без идеологической предвзятости. И признать, что обещания роста производства, совершенствования качества этого производства, внедрения новых технологий, перехода на новую постиндустриальную фазу развития оказались невыполненными. Ведь об этом, согласитесь, говорят все! Если нас призывают к модернизации после 20 лет строительства капитализма, значит, модернизации нет. Но что же есть?
По сути, есть прямо обратное — демодернизация. Деградация индустрии, сельского хозяйства, науки, техники, образования, культуры. В науке подобное называется системным регрессом.
Давайте хотя бы признаем его наличие! И начнем искать средства борьбы с подобным опаснейшим системным заболеванием! Давайте перестанем утешать себя тем, что вот-вот все наладится. Давайте перестанем запрещать самим себе апелляцию к своему историческому опыту по той лишь причине, что этот опыт скомпрометирован ужасами сталинизма. Давайте перестанем слепо копировать другие страны и культуры. Давайте снова поверим в то, что наша страна способна двигаться вперед лишь под водительством великих смыслов. Что лишь тогда сотворяется в стране то, что когда-то весь мир оправданно называл «русским чудом».
Давайте признаем также, что из всех возможных путей нами 20 лет назад был выбран самый худший — путь построения криминального капитализма.
Давайте признаем, что 20 лет назад произошло не освобождение России от «чудовищных оков советизма» и возвращение в «лоно мировой цивилизации», то есть в капитализм, а катастрофа. Именно катастрофа, потому что это не было простым изменением политического строя и экономической модели, это было не имеющим аналогов в истории человечества добровольное отречение от созданного гигантскими усилиями и гигантскими жертвами великого государства. Отречением от своего исторического пути.
Давайте признаем: сейчас Москва во многом живет за счет остальных регионов России, процветание США и Западной Европы напрямую связано с нищетой всего остального мира.
Давайте, трезво посмотрев в глаза реальности, признаем хотя бы теперь, что нас, отказавшихся от своего исторического пути, не примут в команду избранных. СССР был альтернативой превращению России в страну периферийного капитализма. И поэтому, отказавшись от советского проекта, мы постепенно становимся страной третьего мира.
Признаем, что теперь мы живем в стране, где все перевернуто с ног на голову: самые отрицательные человеческие качества возводятся в ранг добродетели, а честность, верность и преданность высмеиваются; казнокрады и нечистые на руку дельцы катаются словно сыр в масле, а учителя, врачи, ученые, военные и многие другие честные люди, трудящиеся на благо Родины, балансируют на грани выживания. В то же время мы видим, как те, кто стоит у кормила страны, два десятка лет совершают бессмысленные, чуждые нам политические ритуалы, но не понимают или просто не хотят понять, куда править, забывая простую истину: «Горе тому кораблю, который не знает, куда он плывет, ибо нет ему попутного ветра». Очередная, грядущая предвыборная кампания может превратиться в тризну по стране, если после нее, как это всегда происходило раньше, ничего не изменится.
Дело усугубляется еще и тем, что и сама современная система мироустройства становитс я крайне неустойчивой: мировая экономика, подсаженная на иглу безудержной эмиссии американских долларов, идет в тупик; США теряют одну позицию за другой, уступая их странам Юго-Восточной Азии и Китаю. Возникло противоречие между ослабляемой экономической мощью США и их военным превосходством. Все чаще они решают свои проблемы силовыми методами. Сначала была Югославия, затем Ирак, теперь Ливия. Следующими могут быть Иран, Белоруссия, а затем и Россия.
Тонкая нить удерживает нас на краю разверзшейся перед нами бездны регресса. Нить эта — советское наследие. Это наука и техника, образование и просвещение, армия и флот, заводы и предприятия Великой страны. И эта нить, удерживающая нас от последнего гибельного шага, становится все тоньше и тоньше. Но, пока она не оборвалась, пока тонкая грань между жизнью и смертью еще не пересечена, у нас есть надежда и возможность все исправить.
Мы не хотим быть «Иванами, не помнящими родства», без прошлого и будущего. Мы хотим быть людьми, достойными своих великих предков. Предков, которые построили Великую Империю, победили величайшее зло в истории человечества — фашизм и водрузили красное Знамя Победы над рейхстагом, первыми покорили космос. Предков, которые стремились в будущее с чистыми помыслами. Как и они, мы сами хотим творить свое будущее!
И потому мы убеждены, что для того, чтобы разверзшаяся перед нами бездна регресса не поглотила нас и нашу страну уже завтра, чтобы обратить этот гибельный процесс вспять, необходимо срочно предпринять решительные действия. Сделать это надо независимо от того, какие мировоззренческие взгляды и политические идеалы будут у тех, кто окажется у власти в нашей стране.
По нашему мнению, для предотвращения краха страны необходимо в кратчайшие сроки предпринять следующее:
1. Ввести жесткие наказания за вывоз капитала из страны.
2. Ввести меры поощрения тем, кто ввозит капитал в страну и использует его созидательно на нашей территории.
3. Восстановить справедливость, превратив то, что было создано трудом наших отцов и дедов, в ядро государственной экономики, позволяющее сформировать необходимые средства для обеспечения безопасности и обороны, развития науки, техники, культуры, для социальной защиты граждан…
(Итак, все то, что дает экспортный доход, что было создано трудами наших отцов и дедов, что представляет собой советское наследство и эксплуатируется сейчас в частных интересах, должно быть национализировано. И мы должны найти такую бюрократию для управления этим национализированным ядром, которая не будет воровать. И предпринять такие меры по отношению к этой бюрократии, которые не позволят ей воровать. Мы должны найти способы директивного, планового управления этим ядром, которое и должно собрать львиную часть бюджета, позволяющего развернуть новые программы в науке, технике, образовании, здравоохранении, культуре и так далее.
И это первая часть задачи. — С.К.)
4. Предоставить тем, кто стремится осуществлять созидательную предпринимательскую деятельность, все возможности за пределами ядра национальной экономики. Для этого освободить от части налогового бремени созидательную часть рыночно-предпринимательского сектора. Жесточайше пресекая при этом все поползновения этого сектора на разрушительный криминальный способ обогащения.
5. Дать возможность крупному капиталу действовать на паях с государством, развивая труднодоступные регионы, решая крупнейшие государственные задачи.
(Пожалуйста, 50 на 50. Вы хотите развивать Восточную Сибирь, Камчатку, Чукотку, Сахалин, другие труднодоступные районы, строить дороги, вкладывать деньги в труднодоступные месторождения? Пожалуйста. Вы получите с этого большую прибыль, гораздо большую, чем в других частях мира, и государство вас поддержит. Но это производится по принципу 50 на 50. Государство контролирует 50% результата и поддерживает вас в этом начинании. — С.К.)
6. Восстановить высокий приоритет культуры, свойственный России на протяжении столетий, остановить вал антикультурной псевдорыночной продукции.
7. Предоставить средствам массовой информации все возможности для организации полноценной, свободной национальной дискуссии по ключевым проблемам жизни страны. Вырвать СМИ из лап олигархии и бюрократии. Наполнить благородные слова «информационная свобода» народным, то есть подлинно демократическим, содержанием.
8. Не отрицая рыночные принципы во всем, что касается среды, в которой они должны быть сохранены и даже усилены, восстановить директивное плановое развитие в сфере ключевых национализированных секторов экономики. Применять при этом новейшие достижения современной теории планового хозяйства (экономической кибернетики). Обеспечить сопряжение директивно-плановой и рыночной сферы, ставя во главу угла высшие приоритеты развития страны.
9. Восстановить общемировые справедливые нормы повышенной оплаты труда квалифицированных специалистов. Восстановить высокий социальный и экономический статус ученых, инженеров, высококвалифицированных рабочих.
10. Ликвидировать постыдную беспризорность.
(И учиться надо на советском опыте. — С.К.)
11. Предпринять чрезвычайные меры во всем, что касается массовых заболеваний, наркомании и прочих порождений «невидимой руки рынка», обрушившихся на нас в последнее двадцатилетие.
12. Резко повысить минимальный уровень оплаты труда.
13. Наполнить реальным содержанием принцип социального государства, вернув людям бесплатное образование и здравоохранение.
14. Признать, что доходы подавляющего большинства российского населения и значительной части российского хозяйственного потенциала исключают потребление продукции и услуг естественных монополий по так называемым мировым или «равнодоходным» ценам. В связи с этим пересмотреть государственную политику тарифо- и ценообразования естественных монополий.
15. Признать, что вопиющая бедность большинства российского населения несовместима с жизнью России в XXI столетии. Приоритетно разработать и реализовать государственные программы борьбы с бедностью.
16. Уйти от плоской шкалы налогообложения, заставив богатых социально отвечать перед ущемленными слоями населения.
17. Предпринять тактичные, но гораздо более настойчивые действия, позволяющие форсировать постсоветскую интеграцию.
18. Внести в Уголовный кодекс изменения, предполагающие введение пожизненного заключения за хищения в особо крупных размерах и вымогательство, а также распространить процедуры конфискации имущества на лиц, осужденных за хищения.
19. Вернуть массовую практику строительства муниципального жилья для малоимущих граждан, введя, с целью предотвращения злоупотреблений при его распределении, запрет на приватизацию такого жилья, получаемого бесплатно.
20. Поставить во главу угла государственной социальной политики всемерную поддержку материнства и детства. Преодолеть на этой основе демографическую депрессию.
21. Осуществить развитие пустеющих регионов Дальнего Востока и Сибири. Качественно изменить структуру производительных сил страны.
Вот под этим должно стоять 100 000 подписей, если после дискуссии, которая развернется с завтрашнего дня, мы признаем, что это является приоритетным направлением нашей деятельности на ближайшие месяцы.
Я лично убежден, что подобные заявления необходимы, но у меня есть сомнения в том, что нас поддержат в достаточном объеме в стране, чтобы мы могли сформировать то, что хотим, — Народный Конгресс или Общественную палату подлинного образца.
Без поддержки других это «глас вопиющего в пустыне». Но даже этот глас необходим. Потому что это и наше представление о том, с чем надо идти на выборы. Мало сказать: «Знаете, голосуйте, как хотите». Надо выдвинуть свое представление о должном. Кроме того, мы призвали во всеуслышание других. И мы ждем ответа. Мы хотим понять, кто откликнется. Сколько еще вокруг субъектов. И пусть завтра эти субъекты не говорят, что им не было сделано предложение. И пусть они не говорят о том, что не было никаких конструктивных, крупных идей. Это крупнейшая идея, отвечающая на массу вопросов, включая те, которые сейчас подняты акциями «Оккупируй Уолл-стрит». Потому что о чем идет речь в этих акциях? О прямой демократии! О гораздо более эффективной демократии в сочетании с анализом посткапиталистических перспектив.
Вот и мы говорим о том же самом. И говорим об этом на языке действия. Инициатива есть. И это очень важно, как в случае, если она будет поддержана (чего, конечно, бы хотелось), так — в меньшей степени, но тоже важно — в случае, если это не будет поддержано. Потому что жизнь не кончается ни декабрьскими, ни мартовскими выборами. В любом случае, давайте это обсуждать. Много говорится о том, что мы ничего не обсуждаем или занимаемся какими-то не теми вопросами. Вот это политическая злоба дня.
Теперь я могу перейти к другой теме. Последняя передача «Исторический процесс», на которой выступал Анатолий Чубайс, привлекла особое внимание. Много задается вопросов по поводу того, что произошло с голосованием. Я не любитель болтать по таким вопросам. Если возникнет острая необходимость, я дам твердый и конкретный ответ — какие фальсификации и как осуществлялись в ходе этого голосования. В каком объеме, какими методами, с каких терминалов.
20 лет руководимая мною организация занимается разного рода аналитикой. Если бы мы не научились твердо опознавать, что именно происходит в подобных случаях, мы бы давно уже ушли с политического рынка и из политической жизни страны. Про то, что случилось тогда, в тот день, я знаю все.
И мы понимали, что такие попытки, не просто дискредитирующие наших противников, а как-то очень девальвирующие их, выявляющие в них, мягко говоря, инфантильное начало, будут предприняты.
Сами мы никогда и ни при каких обстоятельствах ни до чего подобного опускаться не будем. Это не просто наше категорическое решение — это краеугольный камень во всем, что касается нашего отношения к информационной войне. За пределами существующих правил действовать нельзя.
В тот прискорбный день, 26 октября 2011 года — в день выхода очередного «Исторического процесса», — наш противник решился на этот способ действий и потерпел фиаско.
Поэтому он опозорился трижды. Потому что решился на эти действия. Потому что осуществлял их, как дите малое, неразумное, под гогот всей страны. И потому что считал, что он добьется хотя бы тактического выигрыша (пусть и ценой стратегической самодискредитации). А он ничего не добился. Ничего. Он получил такой же разгром, несмотря на все, что он вытворял.
Почему произошел этот исторически важный для нас разгром? Потому что к моменту, когда он был осуществлен, мы уже были. Мы были субъектом, способным действовать. То, что противник будет действовать так, нам было понятно. И мы послали месседж всем нашим сторонникам: «Действуйте только законным и достойным образом. Сражайтесь в белых перчатках. Но вы можете, сражаясь в них, по законам этой телевизионной игры, а не за рамками этого закона, как наш противник, побеждать, потому что вы народ. Вы большинство. Так же, как сейчас во всем мире идут шествия под лозунгом „Нас 99%!“, мы можем сказать: „Нас 89,7%“. Мы убедились в этом. Вы — большинство. Вы — народ, стоящий на своей родной земле твердо, двумя ногами. А жалкие противники, которые пытаются чего-то там добиться, выходя за рамки правил, чужие. У них земля горит под ногами. Поэтому вам не надо им уподобляться и не надо рыдать по поводу того, что вы не обладаете их жалкими и смрадными возможностями. Вы свои возможности осуществляйте. Свои».
Один мой знакомый в ходе голосования начинает мне звонить: «Что происходит?!! Мировой заговор!»
Я говорю: «Что ты мне орешь в трубку про мировой заговор? Ты мужик или баба? Ты лучше проголосуй по телефону».
Через 20 минут он звонит снова: «Ну, вот видишь… Всё, мы побеждаем!»
Я говорю: «Побеждаем — не побеждаем… Твои друзья и знакомые все голосуют или не все? Давай, чтоб все голосовали! Честно, но чтобы все».
Он мне орет в трубку уже вполне мужским голосом, а не голосом истерика: «Что значит все — не все? У меня все голосуют: и тетка, и братья, и кто-то еще… Только собака не голосует, потому что не может».
Я ему в ответ: «И собаку научи!» Что с моей стороны было неправильно. Но я шучу. Я ему этого не сказал.
Итак, наша задача на сегодня и в будущих боях очень простая: им хочется песен — они их получат.
Мы хотим привлекать других людей к своей борьбе? Вот мы их и должны привлекать — бескорыстно, благородно — так, как мы умеем. Так, как это делается, когда правда у тебя за спиной. Правда! Надо поверить в свою правду до конца.
Они применили все жалкие, шулерские методы, все эти детские кувыркания, а в итоге открыли рот, увидев, как народ реагирует на их фокусы. И они получили всё: и активизацию наших сторонников, и активизацию сторонников Жириновского, и активизацию людей, просто возмущенных их низостью, потому что вся страна всё поняла. Не могла не понять.
Но никогда мы не могли бы организовать даже такое сражение, если бы не было (и здесь я перехожу к главному) уже создано ядро нашей организации. Ядро создано. Создано Школой, создано постоянным диалогом нашего Политического центра и регионов, создано поездками по стране, конференциями и всем прочим. Ядро создано. И оно уже может стать штабом информационной войны.
Когда мне все время говорят: «Где демократия, сетевые структуры, гибкость?» и так далее… Поверьте, я очень люблю демократию, очень не люблю деспотию, как любой нормальный человек. И прекрасно понимаю, что современные структуры должны быть гибкими. Я теорию разного рода сетевых структур знаю не хуже тех, кто их восхваляет.
Сетевая структура — это «Оккупируй Уолл-стрит». Вот это сейчас сетевая структура. Знакомые мне люди из Канады — неплохая фирма, занимавшаяся антирекламой и прочим, — запустили импульс. Он получил фантастический отклик по миру. Но сделать-то этот мир ничего не может.
Люди выходят, кричат, что их 99%. Они ошарашили весь мир. Они заставили поддержать их и Обаму, и Сороса, и Гора, и бог знает кого. Мир трясет. Но у людей нет единого языка. Нет ядра. Нет мировоззрения. Мир подходит к 2017 году, который очень будет напоминать 1917-й. Но если тогда это ядро было — марксистское, коммунистическое, социалистическое, — и так получилось, что оно оказалось успешным на территории России, и вспыхнул этот красный огонь, и мир действительно стал другим, то в 2017 году может оказаться, что есть только эта диффузия. А диффузная система беспомощна.
Вопрос не в том, что хочется командовать. Вопрос в том, что диффузные системы беспомощны. Они могут что-то раскачивать, но они не могут ничего делать. Сетевые структуры, действовавшие на площади Тахрир и так далее, обернулись «Братьями-мусульманами». Они и действовать могли, потому что были «Братья-мусульмане», а к ним было подключено очень многое.
Нет систем без ядра. Нет эффективных систем борьбы без ядра. Ядро должно быть. А вот если будет только ядро — это будет жестко-директивная система. Это будет секта, Орден. И ничего больше.
Поэтому вокруг ядра должны существовать на разных орбитах разной степени отдаленности другие структуры, связанные с этим ядром (а также друг с другом) разной степенью связей. Вот тогда система на периферии будет обладать необходимой гибкостью, а в ядре будет обладать необходимой жесткостью. В ядре будет очень большая жесткость, на периферии — гибкость. А если вы будете в среднем искать, какую надо по системе получить гибкость или жесткость, то никогда не найдете правильный параметр, потому что его просто нет. Более того, жесткость, плотность, консолидированность в ядре только и позволяет удерживать всю периферию в гравитационном (или магнитном, это уж как вы хотите) поле этого ядра.
Если ядро не оказывается жестким — конец, нельзя удержать все это в его поле.
Вот что мы пытаемся строить. Поэтому в ядре будет глубокая мировоззренческая общность и железная дисциплина.
И каждый, кто питает иллюзии по поводу того, что он тут кого-нибудь с кем-нибудь разведет и погреет руки у идеологического огня, перехватывая какие-то политические инициативы и пр., пусть оставит свои иллюзии в известном отхожем месте. Этого не будет. В ядре все будет происходить как в железной когорте единомышленников. А вот на периферии все будет происходить как угодно: на любой степени отдаленности, с любыми степенями несогласия. Кроме того, даже в этом железном ядре единомышленников всегда, пока я жив, будет абсолютно свободная идеологическая дискуссия. Абсолютно свободная.
У православных есть какие-то вопросы к тому, что мы делаем? Мы готовы к широчайшей идеологической дискуссии: к теологической, мировоззренческой. Мы позовем лучших авторитетов церкви. Мы докажем свою правоту. Мы докажем, что в мире действительно существует то, о чем мы говорим, что в нем есть левая хилиастическая церковь и есть правая, черная, гностическая. Что они есть, что они противостоят друг другу, что они противостояли друг другу в истории всегда. Что есть теология освобождения в Латинской Америке, а есть крайне правые. Есть социалистические христиане, а есть интегристы. Что это всегда было и будет. И что за этим стоят метафизические модификации, причем важнейшие.
И единственный язык XXI века, который только и может что-то создать и предотвратить мировой крах, — это язык, в котором красная религиозность, не противоречащая духу религии (причем разных религий: ислама, буддизма, православия, католицизма), окажется в метафизическом синтезе с мировоззрением людей, для которых красная метафизика является светской.
Будет найден этот глубокий общий язык? Сформируется новый общий язык? Родится этот сплав, о котором мечтали величайшие люди мира?
Этот сплав имеет шанс родиться в нашей лаборатории, если мы не оттолкнем людей, а убедим их в своей правоте…
Для этого нужна длинная национальная дискуссия по многим вопросам, когда каждый убедится в том, что мы правы. И неврастеники, которые шарахаются при первом слове, пугаясь собственной тени, считая, что они пугаются чьей-то чужой. И люди, которые просто до конца чего-то не поняли. А может, и мы в чем-то уточним свои позиции в ходе подобной дискуссии.
Мы не пытаемся быть оракулами. У нас есть практическая цель.
Мы должны сформировать новый язык. Должны, потому что иначе ливийский сценарий станет общемировым. И на основе этого мы будем формировать ядро. Не на основе того, что болванчики будут кивать: «Да-да, вы говорите правильно!» А на основе яростной дискуссии. При сознании общей правоты и желании обеспечить глубочайший синтез в ядре. А на периферии будет находиться очень разное.
Вам это претит? И вы вместо этого хотите сформировать марксистский язык? Его уже столетие формируют. Я с глубочайшим уважением отношусь к Марксу. Что вы там хотите сформировать?
Если бы марксистский язык мог сковать ядро глобального противодействия империализму, мы бы жили сейчас при коммунизме. Но этого не произошло. В силу объективных причин. Потому что марксизмом что-то было сказано, и сказано блестяще, а что-то — нет. Если мы хотим реванша, то есть победы, а не невротического самоудовлетворения (сознательно не произношу более жестких слов), то мы должны найти ошибки в своем проекте.
Вы не понимаете, что если мы не нашли ошибки в своем любимом проекте, а этот проект рухнул, то мы дедушки и бабушки, обуреваемые ностальгией. «Back to USSR… Бэк ту ю-эс-эс-а. Бэ-э-эк, бэ-э-эк, бэ-э-эк».
Кто-то хочет, чтобы это все происходило? Пусть так происходит на периферии, на самой далекой, но не в ядре.
Боксер, потерпевший поражение, легкоатлет, проигравший Олимпийские игры, гимнастка, упавшая со снаряда, — все они анализируют ошибки. Свои, а не чужие. Почему? Потому что они хотят победить. И потому, что их тренеры днем и ночью сходят с ума для того, чтобы выявить эти ошибки и исправить. Выявить и исправить. Выявить и исправить. Так ведут себя мужчины, которые хотят победить.
Всё остальное — это ностальгия. Это реставрационное «му-му». Оно 20 лет длится и ни к чему не ведет.
Были ошибки. И в марксизме они были. И в том проекте, который был сооружен, они были. И их надо выявить.
Так вот, к концу этого, последнего цикла передач я хотя бы пунктирно обрисую и эти ошибки, и методы их исправления с тем, чтобы в следующих, новых передачах уже заняться подробным разбором данной темы. Но и это еще не самое главное.
С каким врагом мы собираемся воевать?
С либералами? Их нет уже.
С неолибералами, с либероидами? Кто они?
Самый точный термин по отношению к тому, что представляет собой то, с чем я воюю в «Суде времени» и в «Историческом процессе», — это постмодернистский враг.
Ну, и что? Кто-то собирается с постмодернизмом воевать? С помощью чего? Ну скажите честно… С помощью Модерна, да? Рационального модернистского дискурса.
Но проиграл этот дискурс! Постмодернизм специально создан для того, чтобы его разгромить. С помощью чего тогда воевать? Того, что Дугин называет Традиционализмом (с большой буквы)? С помощью Контрмодерна? С помощью возвращения в какую-то такую средневековую упертость?
Но, во-первых, эта средневековая упертость прекрасно находит общий язык с Постмодерном. И в Ливии она его нашла. Западная сволочь и «Аль-Каида» нашли общий язык. И найдут его по всему миру. И всюду они его находят, потому что их интересует определенное мироустройство.
А во-вторых, это не наш язык. Это язык гетто. Никто же не хочет назад, в гетто. Так где же язык? Если Модерн разгромлен Постмодерном, если Контрмодерн — это гетто и он связан с Постмодерном, то где же язык? Либо есть Сверхмодерн, либо языка нет. И войны быть не может.
Кроме того, ведь не Постмодерн же является окончательным врагом. Постмодерн — это только способ предуготовить зло, расчистить ему дорогу. Зло придет после того, как Постмодерн сломит волю к борьбе, уничтожит различения.
Религиозным людям очень близок язык пришествия Антихриста. Но вы же прекрасно понимаете, что, с точки зрения этого языка, вначале надо уничтожить различение. Вот когда грань между добром и злом, между скверной и благодатью будет стерта, тогда адепты зла скажут: «Добро пожаловать!»
Так вот, те, кто стирает грани, это одна группа. Это слуги зла. А дальше-то придет само зло. Так что же это за зло?
Если мы находимся не на религиозной территории, то с каким злом мы хотим воевать? С империализмом? Транснациональным империалистическим государством? С кем? Но этого же недостаточно… Грядет нечто намного более страшное, сосредоточенное, мощное. У него другие цели. Если слуги этого зла хотят обогатиться, сконцентрировать капитал или сделать что-то еще, то само зло хочет утвердить в мире нечто ужасающее. И оно на наших глазах уже начинает это делать.
Значит, нужна мобилизация против этого зла. Мобилизация на всех уровнях, включая метафизику. Так в чем же метафизика зла? И что мы ей хотим противопоставить? Вот самый фундаментальный вопрос практической теории.
Я создаю идеологическую модель так, как создают любые модели — с паяльником, — а не грежу о каких-то там заоблачных далях. Не создадим эту многоуровневую модель, не спаяем все правильно — проигрыш обеспечен. Всех ждет судьба Каддафи, всех, кто хочет сопротивляться этому злу.
Но должно-то быть по-другому.
Однажды сумели это победить? Сумели. И надо суметь второй раз. Будет очень нелегко: противник намного сложнее. На порядки.
Так в чем же все-таки это зло? Какова его и светская, и религиозная метафизика? И что можно этой метафизике противопоставить для того, чтобы действительно мобилизоваться против этого зла до предела, потому что иначе не победить?
Все любят рассуждать о том, какие вопросы Чубайсу заданы были, какие — нет. И никто не видит, что Чубайс: 1) уже сидит на скамейке; 2) оправдывается; 3) совершает жалкие комические телодвижения, пытаясь каким-то образом вывернуться из ситуации, из которой вывернуться нельзя. А значит, он боится.
Кого он боится? Нас.
Почему? Потому что у людей за счет организации, за счет сплочения и мобилизации возникла возможность быть. Мы не можем ничего здесь предоставить людям, никаких благ, которые дает респектабельная политика, никаких должностей и позиций. Даже никаких возможностей к самовыражению. Мы можем предоставить им счастье быть и побеждать. И только тогда, когда люди мобилизуются до конца и сплотятся в эту когорту, они станут непобедимы. Ради этого стоит жить и работать посреди всего нынешнего ужаса.
Так какова же метафизика зла? Я имею в виду не какую-то там высосанную из пальца эзотерику, а конкретную, движущуюся на нас метафизику зла. Что стоит за спиною людей, осуществляющих то, что они осуществили в Ливии, в Югославии, в Ираке?.. Что у них за спиной, кроме гангстеров, которые хотят обогатиться? Что в следующем эшелоне? Что они готовят? И чем на это можно ответить?
Вот об этом мы и поговорим в следующей передаче.