Много раз говорил о том, что не люблю Солженицына. Могу повторить еще раз. Но есть у него выражение, которое мне представляется сейчас достаточно точным. Он по отношению к определенным процессам говорил, что они являются рябью: «Вот это рябь». Рябь, то есть поверхностные волны, не задевающие того, что накапливается в толще общественной жизни.

Всем понятно, что нынешние выборы, и особенно думские, — это «рябь». Что они не задевают того, что происходит в толще общественной жизни. Это не значит, что они не имеют никакой цены. Как и любое политическое действие, они, конечно же, имеют свою цену.

Свое отношение к выборам я уже высказал, призвав членов клуба «Суть времени» голосовать по убеждениям. Мы не формируем консолидированной позиции по вопросу о выборах в Думу и выборах вообще, потому что это «рябь». Потому что все главные процессы происходят не в этом тонком слое собственно политической жизни. Они происходят за его пределами. Там накапливается разрушительная энергия, там накапливается созидательная энергия, там идет построение каких-то новых форм деятельности, там одновременно с этим нарастают процессы гниения, и мало ли еще что. Там, там и только там происходит все основное.

Попытка концентрировать внимание на этой поверхности, обусловить каждое свое действие тем, что происходит на этой поверхности, мне представляется глубоко ошибочной.

Кто-то как-то хочет участвовать в выборах? — Прекрасно.

Кто-то верит в то, что результаты выборов могут на что-то повлиять? — Замечательно.

У людей есть ценности, нормы и критерии, согласно которым они хотят положить свой голос на ту или другую чашу весов? — Отлично.

Вот пусть они это и делают.

Движение «Суть времени» сформировано для того, чтобы работать вот в этой толще, — в той толще общественной жизни, которая закипает и которая находится за пределами тонкого слоя данных выборов. Под кожей выборов происходит нечто другое. Кожа становится все менее эластичной, все более мертвой. Она отсыхает. И очень важно, чтобы в момент, когда она отсохнет окончательно, не обнажилось нечто, несовместимое с жизнью страны. Вот ради этого и создано движение «Суть времени».

7 ноября мы провели митинг. Прекрасно, что мы его провели. Большие молодцы москвичи, которые организовали все это. Огромное им за это спасибо.

Прошли акции в других городах. Это день, который определенным образом соотносится с нашими ценностями. Мы этот день отпраздновали так, как полагается общественно-политическому движению. И это еще один шаг на нашем пути — шаг в плане осуществления практической политики.

Телевизионная передача «Суть времени» (а сейчас я выступаю в последнем выпуске этой передачи) состояла как бы из четырех уровней, четырех слагаемых:

— практическая политика (мы очень часто обсуждали как проблемы собственного движения, так и совсем практические политические проблемы вообще — текущие политические проблемы);

— политическая аналитика международных процессов;

— политическая аналитика внутренних процессов;

— прикладная политическая философия.

Иногда отдельные выпуски программы «Суть времени» были посвящены только прикладной политической философии. Кстати, когда кому-то казалось, что она не прикладная, то есть не практически значимая, а абстрактная, то этот «кто-то» очень заблуждался, и уже в сегодняшней передаче я постараюсь еще раз доказать, что это так.

Иногда все было посвящено только практической политике, например, мы просто показывали свою же школу в Хвалынске. Или обсуждали совсем практические политические вопросы.

Иногда большая часть времени была посвящена политической аналитике, международной или внутренней. Но в целом мы держали баланс из этих четырех слагаемых.

Возможно, в дальнейшем надо будет, чтобы отдельные передачи были посвящены только практике, только политической философии или только аналитике. Это покажет будущее. Данный цикл программ завершается.

И в завершающей программе я постараюсь в очередной раз собрать все четыре слагаемых: практическую политику, политическую аналитику в двух ее ипостасях и прикладную политическую философию.

Начну с практической политики.

Итак, если наша оценка того, что процессы, происходящие в официальной, респектабельной политической жизни — это «рябь» или это мертвеющая кожа, под которой формируется совсем уже новое тело, если такая оценка правильна, то она не может быть только нашей оценкой.

Другие силы, в том числе наши противники, тоже должны исходить из данной оценки и искать, как им себя вести в этих условиях. Искать формы, чтобы проконтролировать то, что происходит под кожей политического выборного процесса. Если они этого не делают, то тогда и оценка моя неправильная. Это первое.

И второе. По отношению к нашим политическим противникам мы должны действовать на опережение и предлагать нечто более технологическое, конкретное, имеющее очевидные преимущества с точки зрения всего того, что наши противники считают своим коньком — то есть в том числе и с точки зрения демократичности политических альтернатив тому, что все более замирает.

Я как-то зашел в комнату, где в это время мои аналитики смотрели очередные так называемые дебаты. Я глянул, и мне стало страшно. Ну просто страшно. Потому что то, что там происходило, не имело никакого отношения к дебатам… Я не буду это комментировать… и не называю лиц… потому что если начну комментировать, то я уже начну класть свои гирьки на чьи-то чаши весов, а я этого не хочу делать. По очень многим причинам не хочу. В частности, не хочу, чтобы те, кто потом проиграет, могли ссылаться на то, что я не туда эти гирьки клал, не на те чаши весов.

Так вот. Это действительно умирает, умирает с колоссальной скоростью, пугающей меня, если хотите, скоростью, потому что под этой кожей еще ничего не сформировано.

Все, что мы хотим формировать, должно быть на порядок более конкретно, технологично и должно отвечать тем самым принципам, игнорирование которых есть основное обвинение, выдвигаемое нашими противниками в наш адрес. Они нам говорят, что у нас «креза» на почве авторитаризма и тоталитаризма и мы никуда не можем выйти за эти рамки? Мы должны смело выходить за эти рамки.

Они обвиняют нас в том, что мы рассуждаем «вообще»? Мы должны быть абсолютно конкретны.

Они обвиняют нас в том, что мы думаем только о себе? Мы должны думать обо всех политических силах, обо всем обществе, о самых разных его сегментах и выдвигать общезначимые инициативы. Мы такую инициативу и выдвинули. Мы сказали следующее.

Сколько процентов населения России придет на выборы? — 50? 60? 65? Но ведь не больше. А скорее, меньше, чем 65. Все это понимают.

Значит, примерно 40% граждан, имеющих право голосовать, не придет. То есть их мнение вообще не будет учтено. Да, это правильно с точки зрения обычной представительной демократии. Да, в западных странах процент приходящих на выборы может быть и меньше.

Но ведь не я, а Владимир Путин в своем интервью трем ведущим телеканалам страны сказал о том, что представительная демократия уже недостаточна и надо искать более широкие формы реальной демократии. Это он противопоставил представительную демократию реальной. И во всем мире это противопоставление становится все более и более важным, ибо все митинги, которые происходят вокруг Уолл-Стрит и того, захватят ее или не захватят, в конечном итоге являются выражением недовольства тем, что две партии — узкий политически слой — решают судьбу всех и что представительная демократия перестает работать.

Кризис политического меню… Кризис программ… Превращение всего политического процесса в шоу… Общество спектакля… Политика спектакля… Все это не устраивает людей, по отношению к которым осуществляется явно не театрализованное, а конкретное действие, у которых забирают их социальные завоевания и, видимо, хотят забрать намного больше того, что уже забрали. Людей это не устраивает. Их и многое другое не устраивает. Они ищут новых форм демократии.

Так вот, если мы ищем новых форм демократии, если наши оппоненты тоже демократичны и тоже ищут демократии, то наше предложение на сегодняшний день состоит в следующем: давайте сделаем так, чтобы эти 40 миллионов людей получили какую-то возможность иметь что-нибудь такое, что бы выражало их интересы.

Их интересы. Не интересы столичных тусовок, не интересы групп нашей элиты, интегрированных в международное сообщество, а интересы наших простых граждан, которые не хотят приходить на выборы. Вот пусть возникнет не Дума, не парламент, а что-нибудь другое, что в какой-то степени, как-то выражает их интересы. Потому что в противном случае они найдут именно те способы отстаивать свои интересы, которые будут наиболее любезны сердцу наших противников; они выйдут на улицу, и еще неизвестно, под какими лозунгами. Возможно, под такими лозунгами, осуществление которых фактически будет означать конец нашей страны. И их подтолкнут в эту сторону.

Борьба за них — борьба за то, куда будет направлена конкретная, реальная общественная энергия, находящаяся под кожей выборного процесса, — вот что такое сегодня настоящая политическая борьба. Но тогда мы должны ответить себе на вопрос: с помощью какой технологии, в какой схеме это может осуществляться сегодня? Как можно воздействовать на поведение тех, кто не хочет идти на выборы? Что можно им предложить, причем такое, что их безусловно устроило бы?

Мы предлагаем следующее.

Пусть общественные организации самого разного типа начнут собирать голоса тех, кто хотел бы поддержать эти общественные организации, а не основных политических актеров, «блестяще» демонстрирующих сейчас в дебатах свои политические возможности. Даже если речь будет идти о сборе подписей в пользу какого-то конкретного человека, например, Александра Проханова, все равно речь уже идет об общественной организации. Ибо для того, чтобы собрать подписи в пользу Проханова или какого-нибудь нашего либерала, нужно создать, фактически, общественную организацию.

Так вот, пусть (если речь идет о сорока миллионах человек) — я называю прикидочные, очень приблизительные цифры — возникнет тысяча общественных организаций, которая соберет подписи в пользу тысячи людей — по 40 000 подписей. Это будет даже интереснее, чем классическая представительная схема, потому что люди собираются не по спальным районам (депутат от такого-то района), а по всей стране. Вот по всей стране 40 000 людей захотели получить какого-то представителя — пусть это будет представитель в Народный Конгресс, в реальную общественную палату. Не в Общественную палату, в которую назначает власть, а в орган, который представляет в какой-то форме (в какой — можно договориться еще) интересы тех, кто не хочет идти на выборы.

Это отвечает идеям:

— расширения количества граждан, которые участвуют в политическом процессе;

— превращения представительной демократии в более глубокую, реальную форму политической демократии;

— учета мнения так называемых меньшинств (не люблю страшно это слово), то есть миноритарных групп, — не мажоритарных, а миноритарных групп в обществе.

Очень новым тут может оказаться принцип, что это не по спальным районам все собирается, а по всей стране, некими общественными организациями. Это адресует к народной демократической корпоративности. Не надо путать это с чем-либо другим. В каком-то смысле это возвращает нас к схеме Советов.

Вот давайте хотя бы выдвинем эту инициативу.

И если найдется тысяча организаций или, я не знаю, 500, 600, 700 организаций, которые соберут подписи (по 40 000) под своими программами и выдвинут представителей, то соберется, я снова подчеркиваю, народная Общественная палата. Не бюрократическая, не собранная по велению верхов, а народная.

Пусть она проведет национальную дискуссию, пусть она станет источником свежих политических идей, общественной критики. Пусть она станет публичной политической площадкой. Пусть на нее замкнется общественная энергия, которая не находит выхода.

Я не понимаю, кому это может быть неинтересно. Это всем интересно — от широких общественных масс до представителей нашей элиты. Всем на сегодняшний момент это важно.

У этого начинания есть два врага: недееспособность нашего гражданского общества — и это самый страшный враг. Может оказаться, что нет не только пятисот, семисот, восьмисот таких общественных организаций, но и десяти! Но даже в этом случае это надо начать делать, потому что сегодня этих организаций только 10, а завтра их будет 100, а послезавтра их будет 500. Дорогу осилит идущий.

И это может быть неинтересно совсем уж оголтелым бюрократическим догматикам, которые просто не понимают ничего в общественных процессах и считают, что все должно быть так, как это регламентировано, а ничего в жизни меняться не должно. Ну и, конечно, подрывным силам, которым никакие конструктивные формы деятельности не нужны. Им нужно однажды вывести хаос на улицу и кончить этот процесс вместе со страной.

Всем остальным это должно быть интересно.

Что в данной политической инициативе нетехнологично? Что из того, что мною предложено, может быть отнесено к разряду абстрактных пожеланий, умствований? Как говорят в таких случаях, сам себя не похвалишь, никто тебя не похвалит — сидишь, как оплеванный. Так вот, на сегодняшний день это самая технически проработанная инициатива.

А какая другая проработана? «Всех на фиг, на фиг»? Это инициатива?

Итак, мы занимаемся тем, чтобы довести эту инициативу до определенной степени технологичности. Мы выдвинули более 20 пунктов, характеризующих практическое, политическое лицо нашего движения. Мы собрали сейчас предложения по этому вопросу. Мы собрали редакционную комиссию, которая проработает предложения. Редакционная комиссия, проработав предложения, вынесет их снова на общественное обсуждение.

В итоге мы сформируем, по крайней мере, свою практическую программу, по пунктам. Как все время говорят: «Где три листочка?» Будут эти три листочка, причем сформированные вместе, всеми…

И это уже хорошо.

Но, помимо этого, мы обращаемся ко всем общественным организациям, которые готовы сделать то же самое. Пусть они сформулируют свои 20–25 пунктов, свои программные, конкретные представления, которые могут как угодно отличаться от наших. Пусть они согласятся с тем, что подробный форум необходим. И тогда надо приступить к консультациям на тему о том, как его формировать, какие новые и новые шаги нужно предпринять в этом отношении.

Итак, первый этап — выдвижение инициативы.

Второй этап — обсуждение инициативы.

Третий этап — формирование предложений.

Четвертый — анализ предложений и их оформление.

Пятый — их дооформление с помощью второй волны обсуждений.

Шестой — окончательное формирование предложений.

Параллельно с этим по сетевому плану — проведение консультаций по поводу того, возможна ли такая инициатива сегодня. И даже если окажется, что она невозможна сегодня, — а она может оказаться невозможной сегодня только потому, что не найдется желающих это делать, что так слабо гражданское общество, что оно боится таких действий, что не способно на них. Но даже в этом случае надо настаивать, настаивать и настаивать на том, чтобы эта инициатива была проведена в жизнь, нужно делать новые и новые шаги по мере ухудшения ситуации. И, рано или поздно, эта инициатива все равно завоюет массы, потому что альтернативы ей нет.

Хотя, впрочем, дело не вполне так. В каком-то смысле альтернативы есть… И даже если бы их не было, кто-то может сказать, что мы хлопочем попусту. Или что не только мы занимаемся толщей общественной жизни, не только нас волнует, что происходит под кожей выборов. Или, может быть, мы вообще уводим внимание, энергию туда, на глубину, а она должна бы была бурлить вокруг реального, живого, респектабельного политического выборного процесса?

Ну, так вот, все, что находится за рамками выборов, действительно интересует не только нас, но и наших противников. Очень даже интересует. И они предлагают свои инициативы.

В первом разделе передачи, посвященном практической политике, я вас с такой инициативой ознакомлю. Речь идет об инициативе «Круглый стол 12 декабря».

«Лишенные права на создание партии российские оппозиционеры организуют новую форму протестной активности — собрание „моральных авторитетов“ из сфер общественной, культурной и научной жизни под рабочим названием „Круглый стол 12 декабря“. Стать „новыми декабристами“ предложил на конференции в Хельсинки бывший глава правительства Михаил Касьянов.

Лидеры нескольких оппозиционных и незарегистрированных политических партий и объединений, известные правозащитники, эксперты, деятели культуры и искусства создадут в России новую форму протестной деятельности: 12 декабря в Москве пройдет заседание „общероссийского гражданского круглого стола“».

Значит, там, где мы предлагаем проводить выборы в Народный Конгресс, в народную Общественную палату (неважно, как это называть) и подключать к процессу широкие массы — эти 40 миллионов людей, которые не проголосуют на выборах, — там наши противники что предлагают? Общероссийский гражданский круглый стол!

«„Это новая форма давления на власть“, — объявил инициатор созыва мероприятия экс-премьер России и сопредседатель не получившей регистрации партии ПАРНАС Михаил Касьянов в среду вечером в Хельсинки — там при его участии открылась международная конференция „Хельсинки 2.0.“

„От теряющего рейтинг Путина власть переходит к элитам — творческим, интеллектуальным, профессиональным, которые, как в 70-е годы (прислушайтесь к этому! — С.К.), должны, опираясь на свой авторитет, создавать атмосферу недоверия этому режиму, и тогда Путину придется начинать вести с этими элитами переговоры о добровольном отказе от власти“, — говорил Касьянов в зале Государственного дворца Финляндии, где в 1975 году подписанием заключительной Хельсинкской декларации страны Запада и „восточного блока“ гарантировали друг другу мирное сосуществование и уважение основополагающих прав человека».

1975 год — это действительно год Хельсинкских соглашений, часть из которых была сразу же отброшена (потому что, согласно Хельсинкским соглашениям, существует нерушимость границ), а вот часть была задействована для развала Советского Союза. И называлось это «основополагающие права человека». Вот тогда началось правозащитное движение, тогда начали раскачивать власть уже по-настоящему. И Касьянов прямо обращается к этой краеугольной для наших диссидентов дате, выступая в том же месте и призывая к тому же самому. Вот чем занимаются наши противники.

«„Если в 2–3 года элиты не смогут объединиться и консолидировать вокруг себя часть общества, то начнется улица, „арабская весна“, а этого нельзя допустить в России“, — грозил Касьянов. „Проект пока называется „Круглый стол 12 декабря“, темой первой встречи, которая состоится в этот день в Москве, станет уважение к российской конституции образца до 2008 года, итоги нелегитимных выборов и будущее страны“, — объясняет „Газете. Ru“ Касьянов. На первом этапе — а собрания „круглого стола“ видятся устроителям с частотой раз в два — три месяца — „это будут 40–60 человек“, говорит Касьянов».

Вот все. Все понятно. Значит, никто не хочет подключать к процессу массы — массы, неудовлетворенные зарегулированностью выборов. В процесс хотят подключать элиту. Причем свою элиту. А что она может-то, эта своя элита, это «моральное большинство»? Что она может? Сама по себе она ничего не может. Значит, как и в 1975 году, она может что-то только потому, что она является посредником между «мировой цивилизацией» — Западом и НАТО, то есть — и властью.

Беря на себя посредническую роль, эта организация может давить на власть. Но только не от лица народа. 40–60 людей, которые не имеют от народа никакого мандата, не могут давить на власть от лица народа. Они могут давить на власть от лица международного сообщества. Вот что под кожей выборов хотят соорудить наши противники.

Итак, 40–60 человек.

«Приглашения туда будут адресными, чтобы избежать возникновения аморфной и развалившейся в итоге структуры, какой был Всероссийский гражданский конгресс (ВГК)… Декларация о создании ВГК, объединившего свыше тысячи гражданских активистов, была опубликована 12 декабря 2004 года Людмилой Алексеевой, Гарри Каспаровым и Георгием Сатаровым. В 2006 году на его основе была создана коалиция „Другая Россия“. Последний съезд ВГК прошел в 2008 году».

Значит, это Касьянова не устраивает. Там слишком много людей, мнениями которых нельзя до конца отманипулировать. Там слишком разные точки зрения на происходящее. И там есть желание каким-то способом нащупать связь с массами. А это совершенно не нужно. Не на это ставка, а совсем на другое. Массы нашими демократами ненавидимы, как всегда.

«Никакой формальной регистрации движения или объединения не подразумевается, считает экс-премьер.

Часть приглашений разослана или согласована, говорит Касьянов, упоминая среди возможных участников нескольких известных политологов (Лилия Швецова, Георгий Сатаров), двух своих коллег по ПАРНАСу Бориса Немцова и Владимира Рыжкова, а также группу культурных деятелей — Лию Ахеджакову, Олега Басилашвили, Наталью Фатееву. В числе участников будут корифеи правозащитного движения Людмила Алексеева и Сергей Ковалев (он сказал „Газете. Ru“, что может пропустить заседание из-за возможного отъезда, но под замыслом „круглого стола“ подписывается).

Представителей бизнеса на первой встрече не будет, так как сейчас „важно собрать моральные авторитеты“ (авторитеты для кого? Для собирающих? Для Запада? Для кого? — С.К.), говорит Касьянов. В будущем бизнесмены могут появиться, могут вестись переговоры и с политиками…»

И так далее.

Я хотел показать только одно: не мы лишь думаем о том, что делать под кожей выборов, под тонким мертвеющим слоем респектабельного выборного политического процесса. Другие тоже думают.

Одни — о том, как придать этому уличный характер.

Другие — о том, как придать ему келейный характер.

Но только мы хотим придать этому организованно-политический характер массового, альтернативного представительства. И мы эту идею выдвинули. Будет ли она осуществлена или нет, зависит не от нас. А от того, найдутся ли другие в достаточном количестве для того, чтобы придать этой идее нужный характер массового представительства — представительства, собравшегося от лица десятков миллионов граждан.

Если сегодня это не удастся, надо делать все для того, чтобы это удалось завтра.

Если завтра это не удастся, надо делать все для того, чтобы это удалось послезавтра.

Но именно это является единственной альтернативой келейности а ля Хельсинки и уличности, которая разнесет все в клочья.

Именно тут и находится та золотая середина, которая может повлиять на ход политического процесса, не разрушив страну.

Что тут нетехнического? Что тут абстрактного? Что тут от высей поднебесных?

Это сермяга политической жизни. И, как вы видите, не только нашей. Мы не выдвинем своих инициатив в ходе процесса — их выдвинут другие, и они их уже выдвигают. И это будет называться сначала «круглый стол», потом «Московская трибуна», а потом еще как-нибудь.

Мы прекрасно понимаем, что этот процесс начался. Это практический политический процесс. И мы обращаемся к своим сторонникам:

Учтите все это, проанализируйте это сами внимательно. Объясните это другим. И поймите, что вот это и есть политическая практика. Да, возможно, слишком обширная на сегодня — политическая практика на вырост. Но если вы не задаете политическую практику на вырост, то вы обречены на то, чтобы толочь воду в ступе. Вот политическая практика на вырост. И она должна быть.

Мы занимаемся той политической практикой, которая нам сегодня уже доступна, — всей политической практикой, включая митинги в защиту наших ценностей. И мы занимаемся политической практикой на вырост, позволяющей нам:

— во-первых, точнее сформулировать собственные практические предложения;

— во-вторых, активизировать людей в поддержку этих предложений;

— в-третьих, выдвинуть нечто значимое в общенациональном смысле.

Вот чем мы занимаемся и будем заниматься в плане практической политики. Это первое.

Теперь второе. Помимо практической политики, очень большое значение имеет аналитика международных процессов, как внутренних, так и внешних.

Давайте посмотрим на то, что же происходит на этой международной доске, что начинается там, что там уже закипает… А ведь там закипает очень и очень многое.

Читаю сообщение «Аргументов. ру» от 11 ноября 2011 года, 17:53:

«В ливийских городах сегодня начались вооруженные столкновения между сторонниками Каддафи и новой властью страны. Зеленые флаги Джамахирии подняты в Триполи, Бени-Валиде, Сабхе.

Как сообщают источники „Аргументов. ру“ в Ливии, сегодня в ряде городов: Триполи, Бени-Валиде, Сабхе и других начались вооруженные восстания. На данный момент центр Триполи практически полностью контролируют сторонники Каддафи. Зеленые знамена Джамахирии подняты на всех высотных домах города.

Чтобы не допускать паники, правительство Ливии отключило электричество и Интернет в городе. В больницах много раненых, которым не оказывается помощь из-за того, что не хватает мощности автономных дизель-генераторов.

Как сообщают блоггеры в Твиттере, от сторонников новой власти полностью очищен Бени-Валид. Бойцы из племени Warfala напали на конвой, идущий в город на подавление мятежа. Они взорвали несколько машин и уничтожили находящихся в них военнослужащих».

Значит, уже Варфала на стороне Джамахирии. Варфала — это племя, имеющее своей опорной точкой Бенгази, в котором началось движение против Каддафи. То самое движение, которое потом давили танки из Катара, чужого арабского государства.

Так вот, теперь Варфала, если верить этому сообщению, мешает противникам Каддафи… Это новый этап в движении! Если уже и Варфала находится на стороне Джамахирии, то кто по другую сторону? Кто? Там, в Ливии, больше нет крупных сил, которые бы хотели бороться с Каддафи.

Значит, это только «Аль-Каида» и Запад. «Аль-Каида» и Запад — и никого больше.

Вы представляете, насколько нов ландшафт реального международного процесса?

«Аlgeria-ISP, один из ведущих алжирских информационных порталов, сообщает, что в Ливии началось восстание. Многие ливийцы смогли получить, несмотря на блокировку Интернета, сообщение с призывом продолжать войну с „мятежниками, предателями, катарскими наемниками, с НАТО в Ливии“.

В Триполи ночью началась перестрелка в районе Сабеа. Сообщается о перестрелке внутри новой тюрьмы Триполи и на дороге к международному аэропорту. Столкновения произошли в районе Баб аль-Азизия.

Самые ожесточенные столкновения идут в Завии, городе, расположенном примерно в 30-ти километрах от Триполи. Бои в Завии начались в пятницу вечером. Основной целью бойцов Ливийского Сопротивления (то есть сторонников Каддафи. — С.К.) стали бывшие казармы 32-й бригады армии Ливийской Джамахирии. В ходе боев с применением тяжелого вооружения, в том числе и отбитого у мятежников, бойцам Армии освобождения Ливии удалось освободить заключенных, а также взять под свой контроль часть города. В настоящее время бои продолжаются. Ливийские источники сообщают, что операцией руководит Сеиф аль-Ислам Каддафи.

Судя по характеру сообщений из источников Освобождения, одной из первоочередных целей бойцов Армии Освобождения является освобождение заключенных, которые, по многочисленным свидетельствам, становятся жертвами пыток и расправ.

Algeria ISP размещает также видеозапись боя за „казармы Хамиса“, снятое минувшей ночью одним из жителей Завии. (algeria-isp.com)».

Итак, о чем это говорит все вместе? О том, о чем мы все время предупреждали — и тут я как бы подвожу некоторый итог всему тому, что говорилось в передачах «Суть времени» по поводу международной аналитики.

Что предложили мы слушателям «Сути времени»? Мы предложили то, что делали на протяжении 20 лет в своем исследовательском центре и что успело приобрести определенное международное признание, хотя это делалось с очень большим трудом. Мы издали по этому поводу несколько книг: и «Политическое цунами», и сборник «Радикальный ислам» вместе с индийскими коллегами. Мы издали по этому поводу очень много аналитических докладов и статей. Мы постоянно выступали по этому поводу на конференциях.

Что является нашей миропроектной аналитикой, которую надо, конечно, разбирать отдельно и более детально? Суть этой миропроектной аналитики — суть времени — в следующем.

Во-первых, в самом понятии «проект». Есть мировые проекты, ключевым из которых является проект «Модерн», то есть та самая модернизация, к которой нас все время призывают почему-то в демократической упаковке, хотя этот проект никогда в демократическом виде не осуществлялся.

Итак, проект «Модерн». Как именно он формировался, как именно он развивался, что он собой знаменовал, каковы его основные слагаемые, почему именно он доминировал на протяжении последних пяти столетий и особенно на протяжении последних двух с половиной столетий? Почему сейчас он слабеет, отступает, рушится? Почему все происходящее сейчас, включая мировой кризис 2008 года, гораздо правильнее называть катастрофой Модерна, а не каким-то там кризисом? Кризис — это когда у вас температура 40 и организм сопротивляется, а когда у вас онкология — у вас нет кризиса: у вас просто катастрофа. Есть бескризисные катастрофы. Между прочим, теория катастроф хорошо разработана, и мы ссылались на нее, на работы покойного Арнольда и других авторов.

Так вот, есть понятие «проект». Речь идет не о том «проджекте», когда «проджектом» называют все подряд: медицину, отдельные технологии, снабжение населения продуктами питания… Проект — миропроект — это очень крупная величина, это единица, в рамках которой движется мир.

Помимо проекта «Модерн» (или проекта № 1), очевидным для всех образом возникает Постмодерн. И тут мы едины со многими. Я знакомил вас с интересной статьей Александра Дугина на эту тему.

Вот только дальше начинается нечто новое. Потому что мы-то говорим, что помимо Модерна и Постмодерна есть еще Контрмодерн.

И вот то, что сейчас реализуется в Ливии, — это и есть Контрмодерн.

Это Каддафи хотел модернизировать Ливию на свой лад, с учетом культурной специфики своей страны. Это Каддафи — модернист в Ливии. Это Мубарак — модернист в Египте. Это Кемаль был модернистом в Турции.

А те силы, которые сейчас свергают кемализм, свергли шаха Ирана, свергают Мубарака, свергают Каддафи, тунисского лидера Бен Али, который был самым мягким модернистом из всех возможных, — это уже не модернистские силы, это контрмодернистские силы.

Здесь мы вводили еще одно понятие — Премодерн, то есть Средневековье, по сути.

Премодерн содержал в себе идею гуманизма — это традиция, которая еще требовала восхождения, которая молилась на развитие, которая осуществляла это развитие в рамках фундаментальных констант своего времени.

Контрмодерн ненавидит развитие, отрицает его. Воинственно отрицает. Он полностью лишен идей гуманизма и развития. В этом смысле ислам, как великая мировая религия, проникнут исламской идеей гуманизма, исламской идеей развития. И это позволяло исламу двигаться и путем Модерна, и иначе, но развиваться. Ислам, кстати, в начальные Средние века развивался гораздо более бурно, чем Запад. Очень серьезный вопрос, который надо обсуждать, — почему это развитие остановилось и кто был субъектом, остановившим это развитие. Потому что такой субъект должен находиться не только вовне, он должен быть и внутри. Как оно остановилось где-нибудь в XIV веке?

Так вот, ислам, как мировая религия, содержит в себе — и в эпоху Премодерна, и вообще — высокую идею гуманизма и развития. А Контрмодерн или исламизм — радикальный исламизм — не содержит в себе идею развития. Он воинствующе отрицает развитие. Как отрицает его и фашизм, то есть европейский контрмодерн. Как отрицают его другие ревнители архаики в самых разных странах мира. И это все — контрмодернистские движения.

В сущности, мы ввели три понятия: Модерн, Постмодерн и Контрмодерн. Скажут: «И что особенного? Ну, подумаешь, три понятия».

Понимаете, дело-то в том, что для того, чтобы доказать, что констант три, а не две и, тем более, не одна, нужно убить массу времени, сил. Нужно терпеливо работать. Нужно действовать по принципу «капля точит камень». Нужно накапливать факты. Нужно становиться специалистами. И введение в аналитическую картину, в мировоззренческую картину вот этого элемента «контрмодерн», предложение людям вообще системы координат, в которых есть эти проекты, — огромное дело. Это огромная идеологическая работа.

Но мы же сказали больше. Мы сказали, что Постмодерн и Контрмодерн работают вместе. И мы это доказали: от игр господина Бжезинского и более ранних времен, когда тоже велись игры другими господами, до событий в Ливии — до апофеоза, когда просто рука об руку идут «Аль-Каида» и НАТО. Уже после событий 11 сентября 2001 года, уже теперь, сейчас, — вот идут они рука об руку. И все тут.

Значит, есть эта связь Постмодерна и Контрмодерна. Есть желание создать сердцевинку, в которой все будут жить по негуманистическому принципу потребления, и периферию, на которой потребление будет сжато и все будут жить по принципам мракобесия, лишенным тех великих идеалов гуманизма и развития, которые существуют во всех мировых религиях. Существовали до того, как возник этот самый Контрмодерн, сконструированный все в тех же западных лабораториях.

Это новая модель. Модель мира, которая уже не только экономически состоит из ядра и периферии. И она очень четко совпадает с моделью периферийного капитализма. Просто ясно, что в ядре и что на периферии.

Модель периферийного капитализма принадлежит не только нам — это мировое достояние. И в этом ее ценность для нас. Потому что я делаю все возможное для того, чтобы уйти от новодела, от разработок, которые бы принадлежали только «Экспериментальному творческому центру» или лично Сергею Кургиняну. Чтобы показать, как это все существует в мировой культуре, в мировой мысли, в мировом контексте. Потому что только в этом случае аналитика имеет и глобальное, и общенациональное значение.

Так мы эту аналитику осуществили. Вот мы взяли ее и осуществили. Мы можем еще обсудить ее с членами «Сути времени» и обществом более детально, спокойно, развернуто, доказательно. Но мы это уже сделали во многих книгах. И мы это обсудили в нашем курсе передач «Суть времени».

Что из этой аналитики следует, что является следующей фазой после нее?

А то, что если есть Модерн — и есть Постмодерн и Контрмодерн (и они заодно), то можно только, и я говорил это в предыдущей передаче, вести арьергардные бои на территории Модерна, то есть классического консерватизма, классической консервативной республиканской формулы. На той территории, на которой воюют господа Буш, Берлускони. И это, в сущности, и есть консервативная модернизация — в вариантах, которые предлагает наша власть.

Либо вести бои на этой скукоживающейся, схлопывающейся территории Модерна, особо неорганичной для России — и именно для России, у которой нет для этого возможностей Вьетнама, Китая, Индии, нет огромных масс традиционного общества, нет много другого. Либо здесь вести бои, либо — что?

Постмодерн — это ад.

Контрмодерн — это гетто.

Золотой ад плюс черное гетто — это не наш путь и не наша формула, и нам в этой формуле вообще нет места… Так где же мы? После того, как беспощадно проведена аналитика и показано, что вот она, система координат, вот они, существующие места, и других мест нет, мы спрашиваем: где мы?

И вот здесь начинается разговор о Четвертом проекте, о Сверхмодерне.

Если этот проект делать заново — все, кранты… Это на столетия работы… Проект — это же не какая-нибудь утопия, которую ваш покорный слуга может изложить, и на этом все кончится. Это же нечто, опирающееся на огромные культурные завоевания, на целые пласты жизни.

И мы доказываем, что опора всему этому — в великой русской традиции развития. Не в традиции вообще, а в традиции развития — развития не по прописям Модерна. Что это есть исключительность России. Это есть ее уникальность в мире. И что эта уникальность определяется не текстом одной утопии, а сотнями кинофильмов, тысячами великих книг, огромной культурной почвой, гигантским опытом, индустриальным и доиндустриальным, самым разным опытом строительства державы, опытом регуляции общественной жизни — все это есть! И все это, конечно, в огромной степени материализовано в наиболее концентрированном виде в советском опыте, который нельзя отрицать. Но и этот опыт был недостаточно отодвинут от Модерна, он недостаточно еще выявил свою сверхмодернистскую суть.

Кроме того, появились совершенно новые параметры, позволяющие это все делать.

И вот это надо делать, потому что если нет Четвертого проекта, то вы нарисовали три, объяснили, что ничего другого нет, вы поняли, что вам-то места нет, и — конец.

Можно или истерически заниматься модернизацией, но уж тогда не по демократическим прописям, а по другим, — и все равно хана. Потому что нет для этого потенциала — переразвито для этого общество, поезд ушел. А сама территория сжимается.

Или… или что? Танцевать постмодернистский танец? Рушиться в это гетто, в архаику? Но там добьют. Значит, только переходить к этому Четвертому проекту.

То есть анализировать советский и досоветский опыт, отстаивать его от дискредитации, выявлять его уникальную специфику и на основе всего этого разворачивать новую миропроектную инициативу, объясняя миру, что Россия тут может быть локомотивом — мировым локомотивом.

Да, она находится в страшном состоянии. Да, ее довольно сильно раздолбали. Но, как только возникнет новая великая Россия, соберется новый, обновленный Советский Союз, возникнет новая зона мирового значения — мир весь окажется спасен от того, во что он погружается. А он погружается в нечто гораздо более страшное, чем то, во что погрузил бы его Гитлер.

И тут мы сразу переходим на следующую территорию и спрашиваем всех: скажите нам, пожалуйста, ведь не Постмодерн будет в итоге править. Постмодерн существует для того, чтобы разрушать. Он существует для того, чтобы все обгаживать, чтобы элиминировать ценности, вносить релятивизм, осуществлять подкоп под все гуманистические константы, дискредитировать идею развития, кончать историю. Он, Постмодерн, этим может заниматься, ничем больше.

А кто потом-то придет на пепелище, устроенное постмодернистами? Там же враг пострашнее. Постмодернисты — это враг первого уровня. А враг второго уровня — кто? Какую идею хочет осуществить враг для того, чтобы перейти от хаоса, организуемого и управляемого постмодернистами, к некоему порядку, при котором мало не покажется никому?

Мы утверждаем, что этим врагом являются силы, которые выдвигают идею фундаментально многоэтажного человечества — человечества, которое будет разделено непроницаемыми перегородками. Идею антропологического неравенства.

Эта идея, конечно, черпает свои силы в определенной метафизической традиции — в традиции гностической: пневматики, психики, хилики. Нет другой мировой традиции, которая выступала бы так мощно с идеей антропологического неравенства.

Если политический враг — постмодернизм, то метафизический враг — гностицизм в его новом выражении. Неолиберальным фашизмом это называют. Но слова сами по себе еще ничего не значат. Вопрос возникает в формуле, в стержне, в сути этого времени, про которое было сказано: «Ваше время и власть тьмы». Суть этого времени — антропологическое неравенство, обоснованное метафизически. Вот кто враг.

Можно ли бороться с таким врагом без своей метафизики?

Я перехожу здесь от политической аналитики к метафизике.

Просто хочу зачитать еще один текст из числа тех, которые я всегда называл смешными.

Саркози назвал премьера Израиля лжецом.

«Президент Франции Николя Саркози в частной беседе с Бараком Обамой раскритиковал премьера Израиля Беньямина Нетаньяху во время саммита G20 в Каннах.

Как сообщает ВВС (ВВС, заметили, да? — С.К.), Николя Саркози сказал американскому лидеру буквально следующее: „Я не могу больше смотреть на него, он лжец“…»

Вы, вообще, можете себе представить что-нибудь такое лет 10–15 назад? А мы предупреждали на протяжении всех этих 10–15-ти лет — всех предупреждали, включая своих израильских коллег, — что будет именно так.

Вы, вообще, понимаете уровень этого для международного совещания — совещания на высшем уровне? Вы понимаете, что такое в европейской культуре сказать: «Я не могу смотреть на коллегу, он лжец»?

«На этот выпад в сторону Нетаньяху Барак Обама ответил: „Вы, может быть, и сыты им по горло, а мне приходится с ним общаться каждый день“. Этот диалог Саркози и Обамы состоялся во время пресс-конференции в Каннах на прошлой неделе.

Его подслушали журналисты, однако его содержание стало известно только сейчас.

Обама обсуждал с Саркози возможное членство Палестины в ООН, принятие Палестины в ЮНЕСКО. Перед этим Израиль отказывался финансировать ЮНЕСКО».

То, что Израиль отказывался… Он вечно отказывается… Вопрос не в этом. Потому что никогда эти отказы Израиля не вызывали миллионной доли той реакции, которая здесь описана. Миллионной, понимаете? Были плохие времена, ссоры Израиля с США и Западом… Были хорошие времена. Никогда эти отношения не были такими идеальными, как об этом говорит наша лжепатриотическая публицистика — все всегда было сложно. Но никогда помыслить себе ни о чем подобном было невозможно.

Почему? Потому что если актуальна формула «Постмодерн плюс Контрмодерн», то Израиль — это государство, которое не должно существовать на карте мира, оно должно быть уничтожено. И я говорил — не только здесь, но и в международных кругах, — что я отнюдь не удивлюсь, если Запад приложит впрямую руку к тому, чтобы его уничтожить. Не по ливийскому, так по другому сценарию.

Разговор между Саркози и Обамой есть выражение чего? Того, что мир движется в сторону «Постмодерн плюс Контрмодерн». А не будет Контрмодерна без исламизма! И не будет союза постмодернистского Запада с исламизмом без принесения Израиля в виде жертвы на этот алтарь. И вот здесь говорят об этой жертве. Прямо. Нагло. Как никогда…

Дело тут не в Израиле, а в очередном аналитическом подтверждении нашей модели о трех проектах и о том, что «Контрмодерн плюс Постмодерн» идут вместе против Модерна. И что не вытанцовывается все это на Ближнем Востоке — в ключевом регионе мира — без того, чтобы не передать регион под власть управляемого исламизма, воинствующе отрицающего идею развития, под власть условной «Аль-Каиды», и не заключить иначе с этой «Аль-Каидой» союз против Модерна, то есть против Китая, Индии, Вьетнама — всей оставшейся развивающейся части мира. Это карта боевых действий 2017 года. Нет другой карты, и уже не может быть.

Поэтому события в Ливии, где восстала Джамахирия — больше она восстала или меньше, это ее звездный час или звездный час еще наступит, — это событие мировое. И вот это маленькое высказывание — тоже событие мировое, и является оно очередным доказательством (не знаю — тысячным, тысяча двадцать пятым) того, о чем мы говорим.

Но если эти доказательства множатся, и это действительно так, и это все в большей степени оформляется… Картину трудно увидеть, когда она начинает оформляться. Вот тут нужно предвидение… а предвидения не существует. Существует способность понимать процесс, и уловить первые, начальные фазы его формирования, и сказать: «А, вот он! И он будет идти вот так». Поймать первые «раковые клетки». Вот и все, из чего состоит предвидение: понять значение этих клеток и поймать их первыми. Так вот, мы поймали и предупреждаем, что будет так. И вот уже нависают эти события над миром с такой силой, как никогда.

Констатируя это, я завершаю ту часть, которая связана уже не с практической политикой, а с аналитикой международной и внутренней и которая выводит нас на модель трех проектов. А выводя на них, выводит на модель Четвертого, рассмотрение которого по всем пунктам невозможно без актуализации метафизической тематики.

И тут мы переходим к практической философии.

Что такое метафизика? Метафизика — это что такое? Это мистика? Это когда сидит ваш покорный слуга, начинает какой-нибудь обряд. Потом ему кажется, что он выпал за грань этой вселенной, у него там духи, он с ними общается… Чушь собачья!

Метафизика — это не мистика. Хотя и к мистике нельзя относиться без уважения, если ты относишься с уважением к религиозным людям и к их мистическим традициям. Я изучал мистические традиции, прекрасно их понимаю, но я абсолютно светский человек. И, уважая эти традиции, зная их, понимая, как они устроены, я абсолютно никого не призываю к ним присоединяться. Религиозные люди и так в той мере, в которой хотят, в этом существуют. А нерелигиозные должны существовать в чем-то другом. Но это вообще не имеет никакого отношения к метафизике. Это глубочайшее непонимание.

Метафизика — это одно, а мистика — это другое. Это случайно спутанные в силу нашего агитпропа понятия.

Метафизика — это предельные основания. Точка. Все. Предельные основания чего угодно. Важно, что это предельные основания. Запомните эту формулировку. Если вам скажут, что ее нет в словаре, то не огорчайтесь. Она точная.

Без предельных оснований бывает трудно куда-то двигаться. Предельные основания — отсюда возникает метафизика, связанная со смыслом жизни, смыслом деятельности и так далее. Вы можете искать или не искать эти предельные основания.

Кстати, этим всегда занималась философия. До XX века. В XX веке, когда вместо Гегеля и Маркса (для которого метафизика существовала, только называлась диалектикой, как и у Гегеля), вместо таких философов, претендующих на онтологию, на бытие, на анализ основ, на единство гносеологии, онтологии, аксиологии и всего прочего, — вместо таких философов родились позитивисты, структуралисты… С этого момента место философии заняла логика, или гносеология, или философия культуры. А философия кончилась.

И последним великим философом, имеющим практическое политическое значение, был Карл Маркс. Карл Маркс, искавший эти предельные основания.

После него существовала еще одна школа, которая действительно предельными основаниями занималась в том плане, что сказала, что их нет и фиг с ними. Называется она «экзистенциализм».

Я здесь без всяких огрублений пытаюсь наиболее просто это все изложить. Экзистенциализм — это когда у меня есть предельные основания: они заключаются в том, что я знаю, что их нет, а веду себя так, как будто бы они есть. Фолкнер от лица экзистенциализма говорил о необходимости оставить хоть маленький шрам на лике великого Ничто — вот в чем смысл и цель человеческой жизни. Это абсурд. Ну и что? А я веду себя так, как будто бы его нет. А я на него плюю!

В этом великая человеческая традиция. Она выходит за рамки экзистенциализма, потому что никогда человек не смирится ни с какими законами природы. Открывая эти законы, постигая их, ликуя по поводу того, что он их постиг, жадно желая постичь что-нибудь новое, человек тут же начинает эти законы попирать.

Он открывает закон гравитации только для того, чтобы преодолеть его. Он никогда ни с какой закономерностью не смирится.

Человек, смирившийся с закономерностью, — это уже не человек.

Человек, не выявляющий закономерностей, — это безумец.

Человек, смирившийся с закономерностью, — дрожащая тварь.

Человек — тот самый, про которого было сказано: «…это звучит гордо», — это человек, который законы постигает — и не принимает. Он их преодолевает. И в этом его миссия.

Природа, закономерности, железные функции?! Плевал он на них! Он существует для того, чтобы их понять и преодолеть.

«Свобода есть познанная необходимость» — что это значит? Законы — это познанные законы, которые освобождают для того, чтобы их не стало в каком-то смысле. Открыть законы гравитации в этом смысле нужно для того, чтобы их преодолеть, взлетев сначала в высь поднебесную, а потом и в космос. Вот для этого нужно знать законы гравитации. А не для того, чтобы им подчиниться и ползать по земле.

Значит, если таким законом, например, для человека является смерть, то, как только он выявил ее в качестве закона и познал в качестве такового, он будет это преодолевать. И это тоже задача метафизики. Он уже по факту понимания начинает это преодолевать.

Именно поэтому он человек. Светский, религиозный — какой угодно. Все зависит от того, в каких формах он это делает. Но он перестает быть человеком, когда в нем нет воли к преодолению.

Итак, метафизика может искать предельные основания либо в абсурде — в «великом Ничто», которое рано или поздно и станет тьмою кромешной, это я показал в книге «Исав и Иаков». Есть экзистенциалисты, которые начинают молиться на это Ничто, как, я считаю, Хайдеггер и другие, — есть вот такая окологностическая школа. А есть левые хилиастические экзистенциалисты, которые говорят: «Мы шрам оставим».

Но они уже — и те, и другие — признали, что предельных оснований нет, а действуют так, как будто они есть. А человек остался. Ничего в нем нет, кроме вот этого «не примирюсь!» Знаю, что нет предельных оснований, а вести себя буду так, как будто они есть! Это экзистенциальная школа.

Есть религия, которая видит предельные основания в Боге. И дальше уже движется по ступеням восхождения, постигая Бога, потому что метафизика — это не катехизис. Это вещь гораздо более сложная и глубокая.

И есть светская метафизика, которая видит преодоление в человеке. Но в человеке она его может видеть только как в процессе. Значит, для нее актором преодоления (субъектом преодоления) является двигающийся, восходящий человек — человек, находящийся в движении развития.

В этом смысле диалектика вообще ищет предельные основания в этом самом движении. Она и только она — в этом величие Маркса. Потому что вот есть жизнь и есть смерть. Вы метафизически начинаете разбирать эту коллизию. И вы хотите понять, в чем смысл жизни? Где предельные основания? В чем цель? В чем смысл? Вот не можете вы жить, не задаваясь этим вопросом. Так или иначе вы им задаетесь. И существуют два подхода к решению этого вопроса.

Первый подход — найти эйдос. Платоновский эйдос. То есть найти некоторые константы в вечности, неподвижные, которые и есть предельные основания явления. Заявить о том, что смыслы пребывают в трансцендентном мире и весь реальный мир является просто оформлением этих смыслов в материи. Что есть источники, они понижают свое качество, излучая энергию в материю. Формируются сгустки этой энергии, и они и есть смыслы внутри той материальности, которая составляет жизнь. Это платоновский подход — подход через неподвижность.

Подход же диалектический состоит в том, что вы понимаете, что есть то, что еще нежизнь, и есть сверхжизнь.

И говорите: «Я хочу понять смысл жизни, потому что мы идем из неживого — того, что еще не есть жизнь (камни не живут), — в живое, а из живого — в сверхжизнь, то есть в разум. Для того чтобы мне понять смысл жизни, я должен рассмотреть единство камня, клетки (или растения) и человека. И вот тогда в этом единстве я пойму, в чем смысл жизни, а если я все время буду толочься на территории самой этой жизни и спрашивать, в чем ее смысл, я никогда ничего не пойму».

И диалектика в XIX–XX веке апеллировала именно к этому смыслу. Диалектика была последним прибежищем смысла. Но смысл она искала так.

А дальше формировался весь ряд. Есть жизнь, а что едино с этой жизнью в неживом? А ведь неживое тоже делится на кварки, атомы, молекулы, кристаллы, вот уже клетки пошли… А что до кварков? Когда материя была квантованной и когда не была, а была другой?

Дальше идет живое, и оно тоже делится на подразделы. Потом начался разум, а потом за ним должно идти что-то еще.

Вот эта ось устремлений — что она есть такое? Что есть дух развития или, как говорилось, исторический дух? Что есть этот дух? Но ведь мы понимаем, что он есть, что если он движется и восходит, то он восходит куда-то, зачем-то и как-то и что у этого восхождения есть источник. И что именно наличие источника и духа восхождения, или развития, и представляет собой предельное основание.

Значит, если, с одной стороны, существуют организованности и лестница этих организованностей, всеобщий организационный принцип, то существует и другой принцип, принцип врага — дезорганизационный. Значит, источник есть то, что порождает организацию, после того как побеждается дезорганизация.

Люди, тяготеющие к образам, будут говорить об «огне», об «огне огней», о «свете»… «Ты одна мой несказанный свет», — говорит Есенин о матери. Есть культурные, символические традиции, которые адресуют к этому высшему началу, к источнику. Но только если нет этого источника и если человек в своих исканиях не опирается на метафизику, то нет у него ничего.

В обычной своей жизни человек может опираться неосознанно и осознанно. Если у людей есть боевой дух и он не сломлен, то не все ли равно, как именно этот дух организован? Возможно, людям это не нужно понимать. Кому-то и не нужно.

Вопрос возникает в одном случае — когда удалось сломить дух. Вот тогда возникает вопрос об источниках и исправлении ситуации, о починке хребта, о связи времен. Этот вопрос по определению стопроцентно метафизический, потому что, только нащупав предельные основания, вы можете начать обратное движение-исправление, иного пути просто нет по определению. Особенно если вы думаете не только о себе (может, у вас этот дух и есть), а об обществе, народе.

Если у народа отняли историю, значит, отняли этот стержень, этот принцип движения. Значит, нет уже опоры в человеке. А дальше она теряется и во всем остальном.

Теперь давайте посмотрим, как именно это работает. «Потому что, — говорят, — это все абстракция, это все, знаете ли, такие вещи, которые только для высоколобых разговоров…»

Давайте попробуем посмотреть, как именно это работает. Давайте рассмотрим это на примере наших противников — моих противников по телепередачам: Гайдара или того же Чубайса.

Ведь там же было: прогрессоры! Стругацкие же были насквозь метафизичны! «Гуманизм был скелетом нашей натуры! Прогрессорская миссия! Восхождение! Мы убираем препятствия с пути исторического процесса… Теория исторических последовательностей…» — это же все было?

Запад как предельный источник этого восхождения, проект введения России в Запад, вся эта модернизация… Вот это же все было? (рис. 8)

Значит, была метафизика (ступень № 1), которая порождала определенные идеалы — Идеальное (ступень № 2).

Если нет Идеального — нет ступени № 3, то есть стратегического целеполагания. Ну, нет его! Не может человек без Идеального создать стратегическое целеполагание.

Но без стратегического целеполагания нельзя создать стратегический проект (ступень № 4), правильно? Если нет цели, какой проект? Проект — это что такое? Это когда движение к цели постепенно начинает осуществляться — это технологизация целей.

Если у человека нет стратегического целеполагания, Идеального и всего прочего, то у него нет энергии, нет мотивации соответствующего уровня — идеальной мотивации. И это ступень № 5.

Но если нет энергии, и нет мотивации, и нет целей, то нет и ценностей, потому что, кто бы что бы ни говорил, ценности — производное от цели. Вот этот стакан обладает ценностью постольку, поскольку, например, я хочу вас стукнуть по голове, — он полезен. Или не полезен. Цели порождают ценности, а не как-то иначе.

Значит, нет и ценностей. Если нет ценностей, то нет норм (ступень № 7). Нет правил. Нет каркаса внутреннего, человеческого, регулятивности. А если всего этого нет, то исчезает личность (ступень № 8). А раз исчезает личность, то задним числом отовсюду исчезает подлинность. Все становится подделкой. Но и это еще не все.

Посмотрим, как это движется дальше.

Исчезает личность — исчезает подлинность — исчезают нормы — что происходит дальше? А дальше нет возможности преодолевать рамки (ступень № 9). Ведь личность — это нечто, способное преодолеть рамки.

Вот жизнь задала вам какие-то рамки, вы в них действуете. Но поскольку у вас есть банк Идеального, банк символов, банк всего прочего, вы можете выкинуть некие концы (якоря некие) за пределы рамок, заякориться за пределами заданных рамок. А дальше — вытащить себя, как барон Мюнхгаузен за волосы, за какие-то рамки. И тогда вы — человек. Ведь вы человек постольку, поскольку можете преодолевать самого себя, поскольку можете двигаться к себе же новому. Человек — единственное существо, которое может преобразовывать мир сознательно таким образом, что то, что было негодное (сырая картошка), становится годным (печеная картошка); и он это делает не потому, что картошка случайно спеклась где-нибудь в огне, а потому, что он ее печет в духовке. И то же самое, что он делает с внешним миром, он делает с самим собою. Поэтому он человек.

Значит, начинается человеческое падение: нет преодоления рамок. А как преодолеваются рамки? С помощью символов. А что такое символы? Это и есть метафизика. Если у вас нет своей метафизики: нет своих героев, нет своих священных песен, нет вообще священного, — то нет ничего. Как вы можете дальше действовать, существовать, преодолевать, выходить за рамки?

Теперь представьте себе, что у вас была какая-то рамка, в которую еще входили какие-то человеческие константы, а вас за нее вытеснили в новую рамку. Вы же даже до этих констант не достучитесь, потому что они уже ушли за рамки. А новые рамки вам задает новое бытие! Офисный планктон: был физик — стал менеджер. А ценности-то у человека сформировались тогда, когда он был физиком. Но он же до них уже дотянуться не может как до ценностей, потому что новая рамка мешает. Она это все задает.

Значит, возникает буквальное человеческое падение.

Дальше начинает распадаться труд. Если вы перестаете быть личностью, если вы не можете восходить, то есть менять себя, то вы не держите и внутренней структуры. Значит, ступень № 10 — это распадение деятельности.

Дальше возникает полное творческое бесплодие. Если вы не можете осуществлять деятельность, не можете выходить за рамки, то вы бесплодны.

Как только у вас возникает бесплодие, то у вас появляются два качества: вялость и зависть к тем, кто не бесплоден, агрессия по отношению к ним. Такой маниакально-депрессивный синдром. То с бесом этой зависти и ярости, то в апатии, то снова с бесом, то снова в апатии. Начинает работать маятник, уничтожающий не только личность, но и индивидуальность (ступень № 11).

Дальше — неспособность даже впитать чужое, потому что уже уничтожена индивидуальность. Тогда что остается? Остается боль от того, что оно чужое, и полная неадекватность. Человек не способен погрузиться даже в чужое содержание. Не только создавать свое, но и погрузиться в чужое…

Что тогда он делает? Он начинаете воровать слова (ступень № 12). И уже нет ни одного произнесенного слова, которое не было бы украдено, без всякого отношения к их содержанию. «Дурно пахнут мертвые слова».

После того, как это происходит, процесс идет по нарастающей. Слова превращаются в симулякры, деятельность отрывается от слов, нет никакого желания что-то реализо-вывать, только играть с летящими предметами. Обнуляется всякое стратегическое содержание вообще. А какое у вас стратегическое содержание, если нет слов, если слова стали симулякрами?

Логоса нет — нет стратегического содержания.

Нет стратегического содержания сегодня — завтра и на следующем этапе исчезает содержание вообще.

Исчезает содержание вообще — возникают только формы. Теряется матрица, то есть компетентность. Вас спрашивают о чем-то, а у вас нет суждения, потому что вы не можете обратиться даже к простому содержанию, а тем более к стратегическому.

Теряя компетентность, вы на следующем этапе теряете факты. Если сегодня нельзя высказать никакого отношения к историческому процессу…

«Вы, извините, господин Кургинян, все марксистскими своими какими-то теориями оперируете. Ерунда полная…» Я мог бы сказать по этому поводу много резких слов, но я говорю предельно вежливо: «Будьте добры, пожалуйста, на вашем языке, в вашей понятийной сетке, сформулируйте, что, по-вашему, является основными противоречиями XXI века, будьте добры». Оппонент блеет. Он не может ни использовать своего языка, потому что у него его нет, ни на этом языке сформулировать что-то по поводу противоречий, потому что они его не колышут. И он не имеет к ним хода, потому что он лишен не только метафизики, не только идеального и так далее, — он вообще уже содержания лишен.

Ну, а дальше оппоненты начинают говорить о том, что китайцы в среднем получают 7 долларов!

При этом они постоянно хотят завязывать какие бои? Они хотят завязывать бои на таких направлениях, при которых ты будешь все время доказывать, что Волга впадает в Каспийское море. Скажут какую-нибудь глупость и начинают спорить по поводу глупости… Включаться в такой спор нельзя. Все, что можно, это пройти мимо их глупости и продвигать свое стратегическое содержание.

Они не могут отвлечь глупостями — они начинают отвлекать хамством.

Они не могут отвлечь хамством — они пытаются переходить к простым физическим действиям. К чему угодно. Потому что полное фиаско. Полный распад. Нет элементарной адекватности.

Не можешь ориентироваться в мире, не можешь сам в нем плыть — что ты делаешь? Ты к кому-нибудь цепляешься. Ты хватаешь кого-нибудь за фалды, и начинаешь плыть за ним, и говорить: «Тащи меня куда-нибудь».

То есть ты превращаешься из человека, способного идти своим путем, в клиента. Но тому, чьим клиентом ты становишься, от тебя рано или поздно что-то становится нужно, да? А ты уже не можешь ему этого дать. Что ты ему можешь дать? Ты его можешь только развлекать. Можешь быть гувернанткой, холуем, лакейчиком, официантиком. Ты ему стратегически-то не нужен.

Чем меньше ты ему нужен и чем больше ты отодвигаешься на периферию этой нужности при полном собственном ужасе от того, что ты не можешь существовать сам по себе, тем больше ты боишься.

Нужность падает, самостоятельность падает. И падение нужности, и падение самостоятельности лавинообразно наращивает страх. Возникает страх. Он нарастает. Ты перестаешь уважать себя и погружаешься в пучину этого страха.

Нет опоры в себе. Нет опоры в друзьях. Нет опоры в собственной компетенции. Есть только страх оказаться не нужным никому и цепляние за что-то, что тебя делает нужным.

Идет распад деятельности. Ты не можешь нормально взаимодействовать с другими. Не можешь с ними взаимодействовать — значит, тебе нужны патологические формы взаимодействия: не могу спорить — буду врать, оскорблять, отвлекать на частности.

Ты превращаешься стихийно в источник сплошной провокации, потому что это единственное, что ты можешь порождать по отношению к другому.

Холуйство по отношению к одним и провокативность по отношению к другим.

Фиаско провокативности, потому что распад деятельности не позволяет осуществить даже крупную провокацию, — порождает корчи, коллапс. И тогда рано или поздно возникает необходимость каких-то «костылей» — оккупационных армий или фальсификаций.

Когда я впервые принял предложение участвовать в программе «Суд времени» на Пятом канале федерального телевидения, мне все говорили: «Да вы ведете себя как дурак. Вы что, не понимаете, что они там будут устраивать? Вы не понимаете, какие голосования устроят? Вы не понимаете, что эти люди могут с вами сделать?»

Я отвечал на это, что, во-первых, это все, конечно, правда. А во-вторых, это синдром, комплекс неполноценности — наделение противника абсолютным могуществом и статусом машины, безупречно осуществляющей игры с огромными ресурсами, а себя — статусом муравья. «Небоскребы, небоскребы… А я маленький такой…»

Вот этот комплекс и есть сломленность духа. Поэтому нужно абсолютно трезво пытаться играть в безнадежных или почти безнадежных ситуациях, превращая их из безнадежных в нормальные.

Я угадал тогда несколько вещей.

Первая вещь, которая была угадана, — что люди, которые мне предлагают участие в этой программе, — приличные, нормальные люди. У них есть свой нормальный телевизионный интерес. И в рамках этого телевизионного интереса они подличать не будут.

Второе — что, конечно, если им прикажут, они сделают все, что им прикажут: они подневольные люди. Но приказывать им не будут, потому что наверху заняты не какими-то идеологическими спорами, а вещами намного более серьезными. Внимание отвлечено. Субъект находится в состоянии внутреннего противоречия, которое парализует его деятельность…

Ставка на это внутреннее противоречие, парализующее его деятельность, на внутреннюю деградацию либерального субъекта, с которым надо играть игру, и на нормальную приличность тех, с кем ты работаешь, — вот три ставки, которые я сделал, начиная «Суд времени».

Я понимал при этом, что на выигрыш у меня есть 5%, а 95 — на проигрыш. Но я также знал, что если мне даны эти 5% и у меня есть своя метафизика, то есть свое представление о долге перед Идеальным, свое представление о миссии, то я играть буду и буду выигрывать, потому что у меня это есть, а у них этого нет.

Ровно то же самое происходило в «Историческом процессе». Но после «Суда времени» тем, для кого этот суд стал событием, и мне, и стране, и миру, и простым людям, и элитам — нужен был правдивый ответ на один-единственный вопрос: вот эти телевизионные 44 победы, эти проценты голосования — это всего лишь телевизионный процесс, при котором какие-то узкие группы активно нажимают на кнопки, или это подлинный процесс?

Я-то прекрасно понимал, что он подлинный, потому что даже своим ближайшим сподвижникам запрещал какие бы то ни было манипуляции с телевизионными голосованиями за рамками того, что было позволено правилами тогдашней игры. Потому что эти правила игры менялись. Например, когда возникала фантазия, что Кургинян выигрывает потому, что голосующие за него пожилые женщины и мужчины много раз жмут на кнопки, был включен механизм «один человек — одно голосование». Один телефон — один голос. И результаты были теми же самыми.

Я понимал, что результаты голосования отражают реальный процесс. Понимал. Но нужно было добиться абсолютных доказательств того, что процесс именно таков.

И тогда было собрано движение «Суть времени». И что мы сказали членам движения? Действуйте как безупречные социологи-волонтеры: идите в электрички, в какие-нибудь кафе-бары, куда угодно, но не к своим сторонникам. Найдите подлинные социологические данные, сделайте такое социологическое исследование, которого еще не было в стране.

И мы его сделали. 75% смысла телевизионной борьбы со счетчиками на этом было завершено.

Осталось добить противника, используя то, что противник паникует от этих цифр, ибо противник вышел уже на главный канал страны — на основной государственный канал в предвыборный год.

Я понимал, что риск еще намного больше. Но для меня в этот момент экзистенциальная задача была уже намного важнее задачи количественной. Я добивал, добивал и добивал противника, показывая, как он падает.

От метафизики он падает к краху собственного идеального. От краха собственного идеального — к краху подлинности, к краху стратегического целеполагания, к краху проекта, к краху компетенции, к краху способности управлять фактами, к краху способности вести полемику.

Вот все эти крахи до конца нужно было провести, чтобы показать, что эта мерзость, погубившая когда-то Советский Союз — мое великое государство, разрушившая мировую стабильность и сделавшая все остальные пакости, — эта мерзость разлагается. Она умирает.

Что речь идет не только о количестве — какой процент населения за нее, а какой против. В конце концов, это уже вопрос второй. Речь идет о качестве, о степени маразма и о том, что надо их пропустить сквозь все ступени маразма, сквозь все, до конца.

И, наконец, пришли Чубайс и Авен на передачу о Гайдаре. И мне сказали: «Ты совсем сумасшедший. Ну, вот совсем. Ты и сейчас пойдешь на передачу? А зачем ты на нее пойдешь? Ты будешь конкурировать в телефонном голосовании с хозяином сети „Билайн“? Ты не технолог? Ты не понимаешь, что и как делается? Ты же обречен!»

Я ответил: «По вашей теории абсолютного субъекта, который располагает такими-то ресурсами и действует, как электронная машина, беспредельно располагающая этими ресурсами и способная сформулировать оптимальную стратегию, — по этой схеме я абсолютный ноль. И я проиграл. Только этой схемы нет. Ее нет».

Действуют не машины с неограниченными возможностями. Действуют люди, внутренне уже сломавшиеся, потерявшие правду, с дрожащими губами и с огромными возможностями и оперирующие во всех пространствах низости… Но оперирующие как люди… То есть, во-первых, погруженные в апатию, которая время от времени взрывается истерикой, не доверяющие ничему, боящиеся всего. И поэтому эти люди будут действовать глупо.

Если они будут действовать умно, я обречен, но они будут действовать глупо.

А главное — что будут действовать. Если бы Чубайс бездействовал, он оказался бы в идеальном положении человека, правду которого поддерживает 4% населения, но который знает, что он прав перед богом, перед судьбой, перед историей, перед всем чем угодно. Плевать на проценты! Он «идет на вы»! Он рыцарь Либерализма!

В конце концов, когда я выступал в конце 80-х годов, меня поддерживало 5% — я говорил правду о Советском Союзе. И ничего!

Но Чубайс уже сломлен. Включить машины, которые находятся в их распоряжении, на полную мощь Чубайс и Авен не могут, потому что они боятся этих машин — они состоят из людей.

Что они делают? Они делают вот эту чехарду… И они же всех остальных презирают. Они их держат за дураков, за ничтожеств, за людей, не владеющих ни кибернетическим мониторингом, ни вообще никакими фактическими данными, — ничем. Они же их за таких людей держат.

А мы-то уже другие. Мы-то эти 20 лет работали. У нас-то своя метафизика, свои идеалы, своя подлинность есть. У нас есть своя организованность. У нас есть свои друзья, своя система связей, коммуникаций, информации и так далее. И мы же узнали точно, как именно был организован на «Историческом процессе» с участием Чубайса и Авена этот выплеск.

Мы узнали, кому были какие ресурсы делегированы, кто и как эти ресурсы распилил, кто сбросил вниз часть этих ресурсов, как эти ресурсы опять распилили. И что конкретные исполнители, чтобы в ходе голосования поскорее выпулить побольше этих самых паленых SMS, использовали телефонный ресурс так, что на определенный момент он упал до нуля. А свои деньги они тратить не будут…

Мы все узнали по этому поводу. Все, полностью.

Что произошло? Позор произошел. Позор.

Если бы хватило ума идти, как Рыцарю печального образа, или хватило бы организованности действовать, как машина с абсолютными возможностями, позора бы не было. Но он же произошел.

И возникла еще одна победа.

На этом противник мог бы остановиться, но противник на этом не остановился. Он уже понял, что его взяли за руку. И он тогда, не будучи организованным и уже не обладая никакой способностью к тому, чтобы осуществлять деятельность, ибо на этой грани метафизического падения уже нет возможности осуществлять деятельность вообще… Что сделал противник?..

Есть так называемые статистические законы. Вот какое бы у вас ни было устойчивое голосование… А оно почему устойчивое? Потому что есть определенное множество, которое поддерживает Сванидзе, и определенное множество, которое поддерживает Кургиняна. Колеблющаяся часть незначительна. Это два множества. Поэтому, когда сделано много телефонных звонков в пользу одного или другого, то примерно это все выходит на статистически средние числа.

Но ведь на статистически средние. Они колеблются. А если они 17 минут не колеблются до сотых процента, если коэффициенты соотношения голосов за Кургиняна и Сванидзе на протяжении десятков минут не меняют сотых процента… не процентов не меняют, не десятых, а сотых, — то, как говорится, без комментариев.

Дальше вопрос в одном — в окончательном реконструировании субъекта, который этим занимается.

По ряду косвенных признаков, субъект этот среднегабаритный. Я не буду перечислять его признаки, потому что если я их начну перечислять, то субъект начнет исправлять свои ошибки. Зачем я здесь, в открытой на всю страну передаче, начну рассказывать людям, которые не могут осуществлять профессиональной деятельности, как они должны меня профессионально обыгрывать. Это было бы с моей стороны крайне глупо.

И я вообще обсуждаю здесь не телефонные голосования, в рамках которых на всех предыдущих передачах «Исторический процесс» все было по статистическому закону и все цифры колебались правильно, как полагается, на уровне сотых процента и десятых процента. Проценты стояли, а эти-то цифры колебались. А потом вдруг возникла прямая линия без колебаний.

Я не это все обсуждаю. Я обсуждаю принцип падения, который начинается с метафизики, а кончается распадом деятельности именно по той схеме, о которой я сказал. И обнажить-то надо было уже вот это.

Теперь возникает следующий вопрос — вопрос о том, почему мы победить не можем. Почему? А потому, что тот же процесс идет в патриотическом лагере. Буквально тот же. Абсолютно тот же. Один к одному тот же. Вот что ужасно!

Смотрю интернет-передачу господина Сулакшина. Господин Сулакшин, с такими же, как на заставке нашей передачи, песочными часами на столе, сидит вместе с господином Кара-Мурзой и другими господами и рассказывает людям нечто. Все могут с этим ознакомиться. И вдруг говорит (цитирую):

«Вы наверняка читали или слышали о такой книге четырехтомной, „Проект Россия“ называется. „Проект Россия“.

Тиражи знаете? Сотни тысяч экземпляров.

Можете посчитать, сколько это стоило? Миллионы долларов.

Вот мы в Центре имеем издательство, выпускаем книги и знаем, что почем. Почем она, копеечка… И как издать лишний экземпляр, и как его потом распространить. Так вот, эта книга, которая написана о самых болевых точках нашей жизни, о том, о чем мы говорим, но написана с очень некоей поганой целью… Это была как раз технология — увидеть, насколько русский и российский народ созрел для сопротивления этой либеральной космополитической модели издевательства над страной и им самим, каков потенциал сопротивления, чего ожидать. Автор этого провокационного издания вычисляется. И тоже есть технология, весьма профессиональная — сейчас этот умный, выдающийся умный автор на телевидении блещет в баталиях со своим визави».

Поскольку в баталиях с визави «блещу» только я (блещу не блещу, но просто выступаю), то ясно, к кому это относится.

А теперь — в чем уровень метафизического распада, превращающийся в распад деятельности?

Он заключается в том, что я узнал о существовании «Проекта Россия» совсем недавно. То есть я в аналитических сводках читал, что есть такой проект, но я не читал это четырехтомное сочинение. Узнав же о нем, я через 15 минут понял, кто является автором. Тем более что по какому-то странному стечению обстоятельств этот автор начал выходить на меня с предложением о сотрудничестве ровно тогда, когда господин Сулакшин начал метать громы и молнии.

И я понял, что автор-то этот находится гораздо ближе к господину Сулакшину (или, точнее, к тем элитам, позицию которых озвучивает господин Сулакшин), чем я. Что в тот момент, когда господин Сулакшин все это залудил, он, во-первых, оскорбил не меня, а друзей своих друзей, однозначно. Во-вторых, продемонстрировал свою полную некомпетентность. Ибо вся Москва знает, кто автор «Проекта Россия». Сулакшин же мог просто выбросить этот кусочек из своего выступления и сказать: «Есть у нас тут такой, знаете ли, провокационный товарищ, который блещет в баталиях со своим визави, а на самом деле… Мы знаем…». Была бы провокация. Но он уже распался, ровно по той схеме со ступеньками, до состояния абсолютной некомпетентности. И марает-то он те субъекты, от лица которых выступает в этом некомпетентном состоянии.

А вместе с Сулакшиным сидит Сергей Кара-Мурза, который, когда я спросил его на «Русском клубе»: «Как мы будем работать?»… Мы же с ним коллеги по «Русскому клубу», мы же братья… У нас братство! На этом «братстве» сначала Кара-Мурза сказал, что не надо обращаться к народу, а надо искать элиты, которые смогут принять заказ. Потом он нашел элиты. Сидит рядом с элитами в состоянии соответствующего падения и слышит: про его коллегу из «Русского клуба» говорится бред и низость. И слушает. Потому что уже нет норм: нет норм приличия, нет регулятивных оснований — нет ничего. Все распалось. Есть услужение и полная растерянность, полная дезориентация и неготовность быть даже компетентным.

Так что же делать-то нужно? Делать-то что? Нужно изгонять этого беса из общественных групп, которые еще готовы к какому-то действительному моральному, экзистенциальному подвигу, которые еще не заразились смрадом безнормия, низости, некомпетентности, неприличия.

Все всегда понимают, что если ты сам пишешь какие-то книги, то неприлично так, походя, полоскать других авторов. Это разговор не по существу, не по предмету, а с позиций Чубайса. Нет разницы между Сулакшиным и Чубайсом. Ее не было, когда они шли вместе вначале, ее и сейчас нет. И по причинам именно этого, как ни странно, метафизического характера.

И обсуждаю я все это не потому, что мне нужны какие-то голосования: я и так знаю, что на нашей стороне большинство, — мне сейчас важно, в каком качестве будет находиться большинство, как вытащить его из этого метафизического падения. И не потому, что мне важно, кто обо мне что говорит. Мне давно это неважно. Мне важно, чтобы те, кто меня слушает, поняли, при чем тут метафизика. Поняли, что когда ты говоришь «А», то ты в конце скажешь «Я». И что если первая передача из этой программы была посвящена метафизическому падению, то есть продаже первородства за чечевичную похлебку, то и последняя передача посвящена тому же самому. Тому же самому, потому что именно с этим нам придется бороться. Причем бороться придется детально, по всем компонентам. Это не простая борьба, но эту борьбу нельзя начать, если ты из себя не изгнал все то же самое.

«Метафизика — чушь. Метафизика — ахинея. Метафизика вторична». А присяга? Присяга! Вы присягать можете, если нет символов? Вы представляете себе, как были организованы присяги в разных странах мира?

Давайте я разберу это конкретно.

Нет присяги, если нет метафизики. Потому что оружие должно быть названо священным. Потому что суд, который будет в случае, если вы измените этой присяге, должен быть судом метафизическим, абсолютным. А в противном случае присяги нет. Приезжать вы должны вместе с молодыми воинами на места, где их предки проливали кровь. А для этого должна быть история, для этого эти места должны быть не осквернены.

Так как быть с присягой? Вот так с ней и было: люди, которые присягали Советскому Союзу и клялись за него умереть, эту присягу нарушили. И уж, по крайней мере, в 1993 году они ее нарушили абсолютно.

И мы показали в этой серии передач, как они ее нарушили. Потому что в 1993 году у Ельцина, в силу грубейшего нарушения Конституции, по закону был автоимпичмент и Верховным главнокомандующим автоматически становился Руцкой. И приказы Руцкого не были выполнены. А почему они не были выполнены? Почему люди, которые прекрасно знают, что если у них есть присяга, то они сейчас существуют в особом периоде, почему эти люди ведут себя совсем по-другому? Откуда это желание вкушать радости жизни в момент, когда присяга нарушена? И когда это нарушение надо искупать. И все тоже знают, как оно искупается.

Вот оно что такое — метафизическое падение. Я разобрал сложную многоступенчатую схему, но ведь есть же и простая!

А теперь о нас…

Если мы не хотим участвовать в этом падении, мы будем делать только одно — работать!

На сегодняшний момент деятельность наша такова. Вот деятельность. Вот ее ось (рис. 9).

Осью деятельности станет организация «Суть времени», но уже зарегистрированная — с Уставом, членством, дисциплиной и всем прочим.

Нам это нужно для многих целей. Это никоим образом не отменяет наличие сетевого, виртуального интернет-клуба. В сетевом, виртуальном интернет-клубе мы благодарны любому его члену за любые формы участия. Мы только обращаем внимание на то, что чем меньше эти формы участия, тем, естественно, скромнее роль человека в организации. Иначе не бывает.

Если человек просто хочет нас поддержать, голосуя в ходе телевизионных программ по телефону, или если он хочет нас критиковать по всем моментам, но согласен с нами в том, что касается работы по сохранению территориальной целостности, — пожалуйста, двери открыты. Он вместе с нами в сетевом сообществе. Но если мы хотим создать организацию, которая строится на единых принципах, а принципы эти мы разработали в этой серии передач, то я могу начать формирование клуба — не виртуального, а реального, зарегистрированного — только закончив серию идеологических передач.

Мы закончили первый этап. У зарегистрированного клуба будет две задачи: идеологическая и организационная. Идеологическая — осваивать и распространять идеи. Осваивать можно по-идиотски, заучивая наизусть, с ленцой или как угодно, а можно — по самым современным технологиям. И только эти самые современные технологии, огромные трудозатраты дают настоящее освоение. Распространять неосвоенное нельзя. И, опять-таки, распространять можно архаически, лениво, а можно так, что идеи охватят массы.

Так вот, осваивать и распространять идеи — это увлекательнейшая задача. Для решения первой задачи (освоение) будет создана одна телепередача. Не знаю, как она будет называться, сейчас назовем ее условно «Открытый университет». Под это же будут сформированы учебные курсы, семинары, тренинги. А под распространение — телепередача «Практикум». И опять-таки в пределах нее мы будем разбирать все, что касается политической практики.

Итак, идеологическая задача — осваивать и распространять идеи.

Организационная задача — обеспечить переход к развернутому политическому образованию. Сюда входят и школы, семинары, тренинги, которые надо организовывать. И респектабельная политическая практика: митинги, собрания, политические проекты — такие, как и проект, который я сейчас озвучил.

У нас будет 12 разделов интернет-сайта: 10 — по направлениям, которые я сейчас оговорю, и 2 — с «Сутью времени».

Направления таковы. У нас было направление «Территориальная целостность»? Было. Мы создадим сначала электронный, а потом бумажный журнал «Территориальная целостность». Кто и зачем разваливает Российскую Федерацию? Пусть это будет информационно-аналитический альманах (рис. 10).

У нас было направление «АКСИО»? Мы создадим опять-таки сначала электронный, потом бумажный вариант информационно-аналитического альманаха «Реальная Россия. Данные, исследования, модели» (рис. 11).

У нас было «Историческое достоинство» третьим направлением? Под него и издадим «Историческое достоинство. Проблемы исторической идентичности» — историко-политический альманах. И опять-таки сначала электронный, а потом бумажный (рис. 12).

У нас было направление «АЛЬМОР» — альтернативные модели развития? Под него уже начинает работать альманах «Ковчег. Развитие за рамками классического модерна» — концептуальный альманах (рис. 13).

У нас есть клуб «Содержательное единство». Он занят аналитической деятельностью — вот той, о которой я сейчас тоже говорил. Вот под эту аналитическую деятельность пусть будет создан «Дневник аналитика. Актуальные проблемы внутренней и внешней политики» — концептуально-аналитический бюллетень (рис. 14).

У нас есть «Экспериментальный творческий центр» как институт. Он занимался и занимается аналитикой нетранспарентных элитных игр. Вам надо понять не только то, что происходит на политической поверхности, но и то, что происходит на глубине. Как это анализировать? Как это понимать? Как отличать тут конспирологию от нормальной теории элит? Вот этот электронный и бумажный журнал мы тоже создадим (рис. 15).

У нас есть «Школа высших смыслов». Создадим альманах «Красная гора. Исследования фундаментальных духовных альтернатив: хилиастической, гностической и других» (рис. 16).

Мы говорили в восьмом направлении о контррегрессивной деятельности, о создании среды духовной самозащиты и духовного роста. Мы, во-первых, создадим альманах «Катакомбы» — о формировании коллективов на принципах духовной самозащиты и духовного роста. И мы рассмотрим все такие практики в мире (рис. 17).

И, во-вторых, мы создадим интеллектуальные клубы, киноклубы, клубы по интересам, лектории, конференции, дискуссионные клубы, спортивные клубы, школы, молодежные лагеря, осмысленный интеллектуальный, духовный туризм, организацию праздников, совместный отдых, центры взаимопомощи, печатные органы — вот такие, как очень хороший орган «Хроника антикультурной жизни». Вот это все вместе будет связано с восьмым направлением — «Контррегрессивная деятельность» (рис. 18).

Девятое направление — жизнедеятельность, производственная деятельность в коллективах единомышленников. Альманах будет называться «Слово и дело. Опыт производственных и социальных ответов на вызовы современного потребительства». Мы будем рассматривать испанский, итальянский, латиноамериканский и другой опыт того, как работают за рамками современного потребительства коллективы, производственные коллективы (рис. 19).

То, что мы назвали «Четвертый проект. Сверхмодерн» мы развернем в альманах «Четвертый проект. Судьба развития в XXI столетии» (рис. 20).

И вот в соответствии с этими десятью направлениями мы создадим 12 разделов интернет-сайта, 10 электронных изданий, 10 бумажных изданий. А когда мы создадим эти 10 бумажных изданий, мы создадим газету, в которой каждая страница будет представлять собой выжимки, концентрат одного из изданий (рис. 21).

Мы будем думать и создавать, собирая коллективы единомышленников, телепередачи по направлениям. И мы создадим издательство по этим направлениям, для того чтобы были книги. Тогда мы будем готовы к широкому, нормальному политическому образованию, в которое будут вовлечены тысячи и тысячи людей, которые понесут дальше мысль. И в пределах всего, что мы создаем, мы будем противостоять метафизическому падению, как порче. И мы будем не болтать грязными языками о каких-то там катакомбах, не умея соорудить ничего, кроме провокаций. Мы будем действительно очищать среду от той грязи, которая мешает большинству нашего общества, мучительно выздоравливающему после двадцатилетия ужаса, взять в свои руки свою великую историческую судьбу.

Вот этим моим заявлением начинается новый этап нашей деятельности.

А передача «Суть времени» в том варианте, в котором она шла много месяцев, заканчивается.

Спасибо всем, кто ее слушал и нас поддерживал.

Спасибо и до новых встреч в новых программах.