Викрам Суд – вице-президент ORF

Введение

До недавнего времени радикальный ислам рассматривался в странах Запада как феномен, присущий арабскому миру. Его изучали с точки зрения потенциального воздействия на западные государства. Южноазиатскому региону, за исключением радикальных тенденций в Афганистане и Пакистане (по большей части в привязке к терроризму «Аль-Каиды»), уделялось мало внимания. Игнорировался тот факт, что наиболее многочисленная и бедная часть всего мусульманского населения, которая имеет самые низкие экономические и социальные показатели, проживает на Южноазиатском субконтиненте и насчитывает около 480 миллионов человек в трех странах – Индии, Пакистане и Бангладеш. Сегодня толерантному и неагрессивному суфийскому исламу субконтинента угрожает фанатичная разновидность этой религии, экспортируемая из Саудовской Аравии в Пакистан и, в меньшей степени, в Бангладеш.

В нарождающемся «мире глобализации» линия фронта вскоре будет проходить между капитализмом и глобализованным исламским радикализмом. Первый – большей частью христианский, богатый и политически влиятельный, но испытывающий нехватку энергетических ресурсов. Второй – бедный, управляемый автократическими монархиями или недемократическими режимами и лишенный политического влияния, но наделенный большими природными богатствами. Оба считают национализм помехой своему развитию: одним он мешает осуществлять экономическое господство, другим – религиозный диктат. Первый стоит за доступ к финансам, ресурсам и рынкам, необходимым для поддержания своего превосходства. В то время как второй мечтает о халифате, где будет воплощен в жизнь пуританский салафистский ислам, и о возвращении себе былого величия.

Для Запада, и в первую очередь для США, поворотным моментом стало 11 сентября 2001 года. Это было предупреждением западному миру о том, насколько он уязвим в столкновении с религиозным экстремизмом и силой веры, которая порождает подобные акции. Гибельный террор становится неизбежным средством в руках религиозных фундаменталистов. Но фундаментализм, ведущий к радикализму, не является порождением лишь одной религии. На протяжении почти ста лет христиане, евреи и мусульмане пестовали воинствующую форму набожности, цель которой – вернуть Бога и религию на центральные позиции со вторых ролей, куда они были низведены современной светской культурой. Так называемые «фундаменталисты» убеждены, что сражаются за выживание веры в мире, который в основе своей враждебен религии1. Для большинства из нас модернизм – это свобода, раскрепощение, простор для человеческих устремлений и достижений, но для религиозных фундаменталистов – это оскорбление их веры.

Расширяющаяся исламизация граничащих с Индией стран поощрялась политикой этих государств, которые делали ставку на религию как на политически целесообразное средство и черпали вдохновение в ваххабитских влияниях, шедших из-за рубежа.

В то же время при обсуждении угроз, связанных с ростом исламского экстремизма и террора, необходимо отдавать себе отчет в следующем.

К исламу надлежит относиться уважительно и с пониманием, отдавая должное мобилизующей силе этой религии, ее подспудным властным возможностям, упорству и теологической устойчивости.

В мусульманском мире есть немало тех, кто видит в Усаме бен Ладене не духовное лицо, но народного героя. Для многих его последователей бен Ладен – человек веры, честный, смелый и неподкупный.

Сила духа и решимость этого народного героя позволили спокойно, ясно и последовательно выразить свою ненависть к Америке и ее друзьям/союзникам и поставить целью разрушить данные страны одну за другой или умереть в борьбе за это.

Мунтазир аль-Зайят, видный исламский законоучитель и многолетний друг Аймана аль-Завахири, предостерегал Запад: тщетны будут попытки изобразить бен Ладена типичным «террористом» наподобие небезызвестного Карлоса. В 1999 г. в интервью журналу «Аль-Васат», выходящему в Лондоне, аль-Зайят заявил: «Они [американцы] изображают Усаму бен Ладена, шейха Абд аль-Рахмана и Аймана аль-Завахири так, будто это копии международного террориста Карлоса, и в этом сказывается их неспособность понять суть дела. Карлос был террористом, деятельность которого кончилась, как только его арестовали. Лидеры же движения исламских фундаменталистов – это идеи, наследие, масштаб и принципы, которые не пропадают с их физическим исчезновением» 2 .

Мы должны помнить, что группы вроде «Аль-Каиды» и другие последователи бен Ладена (группировки наподобие «Лашкар-и-Тайба» в случае Индии, а также группировки, спонсируемые в Пакистане) имеют некую всемирную исламистскую программу действий – религиозно обоснованную и профессионально направляемую. Изначальная цель программы – уничтожение «христианских крестоносцев» и «евреев», но впоследствии к этим двум категориям были добавлены и индуисты. Исходя из таких убеждений, бен Ладен сосредоточился на собирании мусульман всего мира на оборонительный джихад против Америки и ее союзников в западном и арабском мире. Для тех, кто выбрал в жизни это призвание, характерно одно качество: им нравится в их лидерах, между прочим, и незаурядное умение терпеть и ждать. Еще в 1980 году афганские моджахеды составили карту, на которой, помимо Афганистана, вся советская Центральная Азия и китайская провинция Синьцзян были обозначены как «ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННАЯ МУСУЛЬМАНСКАЯ ТЕРРИТОРИЯ». Это было до образования «Аль-Каиды» (в конце 1980-х) и до того, как Афганистан стал ее домом.

Сегодня, когда глобальной войне с террором минуло уже почти девять лет, о том, где находятся бен Ладен или Айман аль-Завахири, известно мало. Между тем, их идеология живет и распространяется.

Бен Ладен успел произнести немало слов – простых и точных, тщательно взвешенных. Он сформулировал проблемы мусульманского мира, как он их видит. Определил, что они вызваны в основном США; объяснил, почему им должно быть найдено решение, и очертил, как он собирается их решить.

Мало какой противник так ясно формулировал основные цели и задачи ведомой им войны.

Джихад, таким образом, обрел оправдания и определенные лейтмотивы.

Главный враг

Объявляя в 1996 году «священную войну» против США и их союзников, бен Ладен обратился к своим мусульманским братьям во всем мире с такими словами:

«Вы не могли не слышать о несправедливостях, репрессиях и агрессиях, постигших мусульман, против которых действует альянс евреев, христиан и их агентов, и в результате всего этого враги мусульман льют кровь мусульман, расхищают их деньги и богатства. У вас отобрали ваши земли в Палестине и Ираке. Картины жутких массовых убийств в Кане в Ливане до сих пор стоят перед глазами, и то же касается массовых убийств в Таджикистане, Бирме, Кашмире, Ассаме, на Филиппинах <…> в Огадене, Сомали, Эритрее, Чечне, Боснии и Герцеговине, где душераздирающие и отвратительные массовые убийства совершились на глазах у всего мира в полном согласии с заговором США и их союзников, которые наложили запрет на поставки оружия угнетенным под прикрытием несправедливой ООН» 3 .

Бен Ладен неоднократно говорил о применении самого разрушительного оружия – ядерной бомбы, приводя Хиросиму и Нагасаки как пример американского пренебрежения к человеческой жизни.

Предательство арабских режимов

Еще одна важная идея, которую бен Ладен развивал в своих заявлениях, состояла в том, что ислам предан изнутри мусульманскими правительствами, главы которых, по его словам, суть «преступные деспоты, предавшие Аллаха и Его Пророка – обманувшие их доверие и предавшие мусульманский народ». Согласно бен Ладену, главные предатели – это правительства исламских стран, сотрудничающие с Соединенными Штатами, «морально развращенные» режимы – «лицемеры» и поборники лжи.

Самооборона

Чтобы понять позицию и действия бен Ладена (а также понять, почему его фигура так притягательна в мусульманском мире), важно обратить внимание на его убеждение в том, что ислам и мусульманский мир подверглись нападению со стороны современных «крестоносцев», куда более могущественных и хищнических, чем средневековые крестоносцы. Современные «крестоносцы» – это США, Британия и Запад в целом, вступившие в союз с Израилем, Индией и Россией и поддержанные отступническими режимами мусульманских стран. Бен Ладен настаивает на том, что Бог велит мусульманам вести джихад, чтобы защитить себя, свою веру и свою землю от этих новых «крестоносцев».

Цели оправдывают средства

В своей фетве 1996 г. бен Ладен стремится следующим образом оправдать избираемую тактику войны: «Если для достижения победы в войне не обойтись без помощи греховных властителей или очень греховных воинов, то надо выбирать одно из двух – или вообще отказаться от войны с их участием, что приведет к еще большему злу, потому что власть тогда захватят другие, или продолжить вести войну бок о бок с этими греховными властителями, что позволит не допустить наступления еще большего зла и поможет установить если не все, то многие законы ислама» 4 .

Последователи бен Ладена могут сотрудничать (или, по крайней мере, вступать в контакт) с номинальными мусульманами самых разных мастей. Еретики, неверные, атеисты, гангстеры из Европы, России и Южной Америки, «серые» торговцы оружием и наркодельцы – все они в принципе могут быть задействованы в операциях «Аль-Каиды», направленных против США.

Долг молодых

В своих обращениях бен Ладен постоянно акцентировал внимание на молодежи, уча молодых мусульман, что включаться в джихад – их религиозный долг, и побуждая мусульманских учителей «наставлять молодых мусульман, что нет чести выше, чем джихад по пути Аллаха».

В марте 1998-го, например, он прислал письмо в издающуюся в Лондоне арабскую газету «Аль-Кудс аль-Араби», в котором утверждал: требование наступившего времени таково, что молодые люди, улемы, видные торговцы и вожди племен должны покидать пределы мусульманских стран, чтобы потрудиться во имя Аллаха и вести джихад во имя Аллаха. Он говорил, что нужно собирать батальоны для изгнания оккупантов-захватчиков.

В августе 1999-го бен Ладен увещевал: «Молодым мусульманам надлежит посвятить жизнь религии и встать на путь джихада». И пояснял: «Обрести блага этого мира можно многими путями, но, чтобы заслужить жизнь в мире ином, есть лишь один путь. Следуйте этим путем, и мир будет у ваших ног» 5 .

Участие в джихаде

В случае Кашмира бен Ладен не только критиковал местных мусульман за уклонение от участия в джихаде, но и неуклонно следил за тем, чтобы не ослабевал воинственный пыл воюющих группировок «джихадистов». В 2000 году базирующаяся в Пакистане повстанческая группировка «Харкат ул-Муджахедин» объявила об одностороннем прекращении огня и о готовности вести переговоры с представителями властей Индии об урегулировании в Кашмире. Когда эта инициатива провалилась, бен Ладен провозгласил, что кашмирские группировки должны избегать даже намека на возможность каких-то переговоров об урегулировании в Кашмире. Хотя он обращался, формально говоря, ко всем кашмирским группам, его гнев, несомненно, адресовался упомянутой группировке:

«Я хочу лишь сказать, что доверять обещаниям врага не следует, если враг не доказал своими действиями, что ему доверять можно. Джихад – дело драгоценное, и с ним следует обращаться крайне осторожно. Я уверен, что [кашмирские] моджахеды не позволят нанести вред этому делу. С ними весь мусульманский мир – все молятся за них» 6 .

Решающее столкновение

«Все прочее теряет значение, когда дело идет о защите религии Аллаха, исламских святых мест и мусульманских стран во имя утверждения закона Аллаха» 7 .

Распространено мнение и опасение, что бен Ладен стремится раздобыть «решающее оружие» для последнего столкновения с врагом. «Решающим оружием» может быть любое устройство из разряда средств массового поражения или компоненты к нему. Не просто средство сдерживания, но оружие первого удара. Поскольку его применение повлечет за собой массовые жертвы, у этих исламских богословов уже готово удобное оправдание для подобного случая – речь идет о намеренном и ненамеренном убийстве невинных. В апреле 2001 г. шейх Юсуф аль-Кардави заявил, что «операции, проводимые ХАМАСом, «Исламским джихадом», ФАТХом и другими, не нацелены на убийство детей. Этого ребенка убивают случайно, не намеренно» 8 .

Глобальный джихад или региональный джихад?

Хотя «Аль-Каида» и такие спонсируемые Межведомственной разведкой Пакистана организации, как «Лашкар-и-Тайба» (LET), а позднее и «Джайш-е-Мохаммед» (JEM), изначально были близки друг к другу, между ними наблюдались некоторые расхождения в вопросе о приоритетах борьбы. Бен Ладен придавал первостепенное значение глобальному джихаду против США. Кто-то считал главной целью борьбу с режимами неверных, кто-то – например, профессор Хафиз Саид из LET, – главную цель видел в войне против Индии, ссылаясь на то, что согласно Корану священная война против неверных должна начинаться с тех, кто живет по соседству. Маулана Масуд Аз-хар, выпущенный из заключения лидер «Харкат ул-Муджахедин», впоследствии возглавивший JEM, формулировал приоритеты борьбы весьма конкретно: «Мне нужны моджахеды, борющиеся за освобождение Кашмира. Поэтому играйте свадьбы для джихада, рожайте для джихада, зарабатывайте деньги для джихада, пока мы не положим конец жестокостям Америки и Индии. Но Индия – главное» 9 .

О соседях Индии и не только о соседях

Когда мы говорим о последствиях распространения радикального ислама в Южной Азии, начинать надо с ситуации в Пакистане и рассматривать ее влияние на состояние дел в Афганистане и наоборот.

Пакистан создавался как мусульманское государство, которое должно было стать домом для мусульман региона. Но история распорядилась иначе. То, что должно было стать домом для мусульман, трансформировалось в некую военно-исламскую общность, а ныне превратилось в пораженное радикализмом общество под военным зонтиком. Ныне Пакистан привлекает к себе внимание как очаг современного исламизма и идеологии джихада, но исторически на этот регион Индостана влияние оказывали исламские деятели, пришедшие с востока – из районов, которые ныне образуют Бангладеш и штат Бихар.

Сегодня преобладает обратная тенденция, и Индия оказывается под ударом движений, зародившихся в Пакистане (и только отчасти Бангладеш).

Примечательно, что во всех случаях – будь то Пакистан, Бангладеш и даже отчасти Мальдивы – движения исламистского толка поддерживались на государственном уровне. В Пакистане это явление было связано с внешней политикой государства и сказалось сильнее всего. Угроза для Индии исходит не от собственно идей исламского радикализма, которые не могут иметь заметного распространения в обществе столь разнообразном и многочисленном, как индийское общество. Тем не менее государство не может не считаться с опасностью массовых столкновений, вызванных крайними радикалами одного толка и ответными действиями радикалов другого толка.

Помимо активности известных группировок – например, «Лашкар-и-Тайба», – есть угрозы менее явные, но реальные. Речь идет о таких «европоцентричных» группах, как «Хизб ут-Тахрир», чья повестка дня весьма сходна с программой «Аль-Каиды». Хотя эта группа и называет себя мирным движением, тем не менее она ставит своей целью захват власти в государстве во имя ислама путем трехэтапной исламской революции. Она объявлена вне закона во многих странах Европы и Азии, в том числе Южной Азии, включая Пакистан, но, как известно, она действует в Бангладеш. Эти запретительные действия государств могут создать впечатление, что движение «Хизб ут-Тахрир» приказало долго жить и не представляет опасности. Но надо учитывать, что в прошлом оно занималось подстрекательской деятельностью в Европе и, как подозревают, имеет там «спящие ячейки», поскольку «Лашкар-и-Тайба» предписывала своим ячейкам во Франции конспиративно оказывать помощь «Хизб ут-Тахрир».

Другие группировки, действующие в Пакистане и имеющие немало сторонников в вооруженных силах, – это «Таблиги Джа-маат» и «Джамаат-е-Ислами». Последняя является признанной политической партией, участвует в выборах и близка пакистанской армии. Ее студенческое крыло – «Джамаат Тулба» – действует в университетах и колледжах.

«Таблиги Джамаат» часто обвиняют в подпольном рекрутировании кадров для джихада и в содействии программе джихадистов. По существующим оценкам, «Таблиги Джамаат» взяла на вооружение крайнюю интерпретацию суннитского ислама и в результате стала крупным поставщиком кадров для джихада в разных регионах мира. Известно, что она активно действует в республиках Центральной Азии, Чечне и Дагестане. Эта группа даже получала поддержку от правительств и правительственных функционеров Пакистана.

Всем этим группировкам, оснащенным и обученным для борьбы с индийскими неверными, правители Пакистана давали характерные исламские именования. Так появились «Лашкар-и-Тайба» («Армия Чистых»), «Джайш-е-Мохаммед» («Армия Мохаммеда»), «Харкат ул-Джихад-ал-Ислами» (HUJI, «Движение исламского джихада»), «Харкат ул-Муджахедин» («Движение моджахедов»). Террористы, обучаемые этими группировками, именовались «моджахедами» и «фидаинами». Все это было насыщено исламской символикой и ассоциировалось с Пророком Мухаммедом. Затем им давали в руки автоматы АК-47 и обучали пользоваться взрывными устройствами и реактивными гранатометами. Исламские символы и образы леденили кровь, несли несчастье. Если есть в мире организация, ответственная за негативное представление о мусульманах как о насильниках, а об исламе как религии, поощряющей насилие, то это, прежде всего, пакистанская армия.

Последние несколько лет наблюдается рост числа мулл, которые имеют собственные трактовки ислама и вокруг которых формируются этнические группировки. Таким образом, извлекается выгода из традиционно консервативных настроений пуштунов. В Зоне племен Пакистана появились новые исламистские вожаки. Их жуткие акты террора против государства и устрашения в отношении местного населения многие пакистанцы склонны трактовать как акты борьбы против Америки или списывать на происки индуистской Индии. Но Первез Худбхой, профессор физики в исламабадском университете Каид-и-Азам, считает, что у современных воинов джихада есть и свои долговременные цели. Вот что он пишет: «Пару лет назад один ежемесячник, издающийся в Карачи, опубликовал статью о терроризме в Кашмире. Одного из тамошних бойцов спросили, что он будет делать, если вопрос о спорной долине будет решен политическими средствами. Показателен его ответ на вопрос: тогда он не сложит оружия, но обратит его против руководства Пакистана, чтобы в стране установилось исламское правительство» 10 .

Надо упомянуть два важных обстоятельства. Во-первых, те офицеры, которые рекрутировались в вооруженные силы в годы правления Зия-уль-Хака с его программой исламизации, достигли теперь высших командных должностей. Вероятно, не все они фундаменталисты, но, чтобы изменить характер вооруженных сил, политическую систему и внешнюю политику пакистанского государства, возможно, достаточно и нескольких высших чинов.

Вопрос о приходе к власти в Афганистане Талибана тем или иным путем – это, как представляется, лишь вопрос времени. Такое развитие событий дестабилизирует обстановку сначала в Пакистане, а затем и в регионе в целом. Рахимулла Юсуфзаи в своей статье проницательно заметил по этому поводу: «Возвращение афганского Талибана к власти – не важно, вооруженным или мирным путем, – определенно поднимет дух пакистанского Талибана и иных воинов джихада, а это, в свою очередь, вызовет последствия для всего Пакистана» 11 .

Другой аспект пакистанской проблемы: в Пакистане очень слаба система формального образования, а уклон в исламизацию наблюдается даже в обычных школах; при этом в течение следующих 15 лет население Пакистана достигнет 225 миллионов – при очень большом удельном весе молодежи. С учетом данных факторов, эта страна может рассматриваться как потенциальный пороховой погреб. Распространение жесткого ислама ваххабитской разновидности через Пакистан и управляемый талибами Афганистан в Центральную Азию и Европу – угроза вполне реальная. Сегодня население южноазиатского субконтинента составляет 1,3 миллиарда человек, большинство из которых живут за официальной чертой бедности. Около 40% этого населения – мусульмане. Развитие рыночной экономики повлечет за собой социальные смещения, демографические сдвиги, стремительно растущие ожидания, которые, со своей стороны, будут оказывать давление на ситуацию. Наряду с амбициями государств региона, вся эта смесь религиозных, экономических и политических факторов приведет к продолжительным конфликтам и периодическим взрывам насилия.

Пакистан и ислам

Обсуждение этой темы в современном контексте неизбежно должно начинаться с обретения Индией независимости и создания Пакистана. На субконтинете джихад в его нынешней форме появился задолго до 11 сентября, и даже раньше афганского джихада. Он начался в момент создания Пакистана. В его основе лежало определенное мировоззрение лидеров страны, представление о величии их религии. В самом этом убеждении нет ничего предосудительного, но в Пакистане к этому примешивался страх перед Индией, а в качестве защитного механизма прививалась ненависть. На практике это означало ведение против Индии непрестанного джихада. В 1980-е пакистанцы попробовали вести его в Афганистане и в то же самое время поддерживали борьбу сикхских сепаратистов против Индии. В 1990-е они обрели достаточную уверенность для того, чтобы поддерживать джихад на двух фронтах. Один был в Кашмире, куда специальные группы джихадистов направлялись с территории Пакистана. Второй – в Афганистане, где пакистанские лидеры подстрекали Талибан к захвату всей страны с полным осознанием того, что имеют дело с группами, до мозга костей фундаменталистскими и реакционными.

Как религия большинства в новом государстве под названием Пакистан, ислам прошел несколько стадий, пока не достиг нынешнего состояния, которое несет угрозу будущего захвата власти в стране исламскими радикалами. Стремление Пакистана соперничать с более мощной Индией стало навязчивой идеей пакистанских лидеров. Эта идея ведет страну по пути экстремизма туда, откуда сложно будет повернуть обратно. В Пакистане не должно было остаться места для светского мировоззрения – из опасений, что оно подорвет теорию «двух наций», на которой основывалась идентичность этой страны (в основе теории «двух наций» лежит идея о том, что индусы и мусульмане настолько различны, что не могут жить вместе – прим. редакции).

Как емко отметил пакистанский обозреватель Мунир Анвар, «фундаментализм – это политическое движение, стремящееся к захвату власти и установлению контроля над национальными ресурсами от имени религии» 12 .

Таким образом, существует буквальное толкование религиозных предписаний, верований и правил. Фундаменталисты полагают это знание совершенным, окончательным и не нуждающимся в каком бы то ни было развитии и изменении. Они не верят в равенство людей и ограничивают поведение женщин строго определенными рамками под контролем мужчин. Они не признают свободу слова, их правление недемократично и разжигает сектантскую, расовую, языковую и культурную рознь.

Эволюция радикализма в Пакистане

Основанная на этих началах эволюция радикализма в Пакистане может быть разделена не несколько этапов.

Первый этап охватывает годы после создания государства, когда было необходимо утвердить ислам как религию пакистанского народа. Это был период практического насаждения теории «двух наций». Новая страна стремилась к самоидентификации, и этим была продиктована политическая потребность отрешиться от всего «индийского» и «индуистского». С тех пор и по сей день существует мнение о том, что Пакистан недополучил причитающейся ему территории и активов при разделе в 1947 году. Ислам должен был стать объединяющей силой для нового государства, стремящегося слить воедино четыре разрозненные области, а также ассимилировать этнические группы, многие из которых вовсе не стремились к созданию Пакистана. Попытки использования религии начались уже в 1947 г. Пакистан затеял свое первое вторжение на территорию штата Джамму и Кашмир, возглавляемое племенами вазири и мехсуд. Для этих племен религия послужила побудительным фактором.

Довольно часто аналитики и комментаторы цитируют речь Мухаммада Али Джинны (от 11 августа 1947 г.), в которой он говорил о своих светских и либеральных идеалах. Но Джинна произнес также множество других речей, в которых развивал теорию «двух наций». Мало кто помнит, что он сказал в 1940 году. Вот его слова: «У индусов и мусульман разные религиозные философии и социальные обычаи, разная литература. Они не породнятся и не разделят ломоть хлеба. Воистину они принадлежат к двум разным цивилизациям, которые, большей частью, основаны на противоположных идеях и концепциях» 11 .

Говоря об Индии, Джинна ошибался. Наше общество развилось до такой стадии, когда индусы и мусульмане создают смешанные браки и сидят за одним столом. Задача Индии в том, чтобы сохранить сплав, который временами кажется несовершенным, задача остального мира – создать такой сплав.

Лидер партии «Джамаат-е-Ислами» Маулана Маудуди ратовал за принятие «Резолюции о целях», которая была одобрена в 1949 г. и должна была гарантировать потенциальное превращение Пакистана в теократическое государство14. В 1985 г. генерал Зия-уль-Хак включил ее положения в конституцию и, таким образом, ускорил движение страны в сторону теократии.

Второй этап - это годы «холодной войны», когда Пакистан, в первую очередь, для того, чтобы защитить себя от более сильной и крупной Индии, искал гарантий безопасности в союзах под руководством США. На этом этапе религия не занимала главенствующего положения в умах большинства пакистанцев, но генералы и политики не стеснялись использовать ее в политических целях. К 1958 г. слабая политическая система пала жертвой амбициозных генералов и позволила им взять в свои руки управление страной. Образовавшийся политический вакуум с течением времени призваны были заполнить консерваторы. Современные и просвещенные пакистанские генералы, такие как Айюб Хан, неизменно потакали религиозным лобби, когда, говоря о национальном самосознании, отдавали предпочтение религии, а не региональной и этнической принадлежности. В 1962 г. Айюб Хан сказал: «Своим появлением Пакистан обязан идеологии, которая не верит в различия цвета кожи, расы или языка. Неважно, бенгалец ты, синдхи, патан или пенджабец – всех нас соединяют узы ислама» 15 .

Именно при Айюб Хане был создан Совет исламской идеологии с тем, чтобы исследовать законы на предмет их соответствия религии. И со временем критика Пакистана стала означать критику ислама. Пакистанская молодежь воспитывалась на ненависти к Индии. Пакистанцы убедили себя, что наличие мира в регионе означало бы признание превосходства Индии.

Разгром Индии в войне с Китаем в 1962 г., смерть Джавахарлала Неру, китайские ядерные испытания в 1964 г. подтолкнули Пакистан в 1965-м к авантюре, направленной против Индии. И снова прибегли к религии. Исходя из представления о том, что мусульманский Кашмир поднимется против индуистской Индии, в Индию были засланы лазутчики. Но восстание в Кашмире не состоялось, план Пакистана провалился, а Айюб вынужден был уйти в отставку.

Третий этап 1970-х годов ознаменовался крушением теории «двух наций», когда Восточный Пакистан откололся и стал республикой Бангладеш. Каждая неудачная антииндийская кампания превращала Пакистан во все более исламское государство. Муллы утверждали, что Пакистан проиграл, поскольку был недостаточно исламским, а армия заявляла, что пострадала, поскольку не была достаточно сильна. Таким образом, и те, и другие от каждого провала оставались в выигрыше.

Пришедший к власти либерал и социалист Зульфикар Али Бхут-то, начавший новый этап в отношениях Пакистана с Китаем, пытался укрепить свои позиции, заигрывая с исламскими фундаменталистами. В 1974 г. он уступил их требованию признать общину Ахмадийа немусульманской, а позднее выказал свою лояльность к определенным мерам по исламизации, которых добивалось движение «Низам-и-Мустафа». Новая образовательная политика 1972 года также провозгласила ислам краеугольным камнем пакистанского общества. Было предложено отразить это в учебных программах.

В 1977 г. Бхутто лишился власти, и фанатик Зия-уль-Хак энергично приступил к исламизации пакистанского общества, включая и армию. Он допустил «Таблиги Джамаат» в вооруженные силы Пакистана и активно подталкивал пакистанское общество к движению в сторону религиозного консерватизма.

Четвертый этап - период афганского джихада. В 1980-е годы происходил быстрый рост джихадистских организаций, богатых деньгами и оружием. Это был также период расцвета отношений между ЦРУ и Межведомственной разведкой Пакистана (ISI), которые финансировали джихад. При этом могущество и богатство ISI росло. В том, что Зия-уль-Хак являлся союзником США, не было явного противоречия. Американцы, по-видимому, не возражали против того, что Зия наращивает исламизацию Пакистана. Зия-уль-Хак, в свою очередь, также не видел никаких противоречий между своей политикой джихада и статусом стратегического союзника Соединенных Штатов.

Накопленный опыт предстояло использовать впоследствии. На сцене афганского джихада в качестве активных и фанатичных его участников появилось несколько воинствующих и сектантских организаций. Они представляли обскурантистское, панисламистское мировоззрение и находились в жестком противостоянии западным ценностям и Индии. Первой начала действовать «Харкат ул-Муджахедин», претерпевшая несколько последовательных перевоплощений, по мере того как она дробилась. Большинство этих и других группировок, таких как «Лашкар-и-Тайба», «Сипах-е-Сахаба», «Лашкар-е-Джангви», а впоследствии и «Джайш-е-Мохаммед», набиралось из провинции Пенджаб. Многие боевики проходили обучение в Афганистане. Пенджабский фактор в афганском джихаде всегда был значительным, как это происходит и сейчас, в случае с группировкой «Техрик-и-Талибан Пакистан». Несмотря на то, что организация «Лашкар-и-Тайба» появилась немного позже и не принимала активного участия в джихаде, она была вовлечена в деятельность «Международного исламского фронта джихада» Усамы бен Ладена. Ей предстояло стать любимой террористической группой ISI, действующей в Кашмире и других областях Индии с 1990-х годов и до настоящего времени.

Пятый этап - это период 1990-х после дистанцирования США от Афганистана, произошедшего вслед за выводом советских войск в 1989 г. Это было бурное джихадистское десятилетие. Вдоль пакистано-афганской границы, как грибы, выросли джихадистские медресе. Их многочисленные выпускники не видели никакой ближайшей цели, а пакистанское общество на этом этапе испытывало неудобство от наличия такого количества не занятых ничем джихадистов. Многие закаленные в боях джихадисты нашли себе применение в Боснии и Герцеговине, Чечне, Узбекистане, Таджикистане и, разумеется, в Джамму и Кашмире. Это были урожайные годы для исламистов и рядовых бойцов-джихадистов.

Начиная с 1989 г., по мере того как пакистанские службы стали брать под свой контроль сепаратистские силы, в Джамму и Кашмире активизировались выступления мятежников. Неумелые действия индийского правительства были причиной такой вспышки в Сринагаре в 1989 г., как раз в момент вывода советских войск из Афганистана. После периода затишья Пакистан увидел в этом удобную возможность оживить сепаратистское движение в Кашмире.

Разрушение мечети Бабри Масджид в Айодхъе, в североиндийском штате Уттар-Прадеш, в декабре 1992 г. воспламенило гнев мусульман. В 1993 году он вылился в массовые беспорядки в Мумбаи и организованные там с помощью ISI взрывы бомб. Необходимо отметить, что инциденты в Мумбаи не были связаны с Кашмиром, и мусульмане в других частях Индии никогда не увязывали эти проявления недовольства с выступлениями кашмирских мусульман.

1990-е годы оказались сложными для индийского государства. Пакистанцы снаряжали одну террористическую группу за другой, прибегая к тактике джихада в качестве мести за 1971 г. (отделение Восточного Пакистана при поддержке Индии – прим. редакции). Это устраивало и джихадистов с их мечтой о создании халифата на территории Индии, и пакистанских военных с их стремлением расколоть страну.

Пополнение джихадистов приходило из беднейших слоев пакистанского населения, а мученичество вознаграждалось. Пакистан был полностью поглощен этим джихадистским рвением, поскольку временами ему казалось, что в отсутствие Соединенных Штатов, которые «упаковали чемоданы и отбыли», можно достичь своих целей в Кашмире.

Фактически, Пакистан втянулся в джихад на двух фронтах, начав поддерживать Талибан в надежде создать дружественное Исламабаду правительство в Кабуле, которое обеспечило бы ему «стратегическую глубину» в борьбе против заклятого врага – Индии. Ярлык обскурантистов на талибах не был помехой для истинных правителей Исламабада.

Зачастую утверждают, что демократии в меньшей степени склонны к агрессии по отношению к своим соседям. Опыт Индии прямо противоположен. Возрождение насилия в Кашмире, увеличение числа джихадистских групп, а также рост поддержки движения Талибан наблюдались в 1990-е – именно тогда, когда в Исламабаде сменяли друг друга гражданские правительства Беназир Бхутто и Наваза Шарифа. Именно во время второго пребывания в должности Беназир Бхутто Талибан получил власть в Кабуле. Американские нефтяные компании, такие как «Юнокал», предприняли определенные шаги по сближению с талибами для строительства трубопровода из Туркменистана в Пакистан. Этот план все еще присутствует на чертежных досках американского делового мира. Именно правительство Беназир Бхутто, наряду с Саудовской Аравией и Объединенными Арабскими Эмиратами, признало режим талибов в Кабуле. Наваз Шариф – протеже Зия-уль-Хака и ISI, лидер тогда еще не расколовшейся «Пакистанской мусульманской лиги» – согласился ввести смертную казнь в качестве наказания за богохульство. Религиозные фанатики злоупотребляли этим новым законодательством в отношении христианского меньшинства и общины Ахмадийа. Во время второго пребывания в должности Навазу почти удалось провести 15-ю поправку к конституции, т.н. Билль о шариате, которая превратила бы его в амир-аль-мумина (повелителя правоверных).

Проблема Пакистана заключается в наличии глубоко укорененной феодальной культуры, выживание которой требует опоры на армию или религиозных фундаменталистов. Поэтому критика в адрес экстремистов, за исключением некоторых отдельных случаев, в целом была приглушена.

Шестой этап начался после 11 сентября 2001 г. и продолжается после того, как лидеров Пакистана попросили изменить свою политику и поддержать действия США против «Аль-Каиды» и движения Талибан.

Ниже обсуждается нынешняя ситуация в Пакистане и воздействие этой ситуации как на саму страну, так и на регион в целом.

Армия Пакистана, Межведомственная разведка Пакистана (ISI) и джихадисты

Армия Пакистана с ее колоссальными корпоративными интересами уже давно установила свой контроль над той частью внешней политики страны, которая касается Индии и Афганистана; над ядерной областью; взяла на себя роль защиты веры и государства. Армия стала и экономической владычицей страны.

На примере афганского джихада она хорошо освоила приемы государственной поддержки джихадистского терроризма – так, что сумела быстро адаптировать его к индийскому театру военных действий. В ее распоряжении был оставшийся не у дел личный состав группировок, который только и ждал своей передислокации. Армия Пакистана руководит политикой страны и джихадом в качестве ее составляющей уже по крайней мере в течение 30 лет. Можно предположить, что в самой армии идет обратный процесс идеологического воздействия и часть военных искренне верит, что джихад и есть средство реализации государственной политики и защиты ислама от неверных.

Те, кто пристально изучал пакистанские вооруженные силы, находят, что «в пакистанской армии есть два типа офицеров: националистические джихадисты и исламистские джихадисты» 16 . Цель националистических джихадистов – Индия. Они не хотели бы ничего иного, как оторвать Джамму и Кашмир от Индии и увидеть ее распад. Исламистские джихадисты, напротив, ненавидят всех неверных. Они считают главным врагом США и полагают Индию второстепенным звеном, которым можно будет заняться после того, как они одолеют «большого Сатану». Исламисты находятся в армии на подъеме, и им не составит особого труда перетянуть на свою сторону националистически настроенных офицеров.

В 1990-е финансировалось несколько базирующихся в Кашмире и Пенджабе террористических/джихадистских формирований, но фаворитом армии была «Харкат ул-Муджахедин», пока ее не сменила «Джайш-е-Мохаммед» в 1999 г. и, в конечном итоге, «Лашкар-и-Тайба» (LET). Последняя стала главным пакистанским террористическим формированием. «Хизб ул-Муджахедин» была единственной кашмирской террористической группой, при этом надежно контролируемой ISI.

LET представляет гораздо большую угрозу, чем другие террористические группы, из-за более глубокого проникновения в ткань общества. Многие индийские и пакистанские исследователи фиксируют наличие у LET обширной инфраструктуры, особенно школ и колледжей. Сегодня в этих заведениях учатся около 20 000 человек. LET сильна также своими международными контактами. Вот подтверждающий пример:

«Штаб-квартира организации находится в Мюридке, пригороде Лахора, и представляет собой обширный комплекс, занимающий территорию в 200 акров, с пятьюдесятью домами для целой колонии моджахедов, шестью рыбными хозяйствами и кроличьей фермой, обеспечивающими обитателей комплекса провизией. На территории комплекса расположены две образцовые школы – одна для мальчиков, другая для девочек, а также [салафистский] университет Аль-Дават валь Иршад» 17 .

Ежегодно сотни выпускников выходят из стен этих заведений. Автор приведенной цитаты, Имтияз Гюль, утверждает, что LET – через свою материнскую организацию «Марказ аль-Даваат-ул-Иршад» – поддерживает связи с религиозно-военными группировками, рассеянными по всему миру, от Филиппин до Ближнего Востока и Чечни.

Как считает Ариф Джамал, автор книги «Тайные войны. Неизвестная история джихада в Кашмире», сеть LET «раскинулась от Кашмира до Афганистана и по всему остальному миру, включая Непал и Саудовскую Аравию» 18 . Около полумиллиона боевиков прошло обучение в Пакистане в Зоне племен (регион на северо-западе страны, граничащий с Афганистаном – прим. редакции), из них около 200 000 – из LET19. Это огромная цифра, и джихад стал явлением настолько распространенным, что неудивительно, если некоторые из этих групп работают самостоятельно или в союзе с наркомафией. Джамал также проводит различие между такими группами, как «Хизб ул-Муджахедин», ставящими перед собой особые кашмирские цели, и такими, как LET и «Джайш-е-Мохаммед», имеющими международные программы действий (для них Кашмир служит только стартовой площадкой). И сказать, что все упомянутые группы получили благословение и поддержку пакистанской армии, значит точно определить природу этих формирований.

Упорное заигрывание армии с религиозными экстремистскими группами в последнее время широко комментируется в Пакистане. Говоря о состоянии религиозности в пакистанской армии, известный пакистанский эксперт Айеша Сиддика отмечает:

«Очевидно, военным всегда приходилось прибегать к религии как к важному мотивационному фактору – еще со времен, когда полковник Ахтар Малик планировал наступление на Кашмир в кампании 1947-48 гг., вплоть до 1980-х и 1990-х годов, когда было создано множество новых организаций. <…> Даже такие вроде бы либеральные и светские лидеры, как Зульфикар Али Бхутто, искали поддержки у негосударственных группировок, если считали их действия полезными для достижения военных выгод для страны. <.> Политическая элита страны и ее военные традиционно прибегали к использованию определенных сторон религии для извлечения стратегических дивидендов. <…> Распространение «джихада» на территории Пакистана – цена, которую приходится платить за следование избранным стратегическим курсом» 110 .

Пакистан начинает расплачиваться

Одержимость пакистанских правителей идеей борьбы с Индией затмила их представление о той цене, которую общество Пакистана платит за наличие широкой джихадистской инфраструктуры, созданной по всей стране. Пакистанские правители не хотят понимать, что однажды им придется столкнуться с проблемой контроля над джихадистскими организациями. Возможно, правда, что эти правители и не захотят останавливать джихадистов. Сменяющиеся режимы в Пакистане играли с огнем, и сегодня очевидно, что джихадистские/экстремистские организации, медресе и их последователи наводнили страну. Антииндийская политика Пакистана строилась на использовании джихада, чтобы завладеть Кашмиром для обеспечения контрбаланса превосходящей армии противника, усиления позиций своей собственной армии и обеспечения обороны против возможных ответных шагов Индии. Все это требовало дружбы и альянса с США, а впоследствии с Китаем, чтобы иметь деньги на оплату оружия, предназначенного для защиты от Индии.

Нынешний этап XXI века – это воистину период, когда Пакистан во второй раз получил ответный удар. В первый раз это случилось в смутном десятилетии 1990-х, когда из-за слабости политической системы в стране царила вседозволенность, позволявшая джихадистам навязывать свои идеи и считаться триумфаторами.

Положение дел в Пакистане вызывает большую обеспокоенность у многих мыслящих людей в этой стране. Амир Мир проанализировал связи пакистанских военных, особенно ISI, c различными террористическими группировками21. Он утверждает, что эти связи вовсе не были следствием импорта какой-то идеологии через посредство «Аль-Каиды», но, напротив, именно в результате укоренения этой идеологии в самом Пакистане «Аль-Каида» смогла обосноваться в этой стране. Его последняя работа – «Талибанизация Пакистана: от 9/11 до 11/26» описывает, как начатый Зия-уль-Хаком процесс исламизации привел в конце концов к «талибанизации» Пакистана22. Финансируемые государством джихадисты использовались в качестве негосударственного ресурса задолго до того, как под воздействием «Техрик-и-Талибан» в Пакистане начался процесс «талибанизации».

Возможные последствия всего этого комментировались различными пакистанскими авторами. Как писал самый известный пакистанский социолог и мыслитель, доктор Икбал Ахмед, «издержки афганской политики <…> уже и сейчас выражаются в непомерном расползании оружия, наркотиков и росте числа вооруженных фанатиков. <…>Цену, которую Пакистану придется заплатить внутри страны за дружескую близость к Талибану, невозможно измерить. Потенциально она ведет к катастрофе. И, что более важно, Талибан является самым реакционным политическим движением за всю историю ислама» 23 .

Об этом предупреждали многие. Джессика Стерн предостерегала: «Пакистан должен отнестись к этим воинствующим группировкам так, как они того заслуживают <…>, как к опасным бандам, ресурсы и оперативные возможности которых продолжают расти, угрожая дестабилизировать весь регион в целом. То, что Пакистан продолжает оказывать поддержку этим воинствующим религиозным группам, заставляет предположить, что он не осознает, что и сам уже воспринял ту культуру насилия, которую он помогал создавать. Ему следует еще раз задуматься над этим» 24 .

Пакистан имел возможность переменить курс после 11 сентября 2001 года, но пакистанские гранды в военных мундирах посчитали, что двуличие поможет им выиграть.

Другой известный пакистанский специалист – доктор Хассан Аскар Ризви, аналитик, исследующий военные проблемы, и политолог – сформулировал несколько вопросов: «Насколько глубоко воинствующий ислам проник в армию? Разделяет ли часть старших офицеров исламское мировоззрение, присущее талибам, и поддерживает ли исламскую воинственность? Существует ли угроза военного переворота под предводительством генерала-исламиста? Другие озабоченности связаны с сохранностью и безопасностью ядерного оружия, а также ядерного топлива и радиоактивных веществ» 25 .

Д-р Ризви отмечает еще одно часто упускаемое из рассмотрения обстоятельство: «Подогреваемая ISI в течение долгих лет исламская воинственность неизбежно должна была сказаться на обществе и на армии Пакистана. Если говорить об армии, то ее личный состав подвергался прямому воздействию пропаганды со стороны исламистских группировок, призывавших к поддержанию воинственности и истинно исламского порядка в Пакистане. Пакистанское государство открыто отождествляло себя с исламской ортодоксией и воинственностью. Стало модным публично поддерживать группы боевиков, ведущих подрывную деятельность в Кашмире» 26 .

Рубина Сайгол указывает на то, о чем мы в Индии говорили не раз: «Разгул терроризма пользовался официальной поддержкой Пакистана, между тем как остальной мир недоверчиво наблюдал за этим. Политика «умножения кровопусканий в Индии» <…>спонсировалась государством. Вмешательство в события в Афганистане в обмен на доллары также было результатом государственного реше-ния» 21 .

Как мне уже приходилось отмечать, Пакистан играет все в ту же игру, только за более крупные суммы долларов18. Он по-прежнему вытаскивает одно пугало за другим, чтобы завоевать симпатии американцев.

Система образования Пакистана делает упор на исламский аспект

Уже упоминавшийся Первез Худбхой, профессор физики в исламабадском университете Каид-и-Азам, пошел дальше в исследовании недуга, который угрожает разрушить ткань пакистанского общества. Он пишет: «Корни страданий, которые Пакистан причиняет себе сам, начинаются с системы образования, которая, как и в Саудовской Аравии, дает идеологическое оправдание насилию и подготовке будущих джихадистов. При этом выдвигается требование воспринимать ислам в качестве законченного жизненного кодекса, а утверждениями, что исламу угрожают со всех сторон, в сознании школьника насаждается представление о том, что он находится в осаде» 19 .

Худбхой говорит, что такой одобренный правительством учебный курс стал «дорожной картой» передачи ценностей и знаний молодежи, которой по закону обязаны следовать все школы. «Это выглядит как проект создания религиозного фашистского государства» 30 , - утверждает Худбхой. Он отмечает также, что даже школьные буквари составлены «согласно исламским правилам»: «Они используются как в некоторых обычных школах, так и в религиозных школах-семинариях, связанных с «Джамиат Улема-е-Ис-лам», исламской политической партией, которая ассоциирует себя с именем генерала Мушаррафа» 31 .

«Мир пакистанского школьника не претерпел существенных изменений даже и после 11 сентября 2001 года, когда Пакистан поспешил отречься от связей с Талибаном и ослабил джихадистский террор в Кашмире. На самом деле, несмотря на все лицемерные речи о «просвещенной умеренности», школьные программы при генерале Мушаррафе оставались далеки от «просвещенности». В ходу была слегка подкорректированная версия программ, существовавших при Навазе Шарифе, которые, в свою очередь, были теми же, что и при Беназир Бхутто, последняя же унаследовала их от Зия-уль-Хака. Опасаясь войти в конфликт с влиятельными религиозными силами, сменяющие друг друга правительства Пакистана предпочитали не касаться школьных программ и, таким образом, попустительствовали тому, чтобы процесс обработки молодых умов фанатиками беспрепятственно продолжался. К чему это может привести поколение спустя – этот вопрос не слишком волновал очередное правительство, поглощенное реагированием на текущие проблемы, обступающие со всех сторон.

Активное поощрение милитаризма в так называемых светских школах, колледжах и университетах Пакистана оказывало огромное воздействие на молодые умы. Процветали вооруженные группы, они приглашали студентов на джихад в Кашмире и Афганистане, открывали отделения по всей стране, собирали пожертвования на пятничных молитвах и выступали глашатаями войны без конца и края. До событий 9/11 мой университет полыхал плакатами, звавшими на джихад в Кашмире. После 2001 г. это уже не делалось открыто» 31 .

Сегодня Пакистану приходится воевать с демонами, которых он сам и наплодил.

Угроза распространяется в южный Пенджаб и Синд

Все это затронуло Пакистан в большей степени, чем это осознается. В своем эссе «Полигон терроризма» Айеша Сиддика приводит крайне тревожные подробности распространения джихадизма в пакистанском южном Пенджабе: «Медресе, воспитывающие армии молодых воинствующих исламистов, готовых принять мученичество, росли как на дрожжах в Пенджабе на протяжении ряда лет. На деле южный Пенджаб превратился в оплот джихадизма. И тем не менее все еще многие в Пакистане отказываются признать эту угрозу» 33 .

Далее Сиддика говорит: «Общее внимание было обращено на находящуюся в федеральном управлении Зону племен и на Северо-Западную пограничную провинцию, и мало кто обратил внимание на колоссальный рост числа религиозных семинарий в южных округах Пенджаба.<…> Эти медресе должны были обеспечивать срочную подпитку джихадистами афганской войны в 1980-е годы.

…Важным фактором, содействовавшим росту джихадизма в этом регионе, была государственная поддержка, которая осуществлялась в двух формах. Во-первых, имелась связь, или взаимопонимание, между политическими партиями и воинствующими религиозными группами. <…> Другой формой поддержки были оперативные связи между группировками джихадистов и аппаратом государственной разведки» 34 .

Сфера активности джихадистов не ограничивается рамками южного Пенджаба. Она распространилась и на самую южную пакистанскую провинцию – Синд.

Детальный анализ ситуации дан в статье Салама Дхареджо «Импорт нетерпимости», опубликованной пакистанским журналом, выходящим на английском языке. В подтверждение в статье приводятся некоторые детали:

«Среди свидетельств нарастающей религиозной волны во Внутреннем Синде – резкое увеличение числа медресе. В последние годы количество медресе выросло по всему Синду. <…> Расширяющаяся волна экстремизма сыграла решающую роль в нарушении религиозной гармонии в регионе. <.> Насильственное обращение индусов в ислам никогда не было распространенной практикой в Синде, но в последние годы тысячи индусских девушек были насильственно обращены в ислам и побуждались к бракам с мусульманами. В Верхнем Синде девушек-индусок также побуждали к бракам с мусульманами. <…> Такая практика, которая угрожает светской структуре общества, никогда публично не осуждалась какими-либо местными организациями или учреждениями гражданского общества, в то время как религиозные партии и организации активно распространяют свою мораль и финансовую помощь для ее развития» 35 .

Хайдер Али Хуссейн Малик, старший научный сотрудник американского Университета объединенных специальных операций, утверждает, что, помимо северного Пакистана, новая, более опасная группировка формируется в нестабильном центральном и в южном Пакистане. И если не заняться ею сейчас, она способна дестабилизировать всю страну36. Старый пакистанский Талибан состоял из бывших афганских моджахедов, а также тех афганских талибов и членов «Аль-Каиды», которые покинули Афганистан после 11 сентября 2001 года. Они прибегали к единой тактике, у них были общие с союзниками в Афганистане оружие и деньги, и пополнялись их ряды из одних и тех же источников – за счет джихадистов из «Лашкар-и-Тайба» и «Джайш-е-Мохаммед». Им удалось учредить свои собственные административные органы управления и шариатские суды в северных приграничных областях Пакистана, откуда официальные власти бежали. Однако пакистанский Талибан был вынужден отступить в Вазиристан после операции армии Пакистана в Свате, осуществленной при поддержке США.

Похоже, что, почувствовав свою слабость в этом регионе, Талибан практически немедленно усмотрел новые возможности в центре и на юге страны. Таким образом, его новая стратегия, по всей видимости, заключается в том, чтобы сосредоточиться на центральном Пакистане, создать союзы с этно-сектантскими группировками, расширить вербовку сторонников, использовать полицию в качестве мишени для атак и пытаться создавать альтернативные органы управления. Сговор с наркокартелями и преступными синдикатами на юге помог бы финансировать движение. Это обеспечило бы создание многочисленных фронтов в центральном и южном Пакистане, в то время как на севере продолжались бы точечные атаки. А последним штрихом стала бы акция в Индии по типу совершенной в Мумбаи.

Хотя пакистанские военные добились некоторых успехов в борьбе против Талибана на севере, мятежники продолжают свои рейды в Пенджаб, Белуджистан и Карачи. Они вступили в прочные союзы с пенджабскими группировками, такими как «Лашкар-и-Тайба» и «Сипах-е-Сахаба», печально известными своими террористическими акциями в Исламабаде, Кабуле и Дели. Ситуация в центре и на юге Пакистана аналогична той, какой пару лет назад она выглядела на севере страны, до того как Талибан постепенно превзошел государство в управленческих функциях. Здесь наблюдается быстрый рост радикальных медресе и тренировочных лагерей, контролируемых союзниками Талибана, а пакистанской полиции и органам юриспруденции все сложнее управлять регионом. Таким образом, эта новая команда талибов гораздо более опасна, чем старая, поскольку способна реально защищать террористов.

В то же время правящие круги Пакистана пока еще не считают Талибан настолько опасным, чтобы он мог им навредить. Возможно, они закрывают глаза на эту проблему потому, что уверены в своих способностях исправить ситуацию в дальнейшем. Возможно также, что этот подход является результатом глубоко укоренившегося убеждения в непогрешимости своей политики и в том, что Талибан, в конечном итоге, можно будет поставить под контроль.

Сушант Сарин, известный индийский специалист по пакистанскому вопросу, придерживается несколько иного мнения: «Если когда-либо у кого-либо были надежды на то, что Пакистан в конечном итоге осознает недальновидность использования средневековых и варварских исламистов для достижения своих стратегических планов, сегодня с ними надо расстаться. Почему? Ответ очевиден: для пакистанской армии настоящий враг – это Индия, а Талибан остается стратегическим активом» 31 .

Мир наркотиков и его влияние на Пакистан

Всем описанным процессам способствует рост преступной наркоторговли. Изначально мятежники и террористы нуждаются в идеологиях, реальных или вымышленных. Но для достижения успеха им также нужен доступ к оружию, финансам и места укрытия. Неизменно и неизбежно они вскоре превращаются в нечто еще более зловещее, поскольку стремление завладеть финансами трансформируется в необходимость осуществлять терроризм для того, чтобы зарабатывать свои миллионы. Стремление продолжать убивать и творить беззаконие – определяющий фактор как для террористов, нуждающихся в верховенстве криминала ради получения денег, так и для преступников, которым террористы нужны для защиты и прикрытия.

По мере того, как нарастает острота вопроса об Афганистане, предлагаются разные варианты подхода к проблеме «АфПак». При этом редко обсуждается один из наиболее существенных и трудно разрешимых вопросов войны с террором – как ограничить доходы от продажи наркотиков. Угроза здесь двойная: распространение джихадистского экстремизма да еще и в наркогосударстве. Сегодня объем нелегальной международной торговли наркотиками (400 млрд. долларов ежегодно) составляет 8% от всей мировой торговли, в то время как законная торговля текстильными товарами – 7,5%, а автомобилями – всего 5%. Террористические группы зарабатывают на наркоторговле 500 000 долларов каждую неделю, то есть столько, сколько, по некоторым расчетам, им стоило проведение акции 11 сентября. К 2004 году, когда весь мир перенес свое внимание на Ирак, исследователями маршрутов денежных потоков было замечено, что они изменили свое направление и потекли из Афганистана и Пакистана в неизвестных направлениях. И Усама бен Ладен, и мулла Омар создавали многотонные запасы опиума, манипулируя ценами. Сегодня объем торговли героином/опиумом намного превосходит бюджет афганского правительства и составляет примерно четверть валового внутреннего продукта Пакистана.

Предполагалось (несколько оптимистично), что к желаемому результату – достижению легкой победы над Талибаном и «Аль-Каидой» – приведет так называемое быстрое наращивание военного присутствия и минимальные усилия по развитию страны либо смена власти в Кабуле. Но это «стремление к счастью» через выборы и установление демократии не могло изменить ситуацию в племенном по сути обществе, без наведения элементарной законности и порядка, без предоставления людям самого необходимого для жизни. Пока не устранена проблема наркотиков и не разрушены убежища террористов, ни Талибан, ни «Аль-Каиду» невозможно будет поставить под контроль.

В 2001 году Б.Раман писал: «Нелегальная героиновая экономика Пакистана поддерживала законную государственную экономику с 1990 г. и предотвратила ее коллапс» 38 . Она также позволяла поддерживать высокий уровень закупок оружия за границей и финансировать опосредованную войну против Индии, ведущуюся с помощью джихадистских организаций.

В 1980-е ISI был создан специальный отдел для использования героина в тайных операциях.

«Этот отдел фактически стимулировал выращивание опиума и производство героина в Пакистане, а также на территории Афганистана, находившейся под контролем моджахедов. Целью были контрабандные поставки в зоны, контролируемые в Афганистане Советским Союзом, чтобы превратить советских солдат в наркоманов. После вывода советских войск героиновый отдел ISI задействовал свою сеть лабораторий и контрабандистов для нелегальных поставок героина в страны Запада и использовать полученные деньги в качестве подспорья легальной экономике. Без этих «героиновых» долларов пакистанская легальная экономика обрушилась бы много лет назад» 39 .

В последнее время развивается еще одна вызывающая беспокойство тенденция. Согласно поступающей информации, чтобы оживить сепаратистское движение «Халистан» в индийском штате Пенджаб, Пакистан накачивает регион оружием, поддельной индийской валютой и наркотиками. Ряд сепаратистов из групп типа «Баббар Халаса Интэрнэшнл» получили пристанище в Пакистане.

Воздействие на пакистанское общество

Лучше всего об этом пишет профессор Первез Худбхой: «Расхожим мнением в Пакистане является то, что исламский радикализм – это проблема, присущая только Зоне племен, и что медресе – это единственные заведения, которые являются фабриками джихада. Это серьезное заблуждение. Экстремизм выращивается в устрашающих темпах в государственных и частных школах пакистанских сел и городов. Будучи безальтернативным, такое образование сформирует поколение, не способное сосуществовать ни с кем, кроме себе подобных. Тип мышления, который оно создает, может в конечном итоге привести к гибели Пакистана как национального государства. <.> В среднем классе Пакистана под влиянием Саудовской Аравии возрождается мрачная традиция относиться с неодобрением к любому проявлению радости и удовольствия. Не обладая никакой позитивной связью с культурой и знанием, она рассчитывает уничтожить «коррупцию», регламентируя культурную жизнь и устанавливая контроль над системой образования» 40 .

Пакистан сегодня переживает последствия, порожденные постоянными навязчивыми идеями.

Последствия для Индии

Террористическое нападение на Мумбаи в 2008 году полностью изменило представление о границах и размахе джихадистского терроризма в Южной Азии. Оно показало, насколько уязвимым и неподготовленным может быть государство перед лицом негосударственных акторов, которые на самом деле поддерживаются другим государством, исходящим из собственных стратегических соображений. Оно подтвердило грозную способность джихадистских групп наносить множественные удары по национальному имиджу, политике и экономике, не платя за это большую цену.

Оно опровергло утверждения, что мир и доверие могут основываться исключительно на торговле и социальных обменах. Вспыхнувшая на 60 часов проблема безопасности перечеркнула четыре года борьбы различных сил за восстановление дружественных отношений между двумя ядерными державами, Индией и Пакистаном.

Террористическое нападение на Мумбаи показало не только опасность самих джихадистских групп. Оно продемонстрировало, что гораздо большая опасность для региона и мира в целом исходит от «отморозков» в армейских кругах и разведывательных службах в Пакистане и Бангладеш, которые поддерживают джихадистские группы, рассматривая их как «стратегическое средство». Что на свою беду игнорируют эти государственные акторы – так это тенденцию террористических групп обретать свою собственную жизнь и, зачастую, пожирать своего создателя. Явные доказательства этого видны в Пакистане, где террористические группы по разным причинам стали избирать для своих нападений подразделения и личный состав специальных служб с тех пор, как армия изгнала проталибских воинствующих студентов и духовных лиц из медресе в центре Исламабада.

Атака на Мумбаи лишь вновь подтвердила тенденции, которые были заметны уже в начале 2008 года: Южная Азия быстро превращается в район «охоты» и для «Аль-Каиды», и для западных служб безопасности – при том, что Афганистан и Пакистан обречены балансировать на грани частичного или полного распада своей государственности. Это нападение и более ранние инциденты, безусловно, еще на шаг приблизили к реальности угрозу ядерного джихада.

За стремительными и ужасными атаками смертников по всему Пакистану и Индии оказались незамеченными другие тенденции. Наиболее важная и далеко идущая из них – это присутствие американских вооруженных сил у ворот Южной Азии. (Регион всегда подвергался нападениям со стороны своих западных границ, в частности, со стороны Хайберского прохода.)

Признаком того, что исламский терроризм расширяет сферу своего влияния в регионе, является создание новых групп в Пакистане, Бангладеш и Индии. Вероятность того, что они будут работать совместно ради общей цели установления халифата, можно игнорировать только ценой большого риска. То, что многие из этих групп пользуются поддержкой государства и общества и успешно пережили международные санкции, приоткрывает контуры «большой игры» за превосходство, которая разыгрывается на земном шаре.

Вызывает неизбежное сожаление, что спонсируемая Пакистаном деятельность подобного рода оказывает воздействие и на Индию, помимо того обратного эффекта, который она уже получила в самом Пакистане.

Ниже приведены некоторые элементы, имеющие отношение к рассматриваемым тенденциям в террористической деятельности.

Возникновение террористической коалиции. Существуют явные указания на то, что базирующиеся в Пакистане «Джайш-е-Мохаммед» и LET осуществляли террористические акции в сотрудничестве с бангладешской группой HUJI, с индийскими радикальными группами (такими как «Студенческое исламское движение Индии») и другими меньшими разрозненными группировками. Подобная сетевая структура делает эти группы составной частью всемирного джихада. Индийские моджахеды являются продуктом такой коалиции. Ранее группы, избравшие своей целью Индию и действовавшие на ее территории, разделялись по региональным и религиозным признакам. Создание коалиции сигнализирует о новой фазе терроризма в Индии. Она характеризуется тем, что международные террористические группы, такие как LET и HUJI (а через них и «Аль-Каида»), оказываются в состоянии влиять на небольшие и разрозненные группы, поднимая их на борьбу с государством во имя религии. Опасно то, что эти небольшие группы могут нанести громадный ущерб стране, ее экономике, ее имиджу, ее плюралистическому образу жизни, проводя террористические нападения в конкретно выбранных точках. И террор – не единственное, что значится в их повестке дня.

Панисламский контур. Контакты, возникающие между различными группами в Индии, Пакистане и Бангладеш, являются частью контура панисламской сети в Азии. Этот контур объединяет группы, действующие в Ираке и Афганистане, с группами, действующими в странах Юго-Восточной Азии, в частности в Индонезии. Главная задача террористической коалиции – создать политический хаос во всех этих странах, в особенности в Индии, путем разжигания религиозного и общинного насилия.

За пределами Кашмира. Вполне очевидно, что исламский терроризм не будет больше ограничиваться пределами Кашмира, как это было с начала 1990-х годов. Скорее, он будет серьезным вызовом внутренней безопасности в разных областях страны, особенно на западе и востоке Индии. Север и северо-восток уже страдают от терроризма. По всей видимости, северо-восток, особенно Ассам и Западная Бенгалия, будут все в большей степени подвергаться угрозам со стороны исламских террористов, действующих с территории Бангладеш.

Местная база поддержки. Как следует из оперативной стратегии организации «Индийские моджахеды», такой террористический альянс не мог бы действовать по всей стране без широкой местной поддержки. Объявленное вне закона «Студенческое исламское движение Индии», которое некогда похвалялось своей стотысячной численностью, играло главную роль в организации тыловой поддержки нескольких недавних нападений.

Сведения об участниках. Они не обязательно носят бороды, эти джихадисты, получившие образование в медресе. В такие группы входят профессионалы – бизнесмены и специалисты по информационным технологиям. Они живут в обычных, общих для всех кварталах и ведут нормальную жизнь представителей среднего класса. Они действуют, скорее, как законсервированные агенты («спящая агентура»), а их лидеры часто вербуются для общего дела боевыми командирами LET или HUJI. Сегодня эти люди не подвергаются идеологической обработке, их не набирают традиционным способом, но тем не менее они стремятся нести смерть и разрушение во имя религии. Почти для всех мотивировкой становятся «местные» факторы – беспорядки в Гуджарате или крупномасштабные аресты мусульман, происходившие в недавнем прошлом после каждого террористического нападения. Но существует серьезное подозрение, что события в других частях мира, в частности в Афганистане, Ираке и Чечне, также повлияли на умы молодых мусульман в таких местах, как Мумбаи и Бангалор.

Множественные удары. Серийные взрывы в Ахмедабаде (штат Уттар-Прадеш) и Дели вполне соответствовали джихадистской тактике нападений, использованной «Аль-Каидой» на Бали и в Мадриде. Индия сталкивалась с такими серийными взрывами и ранее (например, серия взрывов в поездах в Мумбаи), что требовало от организаторов наличия большой команды, четкого плана, хорошей и безопасной базы поддержки, удобного маршрута отхода, системы финансирования и возможности реализации замысла в течение определенного времени. Эти акции продемонстрировали также все более частое использование для производства взрывчатых веществ таких материалов (например, нитрат аммония), которые доступны вблизи от мест их проведения. Вдобавок ко всему они дешевле, их легче достать и работать с ними, а следственным органам сложнее обнаружить их источник.

Бангладеш, Шри Ланка и Непал

В трех других, меньших по размеру государствах Южной Азии – Бангладеш, Шри-Ланке и Непале – террористические и повстанческие группы либо спасовали перед силами безопасности, либо присоединились к мейнстриму.

Так, в Непале маоисты получили на общих выборах достаточное в процентном отношении количество мест в парламенте, чтобы возглавить коалиционное правительство. И хотя в последние несколько лет именно маоисты служили орудием эскалации насилия в Непале, их вхождение в политическую власть повлекло существенное сокращение насилия.

Тем не менее еще слишком рано успокаиваться. Жители непальского района Терай, преимущественно поселенцы индийского происхождения, начали требовать свой кусок политического пирога. Они пользуются большим влиянием и могут нарушить нынешнюю мирную фазу в этом горном государстве.

Нельзя сбрасывать со счетов и возможность того, что некоторые бескомпромиссные маоистские лидеры, не вошедшие в правительство Прачанды, также снова возьмутся за оружие. Внутри самой партии существуют трения между некоторыми лидерами по вопросам политического содержания. Оселком станет то, насколько умело будет осуществлено в ближайшем будущем слияние кадров маоистских боевиков с непальской армией. Реальную проблему в этом противоречивом процессе создает внедрение высшего руководства маоистов в офицерский состав армии, чему серьезно противостоит сама армия, и что будет иметь далеко идущие последствия не только для Непала, но и для всего региона в целом.

В Бангладеш находящееся у власти с января 2007 года переходное правительство, за которым стоит армия, придерживается в отношении террористов политики двойных стандартов. Оно жестоко преследует доморощенные группы, такие как «Джамаат ул-Муджахедин Бангладеш» (JMB)41, которая угрожала стране, но позволяют группировке HUJI, поддерживающей «Аль-Каиду», действовать «под прикрытием». Правительство позволило HUJI выйти на политическую сцену, допустив в мае 2008 г. создание политического крыла «Исламский демократический фронт» (IDF). Руководство и участники IDF в основном набирались из HUJI, которая в прошлом сотрудничала с религиозными и политическими партиями Бангладеш. Бывший министр от «Националистической партии Бангладеш» Ма-улана Айзул Хак был членом консультативного совет HUJI. Хак был председателем исламской «Ойкио Джотэ», коалиционного партнера «Националистической партии Бангладеш», и известен как сторонник исламского дела. Связи HUJI с политическими партиями, такими как «Халифат Меджлис Бангладеш», «Ислами Шахсантантра Андолан» и «Джамаат-е-Ислами», хорошо известны. То, что HUJI занялась политикой, означает укрепление ее корней в Бангладеш в качестве местной религиозно-политической партии.

Продолжающаяся кампания доминирующей религиозной партии «Джамаат-е-Ислами» по содействию исламскому экстремизму также не снижает оборотов, усиливая опасения по поводу появления новых оплотов терроризма в Бангладеш, если умеренные политические партии, дискредитированные и погрязшие в раздорах, не смогут обеспечить в стране эффективное управление.

С другой стороны, крайне приветствовались систематические казни высших руководителей JMB. JMB неуклонно преследуется за участие в серии взрывов, которые потрясли Бангладеш в августе 2005 г. 458 бомб, изготовленных на местах, было взорвано в 63-х из 64-х районов страны. Листовки, обнаруженные на месте взрыва или же распространявшиеся впоследствии, гласили: «Мы – воины Аллаха. Мы взяли в руки оружие для исполнения воли Аллаха так же, как это веками делали сахаби [спутники] Пророка и героические моджахеды… <…> пришло время исполнения исламского закона в Бангладеш» 41 .

Двое из высших руководителей JMB – Шаюк Абдур Рахман и Сидихул Ислам по прозвищу Бангла Бхай – были пойманы и казнены в 2007 г.43. Четырех других лидеров в мае 2008 г. приговорили к 26 годам каторжных работ, и еще несколько ждут решения суда.

Таким образом, согласно Хумаюну Кабиру и Шахаб Энам Хану44, в Бангладеш применение насилия во имя ислама подпадает под закон об исламистском терроризме, который представляет собой одну из сложнейших и мучительнейших проблем для Бангладеш. Среди тех, кто исповедует и сеет религиозный терроризм, выделяются такие экстремистские группировки, как «Хизб ут-Тахрир», «Харкат ул-Джихад-ал-Ислами – Бангладеш» (HUJI-B), «Джамаат ул-Муджахедин Бангладеш» или отколовшиеся от них группы. Исламистские террористические группировки образуются и действуют под знаменем радикально истолкованного ислама и ставят целью внедрить религию в политическую систему Бангладеш. Политический терроризм проистекает главным образом из нездорового желания удержать или захватить власть любой ценой, опередив соперников.

Кроме того, Бангладеш по-прежнему играет роль транзитной или стартовой площадки, которой пользуются пакистанские террористические группы, ведущие операции, нацеленные против Индии и Юго-Восточной Азии. Такие группировки, как LET и HUJI-B, достаточно активны в Бангладеш и использовали ее территорию для террористических нападений в Индии. Подготовленные в Пакистане террористы, предназначенные для действий в Джамму и Кашмире, регулярно использовали Бангладеш как транзитный пункт при перемещении в Пакистан и создали в Бангладеш убежища, где укрываются и готовятся боевики для террористических операций в Индии. Есть достаточно свидетельств о том, что студенческое отделение организации «Джамаат-е-Ислами Бангладеш» («Ислами Чхатра Шибир») также действует как экстремистская группировка, прибегающая к насилию45. Она выступает и как канал перевода денежных средств для пакистанской «Джамаат-е-Ислами».

Бангладеш потенциально может превратиться в крупный центр исламистского экстремизма по следующим пяти причинам:

Демократические институты не способны установить в стране власть закона.

Система образования в Бангладеш имеет серьезные недостатки.

Международные террористы могут свободно перемещаться между Индией, Пакистаном и Бангладеш, пользуясь территорией той или иной страны в своих «оперативных интересах».

Растет недовольство в странах Южной Азии в связи с ухудшением социально-экономической и политической ситуации.

Наличествуют связи исламистов Афганистана, Пакистана, Индии и Бангладеш с ближневосточными экстремистами.

На Шри Ланке терроризм проиграл в тяжелых боевых столкновениях. Более года «Тигры освобождения Тамил-Илама» (LTTE) – вооруженная группа тамильских повстанцев, сражающаяся за независимое государство, или илам, тамилов на Шри Ланке уже более 25 лет, – неуклонно сдает свои позиции в результате возобновленных наступательных операций армии Шри Ланки. И хотя LTTE осуществила несколько эффектных атак на вооруженные силы Шри Ланки с воздуха, она не смогла удержать многие из своих опорных пунктов перед лицом решительного наступления. Благодаря деморализации и дезертирству в рядах LTTE, вооруженные силы сумели выкорчевать боевиков из нескольких районов, которые не так давно считались неприступными.

Поражение LTTE не означает, что в регионе немедленно наступят мир и стабильность. Тамильское население (18%) Шри Ланки продолжает относиться с подозрением к сингальскому правительству и опасается мести со стороны сингальского большинства в стране. Это обстоятельство может привести либо к возрождению LTTE, либо к созданию аналогичной группы или групп, пользующихся активной поддержкой хорошо обеспеченной тамильской диаспоры. Их могут пополнить также руководящие кадры и рядовые бойцы LTTE, многие из которых могут предпочесть стратегическое отступление с тем, чтобы сразиться в новой битве.

К тому же отступление LTTE может поставить ряд новых проблем перед Индией. По всей вероятности, бежавшие члены и руководители LTTE направятся к южному побережью Индии, скорее всего, в штат Тамилнад, где у группы есть сторонники. Присутствие LTTE в Индии, безусловно, добавит проблем, связанных с безопасностью на юге страны, в Керале и Карнатаке, где укореняются вызывающие беспокойство признаки исламского терроризма. LTTE, которая, как известно, контактировала с такими повстанческими группировками, как наксалиты, обучая их и предоставляя оружие, может превратиться в будущем в своеобразный «закупочный центр» для подобных групп.

Примечания

1 Armstrong, Karen. The Battle for God, 2001.

2 Michael Scheuer. Through the enemies' eyes: Osama Bin Laden, Radical Islam and the future of America, (USA: Potomac Books, 2003). See also Al-Wasat Magazine, 17- 23 May 1999.

3 FBIS Report: Compilation of Usama Bin Laden Statements 1994-January 2004, US Government, http://www.fas.org/irp/world/para/ubl-fbis.pdf

4 Michael Scheuer. Through Our Enemies' Eyes Osama bin Laden, Radical Islam, and the Future of America, USA: Potomac Books, 2003.

5 Michael Scheuer. Through Our Enemies' Eyes Osama bin Laden, Radical Islam, and the Future of America, USA: Potomac Books, 2003.

6 Michael Scheuer. Through our enemies eyes: Osama Bin Laden, Radical Islam, and Future of America. USA: Potomac Books, 2003.

7 New Offer for Bin Laden, Al Islah, March 3, 1997.

8 International Union for Muslim Scholars, http://www.iumsonline.net/english/ topic_06b.shtml

9 Michael Scheuer. Through Our Enemies' Eyes: Osama bin Laden, Radical Islam and the Future of America. USA: Potomac Books, 2003.

10 Pervez Hoodbhoy. Towards theocracy? State and Society in Pakistan Today, Frontline, March 14-27, 2009.

11 Rahimullah Yusufzai. Courting the Taliban, The News, February 2, 2010.

12 Anwar Munir. Fundamentals of Fundamentalism, Dawn, July 17, 2008.

13 Marvin E Gettleman and Stuart Schaar. The Middle East and Islamic World Reader: Grove Press, New York, 2003.

14 Objectives Resolution. Article 2-A. The Constitution of Pakistan.

15 Rubina Saigol. The State and Limits of Counter-terrorism: The Case of Pakistan and Sri Lanka. Pakistan: Council of Social Sciences, 2006.

16 Sushant Sareen. Pakistan army and the Jihadi's second coming, Rediff.com. June 11, 2008.

17 Imtiaz Gul. The Al Qaeda Connection: The Taliban and Terror in Pakistan's Tribal Areas, Penguin, New Delhi, 2009.

18 Arif Jamal. Shadow War: The Untold Story of Jihad in Kashmir, Melville House, USA, 2009.

19 Ibid.

20 Ayesha Siddiqa. The Military's Ideology, Daily Times, September 25, 2009.

21 Amir Mir. The True Face of Jehadis: Inside Pakistan's Network of Terror. New Delhi-Roli Books, 2006.

22 Amir Mir. Talibanisation of Pakistan: From 9/11 to 26/11 and Beyond. New Delhi-Pentagon press, 2010.

23 Eqbal Ahmad. What After Strategic Depth?. Dawn, August 23, 1998.

24 Jessica Stern. Pakistan's Jihad Culture, November/December 2000.

25 Hassan Askar Rizvi. Military and Islamic Militancy. Daily Times, May 31, 2004.

26 Ibid.

27 Rubina Saigol. Myth vs Facts about Fundamentalism. The News, February 21, 2009.

28 Vikram Sood. Can Pakistan Save itself from itself. April 29, 2009.

29 Pervez Hoodbhoy. The Saudisation of Pakistan. Newsline, January 2009.

30 Ibid.

31 Ibid.

32 Pervez Hoodbhoy. Pakistan: Towards Theocracy, Countercurrents.org, March 16, 2009.

33 Ayesha Siddiqa. Terror training Ground. Newsline, September 9, 2009.

34 Ibid.

35 Salam Dharejo. Importing Intolerance. Newsline, September 2009.

36 Haider Ali Hussein Mullick. Pakistan's New Taliban: Managing another threat to Stability, Newsweek. September 19, 2009.

37 Sushant Sareen. For Pakistan, Taliban still not Toxic, rediff.com, July 23, 2009.

38 B.Raman. Heroin, Taliban and Pakistan, paper №228, South Asia Analysis Group, August 6, 2001.

39 Ibid.

40 Pervez Hoodbhoy. The Saudi-isation of Pakistan. Newsline, January 2009.

41 Maneeza Hossain and Lisa Curtis. Bangladesh: Checking Islamist Extremism in a Pivotal Democracy. Heritage Foundation, March 15, 2010.

42 Bangladesh Observer, August 18, 2005.

43 Wilson John. The Bengali Taliban: Jamaat-ul-Mujahideen Bangladesh. Jamestown Terrorism Monitor, Vol 6(10), May 15, 2008.

44 Humayun Kabir and Shahab Enam Khan. Understanding the Threats from islamist terrorism in Bangladesh, paper presented at ORF-BEI India-Bangladesh Dialogue held in New Delhi on March 19-20, 2010.

45 Islamist Extremists can destabilize Bangladesh. Indian Express, March 23, 2010.