Часть первая. По отношению к чему (кому) проводится прессинг?

Давление на Россию предполагает, что есть те, кто давит, и есть то, на что можно давить. Для того, чтобы обсуждать тему прессинга (а он есть, и я сумею показать это), нужно не только раскрыть, кто давит, но и в каком-то смысле определить точку приложения этого давления. А также показать, как одно связано с другим.

Меня могут спросить – зачем вообще надо ломиться в открытую дверь? Для одной части нашего общества и так ясно, что некий Запад (США, в первую очередь) таким-то и таким-то образом чинит козни. И что это происходит сейчас по отношению к России, как раньше происходило по отношению к СССР.

Для другой части нашего общества ясно, что любые рассуждения по поводу иноземных "наездов" – суть игра корыстной бюрократии, которая хочет "замылить" честные выборы, ссылаясь на чьи-то козни и их губительность.

Но в том-то и дело, что, помимо этих двух "записных" частей, есть еще часть общества, которая записными воззрениями уже никак не может удовлетвориться. Кроме того, даже в стане "записных" что-то начинает происходить. Нельзя слишком долго повторять одни и те же слова и одновременно жить реальной жизнью, плохо сочетаемой с этими словами. Я подчеркиваю – слишком долго это не может сосуществовать. Просто долго – это сосуществовать может и сосуществует. Но "долго" не значит "бесконечно". Лимит на полную автономию слов по отношению к реальности близок к исчерпанию. В России этот лимит был невероятно велик. Но и его сумели подызрасходовать.

И, конечно, интересно, что будет дальше. Как будут сыпаться эти "записные" части, к чему присоединяться, на каких матрицах оседать. Если мы занимаемся мировоззрением, идеологией, политической культурой, политическим языком и при этом хотим не только что-то исследовать, но и на что-то влиять – это все не может нас не волновать. В противном случае надо признаться, что мы занимаемся чем-то совсем другим. А мы занимаемся именно этим.

Итак, давление на Россию, прессинг разного рода (общий, мировой, региональный, особенно на сопредельных территориях, – и внутренний, касающийся собственно нашей страны) для нас не данность и не чушь. Для нас это проблема. Это то, что надо анализировать. То, что требует доказательств. А также каких-то структуризаций, моделей. Что без толку кричать-то?

Для того, чтобы все это произвести, нужно осуществлять проблематизацию уже на старте. По отношению к исходным словам. Говорите "прессинг" – скажите, кто, как и на что давит? Потому что "вообще давить" невозможно. Давят всегда конкретным образом. И на кого-то конкретно. Даже если давят на всё население – всё равно речь идет о конкретных методах. Экономическая блокада (режим санкций – что, разве такого не было по отношению к тому же Ираку?), война (в Югославии, Ираке – мало ли еще где?)… Россию не бомбят (скажем так: "пока не бомбят"). По отношению к ней не осуществляют санкций или блокад (опять же оговорим: "пока не осуществляют", но ведь НЕ осуществляют же!).

Что тогда такое "давление вообще" на Россию? А если это не "давление вообще" на Россию, то тогда о каком давлении идет речь? О давлении на кого? И с помощью чего? И есть ли, в каком-то смысле, на что давить? Странный, вроде бы, вопрос. Но согласитесь, далеко не бессмысленный. Можно, например, надавить на руководство коммунистической партии Китая. И что-то получить, если давление будет удачным. А на кого в России давить? На некую политическую зону… А что это за зона? Есть ли она? Есть ли вообще политика?

Попытаюсь дать какие-то ответы на эти непростые вопросы. И уже в рамках этих ответов что-то конкретное разобрать (отструктурировать, отмоделировать и так далее). Но начну именно с проблематизации наличия.

Когда мы говорим "политика", мы имеем в виду все, что угодно. В том числе систему деклараций, предъявляемых обществу с разных этажей, так сказать, "влияния и власти". А также наши собственные соображения о том, каковы интересы, как все должно происходить для того, чтобы… и так далее.

Наверное, все чувствуют, что внутри этой очень уж размытой субстанции есть нечто более концентрированное, жесткое и реальное. Хотя и тоже размытое. Но тем не менее. Я не могу назвать эту более оформленную сущность, например, "ядром российской политики". Поскольку это не ядро, а что-то другое. И я не хочу (по крайней мере, здесь и сейчас) "нагружать" свои построения какими бы то ни было рефлексиями по поводу параполитики, скрытых замыслов и всего остального.

Я, напротив, хочу сейчас все по возможности "разгрузить". Выявить в происходящем что-то простое, хотя и не вполне очевидное. И уже работая с этим простым, надстраивать над ним или под ним, но, в любом случае, по минимуму, самые необходимые усложнения.

Итак, предметом моего внимания для начала является некое сгущение в пределах очень эфемерного облака политических сентенций, риторик et cetera (рис.1).

Что это за сгущение? Это, конечно, прежде всего, осуществляемая страною (бюрократией, корпорациями, которые с ней связаны, в какой-то части спецслужбами или армией) система конкретных шагов. Подписан такой-то договор… И еще такой-то… Туда-то поставили оружие… А туда-то – газ… или нефть… Глядишь – что-то и вытанцовывается.

Тут абсолютно ясно, каков круг лиц, способных задавать "па" в подобном "танце". И лично у меня не вызывает никакого внутреннего протеста то, что этот круг лиц очень узок. Он, во-первых, всегда узок. А, во-вторых, в нынешней ситуации чем он будет уже, тем лучше.

Кроме совокупности шагов, есть еще одно, менее очевидное, но достаточно реальное слагаемое. Я имею в виду систему взглядов, причем не чьих-то вообще, а тех, кто что-то определяет в нынешней ситуации. При том, что качество ситуации я уже неоднократно описывал. И у меня нет никаких оснований менять по этому поводу точку зрения. Мне просто скучно много раз подряд фиксировать очевидное.

Итак, система шагов и система взглядов – вот что такое это сгущение (рис.2).

Давая ответ на естественный вопрос: "Организаторы шагов – понятны, но кто носители взглядов?", мне проще всего сказать, что носителями интересующих меня взглядов являются сами организаторы шагов. Но это будет не до конца верно. Поэтому вначале я все-таки скажу о самой системе взглядов.

Она, система эта, вовсе не представляет собой философию, мировоззрение в полном смысле слова. Эта система гораздо проще, грубее. Мне здесь важно констатировать две вещи.

Во-первых, что она все-таки существует.

Во-вторых, что речь идет не о декларациях (пиаре, как сейчас говорят) и не о философии, стратегии, мировоззрении.

Даже эти апофатические, негативные констатации ("не декларации", "не философия") уже что-то дают. И поэтому я их зафиксирую (рис.3).

Вроде бы, мы что-то зафиксировали. Но лишь "вроде бы". Чтобы по-настоящему двинуться дальше, нам придется достаточно долго топтаться на этом аналитическом (или, если хотите, эвристическом) полустанке.

Часть вторая. Реальность – и ее место на политической сцене

Предположим, что среднестатистическая российская молодая пара решила построить семью и завести детей. Такое решение есть краеугольный камень социального воспроизводства. Будут дети – будет народонаселение. Не будет – будет Пустырь. И сколько ты ни называй этот Пустырь "Великой Россией" – ничего не изменится. Соседи будут зариться на Пустырь. На Пустыре будут протекать процессы, вряд ли носящие социальный и государствообразующий характер. И так далее.

Россия на сегодня относится по смертности к странам "третьего мира". Но в странах "третьего мира" имеет место высокая рождаемость. А Россия уникальна тем, что по рождаемости она относится к странам "первого мира". Уповать на то, что Россию заселят некие мигранты, мне лично представляется глупым. Потому что мигрантов вообще не будет. Мигранты будут делегатами других цивилизаций, так сказать. Исламской, китайской… Поэтому если в России (прощу прощения) не начнут размножаться ее коренные жители, то есть (дважды прошу прощения) русские, то нам – хана. И рассуждать не о чем. Мы что-то соорудили, какие-то задачи решили, какие-то комфорты кому-то обеспечили. Но все это оказалось несовместимым с витальным приоритетом. То есть нежизнеспособным.

Я еще раз подчеркну – это может быть очень удобным для тех, кто может пользоваться большими свободами (их, конечно, в целом больше, чем в СССР), иначе преуспевать, иначе строить какие-то жизненные эстафеты через институт собственности… Я даже перечислять не буду преимущества. Они есть – и не только для узкой группы олигархов. И от них очень трудно отказаться. Но если они есть, а страны нет, то так и надо говорить. А не камлать о "Великой России". В противном случае, надо искать решение. И сравнивать возможные сейчас решения с теми, которые уже были. А не рассуждать, как плохо было в СССР. Может быть, плохо было. Я вовсе не собираюсь утверждать, что это был рай на земле. Но что толку топтать пресловутый "совок" (ненавижу это слово), если не можешь решить самые элементарные, самые базовые витальные теоремы.

Итак, молодая русская семья хочет начать это самое социальное воспроизводство. То есть заводить бэби. Она же его не может заводить на коврике под открытым небом, как молодая индийская семья. Холодно, непривычно. И в бараке она его заводить не будет. Потому что она уже вкусила от иных форм социального воспроизводства. Значит, она хочет того… крышу над головой… квартиру то бишь.

Сколько стоит квартира в Москве? Плохая двухкомнатная квартира, в которой можно разместиться, предполагая, что ребенок растет, а, может, появится и второй (что составляет известный минимум социального воспроизводства – двое родителей заводят двух детей, родители умирают – на место двоих старших приходят двое младших, и так далее). Так сколько стоит такая квартира в Москве? Сознательно не хочу задирать цен. Скажу по минимуму: 115 тысяч долларов.

Способ обзаведения ею широко рекламируется. Так или иначе, в рекламе фигурирует и ребенок… По-разному фигурирует, в зависимости от типа рекламы. Но, в любом случае, речь идет о том, что надо взять ипотечный кредит под 10% годовых. Дадут тебе его или нет – это отдельный вопрос. Но, предположим, дадут. Уже в первый год ты должен выплатить по нему одних процентов – 11,5 тысяч долларов. То есть для того, чтобы платить проценты (только проценты!), и у тебя не забирали квартиру (а не заплатишь – у тебя ее сразу заберут, и весь твой выплаченный пай – горит), ты должен брать из своей зарплаты (или зарплаты семейной пары) тысячу долларов в месяц. Но это означает, что ты должен зарабатывать больше тысячи долларов, хотя бы на двоих.

Но ты же не хочешь всю жизнь платить проценты, а потом отдавать квартиру? Ты ее хочешь выкупить. Передать в наследство детям. Значит, ты за сколько-то лет должен выкупить основное тело кредита. Предположим, за двадцать лет. Тогда ты должен платить еще примерно 6 тысяч в год. То есть изымать из семейного бюджета полторы тысячи в месяц только на это занятие. Предположим, что ты с женой получаешь 2 тысячи долларов. Ты можешь полторы вынуть из бюджета? Не можешь ты этого сделать! Потому что чтобы получать такие деньги на двоих, нужно соответствовать. Как-то одеваться, ездить не только на троллейбусах и трамваях. Определенным образом проводить время. Ребенка, между прочим, тоже надо кормить, поить, одевать, учить, лечить. Значит, ты должен получать не 2 тысячи долларов на двоих, а 4. Есть в Москве семьи, которые получают 4 тысячи и больше? Есть. Можно их назвать "макросоциальным явлением", "макросоциальным мэйнстримом"? Нет, нельзя. Значит, первая теорема социального воспроизводства не решена.

А она была решена. В СССР она была решена грубо и не слишком убедительно. Но бесплатно. Молодая семья предъявляла справку о том, что имеется столько-то и столько-то квадратных метров на человека. И становилась в очередь на квартиру. И каждый знает, что эта очередь длилась не 20 лет. Квартира была плохая. Дуло из всех щелей. Молодая семья вооружалась инструментами и навыками. И как-то все приводила в минимально божеский вид. Кстати, квартиры хотя были и плохими, но сказать, что эти квартиры прямо так сразу сыпались, как всем известные новые шикарные строения "отдыхательного" профиля – так нет. За такой фокус можно было очень круто схлопотать. Так что халтурили, воровали, – но в рамках. Такой вот был способ воспроизводства. Плохой? Согласен!

Американская семья имела лучшие возможности для воспроизводства. Молодая семья со средним доходом 4 – 5 тысяч долларов в месяц брала кредит в 250 тысяч, покупала хороший дом. В доме ниоткуда не сифонило. В нем была не одна комната для малышей, а две, а то и три детские спальни, а также все остальное. Папаша с мамашей платили не 10% по ипотеке, а какие-нибудь доли процента. В итоге они за 20 лет, внося по 12 – 15 тысяч в год (меньше, чем треть зарплаты, что возможно, хотя и трудно) и дрожа, как осиновые листы, от того, что могут потерять работу (то есть, находясь в унизительной кабале лучшую часть жизни), получали дом. У этого способа решать социальную теорему воспроизводства есть минусы. Потому что эта кабала жутко сказывается на психике, качестве жизни. Но есть и плюсы.

Разные там сказки о том, что американцы имели жилье в собственности, а у нас собственности не было, я не хочу принимать во внимание. В СССР квартиру у семьи отобрать было невозможно, и это все знают. А сейчас это делается запросто. И на это есть сотни мошеннических способов. А, главное, собственность, не собственность… с точки зрения социального воспроизводства, это не основной вопрос.

Я не обсуждаю, хорошо ли так жить. Я говорю, что так жить можно. Хотя, наверное, и тягостно. А при зарплате полторы тысячи долларов на двоих и при необходимости указанным образом покупать квартиру, жить вообще нельзя. То есть нельзя заводить детей. То есть гарантированно (не хочу сводить демографию к социальному минимуму, но ведь и это важно) можно строить здесь только Пустырь, а вовсе не великую страну.

Мне скажут, что такие цены на квартиры существуют только в Москве. Но ведь и такие зарплаты существуют только в Москве. Молодой специалист, который приходит на элитный завод ВПК, расположенный где-нибудь в Самаре, получает 4500 рублей в месяц. То есть примерно 150 долларов. Сколько может стоить квартира в большом городе? Ну, 20 тысяч долларов, что маловероятно. 10% – это сколько? Это примерно 2 тысячи долларов в год на проценты с кредита. Или примерно 150 долларов в месяц. Чтобы за 20 лет выплатить тело кредита, нужно еще платить по тысяче в год. Или по 80 в месяц. Всего надо платить 250 долларов. А зарплата молодого специалиста, работающего в жизненно важном для страны ВПК, зарплата инженера, который должен делать ракеты – вдвое меньше. И даже если он с семьей все отдает на покупку квартиры (а он все отдать не может), то он ее не купит. В любом случае, он перегружен этой социальной проблемой. А значит, он под ее грузом с высокой степенью вероятности перестанет социально воспроизводиться.

Вот вам первая несоразмерность – бесплатный подарок #1 в СССР в виде плохой и труднополучаемой квартиры и фига вместо квартиры для нынешних среднестатистических жителей, вступающих в семейную жизнь.

Но, кроме бесплатного подарка #1, был бесплатный подарок #2. И назывался он здравоохранением. Что с этим сегодня? Мать одного моего знакомого сломала шейку бедра. Устройство, которое надо купить, чтобы сращивать кость, – 4 тысячи долларов. Операция – 6 тысяч долларов. Нет этих денег? Меланхолично наблюдайте за тем, как ваша мама умирает от отека легких или чего-то в этом роде.

У сестры другой моей знакомой (все конкретные случаи с конкретными, вполне уважаемыми людьми) тоже возникли медицинские сложности. Молодой врач говорит: "Цена решения проблемы – 30 тысяч долларов". Речь идет об операции, без которой маячит однозначный летальный исход. Сестра спрашивает: "Да откуда мне взять-то, как я могу?". Врач отвечает (уже новая генерация – жизнь-то идет, люди меняются): "У вас ведь есть квартира? Продайте!".

Бесплатный подарок #3 – образование. А также возможность пользоваться его плодами в виде минимально приоритетной социализации. Недаром матери так хотели, чтобы дети шли учиться. Они после учебы занимали приемлемое место на социальной лестнице. Теперь нет ни возможности получать образование, ни места на этой лестнице.

Подарок #4 – цены на продукты первой необходимости. К которым, между прочим, относились и хлеб, и мясо-молочные продукты, и сахар, и мало ли еще что. Дефициты? Очереди? Я же не говорю, что теорема социального воспроизводства решалась хорошо. Я говорю, что она решалась. А главное – был создан мир, в котором (сам знаю, в нем жил) не надо было комплексовать по поводу того, что костюм не той марки, а на кухне не западный блестящий мебельно-индустриальный комплекс, а какая-нибудь отечественная "развалюха". Тогда никто этим унижен не был. Потому что мир был иначе устроен. И кто бы что ни говорил, но школьник, приходящий в нормальную школу, не испытывал с порога всего набора социальных унижений, которые ему сейчас обеспечены. И которые он будет сейчас остро воспринимать, ибо мир устроен иначе. ("А, мальчик, у тебя нет компьютера?!").

Подарок #5 – профиль жизни, профиль социального изоморфизма. Вот так живет военный (офицер, генерал). Вот так живет профессор. А так – какой-нибудь номенклатурщик. Была, была разница! И не всегда социально приемлемая. Но какая-то логика присутствовала. А когда парень, ставший инженером на самарском ВПК, должен знать, что нищета унизительна, а уровень его жизни – это нищета (в СССР не было ни нищеты, ни унижения от нищеты), он должен еще лицезреть эталон в виде какого-нибудь молодого миллиардера. И читать в газетах, слушать по телевидению, как именно этот миллиардер добился успеха.

Подарок #6 – защищенность жизни. Опять же, не говорю, что она была идеальной. Но по отношению к ней сегодняшняя – это нечто. Как отбирают квартиры, как подставляют, как сила торжествует над правом – об этом кричат по всем программам телевидения, во всех газетах.

Подарок #7 – человеческое качество. Недавно на нашем киноклубе показывали фильм "Мне двадцать лет". Есть много вопросов к фильму, а у меня – так, может быть, больше, чем у многих других. Но то, что тогдашняя молодежь имела другой совокупный потенциал, нежели та, которая сегодня стоит у игральных автоматов – факт, который, видимо, тоже не требует доказательств. Тип сознания, уровень культуры… Читающая публика, не читающая… С ценностями, без них… Мобилизуемая на что-то или не мобилизуемая… Солидарная, диффузная… Способная или не способная к состраданию… Мы же все видим, что та советская общность распалась. А нация не выстраивается. Нет ничего, что могло бы ее сцементировать. А если ее нет – что есть? Стаи на Пустыре? О каком социальном воспроизводстве можно тогда говорить? О какой стране, тем более, великой?

Подарок (он же обязательство) #8 – техническое воспроизводство. Ладно, оставим в стороне необходимость амортизационных отчислений. Хотя в США структура этих отчислений планируется и контролируется для каждого частного предприятия. И это – аксиома технического прогресса (как минимум, воспроизводства техносреды).

Но ведь к этому все не сводится. У нас амортизационные отчисления не планируются не только для частных предприятий, но и для государственных тоже. Но зато для частных предприятий планируется список расходов, которые признают расходами, – то есть тем, что может быть вычитено из доходов при вычислении прибыли. Так вот, в это, по сути, не входит покупка новой техники. По крайней мере, она так затруднена, что дальше некуда. В Америке руководитель "Рэнд Корпорейшн" будет наказан, если не купит новых компьютеров вовремя. А если купит раньше времени – будет поощрен. А я, как руководитель организации, могу честным образом покупать компьютеры из чистой прибыли только после уплаты всех налогов, включая налог на прибыль. Притом, что американский коллега будет показывать чистую прибыль только в одном случае – если он хочет распределить дивиденды. Понятна разница? У нас – программируется техническое недовоспроизводство!

По телевидению показывают, что на московских шлюзах – управляющие колеса чуть ли не дореволюционные. Что их взрывали в войну, потом сваривали – и они все еще работают. Если на этих шлюзах, упаси бог, что-нибудь случится – Москву затопит. Население слушает… Начальство слушает… ФСБ слушает… Хоть бы хны!

Проблема технического недовоспроизводства уже тянет на сотни миллиардов, если не на триллионы, долларов. То есть бюрократически программируется экономика деградации. И это – при высоких ценах на нефть. А все рассуждают о программах развития.

Словом, во всем – от семьи до страны (прямо по Энгельсу) – тактические проекты комфортно решаются. А стратегические не решаются вообще. Купить шубу, платье, косметику… поехать в Турцию купаться – это пожалуйста. Квартиру себе или детям – фиг! И так во всем. Стратегия на нуле. Причем стратегия – не как особо вкусное пирожное, а как хлеб насущный. Стратегия как набор условий, минимально необходимых для того, чтобы была страна.

При этом политики рассуждают весьма специфически. Они дают оценку, исходя из социальной температуры. А не из характера заболевания. Население терпит, социальная температура низкая. Значит, все хорошо. Население перестает терпеть – социальная температура высокая. Значит, все плохо. Но, как известно, не каждая смертельная болезнь сопровождается высокой температурой.

Что представляет собой формат организуемой жизни?

Если этот формат действительно является форматом ликвидации, форматом организации стай и Пустыря, – то его надо менять.

Если население его терпит – то это еще ужаснее, чем если бы оно его не терпело. Потому что оно терпит деградацию и смерть. Может, даже кайфует от деградации и смерти. Ну и что? Тем сложнее вести его, это население, дорогой жизни. А если этой дорогой его не вести, то не надо говорить о великой стране, о стране вообще… Нельзя, в конце концов, бесконечно лгать по столь болезненным и очевидным вопросам.

Я вовсе не призываю вернуться к советским решениям. Тем более, что это крайне проблематично, а сами решения имели серьезные изъяны. Я только знаю, что если других решений нет, а эти решения как-то что-то решают, то лучше эти, чем никакие. И, в любом случае, я знаю, что при отсутствии решений наступит смерть.

Идут процессы – демографические, социальные, культурные, духовные… Боюсь этого слова – но буквально антропологические. Они все – нисходящие. Они все несовместимы с наличием страны, с продолжением российской истории. Хотим страну, хотим историю – надо эти процессы остановить. Что? Они зашли слишком далеко, и эта остановка несовместима с демократией? Тогда придется решать проблемы грубым мобилизационным способом. Желательно, самым эффективным, самым гибким, самым мягким из приводящих к решению. Но если так далеко залетели, что только жесткие способы приводят к решению – значит, нужны жесткие.

Только я прошу не путать нынешний мягкий управленческий кайф, содержащий элементы специфических полицейских технологий, – и грубую мобилизационную схему, о которой я говорю. Потому что этот кайф (уже осуждаемый всем миром, как диктатура) ничего не решает по существу. Он создает видимости. А также способствует тактическим успехам самого разного рода. Материально-личным, в том числе. Но он уводит от реальности. Он размещает всю политику вне нее. И это главный промежуточный вывод (рис.4).

Обсуждается проблема миграции. Гайдар что-то лепечет: "Пусть негры въезжают, китайцы, ислам – неважно, нужна рабочая сила. В США тоже въезжали". Но в США работал "котел". Он переплавлял негра, славянина, англичанина, немца, итальянца, француза – в американца. Это и есть Проект Модерн. По сути, это значит, что новый образ жизни, полученный в США, стирал этнический опыт хоть негра, хоть немца – и создавал новую программу иного, более высокого качества. Программу американскую. Для того, чтобы такую программу создавать, надо иметь высочайший приоритет автохтонного над въезжающим.

А если лидер национал-большевиков Лимонов растаптывает всю русскую литературу и говорит о Пушкине – "шоколадный карлик Пушкин", и при этом призывает бороться за Касьянова – то, простите, какая НАЦИЯ? Какой НАЦИОНАЛ-большевизм? Национал-большевизм – вообще дело сомнительное. А если разбирать по существу – что это все такое?

Скажут: "На Западе тоже есть проблемы". Конечно, есть. Но там продолжается воспроизводство со сбоями. Здесь же воспроизводятся только сбои. Воспроизводятся дисфункции! Они воспроизводятся, а не наличествуют параллельно с воспроизводством. Какой-то очень странный молодой генерал на высоколобом и весьма престижном клубе долго рассуждал, что русским вообще ничего не нужно – ни армии, ни технологий. Потому что у них в Байкале очень много пресной воды. А вода станет главным ресурсом XXI века.

Все время хотелось спросить генерала: "Почему ты считаешь, что это твой ресурс? Вот уже Олбрайт говорит, что русские слишком большой кусок заглотнули – и ресурсов, и территории. Хорошо, понадобится завтра вода. За ней придут другие – соседи или еще кто-то из "сильных мира сего". И они скажут, что это их, а не твое. Ты что сделаешь? Либо утрешься, либо предъявишь адекватные силовые аргументы. Но чтобы их предъявить, нужна армия. А значит, ВПК, наука, население, причем грамотное и хоть относительно здоровое, консолидирующие ценности и мало ли еще что…".

Глядя на генерала, я понял, что спрашивать не нужно. Что его речь – это какая-то странная комбинация фанатизма и глубокой самоиздевки. И мне начинает порой казаться, что не только его речь так построена. А и речь большинства наших современных политиков. Но такое построение речи не может не свидетельствовать об определенном построении сознания, мышления, психики.

И тогда, конечно, возникает вопрос: кто на кого давит? Что такое этот прессинг? Это усилие, направленное на сдвиг? Или фиксация наличествующего? Если наша политика приведет к тому, что Сибирь, например, обезлюдит полностью, то китайское вторжение или американское предложение продать Сибирь за триллион долларов – все это чем будет? Фиксацией нашего результата или отдавливанием нас с территории жизни на территорию смерти? Нас отдавливают – или мы отступаем? Может, нам помогают отступать, это отдельный вопрос. Но пока мы не признаем, что речь идет не о прессинге вообще, а в каком-то смысле о фиксирующем прессинге – ничего не изменится.

Между тем, официоз говорит прямо обратное: "Россия стала восходить, процветать, это не устраивает недругов, и они наезжают". Почему она стала восходить? В чем она стала процветать? Где тут кончается самообман и начинается пиар? Пока что ограничусь вопросами. И продолжу рассмотрение основной темы.

Часть третья. Реальность – и ее воздействие на пиар (он же – идеология)

Возникает некая идеологическая (шире – пропагандистская, культурно-лингвистическая) Система. Если она – сама по себе, а реальная витальная проблематика – сама по себе, то что происходит? Как одно с другим сочетается? (рис.5).

Острота нерешения стратегических витальных проблем – это один параметр уравнения. Назовем его – О.

Другой параметр – время нерешения. Назовет этот параметр – Т.

Само же уравнение таково (рис.6).

Здесь h – это константа износа самоизолировавшихся идеологических систем.

Первая из таких систем, взятых на вооружение в постсоветской России, была системой демократической или либеральной, как хотите. Можно еще назвать ее "системой Гайдара". Она подняла все возможные О в уравнениях жизни на недосягаемую высоту. И, тем не менее, она держалась на протяжении почти восьми лет. И окончательно "износилась" только к концу 90-х годов, чему в немалой степени помог кризис 1998 года.

Окончательный износ системы определяется по моменту, когда население начинает концентрированно издеваться (смеяться или, как сейчас говорят, "стебаться") над системообразующими конструкциями. В этом, кстати, разрушительная роль анекдотов. Помешать населению стебаться не может никакой страх. Единственное, что может продлить жизнь идеологической системы – это подкрепления. У советской системы их было сколько угодно: реальные успехи индустриализаций, определенный рост уровня жизни, победа в войне и многое другое. Подкрепления продлевали жизнь системы. Но этих подкреплений было недостаточно. Нужно было модернизировать саму систему. И не обязательно смягчать. Ее можно было развивать. Но это входило в противоречие с интересами правящих групп. И… однако не это составляет тему нашего сегодняшнего анализа.

Идеологическая система русского потребительского либерализма "а ля Гайдар" в чистом виде продержалась очень недолго. Призраки Скокова, Сосковца, Лебедя бродили на ее полутрупе задолго до ее кончины. Высказывание Чубайса по поводу "последнего гвоздя в гроб коммунизма" было сугубо психоаналитическим. Подсознание Чубайса уже чувствовало, что есть гроб, и есть последний гвоздь. Вопрос был в том, чей гроб и чей гвоздь. Начать свой пиар в как бы коммунистической газете "Завтра" через десять лет после фразы про "последний гвоздь" – что может быть показательнее?

Короче, гайдаровская система не выдержала бы и двух лет без условно "патриотического" властного дополнительного слагаемого. Но оно тогда не имело самостоятельного значения. Понадобилась соответствующая экспозиция, помноженная на остроту нерешения… Плюс работа оппозиции, построившей тот условный суррогатный капитал патриотизма, который можно было позаимствовать – чтобы власть решилась пересесть на нового коня (рис.7).

Какая следующая система может развиваться следом за системой #2? Для того, чтобы начать решать такую сложную теорему, нужно определить фундаментальное краевое условие. Только разместив системы в некую метасистемную рамку, можно получить данные по допустимым фазовым переходам, определяющим характер "системогенезов" (рис.8).

Как ни странно, рамку определить достаточно просто. А раз так, то и вектор, и все остальное тоже вычислить не так уж и трудно.

Рамка – это антикоммунизм. Почему это так? Потому что все правила "системогенеза" сложились в результате борьбы с коммунистами в эпоху развала СССР. Государственные системы (неосоветская "а ля Хасбулатов", ельцинская, путинская) сложились на обломках СССР. Социальные суррогатные системы складываются в контексте советской (то есть от противоположного). Любые уступки советскому носят двусмысленный характер. От того, что Слиска берет с суррогатной советской "свалки" то народные дружины, то товарищеские суды, а ее коллеги додумываются аж до восхваления брежневской системы, – ничего не меняется. В решающий момент оттуда все равно звучит звериный рев: "Почему мы должны принимать закон о знамени вашей партии?" (Имеется в виду Знамя Победы в Великой Отечественной войне).

Смягчается антисоветизм или ожесточается – тоже не имеет значения. При Брежневе многие высокопоставленные номенклатурщики, находясь не на людях, произносили тосты за русскую империю, за православное царство. Но на партактиве они все равно должны были осудить то царство, а ту империю назвать "тюрьмой народов". Таково краевое системное правило. Когда и оно разваливается – начинается совсем иной метацикл.

Краевое правило, о котором я говорю, – пока не разваливается. Оно и управляет "системогенезом". Поскольку витальные условия не обеспечиваются и не могут быть обеспечены (антикоммунизм в условиях советской традиции бесперспективен, СССР остается для державников неоспоримым идеалом, идеалом мощи и так далее, класс воров не может управлять, дерегуляция уже требует мобилизационной системы, невозможной вне советского опыта, а он неприменим), – то остается менять системы и наблюдать за их износом. Соответственно, антикоммунизм должен меняться.

В начале он носил "демократоидный" характер.

Потом – "патриотический" характер ("мы рыночно-державные прагматики, а не рассказчики бесполезных и вредных сказок").

Далее, на повестке дня – характер "бело-националистический".

Где-то рядом с ним будет находиться "бело-фундаменталистский".

А затем наступит место фашистского.

Нетрудно видеть и представителей каждого очередного идеосхематизма. По срокам сейчас наступает время идеологической системы #3 (рис.9).

Параметры Системы #3 были полностью смоделированы. Были уже заданы имена, и они общеизвестны. Главным именем здесь являлся Дмитрий Рогозин. Само фирменное блюдо, то бишь новая идеологическая система, изготавливалось в околосолженицынских кругах. Ведущим интеллектуальным пропагандистом этой системы являлась Наталья Нарочницкая.

Были и другие претенденты. Например, тот же Егор Холмогоров. И не только он. Консервативная ниша стала заполняться всеми, кто хотел вкусить от следующей эстафетно-парадигмальной победы. То есть всеми, кто становился в некую очередь.

Вопрос состоял в другом: будет ли эта система, система #3, чисто модернизационной, окажется ли она сдвинута в этнонационализм, или она будет быстро состыкована с системой #4, предполагающей опору на мэйнстримный фундаментализм, который в России может быть только православным? Некие попытки эксплицировать данную разновидность антикоммунизма и придать этому всему основательно политический характер – тоже делались. Как тут не вспомнить слова господина Полтавченко о "смутьянах", чьи останки "не совсем справедливо находятся возле Кремля".

В этом смысле, был возможен и достаточно стремительный перескок и создание "двугорбых" гибридов (рис. 10).

И тут мы возвращаемся к непростым вопросам, которые все-таки приходится обсуждать.

Часть четвертая. Органика или рукотворность?

Я не хочу ссылаться на конспирологическую литературу, пусть и очень известную, в которой обсуждается (тупо, избирательно, извращенно – но обсуждается) именно этот "системогенетический" ряд.

Если сказать еще точнее, то он не то чтобы обсуждается или описывается, а как-то невнятно выкрикивается. Мол, "есть какой-то Гарвардский проект… Но на проект этих гадов наша Лубянка ответила контрпроектом!".

Я делаю здесь галочку на полях только потому, что вокруг этой сомнительной темы, обсужденной в сомнительной же литературе, кипели немалые элитные страсти. Скажем так, уровень этих аутентичных страстей никак не соответствовал уровню литературы, в которой это все невнятно выкрикивалось.

Итак, ссылаться на "источники" немного непристойно. Хотя если знать контекст и уровень вовлеченных властных фигур нашего недавнего прошлого, то прагматизм подобной "галочки на полях" начинает уравновешивать очевидный конспирологический моветон. И вроде бы надо обсуждать контекст – фигуры, уровень политической вовлеченности.

Но обсуждение такого контекста по определению выводит нас за рамки верифицируемого. А значит, и за рамки нормального открытого интеллектуального обсуждения. Вопрос тут не в рисках, а во вкусе и чувстве меры. Говорите, что это так, – приведите доказательства. Привели доказательства – назовите источники. Ах, не можете? Зачем затрагиваете тему? Я много раз, обсуждая вкус и меру в этом вопросе, цитировал Галича: "А мне говорят: "Ты что, – говорят, – орешь, как пастух на выпасе?".

Значит, уже дискуссия о контексте – вненормативна и неэффективна.

А дальше-то начинается другое. Действительно, определенные небезусловные, но далеко не глупые фигуры, вписанные в иноземный контекст (вопрос о типе вписывания оставляю за скобками) пытались что-то обсудить с российским правительством относительно подобных "системогенетических" трансформаций. И действительно называли это "Гарвардским проектом". Опять же, совершенно невозможно обсуждать, кто и как это делал. А также как это делание соотносилось с контекстом, который я уже заявил, но отказался обсуждать.

Вам остается поверить мне на слово, что контекст был. И что он связан с фигурами, которые пытались кого-то из наших учить уму-разуму. И что фигуры не выдуманы.

Я понимаю, что, как говорили герои O`Генри, "песок – плохая замена овсу". И что все эти невнятные ссылки ничего не доказывают и никого ни к чему не обязывают. А поскольку я обсуждаю все это со своим клубным слушателем и читателем, то я позволю себе три приема.

Во-первых, я скажу, что термин "Гарвардский проект" мне просто приснился в моих художественных снах. И полностью высосан мною из пальца. Если надо, могу назвать его не "Гарвардским", а "Рарвардским" проектом. Так это будет корректнее. И сразу исчезнет необходимость в каких-либо ссылках. Имею же я право увидеть сон.

Во-вторых, я скажу, что просто не считаю всех вокруг идиотами и невеждами. И что если я понимаю закон ротации так называемых неподпитываемых идеологических (смысловых, социокультурных) систем, то и другие его понимают. И эти другие знают также классическую теорию циклов, революционных, в том числе (а не только циклов Кондратьева). То есть, они понимают, что есть Жиронда, якобинцы, Термидор, Директория, Консульство, диктатура, империя, реставрация, новая Жиронда и так далее. И что эти классические идеальные типы, взятые напрокат из истории Французской революции, имеют универсальный характер.

Значит, любой, кто запускает длинный процесс (а наша Перестройка и все, что за ней последовало, это, безусловно, длинный процесс), будет опираться и на эти циклы, и на закон ротации неподпитываемых социокультурных систем.

В-третьих, я дам феноменологические отсылки. Например, отошлю интересующихся к блестящему фрагменту из интервью Б.Н.Ельцина "Московским новостям" от 21 октября 2003 года, в котором он говорит, что "гайдаровцы", конечно же, были камикадзе, но им нельзя было об этом говорить, потому что они должны были работать.

Приведу цитату из этого интервью:

– Какой смысл был в том, что в 91-м вы сделали рискованный выбор в пользу малоизвестных, но очень амбициозных политиков?

– Мне была абсолютно ясна задача, которую надо решить. Политический строй предстояло не просто изменить, а перевернуть. Вместо советской политической системы должна была появиться демократическая. Вместо административно-командной экономики – рыночная. Вместо цензуры – свобода слова. Я понимал, что безболезненным переход от одного к другому не может быть. Значит, неизбежны непопулярные меры. Нужна была команда матросовых, которые бы приняли огонь на себя и продвигались бы вперед, каким бы сильным ни было общее недовольство.

– Вы понимали, что эта работа может лишить их политического будущего?

– Конечно. Они должны были сделать свое дело и потом уйти…

– Они были готовы сгореть?

– Мы не обсуждали с ними этот вопрос.

– Вообще не говорили о том, что скоро им, возможно, придется уйти?

– Нет, этого нельзя было делать. Им предстояло работать с полнейшей отдачей. Они и работали. Как, впрочем, и я, по двадцать часов в сутки, на сон – четыре часа…

Припоминается и давнее наблюдение моих знакомых: "Сергей Ервандович, обратили внимание, как Лебедь рычит, словно дегенерат? А он ведь не дегенерат! Так почему рычит? Знаем достоверно, что американцы заранее предсказали – после либералов и центристов будут русские националисты. Русских националистов показывает Голливуд. В Гарварде уверены, что к власти должны придти русские националисты. Лебедь подстраивает себя под голливудский штамп русского националиста, и потому так рычит и делает такую тупую рожу. Так в Голливуде понимают русского националиста".

Я мог бы также обратить внимание собравшихся на целый ряд картин, вышедших в нашем и не только нашем кино, но, по-моему, уже достаточно. Те, кто понимают, о чем идет речь, и так все поняли. А кто не понимает – никогда не поймет.

Короче, данная смена систем в пределах единой рамочной парадигмы принималась многими и была допущена, как нашей элитой, так и ее зарубежными партнерами. То есть она считалась единственно респектабельной.

Те, кто это понимал, кто был правильно вписан в международный элитный контекст (прошу не путать с разными там "агентурами влияния" и агентурами вообще), тот правильно становился в очередь. Дмитрий Рогозин как раз и встал правильным образом в правильную очередь. И когда его начали долбать по полной программе – он очень изумился.

Можно все свести к частным причинам. Например, сказать, что Рогозин неправильно повел себя с Кремлем, начал дружить чуть ли не с Березовским и Прохановым одновременно, оперся не на тех политтехнологов, неправильно менял политтехнологов, нарушил политкорректность в ключевых вопросах. Все это так. И можно было бы свести все к этому в одном случае. Если бы вместо Рогозина появился какой-нибудь "Магозин". Или – если бы на поправленную рогозинскую "лошадь" села "партия власти", она же "Единая Россия". Или – если бы в целом оказалось задействовано некое консервативное начинание, чем-то напоминающее систему #3.

Но, как говорится, "уж выборы близятся, а консерваторов все нет". Все остановились, сжались. Все оказалось подвешено.

И тут мы должны внимательнее всматриваться в реальные сюжеты с тем, чтобы обнаружить (раскрыть и описать) не очень очевидную, но достаточно острую и глубокую противоречивость происходящего. И начну я с одной очень развернутой цитаты, посвятив ей прямо-таки одну из частей своего доклада.

Часть пятая. Мессидж С.Караганова

Я, вообще, чем дальше, тем реже вступаю в острую полемику с интеллектуалами-аналитиками.

Во-первых, интеллектуалов становится все меньше. И это оскудение требует коррекции тональности. Таких людей пора вписывать в "Красную книгу" (прошу не рассматривать это как какую-то отсылку к коммунистическому генезису).

Во-вторых, сами интеллектуалы этого типа очень изменились. И не конъюнктурным, а экзистенциальным образом. Геополитический крах – штука страшная. Он может радовать только совсем оголтелых циников. А аналитик-интеллектуал очень редко принадлежит к такому разряду. Такой интеллектуал, конечно, и патетикой не грешит. Но чтобы ему совсем был безразличен вполне реальный (а не пиаровский, не пропагандистский) абсолютный крах его страны, которая, по совпадению, является страной, буквально начиненной ядерным оружием, – так ведь нет.

В-третьих, очередной крах уже не будет "элитно-политически вегитарианским", как в эпоху распада СССР. Крах страны станет еще и бойней. И на этот раз бойня не минует элиту. Тут трудно угадать, кого она минует, а кого нет. А пахнет – этим. Кого обрадует этот запах?

По всем вышеуказанным причинам я склонен к самым комплиментарным прочтениям чужих интеллектуально-аналитических мессиджей, тем более, если они исходят от людей осведомленных и умных, к каковым я Сергея Караганова, безусловно, отношу. Осведомленных, умных – и сдержанных, добавлю я. Причем именно внутренне сдержанных. Что я очень ценю в людях.

Так вот, с поправкой на эту сдержанность, во многом природную и отшлифованную десятилетиями вращения в реальной элите, текст Караганова надо считать предельно алармистским. И именно с этой позиции я предлагаю его рассмотреть.

Речь идет о статье "Россия – США: Обратно к мирному сосуществованию?", опубликованной в "Российской газете" от 24 марта 2006 года.

Сергей Караганов обращает внимание на то, что в марте в США вышло сразу два интересных доклада, посвященных внешней политике.

"Первый – официальный доклад президента о национальной безопасности (обнародован 16 марта 2006 года). Последний аналогичный текст был выпущен в 2003 году.

Второй доклад под звучным названием "Неверный путь России" был подготовлен под эгидой Совета по международным отношениям (СМО)" (обнародован 6 марта 2006 года).

Караганов, конечно, обеспокоен именно вторым докладом. Он – настоящий эксперт по элите, а не истеричный конспиролог. Поэтому он не будет взвинчивать, преувеличивать значение американского Совета по международным отношениям. И называть его главным органом некоего "мирового правительства". Но он не может не понимать при этом, что дело-то, на самом деле, серьезное. Что Совет по международным отношениям – конечно, не та всесильная инстанция, которой его делают безграмотные психопаты от конспирологии, но и не фитюлька. Караганов не может этого не знать хотя бы потому, что, создавая свой весьма солидный Совет по внешней и оборонной политике, он пытался выстроить симметричный интерфейс Совету по международным отношениям. Ну, и вообще – что есть, то есть.

Поэтому Караганов прямо говорит, что "Совет по международным отношениям – наиболее влиятельная организация американской элиты, занимающаяся вопросами внешней и оборонной политики". Что доклад выпущен "группой известных американских экспертов и политиков из обеих партий". Он не говорит большего, понимая, что те, кто и так знает весомость двухпартийного консенсуса в США – поймут. А остальным хоть кол на голове теши.

Дальше Караганов обсуждает документ. И полемизирует с основными его положениями, исходя из собственного понимания интересов России.

Я считаю полемику грамотной и острой. Совершенно правильной в своих основных положениях. А аналитику документа – абсолютно профессиональной. И все же цитировать я буду не это, поскольку мое уважение к позиции С.Караганова никоим образом не означает полного совпадения моей позиции с его позицией, моего прочтения с его прочтением, и так далее.

Процитировать я хочу другое. А именно – некий алармизм, который в устах Караганова, профессионала, в принципе ничем подобным не грешащего, особенно весом. Этот алармизм (вновь подчеркну – абсолютно сдержанный и респектабельный, что и придает ему весомость) разбросан по всей статье. Я приведу только самые яркие фрагменты.

"В тексте послания (имеется в виду послание президента США, а не доклад СМО; Караганов их интерпретирует и анализирует во взаимосвязи) содержится и скрытая угроза ухудшения отношений в случае, если Москва будет препятствовать демократическому развитию не только у себя дома, но и в близлежащих странах. Поворот в российско-американских отношениях не провозглашается, но на его возможность указывается".

Несколько ниже, полемизируя с американцами, Караганов говорит: "Авторы (на этот раз имеются в виду авторы доклада СМО) не хотят видеть, что Россия, которой никогда никто всерьез не помогал в ее трансформации, переживает (внимание!) естественный период контрреволюции, консервативной консолидации после хаоса 90-х годов".

И сделав эту свою концептуальную заявку о путинском периоде как "естественном периоде контрреволюции, консервативной консолидации после хаоса 90-х годов", Караганов переходит (разумеется, не сразу) к наиболее существенным выводам, которые я и хочу развернуто процитировать.

"Так какие же выводы мы должны сделать из анализа этих двух докладов, дискуссии в США в целом?

Первое. Мы дошли до предела внутриполитической консервативной эволюции. Перейдя этот предел, мы дадим "рыцарям и пажам" "холодной войны" на Западе предлог для ухудшения отношений с Россией. Эти люди потеряны, не могут жить без врага, признать прошлые ошибки. Они будут играть на руку нашим собственным "рыцарям и пажам", которые из-за провинциальности мышления или повинуясь старым стереотипам хотят побороться с Америкой, а не за Россию, и вогнать нас в губительную изоляцию.

Нельзя допустить создания "несвященного союза" наиболее отсталых элементов в наших политикообразующих классах. Они или их предшественники уже нанесли нам огромный ущерб, играя друг другу на руку в годы настоящей "холодной войны".

Второе. Не стоит излишне цинично относиться к демократической риторике Америки или Европы, как мы относимся порой к ней в нашей собственной стране. Многие люди, в том числе лидеры, верят в то, что они говорят.

И третье. Не надо слишком пугаться критики. Не стоит зазнаваться. Но мы обретаем чувство родины и государства. К критике стоит прислушиваться, взгляды "рыцарей и пажей" надо учитывать, но идти стоит своим курсом, модернизируя, усиливая и демократизируя страну во имя нас самих, а значит, и на пользу цивилизованному миру.

Наконец последнее. Нас извне и изнутри призывают к возвращению в доисторическую эпоху "холодной войны" или "мирного сосуществования". Ни политически, ни интеллектуально мы не должны поддаваться. Мы прошли через трагедию противостояния. Незачем участвовать в постановке фарса, к которому нас подталкивают".

Не хочу ничего навязывать Сергею Караганову, но мне кажется, что вся статья нацелена на этот финал. А весь финал нацелен на то, чтобы донести до нашей элиты: "Ни шагу дальше!".

"Мы дошли до предела внутриполитической консервативной эволюции" – можно ли сказать резче? Что это значит по существу? Что вся эта респектабельная схема, предполагающая смену идейных систем в рамках одного проекта, – остановлена? Так мы и по другим признакам видим, что она остановлена. Не одному Ельцину позволено цитировать Стругацких -мол, "золотой шар" и всякое там разное. Я тоже могу процитировать, но другое: "Стояли звери около двери. В них стреляли, они умирали".

Тенденция разогнана, и вдруг теперь говорится: "Стоп! Ни шагу дальше! Здесь – блок!" (рис.11).

Ну, хорошо, блок-то блок. А дальше что? Политикам-то что делать? Возвращаться к обсуждению гениальной роли Ельцина? А кто это будет слушать? Начинать реанимировать измочаленные идеологические системы? А как их реанимировать? Тем более, что от них уже ушли. Топтаться на месте, заменяя грядущий "вкусный" консервативный "антрекот" совершенно неаппетитной, вареной либерально-консервативной "морковкой"? Но каждый, кто топчется у барьера, накапливает энтропию. Докуда ее накапливать? До очередных анекдотов? А потом – по Стругацким? Стоял, стоял, топтался около двери… Дотоптался до того, что тебя "пу-пу"? А кому охота и зачем?

Начать прорыв? Для этого нужны исторически новые группы с другой мотивацией, другие большие социальные системы, другие управленческие модели. Это всё откуда взять? Кто начнет новую страну делать, а не "домашние кинотеатры" покупать? Квалифицированная рабочая сила перетерта в прах прошедшим периодом. Ее почти нет. Кадровый голод – безумный. Моральной мотивации – нет. Материальной для прорыва недостаточно. И пошло, и поехало. Смотри вышеназванный мною список витальных проблем. Между прочим, список неполный. Например, в нем нет большой стратегической модернизации. Не проведешь – кранты. Проводить, опираясь на существующие силы, – невозможно.

А главное – почему барьер? Почему политических "зверей" заставляют стоять "около двери"? Чтобы ответить на этот вопрос, мне нужен мой собственный анализ американских и прочих высказываний. Караганову я это передоверить не могу, при всем моем искреннем уважении. Тем более, что всем абсолютно ясно – мои оценки, мои приоритеты никак не могут совпадать с приоритетами данного интеллектуала, которому я искренне благодарен за высказанное им беспокойство.

А потому займемся тем самым содержанием, которое и является для меня наполнителем лингвистических оболочек, введенных в название доклада, – "прессинг", "давление". О чем это?

Часть шестая. Кто и как прессингует?

6 марта 2006 года опубликован тот самый доклад Совета по международным отношениям США, который так беспокоит Караганова.

7 марта 2006 года глава МИД России Сергей Лавров начал свой первый официальный полноформатный визит в США. В какой-то степени парадоксально то, что это первый визит такого типа за время, пока Лавров работает в должности. А работает он с 2004 года. Вроде срок немалый. Но за весь этот срок Лавров посещал США только в рамках международных встреч. Прежде всего, по линии ООН. Теперь же состоялся первый полноценный и полноформатный визит.

Никакой прямой дискриминации по отношению к этому визиту в США не было и в помине. Сергей Лавров дважды встретился со своим коллегой, госсекретарем США Кондолизой Райс. Сначала в рамках рабочего ужина, а на следующий день в рамках совместного обеда. Мало того, Сергея Лаврова принимает лично президент Джордж Буш. Чего, в принципе, могло бы и не быть. Еще Лавров встречается с американскими сенаторами и политологами, а также с Кофи Аннаном. Последнее для нашей темы не столь существенно. Что сразу следует зафиксировать?

1. Что Лавров ранее так в США не ездил.

2. Что теперь он так приезжает.

3. Что, таким образом, имеет место (по крайней мере – на первый взгляд, для меня как для постороннего наблюдателя) определенный (больший или меньший – утверждать не берусь) возврат к классическому дипломатическому формату международных отношений. Назову этот формат "форматом #2" (Ф-2).

4. Утверждая это, я косвенно предполагаю, что существовал другой формат. Менее классический. И не столь формализованно дипломатический (в смысле МИДовский). Этот формат я условно предлагаю назвать "формат #1" (Ф-1). Но был ли такой формат? То, что он был, представляется мне достаточно очевидным. При этом, говоря, что он был, я вовсе не хочу сказать, что его нет или не будет. Возможно, он сохранился. Возможно, даже укрепится. Не знаю. Я вижу только, что по каким-то причинам Ф-1 дополняется Ф-2. Вряд ли эти причины исчерпываются необходимостью готовить "восьмерку" под председательством России.

5. Формат Ф-1, о котором я говорю, это не что-то непрозрачное и загадочное. Нет, это та дружба (политическая, разумеется, как же еще) между Путиным и Бушем, о которой невероятно много говорилось и продолжает говориться.

6. Формат Ф-1 – это формат, в котором ставка делается на личное отношение между главами государств, а также на специальную инфраструктуру, выстраиваемую вокруг этих отношений. Прямым свидетельством наличия такой инфраструктуры в случае отношений России и Германии было интегрирование Шредера в дела "Газпрома" после его ухода с поста главы государства. Я не хочу сказать, что Буш после ухода с поста главы США станет, например, председателем совета директоров ЛУКОЙЛа, но что-то в этом роде просматривается. Конечно, в виде очень отдаленной поясняющей метафоры.

7. Лично я не вижу в этом ничего плохого. Формат #1 во многом эффективнее формата #2. Если его удается применить и с его помощью решить проблемы – честь и слава тем, кто применяет. Как говорил великий Дэн Сяопин: "Не важно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей".

8. Ни на чем не настаивая, я просто выскажу безответственную гипотезу, согласно которой визит Лаврова говорит о том, что "кошка", выкрашенная в цвета формата #1, в каком-то смысле перестала "ловить мышей" или же ловит их не так эффективно, или же появились другие "грызуны", которых должна ловить не эта "кошка", или же… и так далее.

Прежде чем конкретизировать гипотезу, я предлагаю всмотреться в тексты официальных коммюнике, сопровождавших визит Лаврова. Между прочим, если правильно читать внешне всегда весьма зализанную дипломатическую "феню", то из такого рода текстов можно вычитать много.

В комментарии российского МИДа прямо говорится, что "визит Лаврова происходит на непростом информационном фоне в США вокруг российско-американских отношений". Я цитирую. И такой способ построения фраз – это не мое ноу-хау. Спрашивается, зачем говорить об этом "непростом информационном фоне"? В прежние времена от этого отмахивались. Или поручали кому-то завязать периферийную информационную перепалку. А тут это становится официальным внешнеполитическим фактором.

Далее говорится: "В обоюдных интересах оградить партнерство от политической конъюнктуры и недобросовестных нападок". Значит, имеет место такая ситуация (рис.12).

Сергею Лаврову поручено разъяснять подходы Москвы по актуальным международным вопросам. Это понятно. Это его прямая задача. Но ему поручено также (внимание!) разъяснять подходы Москвы "по различным аспектам развития внутриполитической ситуации в России". Внутриполитической!!! Разъяснения по этим вопросам – уж никак не прямое протокольное дело Сергея Лаврова. Само заявление о готовности С.Лаврова обсуждать в США внутренние дела – крайне индикативно. И оно позволяет мне развить свою, в общем-то произвольную и достаточно безответственную (но и не так, чтобы уж совсем безосновательную) гипотезу.

1. Жили-были отношения в формате Ф-1.

2. Вроде бы, все было хорошо.

3. Но… происходило накопление неочевидных издержек. То есть, хорошо было только "вроде бы".

4. Накопление издержек не регистрировалось существующими инструментами, и потому не замечалось.

5. Как и при любом накоплении, количество издержек рано или поздно переходит в новое качество.

6. Это новое качество не предсказывается. Ведь нет инструмента фиксации, а значит, и системы раннего предупреждения. То ли совсем нет, то ли они недостаточно выверены, то ли возникает новая ситуация, к которой они не готовы. Короче, все это обрушивается во многом, как снег на голову. И именно в новом, 2006 году, где-то в январе-феврале.

Российский МИД говорит о политической конъюнктуре, недобросовестных нападках… А на самом деле 1 марта 2006 года молдаване покидают стол переговоров с приднестровцами. Просто так – берут и уходят.

А 3 марта 2006 года начинается блокада Приднестровья со стороны Украины. Притом, что Ющенко это крайне невыгодно. И это все понимают. Он сам понимает. Но он получил директивы и не мог отказаться их выполнять, как и впредь он не будет отказываться от выполнения других, смертельно опасных для него директив.

Еще раз – 6 марта выходит доклад Совета по международным отношениям США под трогательным названием "Неверный путь России".

7 марта в США приезжает С.Лавров.

3 марта (то есть непосредственно перед выходом доклада и приездом С.Лаврова) начинается приднестровская блокада, которая напрямую продиктована Ющенко из США.

А 16 марта 2006 года выходит официальный доклад президента США о национальной безопасности. И там тоже нас "прикладывают" – может быть, чуть-чуть более аккуратно.

Мы зафиксировали такой событийный узел. Должны же мы себя при этом спросить: речь идет о плотном, но небольшом узле – или о чем-то другом? С моей точки зрения, мы просто не имеем права себя об этом не спросить. И что получаем в ответ на подобное вопрошание?

Часть седьмая. Ход развития событий

В конце января 2006 года вице-президент Чейни собрал в своем офисе экспертов по России – на совещание о пересмотре курса Вашингтона в отношении Москвы. При этом Чейни попросил главу Национальной службы разведки Джона Негропонте предоставить дополнительную информацию о векторе движения В.Путина.

2 февраля 2006 года Джон Негропонте выполнил просьбу Чейни, представив закрытый доклад о новых угрозах Америке. Из доклада следовало, что одна из таких угроз – это чрезмерная концентрация власти в руках президента РФ В.Путина. Негропонте подчеркнул, что "желание Москвы продемонстрировать свою независимость и защищать свои интересы может осложнить кооперацию с Россией по вопросам, беспокоящим США".

Совещание у Чейни и последовавший затем доклад Негропонте можно считать стартом разворачиваемой кампании, первые громкие ноты которой зазвучали уже в феврале.

8 февраля по инициативе сенатора-республиканца Сэма Браунбека (потенциальный кандидат на выборах 2008 года) в Комиссии по безопасности и сотрудничеству в Европе (Хельсинской комиссии) прошли слушания по вопросу: достойна ли Россия председательствовать в "восьмерке", если она устраивает гонения на негосударственные организации?

Сэм Браунбек заявил, что Россия и Китай слишком рассчитывают на коммерческие отношения с Ираном, чтобы помочь Западу в сдерживании амбиций Тегерана. Россию и Китай Браунбек назвал при этом "странами, посылающими неверные сигналы". По мнению Браунбека, Вашингтон должен организовать давление на страны, поддерживающие Иран, – по аналогии с кампанией 1980 года, целью которой были фирмы, помогавшие СССР строить газопровод в Западную Европу. Браунбек уточнил, что инструментом давления мог бы стать тот факт, что для осуществления успешной деятельности России и Китаю необходима иностранная помощь.

16 февраля состоялись слушания в комитете по международным отношениям палаты представителей конгресса. Эти слушания открыл республиканец Том Лантос, обвинивший Россию в том, что она "сворачивает с демократического пути" и "пытается подорвать экономику и демократию" соседей (то есть государств бывшего СССР). В ходе выступления Лантос озвучил тезис о необходимости вывести Россию из числа членов "Большой восьмерки".

Но главное – на слушаниях выступила Кондолиза Райс, которая заявила следующее: "Мы очень обеспокоены вопросами демократии в России, вопросами закона о неправительственных организациях, вопросами свободы прессы и вопросами использования российского газа и нефти в качестве потенциальной точки давления на соседей".

Далее, поводом для нового аккорда в этой кампании стал договор между Москвой и Тегераном, подписанный 26 февраля 2006 года. В рамках договора Россия и Иран приняли два документа: о поставках в Иран с 2006 года ядерного топлива для Бушерской АЭС и о возвращении в РФ отработанного ядерного топлива.

Эти документы вызвали в США шквал реакций на самом высоком уровне.

Сразу же после принятия российско-иранских документов сенатор республиканской партии Джон Маккейн внес на рассмотрение проект резолюции о "наказании" России. По его предложению, Россию не следует пускать на саммит "Большой восьмерки" в этом году. Маккейн назвал Путина "избалованным ребенком" и заявил в связи с этим: "США и наши европейские союзники должны сказать: Владимир, тебя не ждут на следующем саммите".

В программе "Fox on Sunday" телекомпании "Fox" Джон Маккейн заявил: "Последний шаг России по направлению к Ирану должен вызвать жесткую реакцию со стороны нашей страны. В какой-то момент подобные действия должны начать негативно влиять на наши отношения".

Выступление Маккейна было горячо поддержано другими сенаторами и повлекло за собой серию высказываний.

"Пора заставить российское правительство заплатить за то, что они дали власть плохим парням и отступили от демократии", – заявила сенатор-республиканец от Южной Каролины Линдсей Грэхам.

Сенатор-демократ от штата Калифорния Джейн Харман заявила в программе телеканала CNN Late Edition: "Пора быть жесткими с Россией".

26 февраля 2006 года "Вашингтон пост" опубликовала статью Питера Бейкера "Отношения с Россией – предмет изучения для США". Статья начинается с уже известного сообщения о январском совещании Чейни, который, как говорится в статье, "все более скептично относится к президенту РФ Владимиру Путину". При этом "Вашингтон пост" вновь напомнила о призыве Маккейна бойкотировать саммит "Большой восьмерки" под председательством В.Путина.

В заключение "Вашингтон пост" анонсировала главное событие, прелюдией к которому были все предыдущие выступления.

6 марта 2006 года (накануне приезда в США С.Лаврова) опубликован 100-страничный доклад Совета по международным отношениям США "Неверный путь России: что США могут и должны сделать", составленный двухпартийной рабочей группой, в которую входили республиканец Джек Кемп и демократ Джон Эдвардс.

В докладе в адрес России прозвучала жесткая критика по следующим пунктам.

Де-демократизация: констатируется, что российские политические институты становятся "коррумпированными и неустойчивыми". И как следствие, "способность России заниматься вопросами безопасности, представляющими первостепенную важность для Соединенных Штатов и их союзников, снизилась. Многие аспекты сотрудничества, такие, как усилия по нераспространению ядерных материалов и обмен разведывательными данными, оказались подорваны".

Энергетические ресурсы: "Россия использует экспорт энергоресурсов как орудие внешней политики: вмешательство в дела Украины, оказание давления на ее внешнюю политику, сокращение поставок в другие страны Европы".

Борьба с терроризмом: "Заметные усилия России, направленные на ограничение военного доступа США и НАТО к военным базам в Средней Азии" говорят об отходе России от концепции, исходящей из того, что "успех в Афганистане служит общим интересам".

Председательство России в "Большой восьмерке": "Страна, которая в течение одного лишь года поддержала массовые подтасовки во время выборов, происходивших на территории ее самого большого европейского соседа, а затем наказала эту страну за то, что та проголосовала "неправильно", отказав ей в поставках газа, должна, как минимум, быть наказана условно на форуме демократических индустриальных стран мира".

В связи с этим авторы доклада дают рекомендации о выстраивании российской политики США по следующим пунктам:

Демократизация: Соединенные Штаты должны "увеличить фонды Акта Поддержки Свободы, сосредоточив внимание, в частности, на организациях, борющихся за свободные и честные парламентские и президентские выборы в 2007-2008 годах".

"Большая восьмерка": "Соединенные Штаты должны ясно дать понять, что данная роль (роль председателя) не гарантирует России иммунитета против критики ее внешней политики и действий. Для того, чтобы "Большая восьмерка" оставалась жизнеспособным международным форумом, может потребоваться де-факто возвращение к формату "Большой семерки".

Энергетическая политика: Отсутствие у США и их союзников собственной стратегии увеличивает "возможность России использовать свою позицию на данном рынке в политических целях". "Для того, чтобы снизить использование экспорта нефти и газа в качестве инструмента давления – и как опору авторитарности – Соединенные Штаты должны прийти к согласию с другими правительствами, особенно среди наших европейских союзников, в отношении мер, которые приведут к тому, что контролируемые государством российские энергетические компании станут действовать как настоящие коммерческие структуры".

Торговля и ВТО: "Мы решительно поддерживаем вступление России…" Однако "условным сроком не должен стать саммит "Большой восьмерки" в нынешнем году… Будет намного лучше для "Большой восьмерки", если саммит начнется и завершится без членства России в ВТО".

Иран: Россия должна быть готова к тому, что в случае столкновения мирового сообщества с Ираном "всякое сотрудничество между Москвой и Тегераном в ядерной области, включая реактор в Бушере, придется прекратить".

Соседи России: "Соединенные Штаты не должны предоставлять России право вето или оказывать ей неподобающее почтение, когда речь идет об американских отношениях со странами, находящимися в непосредственной близости от России…". "Государства, возникшие на постсоветском пространстве, разделяющие подход Америки к важнейшим международным проблемам и способные помочь их разрешению, имеют право рассчитывать на большую поддержку".

Выборы 2008 года: Цель западных правительств в том, чтобы получить гласные обещания, подкрепленные конкретными действиями со стороны российских властей, что грядущий избирательный цикл пройдёт на открытой, конституционной и плюралистической основе.

В докладе сделан следующий вывод:

"Вопрос, стоящий перед Соединенными Штатами, состоит не в том, как установить партнерство с Россией, а как сделать так, чтобы избирательное сотрудничество – а в некоторых случаях избирательная оппозиция по отношению к России – служили важнейшим международным интересам".

Дополнительные уточнения позиции авторов доклада содержатся в интервью, опубликованном 3 марта 2006 года на сайте Совета по международным отношениям, которое дал руководитель группы по подготовке данного доклада старший сотрудник Совета по международным отношениям Стивен Сестанович.

Он сказал: "Идея его подготовки родилась более года назад, после президентских выборов на Украине в ноябре и декабре 2004 года, которые, как Вы помните, были связаны с глубоким вмешательством России в украинскую политику и с российской поддержкой мошеннических выборов. Людям, которых волновал тот факт, что в России происходит откат от демократии, пришлось испытать еще более серьезную озабоченность в связи с тем, что Россия пытается осуществить аналогичный откат от демократии в соседних странах. Поэтому президент Совета по международным отношениям Ричард Хаасс высказал мнение, что пришло мнение пересмотреть нашу российскую политику".

Отдельно Сестанович высказался по поводу сюжета с приездом в Москву делегации ХАМАС: "Период непосредственно после 11 сентября представляет собой апогей позитивного развития американо-российских отношений. После этого они начали в какой-то степени размываться, по крайней мере, по вопросу о нераспространении… Да и по антитеррору тоже – возьмите историю с ХАМАС. Возможно, две страны начинают смотреть на вещи несколько по-разному".

"Озабоченность в американских официальных кругах сразу же вызвал тот факт, что, по их мнению, в рамках "четверки", разработавшей "дорожную карту" (в нее входят США, Евросоюз, Россия и Генеральный секретарь ООН), существовала договоренность об отказе от контактов с ХАМАС на высоком уровне. И путинское заявление о приглашении руководства ХАМАС в Москву было воспринято как признак того, что Россия уже с первых шагов отходит от согласованной позиции".

И, наконец, Сестанович говорит о том, что политика русских в отношении Ирана будет "главной проверкой". Эти слова усилены повтором:

"Вопрос: Это будет главная проверка?

Ответ Сестановича: Да, это будет главная проверка. …Они (т.е. "россияне") могут решить, что главное – их коммерческие интересы, что у них с Ираном развитые торговые связи, что в перспективе они могут строить там новые реакторы и продавать Тегерану оружие. …Наверняка найдутся россияне, которые скажут: присоединение к группе западных стран, пытающихся "покарать" Иран, не соответствует интересам страны".

15 марта палата представителей конгресса почти единогласно приняла резолюцию, призывающую Россию "обеспечить полную защиту свобод для всех религиозных сообществ вне зависимости от того, зарегистрированы они или нет, и положить конец преследованию незарегистрированных религиозных групп аппаратом спецслужб и другими правительственными институтами".

На следующий день сдвиги в российской политике США получили отражение и в обновленной версии главного военно-стратегического внешнеполитического документа администрации – Стратегии национальной безопасности.

Данный документ был опубликован 16 марта 2006 года. В нем сделано усиление акцента на доктрине упреждающих ударов, впервые озвученной Бушем в сентябре 2002 года.

В новой версии документа говорится: "Миру будет лучше, когда тираны знают, что они занимаются созданием ОМУ под угрозой собственной гибели". Иран, Северная Корея, Сирия, Куба, Белоруссия, Мьянма, Зимбабве названы в тексте "деспотическими режимами". Китай подвергнут критике. России же уделено особое внимание. В тексте вновь подчеркнуто, что "последние тенденции, к сожалению, указывают на уменьшающуюся приверженность России демократическим свободам". В связи с этим России предлагается "не препятствовать свободе и демократии в соседних странах".

Часть восьмая. От мониторинга общих "наездов" – к обсуждению "наездов", так сказать, "чисто конкретных"

В последнем номере журнала "Форин Аффеарс" вышла статья Кира Либера и Дэрила Пресса "Усиление ядерного превосходства США". (Номер подписан к печати фактически одновременно с презентацией доклада Совета по международным отношениям США).

Статья начинается с того, что обсуждается эпоха так называемого "гарантированного взаимного ядерного уничтожения". Та эпоха, когда осознание неизбежности смертельного ядерного ответа на ядерную агрессию между США и СССР-Россией – было главным основанием для невозможности начала "победоносной" ядерной войны. Далее авторы констатируют – эта эпоха закончена. Тем самым в неявной форме говорится, что дверь для новых ядерных мировых войн теперь распахнута. И говорится на позитиве.

Авторы заявляют и доказывают, что в настоящее время развитие стратегической ядерной триады США на фоне обрушения ядерного комплекса России и медленного роста ядерных сил Китая – не оставляют от доктрины "взаимного уничтожения" камня на камне. И что уже очень скоро США смогут фактически безнаказанно уничтожить ядерные арсеналы своих наиболее мощных вероятных противников "превентивным ударом", не оставив им никаких шансов на эффективный ядерный ответ.

Не может не возникнуть вопрос: если США способны не самоубийственным образом победить в ядерной войне и осуществить абсолютное мировое господство, то почему бы им этого не сделать? Тем более, что потом еще неизвестно, что произойдет. Вдруг Китай, например, догонит?

Говоря о параметрах американского ядерного превосходства, авторы напоминают, что США в последние годы, на фоне некоторого сокращения общего числа боеголовок, резко увеличили боевой потенциал своей "ядерной триады". (А нам говорили – "разоружение"! "Мир без ядерной угрозы"…)

Конкретно, авторы сообщают следующее. США заменили баллистические ракеты на своих подводных лодках более точными ракетами "Трайдент II Д-5" с новыми мощными боеголовками, и перевели большинство своих атомных подводных лодок (АПЛ) в Тихий океан. Там они находятся, с одной стороны, ближе к побережью Китая и, с другой стороны, в зонах, недоступных для российской радарной системы раннего предупреждения.

Система наша на тихоокеанском направлении и была "дырявая", а за это время еще обросла разного рода "дырками". Кроме того, мы в расчете на мир без войны и дружбу с США согласились с их требованием прекратить строительство мощной РЛС в Сибири. Что сделали в ответ США? Подвели средства уничтожения поближе к нашим "дыркам". Что еще?

США установили на бомбардировщики Б-52 новые ядерные ракеты, трудно обнаруживаемые радарными системами России и Китая, а также улучшили авионику бомбардировщиков "Стелс" Б-2, что позволяет им летать на предельно малых высотах, недоступных для радаров.

США, сняв с вооружения старые ракеты MX, устанавливают их мощные боеголовки на другие межконтинентальные баллистические ракеты (МБР), а также резко увеличили точность наведения ракет "Минитмен".

Наконец, США модернизируют боеголовки W-76 на ракетах своих АПЛ с тем, чтобы они могли обеспечивать не только воздушные, но и наземные взрывы (то есть, поражать ракетные шахты противника).

В том, что касается упадка наших Стратегических ядерных сил (СЯС), авторы, прежде всего, указывают, что у России, по сравнению с СССР, стало на 39% меньше стратегических бомбардировщиков, на 58% меньше МБР и на 80% меньше АПЛ.

Далее Либер и Пресс пишут, что оставшиеся СЯС России "едва ли готовы к использованию".

Российские стратегические бомбардировщики размещены всего на двух базах и уязвимы для внезапного нападения, причем тренировочных вылетов почти не проводят.

У 80% российских шахтных МБР истек срок службы, а планы их замены не выполняются из-за неудач при испытаниях и низкого уровня производства новых ракет. Мобильные российские МБР очень редко находятся на боевом дежурстве и вряд ли успеют "сработать" при предупреждении о ядерном нападении.

Российские АПЛ в последние годы проводят в среднем всего по два боевых дежурства в год (по сравнению с 60 дежурствами в 1990 году и нормой для США 40 боевых дежурств в год). При этом все девять российских АПЛ с ядерными баллистическими ракетами большую часть времени проводят в базах, где оказываются легкими мишенями. Уровень подготовки экипажей низок. Не случайно провалились пуски МБР с АПЛ в 2004 г., когда в присутствии В.Путина ракеты либо не взлетали, либо не выходили на заданный курс, а также аналогичные испытания в 2005 г.

Наконец, российская система раннего предупреждения о ракетном нападении в своей спутниковой части крайне отсталая и неполна, а в части радаров имеет крупные прорехи в направлении ряда районов Тихого океана и Северной Атлантики.

Далее авторы статьи пишут, что ядерный арсенал Китая еще более слаб и уязвим.

Во-первых, у Китая нет ни АПЛ с МБР, ни стратегических бомбардировщиков дальнего радиуса действия.

Во-вторых, по данным США, у КНР есть лишь 18 стационарных шахтных МБР с моноблочными боеголовками, которые стоят "сухими" и требуют для заправки жидким топливом около двух часов.

В-третьих, у Китая нет системы раннего предупреждения о ракетном нападении, что делает этот ядерный арсенал крайне уязвимым и для ракетных атак с американских АПЛ, и для атак низколетящими крылатыми ракетами.

Кроме того, радиус действия устанавливаемых Китаем на боевое дежурство МБР "Дун Фен-31" всего 8 тыс. км., что позволяет им поражать цели лишь на западном побережье США.

Далее авторы подчеркивают, что достижение абсолютного ядерного превосходства фактически заложено в "Стратегию национальной безопасности США", обнародованную Дж.Бушем в 2002 г., и приводят этому ряд практических доказательств.

Во-первых, для подавления "пещерных баз" террористов в "странах-изгоях" (объявленная цель модернизации боеголовок W-76) вполне достаточно уже имеющейся тысячи таких боеголовок, и еще одна тысяча вовсе не нужна.

Во-вторых, от стран-изгоев не требуется защищаться развитой системой ПРО – у них ракетно-ядерного оружия просто нет. А вот если стратегической целью является нанесение первого ядерного удара, то даже относительно скромная и не слишком эффективная ПРО способна закрыть США от ничтожного количества "остаточных" МБР противника.

Иными словами, центральным тезисом статьи оказывается доказательство способности США диктовать любым противникам свои условия с позиций "абсолютного ядерного превосходства". С позиций, когда Америка может в любой момент нанести первый ядерный удар, не опасаясь ответного удара.

Возникают два очень существенных вопроса.

Первый: насколько серьезна и обоснована позиция Либера и Пресса, изложенная в статье?

И второй: почему очень влиятельный и респектабельный журнал, не предоставляющий свои страницы никаким маргиналам, опубликовал эту статью, причем именно сейчас?

Начнем по порядку.

В том, что касается очень кризисного, или просто катастрофического состояния российских СЯС, авторы статьи, к сожалению в основном правы.

Действительно, ядерно-ракетный арсенал России быстро стареет и выбывает из боевого состава дивизиями по 40 ракет, а новые "Тополи" вводятся лишь по нескольку штук в год, причем пока моноблочные (в отличие от "Сатаны", которая несла 10 боеголовок).

Действительно, такие показатели боевой подготовки, как время налета, число учебных пусков, количество боевых дежурств, – у наших солдат и офицеров СЯС мизерны и не могут обеспечить устойчивого воспроизводства боевой квалификации.

Действительно, в нашей системе "раннего оповещения" – как в ее спутниковой группировке, так и в ее радарной части, – есть изрядные "прорехи", а наши локальные системы ПРО, по отзывам специалистов, фактически потеряли эффективность.

Конечно, Либер и Пресс несколько "сгущают краски", говоря, что российские СЯС перестали быть реальной угрозой для США. У нас еще много ракет, в том числе старого образца. Причем эти ракеты были сделаны с "советским" запасом прочности и долговечности. И их регулярные пробные пуски показывают, что они еще долго могут находиться на боевом дежурстве.

И у нас еще остались, по оценкам экспертов, и технические системы, и специалисты, способные привести эти арсеналы в действие. Однако то, что мы этот потенциал неуклонно теряем (при нынешних темпах замещения старых ракет новыми у России через 15 лет останется не более 150 "моноблоков") – несомненно.

В том же, что касается Китая, оценки авторов статьи явно слишком "оптимистичны" для США. Простые подсчеты экспертов, касающиеся мощности китайских "ракетных" заводов, показывают, что КНР способна производить не менее 30 – 40 ракет в год. Причем те же эксперты указывают, что китайские СЯС размещаются в системах связанных между собой шахт, расположенных в горных массивах и практически неуязвимых для "превентивного" удара.

Более того, существует обоснованное мнение авторитетных аналитиков о том, что именно завершение определенного этапа "ядерного вооружения" – резко изменило в направлении жесткости интонации диалога Китая на мировой арене.

Наконец, успешные запуски китайских космонавтов доказывают, что "баллистические" возможности новых китайских ракет существенно превышают оценки Либера и Пресса.

В том же, что касается второго вопроса – о времени и месте данной публикации – несомненно, они выбраны достаточно точно. И не этими "молодыми исследователями", как их охарактеризовал американский спец по России Стивен Коэн.

Конечно же, данная статья находится в контексте тех высказываний, докладов, политических и иных жестов, которые обсуждены выше и демонстрируют "многофакторную" систему американского давления на Россию. По сути, эта публикация призывает признать, что в единственном доселе сохранявшемся "сверхдержавном" измерении – ядерном потенциале – Россия также полностью утеряла свои позиции.

А потому мол, если переходить на совсем грубый язык, российским элитам и российскому народу пора "успокоиться и не суетиться под клиентом".

Мы должны на этот вызов так или иначе ответить. Для этого явно недостаточно заявления главы Минобороны в Красноярске: "Не стоит сомневаться в боевых возможностях наших армии и флота, они в состоянии адекватно реагировать на любые вызовы и угрозы национальной безопасности".

Но что же тогда необходимо?

И здесь я перехожу к главному.

Часть девятая. Стратегия

В 1993 году американцы настаивали на ликвидации наших стратегических ракет с разделяющимися частями индивидуального наведения (СС-18, иначе – "Сатана"). Моя организация оказалась стратегическим оппонентом Генштаба по этому вопросу. Это вытекало из нашего тогдашнего интеллектуально-политического статуса. Мы настаивали на сохранении СС-18. Время показало, насколько мы были правы. Но я сейчас не об этом.

Наш статус был интеллектуально-политическим, а не бюрократическим. И поэтому наши "чинуши" оборонялись, забрасывая меня вопросами: "А откуда у вас модели? Откуда контур? Откуда конфигурации? А почем вы знаете, что у нас вот этого и этого нет? А кто вам сказал, что это моноблоки?"

Так и сегодня. Скажешь, что американцы улавливают наши реальные тенденции в том, что касается СЯС, а наша бюрократия занята самоуспокоением… Что тебе ответят? Понятно, что. "А откуда вы знаете, какое у нас есть секретное оружие? А что вы знаете по поводу вот этого и вот этого? Да у нас есть вот это, вот это и вот это!"

Я не знаю и не хочу знать ничего по поводу наших военно-технических секретов. Это моя всегдашняя позиция. Но я знаю, что происходит в стране. И на основании этих знаний можно дать достаточно точные оценки, пусть и косвенного характера. Грубо говоря, если молодой инженер на стратегическом заводе ВПК получает 150 долларов, то можно представить себе, что происходит в ВПК. Где-то по инерции что-то продолжает развиваться. Но речь идет об очагах развития, которые все более локализуются. На фоне общих тенденций иначе быть не может. Надо исправить общие тенденции.

То же самое могу сказать об армии, о тех, кто должен держать этот самый "ядерный щит". Да и "ядерный меч" тоже. Они не могут быть социальными париями в своем обществе. Иначе ни щит, ни меч не работают. Тем более, что нынешняя идеология основана на том, что экономическая, социальная успешность – это "наше все".

Что касается прорывных разработок, "асимметричных ответов"… Что-то я по этому поводу знаю из своей прежней жизни. Я ведь не всегда занимался только идеологией, политологией, культурой. Я занимался кое-чем в геофизике и понимаю, к чему апеллируют, к каким "асимметричным ответам" и видам оружия. Так вот, это все – фуфло, "недоработанные наработки", которые и в эпоху существования СССР не могли быть применены. Сейчас – это не более чем сказки, которые спецы, жаждущие "спилить бабки", рассказывают высоким чиновникам. А высокие чиновники сказки слушают и дают "бабки" ("под откат", конечно, но дают). Вот что я знаю. И никто меня с этой позиции не сдвинет.

Но я знаю также и другое (рис.13).

Я уже начинал говорить о системах взглядов.

Стратегия, философия, доктрины – всего этого нет.

Есть предъявляемый обществу пиар. Я уже рассмотрел стратегию в этом вопросе… Идеологические неподпитываемые системы… Те или иные метаидеологические проекты… Коллизию с национализмом и прочее.

Теперь я возвращаюсь к третьему, почти бытовому, но очень влиятельному слагаемому в системе воззрений.

Как озвучивается это самое "влиятельное и почти бытовое"? Что оно собой представляет? Это, так сказать, неоколониальный (периферийный, латиноамериканский) консенсус в нашей элите. Это нечто, невнятно, но влиятельно предъявляемое друг другу в банях, ресторанах, в узко частных беседах. Звучит это примерно так: "Да ладно… Да куда там… Ну, не будем возникать… Короче – будем колонией. Как колония мы им нужны. Будет у нас латиноамериканский вариант, офицеров станем в Вест-Пойнт посылать учиться… Против китайцев чего-нибудь там подрасставим, каких-нибудь ракет – так, чтобы быть нужными… И тогда нас как-то примут… В общем, не надо возникать, – и лет этак двадцать как-нибудь прокантуемся…. Ну, в конце концов, и без этого, без этой вашей стратегии – можно…".

Какое-то время подобная неоколониальная "феня", эксплицируемая в России, получала отклик в США. А потом это время кончилось. А среди тех, кто "феню" эксплицирует, никто даже этого не понял. А почему не понял? Потому что для того, чтобы это понять, нужно стратегическое мышление.

Мало ли еще для каких бытовых вопросов оно нужно. Оно ведь – не спекуляция, не абстракция, а нечто другое. Герой Чехова сетовал: "Украсть не мудрено, спрятать мудрено". А дальше буквально говорил, что для того, чтобы спрятать, нужно стратегическое мышление. Со всеми его основными слагаемыми, включая образование. Но и не только.

В самом деле, как спрятать, не имея за спиной собственной страны как дружественного тебе стратегического субъекта? Ну, хорошо, миллион без этого можно спрятать. А миллиард? Миллиард без этого надежно спрятать невозможно. Даже спрятать невозможно, а уж, тем более, выгодно разместить. А потому "без этого" все наворованные состояния будут экспроприированы исторически мгновенно. В ближайшие десять лет эти миллиарды перейдут в экологические фонды XXI века. А "состоятельных русских" станут ловить по всему миру, просто ловить поодиночке и сажать. И никакие израильские гражданства не помогут, никакие этнические ссылки – мол, "мы не русские". Для них это все русские. Это Абрамовичу в России надо говорить, что он белорус. А за пределами России его заведомо считают русским…

Итак, произошел стратегический перелом в том, что касается наших отношений с теми, кого мы (имею в виду нашу элиту) выбрали себе в качестве метрополии. Этой метрополии теперь Латинская Америка в России – не нужна. Вопрос о ней снят со стратегической повестки дня. Соответственно, Гарвардский проект – тоже снят. Соответственно, возникают разные конкретные неприятности. Которые скоро превратятся в неприятности вполне системного типа.

Коротко это обсуждать невозможно. Да я и не хочу говорить, что в этом вопросе понимаю все "от и до". Но кое-что понимаю. И понимая, что я понимаю только "кое-что", я не могу сказать твердо, что "Санта Фе победило Гарвард".

Но что-то наподобие этого произошло. Возникли некие новые парадигмы. Лобовая война США с Китаем проблематична (что бы ни писали на эту тему). Что-то с ним надо делать. Допустить, чтобы он сокращал дистанцию и выходил вперед – нельзя. Но и напрямую воевать нельзя. Тогда что делать? Создавать какое-то пространство стратегического хаоса. Где его создавать? Вокруг Китая. То есть? То есть у нас.

Я неоднократно говорил, что такое "управляемая демократия", или "периферийная демократия". Это – средство нарастить хаос. Если демократия на Западе используется для управления, для создания каких-то обратных связей, то демократия на периферии (например, во многих латиноамериканских странах) используется для наращивания хаоса. Всякое требование "демократизации" здесь означает просто необходимость нарастить хаос.

И если в 2000 году в рамках так называемого "российско-американского контртеррористического консенсуса" была дана отмашка на снятие хаоса и "консервативную консолидацию", то теперь нам говорят, что "консервативная консолидация" исчерпана. Иными словами, что заказ на снятие энтропии отменен и получен новый заказ – на наращивание энтропии. В таких условиях особо тягостно слушать все это неоколониальное "мычание" (оно же – бытовой суррогат стратегии): "Да мы как они, да мы рядом с ними, да мы раньше слушали Кремль, а теперь Вашингтонский обком…"

"Вашингтонский обком" расколот. Америка не знает сама, как выйти из ситуации. "Атлантическая солидарность" порушена, мир распался на группы. И что делать? Переходить от суррогатной стратегии России как американского сателлита к столь же суррогатной стратегии России как сателлита Китая?

Во-первых, это самоубийство.

Во-вторых… Во-вторых, это надо еще суметь сделать.

В рамках последнего визита президента Путина в КНР имел место следующий эпизод (цитирую по вполне открытым официальным источникам).

Путин заявляет: "За 2005 год объем поставок российских машин и оборудования в Китай снизился почти вдвое. Причем это происходит на фоне заметного роста поставок товаров той же группы из Китая в Россию. Сложившаяся модель наших связей во многом зависит от конъюнктуры сырьевых рынков. И здесь заключена опасность нестабильности взаимной торговли".

Да, Путин здесь не проявил своей обычной осторожности. И, по китайским меркам, перебрал. Потому что в Китае о таких вещах не говорят публично. Но то, что отвечает Ху Цзиньтао – это за гранью… Опять же цитирую (хотя и не поручусь за точность перевода с китайского, озвученного нашим телевидением): "Китай готов принять из РФ продукцию машиностроения, но только передовую".

Если я понимаю что-то в китайских мерках, то такой ответ – это экстремальная жесткость. Это очень специфический стратегический мессидж. Китайцы тем самым фактически говорят нам следующее: "Мы понимаем, что вы нами "торгуете", пугаете Запад: дескать, вот мы сейчас к Китаю прислонимся! Так вы на этот счет не обольщайтесь".

Уже этого достаточно для беспокойства. Но это – то, что на поверхности. А что на глубине?

В двух словах – там идет лихорадочная закупка русских военных технологий. Никогда прежде такими темпами это не происходило. Все скупается под корень. Не техника, а именно технологии. И, повторюсь, такими темпами, как будто есть ощущение, что еще три-четыре года эту территорию можно "доить", а дальше конец. Так поступают со смертниками.

Когда говорят о дружбе с Китаем – что имеется в виду? Если наша территория пустеет… Если китайцам зайти на пустеющую территорию – как чихнуть… Если мы, вдобавок, бегаем между американцами и ними, и они не понимают, с кем мы торгуемся и кем мы торгуем, и что мы творим… Если нет ни одного внятного стратегического ответа, а любая прагматика, по определению, носит ситуационный характер и вызывает крайнюю настороженность… Если все это так, то как можно оценить ситуационно-прагматическое желание ряда наших загнанных в тупик элитариев (не Путина имею в виду) перейти от сателлитной проамериканской внешнеполитической линии к сателлитной же прокитайской?

Во-первых, это глупо. А во-вторых – безнадежно. Потому что американцы допускают неоколониальное существование какой-нибудь "банановой республики". Пусть, мол, и "демократические институты" у себя презентуют (ну, там, выборы, погоны… парады…). И людишки пусть под пальмами бегают… И опекаются местными высокопоставленными "гориллами".

Повторяю, по отношению к русским такой формат снят с повестки дня даже в США. Но в США он в принципе существует. А Китай… Он к странам и народам, готовым перейти на подобный формат (а ранее претендовавшим на совсем иную миссию), будет относиться гораздо более жестко. И исторически он будет, конечно, прав. От чего не легче.

Что из этого вытекает? Если Россия хочет жить – и не хорошо ("красиво жить не запретишь"), а хоть как-то (если можно красиво – почему нет? Но в том-то и дело, что нельзя) – то что нужно? Увы, нужна грубая мобилизационная модель, способная решить, прежде всего, задачи, о которых я говорил, но и нечто большее. Эта грубая мобилизационная модель не имеет ничего общего ни с полицейщиной, ни с какими-то "наездами". Но это – очень жесткая, неприятная модель. Я не вижу социальных и политических сил в стране, которые в состоянии ее развернуть. Вот в чем ужас. Это первое.

Второе. Такая модель не устроит ни элиту, ни народ. Она никого не устроит. Она устроит страну. То есть, всех – и никого. Значит, ее придется продавливать.

Но чем ближе все подходит к последнему барьеру, тем больше какое-то внутреннее озверение людей. Люди этот барьер чувствуют. И не все готовы оказаться без страны. Одно дело умственное – прочитать об этом в газете "Завтра" или у Кургиняна, а другое – уже видеть, как вот треснуло, вот еще треснуло, вот еще…

Ни одна витальная проблема не решена. Да, масса каких-то проблем, связанных с удобством жизни, решена. И не худшим способом. Но это куплено ценой нерешения фундаментальных витальных проблем. Вот в чем беда-то. А их надо решать, чтобы жить.

Третье. Элитная сателлитная бытовуха – в прошлом.

Дело не в том, что социально-государственная логика, которую с помощью этой бытовухи наша элита эксклюзивно проговаривает в узком круге, не устраивает общество. Дело в том, что эта логика УЖЕ НИКОГО НЕ УСТРАИВАЕТ. НИКОМУ МЫ В ЭТОМ КАЧЕСТВЕ НЕ НУЖНЫ.

Вот в чем казус.

Грустно это констатировать, но США долго хотели держать Россию "агонизирующе целостной" (формат РФ). Но только потому, что не понимали, что делать в случае развала РФ. Они и сейчас этого не понимают до конца. Но они (и не только они) начинают понимать другое. А именно – что нынешняя Россия не жизнеспособна. Все это понимают – кроме узкого круга людей, которые каждый день по телевизору говорят, что страна воскресает и бурно развивается. Все остальные понимают, что страна реально умирает.

Этот разрыв между реальностью умирания и "пиаром возрождения" не может длиться долго.

Он, этот разрыв, уже съел неоколониальную "бытовуху", успокаивавшую нашу элиту. И после этого образовалась полная пустота. Единственное, что ее может заполнить – это полноценная система мировоззренческих установок. Со всеми уровнями, которые существуют в таких системах (стратегия, доктрина, концепция и так далее).

Заимствовать сегодня чье-либо чужое на неоколониальный манер мы не можем и не хотим. Точнее, мы по-прежнему не хотим. А так называемая элита не может по вышеуказанным не зависящим от нее обстоятельствам.

Так что поневоле придется обзаводиться мировоззрением. Весь вопрос в том, можно ли им обзаводиться поневоле.

А также в том, что оно может выражать.

Об этом я скажу совсем коротко. Хотя этому, конечно, можно посвящать отдельный доклад. И, видимо, не один.

Концептуально, исторически – Россия это Запад. Хотя и альтернативный Запад. И уходить ей с Запада можно только в могилу. Это так было всегда. И это в особенности так сейчас. Когда Восток на подъеме. А Россия не справляется с витальной проблематикой.

Итак, Запад…

Запад – это отнюдь не нечто благополучное, куда нужно влезть, во что бы то ни стало, и расположиться в нижних этажах. Запад – это рушащаяся, гибнущая конструкция. Почему гибнущая – об этом отдельно. Сейчас примите это на уровне констатации. Что из этого вытекает?

Казалось бы, что нужно бежать из рушащегося дома. А если бежать некуда?

Как ни парадоксально, но обсуждение судьбы Запада является сегодня единственной русской "козырной картой". У русских нет больше "козырей". Вместо того, чтобы пытаться без мыла влезть на нижние этажи существующего Запада, который кажется благополучным, надо указать на масштаб неблагополучия и катастрофизма. И идти на Запад.

Не удаляться в случае неблагополучия. Не приближаться в случае благополучия. А, наоборот, как ни странно. И это не кокетство, не парадоксализм. Это злоба сегодняшнего дня. Это вопрос жизни и смерти сотен миллионов людей и судьбы человечества!

Другое дело – что такой поход на Запад требует другой интеллектуальной, духовной вооруженности. Отсюда и особое значение компонентов этой вооруженности. Философии, стратегии, как хотите. Повторяю, с этим и только с этим нужно идти на Запад.

И это не простой поход. Вполне возможна неудача. Но это последний шанс. Ставка может быть сделана только на то, что в каких-то нишах и в каких-то конфигурациях есть нечто, за что еще можно как-то зацепиться.

Для нас "завтра" наступит только в ситуации, когда вся эта ниша (рис. 13) – стратегия, философия, доктрина, концепция, мировоззрение – окажется заполнена на уровне, качественно более высоком, чем на Западе. А не бредом, не полубезумными работами конспирологического характера. Если этого не произойдет – все, конец.

Отсюда два основных тезиса.

Первый. Грубая мобилизационная модель – безальтернативна. Она будет неудобна всем, включая находящихся в этом зале. Но придется выбирать – либо удобства, либо страна. К сожалению, это так. Надо сделать так, чтобы эта модель была как можно менее грубой, как можно более мягкой из тех, которые решают проблему.

В числе проблем, очевидным образом, имеется проблема возможного ядерного столкновения. И только в случае, если всем будет понятно, что имеет место ядерный паритет (путем любой гонки вооружения), – страна будет сохранена. Иначе страны не будет.

Второй. Есть комплекс проблем стратегических, концептуальных и прочих. Мы должны тут быть наступательно открыты. А до сих пор нас тут просто не было. Спросят: "А зачем это нужно вообще? Может быть, заняться собой – и все тут".

Отвечаю: "Если мы просто замкнемся – мы будем раздавлены. Если наше поведение не будет содержать наступательной концептуально-стратегической линии – проигрыша не избежать".

Итак, мобилизационная модель плюс стратегическая интеллектуальная наступательная открытость. Одно с другим связано. Что вполне очевидно.

Но как это все может проложить себе путь в реальности? Что для этого нужно? Увы, понятно, что именно.

Для того, что бы страна могла жить, она должна сменить всю элитно-концептуальную и элитно-социальную матрицу. Это будет происходить, видимо, при высоких давлениях и при высоких температурах. Нужно сделать все для того, чтобы разумно минимизировать и температуру, и давление. Ни в коем случае нельзя работать на обострение. Но нужно понимать, что оно почти неизбежно. И нужно сделать все возможное, чтобы удалось его избежать. Но если альтернативой является просто гибель страны – тогда… Вы лично – что выберете? Смерть при температуре 38,9 или возможность выздоровления при температуре 40,5?

Я, кстати, не говорю, что при температуре 40,5 выздоровление гарантировано. Ситуация такова, что летальный исход высоко вероятен. Но я твердо знаю, что, будучи взрослыми людьми и имея какие-то возможности, аморально не сделать все от нас зависящее, чтобы сохранить страну, а на худой конец – вместе с ней умереть. В конце концов, люди всегда умирают, они же не бессмертны. Лучше так, чем иначе. Но те небольшие шансы на то, чтобы страну и жизнь сохранить, надо отжать до конца.