Мы сидели на замшелых камнях, а в нескольких шагах торчал из земли устремленный в звездное небо шест с головой Лилит. Ее открытые глаза, казалось, метали искры и молнии, но то был просто отраженный в них свет Луны. Ночной Владычицы Луны… Царицы Ночи Луны… Я передернул плечами, потому что чувствовал себя пакостно и гадко.

Усугублялось же это подавленное настроение еще и тем, что в паре метров от меня лежал на траве бурый зверь, поджарый и мускулистый, с громадной головой и длинным хвостом, глаза которого, с кровавыми прожилками белков, неотступно следили за каждым моим движением, и потому я этих движений старался не делать вообще. К тому же нестерпимо ныла шея, и я до сих пор ощущал на своем горле смертельные тиски зубов этой твари, которая не отводила сейчас от меня — нет, не злобного, но чересчур уж внимательного взгляда. А заодно я мысленно благодарил бога и всех известных по художественной литературе святых за то, что челюсти эти не сомкнулись на моей вые окончательно, а только немножко сдавили ее. Впрочем, этого "немножко" вполне хватило, чтобы я потерял сознание на не знаю уж сколько времени — пять минут? двадцать? час?

Не добавлял веселья и вид недавнего противника. Этот человек (вроде человек) сидел почти рядом, но увы: в руках его были два револьвера — один собственный, другой — мой. Плащ с капюшоном он сбросил, и хотя при свете Луны и звезд я мог разглядеть лишь, что он примерно моего сложения, возраста и роста, синяк под левым глазом я разглядел тоже, и это послужило пусть небольшим, но все же хоть каким-то моральным удовлетворением.

Я молчал, говорить под дулами револьверов кому понравится, — да к тому же и этот зверь…

Внезапно я похолодел. Стоп! А вдруг это тот самый "Черный Зверь"?..

Нет-нет! Не может быть — он же не черный, да и колдун говорил… Хотя мало ли что он говорил. Он обещал, что голова Лилит отпугнет от убежища непрошеных гостей, — и н§ тебе, не отпугнула. Правда, с другой стороны я еще жив. Но почему я еще жив?..

Незнакомец тоже не торопился начинать допрос. Странно — ведь раз он взял меня, можно сказать, в плен, — значит, имел какую-то цель. Но какую?..

Тем временем над лесом заалела полоска рассвета. Первая и очень слабая. Однако эта тщедушная полоска придала мне бодрости и надежды: колдун и Ян обещали вернуться к исходу ночи. Только бы продержаться до их прихода, только бы ничего не случилось… Хотя что еще могло случиться? Что меня пристрелят как скотину или отдадут на растерзание этому чудищу?

И вдруг…

— Вы кто?

Резкий голос незнакомца прозвучал в тиши так неожиданно и зловеще, что я вздрогнул и отреагировал не сразу.

— Что… что вы сказали?

— Я сказал: кто вы такой? — повторил он тоном, не обещающим ничего хорошего. Ствол револьвера в правой руке приподнялся и уставился мне в лоб. Кажется, это был его револьвер, хотя вполне возможно, и мой. Второй вариант был бы совсем обидным. И: — Если не перестанете валять дурака, я вас убью, — нервно сообщил он.

Я моментально вспотел.

— Но послушайте… — И осекся, потому что он нацелил мне в лоб и второй револьвер. — Да послушайте же! Вы рехнулись? И вообще: с какой стати вы на меня набросились, а теперь учиняете здесь самую форменную расправу?

Револьверы в его руках дрогнули и чуть опустились.

— Это вы на меня набросились! — зло рыкнул он. — Вы напали первым — и я вынужден был защищаться.

— Да? — В результате того, что зрачки стволов отклонились в сторону от моего лица, я испытал определенное воодушевление и даже прилив относительного сарказма. — А как бы вы повели себя на моем месте? Спокойно сплю, никого не трогаю — и вдруг кто-то крадется как вор…

— И только на этом основании вы накинулись на меня? — недобро усмехнулся он.

— Да-а… — протянул я. — Видели бы вы себя со стороны в этом балахоне!

Он медленно покачал головой:

— Как бы то ни было, но мне не по душе ваш тон, сударь.

Я предусмотрительно покосился на бурое чучело и, убедившись, что там покуда все спокойно, тоже медленно покачал головой:

— А мне ваш, что дальше?

— Дальше я просил вас назвать свое имя, — напомнил он.

Я хрюкнул:

— Ах, вам угодно знать мое имя? — И — назвал. — Ну? Дало вам это что-нибудь или не очень?

Он вздохнул:

— Не очень. Хотя может быть, что-нибудь…

Я тоже вздохнул:

— А вам не кажется, что ситуация приобретает уже, простите, идиотский характер?

Он кисло согласился:

— Кажется. — И добавил: — Наверное, мне следовало пристрелить вас сразу, а не пускаться в бесполезные разговоры.

— Эй, эй! — озадаченно протянул я. — Полегче на поворотах, милейший! И почему это меня следовало сразу пристрелить? Только из-за того, что я набил вам, pardon, фонарь? У меня самого голова гудит как пивной котел, плюс шишка на затылке, да и ребра до сих пор трещат. Однако же я не жажду вашей крови.

— Это потому, что вы без оружия, — резонно заключил он. — Ваше-то у меня.

— Спасибо за уточнение, — поклонился я. — Только не думаю, что оказался бы столь же кровожаден, как вы.

Незнакомец покачал головой:

— У меня особые обстоятельства. Согласен — убивать вас пока не стоит. Пожалуй, лучше просто покрепче связать, а потом посмотрим.

Я возмутился:

— Что значит — "посмотрим"?! И что за "особые обстоятельства"? У меня тоже "особые обстоятельства", однако же я не размахиваю пистолетом ни у кого перед носом!

— А только бьете палкой по голове, — напомнил он. — И весьма больно.

— То была не палка, — проворчал я, — а ваш факел.

— Все равно больно, — развел он руками с револьверами, и это меня рассердило.

— Послушайте-ка, — процедил я. — Или спрячьте от греха эти пушки, или я вообще больше не буду ни о чем говорить. Хотите — вяжите, хотите — стреляйте, но учтите: и то и другое выйдет вам боком — и очень скоро!

— Да-а? — удивился он.

— Да! — рявкнул я. — И эта гадина вам не поможет!

Он укоризненно поморщился:

— Фу, как не стыдно! Назвать гадиной такого великолепного пса!

Я презрительно сплюнул.

— Если это — "великолепный пес", то я — Аполлон Бельведерский!

(А восток-то алел…)

— Ну ладно… — Он запихнул оружие в карманы, и я вздохнул свободнее. Хамить невооруженному человеку — это одно, а хамить вооруженному — сами понимаете, совсем другое. Правда, оставалась, конечно, еще эта стакилограммовая скотина, да и руку в карман он мог сунуть в любую секунду.

— Итак, — потрогал он синяк. — Что вы здесь делаете?

Однако я уже снова был малый не промах.

— А вы?

Его щека дернулась.

— Это не разговор!

Но и моя щека дернулась.

— А кто сказал, что это разговор? Терпеть не могу насилия, и ежели хотите чего-нибудь от меня добиться, то мы оба должны проявить разумную откровенность. Меня, кстати, тоже оч-чень интересует, что делаете здесь вы.

Он снова пощупал фиолетовый фонарь под глазом:

— Нет, видимо, вас все-таки придется связать.

Убедившись, что немедленная расправа не грозит, я стал более покладистым: осторожно погладил шишку на затылке и кротко кивнул:

— Ладно, вяжите, хотя признаюсь, странно наблюдать уголовные замашки у человека, который на первый взгляд производит впечатление порядочного и даже едва ли не интеллигентного. А впрочем, первое впечатление всегда обманчиво. Ладно, валяйте вяжите!

Он обиделся:

— "Обманчиво"? Вы, может, тоже чего-то там производите, но ваши… ваши…

Я горько посопел носом.

— Побейте самого интеллигентного человека в мире с полчаса головой об стену, а потом натравите на него чудище из снов морфиниста — и что от этого самого интеллигентного останется? Полагаю, то, что вы видите сейчас перед собой.

Он огрызнулся:

— От скромности не умрете.

Я холодно возразил:

— Вы тоже. Даже не покраснели, когда я назвал вас порядочным.

И он — улыбнулся:

— Это врожденное свойство организма. Я никогда не краснею от природы.

Mamma mia… у меня в мозгу вдруг что-то зашевелилось, закопошилось и засвербило. Но что, черт побери? Что?..

Шагах в пятнадцати затрещали кусты, и ужасный пес, бесшумно вскочив на ноги, как стрела скрылся в зарослях.

Мой оппонент пристально уставился в чащу, и…

— Примас! — раздался его громкий голос. — Примас! Ко мне!

"П р и м а с?.."

И я расхохотался на всю Каменную Пустошь.

А через мгновение, оборвав смех и снова почесав шишку на голове, поклонился человеку с синяком под глазом в пояс:

— Доброе утро, господин М.!..