В смятении и полном расстройстве чувств я шел по извилистой, петляющей вокруг кустов и деревьев дорожке. Я искал садовника — не зная еще толком, что это может дать, сейчас я тем не менее хотел как можно скорее встретиться с Яном. Это было мне нужно, просто необходимо — пожалуй, в первую очередь для того, чтобы окончательно не сойти с ума. А потом? Ну, потом — посмотрим.

Да, то был не сон… Слова, сказанные графом, увы, без остатка развеяли все спасительные сомнения и оказавшиеся такими хрупкими надежды. Теперь у меня не оставалось уже ни последних сомнений, ни надежд. Значит, действительно, это я, — Я! — тайком выйдя ночью из замка, вонзил в грудь трупа дворецкого осиновый кол…

Это было жутко, это было просто чудовищно — но это БЫЛО, было именно так, и единственное, чему я мог еще удивляться, — почему полицейский не арестовал меня сразу же по пробуждении и не препроводил, снабдив предварительно крепкими наручниками, в ближайшую тюрьму — ведь должна же, черт подери, в этой дыре быть хоть какая-нибудь ближайшая тюрьма, тюрьмы есть везде! И как расценить тот факт, что инспектор, явно не испытывая ко мне сколь-нибудь дружеских чувств, тем не менее оставил все-таки меня на свободе и, что самое странное, не приставил даже к моей персоне охранника? С одной стороны, это, конечно, радовало, но с другой…

Почему, ну почему он так поступил? — эта мысль пугала, не давая покоя; я не находил действиям инспектора решительно никакого разумного объяснения и оттого мучался еще сильнее, чем если бы меня и в самом деле упекли за решетку, — по крайней мере, тогда я находился бы вдали от всех здешних кошмаров и относительно спокойно сидел бы и ждал, чем закончится эта абсурдная, фантастическая, абсолютно неправдоподобная история, которая, к моему величайшему ужасу, оказалась, увы, абсолютно правдоподобной, и участником и едва ли не одним из самых главных персонажей которой меня, похоже, угораздило стать.

Короткий разговор с графом был непростым. Я не мог и не хотел сказать ему правду: это все равно не принесло бы пользы, боюсь даже наоборот — если бы граф мне не поверил, что скорее всего, то он наверняка подумал бы, что его бедный университетский товарищ окончательно спятил, а этого мне ну никак не хотелось, ибо забота его светлости могла зайти в таком случае очень далеко — так далеко, что я невольно содрогнулся, представив на миг, как ласковые, но слишком сильные люди в белых халатах несут меня, связав предварительно брезентовыми ремнями, на алюминиевых носилках к карете неотложной медицинской помощи и везут потом в большой дом с высокими окнами.

Но это один вариант. Другой же, — то есть, если бы граф отнесся ко всему услышанному от меня вполне серьезно, — был бы, опасаюсь, еще хуже. Коли по части крепости ума и рассудка я сомневался теперь уже и в самом себе, то даже и думать не хотелось, как отреагирует на мои слова граф. Да, разумеется, он сам вызвал меня сюда. Да, он первым заговорил о том, что ощущает на себе и своем окружении неясное воздействие каких-то смутных, ирреальных сил. Но, полагаю, по-настоящему новоиспеченный хозяин Волчьего замка был совсем не готов к тому, что его туманные догадки, мысли и образы действительно окажутся материализованы, да еще в таких гнусных и уродливых формах.

Садовника я нашел возле небольшого дощатого сарая, покрытого когда-то, очевидно, ярко-красной, а ныне почти бурой, продавленной в некоторых местах черепицей. Должно быть, он хранил в этом сарае своей инвентарь, а летом, возможно, и жил. Сам же садовник был коренастый, невысокий человек средних лет, смуглый, с курчавой каштановой бородкой и внимательным, цепким взглядом глубоко посаженных, удивительно синих глаз. В данный момент он занимался тем, что подгонял новую рукоятку к остро заточенным вилам — и я даже вздрогнул: вилы были точь-в-точь как те, что в первую ночь в замке несколько испортили мою постель и чуть было совсем не испортили меня. Итак, я, повторяю, невольно вздрогнул, но тут же попытался взять себя в руки.

— Здравствуйте, — сказал я как мог спокойно. — Здравствуйте… Так значит, это вы нашли меня на берегу пруда?

И замолчал, а он пристально оглядел меня с головы до ног, словно желая убедиться, что я тот самый найденыш и есть, и лишь после этого учтиво поклонился:

— Доброе утро, сударь.

Я горько усмехнулся в ответ — врагу бы не пожелал такого "доброго" утра, какое выпало мне нынче, а он аккуратно прислонил вилы к толстой дубовой колоде, потом тщательно вымыл руки в огромном чугунном чане, наполненном до краев водой, и, указав на низкую дверь в сарай, приглушенным голосом произнес:

— Давайте-ка поговорим там, господин.

Войдя в сарай, который служил, оказывается, еще и слесарной и столярной мастерской, хозяин плотно закрыл за собой дверь, и мы присели в углу на два грубо сколоченных табурета. Еще из мебели здесь присутствовали стол и кровать у стены.

После этого садовник достал из кармана куртки кожаный кисет, небольшую пенковую трубку, закурил и устремил на меня взгляд своих проницательных голубых глаз.

— Да, — наконец проговорил он. — Да, это я вас нашел, сударь, и, честное слово, тогда вы, прошу прощения, мало чем отличались от покойника.

Я глупо кивнул:

— Конечно-конечно… То есть, я хотел сказать, огромное спасибо, ведь если бы не вы… — И замолчал, потому что совершенно не знал, о чем говорить дальше. Вернее, знал, но мучительно и лихорадочно думал, с какого же боку подступиться к, пожалуй, единственному интересующему меня сейчас делу.

— Вам нужен Ян? — вдруг коротко спросил садовник

— Д-да… Ян… — изумленно пробормотал я и невольно привстал с табурета. — А вы, что… тоже?..

Он рассмеялся и покачал головой:

— Нет-нет, я не читаю мыслей, сударь, не пугайтесь. Просто когда Ян в последний раз был здесь, он предупредил, что рано или поздно вы наверняка захотите с ним встретиться. И вот вы пришли.

— И вот я пришел… — вздохнул я. — Так это можно устроить? Мне обязательно нужно сообщить ему очень важные новости.

— Конечно. — Он выпустил изо рта огромный клуб дыма, который, благодаря бьющим из многочисленных щелей в стенках сарая лучам солнца, тотчас окрасился в золотисто-желтый цвет. — Я скажу верному человеку, и Яну передадут, чтобы наведался в замок.

— И когда его ждать?

Другой клуб рыжего дыма.

— Когда угодно. Как только Ян узнает, что его зовете вы, он бросит все свои дела, я ручаюсь.

Некоторое время мы оба молчали. Садовник, видимо, ждал, что я скажу еще, а я все никак не мог собраться духом и задать следующий вопрос.

Но наконец собрался.

— Скажите… — запинаясь, проговорил я, — а вам известно, что управляющий…

Садовник усмехнулся:

— Известно ли мне, что управляющий нашего замка оборотень? Вы это хотели сказать, сударь?

Я с трудом проглотил тугой комок в горле.

— Да, это…

Он кивнул:

— Знаю, хотя в такое и почти невозможно поверить. Когда-то я тоже не верил, смеялся над сказками про волколаков, пока однажды… — И умолк.

— Что — однажды? — тихо спросил я.

Он побледнел.

— Пока однажды Карл не убил моего родного брата. Тот тоже служил в замке и как-то вечером прибежал ко мне страшно напуганный. Руки его дрожали, язык не слушался, и он с трудом рассказал, что час назад случайно увидел в дальнем, заброшенном уголке парка, куда вообще-то редко кто забредает, как управляющий, прямо на его глазах, из человека превратился в волка. Нет, даже не в волка, а какого-то невиданного ужасного, жуткого зверя, похожего и на очень крупного волка, и на большую собаку, и на медведя одновременно.

Я подался вперед.

— Продолжайте, прошу вас!

И он продолжил:

— Едва живой от страха, брат упал в густую траву и лежал неподвижно, пока зверь стоял, чутко вслушиваясь в темноту. Потом он одним прыжком перемахнул через высокую живую изгородь и скрылся в лесу, а брат, как только пришел в себя от потрясения, побежал ко мне.

— И что же случилось дальше?

Глубокие морщины прорезали лоб садовника.

— Дальше?.. А дальше я, проклятый глупец, не поверил рассказу брата, даже посмеялся над ним, сказав, что, должно быть, он сегодня хватил в кабачке лишку — такое за ним, увы, чего скрывать, водилось, хотя в тот вечеp он был совершенно трезв. И напрасно он божился и клялся, что действительно видел оборотня, — я только ехидно улыбался, пожимал плечами и качал головой.

Тогда, обидевшись и рассердившись, брат накричал на меня, и, слово за слово, мы не на шутку поругались. Он ушел, в сердцах громко хлопнув дверью, и еще какое-то время я слышал его удаляющиеся в сторону замка шаги. Потом все стихло, я закончил прерванный приходом брата ужин и собирался уже ложиться спать, как вдруг в тишине раздался жуткий, просто нечеловеческий крик. И тем не менее я узнал голос…

Схватив большой топор, я выскочил в сад и со всех ног помчался туда, откуда секунду назад донесся этот ужасный крик. На темном небе вовсю светила полная Луна, я, спотыкаясь, бежал по дорожке, которая вела к замку, и тут, где-то на полпути от этой лачуги, на освещенной лунным светом поляне глазам моим открылась страшная картина: в высокой траве, запрокинув голову назад, на спине лежал человек. На шее у него зияла огромная рваная рана, лицо было залито кровью — и все-таки я сразу узнал его: это был мой бедный брат, а над ним… над ним стоял громадный, невиданный зверь, весь покрытый густой серой шерстью, с коротким, словно обрубленным хвостом. Красные глаза чудовища, казалось, метали огненные молнии, из оскаленной пасти торчали кривые клыки, а с языка стекала розовая слюна и капала какая-то бурая слизь…

Я сидел, не шевелясь, боясь пропустить хоть слово, а садовник, устремив невидящий взгляд куда-то поверх моей головы, продолжал свой рассказ.

— Внезапно зверь почуял, что рядом еще кто-то есть. Он поднял морду и, увидев меня, зарычал, а длинная шерсть на толстом загривке поднялась дыбом от злобы. Мягко, по-кошачьи, он двинулся мне навстречу, все быстрее и быстрее — и тогда, словно очнувшись от дьявольского наважденья, я заорал как бешеный и отчаянно замахал топором.

Зверь резко остановился, и наверное с минуту мы молча смотрели друг на друга. Я, сударь, был уже просто полумертвый от страха, когда это чудище, очевидно передумав нападать, вдруг стремительно прыгнуло в сторону и в тот же миг скрылось в кустах. Только какое-то время спустя ко мне вернулся дар речи, и я стал громко кричать и звать на помощь, пока из замка не прибежали гайдуки старого графа…

— Cтaporo графа? — переспросил я.

— Ну да, ведь это произошло семь лет назад, когда он был еще жив.

— Понятно, и что же потом?

Голубые глаза садовника потемнели.

— Брата перенесли в замок, но помочь несчастному было уже невозможно, и он умер у меня на руках. Гайдуки с собаками побежали в сад, вокруг сновали и суетились люди, граф расспрашивал, как это случилось, и тут… — На лбу садовника выступили мелкие капли пота. — И тут в комнату вошел Карл и уставился на меня своими холодными, рыбьими глазами.

Я поежился, потому что мне тоже уже хорошо был знаком этот немигающий, какой-то неживой взгляд управляющего.

— И что вы сказали графу? — спросил я.

Он ответил не сразу.

— Я… я сказал только, что услышал чей-то крик и, взяв топор, прибежал, когда все было кончено.

"И ты никого не видел?" — спросил граф.

"Нет", — ответил я, а Карл, не спуская с меня глаз, подошел к телу брата и, хладнокровно осмотрев зияющую рану, подтвердил, что это, конечно же, работа волков.

У меня внутри все задрожало, сударь! Я хотел сказать, закричать, что никакие это не волки, что я знаю, кто убил брата… но промолчал, позорно промолчал. Я испугался, поймите меня, ведь Карл стоял рядом…

Он махнул рукой и опустил голову.

Я, вздохнув, положил руку ему на плечо.

— Но как же вы все-таки… Простите за прямоту, но почему же вы до сих пор еще живы?

Он грустно усмехнулся:

— Я тоже задаю иногда себе этот вопрос.

— Выходит, Карл оставил вас в покое? — не унимался я.

Садовник передернул плечами.

— Как сказать. Просто мне повезло, что в замке в тот вечер случайно оказался Ян. Мы проговорили до рассвета, и вот тогда-то я узнал…

— Что?

— Ничего. Ради бога, не обижайтесь, сударь, но не могу я говорить обо всем. Если Ян захочет, он сам скажет, а я-то многого и не знаю.

— Но он вам чем-то помог?

— Да.

— Дал какую-то защиту от убуров?

Садовник вздрогнул:

— Откуда вы знаете это слово?

Я улыбнулся:

— От Яна, так что можете мне доверять.

Он замотал головой:

— Нет-нет, не имею права, поймите, сударь!

— Ладно, — сказал я, — нет так нет. Но хоть убей, не могу поверить, что за все эти прошедшие годы Карл не сделал ни одной попытки уничтожить вас. Ведь он же прекрасно понимает, что вам известна его тайна.

Садовник сдавил трубку в руке с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

— Понимает. Но ему понятно еще и другое… Нет! — ударил он кулаком по колену. — Я не могу сейчас говорить больше, сударь, не пытайте! Когда увидитесь с Яном, все, что нужно, он скажет сам.

Я недоверчиво прищурился:

— А скажет ли?

— Скажет, — уверенно произнес садовник. — Он говорил мне, что вы — н а ш…

— Гм-м… благодарю за доверие, — пробормотал я и поднялся. — Так значит, я буду рассчитывать на скорую встречу с ним?

Садовник тоже отставил свой табурет.

— Конечно, не сомневайтесь. Обещаю, что к вечеру Ян будет в замке.

Я шагнул к двери, однако тут же остановился.

— Последний вопрос, друг мой?

Садовник вежливо, но с достоинством поклонился.

— Прошу, господин.

Несколько мгновений я медлил и вдруг, неожиданно для самого себя резко, спросил:

— Скажите, почему вы все-таки остались в замке? Почему не ушли подальше от этих проклятых мест еще тогда, семь лет назад?

Какое-то время садовник молча смотрел мне в глаза.

— Вы спрашиваете, почему я остался? — проговорил наконец он. — На то есть две причины, сударь. Во-первых, мне некуда идти, понимаете?

— А во-вторых?

Он побледнел.

— Мы ждем назначенного часа, господин. И час этот уже близок.

Больше я ничего не сказал, повернулся и пошел к двери.

— Господин! — раздался сзади голос садовника.

Я оглянулся:

— Да?

Он как-то странно смотрел прямо перед собой.

— Берегитесь кошек!

— Что?!

— Это просил передать вам Ян, когда приходил в последний раз.

— Кошек?! Но почему?

— Не знаю, он так сказал.

— Хорошо, — пробормотал я, — непременно… — И захлопнул дверь.

Я шел по изумрудной травяной дорожке и думал о двух вещах — как бы поскорее дожить до вечера и какой же все-таки я идиот в самом широком смысле этого слова.