Дубинин, войдя в гостиную, церемонно поклонился присутствующим, и затем молча, по очереди, со всеми обменялся рукопожатиями. Прибывшему был предложен чай. Вскоре приехали еще двое гостей. Сухощавый, вертлявый господин в темной пиджачной паре и очках, мелкий комиссионер по профессии — некий Шварц и с ним его приятель, купеческий сынок Вишняков — толстый, неповоротливый блондин с маленькими, чуть пробивающимися усиками.

Влетая в гостиную, Шварц еще на пороге заговорил, торопливо разматывая кашне:

— Здравствуйте, господа! Надеюсь, мы не опоздали? Викуло Семенович, да и поторапливайтесь же вы!

Последнее восклицание относилось к его спутнику, который в это время при помощи Семена освободился от своей шубы и глубоких калош.

— Милости просим! — поднялся навстречу гостям Гудович.

— С новосельем, дорогой хозяин! С новосельем! Мирного и веселого жития! — воскликнул Шварц, хватаясь за протянутую руку хозяина. — Вот, многоуважаемый, — продолжал он, показывая на неуклюжую и нелепо улыбающуюся фигуру Вишнякова, — вот, рекомендую, сын купца первой гильдии и крупнейшего капиталиста Викуло Семенович Вишняков. Страстный любитель карт, рысаков и…

«Страстный любитель» шаркнул ногой с грацией, обличавшей в нем достойного ученика г.г. Лозинских и осклабился:

— Очень приятно-с познакомиться! Только он это насчет женщин напрасно говорит… Рысаков-то. положим, любим-с, а от баб — подальше-с, потому как тятенька у нас очень лют-с! Опять же и портретом не вышли-с.

Шварц хлопнул его по плечу.

— Эх, ты, голова садовая, да разве бабам твой портрет нужен?! Они, брат, на другие портреты зарятся, на изображения царственных особ. Нечего на себя скромность-то напускать. «Тятенька, говорит, у него лют!». Как бы не так! Валяй дурака. А кто третьего дни в «Европе» шансонетке на конфеты сторублевую ассигнацию выложил? А?

— Ну, ну, ты уж расскажешь! — смущенно отозвался купчик.

Этот Шварц играл интересную роль в жизни малоразвитого наследника капиталов Вишняковых, он был, так сказать, его ментором и руководителем во всех делах житейских. Через его посредство молодой Вишняков делал займы у томских ростовщиков и завязывал знакомства с более или менее крупными звездами томского, полусвета. Под его руководством научился различать марки шампанского и отличать салат оливье от майонеза из дичи. Одному только Шварц не мог научить своего питомца — это умению держать себя в обществе. Хотя, говоря по правде, общество ресторанных кокеток и героев конюшни и не требовало этого умения.

После чая маленькое общество передвшилось к игорному столу. Были распечатаны колоды. Гудович, под тем предлогом, что ему нужно распорядиться по хозяйству, отказался пока принять участие в игре. До приезда Загорского ему не хотелось рисковать деньгами.

Огнев, попыхивая папиросой, небрежно бросил на стол свой объемистый бумажник, к слову сказать, заключавший в себе больше акций Сибирско-Британской компании, чем наличных денег. Это обстоятельство не помешало ему, однако, заложить в банк двадцать пять рублей. И с небрежным спокойным видом проиграть их…

Игра продолжалась уже около двух часов. На зеленом сукне стола блестели золотые кружки империалов и пестрели разноцветные ассигнации. В выигрыше был, как этого и следовало ожидать, Шварц.

Употребив это выражение «как и следовало ожидать», спешим пояснить читателям, что юркий комиссионер бьгл в то же время одним из компаньонов и помощников Загорского, Крапленые были в его руках прекрасным оружием перегрузки денег из чужих карманов в собственный. Больше всех проиграл Вишняков. Он раза три доставал уже из бумажника по сторублевке и только пыхтел при виде, как исчезают его деньги, то подхваченные цепкими пальцами Шварца, то мягко и бесшумно исчезающие в бумажнике-портфеле Раменского.

Властно и резко задребезжал звонок…

Гудович поспешил в прихожую.

— Поздно кто-то жалует, — заметил Огнев, тасуя карты.

В гостиную легкой походкой вошел Сергей Николаевич Загорский, вежливо улыбаясь и обнажая свои жемчужные зубы. Загорский поздоровался с игроками. От него несло едва уловимым запахом духов. Вся его фигура сияла молодостью, красотой и здоровьем. В сером шелковом галстуке была заколота булавка с крупной черной жемчужиной.

— Друзья мои, вы уже за работой! — весело улыбнулся он одними глазами. — Я немного задержался у Изосимовых.

— Торопитесь же наверстать упущенное время, — предложил Гудович.

— А, впрочем, виноват, — спохватился он. — Я забыл свои обязанности хозяина. Стакан чаю? С ромом или со сливками?

— Предпочитаю последнее.

Игра продолжалась при участии Загорского. Присоединился и Гудович. Соединенными усилиями этих последних и Шварца, ничего не подозревая, жертвы шулерского плана обыгрывались незаметно и постоянно. Часов около двенадцати ночи был сделан перерыв. Пришли в столовую и отдали должное гастрономическому вкусу хозяина. Прекрасно закусили, выпили не менее прекрасного вина, что сгладило несколько неприятное впечатление от проигрыша.

— Чертовски не везет сегодня, — жаловался Шанкевич, жадно пережевывая бутерброд с икрой. — Ни одного банка не смог снять сегодня. Понтерку бьют, черт знает, что такое!

— В любви, стало быть, счастливы, — заметил с ехидной улыбкой Шварц.

— В любви ему везет… Все певички в «России» от него без ума, — подмигнул Огнев.

— Что вы говорите, господа, какой уж везет. Ни в любви, ни в картах удачи нет! Вспомнишь поневоле свои молодые годы. В бытность мою в Москве был такой случай. Приезжаем однажды мы со своим приятелем князем Берендейзатульским в охотничий клуб… Оба, понимаете, под шафе… Проходим в игорную. Баккара в полном разгаре. Ставки тысячные! Сажусь я, понимаете, беру карту… Пятьсот рублей в банк. Беру банк и продолжаю. Догнал до восьми тысяч… Фабрикант Оло-еянников, миллионер и игрок, спрашивает: «Сколько? Восемь тысяч рублей? Дайте!». Достает чековую книжку и пишет чек… Бью по первому абцугу…

— Будет тебе басни-то рассказывать, — грубо перебил его Огнев, бывший несколько не в духе от проигрыша.

— Говори, сколько тебе?

— Сколько в банке?

— Хватит с тебя! Двести рублей.

Шанкевич сделал многозначительную мину, взъерошил волосы и с апломбом сказал:

— Десять рублей. На третью руку больше не иду.

— Эх ты, игрок, — крикнул ему Огнев, — а туда же! Восемь тысяч в банке!

К утру вся честная компания проигралась в пух и прах. Весь выигрыш за малым исключением перешел в руки Загорского. Его искусные помощники оказались на высоте своего положения. Портили игру. Передавали карты, одним словом, исполняли свою роль как нельзя лучше. Уже рассветало, когда гости разъехались. Гудович, потягиваясь от бессонной ночи и неистово зевая, прошел в спальню и, не раздеваясь, лег. Спал он до обеда. Его разбудил приезд Загорского.

— Вчера мы заработали три тысячи четыреста рублей. Вот вам ваша доля, — протянул он Гудовичу пачку ассигнаций. — Я доволен вами. Следующую игру назначим на четверг. Я привезу одного пижона. Хорошо можно будет заработать.