Аккумуляторная батарея — АБ — для атомохода является аварийным источником питания, но без нее подводный левиафан мертв. Это все равно, что автомобиль без аккумулятора. Разница — только в весо-габаритах: на лодке она весит сотни тонн и состоит из сотен элементов. И, естественно, замена батареи на атомоходе — дело не из легких. Это авральная работа для всего экипажа, в три смены, по план-графику… Такая перегрузка проводится раз в два (а то и четыре) года, то есть — не часто. Поэтому план-график учитывает только непрерывные процессы и мероприятия. А вот как учесть, что потерялась или сломалась погрузочная доска? Или — упала за борт и, соответственно, утонула такелажная скоба? Или — расстройство желудка у крановщика? Ясное дело, графики летят, трещат и ломаются в самых неожиданных и неподходящих местах. А у начальства график — на столе под стеклом и перед глазами.

— Почему срывается план перегрузки?! — грозно несется по телефону на атомоход.

— Уронили за борт такелажную скобу… — мямлит дежурный по лодке или вахтенный центрального.

— Где механик?!

— Ушел на СПТБ (ПРЗ, ЭМС и т. д.)…

— Комдива-два срочно к телефону!!!

— Занят, работает в яме…

— Чем занят?! У вас погрузка стоит!!! Где командир?!!

В общем, этот процесс очень похож на закат солнца вручную без асбестовых рукавиц.

Помимо всего, на перегрузку выделяется больше полусотни литров чистейшего этилового спирта (а проще — «шила») для «технических нужд», который за время погрузки необходимо израсходовать и списать, хотя бы формально. И вот, народ, задействованный в погрузке, а также находящийся на прилегающей территории, старается изо всех сил помочь в этом самом процессе.

В общем, как ни крути — перегрузка АБ на атомной лодке схожа с заменой зубов в слесарной подсобке в предпраздничный день через анальное отверстие. Да-да, может быть, это одна из многочисленных национальных или флотских особенностей, как вам будет угодно — но на флоте все делается только через задницу.

Головная атомная подлодка проекта «Барс» перегружала вторую батарею в достроечном заводе. В первый раз — два года назад — перегружали заводчане «с участием личного состава». Теперь же — наоборот: личный состав с помощью завода. Несмотря на то, что процесс один и тот же — это две совершенно разные вещи. Ныне вся ответственность — на хрупких плечах экипажа, причем, все это весной, в период весенней битвы за урожай и майских праздников. Но это еще не все. В стране «коренная перестройка» началась с «коренного перелома». Многострадальный советский народ, привыкший уже с гордостью и почти без закуски больше всех употреблять крепких напитков на душу населения, вдруг ни за что, ни про что оглушили «сухим законом». От такой неустанной заботы партии и правительства народ просто одурел — сознание и сознательность у него помутилось. Все стало трещать, стопориться и ломаться.

Накануне Первомая — затяжных выходных — успели выгрузить старую батарею и приготовить к погрузке новую. Все по графику. Начали вывозить машинами бербазы старые баки на разделку… вот тут-то и начались чудеса. Один «зилок» с матросом-водителем и офицером-старшим перевернулся на повороте торопились на обед. Второй при заезде на разделочную горку вздыбился и сломал кузовную раму. Все!!! Завод на пролетарские праздники машин не дал. Телефонные провода между штабом бригады, заводом и лодкой накалились добела и… начали остывать. Сказывалась «разрядка» и новое «мышление»: войны не было, лодка заводская, не линейная — решили три дня отдохнуть по-человечески, по-пролетарски.

Первый день, 1-е мая, прошел впустую: торжественный подъем флага, торжественный митинг и далее все как обычно. Второй день праздников — день блаженства, он весь твой, и чтобы никто и ничто тебя не тревожило, надо уйти подальше, затаиться поглубже, чтобы не нашли, не откопали, не высвистали. Группа офицеров, куда входил и комдив-два, решила отдохнуть в прибрежном заводском пионерлагере Суходол. Лагерь только начинал готовиться к приему детей и проводил первый сбор персонала — воспитатели, пионервожатые, повара, медработники… В общем — в подавляющем большинстве персонал был женским, и специальная делегация пригласила офицеров-подводников, заранее зная о наличии у них спирта.

Комдив-два вынырнул из зарослей «тропы Хо-Ши-Мина», ведущей с завода к бригаде, в надежде подсесть на суходольский автобус. Картина, представшая перед ним напротив ворот бригадного КПП, заставила на некоторое время остолбенеть. В воротах стояли два груженых «КамАЗа-длинномера» с разделанными аккумуляторами. О ужас! Это же наша старая батарея. Пока не составлен и не подписан акт на списание — она наша. А может, все-таки, не наша, чья-нибудь другая? Но на горке была только наша, и то не разделанная на лом. Черт те что творится в этом мире! Что произошло за ночь и вообще какой сегодня день и число? Сразу захотелось повернуть обратно и скрыться в зарослях тропы, но врожденное любопытство и выработанное чувство ответственности подавили позорное желание бежать.

В сизом дыму работающих камазовских дизелей стояла живописная группа военных и о чем-то оживленно беседовала, сильно жестикулируя. Больше всех жестикулировал и распинался товарищ комбриг, рядом с ним разводили руками дежурный по бригаде (капитан второго ранга) и дежурный по КПП (капитан-лейтенант). Чуть в стороне стоял летчик-майор. Комбриг был «метр с кепкой», пройдоха и матерщиник. К тому же он немножко картавил, и вместо «р» у него выходило «л». Поэтому за глаза его называли «комблиг» или «товалищ комблиг».

— А-а! Комдив-два-а-а, мать-перемать! Чего в кустах плячешься, как заяц, мать-перемать? Что за хелня тволится, мать-перемать? Подходи смелее, будем лаз………ся (не «разбираться», конечно).

«Ну вот, кажись, второй день праздника накрылся чем-то, — подумал комдив-два. Первый день он сидел в части — обеспечивающим — чтобы в параде не участвовать и в прочем цирке (это привилегия „годков“). — Жалко…» Третий день — воскресенье. Это уже не праздник, это уже для зализывания ран. Нет того раздолья и бесшабашности, не тот настрой, не та атмосфера. Народ уже выдохнется и устанет. А без народа это — просто отгул, а не праздник. Комдив-два нехотя поплелся к комблигу. Был он одет в «гражданку», а для военного человека быть в «гражданке» среди высокого начальства — это как во фраке на нудистском пляже.

— Ну, лодной, докладывай, что натволил, мать-перемать, и почему баталею без вас вывозят? Что, договолился — и в кусты, мать-перемать?

— Товарищ комбриг, я ни с кем ни о чем не договаривался…

— Та-ак, он ни с кем не договаливался, мать-перемать, а это что?! Чья баталея, мать-перемать?!

— Наша, старая, отработанная батарея. Но мы ее отвезли и сдали в бригаду…

— Видали, какой умник, мать-перемать? А ты акт списания подписал? На флот отослал, мать-перемать?!

— Нет. Никак нет.

— То-то и оно, что она твоя, длужок, мать-перемать! Так что, сопловождай ее до железнодоложной станции Смоляниново. Пелеглузишь, квитанцию получишь и — свободен. А то — ишь, «с летчиками они договолились», мать-перемать! — при последних словах летчик-майор задергался.

Наверняка комбриг заскочил в бригаду случайно, скорее всего — за «шилом». Вчера он тоже обеспечивал: здоровался с подразделениями, парад принимал и демонстрацию — как начальник гарнизона. Форму, как пить дать, надел потому, что кап-разы по «гражданке» похожи либо на приодетых бичей, либо на только что выпущенных зэков. Устроил службе разнос, чтобы свое появление оправдать, а еще потому что дорогу комбриговскому «уазику» перегородили «КамАЗы».

Комдив-два уже смирился с очередным подарком судьбы, но второе напоминание о том, что он с кем-то там договорился, дало толчок пассионарности (по Л. Гумилеву-сыну).

— Товарищ комбриг, еще раз повторяю — я ни о чем ни с кем не договаривался. В суточном плане ничего такого нет…

— Комдив-два, не стлой из себя девственницу, мать-перемать. Майол, с кем вы договаливались, кто плосил вывезти баталею?

Летчик-майор подошел поближе и заученно-бодро выдал:

— Командир второго дивизиона электриков капитан третьего ранга такой-то!

??? Фамилия была произнесена четко и правильно. Хотя — фамилия редкая…

— Во! Слышал? А то целку из себя стлоит, мать-перемать, — комбриг наседал.

— Слышал, так точно, — спохватился комдив-два. Гражданская пляжная одежда — джинсы, футболка, кроссовки — и спортивная сумка полная, брякающая и булькающая, битком набитая фляжками с «шилом». Дурацкое положение. Как ни крути, а комбриг все же — величина, теоретически даже арестовать может…

— Что тепель скажешь?

А чего тут скажешь! На двух «КамАЗах» штук тридцать разделанных аккумуляторов, еще электролит стекает. Значит, совсем недавно разделывали… Кто?! Когда?! Чем?! Тридцатого апреля вся бригадная техника сломалась фактически. И даже автокран. Первого мая ни одна живая душа не работала, на гауптвахте амнистия… Вчера это подтвердил по телефону сам командир бербазы. Поздравил, мол, радуйтесь, подводники, не работаете, а нас тут дерут, так что вышлите в качестве моральной компенсации литра три, сейчас мичманка подгоню, ВрИО старшины бербазы…

Да ладно, пейте, черт с вами — отдыхаем… А теперь что выходит? Ну да, мой старшина команды электриков, Петрович, вчера ночью в состоянии хорошей подпитости нес какой-то бред про три литра «шила» и про какую-то «подлянку» со стороны бербазы… Ну-ка, ну-ка! А я еще ему спокойной ночи сказал, мол, утро вечера мудренее, разберемся… Вот оно, утро, а вот она, кажись, и «подлянка». Та-ак… бред Петровича воспроизведем поподробнее…

С него в четверг вечером стребовал «шила» старшина бербазы, который отпуск отгуливал без выезда на Запад. Перед этим Петрович только что угостил мичмана, который на время отпуска настоящего старшины бербазы исполнял его обязанности — мол, машины все сломались от батареи вашей, вы отдыхаете, а нас дерут!.. А то они там, на бербазе, света белого не видят, переработались! Ну ладно… Только одному налил — второй на подходе, и то же самое, только — «не ему, а мне надо»…

— Да сколько же вас?! — не выдержал Петрович. — Одному налил — хватит! А там уж сами разбирайтесь, кто из вас сегодня главнее. На всю бербазу у меня не хватит, да и самим надо…

— Что, не нальешь?

— По-моему, я ясно сказал — больше нет.

— А у комдива?

— А комдив в бригаде, у флагманского, наверно, тоже наливает…

— Давай подождем!

— Жди, если хочешь, а меня самого ждут, честно.

Дело в том, что комдив — капитан третьего ранга — ни за что не налил бы «чужому» мичману, да еще три (!) литра, да еще в период решительной борьбы с пьянством.

— Ну, вы об этом еще пожалеете.

— Чего-о?! Да пошел ты!..

— …я вам устрою!..

Все это быстро пронеслось в еще абсолютно трезвом мозгу комдива. Так неужто этот злобный коротышка с бербазы смог раскрутить такую фронтовую операцию с использованием авиации? Ну, гигант! Самородок! А вернее выродок. Ну-у… Прямо Жуков, не меньше.

— Ну и..? Чего молчишь, мать-перемать? Лапу к уху — и вперед. Некогда мне тут лазговолы лазговаливать. — Комбриг явно торопился. — Отгоняйте «КамАЗы», доглужайте третий — и впелед. Автоклан можно и здесь оставить, пусть оставшиеся баки лазделывает.

Автокран — это чтобы красно-медные решетки с двуокисью губчатого свинца из пластмассовых баков вытаскивать. Во-во, твою мать! Еще и третий «КамАЗ», и автокран! Вот это — кража века, вот это — номер! Надо делать что-то, пока комбриг не свалил. ЧТО???

— Товарищ комбриг, это выше моего воображения, но, чувствую — здесь что-то не так. Товарищ майор, согласитесь — мы видим друг друга впервые. Факт?

— Факт, — спокойно подтвердил майор.

— Вот видите, товарищ комбриг, а ведь я и есть тот самый «командир дивизиона электриков», который якобы договаривался о вывозе батареи… А я ни сном, ни духом, товарищ комбриг…

У бригадных ворот КПП повисла зловещая пауза… вместе с пылью притормозившего «запорожца», перегруженного мешками с картошкой и иным сельхозинветарем. Из дверцы высунулся по пояс изумленный водитель, оказавшийся временным старшиной бербазы.

— Ни хрена себе!.. — начал негодовать мичманок, но, заприметив комблига, так и остался с открытым ртом.

А комблиг начал — сначала нехотя, а потом со все более возрастающим ужасом — соображать. Это что? — батарею пытаются похитить?!

— Мичман, а ну-ка, иди сюда, не стой там, мать-перемать. Что за балдак, почему баталеи вывозят?!

— Не могу знать, товарищ комбриг, сам притормознул… ведь в суточном плане нет…

— Во олганизация! Не блигада, а публичный дом: никто ничего знать не хочет, а только давать, — от возмущения комбриг даже материться перестал. Он командовал бригадой меньше полугода, так что мог себе позволить. Его предшественника сняли именно за бардак и еще за кой-какие махинации. — Один я должен все знать, во все вникать… Вот сейчас алестую всех до понедельника, а уж там лазбелемся, что к чему…

Ну-у… этого только не хватало. Сообразительность у всех резко возросла.

— Товарищ ПОЛКОВНИК, — первым не выдержал майор, поняв, что не все идет по плану. — Я в вашей организации… это… может чего-то и перепутал… Договаривался о вывозе батарей старшина бербазы, это который временно…

— Товарищ майор, я и есть как раз тот старшина, который «временно», но вас я вижу впервые, да и вы меня тоже, как я понимаю…

— ТАК!!! ДЕЖУЛНЫЙ!!! (Я, товарищ комбриг!!!) ВСЕХ!!! Всех — под алест!!! И машины, и водителей, и сталших, и вас всех!!!

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, живо вспомнилось — отголоски крепостного права.

— Вызывайте начальника калаула с галнизонной гауптвахты — и всех, ВСЕХ!!! на полную катушку от моего имени, а в понедельник лазбелемся.

А ведь отменили, сто двадцать лет назад…

— Товарищ ПОЛКОВНИК, я начальник штаба авиаполка дальних бомбардировщиков-ракетоносцев (ну, дает!) и в ваш гарнизон не вхожу, так что… не имеете права, — начал качать права летчик-майор, но первым свет в конце туннеля увидел комдив-два.

— Товарищ комбриг, я служил в этой бригаде три года на головном РТМе и стоял начальником караула. Посадка старших офицеров на гауптвахту — дело тонкое…

На гауптвахте не было камер для старших офицеров — а положено! Это намек на то, что я, мол, сидеть не буду. Прецеденты были, и ничего тут не поделаешь.

Опять же — начальник штаба авиаполка, его сажать — а вдруг у них самолет угонят, а он у нас под арестом. На нас повесят… это комдив рассуждает за комбрига, поскольку знает, как тяжко отменять военачальнику свое «я сказал!!!» Доводы, конечно, веские, но надо найти другое решение, и чтобы самому чистеньким уйти.

— Товарищ комбриг, арестуйте машину с автокраном, и пускай дальше баки разделывают, а в понедельник оставшиеся подвезем. Сделают — отпустим, а начальник штаба бомбардировщиков за ними и приедет. Тогда спокойно во всем и разберемся… — сказал комдив-два.

— ВСЕ!!! Хватит мне тут плоповеди читать, мать-перемать!!! Лазвелось вас, умников, аж камел не хватает! (Ой, ура…) Дежулный!!! (Слушаю, товарищ комбриг!) Эти две загоняй под лазглузку и — свободны, а вон тот «КамАЗ» с автокланом я до втолника алестовываю. Что делать и как — они знают. Сделают в понедельник — отпущу в понедельник.

— Товарищ полковник! — снова напыжился начальник штаба летчиков.

— Майол, мать-перемать, запомни, я — не полковник, а капитан пелвого ланга и командил отдельной блигады. Это — лаз. За такой гастлольный выезд на вас уголовное дело — заплосто. Попытка хищения длагметаллов с воинской части… Ком ТОФ — бывший подводник, и он нас быстлее поймет и подделжит. Это — два. И тли — я толоплюсь. Если вас не устлаивает втолой валиант пелеходим к пелвому. Всем все понятно?!

— Так точно, — дружно, все разом, хором, а майор — так громче всех.

«КамАЗы» ушли под разгрузку, комбриг упылил в поселок, дежурные приступили к дежурству. Перед воротами КПП остались двое — комдив-два и летун-майор. Обоих терзала примерно одинаковая мысль: «Ну ни хрена ж себе!..» Только майор-летчик демонстративно молчал и делал вид, что он здесь один.

— Ладно, майор, жизнь продолжается, — примирительно начал комдив-два, — я вот, хоть убей — не пойму, как же ты смог организовать такую аферу? Откуда такие обширные познания о нашей дезорганизации? Ведь чуть-чуть не получилось… А всех собак бы на меня спустили…

Майор вздохнул, походил вдоль ворот КПП и замолчал еще больше.

— Ну и дела… прости, Господи, — уже молча домысливал комдив, пыля в пионерлагерь — как всегда, слегка опаздывая. Утешало одно — без него не начнут, а если и начнут, то не закончат: примерно 80 % алкоголя поставлял он.

«Что это было?!» — пытался целых пять км понять комдив-два, но концы не сходились с концами. Если это не происки ЦРУ и прочих спецслужб, то… то этого не может быть!!!

В лагере было все отлично: солнце улыбалось, море смеялось, пионервожатые ржали, как табун молодых кобылиц… О детективной истории как-то сразу забылось.

В понедельник с утра (в самое темное время недели!) она казалась еще более нереальной — полусон, полубред. Поэтому комдив-два о своем субботнем видении — никому ни слова, ни полслова. Только комдиву-раз, перед подъемом Флага, в каюте.

— М-да? А ты трезвый был?

— Абсолютно. Тогда — еще трезвый.

— Бред какой-то. Приснилось тебе, что ли? Такое даже трезвым не придумаешь, — подвел итог уставший от затяжного праздника комдив-раз.

Но — бред оказался явью и имел свое продолжение. Вскоре после подъема Флага позвонили из бригады и затребовали поставку аккумуляторных баков на разделку. «А то кран простаивает!» Значит, сто двенадцать баков уже разделано (медные решетки с губчатым свинцом выдернуты). Значит — не бред? Значит — было?

— Было! Было! Не бред! — твердил про себя комдив-два в каюте атомохода, наливая очередную банку «шила» для выбивания сверхплановых автомашин в заводоуправлении.

— Что — «было»? Трахнул пионерку в лагере и радуешься, как прыщавый юнец? Или начались «страдания любви»? Тогда к доктору, — это комдив-раз с койки сверху советует.

— Да нет же! Батарею-то на самом деле чуть не украли. Это не бред. Это — было! Сейчас иду в заводоуправление, машины выколачивать. Надеюсь, там тоже похмелье бродит, как призрак по Европе.

— Почему же только там? А здесь? А давай-ка по «чуть-чуть», голову надо поправить…

— А чего ты не на политзанятиях, кстати?

— Отпросился у зама. Сказал, тебе нужно с перегрузкой помочь.

— Ну так помогай!

— Ну так наливай!

— Ладно… черт с тобой. Закусь есть? — комдив-два принципиально не пил без закуски.

— А как же! — комдив-раз бодро спорхнул с верхней койки и открыл столик-секретер. Там — открытая баночка шпротов и хлеб. Достаточно.

— Ладно, сильно разгоняться не будем, и смотри, не «садись на кочергу».

— Не боись, я на нее лягу, — заверил комдив-раз. Опрокинули по сто пятьдесят и разошлись: комдив-раз лег на нижнюю койку комдива-два, а тот понесся в заводоуправление. Завод вместо запланированных двух выделил аж четыре машины. Работа не пошла, а побежала! После обеда комдив-два из любопытства заглянул на разделочную горку — мираж повторился: все тот же майор-летчик, товалищ комблиг, деж. по бригаде и еще «штык» — часовой из бригадного караула. Разговаривали, в основном, комблиг и летун-начштаба.

Похоже, что поначалу комблигу все это тоже показалось полусном-полуявью. Ну зачем, скажите, летчикам лодочные аккумуляторы, когда одна группа батарей, дающая за двести вольт, весит больше нескольких самолетов? Ха… оказывается, было зачем! Приезжает какой-то летчик-майор и требует у дежурного по бригаде свою технику и людей. Служба за это время уже сменилась два раза, и, естественно, не знала всех тонкостей «кражи века», но твердо усвоила только одно: без комблига не давать! Это его добыча! Тут же доложили по команде. Комблигу сделалось дурно. Значит — было! Значит, могли увезти пол-батареи!

— Не блигада, а двол плоходной, — коршуном налетел комбриг на ни в чем не повинную службу, — плиезжает челт знает кто, пытается увезти баталею с новейшего атомохода!..

— Товарищ комбриг, — робко оправдывался дежурный по бригаде, — за время моего дежурства происшествий не случилось…

— Да ну?!

— Вот, приехал майор за автокраном — так сразу по команде…

— Подумать только, — не унимался комблиг, — пол-баталеи уже заглузили и увезли бы, если не я. Не блигада, а какой-то сблод волья и лазгильдяев! Стоит чуть-чуть ласслабиться — уже тащат. Сколо всю стлану ластянут-плодадут… Ничего святого!..

— Товарищ капитан первого ранга, — наконец-то втиснулся в паузу майор-летчик. — Отпустите «КамАЗ» с автокраном, а? Мои люди докладывают, что поставленную вами задачу выполнили…

— Ишь… мою задачу они выполнили, — начал успокаиваться комблиг. — А кто и какую задачу им ставил, когда они баталею вывезти пытались? Пока не скажете — фигу вам! Уголовщина!

— Товарищ комбриг, мне не нужна была ваша батарея. Мне нужно было выполнить план сдачи цветного металла. Чтобы в академию поступить… А задачу поставил сам начальник штаба авиации ТОФ, вот записка от него. А на батарею я случайно вышел, через кого-то из ваших. С меня даже три литра спирта содрали!

Бумага от начальства (пусть даже авиационного) произвела магическое воздействие — комблиг успокоился. Формально он подчинялся напрямую командованию ТОФ, которому подчинялась и авиация, но ссориться с начальником штаба авиации флота не хотелось: во-первых, все-таки генерал-лейтенант, во-вторых, ему подчиняется военно-транспортная авиация — ну очень близко к телу.

Тут взгляд комблига упал на стоявшего поодаль комдива-два.

— А-а, комдив-два, чего стоишь, как тли тополя на Плющихе? Иди сюда, лазбираться будем. Ты баталею летунам сплавить хотел за тли литла «шила»?

— Товарищ комбриг, мы ведь спирт на перегрузку по полной схеме получили — сорок восемь кило, причем, батарея еще на мне висит. За идиота я себя не считаю… Это выше моего воображения. Но — однозначно заявляю, что это не я, и что…

— Челт те что тволится! Ладно, лазберемся. Тебе нужна еще техника?

— Никак нет, товарищ комбриг. Они свою задачу выполнили — помогли догнать и опередить график.

— Ладно, майол… забилай своих оллов и больше мне не попадайся. Пеледай своему начальнику штаба авиации, что только благодаля его ходатайству отпустил.

— Есть! Товарищ комбриг! Разрешите последний вопрос? А кто мне три литра спирта вернет?

????!!!!!????!! От такого наглого вопроса невольно онемеешь. Единоначальника аж передернуло от такой наглости, но он тут же справился с собой, ухмыльнулся и показал на комдива-два.

— Вот он. Иди, лазбирайся с ним. Его баталея.

Комдив-два сразу понял, что это не приказ отдать спирт, а скорее, намек — наглеца проучить. На горке опять остались двое — комдив-два и майор. Но ситуация несколько изменилась. Комдив-два уже не был тем «коровьим мальчиком» в джинсах, не ковбоем, а был одет по понедельнику: китель, белая фуражка конструкции «гриб». Вроде, ничего особенного, но дело-то в чем: морская форма — одна из красивейших, строга, элегантна и… неудобна. Но это — детали. Наверно, даже генерал в парадной форме смотрелся бы скромнее, чем кап-три в повседневном кителе. О майоре же и говорить нечего. Теперь демонстративно молчал комдив-два. Майор смущенно подошел к капитану третьего ранга и с робостью произнес:

— Товарищ капитан третьего ранга, верните мне три литра спирта, которые я угрохал на эту долбаную батарею.

— Да-а, за такой объем работ не грех было б и больше… Но — первый раз вы даже разговаривать не соизволили. А потому забирайте свои три литра у того, кому вы его отдали, не возражаю, но, правда — боюсь, что этот проходимец его давно уже высосал. А вообще, советую — с проходимцами и прохиндеями дел не иметь. Желаю удачи, майор, с академией!

— Товарищ капитан третьего ранга! А как же приказ комбрига?

— Хм, майор… Приказ — это когда военнослужащий отвечает «есть!» или «есть, то-то и то-то!». Так? А я этого не говорил, и комбриг с меня этого не потребовал. А значит, это был не приказ, так что, прощайте, майор, и всего хорошего, учитесь жить и служить. Все.

И разошлись молча, без обиды.

А батарею за три литра «шила», как выяснилось, пытался загнать разобиженный старшина с бербазы, который отпускник. Правда, не без участия подводников. На эту мысль навел его невольный предатель, КЭТГ — командир электро-технической группы, подпольная кличка «рыжий электрощуп». Предательство произошло в кабаке, в кафе «Бригантина». Зашел второй электрик атомохода в кафе — столики заказать на праздники, а за его любимым центральным столом сидело двое летчиков в форме и еще какой-то мужик в «гражданке» (это и был старшина бербазы). КЭТГ был уже капитан-лейтенантом и сыном летчика-истребиталя, служившего в Германии.

— Чего грустные, истребители? Полетов на праздник понавешали? по-свойски завел разговор электрик.

— Да нет, слава Богу. Мы не истребители. Мы — ракетоносцы.

— Ух ты! Мы — тоже. А у меня батянька истребителем в Германии служил… — Разговорились. — Вот у нас…

— А вот у меня академия вульвой накрывается. С конца войны полк не выполняет план по сдаче цветняка. И к тому же где-то в тайге валяется не списанный разбившийся самолет. А на меня всех собак повесили, мол, ты теперь начальник штаба полка — вот и действуй. Хочешь в академию — металл сдавай. Вот дурдом!

— А я думал, только на флоте дурдом. Вот батарею на металлолом сдавать надо, так ее еще разделать надо, отвезти, упаковать, и все спихнули на нас, на подводников — вот дурдом! Отдать бы вам на цветмет — медь со свинцом, пойдет?

— Хо! Еще как пойдет! А много?

— На пять лет вперед хватит. Перетянет целое звено ваших бомбовозов…

— А… это… а можно?!

— Вот в том-то и дело, что нельзя…

Электрик допил сок, заказал столики на праздник и ушел.

— Товарищ майор, эти подводники ничего не знают, — вступил в разговор мужик в «гражданке», тот самый пресловутый старшина, которому в свое время не налили.

И он вступил в дело, и… продал военную тайну отдельной бригады строящихся и ремонтирующихся подводных лодок (более полутора десятков!). Продал… всего за три литра, стерва… хорошо хоть — своим.

Вот они — последствия непродуманности введения «сухого закона» в одной отдельной сильно пьющей стране. Вот с чего начался развал некогда единого и могучего Советского Союза…