Грязные, мокрые Волк и Кузьма вышли из парка. Очень хотелось есть. Но, видно, их судьба такова: ночевать сегодня голодными.
Огромный блестящий автомобиль взвизгнул тормозами. Потоки воды из-под колёс окатили их с головы до ног.
Кузьма аж взревел от злости.
Но из машины выпрыгнул такой здоровенный Лев, что выяснять отношения не было смысла.
Он был весь в чёрной коже. И ещё подстрижен под «ёжика», как все львы в этом городе.
Лев наклонился и почесал Кузьму за ухом:
— Почём собачка?
— Какая собачка? — не понял Волк.
— Вот эта, братан. В ошейнике.
— Не продаётся! — грубо отрезал Волк.
— Продай, братан. Не обижу.
— Нет!
— Домик у меня. Два раза грабили… А с такой собачкой…
И он снова почесал Кузьму за ухом.
— Сказано — нет! — снова отрезал Волк.
— Тысячу даю. Зелёными.
— Хоть две! Думаешь, всё купить можно?
Волк ненавидел этих «новых Львов». Всё им дозволено. Раскатывают на новеньких машинах. Обливают водой из-под колёс… Нет! Не будет сегодня по-вашему!
Но тут Кузьма встал на задние лапы и зашептал ему в ухо:
— Продай! Я всё равно сбегу. А денежки поделим. Понял?
«Новый Лев» был в восторге, увидев Кузьму во весь его могучий рост.
— Полторы даю!.. Так и быть — две!
— Ладно, — сказал Волк. — Нравишься ты мне. Бери.
— Спасибо, братан.
Лев полез в карман. Вытащил бумажник.
— Вот. Две тысячи. Как договаривались.
Волк спрятал деньги в карман.
Протянул Льву поводок:
— Носите на здоровье!
— Чем кормить-то его? — спросил Лев.
— Кашами, — сказал Волк. — Манной. Или овсяной. И овощей побольше. Лук, чеснок. Морковка, капуста.
— Отлично! У меня овощей — два гектара!
И он потащил Кузьму в машину.
Волк подошёл к фонарю. Пересчитал деньги.
Всё точно, как в аптеке. Никогда у Волка не было столько денег.
«И что мне этот Заяц? — подумал Волк. — Всю жизнь — Заяц да Заяц… Что, кроме Зайца, ничего на свете нет?.. С такими-то деньгами. Пёс с ним, с этим Зайцем!»
И Волк быстро зашагал по улице.
«Перво-наперво костюм куплю. Самый дорогой. Потом… А потом будет потом!»
Он остановил проезжавшую мимо машину.
— В магазин! Самый дорогой!
За каких-то десять — пятнадцать минут машина примчала его в центр города.
Волк вошёл в новый, сверкающий огнями, ночной магазин.
Там он купил малинового цвета пиджак. Очень дорогой. Яркие, цвета яичного желтка, брюки. Очень дорогие. Галстук-бабочку, сигару, французские духи, шляпу — всё очень, очень дорогое!
Затем он переоделся, здесь же, в специальной кабинке. Старые вещи оставил продавцам:
— Отдайте бедным. Барсучкам всяким, енотам. Кто в земле ковыряется.
И походкой очень богатого джентльмена вышел из магазина.
«Теперь, — решил Волк, — надо подкрепиться!»
Через дорогу был ресторан. Очень дорогой. Ежу ясно. У входа дежурил негр — Жираф.
Когда он открыл Волку дверь в ресторан и его там увидели, к нему кинулись как к родному сыну, который только что вернулся из армии.
Сам директор выбежал из своего кабинета.
— Американо? Итальяно?!
— Русано! — гордо ответил Волк.
Его посадили за самый уютный столик. В углу, под пальмой. На пальме росли кокосовые орехи. Но это были не настоящие орехи. Внутри светились лампочки.
«Лишь бы на голову не свалились, — подумал Волк. — Будет тогда… на орехи!»
— Что желаете? — спросил официант, склонившись над ним чуть ли не вдвое.
— Зайчатину желаю! — сказал Волк.
— Зайцев не бывает. Хотите кролика? В соусе «а ля шампиньон»?
— Хочу! — сказал Волк. — Но самого дорогого! И ещё — пива хочу.
— Какого?
— Самого дорогого! Кружек десять. И воблу. Самую дорогую.
— Воблы нет. Хотите осетринку? В соусе «а ля фиш дэ килька»?
— А она дорогая?
— Очень.
— Тогда хочу. И сигареты ещё!
— Самые дорогие? — спросил официант.
— Да. Самые!
Через несколько минут к его столику подкатили ещё столик, на колёсиках. А вместо одного официанта его стали обслуживать целых три. Один наливал пиво. Другой перекладывал еду с тарелки на тарелочку. Третий давал прикурить. Стоял как истукан и ждал, когда Волк возьмёт сигаретку. Тут же ему — огонёчек. А стоило пепел стряхнуть — пепельницу свежую!
«Эх, хорошо быть богатым! — подумал Волк. — Богатым и здоровым. Чтоб сил хватило всё, что заказал, съесть».
Он глубоко задумался.
«Был бы я богатым… Я бы каждый день здесь ел. И утром, и днём, и вечером… И ещё с собой брал. Вдруг ночью захочется».
Пришло время расплачиваться. Официант подал счёт. На серебряной тарелочке. Ослепительно белый листочек.
— Здесь не написано ничего, — сказал Волк.
— А вы листочек переверните.
Волк перевернул листочек и ахнул. Счёт был такой, что еле-еле хватило расплатиться. Волк отдал всё, что было.
— Сдачи не надо! — милостиво сказал он, хотя сдачи ему и не полагалось.
Официант поклонился.
Пока он кланялся, Волк незаметно спрятал серебряную тарелочку в карман.
И гордо зашагал к выходу.
Но тут другой официант его остановил:
— Вас какая-то собака спрашивает. Говорящая… Очень, очень большая. Говорит, ваша хорошая знакомая.
Волк сразу понял, что это за собака.
— Нет, не знакомая! — закричал он. — Не пускайте… А выход у вас есть? Запасной?
Но не спас Волка запасной выход. Как только он выскочил наружу, Кузьма преградил ему дорогу:
— Здор-рово, братец!
Кузьма встал на задние лапы. С шеи его свисал кусок оборванной цепи.
— Я тут жизнью рискую… А товарищ мой верный в ресторациях общинные деньги прогуливает.
— Что ты, Кузьма? Что ты?
— А где моя доля, братец?
Волк вытащил из одного кармана последние жалкие монетки. А из другого — серебряную тарелочку. Положил монетки на тарелочку и протянул Кузьме.
Кузьма ударил по тарелочке снизу. Монетки фонтанчиком взлетели вверх.
— Если долю мою не вернёшь — не жить тебе на белом свете. Три дня сроку даю! И ни грамма больше!
