Да разве может человек дойти до такого восторга,

и чтобы не было возможности продолжать его!

Паша, несмотря на то, что еще в детстве усвоил в свою меру всю русскую классику, эмоционально ближе был несколько к другой, как я понимаю, стихии. Ему нравился, к примеру, Гиляровский: снег, рысаки, поющий что-то такое Шаляпин. И не то что гусарское, цыганское, а чтобы радостно, тепло и уютно человеческое. Куприн, что ли. Кстати, Пашин по отцу дед заканчивал тот же кадетский корпус, что и Александр Иванович, только попозднее, конечно. Тот же дед преподал Паше несколько толковых из прежней дореволюционной офицерской жизни советов. «Никогда не пей больше дня. Никогда не пей разного. Никогда не пей, не закусывая… Это понятно?»

- Понятно! - искренне благодарный, отвечал Паша.

- И никогда ничего не бойся! Понял? И все будет как надо. Вот увидишь.

Когда пришла в Яминск новая социалистическая жизнь, началась она с того, что на слабосильной, протекающей сквозь город речке Чис была возведена по легендарному плану ГОЭЛРО до сих пор мучающаяся из-за грубых инженерских просчетов Яминско-Чисская ГРЭС. Там, наверху, быстренько сообразили: Яминск безопасно удален от всех без исключения внешних границ, в горах его плохонький, но зато свой уголь, и в горах же, пусть немного подальше, своя железная драгоценная руда. И в невиданные, в общем, сроки лопатно-грабарским способом возвелись по окраинам Яминска один за другим всамделишные заводы-гиганты. Даешь! - взывали сами к себе, как к женщине, а рабочие руки чуть ли не бесплатно, - это зэки, раскулаченные кабшкирдские ближние и украинские дальние деревни, это поволжские перед войною немцы, это и комсомольцы-добровольцы, и лагерные пленные, сначала вражеские, а затем и наши.

А дабы все это крутилось-вертелось бешеным неостановимым колесом, прибыло в бедный наш Яминск множество всякого рода погонялыциков и охранялыциков, то бишь сотрудников НКВД-ГПУ-КГБ, то есть всякого партаппарату и руками водителей. Хотя потребовалось известное, впрочем, и куда как меньшее число простых инженерных кадров. Возвели, а потом сами стали вкалывать на них, - Ферр-й, Мета…й, Труб…й, Тра-й, Ма…й и множество поменьше, в большинстве не называемых и не упоминаемых никем и нигде, секретных. В Отечественную войну здесь лили металл, собирали танки Т-34, катюши, зенитные бесценные снаряды, моторы боевых самолетов, самоходки, минометы и пр., и пр., и пр. Здесь же, в двухстах километрах, на озере Гульсункуль создавалось и первое в стране «изделие», русская бомба.

Во всей этой каше оборванных корней и культурок, где и речи не шло о народных каких-то укладах и традициях, где не было позади ни старых, ни новых университетов, как в других все же городах, где на весь баснословный количеством сброд этот осталась действовать под руководством местного ОГПУ одна-единственная часовенка у автовокзала, - тогда-то из эвакуированного в войну Сталинградского политехнического и отпочковался филиал, призванный ковать на месте кадры для все той же, разумеется, оборонки, без которой кремлевские мечтатели чувствовали бы себя так же, как дикарь тумбу-юмбу без верного своего томагавка.

Однако как бы ни было, а жизнь, как говорится, берет свое, и на трижды перекопанной грядке, глядишь, вылезет через какое-то время живой зелененький стебелечек… Из филиала вырос настоящий, с неплохими, прибывшими из столиц преподавательскими кадрами институт, а первыми студентами сделались самые толковые из детей тех же партаппаратчиков, кагэбэшников, инженеров и работяг, среди коих немало попадалось людей в прошлом культурных, а также универсально одаренных этих крестьян. В то время из окраинных, ленточными червями вытянутых коммунальных бараков рабочая сила перебиралась потихоньку, кстати, в знаменитые белобокие хрущевки-пятиэтажки.

Так вот, где-то в середине шестидесятых вслед за старшими братьями, откликнувшимися с запозданьем, понятно, но все же, на первые ветерки известной оттепели, именно сюда, в политех, поступили учиться мои герои. Паша поступил на ДПА - ракетные двигатели, Юра, как сказано, на металлургический, а Илпатеев на ИС, инженерно-строительный, - отделение «мосты и туннели».

Это потому важно для правдивого моего повествования, незаметно разросшегося вокруг бирюзовой илпатеевской тетради, что именно в политехническом Яминск наш и поимел единственный, пусть вот и неосуществившийся, но шанс обзавестись собственной какой-то культурой.

Культура началась как бы прямо сейчас, с нуля. Завелся совершенно такой же, как в МГУ, СТЭМ, студенческий театр эстрадных миниатюр, заигрался собственный КВН, засочинялись бардовские а ля Визбор-Окуджава-Высоцкий песни, а в пределе вот-вот должны были появиться свои романтические, хотя и навеваемые грубым окружающим социумом, стихи.