Когда заканчивается, изживается чья-то жизнь, это, наверное, слегка похоже на комнату, из которой вынесли мебель. Все столь труднодоступные венику, пылесосу и тряпке уголки-закуточки обнажаются, теряя былую таинственность. С вещами уходит душа, а со страстями, чувствуется большинством, уходит жизнь. Мудрецы не соглашаются с этим. Жизнь без страстей, как прозрачная вода без мути, и есть, по мнению мудрецов, самая что ни на есть подлинная.

Но мы- то, живущие обыкновенно, привыкли любить друзей своих и ненавидеть врагов, без труда отыскивая причину тому и другому. И мы поем, глупые, о покинувшей, освобождающей нас любви, как о непоправимом горе. Господи! Да мы вовсе не радуемся воспетой поэтом прозрачности потока, «так долго мутного», не радуемся отразившейся в нем небесной лазури, а до гибельного уныния тоскуем о гревших когда-то нас мутных его иллюзиях.

Я в который раз вглядываюсь в лица моих героев на фотографиях. Вот здесь, на этой, им лет по тридцать девять. Они заметно окряжестели, погрузнели, особенно Паша, утратили легкие свои спортивные осанки. И у них, увы, гораздо поменьше того общего в лицах, что так нравилось мне на первой фотографии у школы.

Да и верно ли, что каждое поколенье уносит с собой какую-то одну не называемую словами тайну, некое знание? Вон тот, гляди, был начальником, заранее ведая, каким ходом двигаемая им шашка сделается дамкою, а потому наперед зная ответ на любой забраживающий в душе вопрос. Тот вон поставил жизнь на кон и проиграл… Третий спился, четвертый извел себя поисками смыслов, а пятый… этот последний, пятый, просто умер, не оставив ни дневника, ни записки, ни даже какого-нибудь хоть как-то долго бы просуществовавшего дела. Разве ребенка… Но и сия столь распространенная, утешающая одинокое сердце человека иллюзия, едва проследишь цепь в два-три поколения, если и не лопнет на первом же уже мыльным пузырем, то во всяком случае ощутимо понизит подобный энтузиазм. Нынешние потомки Александра Сергеевича или Федора Михайловича имеют едва ли большее отношение к великим своим пращурам, чем мы с вами; хотя бы по полному и безнатужному нашему бескорыстию к их памяти.

Случаен все-таки или нет сам рисунок, звук человеческой судьбы, если верны слова Писания о не упавшем с головы человеческой без Божьего произволения и едином даже волосе? И не для улучшенья же в самом деле качества каких-то там неходовых уже жизней бредет во тьме и пустыне, теряя миллионы в дороге, сей бесконечно тянущийся караван существований? Куда идет он?