Лилит уехала, «бросила» его, как говорили соседи и Ямгражданпроект, и Илпатеев то и дело, как ни сопротивлялся и ни бодрил себя, впадал в тоску. По старой холостяцкой привычке он пытался заводить всяческие краткосрочные «романы», но даже те женщины, к которым физически тянуло, для яростного вина блудодеянъя требовали некоего качественного сдвига в пороге чувствительности. Теперь, пережив с Лилит что-то вроде настоящей любви, он как-нибудь должен был не увидеть того, чего не замечать было невозможно - отсутствие присутствия.

Нужно было пить, почти напиваться до фальшивого звона в теле, дабы, умертвив душу, доводить себя до звериной нерассуждающей похоти. А после было плохо, страшно и снились сны.

Вначале чаще всего снился пасынок - маленьким, еще двухлетним, таким, каким впервые увидел его в гримерной у Лилит, и он теперь плакал, у него текли слезки по подглазьям, и он что-то так разумно, толково разъяснял Илпатееву, избегая укора. И Илпатеев просыпался, курил в постели посреди ночи и долго-долго приходил в себя, выдумывая себе всяческие оправдания. «Да нет-нет-нет, - говорил он себе, - она ведь в самом деле хотела, старалась, я же видел! И не смогла, так и не смогла родиться по-настоящему. А будь я сам посильней да покрепче в главном, она, возможно, и не решилась бы на такую бабью штуку… А она… она стала рассуждать, как будет выгоднее и как невыгоднее, и темное, без того темное еще свое сердце окончательно загнала во тьму…»

Он даже придумал под это дело новую теорию браков. Что есть-де вот браки подлинные, редкие и краткосрочные, а есть долгие, беспроигрышные и непереносимо скучные даже со стороны. Что женщина, в подчиненье трем основополагающим инстинктам, связанным с продолжением рода, а как то: «найти», «родить» и «поднять», - то бишь (прошу внимания!) любою ценой, всеми правдами и неправдами прокормить и вырастить ребенка или детей; что женщины, хотя не все, но преимущественно, опасаясь брака настоящего с мужчиной, усилия коего выходят за зону сей священной триады, ну, скажем, он озабочен миром, как таковым, - женщины эти, дабы обезопасить себя, выбирают брак совпадающий, карманный, женский… В глубине души они все-таки мечтают о подлинном, то есть рискующем, а стало быть, чаще недолговечном, но опаска и страх под нашепты лукавого толкают их, бедняжек, на скуку «выживания». Но, если бы не извелись мужчины (размысливал Илпатеев, лежа у себя в комнате на мятой простыне) или оставшиеся не подчинились страху женщины, не было бы двух третей всяческих компромиссов, называния черного белым, взяток, подличанья, воровства.

«У нас был все-таки настоящий с Лилит, - утешал себя он, - и пусть…»

В пустой, полузагороженной шифоньером и освещенной из угла бра комнате сгущалось черное электричество.

Маленькая ночная музыка Моцарта.