«Тяжел камень, и тяжел песок, - речет царь Соломон, - но ярость неразумного тягостнее обоих».
В довременной кончине своей Савелы Марковны укорял воевода Лев единого токмо воеводу Льва.
… *
* Здесь, вероятно, что-то про уход Льва Евпатьича со службы.
Все эмали, алмазы и жемчуги, все во тереме каменья-узорочья отрешил в обитель Залесскую, на помин души Савелы свет Марковны.
Затворялся в моленной он до зори, черный волос на белый обменивал.
У пречистого лика Божьей Матери истомлял-томил тоску, змею кручинную.
Ж.
Во печи огнь горит, пышет, палит и дрова тлит.
Так бы сердце горело у раба Божьего (имярек) во
весь день, во всяк час, всегда, ныне, присно и
вовеки веков.
«На ловитве княжей Ингварь Ингварича зацепил Евпатий раз плечом за ильмяный сук, окровянил кафтан охотницкий…» Так все в том же ритме былины подводит Илпатеев читателя к знакомству с новым лицом своего повествования… вдовой-зелейницей Паруней Фирсовной.
Якобы друг-товарищ Евпатия по молодшей дружине Пафнутий Кочкарь отвел его, раненого, в Пешую слободу, в хуторок рыбацкий Дурненки.
«Поотмыла суковую мету волховица ключевою водой, нажевала стеблей-корениев… приложила чистою тряпицей…»
«Шла корова черна-черна через ров, через ров. Шла да встала, кровь идти перестала, - шелестит внашепт ворож-заговор. - Летела ворона чрез море синее, несла нитку шелковинную, серебряную. Ты, нить, оборвись, ты, кровь, запекись…» А Евпатий лежит вытянувшийся, бледный, слушает чарный глас из розовых губ Паруниных. И травами, рутою с чемеричной водой, угольком печным пахнет в опрятной зелейницы горнице.
«На море- океяне сидит швея-мастерица, держит иглу булатовую, вдевает нитку шелковую, зашивает раны кровавые.
Нить - оборвись! Кровь - запекись!»
А и брала Паруня-вдова три волоса, а и три волоса с шапки Евпатия. А и прикладала она, волхвица, к ним своих сам-пят, а и своих сам-пят, златошелковых… А и бросала она, Паруня, их во мурвлену печь, а и шептала она, волхвица, приворожное: «Во печи огнь горит, пышет, палит и дрова тлит…»
- Гляди, сокол! - морщит губы усмешкою Савватей Кисляк. - Божье крепко, а вражье-то лепко. Неровен час, прознает о наведках твоих боярин Лев, штуковато б тебе, малой, не подеялось!
Да не чует горя дальнего удал молодец: вопервой чать с красавицей любится!
Как- от стукнет в окошко косящето, воступнет на ступеню крыльцовую, уж востречь плывет она лебедушкой, под поневою лыстья трепещутся.
Воставляет на скатерть зелена вина, вынимает из печи калач крупичатый, с кладовой несет моченых яблочков, сладких яблочек с земляникою.
- Ясноглазый соколочек мой, Евпатьюшка! Не спеши казнить-карать бабу глупую! Восхоти меня ты, горькую, спомиловать…