Вирнику с виры полагалась пятая часть. Посему случалось, иные из них не гнушались ни угрозами, ни подкупами, но чаще всего у не желавших платить вирная доля забиралась высидом.

На троих- четверых вирнику со товарищи полагалось в седмицу говяжья полть аль баран, а в день две куры иль утица. В субботу же мир обязан был ставить ведро солода. Такой вирник-высидчик и жил-поживал, в ус не дувал, доколе скорейшая выдача доли не соображалась смердами как более прибыльная.

Евпатий Коловрат ни подкупом, ни угрозами, ни тем паче высидом не пользовался, а искал ладить с крестьянами добром, наипаче ж вотчинник их господарь Ингварь Ингваревич до благ земных бых не зело охоч.

Коий год Коловрат у Ингваря Ингваревича, коий шлет и вирничью в Залесский монастырек. Опочил в Бозе запрошлую осень достославный отец Варсонуфий, а суленные им день-час досе впереди.

Нет у Коловрата нынь ни вотчины, ни терема, ни сноровчатых холопьев в услужении, а есть у него, служивского, сундук-подглавник с абаком*, казенная от Ингварь Ингварича грамотка да добрая лошадь под неузорным седлом. Метельником - друг-сомолодшик Савватей Кисляк, а в подмогу им с метельником - вьюнош-богатырь Олеха Рука. И кабы не ожиданье «часа», обещанного отцом Варсонуфием, другого б ему, Коловрату, и не надобно.

* Род счет в то время.

…проснуться в чужом, открытой душой приветившем тебя доме, помолиться при лучинке Святой Пречистой Заступнице, закусить чем Бог послал - кулагою какою-нито с моченой калиною, взнуздать своею рукой пободревшую с щедрого хозяйского корму Ласточку ино выехать, поежившись, чем свет за воротцы в зябкую сутемь-склень.

В светло- синем небе звездочки, месяц щербится, из овражных балок кучерявится-течет белесоватый юрчистый туман, а обочь выворачивающей к лесу дороги вздрагивают от налетающих ветровых порывов голые бурьянные будыли.

Лепо! Хорошо…

«Ты- дук! Ты-дук! Ты-дук!» -бьет твердым клювом спозаранку неутомимый в труде дятел-желгун. (Не во древе ль познанья не выдолбит все червя сомнения?)

«У- ку! У-ку! У-ку» -отмеряет лесная пророчица-самозванка.

«Гхр- ха-рр-л! Гха-р-р-л… Гхаррр-л…» -вздрагивают, выпрыгнув из-под лошадиных ног, встопорщенные, готовые к тризне по тебе трусливо-бесстыдные вороны.

И восходит солнце. Млечно-голубое, ограненное вогнутыми окаемами леса, небо впереди похоже на женскую опущенную к дороге грудь. И то ль дорога сосет по-младенчески из безкрая его бессмертную силу, то ли небо в тоске по живой, хотя б и смертною болью чреватой воплощенности истекает в нее лучезарным, бесконечно влекущим светом.