Войска красных своим активным сопротивлением «народной армии» КОМУЧа усиливали хаос на фронте, в котором легче было спрятать «золотые» следы.
В своих воспоминаниях нарком по военным и морским делам Лев Троцкий написал, что вопрос о его поездке на Волгу был решен после падения Симбирска. Из Москвы он выехал 7 августа в специально сформированном полу- бронированном «поезде предвоенсовета», еще не зная, что накануне пала Казань. Ленин предлагал ему взять с собой автомобиль из кремлевского гаража и аэроплан, «на всякий случай». Но Троцкий отказался.
«Когда я в первый раз собирался на фронт между падением Симбирска и Казани, Ленин был мрачно настроен, — писал Троцкий. — “Русский человек добр”, “русский человек рохля, тютя… ”, “У нас каша, а не диктатура… ” Я говорил ему: “В основу частей положить крепкие революционные ядра, которые поддержат железную дисциплину изнутри; создать надежные заградительные отряды, которые будут действовать извне заодно с внутренним революционным ядром частей, не останавливаясь перед расстрелом бегущих; обеспечить компетентное командование, поставив над спецом комиссара с револьвером; учредить военно-революционные трибуналы и орден за личное мужество в бою ”. Ленин отвечал примерно так: “Все верно, абсолютно верно, — но времени слишком мало; если повести дело круто (что абсолютно необходимо), — собственная партия помешает: будут хныкать, звонить по всем телефонам, уцепятся за факты, помешают ”».
По словам наркомвоенмора, в то время «Ленин дрогнул, усомнился, но это было, несомненно, переходящее настроение, в котором он едва ли даже кому признался, кроме меня».
В своем первом приказе еще на пути в Свияжск Троцкий грозил: «Назначенный мною начальник обороны железнодорожного пути Москва — Казань тов. Каменщиков распорядился о создании в Муроме, Арзамасе и Свияжске концентрационных лагерей, куда будут заключаться темные агитаторы, контрреволюционные офицеры, саботажники, паразиты, спекулянты… Советская Республика в опасности! Горе тем, которые прямо или косвенно увеличивают эту опасность!»
С наркомом была многочисленная охрана, одетая в кожаные куртки. Историки писали, что Троцкого постоянно сопровождали 300 отборных кавалеристов, одетых в кожу, которые носили на левом руке специальный знак, наделявший их особыми полномочиями. Своими расстрелами эти каратели наводили ужас на красноармейцев.
Троцкий был убежден, что именно так и следовало поступать: «Нельзя вести массы людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни. До тех пор, пока гордые своей техникой, злые бесхвостые обезьяны, именуемые людьми, будут строить армии и воевать, командование будет ставить солдат между возможной смертью впереди и неизбежной смертью позади».
Кроме карателей нарком привез с собой корреспондентов газет и кинооператора Э. Тиссэ, который снимет документальный фильм «Взятие Казани товарищем Троцким». Фильм в ноябре 1918 года демонстрировался в казанском кинотеатре «Аполло».
Комиссар 233-го полка красных Ваврженкевич, сформированного из остатков Казанской дивизии, построил перед прибывшим начальством около 300 полуголых людей, чтобы убедить руководство выдать им одежду. Но помочь с обмундированием начальники не успели — в первом же бою раздетые солдаты были разбиты.
11 августа Троцкий издал приказ об организации Военного совета Казанского участка Восточного фронта.12 августа командующий Восточным фронтом Иоаким Вацетис сформировал штаб 5-й армии красных, которую временно и возглавил. В тот же день в наступление перешли красноармейские части по обоим берегам Волги. Особо важной была борьба за возвращение ключевой высоты Верхнего Услона. Но на дальних подступах к высоте, у села Спасское, ночью самарские войска обошли 2-й Московский и 4-й Латышский полки и заставили красных отойти к Свияжску.
14 августа рассерженный Троцкий предупредил свои войска: «Если какая-либо часть отступит самовольно, первым будет расстрелян комиссар части, вторым — командир. Трусы, шкурники и предатели не уйдут от пули». И далее грозил казанцам: «Всякий, кто во время господства чехо-белогвардейцев оказывал им содействие, будет расстрелян».
А 15 августа телеграфировал Ленину: «Я строю организацию в расчете на длительную войну. Нужно эту войну сделать популярной. Нужно, чтоб рабочие почувствовали, что это наша война. Пошлите сюда корреспондентов, Демьяна Бедного, рисовальщика».
Особо деморализующее влияние на войска КОМУЧа и эвакуацию золота оказывала авиация Троцкого, в распоряжении которого было около 40 аэропланов и два привязных аэростата.
Летчик А. Григорьев рассказывал позже о том, как авиаторы вели разведку и нападали на неприятельские пароходы и баржи. Георгий (Генрих) Мейрер вспоминал:
«Как-то раз “Вульф ” стоял, пришвартовавшись к базе береговой обороны. Мичман М. (Мейрер писал о себе в третьем лице. — В.К.) был предупрежден армейским штабом не стрелять по аэропланам, которые вскоре должны появиться, так как это будут аэропланы белых. Действительно, показалась парочка аэропланов, и вся команда “Вульфа ” и штаб обороны высыпали на палубу на них посмотреть. Вдруг от них отделились пакетики и полетели вниз. В мгновение ока “Вульф”навел свое зенитное орудие и начал стрелять. Бомбы разорвались на барже и на пристани, у которой стояли база и “Вульф ”. Своей стрельбой “Вульф ” вышиб почти все стекла на базе, чем вызвал большое негодование всего ее населения».
Банковский сторож Банников в сентябре 1918 года показал в ходе внутреннего расследования, как во время эвакуации ценностей из хранилища на пристань контролер Казанского отделения банка Ф. Гусев «грозил расстрелом, когда некоторые разбежались при виде аэропланов».
А Петр Марьин в 1929 году вспоминал:
«В это время Казань уже стала обстреливаться с того берега Волги красными, а днем шла бомбардировка с аэропланов. Поэтому вагоны трамвая подавались с вечера и шли с потушенными огнями. Особенно опасным местом было большое открытое место между окраиной города и пристанями, которое усиленно обстреливалось по ночам. Пароходы и пристани были без огней, так как временами также подвергались обстрелу. Иногда пароходы снимались с пристаней и временно отходили, погрузка прерывалась. Были случаи возврата трамвайных вагонов. При этих обстоятельствах у служащих, которые должны были сопровождать ценности и сдавать их приемщикам на пароходах, явно не было желания сопровождать эти ценности в трамвайных вагонах. Но в то время рассуждать, а тем более не повиноваться нельзя было. Случалось, что некоторые пытались не являться на службу, но таких разыскивали в городе и приводили силой.
Эвакуацией ценностей из Казани в Самару руководил начальник особого эсеровского отряда, солдаты коего сопровождали трамвайные вагоны до пристаней. Подачей барж и пароходов распоряжался командующий речной флотилией Ковалевский. На каждый пароход я назначал по 3–4 человека от банка, чтобы контролировать ценности в пути, доставить и сдать их на место в сохранности. Старший из командируемых снабжался особой препроводительной бумагой с обозначением подробно суммы, номеров ящиков и прочих отличительных признаков».
16 августа под Казанью впервые в истории Гражданской войны красные атаковали противника сразу двадцатью самолетами. После налета, пользуясь сгущающимися сумерками, летчик А.Ю. Штурм сумел оторваться от аэропланов красных и посадить свою машину на нейтральной полосе. На следующий день по этому поводу главным комиссаром Красного Воздушного флота А. В. Сергеевым был составлен рапорт:
«16 августа 1918 г. под Свияжском… А.Ю. Штурм вылетел на самолете “Ньюпор-24” для обстрела г. Казани и, возвращаясь обратно, заблудился из-за позднего времени и сел между нашими позициями и расположением чехословаков у дер. Елизаветинская…. Летчик бежал в лес и пропал без вести. На другой день под моим руководством летчики Павлов, Ингаунис, Былинкин и комиссар группы Семенов пошли выручать самолет. Ввиду отказа красноармейцев 1-го Сов. Вл. полка, 6-го Латышского полка, сидевших в окопах, идти за самолетом… комиссар Семенов пошел со мною на разведку в деревню, где нашли самолет, и, позвав 5 красноармейцев, на крестьянских лошадях под угрозой расстрела хозяев их, вывезли таковой в наше расположение вполне исправным. Прошу об отпуске мне в виде награды комиссару Семенову 5000рублей из особо отпущенных мне сумм».
В тот же день 16 августа подпоручик Штурм был зачислен на «провиантское, приварочное, чайное и табачное довольствия» при штабе авиации «народной армии»…
Но перебегали к «учредиловцам» не все. С 11 по 31 августа летчики красных совершили 179 боевых вылетов с общей продолжительностью полетов более 200 часов. Иногда летали по 2–3 раза в день группами в 12–18 самолетов. Всего под Казанью было сброшено 3 тонны бомб.
Троцкий свидетельствовал: «Авиаторы стали совершать ежедневные боевые налеты на Казань. В городе воцарилась лихорадка тревоги. Позже, после взятия Казани, мне доставили, в числе других документов, дневник буржуазной барышни, пережившей осаду Казани. Страницы, посвященные описанию паники, которую наводили наши летчики, перемежались со страницами, посвященными флирту. Жизнь не приостанавливалась. Чешские офицеры соревновались с русскими. Романы, начинавшиеся в казанских гостиных, находили свое развитие, а иногда и развязку — в подвалах, куда приходилось укрываться от бомб».