Отдельно разберем вопрос отношения ревизоров к лицам, принимавшим участие в эвакуации ценностей, хранившихся в Казанском отделении Народного (государственного) банка. На удивление, несмотря на объявленную кампанию «красного террора» и обещание казанцам кар за пособничество властям КОМУЧа, работавшие в банке комиссары не оказались столь кровожадными.

В итоговом протоколе они отметили следующее.

«28. Общая картина, полученная от опроса служащих в Казанском Отделении Банка, как старших, так и младших, такова: работа по эвакуации ценностей в Самару громадным большинством служащих производилась по принуждению, из- под палки. Лиц, имевших настолько гражданского мужества, чтобы отказаться помогать врагам Советской республики, почти не оказалось, за единичными исключениями. Все остальные, отчасти вследствие угроз со стороны Воинских частей и Представителей Комитета Членов Учредит. Собрания, а главным образом ввиду определенно выяснившегося отношения высшей администрации Отделения в лице Управляющего Отделением Марьина и его ближайших сотрудников и категорических приказаний с их стороны, подкрепляемых постоянными угрозами прибегнуть к содействию военных властей, принуждены были принять то или иное участие в эвакуации ценностей.

Из ближайших сотрудников, по-видимому, принимали деятельное участие в работе и очевидно были заинтересованы в скорейшем и успешнейшем ее окончании — Контролер Гусев, Нач. Охраны Лепешинский, Пом. Бухг. Толмачев, что подтверждается еще тем, что означенные лица скрылись из Казани при вступлении в Казань Советских войск. Самое деятельное участие при эвакуации принимал быв. Управляющий Симб. Отдел. Нарбанка П.П. Устякин, который, как это видно из документов, а равно из опросов служащих, и являлся главным образом, представителем военных властей при эвакуации, постоянно подгонял рабочих и служащих, грозил расстрелами и т. п».

Вспомним, что Вячеслав Лепешинский, выехавший 13–14 августа 1918 года на первой барже с золотом, на самом деле был помощником бухгалтера 2-го разряда, а не начальником охраны. В документах, составленных комиссарами за дни работы, много описок, связанных с трудящимися банка, ради которых вроде бы власть большевиков создавалась. Так, бухгалтер 2-го разряда Ф.А. Куколеско записан как Коколеско, а с помощником кассира 3-го разряда К. А. Аришиным по документу вообще не поймешь — мужчина это был или была женщина!

Поражает небрежность в работе комиссаров, оказавшихся в столь педантичной сфере, как банковская. Ревизор Сергей Измайлов в совершенно секретном докладе на имя Временного революционного гражданского комитета г. Казани сообщает, что было всего семь транспортов с ценностями, имея в виду семь актов об отправке, которые были у комиссии перед глазами.

Но рядом же под рукой ревизоров лежал рукописный документ, вероятно, созданный 13–16 сентября, о погрузочных и охранных работах по эвакуации, который свидетельствует, что кроме известных пароходов было еще двадцать разного вида транспортов! Подробнее это обстоятельство мы уже разбирали.

С такой низкой квалификацией работы с документами, которые к тому же умышленно запутаны, немудрено было не заметить, что часть ценностей ушла из Казани не водным путем и не в Самару…

В отдельном резюме комиссии значится и следующий пассаж:

«. ..Если бы старшие и младшие служащие способствовали захвату Казани белогвардейцами и чехо-словаками, то тогда разговор был бы другой, но здесь этого тягчайшего аргумента преступления нет, а потому на них надо смотреть, как на людей, которые будучи пленными, вынуждены были под страхом расстрела исполнять все повеления и приказания. Вся тяжесть ответственности лежит не на тех, кто исполнял приказания под страхом расстрела, а на тех руководителях, которые по эвакуации золота в Самару, бежали вместе с белогвардейцами, покидая Казань, каковыми и являются Марьин, Гусев идр… Действительных виновников этой трагедии нет, они не остались в Казани, а бежали».

Как видим, главным аргументом вины подозреваемых является их руководящая должность и факт их отсутствия на рабочем месте…

Комиссар Измайлов особо настаивал на персональной ответственности управляющего Казанским отделением Народного банка Марьина. Поэтому по завершении ревизии он пишет специальный рапорт на имя главного комиссара Народного банка, подробно освещая ход эвакуации ценностей в начале августа 1918 года. Информация из этого рапорта была использована в ходе написания текста некоторых глав.

Особо комиссар припомнил управляющему нежелание отдавать из хранилища золото и наличные деньги, квалифицируя поведение Марьина как «если не открытое противодействие, то скрытый саботаж». Необходимость своего подробного рапорта Измайлов объяснил тем, «что все это существенно для суждения о виновности быв. Управл. Каз. Отдел. Нарбанка Марьина».

С этим трудно не согласиться. Если вспомнить обстановку тех дней, Марьин с обвинениями комиссара Измайлова наверняка бы был «поставлен к стенке». Это замечание существенно для нашего расследования. Поскольку, как покажут дальнейшие события, в 1929 году Марьин будет спокойно проживать в Ленинграде. И даже привирать в своих показаниях о событиях 1918 года, опуская неприятные подробности и выпячивая детали, приятные победившей власти.

Подчеркнем, что бывший управляющий благополучно проживал в колыбели Октябрьского переворота 1917 года вопреки деятельному участию в исчезновении части золотого запаса, службе Колчаку в Омске и обвинению специально созданной коллегии комиссаров в саботаже и пособничестве врагу. Как такое стало возможным — одна из нерешенных загадок расследования…

Поразительно, что другой ключевой персонаж «золотой истории», лидер КОМУЧа Борис Фортунатов, после боев в составе войск Каппеля в марте 1920 года вступил в Первую конную армию красных. И был арестован в 1933 году по стандартному обвинению в участии в контрреволюционной организации. Чем активный антикоммунист купил себе у красных право на жизнь? Связано ли это с информацией по казанскому золоту? Неясно…

В сентябре 1918 года специально созданная коллегия ревизоров не обнаружила следы вывоза ценностей на север от Казани. И лишь передала дальнейшее разбирательство Мартыну Лацису в Чрезвычайную комиссию Восточного фронта.

Однако главная задача фронтовой контрразведки Лациса заключалась в обеспечении безопасности наступающих войск рядом с линией фронта. И потому заниматься розыскными мероприятиями в глубоком тылу ей тоже было не с руки.

Вопрос о поиске золота под Казанью поставить было некому. Да и оснований к тому вроде бы не было. Тем более что главный практический вывод ревизоров гласил, что проверенные финансовые учреждения в принципе готовы работать дальше.