После летних каникул началось второе полуго­дие: в Японии учебный год начинается в апреле. За время каникул Тотто-тян подружилась не только с ребятами из своего класса, но и с остальными учениками «Томоэ». И еще больше полюбила свою школу.

Помимо того что обучение в «Томоэ» вообще сильно отличалось от обычных начальных школ, очень много времени там отводилось музыкальным занятиям. А особое место среди них занимала ритмика, которой занимались ежедневно.

Основателем системы ритмического воспитания был швейцарский композитор, учитель музыки Эмиль Жак Далькроз. Его труды, опубликованные в 1905 году, сразу же обратили на себя внимание в Европе и Америке. Повсюду, как грибы после дождя, стали возникать школы, студии ритмического воспитания и даже исследовательские институты. Как же появилась ритмика в японской школе «Томоэ»?

Прежде чем открыть школу, будущий директор Сосаку Кобаяси отправился в Европу, чтобы ознакомиться с тем, как воспитывают детей в других странах. Он побывал во многих начальных школах, беседовал с известными педа­гогами. В Париже он и встретился с Далькрозом.

Долгие годы думал Далькроз над тем, как научить детей воспринимать музыку не слухом, а сердцем, спо­собным биться в такт ее переменчивой, неуловимой сущ­ности, – одним словом, как пробудить чувства.

Наблюдая, как резвятся и скачут дети, Далькроз раз­работал оригинальную систему ритмической гимнастики, или ритмики. Учитель Кобаяси провел в парижской школе Далькроза больше года, постигая новое искусство. Кстати, не только он, но и многие японцы испытали на себе влияние идей Далькроза. Среди них: композитор Косаку Ямада, основатель современного японского танца Баку Исии, актер театра Кабуки Итикава Садандзи-Второй, основоположник «Нового театра» Каору Осанаи, танцов­щик Митио Ито, считавшие ритмическое движение основой многих искусств. Ну, а Сосаку Кобаяси был первым, кто решил включить ритмику в школьную программу.

Когда Кобаяси спрашивали, что такое ритмика, он отвечал: «Ритмика – это игра, которая отлаживает меха­низм тела, игра, которая учит владеть им, игра, которая дает возможность воспринимать ритм. Занятия ритмикой сообщают ритмичность самой натуре. А ритмичная нату­ра – это красота и сила, соответствие законам природы».

В классе Тотто-тян начали с развития чувства ритма. Директор садился за пианино на маленькой сцене в ак­товом зале. Под музыку ученики начинали движение с любой точки. Двигаться они могли как угодно, с одним лишь условием – не сталкиваться друг с другом, поэтому чаще всего они шли в одном направлении по кругу. Если в музыке слышались две доли, все взмахивали руками вверх и вниз, как это делает дирижер. Ступать надо было легко, без топота, но и не так, как в балете. «Не напря­гайтесь, – говорил директор, – шагайте свободно, покачи­ваясь, тяните носок». Главное заключалось в естествен­ности движения, так чтобы каждый мог ходить по-своему. Когда же ритм становился трехдольным, дети движением рук выполняли новую фигуру, их движение то ускорялось, то замедлялось – в зависимости от темпа. На четыре доли это было еще не трудно: «Опустить! Кругом! В стороны! Поднять!» На пять долей уже сложней: «Опустить! Кругом! Вытянуть вперед! В стороны! Вверх!» А вот как двигались руки на шесть долей: «Вниз! Кругом! Вытянуть вперед! Снова кругом! В стороны! И… вверх!»

Следить за быстрой сменой ритма было нелегко. Осо­бенно трудно приходилось, когда директор громким голо­сом предупреждал:

– Я буду менять ритм, а вы не спешите переходить на него, пока не скажу!

Вот как это выглядело: ребята ходят на две доли, а пианист переходит на три, делать нечего – все равно надо шагать по-прежнему. Удовольствие маленькое, но директор был убежден, что так воспитывается собранность и зака­ляется воля.

Наконец директор произносит:

– Смена ритма!

С облегчением дети собираются перейти на три доли, но не тут-то было: надо держать ухо востро – пианист может сразу перейти на пять. Тут многие сбивались с ритма, руки и ноги оказывались не там, где нужно, слы­шались умоляющие голоса: «Ну, постойте, постойте, сэн­сэй, не так быстро!» Но стоило немного попрактиковаться, и движения становились слаженными, гармоничными, а напряженность сменялась раскованностью, дети начинали испытывать удовольствие от танца. Более того, они на­столько увлекались игрой, что сами придумывали разные движения и позы. Вообще-то обычно все передвигались поодиночке, но некоторые, по желанию, могли сходиться парами. А когда музыка звучала на две доли, находились и такие – перемещались по залу зажмурившись. Един­ственное, чего нельзя было делать, так это разговари­вать.

Иногда, особенно в те дни, когда проходило родитель­ское собрание, мамы заглядывали в зал. Какое же это было трогательное зрелище! Как легки и свободны были дви­жения детишек, как прекрасны их лица, как весело и лов­ко скользили они под музыку!

Все это нужно было для того, чтобы привить детям чувство ритма, создать гармонию тела и духа, в конечном счете пробуждая воображение и развивая творческие спо­собности.

Когда Тотто-тян впервые пришла в школу и увидела надпись на воротах, она спросила маму: «А что означает томоэ?»

Так вот, томоэ – это древний японский герб в виде двух полукружий, разделенных зигзагом; если же соединить две половины томоэ – белую (духовное начало) и черную (физическое совершенство), то они сольются в единое целое – вот такой круг:

Так учитель выразил свое стремление к гармоничному развитию детей – физическому и нравственному. Именно с этой целью он включил занятия ритмикой в школьную программу. Ведь развивать природные данные своих уче­ников, ограждая их при этом от чрезмерного вмешатель­ства взрослых, было для него главной целью.

Современное школьное образование, которое, как он считал, слишком полагалось на слово, записанное в тет­радку, приводило его в отчаяние. Такое воспитание, по его словам, атрофировало в детях восприятие природы, ме­шало им слушать ее шепот, лишало интуиции и вдох­новения.

Великий японский поэт Басе писал:

Но ведь очень многие видели лягушек, прыгающих в пруд… И не только Уатт, Ньютон наблюдали, как кипит чайник или падает с дерева яблоко.

«Иметь глаза, но не видеть красоты; иметь уши, но не слышать музыки; обладать разумом, но не воспринимать истину; иметь сердце, но никогда не волноваться и не гореть огнем – вот чего надо больше всего опасаться!» – так часто говорил директор.

Наверное, поэтому он и верил в ритмику. Сама же Тотто-тян была в восторге от нее. Она порхала по залу босиком, словно балерина Айседора Дункан, даже не по­дозревая, что ритмика – это часть школьной программы.