В те годы, как и теперь, школьники любили веселые частушки и дразнилки. Даже в той школе, откуда исключили Тотто-тян. После уроков, едва выйдя за ворота, ребята оборачивались к школе и скандировали:
Но если мимо проходили ребята из другой школы, то они обязательно показывали пальцем на школу Акамацу и во всю глотку принимались поносить ее:
Крепкое здание или ветхое – определить нетрудно, но учиться в старой школе не считалось зазорным. Смысл дразнилки заключался в ее второй строчке: главное не само здание школы, а чему в ней учат. И это ребята прекрасно понимали. Следует добавить, что песенки эти нельзя было распевать в одиночку, надо было, чтобы собралось по меньшей мере человек пять-шесть.
И вот что произошло однажды. Дети отдыхали после уроков. В школе они могли оставаться до «выгоняя», как говорили дети, то есть до последнего звонка, а поскольку директор справедливо полагал, что детям необходимо иметь свободное время, которое они могли бы посвятить любимому делу или игре, то в «Томоэ» «свободное время» после уроков было продолжительней, чем в обычных начальных школах. В тот день, как обычно, играли в мяч, подтягивались на перекладине, копались в песочнице, вылезая оттуда совсем чумазыми, лазали на деревья, поливали цветы. Несколько старшеклассниц, усевшись на крылечке, оживленно болтали друг с другом. Лишь немногие – и среди них, конечно, Тай-тян – задержались в классе. Они занимались химическими опытами: что-то кипятили в колбах, возились с пробирками. Несколько ребят сидели в библиотеке, а большой любитель животных Амадэра изучал бродячего кота, подобранного только что на улице, – перевернув на спину, заглядывал ему в ухо. Короче говоря, каждый выбрал себе занятие по вкусу. Вдруг с улицы донеслась громкая дразнилка:
«Безобразие!» – возмутилась Тотто-тян. Она как раз играла у самых ворот, у тех, что росли из земли и были покрыты листвой, поэтому песенка прозвучала здесь особенно громко. «Как они посмели – „снаружи и внутри – захудалая, обветшалая“!» – негодовала она. Сбежались и остальные ученики, тоже возмущенные. Ребята из чужой школы еще раз торопливо пропели дразнилку и, довольные, бросились наутек. Тотто-тян была так разгневана, что бросилась на противника в одиночку. Однако те в мгновение ока скрылись в переулке, и разочарованная Тотто-тян поплелась в школу. По дороге она стала напевать, и слова как-то сами по себе превратились в песенку:
Через пару шагов родилось продолжение:
Тотто-тян осталась довольна песенкой и в приподнятом настроении вернулась к школе. Там она залезла в кусты, служившие живой изгородью, и нарочно громким голосом, словно это была не она, а те мальчишки, запела. Так, чтобы все слышали.
Сначала дети, игравшие во дворе, никак не могли понять, кто бы это мог быть. Обнаружив наконец, что это не кто иной, как Тотто-тян, ребята выскочили на улицу и подхватили ее песенку. А закончилась история тем, что дети взялись за руки и, вытянувшись цепочкой, дружно зашагали вокруг школы. И хотя песенка звучала еще не совсем стройно, они не замечали этого, ведь распевали они с удовольствием, а на душе было светло и радостно. Вот почему в тот день они сделали не один и не два круга вокруг школы с незатейливым припевом:
Не знали, конечно, дети, как счастлив был учитель, прислушиваясь к их пению из своего кабинета.
Любой педагог, а особенно тот, который денно и нощно печется о своих питомцах, знает по опыту, что каждый день, проведенный в школе, наполнен душевными переживаниями. Относилось это и к директору школы «Томоэ», на которого постоянно нападали те, кто придерживался рутинных методов воспитания. Потому-то и обрадовала эта песенка учителя.
А ребятишки никак не могли угомониться, без конца повторяя слова. И последний звонок прозвучал в этот день позже обычного.