Примечание от автора для тех, кто уже прочел первые три части:

Мишель ничего не имела против еще одного героя с почти таким же именем, но все–таки я предложил «принцу–королю», появившемуся в третьей части под именем Михаила Витальевича, назваться Андреем Витальевичем. Он благородно согласился. Это исправление внесено и в третью часть.

 

1

Снова был теплый летний день. Но не здесь. И не в наше время.

Мы с Анжелой шли по булыжному тротуару, одетые почти одинаково.

На мне было свободное длинное платье из розового муслина, под платьем — тончайшая батистовая сорочка и панталоны примерно того же вида, что обожает носить Жюли. Только без розочек.

На Анжеле было свободное длинное платье из голубого муслина, под платьем примерно такая же сорочка, что и у меня, а вот какие на Анжеле были панталоны, я мог только догадываться.

Видимо, мы с ней пытались догадаться об одном и том же, потому что, не сговариваясь, поправили свои летние шляпы из мелкой соломки, переглянулись и улыбнулись друг другу.

Анжела крепче взяла меня под руку. Она волновалась! Впрочем, как и я. Ведь мы с ней шли в гости, в пансионат…

Тут воздух заструился, и мы оказались прямо перед воротами из ажурного металла.

Рядом с воротами стояли две фигурки, тоже в выходных нарядных платьях. Это были, конечно же, Мишель и Жюли.

«Ну наконец–то!» — закричали они. — «Мы ждем вас уже целый час!»

«А мне казалось, что мы пришли вовремя!» — несколько смущенно ответил я.

«Конечно, вовремя!.. Но мы все равно ждем вас уже целый час!» — наперебой, притворно сердито, закричали наши подружки.

Мы рассмеялись.

Все еще смеясь, Жюли сказала:

«Слава! Мишель! Как вы все–таки похожи. Прямо как родные брат и сестра! И даже больше!..»

«Даже больше?!» — удивилась Мишель. — «Как можно быть похожими больше, чем брат и сестра?..»

«Не знаю…» — смущенно пробормотала Жюли. — «Но если они так похожи!..»

Тут воздух опять заструился, и мы оказались в очень уютном дортуаре Мишель и Жюли. В нем были две деревянные кровати с высокими спинками, шкаф для одежды, книжный шкаф, письменный стол, только не взрослой высоты, а такой, за которым удобно читать и делать уроки детям. Перед столом стояли два полукреслица, а на полу лежал толстый ковер.

«Ничего себе!» — воскликнул я. — «А-я то думал!..»

«..Что у нас тут огромный зал и сто кроватей под серыми одеялами, да?..» — засмеялась Мишель. — «Нет, у нас тут пансионат, а не какой–нибудь там монастырь!..»

«У мадам Марго эти… Проргр… Прогр… Прогрессивные методы, вот!» — гордо добавила Жюли.

«А панталоны?!» — неожиданно воскликнула Анжела очень нетерпеливым голосом.

Мишель и Жюли даже опешили от неожиданности.

«При чем тут панталоны?..» — воскликнула Мишель.

«Ну как причем?!» — воскликнула Анжела. — «Я хочу знать, вернул тот формидабль садовник вам панталоны, или нет!»

Мишель и Жюли переглянулись.

«Ну, разумеется, господин Андрэ принес их в пансионат вечером того же дня!» — спокойно сказала Мишель. — «И вообще, он оказался очень хорошим человеком. Он так помог мадам Марго с нашим парком!..»

«И где же они?» — все тем же нетерпеливым тоном спросила Анжела.

«Ну как это где?!» — вновь ответила за Жюли Мишель. — «Они здесь. Жюли!..»

И Жюли, скромно потупив глазки, подняла подол своего платья, вместе с нижними юбками, и нашим взорам открылись те самые кружева и розочки!..

Да, ее любимые панталоны вновь были на ней!

Я жгуче покраснел.

«Ну что ты, Слава!» — сказала мне Мишель. — «Что тут такого!.. Они тебе понравились?..»

«Да!» — твердо ответил я.

Анжела засмеялась. Потом облегченно вздохнула и сказала:

«А я так рада, что я их увидела! Я ведь много о них слышала, до этих пор…»

Жюли тем временем опустила и расправила свое платье.

И, только она это сделала, в дортуар заглянула горничная.

«Пойдемте, дети. Мадам Марго вас ждет!»

И вот мы уже в очень красивой гостиной, где за большим круглым столом, покрытым белой скатертью, сидели мадам Марго и какой–то представительный господин с большими усами.

«Это же формидабль садовник!» — с восторгом подумал я.

И тут же узнал в нем Андрея Витальевича!..

А мадам Марго…

Ну, конечно же, это была Елена Павловна!

И вот теперь–то она была одета точно так же, как я нарядил ее мысленно во время выступления на концерте — в длинное белое платье из самого лучшего шелка и шляпу с широкими полями и черным страусиным пером.

«Здравствуйте, дети!..» — мелодичным голосом сказала мадам Марго.

«Здравствуйте!» — пробасил формидабль Андрей Витальевич.

Мы вразнобой, смущенно, ответили на приветствие.

«Проходите к столу!» — пригласила мадам Марго. — «Мы будем беседовать и пить чай с тортом и глазированными фруктами. Я только вчера получила их от господина Бабаева из России!»

Мы, смущенно улыбаясь, шагнули к столу…

Тут воздух заструился в очередной раз, что–то загудело…

И я проснулся.

 

2

В комнате было уже совсем светло. Из–за окна доносились обычные утренние звуки — шум автомобилей, чириканье воробьев, крики детей, громкие голоса взрослых… Но разбудил меня гул пылесоса из–за стены. Наша соседка — большая аккуратистка! Любит начинать уборку прямо с самого раннего утра…

Вот она, реальность.

Заявляет о себе настойчиво и бесцеремонно!..

Я вздохнул.

Мне было очень жаль, что этот удивительный сон оборвался так неожиданно и на самом интересном месте!..

В комнату осторожно заглянула мама.

— Слава?.. — тихонько позвала она. — Ты уже проснулся?..

— Да. — ответил я. — Доброе утро, мамочка!

— Доброе утро, солнышко!

Мама подошла к кровати и села, внимательно глядя мне в лицо.

— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросила она.

— Просто великолепно!

— Правда?..

— Конечно, правда. Когда я тебе врал?..

— И в самом деле, никогда… А почему у тебя такой задумчивый вид?..

— Мне приснился потрясающий сон!

— О чем?..

— Мне приснилась Мишель…

Мама наклонила голову и улыбнулась.

— То есть ты в образе Мишель?.. — уточнила она. — Как в твоей же сценке, только во сне?..

— Нет, мама! — горячо ответил я. — На этот раз Мишель была сама по себе! В общем, мне приснилось, как мы с Анжелой пришли в гости к Мишель в ее пансионат. И она сама нас встречала! Прямо у ворот! Вместе с Жюли! Ты представляешь?!..

Мама опять улыбнулась. На этот раз такой мудрой, такой проникновенной улыбкой, что у меня даже мороз пошел по коже. От восхищения мамой! И от любви к ней!

Вот вам знакомо это чувство — восхищения и любви?.. От которого сердце сначала замирает, а потом начинает биться с новой силой?..

— Да, кажется, я представляю… — медленно и задумчиво произнесла мама, глядя своим необыкновенным взглядом уже куда–то вдаль. — Увидеть не отражение, не образ, а самого человека, тем более, придуманного тобой самим!..

Я вспомнил живое лицо Мишель в моем сне, ее нетерпение, ее радость от встречи с нами, ее неподражаемую серьезность, когда Жюли показывала Анжеле свои кружева и розочки, и воскликнул:

— Придуманного? Да разве я ее придумывал?! Она сразу появилась такой, какая она есть. Я поэтому и во сне совсем не удивился, когда ее уви…

Я замолчал, осознав смысл своих собственных слов.

Мама взглянула на меня многозначительно.

— Как странно… Я только теперь понял, что все время думаю о Мишель как о самой настоящей девочке. — пробормотал я. — И поэтому мне не нужно ничего придумывать о ней! Ой, каламбур получился!..

Мы с мамой рассмеялись.

— Я тоже сразу подумала о Мишель, как о настоящей девочке! — сказала мама. — Еще когда увидела ее в самый первый раз!..

— Ты тогда увидела только ее и совсем не увидела меня?..

— Ну вот еще! Тебя я видела прекрасно! — воскликнула мама даже несколько обиженно. — Ты никуда не делся! Но Мишель тоже была… э…

— Во мне?..

— Нет!..

— Рядом со мной?..

— Нет!..

— Вокруг меня?..

— Да нет, нет!

— Тогда, может быть, надо мной?..

— Нет! — опять почти сердито воскликнула мама. — Она просто была, и все!..

Я умильно улыбнулся.

— Очень интересно! — сказал я как можно серьезнее. — Мы с Мишель, когда я ее изображаю, существуем одновременно. Прямо как два самостоятельных человека! Это ж просто раздвоение личности получается!..

Мама погрозила мне пальцем.

— Но–но!.. — сказала она. — За такие шуточки кто–то может запросто заработать по тому самому месту!

— По какому — тому самому?..

— Тому самому, которое предназначается для воспитательных процедур!

— Мамочка! — как можно радостнее воскликнул я. — Я ж уже сморозил эту шуточку! Значит, уже заработал!..

И я, откинув одеяло, с готовностью перевернулся в своей постели на живот.

Мама громко рассмеялась.

— Да уж, у меня сокровище так сокровище! — воскликнула она. — Но я тебя никогда не шлепала, и не собираюсь начинать! Я вот лучше тебя поцелую!..

И я почувствовал, как мама задирает мою ночную рубашку и вкусно целует прямо в попу, как целуют младенцев! Раз и еще раз!..

— Мамочка!.. — прошептал я со смущением и восторгом.

— Вот так! — с чувством сказала мама.

Я глубоко вздохнул и перевернулся обратно.

Мама смотрела на меня сияющим взглядом.

— Мама! Я тебя очень, очень люблю! — сказал я.

Мама сделала большие глаза.

— Неужели даже больше, чем Анжелу?! — с преувеличенным недоверием спросила она.

Я покраснел.

— Мама, ты подслушивала?!..

— Вот еще!.. Подслушивать вас нам с Зинаидой Иосифовной не было никакой необходимости! — заявила она. — С вами и так все ясно! Вот.

Я покраснел еще сильнее.

— Это так видно?..

— Нам, с высоты нашего опыта и возраста, видно все! — торжественно сказала мама. — Ну, или почти все!..

— И… Как вы к этому относитесь?..

— Тебе очень нужен ответ?..

— Очень! — горячо воскликнул я. — И не просто очень, а прямо–таки чрезвычайно!..

Мама вытаращила глаза, выпятила губы, потом нахмурилась, опустила голову, подняла, посмотрела в потолок, глубоко вздохнула, задумчиво поскребла щеку… В общем, всеми средствами постаралась изобразить самое напряженное размышление.

— Ну мама! — с невольным смехом воскликнул я. — Я же серьезно спросил! А ты цирк устраиваешь!

— Это не цирк! — гордо ответила мама. — Это театр! Не одному же тебе устраивать сценки. Я тоже кое–что умею!..

— Ну, у тебя неплохо получается!.. — сказал я как можно более дипломатично. — И, все–таки?..

— Все–таки — что?..

— Ну, мама…

Мама вздохнула и сделалась серьезной по–настоящему.

— Мы очень рады, — сказала она просто, — что мы все встретились, и что вы с Анжелой вот так понимаете друг друга!

— А… — хотел было я спросить еще кое о чем.

Но мама приложила палец к моим губам и сказала:

— Тсс!.. То, в чем ты признался Анжеле, то, в чем она призналась тебе, принадлежит только вам двоим!..

— Да?.. Только нам?..

— Только вам! Пусть даже об этом знает весь белый свет!.. И это нужно беречь изо всех сил!

— Мы будем беречь! — сказал я очень серьезно. — Изо всех сил!..

И тут же, прямо в такт и подтверждение моим словам, раздались мощные звуки хора из девятой симфонии Бетховена!

Это включился мой будильник.

Мама посмотрела на меня многозначительно и даже подняла палец. Вот, мол, ты понял, сын?.. Я кивнул ей в ответ головой. Конечно, я все понял!..

Мама протянула руку и выключила будильник.

— Так это что, всего семь часов, что ли? — удивился я. — Это я так рано проснулся? А ты еще раньше, значит!

— Ну да! — радостно сказала мама. — Я поднялась часа два назад. Мне пришла в голову одна идея!..

— Насчет платья Анжелы?

— И не только насчет него.

Вид у мамы сделался загадочный.

«Интересно!» — подумал я, пытливо глядя на маму.

Но она тут же напустила на лицо непроницаемое выражение, и, меняя тему, спросила:

— Ты и в самом деле хорошо себя чувствуешь?

— Мама! Я ведь уже сказал! — даже слегка обиделся я.

— Ну, ладно, ладно!.. — примирительно сказала мама. — Меня тоже можно понять…

— Я встаю! — твердо сказал я.

— Вставай, вставай… — вздохнула мама. — Умывайся, одевайся, а я пойду на кухню, приготовлю нам завтрак.

 

3

В школу я пришел как обычно, за десять минут до начала уроков. В холле на первом этаже царила обычная утренняя суета, когда все спешат, волнуются и обращают мало внимания друг на друга.

Оно и понятно! Нужно успеть переобуться, быстренько обменяться «приветами» с друзьями и знакомыми, взглянуть на доску объявлений — вдруг расписание изменилось! — и бежать на уроки.

Но в это утро что–то изменилось. Как только я присел на лавку у стены и достал из пакета свою вторую обувь, как сразу почувствовал волну общего внимания.

Она охватывала меня прямо–таки со всех сторон. «Странно! — подумал я. — Что это с ними сегодня?..» Я быстро надел свои сандалии, застегнул их и поднял голову.

Все присутствующие в холле, ну, или почти все и в самом деле смотрели на меня.

Смотрели и улыбались. Радостно так, приветливо! Мне стало даже как–то не по себе.

Однако я бодро сказал:

— Всем привет! — и поднялся на ноги.

И тут как началось!..

— Привет, Славочка! — громко ответила какая–то старшеклассница.

— Здравствуй, Слава! — хором пропищали две третьеклашки.

— Здорово, Славян! — дуэтом ответили два девятиклассница из той группы, которой я время от времени показываю новые приемы восточных единоборств.

И со всех сторон посыпалось:

— Привет! Привет! Привет!..

И все так с улыбкой, с радостью, даже с каким–то восторгом!..

При этом все почему–то дружно устремились ко мне, полукругом обступая лавку и отрезая путь для маневра.

— Это… Вы это чего?.. — ошарашено спросил я.

— Да ничего! — все так же радостно ответила та же старшеклассница. — Просто говорим тебе «привет»! Разве тебе не приятно?

— Приятно, конечно, но все это как–то… — пробормотал я. — Я же вам не звезда какая–нибудь!

— Звезда! — убежденно заявили третьеклашки.

— Народный артист нашей школы! — весомо добавил один из девятиклассников. И даже значительно поднял указательный палец.

Я жгуче покраснел.

— Ну, вот еще!.. — запротестовал я. — Это Оливия вчера пошутила, во время концерта, а вы и повторяете!

— Нет, Славян, это вовсе не шутка! — возразил мне тот же девятиклассник. — А самая настоящая правда!

— Да–да! — хором поддержали его все.

Я разинул рот, растерянно оглядывая окружившие меня улыбающиеся лица и кивающие головы.

Вперед выдвинулась одна особенно восторженная семиклассница и воскликнула:

— Да–да, мы согласны с Оливией! Она ведь ничего никогда не придумывает! Она рассказывает, как было на самом деле!

«Ну, попал!» — подумал я.

Конечно, она рассказывает!.. Это ее собственный «артистический жанр» — рассказы о наших концертах. Она с ними «выступает» и в собственном классе, и вообще перед всеми, кто готов ее слушать. При том, что придумывать и приукрашивать она и в самом деле совершенно не умеет. Но уж она ни одной детали не упустит! И каждую преподнесет в самом лучшем виде, в самой выразительной связке со всеми остальными деталями. Интересно, что такие рассказы у Оливии получаются только в неформальной обстановке. На наших концертах, со сцены, она может выступать только в роли ведущей. Сколько раз Амалия Захаровна пыталась занять ее в концерте с номером «разговорного жанра» — ничего не выходит!..

— Эх, Оливия!.. — пробормотал я. — Интересно, что она вам еще рассказала?

— Она рассказала, что тебе очень идут нарядные платья! — выпалила восторженная семиклассница. — Ты в них такой милый! Такой необыкновенный!.. Такой, такой!..

И все радостно заулыбались и опять закивали головами, обступая меня с трех сторон еще теснее.

Вот тут я на миг даже дар речи потерял, но тут же, собравшись с духом, напустил на лицо невозмутимое выражение и сказал:

— Это не мне идут нарядные платья, а моей героине. Мишель то есть! И вообще, не платья, а платье! Оно всего одно, концертное…

— А Жюли очень идут панталоны с розочками! — вдруг пискнули те же третьеклассницы.

Все дружно рассмеялись.

— Рано вам еще думать о панталонах! — не подумавши, одернул я третьеклассниц.

— Как это рано? — даже растерялись они. — Мы же, это…

Они покраснели и замолчали.

Все опять рассмеялись, но не насмешливо, а по–доброму так, понимающе…

Ну, само собой, в нарядных панталонах должна уметь разбираться любая третьеклассница!.. Если, конечно, ей приходилось их носить.

— А нам ты покажешь Мишель? — нетерпеливо спросила восторженная семиклассница.

— Что, прямо сейчас?..

— Ага!..

— Ну, разумеется, покажу! — саркастически ответил я. — Сейчас запрыгну на эту лавку, наряжусь в платье, и сразу начну показывать!..

От этих моих слов прямо какой–то шквал пронесся по рядам «зрителей», и они придвинулись ближе, глядя на меня с еще большим восторгом и предвкушением.

Об уроках они и думать забыли!..

— Да вы что?! — уже прямо завопил я. — Шуток не понимаете?!

— Так, что тут происходит? — раздался чей–то строгий голос со стороны.

Он подействовал на «зрителей» как отрезвляющий душ. Они встрепенулись, переглянулись и принялись быстро расходиться.

Еще бы!

Ведь этот голос принадлежал не кому–нибудь, а нашему школьному врачу Людмиле Васильевне. Харизма у нее — будь здоров! Не зря ее так уважают и даже боятся все без исключения ученики нашей школы.

Без исключения — потому, что я ее тоже боюсь!..

В этом, кстати, состоит разница между Людмилой Васильевной и Амалией Захаровной.

Амалию Захаровну все очень уважают, и никто не боится. А Людмила Васильевна умеет внушить благоговейный страх одним своим взглядом. А уж язык у нее!.. Острее бритвы. Но зато тех, кому нужна ее помощь, Людмила Васильевна умеет определять тоже в один миг! И тут уж они могут быть уверены, что получат всю заботу и внимание, на которые только способна современная медицина.

Все, в общем, быстро разошлись, а Людмила Васильевна, наоборот, подошла ко мне. В ее глазах сверкали какие–то непонятные искры.

Я только взглянул на нее и тут же отвел глаза, забормотав самым умильным голосом, на который только был способен:

— Здрасьте, Людмил Васильна! Спасибо, Людмил Васильна! Я пойду, Людмил Васильна!.. А то уже урок скоро начнется!..

— Сто–ять!.. — тихо, но очень грозно сказала Людмила Васильевна.

Я так и замер на месте, невольно вжимая голову в плечи.

— Кто–то вчера после концерта без сознания валялся!.. — тем же тихим грозным голосом произнесла Людмила Васильевна. — Кому–то я вчера освобождение от занятий выписала! До конца недели! А он, смотри ты, все равно в школу явился!

Собрав все свое мужество, я поднял голову и взглянул прямо в эти сверкающие глаза. Уголки губ Людмилы Васильевны дрогнули в улыбке, но она тут же придала своему лицу то же грозное выражение.

Но было уже поздно! Я почувствовал, как мой страх быстро улетучивается и сменяется боевым настроем. Как на татами в нашем спортзале!..

— Во–первых, я вчера вовсе не валялся без сознания!.. — твердо сказал я. — А просто отключился!..

— Не вижу разницы!

— А я вижу! Я отключился из–за..

— ….Нервного истощения! И шока!

— И вовсе нет! А перебивать нехорошо!

— Я не перебиваю, а констатирую факт.

— Перебиваете!..

— Ты будешь со мной спорить, детка?..

— Я не спорю, а просто уточняю. И не надо называть меня деткой!

— Это еще почему?

— Потому, что деткой я был, когда меня возили на колясочке!

— А теперь, значит, ты хочешь, чтоб тебя возили на «скорой помощи»!

— Это с какой стати?..

— А с такой, что ты начинаешь хлопаться в обмороки!

— Не «начинаешь хлопаться», а просто отключился!.. Один–единственный раз! Из–за переизбытка впечатлений!

— Слишком сильных для неокрепшей детской психики!..

— Сильных! Но вовсе не слишком! Просто их было много!

— Слишком много!..

— Ну, допустим…

— Вот! Сам признался! — торжествующе воскликнула Людмила Васильевна.

Я сокрушенно вздохнул.

И сказал с большим чувством:

— Людмила Васильевна! И как вам только не стыдно?!

— Это из–за чего мне должно быть стыдно? — удивилась Людмила Васильевна, и в ее глазах опять запрыгали эти самые искры.

— А из–за того, что вы злоупотребляете своим правом старшего! Старшей по возрасту, то есть!

— Ну, вот еще! Никогда и ничем я не злоупотребляла! А вот ты уже злоупотребил!

— Это чем же?..

— Своим здоровьем!

— Людмила Васильевна! Как это можно злоупотребить здоровьем?!..

— По–моему, ты прекрасно знаешь, как! — безапелляционно заявила Людмила Васильевна. И, протянув руку ко мне, сказала: — Пошли!

— Куда? — пробормотал я, отступая на шаг назад.

— В медпункт!

— Зачем?!..

— На процедуры!

— Так у меня же уроки!

— Это у всех других уроки! А у тебя освобождение!

И, решительно шагнув ко мне, Людмила Васильевна крепко взяла меня за руку.

«Да что ж это за день сегодня такой! То публика напирает, то за руку хватают, как малыша!» — вновь жгуче покраснев, подумал я. А вслух воскликнул:

— Да не нужны мне никакие процедуры! Мне на урок надо бежать!

— А вот это далеко не факт! Может быть, еще придется устроить тебе принудительный постельный режим! — многообещающе заявила Людмила Васильевна.

И на первой космической повлекла меня в медпункт.

Мне ничего не оставалось, как покориться судьбе!..

Я только постарался приноровиться к решительному шагу Людмилы Васильевны и придал своему лицу независимое выражение.

Но все равно — попадающиеся нам навстречу ученики глядели на нас с опаской и удивлением, и старались как можно быстрее прошмыгнуть по своим делам.

 

4

Как только мы вошли в медпункт, зазвенел звонок.

Я вздохнул.

Людмила Васильевна бросила на меня быстрый взгляд и покачала головой.

— Другой бы радовался!.. — сказала она, отпуская мою руку и закрывая двери.

— Чему?!..

— Да хотя бы тому, что можно прогулять урок. На совершенно законных основаниях!

— Другой бы, может, и радовался! Только не я. И вообще, не так уж и много у нас в школе вот этих «других»! — сердито ответил я.

Людмила Васильевна медленно кивнула.

— И не просто «не так уж много». — задумчиво сказала она. — А с каждым годом все меньше! И вот это — одно из самых удивительных явлений в нашей школе!..

— Одно из?.. А какое тогда самое удивительное?

— Хм… Странный вопрос!

— Почему странный?..

— Да потому, что это ты!

— Что — я?..

— Ты — самое удивительное явление! — убежденно заявила Людмила Васильевна. — Может быть, и не на всем белом свете, но в нашей школе — точно!.. А может быть, и во всем нашем городе.

— Ну вот, скажете тоже! — неловко возразил я. — Никакое я вам не явление!..

Людмила Васильевна покрутила головой и даже фыркнула.

— Он еще будет спорить!..

И, резко меняя интонацию, она деловито приказала:

— Раздевайся! Полностью.

— Полностью?! Зачем?!.. — завопил я.

Людмила Васильевна так и закатилась от смеха.

— Ладно, это я пошутила… — сказала она, отсмеявшись. — Клади сюда свой ранец. Так. Снимай пиджачок и галстук. Этого достаточно. Давай–ка я повешу все в шкафчик… Все, садись сюда. Для начала измерим тебе давление…

Я сел на один из двух табуретов перед белым столиком. Напротив меня на другой табурет уселась сама Людмила Васильевна.

Она быстро намотала мне вокруг руки эту самую штуку с присосками, накачала ее, и, взглянув на датчик, произнесла:

— Странно! Очень странно!..

Я забеспокоился.

— Что странно?.. — с опаской спросил я.

Людмила Васильевна сделала вид, что не услышала моего вопроса.

— Так. Поднимайся на ноги. — скомандовала она. — Рубашку и майку задери повыше! Повернись спиной! Дыши глубже!

И, живо вдев себе в уши штырьки стетоскопа, Людмила Васильевна принялась прослушивать мои легкие.

— Хм! Хм! — хмыкала она при этом с загадочной интонацией.

— Ну что там у меня, что?.. — нетерпеливо спросил я.

— Скоро узнаешь! Ладно, застегни рубашку, заправься. Садись. Открой рот! Шире! Шире!..

И, прижимая мне язык металлической лопаткой, она принялась заглядывать мне в рот так старательно, как будто хотела в меня нырнуть!.

— М-да. Ну надо же! — пробормотала она, закончив свои манипуляции и поглядев на меня очень внимательно. — Ладно, закрой рот! Ворона залетит.

— Людмила Васильевна!.. — воскликнул я.

— Что такое?..

— Эти ваши шуточки!.. Совершенно неуместны!

— Ты забыл добавить — «сударыня». — спокойно сказала на это Людмила Васильевна.

Искры в ее глазах засверкали ярче.

— Ничего я не забыл!

— Забыл. При таком обращении и в таком контексте это слово совершенно необходимо!.. Оно очень гармонирует со словом «неуместны». Да–да!

Я вытаращил глаза на Людмилу Васильевну.

Ну, надо же какое–то тонкое филологическое замечание!

В ответ на мое удивление Людмила Васильевна состроила такую гримасу, что я не выдержал и рассмеялся.

Людмила Васильевна прислушалась к моему смеху уже с совершенно серьезным видом.

— Хм! Ну что ж, это — смех совершенно здорового человека! — глубокомысленно констатировала она. — И легкие у него, что твои меха, и сердце бьется, прямо как пламенный мотор!..

— А я что говорил!

— Ну, мало ли что ты там говорил… Тэкс. К чему бы еще придраться?.. А, вот! Голова у тебя не кружится, нет?

— Не кружится. И не кружилась!

— Живот не пучит?

— Не пучит!

— Позывы к рвоте? Есть?..

— Нету!

— Да неужели?.. А точечки сверкающие в глазах не мелькали? Нет?..

— Нет! Не мелькали и не мелькают! Это у вас!..

— Что?..

— Так, ничего!..

— Но–но! Смотри мне! Здесь спрашиваю я! Я спрашиваю, а ты отвечаешь. Тэкс… Остался последний вопрос. Может быть, самый важный… Итак, внимание!.. Как себя чувствует Мишель?..

Я даже вздрогнул от неожиданности!

И тут же завопил:

— Людмила Васильевна! И вы тоже!..

Людмила Васильевна изогнула одну бровь:

— Что — и я тоже?..

— Вы тоже… Это… Ну… Вы понимаете!..

Людмила Васильевна вздохнула и, откладывая в сторону стетоскоп, сказала:

— Конечно, я понимаю!..

Она поднялась на ноги и прошлась по медпункту как будто бы с отстраненным выражением лица, но явно о чем–то напряженно размышляя. Подойдя к окну, она открыла его, и оттуда в медпункт ворвался поток свежего воздуха.

— Какой великолепный, какой теплый апрель в этом году!.. — пробормотала Людмила Васильевна, почти слово в слово повторяя то, что вчера утром сказала Амалия Захаровна.

Я даже навострил уши, ожидая, что сейчас, как и вчера, из–за окна донесется пронзительный вопль какой–нибудь девчонки, выкрикивающей притворные угрозы. От полноты жизни!..

Но нет, все было тихо.

Все были на уроках.

Людмила Васильевна вернулась к столу, и вновь села на свой табурет. Вид у нее сделался такой, как будто она собиралась сообщить мне что–то очень важное.

— Со вчерашнего дня вся наша школа буквально гудит! — сказала она, глядя мне прямо в глаза и почему–то вздыхая. — Из уст в уста передается весть о совершенно необыкновенном номере, который ты показал во время шефского концерта!

Я почувствовал, что начинаю краснеть.

— Ну, прямо–таки из уст в уста!.. — возразил я. — Вы преувеличиваете, Людмила Васильевна! Мало ли что там рассказывает Оливия!..

— Ах, Слава! Если бы только Оливия! А то ведь и Эльвира, и Вадим с Милой, и Лина с Лилей, и Жека, и Света Никольская, и Валентина Александровна с Шурочкой, и даже «утята»!.. Правда, они толком рассказать ничего не могут, как ни пытаются.

— Почему?.. — заинтересовался я.

— Да потому, что они сразу начинают перебивать друг друга, прыгать и дико хохотать!..

— Прыгать?..

— Вот именно! Как ты прыгал в образе Мишель по сцене, когда она изображала этого формидабль садовника, скачущего сам знаешь за чем!..

И Людмила Васильевна вновь закатилась от смеха.

— И вот этот самый полет… Панталон с розочками… Стал теперь главной темой всех школьных разговоров! — добавила она. — Это не тема, а прямо–таки хит!..

Я прокашлялся, стараясь не глядеть Людмиле Васильевне в лицо.

— Впрочем, нет. — жизнерадостно продолжала она. — Самый главный хит — то, как чудесно ты выглядел в платье Мишель, со всеми его оборками и рюшами! О, вот это наши девочки обсуждают с особой страстью!

Тут Людмила Васильевна опять рассмеялась и вынула из кармана платочек.

— Хорошо, хоть Дуся ничего ни с кем не обсуждает!.. — сердито пробормотал я.

— Дуся?.. — повторила Людмила Васильевна, вытирая платочком слезы с глаз.

— Да, Дуся. Жекина декоративная крыска!..

Людмила Васильевна вздохнула.

— Удивительно легкомысленное отношение к всему происходящему!..

— У кого?..

— У большинства наших учеников. И у тебя самого — в первую очередь!

— А надо, чтобы я ко всему относился тяжеломысленно, да?..

Людмила Васильвна так и замерла! Потом она как–то странно повела головой, опять фигурно изогнула одну бровь, другую, слегка откинулась назад и вдруг вся подалась ко мне.

Я прямо ее залюбовался. Конечно, она сейчас немного играла (как сегодня утром — моя мама!..), но эта ее игра была очень естественной.

В общем, мне есть у кого перенимать актерский опыт!..

— Ехидничаешь мне тут, да?.. Вундеркидничаешь?.. — вкрадчиво, как ласковая акула, спросила Людмила Васильевна.

— Ехидничаю! — честно сознался я. — Но вундеркидничать даже и не пытался! Хотя вы классно сказали. Вундеркидничаешь!..

И я засмеялся.

Людмила Васильевна неожиданно подхватила мой смех.

Отсмеявшись, мы обменялись очень понимающими взглядами.

— В общем, относиться ко всему тяжеломысленно — это не в твоем духе?.. — заключила Людмила Васильевна.

— Не в моем, это да. Но вы же понимаете, «легкомысленно» вовсе не значит «безответственно»!

— Понимаю, мой дорогой, понимаю… — вздохнула Людмила Васильевна. — И меня как раз очень беспокоит весь этот твой объем ответственности! И особенно то, что он явно увеличился за последние дни!.. Буквально в разы.

— Ну, он же не только у меня увеличился! — заметил я. — Но и у всех тех, кто…

Я прервался, пытаясь правильно сформулировать мысль.

— …у всех тех, кого коснулась твоя легкая рука! Твоя и еще — Мишель!.. — закончила за меня Людмила Васильевна.

И улыбнулась немного грустной улыбкой.

— Боже мой! — воскликнула она. — Чтобы помочь взрослым, понадобились усилия ребенка! В этом есть что–то неправильное.

— Почему?..

— Да потому, что взрослые ведут себя как неразумные дети, а дети начинают вести себя как мудрые взрослые!..

— Но это ведь неизбежно. Дети растут и рано или поздно все равно становятся взрослыми. — рассудительно заметил я.

— Слишком рано! Вместо того, чтобы насладиться собственным детством, они вынуждены вникать в чужие проблемы!..

Людмила Васильевна даже всплеснула руками, и ее лицо стало сердитым.

А я вспомнил, как мама после школы переодевала меня в малышовское платьице, и купала, и укладывала спать, в ночнушке, и как мы играли с Анжелой у них дома в куклы, и она завязывала мне банты… Тут же я представил, как сегодня мама снова переоденет меня в платье, а потом придет Анжела на примерку, и мы с ней опять будем играть во что–нибудь вместе, только не у них дома, а у нас!..

Я представил все это и улыбнулся немного снисходительно.

— Это ведь вы обо мне говорите. — сказал я спокойно. — Только вы зря переживаете. С детством у меня все в полном порядке!..

И я опять улыбнулся, на этот раз мечтательно.

Людмила Васильевна взглянула мне в лицо с острым интересом.

— Чувствую, тут у тебя какая–то тайна! — сказала она. — Я ее когда–нибудь узнаю?..

— Это вы себя спрашиваете?

— Нет, тебя!..

— Посмотрим. Если вы будете вести себя хорошо, то все возможно!..

Людмила Васильевна вновь рассмеялась. На этот раз — с явным облегчением.

— Ты чудо, Ярослав, просто чудо!

— Каждый человек — чудо!

— Ах, если бы каждый осознавал это!..

Мы немного помолчали.

— Ну что ж, на этом, пожалуй, и закончим этот, так сказать, медосмотр! — заявила Людмила Васильевна опять со вздохом.

— То есть я свободен?.. — обрадовался я. И поспешно добавил: — В смысле, могу идти на уроки?..

— Можешь, можешь!.. Но подожди еще минуточку. У меня тут для тебя кое–что есть…

И Людмила Васильевна вынула из ящика стола изящную шкатулочку и протянула ее мне.

Я взял ее и осторожно открыл.

Внутри на блестящей шелковой подушечке лежал галстук–бабочка из черного мягкого бархата. Я осторожно вынул его из шкатулки, чтоб рассмотреть как следует.

Галстук был очень стильный. Я бы сказал, что в нем не было ни одной ложной линии или складки!..

— Нравится? — спросила Людмила Васильевна с волнением.

— Да! Очень элегантный. Но..

— Это мой подарок тебе! — поспешила добавить Людмила Васильевна. — Ручной работы. То есть это я сама его сшила!.. Собственными руками.

— Ничего себе. Вы, оказывается, классно шьете!..

Лицо Людмилы Васильевны порозовело.

— Мне очень приятно, что ты так высоко оценил мою работу. — сказала она. — Я, видишь ли, и в самом деле неплохо шью. И крою сама. И умею придумывать фасоны!.. Когда–то я даже не могла решить, что мне выбрать, технологический или медицинский. Но медицина победила!..

— И это правильно! Что бы мы тут без вас делали?.. — заявил я убежденно.

И в самом деле, я даже не мог представить себе в роли хозяйки нашего медпункта кого–нибудь другого, а не Людмилу Васильевну.

Ее глаза повлажнели.

— Спасибо, Слава! Мне так приятны эти твои слова. — сказала она тихо. — Примерим?..

И Людмила Васильевна помогла мне прицепить этот галстук–бабочку как положено, а потом помогла надеть пиджак и подвела к зеркалу в дверце шкафа.

— Замечательно! — воскликнула она, увидев мое отражение. — И прекрасно гармонирует с этим костюмом. Ты согласен?

— Абсолютно! — ответил я. — Я буду надевать эту бабочку по самым торжественным случаям! А сейчас я надену свой обычный галстук. А то, сами понимаете…

— Понимаю. — кивнула Людмила Васильевна.

Я спрятал подаренный галстук обратно в шкатулку и аккуратно положил ее в свой ранец.

— Ну, я пошел?.. — спросил я.

— Иди! — ответила Людмила Васильевна опять со вздохом. — Но если вдруг почувствуешь недомогание, сразу обращайся!

— Обязательно! — как можно убедительнее сказал я.

 

5

До конца урока оставалось еще немного времени, и в школьных коридорах было тихо. Только из–за дверей в классы доносились приглушенные голоса учителей и учеников.

Я шел неторопливо, перебирая в своей голове события сегодняшнего утра. Надо же, день едва начался, а уже произошло столько всего!..

Мой удивительный сон, повышенное внимание «публики», неожиданный «медосмотр» Людмилы Васильевны… Между ними была совершенно определенная связь, которую держала в своих чутких руках созданная и сыгранная мной самим девочка Мишель!..

Интересно, какие еще приключения она мне готовит?..

Я так глубоко погрузился в свои мысли, что очнулся только от девчачьих голосов.

Это я поравнялся с одним из наших уголков отдыха. От общего коридора его закрывала шеренга пальм в кадушках.

Голоса доносились из–за пальм.

— ….ой, какие они хорошенькие! — верещала какая–то девчонка громким шепотом. — И где ты их взяла?..

— Мама их где–то купила в прошлом году! — отвечал голос Оливии. — По–моему, она просто решила приколоться!.. Но они оказались ей малы и пролежали в шкафу больше года. А вчера я нашла их и решила надеть сегодня в школу!..

— Клево! — с восхищением говорил третий голос. — Ты обязательно у своей мамы спроси, где она их купила!..

— Конечно, спрошу. Они ведь такие удобные! В них так здорово себя чувствуешь!.. Теперь я понимаю эту Жюли!..

Я вздрогнул и невольно навострил уши. Подглядывать при этом я вовсе не собирался.

Вот еще!

Я всего лишь бросил в сторону голосов быстрый взгляд.

И тут же поднялся на цыпочки, задержал дыхание и быстро–быстро засеменил прочь.

К счастью, пальмы разрослись очень густо, и девчонки меня не увидели. Да и заняты они были очень.

Но я‑то увидел!..

Я увидел Оливию, которая подняла подол своего нарядного платья как можно выше, демонстрируя двум подружкам краешки белоснежных кружевных панталон!..

Да, это уже не просто хит.

Это, можно сказать, настоящий переворот в умах!..

Такие панталоны под тесные джинсы не наденешь. Они требуют именно свободного платья.

Хм… Могут ли в принципе панталоны требовать чего–либо?.. По факту выходит, что могут. И в первую очередь — нарядных платьев и нижних юбок!..

Удалившись на приличное расстояние от этого уголка отдыха, я перевел дыхание и дальше пошел уже обычным шагом.

По дороге к нужному мне кабинету истории был еще один закрытый пальмами уголок, но я постарался обойти его как можно дальше. И даже голову повернул в другую сторону.

На всякий случай!..

 

6

Я подошел к кабинету ровно в тот момент, как прозвенел звонок с первого урока. Но двери передо мной не спешили открываться. Нашему историку, Николаю Васильевичу, всегда не хватает двух–трех минут, а то и больше, чтобы закончить урок. Он так здорово рассказывает о разных исторических событиях!..

Зато распахнулись двери двух соседних кабинетов, литературы и биологии. Оттуда двумя встречными потоками хлынули 9‑й «б» и 7‑й «а».

Я тут же отошел к стене, ожидая, пока они схлынут каждый своим путем.

Ничего подобного! Они не только не схлынули, а забурлили вокруг меня! Ученики сразу двух классов заулыбались, заговорили, закричали, и я понял, что утренняя история повторяется.

— Ой, здравствуй, Слава! Привет, Слава! Как ты себя чувствуешь?! Все хорошо?! Все нормально?..

Семиклассники и девятиклассники галдели возбужденно и радостно, и даже подпрыгивали на месте, точь–в–точь как малыши–утята Валентины Александровны!..

А я только хлопал глазами, не зная, куда от всех деваться.

Тут открылись двери кабинета истории. Оттуда, со своим обычным ускорением, вылетел 8‑й «В». И все восьмиклассники и восьмиклассницы, увидев создавшуюся толпу, тоже присоединились к ней! И многие принялись проталкиваться через нее поближе ко мне, а те, кто не мог протолкнуться, стали подниматься на цыпочки и тянуть головы, чтобы увидеть, что же происходит.

А ничего ведь не происходило.

Я просто хотел войти на урок в кабинет!

Но вместо этого я в буквальном смысле этого выражения оказался приперт к стене!

Тогда я кашлянул и поднял правую руку.

— Тихо! — сказал я негромко и как можно более внушительно.

Общий галдеж тут же стих. Ну, естественно. Этим «утятам» — переросткам ведь надо было услышать, что я скажу!..

— Во–первых, всем привет. — спокойно сказал я. — Во–вторых, вы что, все с ума посходили сегодня?..

— Нет! — без всякой обиды ответила мне какая–то восьмиклассница. — Мы все очень рады тебя видеть!..

— Молодцы! — сказал я одобрительно. — Я тоже вам всем очень рад! Только я хотел бы войти в класс. Нельзя ли расступиться?..

И я сделал движение вперед.

Толпа передо мной и вправду расступилась, и я спокойно прошел в открытый кабинет истории. В его дверях Николай Васильевич с большим интересом наблюдал за происходящим. Он посторонился, давая мне пройти.

И тут какая–то из девятиклассниц громко сказала мне в спину:

— Все говорят о том, какой ты классный номер вчера показал!..

Я остановился.

И, не поворачиваясь, осторожно спросил:

— И что?..

— Ты его на концерте для шефов показал!..

— И что?.. — повторил я, просто чтобы собраться с мыслями.

— А мы когда его увидим?..

Я развернулся на 180 градусов.

Ученики уже трех классов смотрели на меня, улыбаясь во все рты и с каким–то совершенно детским предвкушением в глазах.

Я понял, что ответ: «Как только — так сразу!» тут не сгодится.

Так просто от требований публики не отвертишься!..

— Ну, э… Во–первых, сегодня я не захватил свой концертный костюм!.. — сказал я умиротворяющим голосом.

— Оливия всем рассказывает, что оно просто обалденное! — воскликнула одна из девчонок.

— Оно?..

— Да. Твое концертное платье! — заявила другая.

— А ты сам в нем — просто суперкласс! — добавила третья.

По собравшейся публике прошла волна радостного возбуждения. И тут же стихла.

Я вздохнул. И продолжил все тем же умиротворяющим тоном:

— Во–вторых, сегодня я очень занят.

— А завтра?..

— Завтра — может быть. Если Амалия Захаровна разрешит занять актовый зал!

— Она разрешит! — радостно воскликнула еще одна девятиклассница. — Мы ее очень попросим!..

— Вот и договорились. — закончил я.

— А теперь, может быть, все пойдут на следующий урок? — добавил Николай Васильевич. — А то вы закупорили коридор!..

И пробка, к счастью, стала рассасываться.

Я прошел к своему месту.

Но только я сел и принялся выкладывать на стол учебники и тетради, в кабинет ворвался табун моего родного 7‑го «Б».

И, естественно, все опять столпились вокруг меня и принялись что есть мочи галдеть!..

«Если дело так пойдет и дальше, придется переходить на домашнее обучение!..» — обеспокоено подумал я.

— Славян, привет! Здравствуй, Славочка! Слава, здравствуй! — вопили мои одноклассники на все лады. — Говорят ты вчера показал такой суперский номер! С летающими панталонами! И ты был в таком суперском платье! А нам покажешь?!..

Я вздохнул, встал с места и вновь поднял правую руку, добиваясь внимания и тишины.

И все притихли.

Естественно!

— Ну и что мне вам показать сначала? — спросил я с сарказмом. — Платье или панталоны?..

— И то и другое! — сострил Олег Завьялов.

Все засмеялись.

Радостно так. Оживленно! Даже, я бы сказал, с упоением!..

— На самом деле, конечно, мы бы очень хотели увидеть ту сценку, с Мишель и Жюли! — убедительным тоном хорошо воспитанной девочки пояснила Лариса Жильцова.

Все в знак согласия заулыбались и закивали головами.

— Значит, так. — сказал я строго. — Совершенно не нужно впадать в ажиотаж из–за обыкновенного концертного номера!

— И вовсе он не обыкновенный! — возразила Лариса.

Я погрозил ей пальцем.

— Лариса! Будешь перебивать — пойдешь в угол! — строго сказал я.

Лариса покраснела, и все захихикали.

Потому что все знали — если я скажу, Лариса пойдет в угол как миленькая! Людка Карпухина там уже бывала. И не один раз. При всем классе. А нечего бездельничать и обрастать «двойками»!

— Хорошо, пусть он даже получился и необыкновенный. — согласился я. — Но сейчас мы с вами где?..

— А где?.. — дурашливо захлопал глазами Олег.

— Мы в школе! На уроках! — внушительно сказал я. — А мой концертный костюм…

— Платье!.. — восторженно пискнула Зося Караваева.

Я только вздохнул.

— Концертный костюм у меня дома! — продолжал я. — И сегодня у меня полно всяких дел. Вот. Так что показывать этот номер я буду завтра. И не для одного класса, а для всех, кто захочет его посмотреть! Чтоб не повторять все сорок раз… И то, если Амалия Захаровна позволит занять актовый зал.

— Она позволит! — убежденно заявил Олег. — Мы ее очень попросим!..

«Ну надо же!» — подумал я. — «Они повторяют почти одно и то же, не сговариваясь! Что бы все это значило?..»

Тут в класс, держась за руки, вошли Людка с Генкой. Все притихли и уставились на них. И не зря!

Сегодня Людка и Генка сияли еще ярче, чем вчера. Причем, если вчера они сияли этим своим суматошным светом, с треском и жгучими брызгами, то сегодня они были озарены внутренним, очень теплым и ровным огнем.

Я невольно подумал, что точно так же сияет и Анжела…

Зося перехватила мой взгляд и шепнула:

— Они сегодня с самого утра вот такие! Мы ими прямо любуемся!..

— Ну, еще бы! — шепнул я Зосе в ответ.

Людка и Генка подплыли ближе, обдавая всех теплом, как из печки.

— Славочка, здравствуй! — прозвенела Людка, и я подумал, что голос у нее сегодня звучит удивительно мелодично.

— Привет, Славян! — бодро поддержал Людку Генка.

— А мы вчера с Геной занимались! — сказала Людка. — До самого позднего вечера!

— Чем?.. — брякнул я с привычным скепсисом.

Но Людка, улыбнувшись какой–то очень мудрой улыбкой, спокойно ответила:

— Уроками, конечно! Мы все выучили, все приготовили. И сегодня Геночка уже получил четверку по алгебре!

Как она произнесла «Геночка»!.. Сколько чувства она вложила в это слово!..

Геночка прямо заалел от удовольствия. Как майская роза. Хотя все еще продолжался апрель.

Я думал, что сейчас оба влюбленных опять станут просить меня, чтобы я добился для них разрешения сидеть за одной партой, но Людка одарила Геночку ласковым взглядом, и он поплыл на свое место.

А Людка села на свое место рядом со мной.

 

7

Дальше все пошло уже как обычно.

Ну, или почти как обычно.

На втором, третьем и четвертом уроках — истории, алгебре и биологии — меня вызывали к доске, и я каждый раз, само собой, возвращался на место с «пятеркой» в дневнике. Но к доске вызывали и Генку с Людкой. И они, вот что удивительно, отвечали вполне уверенно!.. «Пятерок», правда, им не поставили, но их «четверки» были вполне заслуженные.

Генка получил одну «четверку», Людка — две. И вот, когда она с сияющим видом шла на место с «четверкой» по биологии, я вдруг испытал удивительное облегчение. Как будто тяжелый камень спал с моей души! Я почувствовал, что даже горжусь Людкой, как гордится отец умненькой–разумненькой дочкой!..

Интересно, что к Генке я таких же чувств не испытывал. Может быть потому, что сегодня в его лице появилась какая–то новая, совсем взрослая уверенность, и стало ясно, что теперь Людка будет за ним, как за каменной стеной.

А он, в сиянии ее любви и заботы, будет вдохновляться на новые замечательные свершения!..

Собственно, это ведь их общее сияние. Они — вместе!..

Так же, как мы с Анжелой.

И поэтому все будет так, как и должно быть.

Только я додумал эту мысль, как Людка села на свое место рядом со мной, и тихонько шепнула:

— Спасибо, Славочка!

— За что?..

— За все, что ты сделал для меня! И для нас с Геночкой!..

— Ну, я еще буду за вами присматривать!.. — пообещал я строгим голосом. — Так, на всякий случай!..

— Конечно, конечно! — горячо ответила Людка. — А как же иначе?..

В общем, уроки шли своим чередом.

На переменах, правда, я ощущал к себе повышенное внимание, но такого ажиотажа, как утром, уже не было. К счастью! Мне ведь совсем не хотелось, чтобы жуткая перспектива перехода на домашнее обучение стала для меня реальностью…

Ну а после четвертого урока ко мне подошли Оливия с Мариной Зарядиной, нашей школьной художницей–плакатисткой. Марина в нашей школе оформляет самые лучшие стенгазеты и пишет самые лучшие объявления!

Интересно, что не только Оливия, но и Марина сегодня была в очень нарядном платье. Причем платья у них были не какие–нибудь там взрослые, а вполне себе девчачьи, с милыми оборками и кружевами. А ведь они обе учатся в девятом классе!..

Оливия была в свободном изумрудно–зеленом платье с большими подсолнухами, а Марина — в синем в крапинку, приталенном, с белым пояском, завязанным сзади изящным бантиком и с белым отложным воротничком. Длиной оба платья были на ладонь выше их коленок и выглядели очень шикарно! Ну, то есть Оливия и Марина выглядели в этих платьях очень шикарно. Девочки они ведь очень красивые, стройные, и во всех нужных местах уже округлые!..

Глядя на них, я невольно вспомнил о других оборках и кружевах — тех, которые были на Оливиных панталонах, и подумал: «Интересно, а что надето под платьем у Марины?..»

Видимо, что–то такое блеснуло в моих глазах, потому что девочки переглянулись и слегка покраснели.

— Чего это вы сегодня так нарядились?.. — сказал я вслух.

Девочки опять переглянулись, и Марина сказала:

— Ну вот, тебе, значит, можно наряжаться, а нам — нет, что ли?..

Настала моя очередь краснеть. А девчонки рассмеялись.

— Ну и, тем более, мы не одни сегодня так одеты. — заявила Марина. — Посмотри вон туда!

Я посмотрел.

Просторный холл второго этажа, где мы сейчас находились, был полон старшеклассников и старшеклассниц. Надо сказать, что какой–то одинаковой для всех формы у нас в школе не было. Мальчишки и девчонки и без того одевались одинаково! В штаны, джинсы, пиджаки и свитера.

Но сегодня, среди этого однообразного серо–сине–черного моря мелькали яркие вкрапления.

Это были девчонки, одетые в нарядные платья примерно такого же вида, что и на Оливии с Мариной. И каждая нарядная девчонка была в центре оживленной беседы со сверстниками, то и дело прерывающейся жизнерадостным смехом.

— Вот, увидел? — спросила заговорщицким тоном Марина.

— И что?.. — ответил я ей своим сегодняшним коронным вопросом.

— А то, что это ты сделал!..

— Что именно?..

— А вот это самое!.. Нарядил наших девчонок в платья!..

Я открыл рот от неожиданности, и тут же вдохнул поглубже, чтобы дать этим двум нахалкам достойный ответ.

Но тут перед моим внутренним взором возникла очень… э-э… забавная картина!.. Я увидел себя у вешалки, на которой висели десятки, если не сотни, самых разнообразных платьев на плечиках, и все это были очень яркие, очень нарядные платья, с кружевами, оборками, фигурными рукавчиками, лентами и поясами, которые еще только предстояло завязать в банты. А передо мной друг за дружкой выстроились все наши старшеклассницы, одетые только в коротенькие комбинашки и панталоны тоже очень разнообразного фасона. Жюли бы просто обзавидовалась!.. При этом на лицах этих модниц никакого стеснения не было, а было одно только нетерпение. Они подходили ко мне по очереди, и я снимал с плечиков одно платье за другим, и помогал их надевать. А модницы вертелись и суетились, пока я застегивал на них молнии, поправлял верхние и нижние юбки, завязывал их ленты и пояса бантами самого изящного вида… Вот это была работенка, скажу я вам!.. Одеть такую ораву девчонок!.. Да еще и выслушать при этом множество претензий: «Маэстро, мне этот фасон не нравится! Можно поменять?.. Маэстро, а мне вот тут жмет!.. Можно подобрать что–нибудь посвободнее?.. Маэстро, мама мне не разрешает носить такие короткие платья! Можно подыскать что–нибудь подлиннее?..»

Эта картина была такой ясной, объемной и многоцветной, что я даже замер на месте, вытаращив глаза, а потом, попытавшись все–таки что–то сказать, вдруг поперхнулся и закашлялся.

И Оливия с Мариной принялись хлопать меня по спине!.. Даже не хлопать, а прямо таки дубасить!.. Я едва удержался на ногах.

— Ну ладно, хватит вам! — сердитым шепотом воскликнул я, отмахиваясь от их рук. — Заботливые какие!.. Прибьете меня в самом расцвете лет!..

Девчонки опустили руки, и, опять переглянувшись, заулыбались.

— И совсем я не собирался вас всех наряжать! — сказал я, отдышавшись. — Делать мне больше нечего!

— Ну, это Марина образно выразилась! — примирительно сказала Оливия. — На самом деле это не ты нас наряжал, конечно… (Марина хихикнула…) а твоя Мишель!

— В смысле, твоя Мишель на нас повлияла, вот!.. — быстро добавила Марина.

— И как это она могла на вас так сильно повлиять, если большинство из вас ее даже и не видели?!.. — сердито сказал я.

— Так за этим мы к тебе и пришли! — вдруг очень по–деловому сказала Оливия. — У тебя же завтра шесть уроков?..

— Ну, шесть… И что дальше?..

— А то, что насчет актового зала мы договорились, но Амалия Захаровна сказала, чтобы точное время твоего выступления мы согласовали с тобой отдельно! В общем, ты можешь завтра выступить со своим номером после шестого урока, да?.. А то Марине надо успеть объявление нарисовать!

Вот тут я взглянул на Оливию и Марину с сомнением.

— Я теперь уж и не знаю… — протянул я задумчиво. — Стоит ли показывать этот номер прямо–таки всем?.. Уж очень он на всех неоднозначно влияет!.. Вот что значит — открыть этот самый ящик с пан… Ящик Пандоры, хотел я сказать!..

Оливия и Марина уже в который раз переглянулись, весело рассмеялись, и Оливия воскликнула:

— Ну, Слава! Какая же она Пандора! Она… Она такая лапочка!..

— Она такое солнышко!.. — добавила Марина. — Такая радость!.. Такое счастье!..

— Собственно, как и ты сам!.. — выдала Оливия.

— Гхм!.. — сказал я.

Девчонки опять переглянулись, хихикнули и мечтательно устремили глаза куда–то вверх.

— Как бы я сама хотела хоть чуточку быть на нее похожей!.. — воскликнула Оливия.

— И я тоже!.. — добавила Марина.

Я взглянул на девчонок внимательно.

Это явно был очень искренний порыв. Лица Оливии и Марины еще сильнее раскраснелись от прилива чувств, и они, судя по всему, этого ничуть не стеснялись.

Мне стало очень тепло на душе. И, в каком–то вдохновенном порыве, я захлопал глазками, всплеснул руками и голосом Мишель пропищал:

— Ну, хорошо! Вы меня уговорили!.. Я выступлю завтра перед вами после шестого урока!.. Так и напишите в своем объявлении!

Оливия с Мариной ахнули, вытаращили глаза и тут же засмеялись и зааплодировали.

Лица старшеклассников повернулись к нам, многие сделали шаг в нашу сторону, увлекая за собой других, и я понял, что сейчас меня вновь начнет окружать восторженная публика.

Но, к счастью, в этот самый момент прозвенел звонок на пятый урок.

Все стали расходиться, Оливия с Мариной тоже пошли, ускоряя шаг, и Марина крикнула мне на ходу:

— Это будет самое лучшее, самое неповторимое объявление в моей жизни!..

— Ой, подождите! — воскликнул я им вслед. — В каком смысле неповторимое?.. Вы там смотрите!..

Но девчонки ничего мне не ответили. Они рассмеялись и перешли на бег. Их легкие платья высоко взметнулись, и я увидел, как из–под платья Марины на миг показались очень красивые оборки ее белоснежных панталон.

Я хмыкнул, улыбнулся и пошел на урок.

 

8

Последние два урока, химия и физика, прошли просто замечательно, в атмосфере «познания истины», как любит говорить наш любимый физик Юрий Викторович. Вот уж кто умеет создавать эту самую атмосферу!

А сразу после шестого урока ко мне с очень важным видом подошла Шурочка и сказала:

— Слава! Тебя Амалия Захаровна зовет!.. Срочно!

Мое сердце отчего–то екнуло, хотя никаких причин опасаться этого приглашения у меня не было.

«Может быть, кто–нибудь из «публики» чего–нибудь натворил?.. Или Марина все–таки что–нибудь не то нарисовала?» — волновался я, быстро шагая рядом с Шурочкой.

Я уже представил себе плакат, на котором нарисована целая стая летающих панталон самого разнообразного вида, и мое сердце екнуло еще сильнее.

Но в этот самый миг мы с Шурочкой как раз поравнялись с нарисованным Мариной плакатом. Перед ним собралась небольшая толпа, и мы остановились тоже.

На плакате была нарисована девочка, в розовом платье старинного фасона и в чепце. Лицо девочки было очень похоже на мое собственное, но у меня, конечно, лицо мальчика, особенно если без грима, а лицо девочки на плакате было однозначно девчачье. И очень даже симпатичное.

Ну а текст был такой:

«Завтра, …апреля сего года, в актовом зале состоится мини–монспектакль народного артиста нашей школы Ярослава Студеницына, который покажет свою сценку «Мишель и Жюли в саду или Настоящий формидабль»! Начало спектакля — сразу после 6‑го урока! Приглашаются все желающие! Спешите видеть и не говорите, что не видели! А когда вы все увидите, то уже никогда не забудете!..»

Все стоявшие перед плакатом рассматривали его, читали, шумно делились впечатлениями и нас с Шурочкой не заметили.

Мы быстро пошли дальше.

Я глубоко вздохнул.

— Почему ты вздыхаешь? — заинтересовалась Шурочка.

— Да так… Надо же придумать — народный артист школы! Ведь нет же такого звания!

— Как это нет?! — удивилась Шурочка. — Когда у нас есть!

— Ну, есть… И что это такое — «мини–моноспектакль»?..

— А вот эта твоя сценка — это и есть настоящий моноспектакль. — уверенно заявила Шурочка. — И я даже не согласна с тем, что он мини! Он очень даже макси! Несмотря на то, что не такой уж и длинный!..

И Шурочка засмеялась.

Я вновь только вздохнул.

 

9

Перед приемной Шурочка вдруг сказала:

— Ну, ты входи, а я сейчас, быстренько!..

И куда–то убежала.

Я вошел в пустую приемную и скромно постучал в дверь кабинета директора.

— Да–да, смелее!.. — тут же послышался бодрый голос Амалии Захаровны.

— Здрасьте, Амалия Захаровна!.. — сказал я, входя и закрывая за собой дверь.

— Здравствуй, Ярослав! Здравствуй, золотце! — радостно воскликнула Амалия Захаровна, поднимая голову от своих обычных бумаг.

— Да уж, золотце… Самоварное!.. — пробормотал я в ответ.

— Ничего подобного! Не самоварное, а настоящее. И к тому же самой чистой пробы!

Я посмотрел на Амалию Захаровну с упреком.

— Амалия Захаровна! Мы ведь с вами об этом уже говорили! — воскликнул я. — Разве можно так перехваливать ребенка?.. Надо быть сдержаннее в оценках!..

— Хм… — задумалась Амалия Захаровна. — Сдержаннее?.. Ты уверен?.. А мне почему–то сегодня совсем не хочется быть сдержанной!.. И в оценках и во всем остальном!..

И она рассмеялась.

Я демонстративно развел руками и поднял лицо к потолку.

— Что такое происходит сегодня в нашей школе?.. — задал я вопрос люстре. — Причем не только с учениками!..

За люстру ответила сама Амалия Захаровна.

Она взглянула на меня уже совершенно серьезно и сказала:

— Ну, допустим, началось это не сегодня, и даже не вчера! И, скажу тебе прямо, даже не само по себе. Но при этом все идет естественным путем!..

— Естественным?.. То есть все то, что происходит — это естественно?..

Взгляд Амалии Захаровны стал еще более серьезным.

— А вот это — очень важный вопрос! Хотя мы с тобой знаем на него ответ, не так ли?..

Амалия Захаровна вперила свой внимательный взгляд прямо мне в лицо. И я увидел, что в ее глазах сверкают примерно такие же искры, что я видел утром и в глазах Людмилы Васильевны!..

Я почувствовал, что на моем лице возникает улыбка. Сама собой, естественно!.. Но я приложил все силы, чтобы ее сдержать.

— Мы с вами?.. — многозначительно переспросил я.

— В том числе, мой дорогой. В том числе!

— Угу… А кто еще входит в это число?..

— Прежде всего те, кто никогда не преувеличивают, но и не преуменьшают свою роль!

— В каком спектакле?..

— Ну, скорее даже не в спектакле, а в театре. Том самом, о котором писал Шекспир.

«Весь мир — театр, все люди в нем — актеры…» — всплыли в моей голове слова. Сами собой, разумеется!..

Вот тут я даже слегка рассердился. Что же такое получается? Я уже не могу управлять ни своими чувствами, ни своими мыслями!.. Они теперь возникают сами собой и что хотят, то и делают!..

Неужели это и есть тот естественный путь, о котором говорит Амалия Захаровна?..

Видимо, моя озадаченность отразилась на моем лице, потому что Амалия Захаровна победно улыбнулась и сказала:

— Кстати, что это ты застрял у дверей?.. Иди сюда, садись.

«Ладно, ладно!..» — подумал я, подходя к ее столу.

Амалия Захаровна решительным движением отодвинула свои бумаги и гостеприимно указала на стул.

Я сел.

— Какие у тебя планы на вторую половину дня?.. — спросила Амалия Захаровна, резко меняя тему.

— Ну, я хотел пообедать, у нас в столовой, после обеда немножко позаниматься в читальном зале, а потом у меня тренировка в нашей секции.

— В малом спортзале?

— Да.

— То есть домой ты попадешь не раньше пяти?

— Даже не раньше шести.

Я посмотрел на Амалию Захаровну вопросительно.

— У вас есть ко мне новое поручение?..

— Нет–нет! — воскликнула Амалия Захаровна. — Ни в коем случае! Если только я осмелюсь в ближайшее время дать тебе еще какое–нибудь поручение, Людмила Васильевна просто порвет меня на части! Она так и заявила.

— Ничего себе! Когда?..

— А сразу после твоего утреннего, так сказать, медосмотра. Специально пришла, чтобы поговорить со мной о тебе!..

Я смущенно улыбнулся.

— Ну, что там разговаривать… Все же в порядке!..

— И слава богу!.. — сказала Амалия Захаровна с горячностью.

«Вот это — точно!..» — подумал я.

— Так что о поручениях не будем. — сказала Амалия Захаровна. — Я, собственно, просто хотела узнать, не против ли ты пообедать со мной?

— С большим удовольствием! В комнате отдыха?..

— Нет, там сейчас наши учителя собрались на свои обычные дневные посиделки, и мешать им не стоит. Точнее, мне бы не хотелось уступать им свое эксклюзивное право пообщаться с тобой в непринужденной обстановке… Так что обедать мы с тобой будем прямо здесь!

И тут, как по сигналу, в кабинет вошла Шурочка с подносом, уставленным тарелками.

Остановившись у дверей, она вопросительно посмотрела на Амалию Захаровну.

— Вон туда! — показала рукой Амалия Захаровна на стол для заседаний.

Шурочка откуда–то извлекла белую скатерть, расстелила ее, расставила глубокие тарелки с супом, вазочку с хлебом, положила ложки.

— Второе я сейчас принесу! — сказала она.

И тут же упорхнула. Мы с Амалией Захаровной переместились к тарелкам, от которых шел чудесный запах.

— Давай, Слава, нажимай! — предложила Амалия Захаровна. — Супчик чудный, по моему особому заказу. С копченостями!..

И Амалия Захаровна тут же сама подала пример правильного обращения с супчиком.

Только мы с ним разделались, в кабинет опять впорхнула Шурочка и принесла второе — отбивные котлеты с овощным гарниром.

Когда и эти тарелки опустели, по мановению Шурочкиной руки перед нами появились чашки с чаем, вазочка с конфетами и маленький, уже разрезанный, воздушный тортик.

А Шурочка опять буквально растворилась в пространстве.

— Теперь мы торопиться не будем! — сказала Амалия Захаровна.

— Да мы, в общем–то, никуда и не торопились!.. — заметил я.

Мы обменялись понимающими улыбками.

Амалия Захаровна медленно размешала свой чай, сделала маленький глоток и, взглянув на меня поверх чашки, спросила очень лукавым тоном:

— Так что ты там говорил о естественности и неестественности?..

— Я говорил?! — как можно искреннее удивился я. — По–моему, вы сами первая начали!..

— Да неужели?..

— И еще как да!.. Причем, во всех смыслах.

— А не мог бы ты перечислить хотя бы часть?..

— Часть чего?..

— Этих смыслов!..

— Вы говорите загадками, Амалия Захаровна!

— Но и ты не из тех, кто любит одни только отгадки!..

— А я равняюсь на вас!

— Один–один! — засмеялась Амалия Захаровна, ставя свою чашку на стол и поднимая правую руку ладонью вперед.

— Согласен! — воскликнул я.

И мы дружно хлопнули в ладошки.

— По ломтику торта навернем? — предложила Амалия Захаровна.

— Запросто! — согласился я.

Амалия Захаровна положила по ломтику торта на тарелочки мне и себе. Мы не остановились, пока не доели все до крошки.

— Еще? — спросила Амалия Захаровна.

Я взглянул на свою опустевшую чайную чашку.

Амалия Захаровна взглянула на двери.

И тут же в кабинет вошла Шурочка с чайником в руках. Она молча убрала из наших чашек старые пакетики, положила новые, и принялась наполнять чашки кипятком.

В легком обалдении я сказал:

— Ничего себе! Амалия Захаровна! Шурочка! Это же просто телепатия!..

Шурочка только улыбнулась в ответ.

А Амалия Захаровна сказала:

— Ну, если у кого и телепатия, так это у тебя самого, Ярослав! Во время концертов ты действуешь на публику просто гипнотически.

— Вольф Мессинг! — выдала Шурочка.

— У меня не телепатия! — возразил я.

— А что?.. — спросила Амалия Захаровна.

— Искусство!..

— И мастерство! — кивнула Амалия Захаровна.

Тут я почувствовал, что неудержимо краснею. Доводят человека похвалами!..

Шурочка повернулась, чтобы уходить.

— Амалия Захаровна! — встрепенулся я. — Что это у нас Шурочка сегодня как официантка?! Пусть она тоже с нами присядет, попьет чайку.

— Попозже. — коротко заявила Шурочка. — У меня там документы! Нужно срочно закончить.

И она быстро вышла.

Амалия Захаровна загадочно улыбнулась.

— Мы с Шурочкой не телепаты. — сказала она. — Просто она всегда чувствует, когда мне хочется побеседовать с кем–то тет–а–тет. Ведь мы знаем друг друга давным–давно!

— Ну, если она училась в нашей школе с первого класса, то, получается…

— Больше пятнадцати лет. Я обратила на нее внимание еще в первом классе. Я, знаешь ли, всегда беру на заметку талантливую малышню!..

Амалия Захаровна подарила мне озорную улыбку. И слово «малышня» в ее исполнении мне очень даже понравилось.

— Должна сказать, у вас с ней много общего!.. — добавила Амалия Захаровна.

— Да, я тоже заметил. — скромно согласился я.

— Мощная харизма, ум, такт, артистизм, желание помочь людям, и, главное, умение им помогать — вот что есть в вас обоих!.. — с большим удовольствием произнесла Амалия Захаровна.

Вот тут краска опять ударила мне в лицо. Я только вздохнул.

— Правда, Шурочка не прыгала через классы так, как ты. — продолжала Амалия Захаровна. — Ее увлекла общественная работа! Она всегда была в центре всех главных дел и в своем классе, и во всей школе. Помочь в организации утренника, занять детей какой–нибудь игрой, моментально собрать команду и принять участие в соревновании — это Шурочка делала всегда с огромным удовольствием и вдохновением. Она ведь и сейчас вся постоянно в детях!..

— Это точно! Малыши к ней так и липнут!

— И не только малыши! Помнишь КВН для старшеклассников, который она организовала в декабре?

— Еще бы!

— А шахматный турнир? Конкурс стенгазет? Выставку юных цветоводов? Фестиваль юных музыкантов? Тренинг «Будь лучше!»?..

— Действительно! — задумчиво повторил я. — Как много, оказывается, Шурочка всего делает!..

— Очень много, очень! И всегда — с самыми блестящими результатами! В общем, она, как и ты, способна управлять не только людьми, не только ситуацией, но даже пространством и временем!

— Пространством и временем!.. — восхищенно повторил я.

— И ведь и в личной жизни у нее все в порядке…

— Аркадий Борисович… — улыбнулся я.

— Да, именно! — улыбнулась мне в ответ Амалия Захаровна. — Он и в школу–то нашу перешел ради Шурочки.

— Ничего себе! А я и не знал!

— Ну, об этом знала только я. — гордо сказала Амалия Захаровна. — Аркадий Борисович прекрасно все организовал и хорошо зашифровался. А потом начал осаду предмета своей любви!.. И, вот…

— У них скоро свадьба?! — воскликнул я.

— Осенью. Так они решили. По старой русской традиции все свадьбы игрались осенью, когда все главные летние работы закончены и урожай собран. Они ж не какие–нибудь там торопыги. Ожидание, знаешь ли, вообще не имеет значения.

— А что имеет значение?..

— Чувство полноты жизни! Здесь и сейчас!

— Но… Вы же не хотите сказать, что надо жить только одним сегодняшним днем!

— Нет, конечно. Но одно дополняет другое. Живи здесь и сейчас! И при этом помни о прошлом! Планируй будущее! Все в системе.

— Ага!..

Мы с Амалией Захаровной помолчали. И тут какая–то мысль мелькнула в моей голове.

— Амалия Захаровна, — вкрадчиво произнес я. — Вы ведь не случайно о Шурочке заговорили!..

Амалия Захаровна сделала большие глаза и воскликнула:

— Славочка! Так ведь это ж ты о ней заговорил! А я тебя просто поддержала!..

Я взглянул на Амалию Захаровну с легкой иронией. По крайней мере, я постарался, чтобы на моем лице была именно легкая ирония, а не какой–нибудь там сарказм.

Амалия Захаровна ответила мне совершенно невинным взглядом.

И тогда я сказал:

— Тут недавно в одной книжке я читал, что плохие организаторы пытаются манипулировать людьми, а хорошие устраивают так, что люди все делают сами. Причем именно то, что нужно и этим людям, и этим организаторам.

— Карл Юргенс. — кивнула Амалия Захаровна. — Да, книга у него получилось неплохая!

— И в ней есть очень интересное посвящение, на самой первой странице…

— Да ну?..

— Да. Там написано: «Потрясающей А. З., без которой этой книги не было бы!». И вот я, знаете ли, все думаю, что это за потрясающая А. З. такая?..

Амалия Захаровна кашлянула, улыбнулась, и быстро поднесла свою чашку к губам.

— А самое интересное, что именно этот Карл Юргенс приезжал к нам в школу и в прошлом году, и в позапрошлом!.. — как бы между прочим продолжал я. — И во время концертов, что мы для него устраивали, я показывал свою сценку с тиграми.

— Великолепная сценка! — с энтузиазмом воскликнула Амалия Захаровна. — Маленький дрессировщик и здоровенные тигры–старшеклассники!

— Петька Никольский и Яшка Куприянов. — кивнул я. — В этом году оба поступили цирковое училище. Учиться на дрессировщиков. В шкуре тигров они уже побывали, теперь им будет легче…

— Вот видишь, как ты помогаешь людям находить свой путь! — горячо воскликнула Амалия Захаровна. — И при этом они все делают сами!..

— Ага! — сказал я.

И та промелькнувшая мысль вернулась в мою голову и начала проявляться все яснее.

Я открыл рот, чтобы задать некий вопрос…

Но Амалия Захаровна со стуком поставила свою чашку, и, быстро коснувшись моего плеча, сказала:

— Слава, прошу тебя, стоп!..

— Стоп?.. Почему?..

— Потому что грядка уже вскопана и зерно посеяно. И пусть оно теперь там спокойно прорастает!

— Ну, ладно. — согласился я. — Пусть прорастает.

Амалия Захаровна кивнула мне с заговорщицким видом и, вновь сделав большие глаза, с опаской огляделась по сторонам

— Л. В. бдит! Никаких новых поручений, ты помнишь?!.. — прошептала она, наклонившись ко мне как можно ближе.

— А где Л. В. сейчас?.. — тоже шепотом спросил я.

— В медпункте! У нее плановая прививка в третьем «Б». Так что все предусмотрено.

— Слава богу! — успокоился я. И воскликнул: — Да здравствует потрясающая А. З.!..

Амалия Захаровна погрозила мне пальцем.

И вот теперь наступила моя очередь строить невинные глазки.

Амалия Захаровна тихонько рассмеялась.

Тут же в кабинет вошла Шурочка, вновь с чайником и еще одной чайной парой в руках.

— Я закончила! — радостно сказала она. — Тортик еще остался?..

— Конечно! Присаживайся! — воскликнула Амалия Захаровна.

Но Шурочка, подойдя к столу и поставив чайник и чайный прибор, не села, а одними глазами сделала Амалие Захаровне знак.

Амалия Захаровна воскликнула:

— Да!.. У нас ведь для тебя подарки, Ярослав!

— Подарки? — совсем непритворно удивился я. — Но… В честь чего?..

— А просто так! — весело ответила Амалия Захаровна. — Мы, видишь ли, вчера с Шурой вместе возвращались домой, зашли по дороге в новый торговый центр, и увидели!..

— Что?..

— А вот!.. — загадочно улыбнулась Амалия Захаровна.

Поднявшись из–за стола, они с Шурочкой подошли к шкафу–купе за директорским столом, открыли его и достали с верхней полки две продолговатые картонные коробки.

Прижав коробки к груди, они повернулись ко мне с одинаковым лукавым и торжественным видом.

Предчувствие грандиозного сюрприза прозвенело в моей голове.

И ведь оно меня не обмануло!..

Амалия Захаровна и Шурочка, все так же держа коробки у груди, медленно и торжественно подошли ко мне, и Амалия Захаровна произнесла каким–то особенным, мягким и ласковым голосом:

— Вот это — мой подарок!

И она развернула свою коробку лицевой стороной ко мне.

— А это — мой! — точно таким же голосом произнесла Шурочка, и тоже развернула свою коробку ко мне.

Я потерял дар речи от изумления. И на миг прямо–таки присох к своему стулу.

В обеих коробках, улыбаясь мне сквозь прозрачную пленку, были большие куклы!..

Я шумно сглотнул, кашлянул и медленно поднялся на ноги.

— Амалия Захаровна!.. Шура!.. Вы… Вы дарите мне кукол?.. — с трудом пробормотал я.

— Ну, разумеется! — спокойно сказала Амалия Захаровна.

— А что же еще?.. — даже удивилась Шурочка. — По–моему, это самый правильный подарок!..

— Видишь ли, Ярослав, как только мы их увидели вчера, так мило стоящих рядом на полке, нам пришла в голову одна и та же мысль! — поведала Амалия Захаровна.

— Да! Одна и та же!.. — подхватила Шурочка.

— Мы подумали… Нет, скорее даже почувствовали…

— Почувствовали!..

— ….что раз у тебя так прекрасно получается играть в девочку Мишель, то вам обязательно понравится играть и с этими куклами!..

— Да?..

Я медленно кивнул головой и подвердил:

— Да… Но..

— Ах, ну зачем нам здесь «но»!.. — воскликнула Амалия Захаровна.

— Я просто хотел уточнить… — пробормотал я. — Вы сказали — «вам»…

Амалия Захаровна и Шурочка переглянулись и пожали плечами.

— Ну, а как мы должны были сказать?.. Учитывая, что!.. — воскликнула Амалия Захаровна.

— И неужели же мы должны были подарить тебе только одну куклу?.. — удивилась Шурочка. — Это было бы неправильно!

— Совершенно неправильно!..

Я смущенно улыбнулся.

— Спасибо. — тихо сказал я. — И ведь это… Это первые куклы, которых мне дарят в жизни!.. У нас, правда, дома есть куклы, но… Можно посмотреть?..

— Конечно можно!

Амалия Захаровна и Шурочка положили коробки на стол и осторожно открыли.

Я заглянул в них и подумал, что передо мной — куклы–сестры, или куклы–подружки. Они были одеты почти одинаково, в очень милые платьица–колокольчики, длиной чуть выше их коленок. Одно платье было красное в белый горох, а другое — белое в красной горох. В прическах у кукол были почти одинаковые бантики, а их лица были вовсе не одинаковые и глупенькие, а живые, разные и очень привлекательные. Я бы даже сказал, они были настолько живые, что казалось, будто обе «сестренки» вот–вот подмигнут мне и заговорят.

Я осторожно протянул руку и потрогал их платьица, их щечки, их бантики…

— Они… Просто обалденные!.. — восхищенно сказал я.

— А какие у них милые панталончики! — вдруг заявила Шурочка.

И протянула руку к куклам.

— Александра! — строго сказала Амалия Захаровна.

Шурочка хихикнула и отдернула руку.

— Они сами все увидят. — многозначительно посмотрела на Шурочку Амалия Захаровна. — Теперь давайте закроем коробки и положим пока обратно в шкаф. Вот так…

— А когда ты пойдешь домой, я тебе дам большой пакет, и ты их спокойно и незаметно для других унесешь с собой! — добавила Шурочка.

И мы обменялись многозначительными взглядами, скрепляя наш договор.

— А теперь давайте попьем чайку, уже все вместе, и немножко поговорим о Мишель. — предложила Амалия Захаровна.

— И о Жюли!.. И о мадам Марго! И о формидабль садовнике! — горячо поддержала ее Шурочка.

— Так я же завтра опять выступаю. — сказал я. — Вы снова о них услышите!..

— Ну, выступление — это само собой. — сказала Амалия Захаровна.

— А сейчас нам хочется просто поболтать о Мишель и Жюли. — пояснила Шурочка.

Я посмотрел на нее и Амалию Захаровну испытующе.

— А хотите, я расскажу вам о своем сегодняшнем сне? В нем были они все! — предложил я. — Только, чур, никому больше о нем не рассказывать!..

— Замётано! — сказала Амалия Захаровна.

И мы дружно уселись за стол.

У нас было еще минут двадцать. При наших–то способностях обращаться со временем и пространством это — целая вечность!..

 

10

Что хорошо в нашем читальном зале — здесь категорически запрещены громкие разговоры и вообще шум как таковой. Заведующая библиотекой, Полина Викторовна, следит за этим очень строго.

Поэтому я спокойно позанимался здесь больше часа. Правда, из–за дверей иногда доносились какое–то шебуршанье, но Полина Викторовна быстро его пресекала.

Причина шебуршанья выяснилась, когда я закончил заниматься и вышел из читального зала.

Здесь меня поджидала целая группа девчонок разного возраста.

— Мы — твои фанатки! — заявила одна из них. — Мы только что создали свой клуб! Имени тебя!..

— Безумно рад!.. — ответил я как можно ехиднее. — Вам что, больше делать нечего?

— Ну, Славочка! — загомонили фанатки. — Разве тебе не приятно, что теперь у тебя есть целый клуб настоящих поклонниц?!..

— Ну да! — сказал я. — Вы, значит, настоящие, а другие не настоящие!..

И я как можно сильнее нахмурился и сделал хороший вдох, чтоб выдать этим дурочкам строгую нотацию.

У них сделались очень испуганные и растерянные лица.

«Хм!..» — подумал я. — «А что, если все сделать по–другому?..»

И, сохраняя на лице строгое выражение, я сказал:

— Ладно, хорошо. Хотите фанатеть — фанатейте!.. Создали клуб — ну и клубитесь на здоровье!

— Ура! — закричали девчонки.

— Но у меня есть для вас несколько условий. Предупреждаю — если вы не будете их соблюдать, я живо разгоню этот ваш клуб!.. Сами понимаете, все возможности для этого у меня имеются…

Фанатки переглянулись.

— Каких условий?.. — с опаской спросила их предводительница.

— Ну, во–первых, все мои фанатки должны учиться только на «четыре» и «пять». Я же ваш кумир, да?.. А я, как вы знаете, «четверок» вообще не получаю. Только «пятерки».

— Ну, Слава! — заныли фанатки. — Не у всех же такие способности, как у тебя!..

— Ничего не знаю! — жестко заявил я. — «Двоечниц» и «троечниц» в вашем клубе, тем более, имени меня, быть не может! Дневники ваши я буду проверять еженедельно, ясно?

Фанатки обреченно вздохнули.

— Ну ладно… — пробормотали они. — Мы будем стараться. Изо всех сил.

— Вот это правильно. — кивнул я. — Если долго мучиться, что–нибудь получится!..

— А другие условия какие?.. — спросили фанатки робко.

— Во–вторых, каждая из вас должна еженедельно совершать одно доброе дело. Или вы можете все вместе совершать какое–нибудь одно доброе дело, только уже не маленькое, а большое! Об этом тоже будете отчитываться передо мной еженедельно.

— Ой, Слава! — заныли опять фанатки. — А где же мы наберем столько добрых дел?..

— Да везде! — воскликнул я. — Дома, на улице, в школе… Знаете, например, сколько на свете одиноких стариков и старушек, которым просто не с кем поговорить?.. Достаточно позвонить им по телефону, пообщаться, даже просто о погоде, о здоровье, и они будут уже очень рады.

Фанатки задумчиво переглянулись.

— Вот. — сказал я. — Соображаете, да?.. Только все ваши добрые дела должны делаться искренне, по–настоящему. Раз уж вы настоящие фанатки… Ну а какие условия будут во–вторых, в-третьих, и так далее, я еще подумаю!..

Фанатки переглянулись облегченно.

— А как насчет автографов?.. — робко спросила их предводительница.

— Автографов?..

— Ну, вот здесь! — загалдели они.

И протянули мне мои фото, в платье!..

Я даже опешил сначала, но тут же увидел, что это — размноженный на цветном принтере фотоснимок рисунка Мишель с плаката Марины.

Ну, надо же! Успели! За такое короткое время!..

Куда деваться, пришлось подписать им все эти их фотоснимки.

— Ладно. На этом пока все. — сказал я фанаткам все так же строго. — Встретимся завтра!..

— А где?..

— Ну, как где. В актовом зале!.. А сейчас идите, учите уроки!

И озабоченные фанатки пошли учить уроки, а я пошел на свою тренировку.

Она прошла ровно и энергично, как всегда. Ведь все наши спортивные занятия направлены на достижение гармонии духа и тела. А гармония не терпит никаких излишеств, никаких ненужных или никчемных всплесков!

И, как всегда, в конце тренировки мы, все двенадцать юных спортсменов, провели по два учебных боя друг с другом, по две минуты каждый.

В одном бою я победил, в другом победили меня.

Ну, такова жизнь. Не следует ждать от нее бесконечных побед! А все поражения следует принимать как данность.

Так что я ничуть не расстроился.

А вот Игорь Потапов, победитель второго боя, обрадовался просто невероятно! Он вообще–то очень редко побеждает в схватках со мной…

И я радовался вместе с ним! Игорь ведь победил совершенно честно, потому что реально в этом отдельно взятом бою он оказался сильнее, быстрее, удачливее меня.

Уже после тренировки, стоя под горячими струями душа, я подумал об этом еще раз и как следует.

В последние дни в моей жизни произошло столько прекрасных событий, на меня свалилось столько удач, что это меня уже стало беспокоить.

Мне бы вовсе не хотелось, чтобы все удачи этого мира принадлежали только мне! Пусть их будет больше, но пусть они принадлежат всем!

И, самое главное, не только в спорте, где все замешано на игре, а прежде всего в жизни, в которой очень часто все бывает так серьезно!..

 

11

Только я вышел из душа и оделся, мне на сотовый позвонила мама.

Вообще–то мы с ней в течение дня обычно только эсэмэсками или смайликами обмениваемся. Ведь у нас обоих столько дел! И мы стараемся не отвлекать друг друга лишними разговорами.

Но, когда у нас возникает потребность срочно поговорить друг с другом, мы звоним без колебаний. Как сердце подсказывает!..

Здесь у нас с мамой тоже полная гармония.

— Ну, как прошел твой школьный день?.. — спросила мама.

— Очень необычно! — ответил я. — Событий и впечатлений — миллион!

— Надеюсь, ничего плохого не случилось?.. — забеспокоилась мама.

— Нет. В основном только хорошее!

— Вот и прекрасно. — облегченно сказала мама. — Тренировка закончилась? Ты уже домой собираешься?..

— Да. А что? Надо куда–нибудь зайти по дороге? Что–нибудь сделать?..

— Нет–нет! Мне, видишь ли, только что Елена Павловна позвонила…

— Елена Павловна?!.. — удивился я.

— Да. Она сказала, что как раз сейчас едет по делам в наш район и предлагает подбросить тебя домой на своей машине. Ты не против?..

«Интересно! — подумал я. — Это просто совпадение, или?..»

А вслух я сказал:

— Конечно, я не против. Я даже рад! Хотя тут всего пять остановок.

— Ну и ладно. Доедешь домой с комфортом. Я дала твой номер Елене Павловне. Она тебе через несколько минут позвонит. Одевайся и выходи к стоянке у школы. Жду тебя уже дома!..

 

12

Стоя у самого въезда на стоянку, я высматривал какой–нибудь большой блестящий автомобиль. Ну а на чем еще должна ездить бизнес–леди уровня Елены Павловны?..

Было и в самом деле очень тепло, дул легкий приятный ветерок, и я вдруг осознал, что провел весь день внутри школы!

Ну, то есть не весь день. Он еще только склонялся к вечеру, и, значит, до наступления ночи может преподнести мне еще какие–нибудь сюрпризы…

И, только я об этом подумал, как мой телефон зазвонил. Это была Елена Павловна.

— Здравствуй, Слава. — сказала она явно смущенным голосом.

— Здрасьте…

— Ты где?..

— Жду у стоянки, у школы. Вы знаете, как подъехать?..

— Конечно. Я буду через полминуты. Синий «Форд Ка», номер 597.

И этот самый фордик действительно появился через полминуты.

— Какой у тебя большой пакет. — сказала Елена Павловна. — Там нет ничего бьющегося?..

— Нет…

— Тогда положи его на заднее сиденье. И ранец тоже, рядышком. Ну, садись, поехали.

Я сел и захлопнул дверцу, чувствуя себя несколько необычно. Вот тебе и большой автомобиль!..

Интересно, можно ли считать это очередным сюрпризом сегодняшнего дня?..

Елена Павловна развернула машину, и мы довольно медленно поехали в сторону выезда на улицу.

— Я почему–то думал, вы на каком–нибудь «Лексусе» приедете. — пробормотал я.

— Ты любишь большие автомобили? — улыбнулась Елена Павловна.

— Нет. Я думал, вы их любите…

— Ну, у меня и правда есть «Лексус», последней модели. И Нина настойчиво уговаривает меня купить «Хаммер».

Елена Павловна усмехнулась.

— А вы?..

— Делать мне больше нечего, как тратить деньги на эту мишуру.

— «Хаммер» — это совсем не мишура. Это очень здоровенная машина!

— Я имею в виду не сам «Хаммер». Ты ведь понимаешь.

— Ну, да…

Мы оба как–то неловко замолчали.

Тем временем, наша машина выехала на улицу и медленно покатила в крайнем правом ряду.

Я чувствовал, что Елене Павловне хочет сказать мне что–то, но не знает, как начать.

Я решил ей помочь.

— Как вы себя чувствуете? — спросил я этаким светским тоном.

Елена Павловна бросила на меня быстрый взгляд и покраснела.

— Боже мой! — воскликнула она. — Это ведь я должна была спросить тебя об этом!..

— Ну, раз я уже спросил…

Елена Павловна кашлянула.

— Я чувствую себя… Ну, как я могу себя чувствовать?.. Необыкновенно, просто необыкновенно!

Она взглянула на меня внимательно, и сказала с каким–то даже вызовом:

— Причем — благодаря тебе. Только тебе!..

Я вздохнул.

— Вы не правы, Елена Павловна. — сказал я спокойно. — Вы сами шли к этому… Ну, к тому, что случилось вчера… Не один день, и, наверное, не один год. А я просто оказался в нужное время в нужном месте. Ведь так?

Елена Павловна бросила на меня какой–то нервный взгляд и почему–то еще сильнее покраснела.

Я смотрел на нее с ожиданием.

— Так, именно так! — воскликнула она. — Конечно, все росло, все накапливалось, изо дня в день, из года в год… Но, если бы не было тебя, не было твоей необыкновенной Мишель!.. Не знаю, сколько бы еще мне понадобилось времени, чтобы…

Елена Павловна немного помолчала и продолжила:

— Да, вчерашний день я запомню на всю жизнь… Еще утром я была одним человеком, а уже к обеду стала совершенно другим. Оставаясь той же самой, что самое парадоксальное… М-да… Открыть себя заново, и при этом не потерять ничего из того, что было… Спасибо тебе, Слава, огромное спасибо!

— Пожалуйста. Но вчера вы мне уже говорили «спасибо».

— Вчера говорила, и сегодня еще раз хочу сказать!

Мы переглянулись, улыбнулись и замолчали.

Молчание продлилось некоторое время, но никакого напряжения в нем не было. Так случается между друзьями, которые понимают друг друга без слов.

— И вот что еще я чувствую… — произнесла Елена Павловна каким–то новым, задумчивым и далеким голосом, — Я чувствую — какая–то самая главная и самая лучшая перемена еще впереди… И она должна произойти скоро, совсем скоро…

Вот это Елена Павловна произнесла хотя и вслух, но как будто бы исключительно для себя самой. И я не стал задавать ей никаких уточняющих вопросов.

Да она и не услышала бы меня в этот момент. Она, не забывая следить за дорогой, одновременно смотрела куда–то вдаль и прислушивалась к чему–то далекому и прекрасному.

А может быть, и не такому уж далекому.

Ведь сказала же она: «Скоро, совсем скоро…»

Впереди на светофоре замигал сигнал правого поворота, а нам как раз надо было сворачивать в эту сторону. Я уже открыл рот, чтобы предупредить Елену Павловну, но она уже сама включила сигнал поворота, и повернула направо.

Теперь до нашего дома осталось уже совсем небольшое расстояние.

— Вы совсем не спрашиваете меня, куда ехать! — удивился я.

— Но ведь вчера мы у вас уже были. — сказала она.

— А, ну да… — пробормотал я. — Я же вчера это… уснул…

Елена Павловна посмотрела на меня серьезно.

— Очень хорошо, что это был только сон. — сказала она.

— Я тоже так думаю. — согласился я. — А то наша Людмила Васильевна отправила бы меня в какой–нибудь санаторий. И пришлось бы ехать.

— Да уж, ваша Людмила Васильевна — это просто медицинское светило! — сказала Елена Павловна с огромным уважением в голосе.

И, после небольшой паузы, заговорила опять:

— А ведь я, стыдно признаться, очень рада тому, что ты так неожиданно и крепко уснул. Благодаря этому я попала к вам домой и познакомилась с твоей мамой. А твоя мама — удивительный человек, удивительный!..

— Это — да! — гордо сказал я.

— В общем, вчерашний день был у меня полон подарков. — подвела итог Елена Павловна. — Столько прекрасных событий и прекрасных людей в одно и то же время!.. Я была в восторге, просто в восторге. А к вечеру вдруг поняла, что я — полная эгоистка!..

— Почему?.. — удивился я.

— Да потому, что я наслаждалась своими прекрасными ощущениями и совсем не подумала о тебе.

— Ну и ладно. Я, тем более, уже спал.

— Нет, не ладно! — воскликнула Елена Павловна. — Это совсем не ладно! Я очень разволновалась из–за этого! И мне страстно захотелось тебе помочь. Мне захотелось сделать так, чтобы тебя окружала всеобщая забота, всеобщее внимание, чтобы ты был защищен, закрыт от всего гадкого, что есть в этом мире!.. Я думала об этом, когда ложилась спать, и даже во сне, и когда наступил уже новый день. Я продолжаю думать об этом сейчас…

— Так вот в чем дело! — воскликнул я.

— А что такое?.. — насторожилась Елена Павловна.

— А то, что я и в самом деле сегодня был окружен этим самым всеобщим вниманием. Все сегодня вокруг меня как будто с ума посходили… Девчонки даже создали клуб фанаток, имени меня, как они сами выразились!..

Елена Павловна рассмеялась.

— Только сегодня создали?..

— Вам шуточки. — вздохнул я. — А мне теперь еще и с ними придется возиться…

— Ты справишься. — уверенно сказала Елена Павловна. — Только не позволяй садиться себе на шею. Делай так, чтобы они сами все делали.

«Ну, надо же.» — подумал я. — «И тут совпадения!..»

— А я и так никому не позволяю садиться себе на шею. — сказал я вслух.

— Вот и правильно. — твердо сказала Елена Павловна. — Все должны топать по жизни собственными ножками.

И тут мы приехали.

— Боже мой! — с сожалением воскликнула Елена Павловна. — Как быстро!..

— А машину можно поставить вон там. — показал я рукой.

— И, что?.. — смущенно покосилась на меня Елена Павловна.

— Ну и я вас приглашаю к нам домой, в гости. Мама будет вам очень рада. Посидите, попьете чайку, поболтаете…

Взгляд Елены Павловны сделался жалобным, как бывает у ребенка, которому чего–то очень хочется, но по каким–то серьезным причинам ему этого категорически нельзя.

— Ах, как бы я хотела пойти к вам сегодня в гости! — воскликнула Елена Павловна. — Но нет, нет!..

— Почему — нет?..

— Да потому, что я совершенно точно чувствую — сегодня время твоей мамы и твое собственное принадлежит не мне, а другим людям.

Я посмотрел на Елену Павловну с уважением.

— Вы молодец! — сказал я ей с чувством.

— Спасибо. Твоя похвала мне очень, очень приятна. Но, вот что… Может быть, ты как–нибудь сам побываешь у меня в гостях?..

— Ну, то есть, вместе с мамой?.. — ответил я.

— И с мамой тоже, но мне прежде всего хотелось бы… Мне бы хотелось посидеть и пообщаться с тобой один на один, как общаются друзья…

Елена Павловна бросила на меня нерешительный взгляд.

— Мне очень приятно, что вы считаете меня другом. — серьезно сказал я.

На лице Елены Павловны отразилось облегчение. Немного поколебавшись, она призналась:

— Видишь ли, вчера я поняла, что до твоего уровня уже почти доросла. Ну, как человек… А до уровня твоей мамы мне еще расти и расти!..

— Рядом с моей мамой многие себя так чувствуют.

— И… И Зинаида Иосифовна тоже?

— И она тоже. По–другому у мамы только с Борисом. Или у него — с ней…

— Борис — это?..

— Мамин друг.

— А… Ну, да, ну да… Хм..

На лице Елены Павловны отразилось борение чувств. Ей явно, по каким–то личным причинам, очень хотелось узнать как можно больше об отношениях мамы и Бориса, но, разумеется, спрашивать меня об этом она не могла.

В конце концов, она вздохнула и спросила:

— Ну, тогда… Какие у тебя планы на эту субботу?

— У нас шестидневка, но после обеда я свободен.

— Тогда я позвоню тебе. Сразу после обеда. Хорошо?

— Хорошо.

— Ой! А твоя мама?.. С ней мне надо договариваться?

— Нет. С мамой я все улажу сам.

Я вышел из машины, и Елена Павловна подала мне мой ранец и пакеты с подарками и второй обувью. Ранец я тут же надел за спину, чтоб удобнее было идти, а пакеты взял в руки.

— Ты очень неплохо смотришься в костюмчике. — сказала вдруг Елена Павловна. — Но в платье… В платье ты само очарование!..

Я молча улыбнулся.

— А можно тебя спросить еще кое о чем?..

— Спрашивайте.

— Ты ведь… Не только на сцене одеваешься?..

— Не только. — кивнул я без всякого смущения.

— Я чувствовала это. Не сомневаюсь, что мама шьет тебе очень нарядные платья.

— Очень. — согласился я.

Мы вновь улыбнулись друг другу.

— Вы прекрасно водите машину. — сказал я. — Мне понравилось с вами ездить!..

— Вот это похвала мне особенно приятна!

— До свидания, Елена Павловна.

— До свидания, Слава!..

 

13

Мама встретила меня с сияющим видом, и в порыве чувств расцеловала в обе щеки, а я ее обнял. В завершение наших «телячьих нежностей» мы еще потерлись носами.

— Как я по тебе соскучилась! — воскликнула мама.

— И я тоже! — подхватил я. — Хотя скучать мне сегодня было и некогда.

— Мне тоже!

— Ты шила платья для Анжелы?

— Да! И не только!

Мама загадочно улыбнулась.

«Ну вот! — подумал я. — Сюрпризы сегодня еще будут!..»

— А где Елена Павловна?.. — спохватилась мама. — Ты ведь, конечно, пригласил ее в гости?..

— Конечно, пригласил! И она очень хотела зайти. Но не посмела.

— Почему?..

— Она сказала, что чувствует, что наше сегодняшнее время принадлежит другим людям.

— Вот как! — воскликнула мама. И, помолчав, добавила: — Какой она молодец, однако!..

— Я ей так и сказал.

Мама засмеялась.

— И как она это приняла?..

— Ей было очень приятно.

— Ну, еще бы!.. Это она тебе вручила этот пакет? Какой–то подарок?..

— Нет, это мне Амалия Захаровна и Шурочка кое–что подарили. И Людмила Васильевна тоже. Сейчас увидишь!

Мама взяла мой ранец, я взял пакет с подарками, и мы прошли в мою комнату.

Сначала я показал маме галстук–бабочку, подаренный Людмилой Васильевной. И мама по достоинству оценила его изящество и качество шитья.

Ну а потом настал черед подарков Амалии Захаровны и Шурочки.

Шурочка, как выяснилось, коробки с куклами завернула еще и в большой лист блестящей упаковочной бумаги.

Мама взяла этот большой бумажный сверток, развернула…

И на миг потеряла дар речи.

А потом она прижала руки к груди и воскликнула:

— Боже мой! Как они только!..

Она замолчала, быстро нагнулась к коробкам, с какой–то лихорадочной поспешностью их раскрыла, вынула обеих кукол, и, расправив им платьица, усадила рядышком на диване.

— Ну, надо же!.. — воскликнула мама. Потом немного помолчала и воскликнула вновь:

— Ну, надо же!

Мамина бурная реакция меня очень удивила.

— Мама, тебя поражает, что Амалия Захаровна и Шурочка подарили мне кукол, а не что–нибудь еще?.. — осторожно спросил я.

Сам я уже не только свыкся с этим подарком, но уже успел полюбить этих двух сестренок–подружек. Я время от времени вспоминал о них и во время тренировки, и в машине, пока Елена Павловна везла меня домой, и уже начинал предвкушать, как мы будем играть с ними сегодня вместе с Анжелой…

— Нет, меня поразило совершенно другое! — воскликнула мама. — И сейчас ты поймешь, что именно!..

Мама быстро вышла из моей комнаты и очень быстро вернулась.

В руках, на плечиках, она принесла два платья–колокольчика.

Одно из этих платьев было красное в белый горох, другое — белое в красный горох!..

«Вот, видишь?!» — говорила мама всем своим видом.

Я, открыв рот, уставился на платья в ее руках.

Потом перевел взгляд на кукол, смирно сидевших рядышком на диване. И мне показалось, что выражение лиц у них теперь стало очень озорным. И в то же время совершенно невинным.

«Как мило, не правда ли?» — будто бы спрашивали меня куклы. — «Но мы обе тут совершенно ни при чем. Да–да, совершенно ни при чем!..»

— Ничего себе!.. — пробормотал я. — И вы не договаривались?..

— Вот именно, что нет!.. — с жаром воскликнула мама. — Но какая прелесть, правда? Какое замечательное совпадение!

— Еще бы… — пробормотал я. — Так ты целый день занималась этими платьями?..

— Нет, целый день я занималась выпускными платьями для Анжелы. А эти платьица я придумала и скроила давным–давно. А сегодня, для разрядки между основными делами, взяла их, да и сшила. Что там шить–то? Пара пустяков.

— И они получились очень красивые!

— Я очень рада, что тебе нравится. Какое наденешь?..

Я заколебался, переводя взгляд с одного платья на другое. Красное в белый горох, с белым отложным воротничком и подшитое белой тесьмой по краешкам рукавов–фонариков и по подолу, было очень, очень красивое. Но белое в красный горох, с красным отложным воротничком и подшитое по краешкам рукавов–фонариков и по подолу красной тесьмой, было тоже очень, очень симпатичное!

В общем, оба платья были великолепны, и выбрать одно из них было совершенно невозможно!..

— Да уж… — пробормотал я. — Теперь я понимаю Зинаиду Иосифовну… Этих–то всего два. А у Анжелы будет целых пять!..

Мама кивнула.

— Что выбрать, и что надеть — вечная проблема для всех девочек и женщин. И чем больше выбор — тем труднее!.. Я рада, что ты теперь это тоже осознал. Ну ладно, я тебе помогу. Скажи, какое у тебя сейчас настроение?..

— Прекрасное!

— Ага!.. Именно прекрасное?.. Или, может быть, пребелое? А, может быть, красное в белый горошек? Или, допустим, белое в красный?..

Чувства мои всколыхнулись, а мысли разбежались в разные стороны. Ничего себе вопросики!

— Красное в белый! — воскликнул я. — То есть нет, белое в красный и с такой же окаемочкой! То есть, нет!.. То есть, это… Ну, мама!.. Ты меня так только запутала!..

— Неужели?.. — невинно захлопала глазками мама.

И мне показалось, что со стороны сидящих на диване кукол донеслось хихиканье.

Разумеется, мне это только показалось.

А мама сказала уже ну очень озабоченным тоном:

— Да, чувствую, этим путем мы задачу не решим. Подойдем к ней с другой стороны! Скажи, дорогой сын, какую из этих двух кукол ты готов подарить Анжеле?.. Ведь именно об этом позаботились Амалия Захаровна и Шурочка!

— Ну, разумеется, я подарю Анжеле самую лучшую из двух. — сказал я твердо.

— Достойное и благородное решение! — одобрительно кивнула мама. — Но какая же из двух самая лучшая?..

Я уставился на кукол, ответивших мне все теми же невинными взглядами.

Некоторое время я переводил взгляд с одной на другую, туда–сюда, туда–сюда… Пока не почувствовал, что мне становится жарко.

Ну как тут выбрать?!..

Самыми лучшими, самыми красивыми были обе куклы!..

Точно так же, как самыми красивыми и нарядными были оба платья, сшитые мамой!

Вот он, главный сюрприз сегодняшнего дня! Сюрприз из сюрпризов, с которым не так–то легко справиться!

Я почувствовал, что комната вокруг меня начинает потихоньку кружиться.

— Все–все–все… — успокаивающим голосом сказала мама, наблюдавшая за мной очень внимательно.

И, быстро повесив плечики с платьями на дверцу шкафа, она подошла ко мне, погладила по голове и поцеловала.

— Бедный малыш! — сказала она уже без всякой игры. — Совсем запутался, да?

— Да, мамочка… — признался я маме в грудь, вдыхая как можно глубже ее замечательный запах.

— Ну, тогда мамочка сама все выберет, сама тебя нарядит, сама все за тебя сделает! Правда, маленький?..

— Да, мамочка! — сказал я с жаром, чувствуя, как меня подхватывает волна благодарности и любви к маме. Эта волна возвращала меня в раннее детство, в мир безмятежности и покоя — в тот мир, где все главные решения за меня принимает мама, но делает всегда именно то, чего мне хочется самому.

Мама быстренько меня раздела, помогла надеть другие трусики, беленькие такие, мяконькие, на широких удобных резинках и сказала:

— А теперь — какое платье первое попадет под руки, то и наденем!

И мама решительно протянула руки к шкафу. Под руки ей тут же попали плечики с красным платьем в белый горох.

— Ручки вверх!

Я поднял руки и мама надела на меня это платье.

Застегнув на нем «молнию», она расправила платье и сказала:

— Вот ты и одет. То есть почти одет. Осталось надеть носочки…

Свои домашние тапочки я обул уже сам.

— А теперь можешь взглянуть на себя в зеркало. — сказала мама.

Мы подошли к зеркалу вместе.

Я увидел свое отражение, и понял, что мама выбрала очень удачно! Конечно, именно это платье мне подходило мне как нельзя лучше!

Мы с мамой некоторое время разглядывали мое отражение в зеркале.

— Очень красиво. — сказал я. — Мне очень нравится!..

— А уж как мне нравится!.. Ну а второе платье? Наденешь его позже, или?..

Я посмотрел на отразившуюся в зеркале мамину улыбку и сказал:

— Нет, мама! Второе платье мы подарим Анжеле! Ты согласна?

— Ну, разумеется, согласна!

— Тем более, что именно оно будет ей очень к лицу.

— Я тоже так думаю.

— И, это… Даже хорошо, что одно из двух этих платьев я уже надел. Анжеле не придется мучиться с выбором!..

Мама засмеялась.

— Вот это — тоже своего рода подарок! — сказала она.

Я скромно улыбнулся в ответ.

— А кукол давай пока спрячем. — предложила мама. — Сначала проведем с Анжелой примерку, а потом сделаем ей сюрприз. Двойной!..

— Да! — горячо согласился я. — Не все же мне одному получать сюрпризы!..

 

14

Зинаида Иосифовна с Анжелой приехали через четверть часа после того, как мы с мамой поужинали и уже помыли и убрали всю посуду.

Мы с мамой встретили их в прихожей. Сегодня они были одеты в комплект «дочки–матери» — стильные платья из мягкой переливающейся ткани цвета морской волны. Только платье на Зинаиде Иосифовне было вполне женское, а на Анжеле — девчачье, с маленьким белым бантиком на груди.

Мы поприветствовали друг друга, и, глядя на меня во все глаза, Анжела сказала:

— Слава! Как тебе идет это платье! Это новое, да?

— Ну, в каком–то смысле. — уклончиво сказал я.

А Зинаида Иосифовна засмеялась и воскликнула:

— Дети — цветы жизни! И самый нарядный из цветов это, конечно, ты, Ярослав!

Но Анжелу сейчас занимали в первую очередь другие мысли. Она вся прямо–таки полыхала нетерпением.

И я понимал ее очень даже хорошо!..

— Тетя Таня! — воскликнула Анжела. — Оно ведь уже готово?!.. Готово, да?!

— Оно?.. — глубокомысленно переспросила мама. — Что именно?..

— Ну, платье, конечно, платье!..

— Какое из них?..

— А, так их уже несколько готово?!.. Тетя Таня!!..

Анжела даже подпрыгнула на месте, и вид у нее сделался такой, как будто она сейчас лопнет от нетерпения.

Пришлось мне вмешаться.

— Мама, не дразни ребенка! — строго сказал я.

Мама и Зинаида Иосифовна переглянулись со значением в глазах.

— И в мыслях не было! — сказала мама.

— Защитник! — сказала Зинаида Иосифовна. И лицо у нее приобрело странное выражение, а глаза подозрительно блеснули.

— Пошли, ребенок! — протянула моя мама руку Анжеле.

Анжела тут же вцепилась в нее, и все трое радостно удалились в мамину комнату.

Я остался в своей комнате, в ожидании, прислушиваясь к оживленной возне, смеху и восторженному взвизгиванию Анжелы.

И вот она торжественно, с сияющим видом, вернулась, сопровождаемая свитой из наших мам, тоже сияющих от восторга.

Я встал со стула, и уставился на Анжелу, раскрыв рот.

Если вчерашнее платье, первое из пяти, было торжеством геометрической строгости и четких, взвешенных пропорций, то сегодняшнее было похоже на букет самых ярких, самых радостных цветов, какие только есть в природе.

Вчерашнее платье замечательно шло Анжеле, выражая в наилучшем виде именно ее образ. Но и сегодняшнее тоже сидело на ней как влитое, и было совершенно ясно, что только Анжела может быть в нем так хороша!..

— Вот это да!.. — произнес я вслух.

Анжела скромно опустила глазки, принимая мое восхищение, и сделала такой изящный реверанс, что мое сердце тут же растаяло в груди.

Некоторое время мы все молчали.

А потом Анжела сказала:

— Я так рада! Так рада!.. У меня никогда в жизни не было таких прекрасных платьев! И это ведь только первые два!..

Мы с Зинаидой Иосифовной переглянулись и вздохнули, а моя мама открыто засмеялась.

— Вот я и думаю, Анжелочка… — осторожно заговорила Зинаида Иосифовна. — Может быть, на этих двух платьях мы и остановимся?..

— Почему это остановимся?! — возмутилась Анжела.

— Ну, потому что на утренник… То есть на твой выпускной бал можно будет взять два платья! Одно, допустим, ты наденешь на торжественную часть, другое — на развлекательную. У вас ведь там будут и танцы.

— Два платья! Точно! Я надену на бал два платья! — обрадовалась Анжела. — По очереди, как ты и сказала!..

— О господи! — всплеснула руками Зинаида Иосифовна. — Горе моему языку!

— Почему горе? — удивилась Анжела. — По–моему, прекрасная идея!..

— Да ведь я совсем не об этом, чудо ты мое!.. Я о том, что из двух платьев тебе не надо будет выбирать, потому что их можно взять оба! А вот как ты будешь выбирать из пяти одно!..

— Два. Два, мамочка!..

— Хорошо, хорошо, два. Остальные–то три придется оставить!

Анжела сделала невинное лицо, похлопала глазками и сказала с неожиданно успокаивающей и даже мудрой интонацией:

— Ну, мама, зачем ты все драматизируешь раньше времени?.. Когда придет время — я выберу. В крайнем случае, мне Славочка поможет. Правда же, Слава?..

На этот раз я переглянулся с мамой и не особенно уверенно протянул:

— Ну, э… В общем, да!..

Зинаида Иосифовна посмотрела на меня очень внимательно и только головой покачала.

— Так, ладно! — взяла ситуацию в свои руки мама. — Эта примерка закончена, пошли переодеваться обратно!

— А первое платье? — спросила Анжела. — Оно теперь полностью сшито? Его уже можно носить?..

— В принципе, да. Носить его уже можно. — ответила мама. — Но сегодня я тебе его не отдам!

— Почему?! — жалобным голосом воскликнула Анжела.

— Потому что ты заберешь не одно, и не два, и не три, а все пять платьев, когда они будут готовы все полностью. Будет только так, и никак иначе.

Зинаида Иосифовна посмотрела на маму с благодарностью, а Анжела протянула обреченно:

— Ну, ладно, ладно… Все, так все!..

— Минуточку! — вмешался я. — Анжела, не переживай! Смотри сюда!

И, подойдя к своему шкафу, я открыл его и снял с вешалки плечики с белым платьем в красный горох.

Взяв плечики с ним в правую руку, я повернулся к Анжеле.

Теперь наступила ее очередь стоять с раскрытым ртом.

— Видишь? — спросил я. — Это — комплект! И это платье можно начинать носить уже сегодня. Даже прямо сейчас. Держи! Это тебе подарок от нас с мамой.

Я протянул плечики с платьем Анжеле.

Она, с выражением полного восторга на лице, подошла ко мне, взяла платье, звучно чмокнула меня в обе щеки, и быстро–быстро выбежала из комнаты, нисколько, очевидно, не сомневаясь, что наши мамы последуют за ней.

Они и последовали, переглянувшись чрезвычайно красноречиво.

А когда они все вернулись, я еще раз убедился, что мама права — из двух платьев–двойняшек Анжеле больше всего шло то, которое было сейчас на ней, белое, в красный горох, с красной окаемочкой!

— Ну–ка, станьте рядом! — скомандовала моя мама. — Хочется на вас полюбоваться!

Анжела, хихикнув, подошла ко мне, и мы, взявшись за руки, стали рядом, чтобы наши мамы могли налюбоваться нами всласть.

— Какие они у нас лапочки! — сказала, наконец, Зинаида Иосифовна.

— А еще цыпочки и солнышки! — добавила мама. — Неплохо бы их сфотографировать.

— Только… Хм…Чего–то не хватает… — произнесла Зинаида Иосифовна.

— Я знаю, чего! — воскликнула Анжела. — Бантиков! Тетя Таня, у вас лента найдется?..

— Какая? Красная или белая? — не удержалась от своей игры мама.

— И та, и другая! — без раздумий заявила Анжела.

— Молодец! Это — решение! — рассмеялась мама.

И мигом принесла два мотка ленты для бантов, белый и красный.

— Мы со Славой завяжем бантики друг другу! — заявила Анжела.

— Нет! — возразила моя мама. — Мы сами их вам завяжем. Уж я не упущу такой возможности!..

И наши мамы, тут же усадив нас с Анжелой на стулья, принялись трудиться над нашими прическами.

Мамины руки были такие заботливые, нежные, чуткие… Я подумал, что это ведь самый первый раз в жизни, когда мама завязывает мне банты. Прошлый раз их мне завязывала Анжела!.. Мне даже показалось, что маме хотелось как можно сильнее продлить эту очень приятную для нас обоих процедуру. Я нисколько против этого не возражал.

Наоборот.

Наоборот…

А вот Анжеле явно не терпелось.

— Мама, ну скоро ты там? Ну, скоро?.. — пищала она из–за пределов моей видимости. Случайно или нет, наши мамы усадили нас спиной друг к другу.

— Скоро, скоро, потерпи! — отвечала Зинаида Иосифовна. — А будешь трепыхаться — поставлю в угол!..

— Ну, ладно, ладно… — пробормотала Анжела. — Прямо сразу и в угол!..

«Как парадоксально устроена жизнь. — подумал я. — То, что для кого–то одного является очень приятным и необыкновенным, для другого может быть совершенно обычным и даже утомительным!..»

Наконец, банты были завязаны.

— Все, можно смотреть! — сказала моя мама.

Мы с Анжелой быстро встали с наших стульев, повернулись друг к другу и увидели, что в прическе у каждого из нас завязаны банты разного цвета, красный и белый. И это очень гармонировало с нашими платьями.

— Здорово! — захлопала Анжела в ладошки. — Я так и хотела!

— Очень рады, что мы вам угодили, сударыня!.. — склонились наши мамы в шуточном поклоне.

Анжела хихикнула, и подбежала к зеркалу, чтобы полюбоваться на себя.

Немного покрутившись, она воскликнула:

— Спасибо, мамочка! Спасибо! Ты самая лучшая в мире завязывальщица бантов!..

— Ну, с моим–то опытом! — гордо ответила Зинаида Иосифовна.

— Вот теперь можно и фотографироваться! — сказала Анжела.

— Только сначала — еще один сюрприз! — сказал я.

И вынул из шкафа куклу в белом платье в красный горох.

— Эта — тебе. — протянул я ее Анжеле.

Анжела взяла ее с таким восторженным видом, что моя мама с Зинаидой Иосифовной рассмеялись — уже в который раз.

— А эта — мне! — сказал я, вынимая из шкафа куклу в красном платье в белый горох.

Вот теперь вид у Анжелы стал просто ошарашенный.

— Славочка-а!.. — прямо–таки простонала она. — Какие они хорошенькие!..

И тут блеснула вспышка.

Это моя мама успела сбегать за фотокамерой. Забегая далеко вперед, хочу сказать, что вот это самое фото — Анжелы с восторженным и ошарашенным лицом — стало у нее самой, и у ее мамы самым любимым из тех, что были сделаны в этот вечер.

Да, наши мамы сделали в тот вечер очень много снимков меня и Анжелы, и, на автостопе — всех нас вместе. И стоя, и сидя рядом, и когда мы с Анжелой сидели в наших платьях–двойняшках у них на коленях.

Может быть, наши мамы фотографировали бы нас еще дольше, но мы запротестовали. Мы отправили их поболтать на кухню, а сами устроились у меня в комнате на ковре, чтобы поиграть с нашими новыми куклами.

Мы дали им имена.

Очень простые.

Свою куклу я назвал Лизой.

Анжела свою назвала Асей.

Нам было очень хорошо с Анжелой играть, смеяться, просто разговаривать о том, о сем в нашем с ней мире — спокойном, свободном, открытом и ярком.

Постепенно я рассказал ей обо всех событиях сегодняшнего дня, и о предстоящем завтра выступлении, и Анжела, вместе с Асей, слушали меня, растопырив уши.

— Как бы мне хотелось познакомиться с вашей Амалией Захаровной! И Шурочкой! И даже Людмилой Васильевной! И Оливией, и Мариной! И вообще увидеть вашу школу!.. И твою сценку еще раз, уже на сцене!.. — сказала Анжела.

— Да никаких проблем. — сказал я. — Сколько у тебя завтра уроков?

— Ну, четыре… А что?..

— А то, что я ведь выступаю после шестого урока. Это будет около двух. Вы как раз успеете к нам приехать вместе с мамой.

— Мы даже раньше приедем! — обрадовалась Анжела. — И завтра я надену это же платье. Можно?..

— Ну конечно можно. Это ведь твое платье.

— И Асю мне тоже можно забрать домой?..

— Ну конечно!..

— Я буду с ней сегодня спать… — прошептала Анжела. — И думать о тебе…

— А я возьму с собой Лизу. — сказал я. — И все время буду думать о тебе!..

Мы с Анжелой помолчали.

— А ведь мне сегодня приснился волшебный сон! — вспомнил я.

И рассказал Анжеле о том, как мы с ней вместе, в моем чудесном сне, ходили в гости в пансионат к Мишель и Жюли.

— Ах, мне бы и на самом деле хотелось побывать у них в гостях! — воскликнула с жаром Анжела. — И еще увидеть и Жюли, и мадам Марго, и формидабль садовника!

— Ну, и мадам Марго, и господина Андрэ ты, в общем–то, увидеть сможешь. — заметил я. — Что касается Мишель… Тут тоже нет проблем!..

Мы с Анжелой хихикнули.

— А вот Жюли и других можно будет только представить.

— Ничего, я умею представлять! — бодро сказала Анжела.

В этот момент наши мамы позвали нас попить с ними чайку, и Анжела сказала своей маме о моем приглашении.

— Все сходится удачно. — сказала Зинаида Иосифовна Анжеле. — Я приеду за тобой после четвертого урока, мы где–нибудь перекусим и сразу поедем в школу к Славе. Мне тоже, знаешь ли, хочется познакомиться с Амалией Захаровной. И другими!..

— Слава, а как же я?! — с притворной обидой воскликнула моя мама. — А меня ты не приглашаешь на свое выступление?..

— Мамуля, тебя — обязательно! — засмеялся я.

— Тогда мы заедем за вами и поедем все вместе, на одной машине. — предложила Зинаида Иосифовна.

— Хорошо. — кивнула моя мама.

— Ну а теперь, Анжела, нам с тобой пора. — сказала Зинаида Иосифовна.

И наши гости принялись собираться.

Анжела так и поехала домой в своем новом платье, с разноцветными бантами в прическе и с Асей в руках.

Попрощавшись с ними, я почувствовал, как на меня опять наваливается сон.

— Ладно, сегодня обойдемся без купания. — тихонько рассмеялась мама, подхватывая меня на руки.

— Я был в душе… — пробормотал я. — После тренировки…

— Вот и замечательно. — сказала мама, принимаясь развязывать мои банты.

Тут я впал в полудрему, и только послушно поднимал руки, когда мама снимала с меня платье и переодевала в ночную рубашку.

И вот она уложила меня в постель и накрыла одеялом.

— Мама, а Лиза? — пробормотал я.

— Лиза?..

— Ну, кукла…

— А, ну да. Один момент. Держи!..

Я взял Лизу, улыбнулся, удобно устроил рядом с собой, и, поворачиваясь на правый бок, прошептал:

— Спокойно ночи, мамочка!..

— Спокойной ночи, малыш! — прошептала мама, целуя меня в щечку. — Пусть тебе сняться только самые лучшие сны… А завтра будет новый, совсем новый день!..

Конец четвертой части.

Продолжение следует!