Не пришлось воевать Тебе долго, Под Полтавою битва была. Уложили тебя Осколки В пекле огненного Котла… Ты очнулся на третьи Сутки От гортанного крика «Капут», Означало «конец» по-русски, А для немца – безжизненный труп, Но с хорошими, Неизношенными, Почти новыми Сапогами. Стал фашист Сапоги снимать, Свой трофейный Запас пополнять. Ты же пальцы напряг, Как мог, Не хотелось лишаться сапог… Но вдруг мысль Стрелой, Ведь поймут: живой, Нет, не надо мешать Да со смертью играть… Ещё ночь одна пришла, Ночь осенняя, ночь холодная, Но надеждой теплилась душа, Моля звёзды и небо бездонное… И спасенье явилось в ночи — Деревенские ребятишки. Ты окликнул: «Сынок, помоги», — Испугавшись, бежали мальчишки… Но вернулся один Мальчуган, Он привёл на подмогу Деда, Рисковать пришлось Смельчакам, Вынося тебя С того света… А два друга лежать Остались В поле-полюшке Навсегда. Горе: касок им Не досталось… Ох, головушка, Голова… Старик спрятал В углу, в сарае, Из соломы устроил Кровать. Спросил зеркало ты, Не зная, Что не сможешь себя В нём узнать… Ты провёл по лицу Рукою, Чтоб убрать кровяное Пятно, Не дай Бог никому Такое, В отраженье – без носа Лицо… Ах, осколочек, Ты осколочек, Ты унёс навсегда Красоту… Сколько горюшка, Наглые сволочи, Вы обрушили На страну… Вспоминая, потом Признался: «Видно, в том причина Была, Что курносой девчушку Назвал я Перед боем, Часа за два…» На лошадке, в глухой Деревушке, Для бойцов добыв Молока, Ты «спасибо» сказал Хохлушке, А она судьбу Предрекла. Так просила: «Иван, сховайся, Перебьют вас, Я спрячу тебя…» Ты ж: «Курносая, Богу Признайся, Дезертиром ведь Буду я». Чувства, чувства, Возможные чувства, Но девчушка была права: В поле том, вспоминать Сейчас грустно, Спят десятками Тысяч тела… Мать встречала Тебя у вокзала, Мать встречала, Но не узнала И домой потихоньку Пошла… Вдруг услышала: «Ань, это я…» Человек родной, Человек чужой, Но живой, но живой, Но живой, С горькой, с радостною Слезой, В дом родной, в дом родной, В дом родной.