Когда Дугал и его угрюмый эскорт остановились в скрывавшей их роще, уже почти стемнело. Дугала шатало в седле, и не только от изнеможения, но и от той, куда более сильной, душевной боли, которую ему пришлось вынести во время бегства с равнины Дорны.

С ним остались только Сайард и еще трое. Их упреки в его адрес, казалось, окружали их, подобно давящему и гнетущему облаку, но он не мог винить их в этом. Они не знали, что Дункан приказал ему оставить его и отправляться за помощью; они знали только, что их молодой господин бросил своего командира в бою и приказал им поступить так же. Они не могли даже предположить, чего стоило Дугалу выполнить этот приказ, и насколько вырастала эта цена всякий раз, когда Дугал пытался мысленно дотянуться до Дункана, но ответом ему была только полная тишина.

Давя отчаяние, порожденное ощущением тяжелой утраты, Дугал соскользнул на землю и, расслабив подпругу, присел, чтобы, скользя руками по лоснящимся от пота ногам и щеткам коня, проверяя, не хромает ли он, взглянуть, прикрывшись животом коня, на Сайарда. Молчание слуги, не проронившего за последние четыре часа ни слова, причиняло боль не меньшую, чем молчание отца. Сайард и трое остальных расседлали своих лошадей на другой стороне поляны и сейчас казались лишь неясными тенями в темном лесу, но Дугалу не было необходимости ясно видеть их, чтобы заметить их презрение к нему. Он никогда еще не видел, чтобы Сайард был столь зол на него.

Заблокировав свои деринийские способности, он задрожал, не в силах вынести, что остальные держатся от него подальше и физически, и душевно. Когда он снял седло с потной спины своего коня и, пошатнувшись, опустил его на траву, он начал обтирать животное пучком травы, стирая с когда-то шелковистой шкуры пот и грязь, пытаясь хоть на несколько минут найти забвение в физических усилиях, несмотря на то, что все его тело болело от долгой езды. Удовольствие, испытываемое его конем от этой простой процедуры, и привязанность, которую жеребец выразил легким толчком в ухаживающую за ним руку, хлынули в разум Дугала подобно целительному бальзаму, помогая ему отгородиться от враждебности остальных, занятых тем же самым на другой стороне поляны.

Он понятия не имел, что будет делать, когда вычистит коня. Он знал, что ему надо попытаться связаться с Келсоном, как ему и приказал отец, но он старался не думать о том, кто отдал ему этот приказ. Но если ему не удалось связаться с Дунканом на куда меньшем – во всяком случае, поначалу – расстоянии, то вряд ли ему удастся добраться до Келсона. Но он должен попытаться. А если ему придется действовать в одиночку, а от его солдат так и будет веять отвращением и гневом в отношении него…

Он продолжал ухаживать за конем до тех пор, пока остальные не закончили делать то же самое. После этого он, напоив коня из небольшого ручья, вымыл в холодном ручье руки, умылся и даже макнул в воду голову. Ему придется хорошенько напрячь свои мозги, если он действительно хочет вернуть солдат на свою сторону.

Ведя своего коня попастись с остальными, он, как мокрый щенок, тряс головой, чтобы вытряхнуть воду из ушей. Он все еще чувствовал грязным и усталым, но вода, сбегавшая по косичке за ворот его кожаного доспеха, к счастью, была прохладной. Призвав всю свою отвагу, он поднял свое седло на плечо и, пошатываясь, побрел к разведенному старым Ламбертом костерку, прикрытому камнями.

Остальные – Ламберт, Маттиас, Джасс и… Сайард – были уже там, разделив между собой свою скудную провизию, они сидели, облокотившись на свои седла. Когда Дугал опустил свое седло на землю и сел рядом с ними, они даже не посмотрели на него, лишь Ламберт протянул ему кружку эля и кусок черствой лепешки. Сайард практически отвернулся. Поглащая пищу, он почувствовал, что остальные специально не смотрят на него, и кусок застревал у него в горле. А пламя костра не могло избавить его от холода, которым веяло от его четырех спутников.

Никто из них не разговаривал с ним уже несколько часов, они просто выполняли его приказы. Сайард, казалось, был готов взорваться; шустрый Джасс МакАрдри, который был всего лишь чуть старше Дугала, выглядел так, как будто готов заплакать. Маттиас и старый Ламберт просто не замечали его и всякий раз, прежде чем выполнять его команды, смотрели на Сайарда.

Да, Сайард был главным – и единственным среди них, кто был способен понять и принять всю правду. Если ему удастся убедить Сайарда, остальные трое, скорее всего, беспрекословно подчинятся.

Дугал поставил свою кружку и стряхнул крошки с рук, его аппетит мгновенно исчез.

– Пожалуйста, не надо со мной так, – тихо сказал он. – Мне нужна ваша помощь.

Сайард покорно повернул голову к своему юному господину, но глаза его выказывали только боль и горькое разочарование.

– Тебе нужна наша помощь. Да, парень, она тебе действительно нужна. А епископу Дункану была нужна твоя помощь. Но он ее не дождался, правда?

– Если ты дашь мне объяснить…

– Объяснить что? Что вождь клана МакАрдри бросился наутек и удрал? Что он бросил своего командира, чтобы того убили или схватили? Дугал, хвали Бога, что твой отец не дожил до этого дня! Он бы умер от стыда.

Дугал чуть было не выпалил, что Дункан – его отец, и что он покинул поле боя по приказу Дункана, но вовремя прикусил язык. Вряд ли стоило рассказывать им о своем настоящем происхождении, когда они считали, что он опозорил имя МакАрдри.

Ему во что бы то ни стало надо было перетянуть их на свою сторону. Он не трус! Может быть, они удовлетворятся частью правды.

– Мой отец выслушал бы меня, прежде чем осуждать, – холодно сказал он. – Не всегда все так, как выглядит.

– Может быть, и так, – сказал старый Ламберт, впервые заговорив. – Но ты, молодой МакАрдри, похоже, просто испугался и сбежал. Вряд ли это может выглядеть иначе.

Дугал вспыхнул, но не отвел глаза от их обвиняющих взглядов.

– Я действительно сбежал, – нетвердо сказал он, – но не по своему желанию. – И, предвидя их реакцию, он набрал полную грудь воздуха, стараясь взять себя в руки. – Епископ Дункан приказал мне бежать.

– Приказал, ну да. Своим волшебством, наверное? – презрительно сказал Сайард. – Малец, не добавляй к своей трусости еще и вранье.

– Я не вру, – спокойно сказал Дугал. – И не зови меня мальцом. На самом деле, епископ Дункан действительно воспользовался своей магией – хотя вы, похоже, предпочитаете просто считать меня трусом!

Сайард, ничего не сказав, сжал зубы и отвернулся, и Дугал понял, что его задача куда труднее, чем ему казалось. Остальные, глядя куда угодно, только не на него, были явно рассержены на него, тяготились и стыдились его. А он не мог позволить себе тратить время на никчемные объяснения. Он должен

был постараться связаться с Келсоном, и его ужасно беспокоила судьба отца. Кроме того, он не был уверен, удастся ли ему заставить остальных выслушать его.

Нет, решил он, всех ему не убедить. Разве что только Сайарда. Старик не может верить, что он струсил – ведь Сайард служил ему с самого его рождения.

– Сайард, я могу поговорить с тобой с глазу на глаз? – спокойно спросил он через несколько мгновений. – Пожалуйста.

– Мне нечего сказать тебе, кроме того, что я могу сказать при сородичах, – холодно ответил Сайард.

Дугал стерпел и попытался снова.

– Ты можешь потом рассказать им об этом, – тихо сказал он. – Сайард, пожалуйста. Ради любви, которую ты когда-то питал ко мне.

Сайард медленно повернул голову, взгляд его был холоден и полон презрения, но, тем не менее, он поднялся и пошел следом за Дугалом к краю поляны, где щипали траву их кони. Остановившись возле серого жеребца Дугала, он, положив руку ему на холку, искоса поглядел на Дугала, скрытого полумраком.

– Ну?

Дугал, тщательно обдумывая слова, подошел поближе и погладил шею коня. Он чувствовал, что того, чему его научили Дункан и Морган, вполне достаточно, чтобы заставить Сайарда войти в транс и узнать, что случилось на самом деле, но он был уверен, что он слишком неопытен, чтобы сделать это без физического контакта, которого Сайард, считавший, что его юный господин предал его, неи за что не допустит. Дугал был куда меньше и слабее Сайарда, чтобы меряться с ним силой, тем более, что именно Сайард научил Дугала тому, что тот мог сделать.

Но ему придется установить физический контакт, если он хочет, чтобы его слабо развитые способности хоть как-то пригодились. У него просто не было времени, чтобы все объяснить, тем более, что все его ответы вызовут еще больше вопросов. Продолжая поглаживать шелковистую шею коня, Дугал задумался, а нельзя ли использовать тело коня, разделявшего их с Сайардом, в качестве столь необходимого ему физического контакта – хотя бы для того, чтобы Сайард не сопротивлялся ему.

– Сайард, мне жаль, что я причинил тебе боль, – тихо сказал он.

– Я уверен, что так оно и есть, Дугал, только вот думать об этом малость поздновато.

– Может быть. – Он начал проникать в сознание коня, протягивая свой разум по конским нервам к человеку, стоявшим по другую сторону жеребца. Конь переступил ногами и продолжил щипать траву, не заботясь более о том.что делает его хозяин. В глубине мозга Дугала возник вопрос, а не потому ли он всегда так хорошо ладил с животными, что он инстинктивно делал то, чему потом он научился.

– Сайард, я… я сейчас не могу объяснить все так, как мне хотелось бы, – продолжил он, – но… существует что-то вроде волшебной связи, которой иногда могут пользоваться Дерини. Когда прошлой осенью король был в Транше, он немного научил меня пользоваться этим. Именно так епископ Дункан и передал мне свой приказ.

Он заметил как Сайард, теребя гриву коня, недоверчиво поморщился, не ощущая, что через тело животного к нему тянутся незримые щупальца, которые уже начали обвивать его.

– Вообще-то, удобное объяснение, сынок, только вряд ли убедительный, – пробормотал Сайард. – Они – король и епископ Дункан – Дерини. А ты – просто приграничник.

– Приграничник – да, – выдохнул Дугал, молниеносно перебрасывая руку через спину коня и хватая Сайарда за плечо, несмотря на то, что он уже начал проникать в разум Сайарда, используя коня как средство контакта. – Но только по линии матери. Я – тоже Дерини!

Сайард охнул, когда Дугал вошел в его разум, но, прежде чем успел вздохнуть еще раз, оказался без сознания. Когда Сайард начал безвольно оседать, скользя по шее коня, на землю, невзирая на все попытки Дугала задержать его падение, Дугал отпустил его и, присев под конем, поймал бесчувственное тело и сам опустился на траву рядом с ним.

Он надеялся, что жеребец будет смотреть, куда ставит ноги. Прежде ему лишь несколько раз доводилось контролировать чужой разум, причем под наблюдением Моргана или своего отца, так что ему отнюдь не нравилась возможность того, что на него могут наступить, пока он будет занят Сайардом.

Но его испытанный друг твердо стоял на месте всеми четырьмы копытами и только тихонько фыркнул ему в ухо прежде, чем снова заняться травой. И стоило только Дугалу начать и дать процессу идти самому по себе, как задача, стоявшая перед ним, показалась ему на удивление простой.

– Сайард, послушай меня, – сжав голову Сайарда руками, прошептал он, сопровождая свои слова мысленными образами. – Отец Дункан – не только мой духовный отец, но и физический. Старый Колей был моим дедом.

Он стремительно передал образы Дункана, которому было столько же, сколько сейчас Дугалу, его сватовства к Марис, дочери Колея. Сайард знал и любил эту девушку.

Но он знал и любил и молодого Ардри МакАрдри, убитого в пьяной ссоре человеком из клана МакЛейнов; он хорошо помнил, как между этими кланами чуть было не началась кровавая междоусобица, несмотря на то, что убийца Ардри был казнен своими же сородичами – и напряженность, которая возникла, когда МакАрдри и герцог Джаред МакЛейн, отец Дункана, вернулись с войны и решили развести свои кланы подальше, чтобы предотвратить дальнейшее кровопролитие.

Дункан и Марис стали такими же жертвами той роковой ссоры, как и Ардри и человек из клана МакЛейнов, имени которого Дугал не знал, и хорошо поняли, что после всего случившегося просить отцов разрешить им пожениться просто бесполезно.

Поэтому эта пара той же ночью тайком обвенчалась в пустой часовне, и только Господь был свидетелем этого. А когда на следующее утро Марис, вместе со своим отцом и всем кланом, покинула Кулди, надеясь когда-нибудь стать женой Дункана по более традиционным правилам, никто, даже сами Дункан и Марис, не мог и помыслить, что их краткий союз принесет свои плоды. Зимой, спустя несколько недель после того, как мать Марис родила дочь, у самой Марис родился сын, который был объявлен сыном Колея, когда тот вернулся домой, проведя зиму при дворе, а весну – в очередном военном походе, ведь Марис зимой умерла от лихорадки.

Никто так и не узнал, что младший сын Колея на самом деле был заменой, данной кланом МакЛейнов вместо убитого Ардри МакАрдри. Дугал сам узнал всю правду только прошлой зимой, когда Дункан узнал застежку его плаща, подаренную ему его «матерью», и, вспомнив все, о чем он долгое время старался не вспоминать, догадался обо всем.

Дугал не утаил от Сайрда ничего из того, что знал сам, за исключением того, что касалось только его самого и его отца, ведь Сайард сам был ему почти что отцом. Вскоре веки Сайарда затрепетали, и он открыл глаза, испуганно-понимающе глядя на Дугала.

– Ты… Ты все еще у меня в мозгах? – спросил он.

Дугал покачал головой. – Я не стал бы влезать вообще, но я не знал как еще я смогу убедить тебя. Я не буду больше делать этого без твоего разрешения. Вы поможете мне? Мне надо попробовать связаться с Келсоном.

– Конечно, парень, я помогу тебе, – Сайард сел и, отряхнув плечи и локти от опавших листев, с помощью Дугала поднялся на ноги. – Я, правда, не думаю, что обо всем этом стоит рассказывать остальным. Особенно насчет того, что ты – не сын Колея. Это… К этому надо привыкнуть.

Дугал пожал плечами и усмехнулся. – Но я все-таки его внук, Сайард.

– Ну да. А еще ты – его наследник и законный предводитель клана… а теперь ты еще и наследный герцог. Боже, а проблем из-за этого не будет? Ты ведь, в конце концов, наследуешь после епископа!

– Надеюсь, что я пока еще не унаследовал герцогский титул, – прошептал Дугал. – Сайард, я вообще не смог связаться с ним!

– Ну, может, это просто из-за расстояния.

– Нет, я вынужден допустить, что он мертв, – пробормотал Дугал, не допуская на самом деле даже мысли, что такое могло случиться, но он не мог позволить, чтобы его страх за отца помешал ему сделать, что он мог сделать, ведь он все равно ничем не мог сейчас помочь Дункану.

– А если он не мертв, – уверенно продолжил Дугал, – он, я почти уверен, был схвачен, что может оказаться еще хуже. Я сам знаю, что может сотворить Лорис с пленником, который является обычным человеком, во всяком случае, с тем кого он считает обычным человеком. А с моим отцом, про которого он знает, что тот – Дерини…

Он вздрогнул и заставил себя думать о другом, боясь даже думать о том, что это могло значить.

– Так или иначе, я должен постараться добраться до Келсона, – продолжил он твердым голосом. – Мой отец хотел именно этого. И, если он еще жив, и… и находится в руках Лориса, то только Келсон с его армией смогут успеть спасти его.

– Тогда, парень, именно этим нам и стоит заняться, – сказал Сайард, беря его за руку и ведя к костру, где их ждали остальные.

– Я верю, что епископ Дункан приказал ему уходить, – сказал он остальным, подводя Дугала к своему седлу и склоняясь над ним, когда тот сел. – То, что мы видели – огонь и все прочее – было прикрытием, чтобы мы могли сбежать и предупредить короля. Свой приказ Дугалу он отдал тоже при помощи волшебства.

Солдаты, похоже, никак не ожидали таких слов, но, даже если у них и оставались еще какие-то сомнения насчет их юного господина, они ни на минуту не усомнились в Сайарде. Все они видели внешнюю сторону волшебства, примененного Дунканом. Так почему бы не быть другой стороне того же волшебства, которую они не могли видеть? Во всяком случае, та часть, которую они видели, сослужила им хорошую службу.

– Ладно, – сказал старый Ламберт, – похоже, мы должны извиниться перед тобой, Дугал.

– Я принимаю ваши извинения, – кивнув в знак подтверждения, пробормотал Дугал. – Я не виню вас за ваше мнение обо мне. Я знаю, что мои объяснения выглядели очень странными.

– Не страннее задачи, которую наш добрый епископ возложил на тебя, парень, – сказал Сайард, опускаясь на землю за спиной Дугала и облокачиваясь на свое седло. – Парни, давайте поближе. Нашему господину нужна помощь.

Они недоверчиво выслушали рассказ Сайарда о том, что хочет сделать Дугал, но, к немалому удивлению Дугала, поверили в рассказанное им.

– Говоришь, король научил его этому? – спросил Маттиас, прислонившись к седлу и жадно слушая.

Сайард кивнул. – Ага. Это – волшебство, можешь не сомневаться. Но я уверен, что оно белое, как летнее солнце. Но воспользоваться этим волшебством сложно, ведь никто не знает, далеко ли отсюда король, и нам придется поделиться нашими силами, чтобы Дугал смог дотянуться до него.

– А как мы это сделаем? – спросил Ламберт, не моргув глазом.

Дугал выдавил из себя ободряющую улыбку и откинулся на грудь Сайарда, устраиваясь в его объятиях.

– Честные воины клана МакАрдри! Сила ваша даст мне крылья, чтобы моя мысль долетела до короля. Просто будьте рядом со мной, – сказал он, протягивая руки к Ламберту и Джассу, которые сидели ближе остальных, и получая силы от их крепкого рукопожатия. – Расслабьтесь. Ложитесь поближе, чтобы я мог прикоснуться к вам. Это совсем не опасно. Можете даже заснуть.

– А вдруг сюда кто-нибудь придет? – спросил Маттиас, пододвигаясь ближе, чтобы тоже участвовать в происходящем.

Дугал мысленно проверил окрестности, но не почувствовал ни единого живого существа, помимо них самих и их коней, в радиусе нескольких миль.

– Охраняйте, если хотите, но никто здесь не появится.

Но Маттиас только покачал головой и подполз поближе, чтобы доверчиво положить голову на колено Дугала, свернувшись калачиком рядом. К изумлению Дугала, никто больше не сказал ни слова.

– Что делать дальше? – прошептал ему на ухо Сайард, испуганно замечая, что лицо Дугала становится неподвижным, а дыхание замедляется по мере того, как тот начал входить в транс.

– Просто спите, – зевнув, пробормотал Дугал.

Через несколько мгновений все начали зевать и улеглись вокруг него, засыпая.

Он начал входить в транс, и с каждым его вздохом поляна, костер и лежащие вокруг него солдаты становились все менее отчетливыми. Оказалось, что когда рядом нет ни Моргана, ни Дункана, ни Келсона, которые могли направлять его, все происходит совсем не так, но он вдруг почувствовал, что очень легко может воспользоваться силами солдат – и в то же мгновение ощутил их силу, которой мог воспользоваться в любой момент.

Ему подумалось, что стоит, пожалуй, узнать побольше о Втором Зрении, которым, похоже, владели все приграничники – похоже, это один из давно забытых даров Дерини – но, отметив это, он отмел дальнейшие рассуждения в сторону. Сейчас более важным было другое.

Погрузившись в транс настолько глубоко, насколько он мог осмелиться без контроля кем-либо еще, и почувствовав, что его тело беспомощно обмякло в руках Сайарда, он постарался дозваться до своего отца. Не получив, как он и ожидал, никакого ответа, он вернулся к более сложной задаче: ему надо было не просто отыскать Келсона, но и постараться дотянуться до его сознания.

Долгое время не происходило вообще ничего. Потом он вдруг почувствовал какое-то шевеление, причем оно никак не касалось ни его самого, ни солдат, спавших вокруг.

Он так и не смог дотянуться до чьего бы то ни было сознания. Келсон, благодаря усилиям Моргана, спал, не видя снов, уже несколько часов и казался столь неподвижным, что Морган тоже решил прилечь, чтобы немного отдохнуть. он долго не мог заснуть, а когда ему это удалось, ему приснились Дункан с Дугалом, бившиеся все с новыми и новыми рыцарями, которые, казалось, были неутомимы. Из этого кошмара Моргана вырвал крик Келсона.

– Келсон, что случилось? – вскочив с кровати, прошептал Морган и, бросившись к королю, схватил его за запястья.

В то же мгновение Келсон проснулся и замер, взгляд его был слегка остекленел, когда он осознал, что Морган рядом, и вспомнил, что напугало его.

– Мне приснился… Дункан, – прошептал он, напряженно всматриваясь во что-то за спиной Моргана. – За ним гнались.

– Кто гнался за ним? – требовательно спросил Морган. Ему тоже приснилось, что Дункану грозит опасность.

– Рыцари с синими крестами на белых плащах. Похоже, солдаты Лориса. Горони тоже был там. Он гнал их вперед. Какой страшный сон!

Набрав воздуха, Морган сел на край королевской кровати и взял Келсона за руки.

– Вернитесь в свой сон, – прошептал он, глядя Келсону в глаза и чувствуя как устанавливается контакт между их разумами – ощущение, давно знакомое им обоим. – Позвольте мне войти в Вашу память и постараться увидеть, что Вам привиделось. Похоже, что это был не сон. Я видел то же самое.

– Господи, Вы, похоже, правы, – выдохнул Келсон, входя в транс с такой скоростью, что ему пришлось закрыть глаза. – Я… я думаю, что это, должно быть, Дугал. Может, с Дунканом что-то случилось?

Мы не можем сейчас думать только о Дункане, – ответил Морган, тоже войдя в транс и переходя на мысленную речь. – Сначала надо попытаться восстановить контакт с Дугалом. Сам он не сможет долго удерживать контакт. Тянитесь изо всех сил, но доберитесь до него. Помните: я всегда рядом с Вами.

Дугал, находившийся почти в дне пути от них, почувствовал, что ему отвечают два знакомых ему разума, а не один. Когда он начал вытягивать силы из своих солдат, чтобы дотянуться разумом на много миль, он задрожал. На этот раз они смогли установить и удержать контакт, и на этот раз они уже знали, что это вовсе не сон.

Картины боя: Дугал и его солдаты, бьющиеся бок о бок с Дунканом… рыцари в белых плащах, подбирающиеся ближе и ближе, ведомые Лорисом… отряды солдат церкви под командованием Горони, завершающие окружение…

…Замешательство в их рядах, вызванное огненной завесой, поставленной Дунканом, позволившее Дугалу и его отряду выскользнуть из окружения; быстрые и не подлежащие обсуждению приказы, отданные Дугалу, чтобы заставить его оставить отца на произвол судьбы и скакать прочь, чтобы успеть предупредить Келсона…

…, что он, наконец, нашел и Лориса, и Сикарда Меарского, и всю основную меарскую армию, и что Келсон может настичь их к полудню, если выступит в течение часа…

Они обменялись подробностями со скоростью, доступной только мысли – в обычных обстоятельствах их разговор занял бы несколько часов, но Дугал смог изложить все, что знал, в несколько ударов сердца.

Разорвав контакт, он тяжело вздохнул, пытаясь найти точку опоры и сесть, одновременно проверяя, находятся ли они в безопасности. Остальные испуганно уставились на него, зная только, что он вытянул из них силы, и силы эти ушли через него куда-то еще.

– Король идет, – прошептал Дугал, глаза его выглядели расплывшимися и какими-то потусторонними. – Мы встретимся с ним на рассвете. А теперь отдохните немного, – добавил он, поочередно касаясь их разумов кратким, но решительным приказом.

А когда они поддались ему, он мысленно приказал им всем: Спите и не помните ничего из того, что может встревожить вас.

Морган, тем временем, чувствовал себя еще более встревоженным. Келсон ушел, чтобы дать приказ выступать, а Морган вновь погрузился в транс. До тех пор, пока в палатке не появились Брендан и оруженосец, чтобы помочь ему надеть доспехи, он пытался мысленно дотянуться до Дункана, выходя при этом далеко за пределы благоразумия, ведь он был один и никто не присматривал за ним, но так и не смог найти никаких следов своего родственника. Священник-Дерини был или мертв или был опоен зельем до бесчувствия.

– Как Вы думаете, он действительно не знает, где находится Келсон? – спросил Сикард, находившийся где-то вне поля зрения; его дрожащий голос отдавался в ушах Дункана гулким эхом.

– Конечно, знает. Он ведь Дерини, не так ли?

Чья-то рука грубо повернула голову Дункана в сторону и перед его взглядом появилось лицо Лоренса Горони, сидевшего на табурете рядом с ним, пристально и нагло глядя ему в глаза. Резкое движение вызвало волну головокружения, граничившего с тошнотой, но она не могла даже сравниться с болью, пульсирующей в ногах.

Дункан знал, что Горони вырвал все десять ногтей на его ногах, хотя потерял счет где-то на седьмом. Небольшая окровавленная кучка из них лежала на его обнаженной груди. Корчась от боли, он видел их. Зная Горони, он мог быть уверен, что к ним вскоре присоединятся ногти с рук.

При мысли об этом он закрыл глаза, рука его рефлекторно дернулась будто пытаясь скрыться от грозящей ей участи, но это движение было прервано оковами на его руках. Ноги его тоже были скованы цепями, которые крепились к грязному полу внутри палатки, так что он, распростертый, беспомощно лежал на спине.

Как Святой Андрей, – тупо подумал он, пытаясь отвлечься от боли мыслями о другом. – Он прошел через те же мучения, что и Господь наш, только распят был на косом кресте.

Но Дункан лежал на земле, а не на кресте. И он был уверен, что его не распнут. Лорис, конечно, так или инчае убьет его, если не произойдет какого-нибудь чуда, но ненавидящий Дерини архиепископ никогда не позволит священнику-Дерини умереть той же мученической смертью, что и Христос или один из Его святых апостолов.

Нет, Лорис постарается найти другой, более позорный способ умертвить Дерини Дункана МакЛейна, который намеренно нарушил законы, охраняемые Лорисом, и осмелился стать не просто священником, но и епископом. Он вместе с Горони уже пытались вынудить Дункана признаться во всевозможных извращениях и кощунствах, связанных с его статусом священника, разнообразя допрос более практичным вопросом о месте нахождения Келсона.

Сейчас Лорис просматривал подробный протокол допроса Дункана по обоим вопросам, составленный присутствующим писцом. Когда он подошел поближе к Горони и Сикарду, всем своим видом выражая терпеливую усталость и озабоченность, опутанный цепями Дункан слабо дернулся, страстно желая иметь один-единственный шанс на то, чтобы уничтожить всех троих той самой магией, которой они так боялись.

Но он не смог бы даже помочь самому себе, даже если бы на нем не было стальных оков. Мераша сковывала его магическую силу куда сильнее, чем стальные цепи – свободу его тела.

При этом захватившие его прекрасно знали как долго длится действие мераши. Как только действие первоначальной дозы зелья пошло на убыль и снизилось до более или менее переносимого, Горони немедленно влил в него новую порцию мераши – на этот раз Дункан не мог сопротивляться даже для вида.

На этот раз ему дали совсем немного, потому что слишком большая доза могла усыпить или даже убить его, и он оказался бы вне досягаемости для их пыток, но более чем достаточно, чтобы одурманить его. Когда его пустой желудок взбунтовался против нового насилия, а инстинкт самосохранения заставил его тело проглотить зелье, вместе, Дункан удивился, откуда Горони настолько хорошо знает про действие мераши. Правда, у его мучителей была информация, которая копилась веками…

Его главный мучитель тем временем поигрывал одним из своих инструментов, пощелкивая окровавленными щипцами, которыми он вырывал ногти на ногах Дункана; слабый свет факелов зловеще отражался от покрытого красными пятнами металла. Лорис заметил, что Дункан наблюдает за Горони, и, излучая дружелюбие, присел около плененного священника.

– Знаешь, ты очень неблагоразумен, – промурлыкал он, ласково убирая потную прядь волос со лба Дункана. Ореол седых волос вокруг головы Лориса делал его похожим на зловещего ангела. – Тебе надо всего лишь признаться в своей ереси и я дарую тебе любую быструю и безболезненную смерть, какую ты только пожелаешь.

– Я не ищу смерти, – прошептал Дункан, отводя глаза. – Я не хочу этого, и Вы хорошо знаете это. Независимо от страданий, которые придется перенести моему телу, я не отрекусь от себя, обрекая свою душу на проклятье.

Лорис глубокомысленно кивнул и повернул один из перстней на своей руке. Дункан с легким испугом отметил, что это был перстень Истелина, и страстно возжелал, чтобы сила святого Камбера, однажды уже проявившаяся в этом перстне, показала себя снова и уничтожила чересчур самоуверенного Лориса – Камбер не должен позволять всяким там лорисам пятнать свою святость!

– В твоих рассуждениях есть некая, хоть и извращенная, логика, – продолжал Лорис. – Зачем приближать твое схождение в ад и его вечное пламя, на которое ты уже обречен из-за своих ересей? И разве любая земная боль может сравниться с теми муками, на которые Господь, несомненно, обречет твою душу?

– Я возлюбил Господа своего всем своим сердцем, всей душой и всем своим разумом, – упрямо прошептал Дункан, ища утешения в знакомых словах и закрывая глаза, чтобы не видеть мнимого архиепископа. – Я служил Ему как только мог. Если Ему потребуется моя жизнь, я отдам ее без колебаний, уповая на Его прощение.

– Для Дерини нет и не может быть прощения! – резко ответил Лорис. – Если ты умрешь не раскаявшись, ты, несомненно, будешь проклят Госоподом. Только признав свою ересь и моля об искуплении, ты можешь надеяться на прощение.

Дункан медленно покачал головой, чтобы возникшее из-за этого головокружение заглушило слова Лориса и боль в ногах.

– Видит Бог, я покаялся во всех прегрешениях перед Ним и людьми. Только Он может судить дела мои.

– МакЛейн, ты богохульствуешь каждым своим словом! – ответил Лорис. – Признайся в своей ереси!

– Нет.

– Признай, что ты осквернил священный сан…

– Нет, – повторил Дункан.

– Ты отрицаешь, что праздновал Черную Массу, прислуживая Владыке Тьмы?

– Отрицаю.

– Я сожгу тебя, МакЛейн! – прокричал Лорис, брызгая слюной в лицо Дункану. – Я пошлю тебя на костер за то, что ты помог сбежать еретику Моргану и развею твой пепел над навозной кучей! Я заставлю тебя почувствовать такую боль, что ты будешь умолять о смерти, признаешь все, что угодно и отречешься от всего, что тебе дорого – лишь бы тебе дали мгновение передышки от того, что я уготовлю тебе!

Он говорил что-то еще, но Дункан только закусил губу и ткнул своими искалеченными ногами в пол, чтобы удар боли по его чувствам заглушил бредни Лориса. Он боялся смерти на костре, но был готов к тому, что рано или поздно к этому все и придет. Если ему повезет, то Лорис достаточно рассвирепеет и просто воткнет кинжал ему в сердце, избавив его от мучений прежде, чем огонь убьет его. Раз уж ему суждено умереть, Господь вряд ли осудит его за желание быстрой смерти от клинка. Дункан твердо знал, что душа его неподвластна Лорису.

– Ты будешь гореть в геене огненной! – проорал Лорис. – А я позабочусь, чтобы огонь был медленным, так что твои мучения будут долгими! Ты будешь еще жив, когда твоя поджаренная плоть начнет отваливаться от твоих костей! И ты почувствуешь, как по твоим щекам текут твои растаявшие глаза!

Страх, вызванный словами Лориса, пробился через боль, вызванную Дунканом, и бился в его воображении, рисуя страшные картины будущего, колебля его решимость и заставляя его тело содрогаться от вызванной страхом дрожи, которую Дункан был не в силах унять.

Он был даже рад, почувствовав мучительную боль от щипцов Горони, принявшегося за его правую руку. Ему показалось очень символичным, что его мучитель начал с пальца, на котором он до недавнего времени носил перстень епископа, принявшего мученическую смерть. Ему оставалось только надеяться, что он сможет быть таким же стойким как Генри Истелин.