В этот час в Дунфермлине перед Перегрином Ловэтом развернулась картина хаоса и смятения. Часть Масонского дома еще горела, полдюжины пожарных машин сбивали остатки пламени, пока спасатели разбирали завалы в поисках уцелевших. Школа напротив уже стала временным моргом, и еще одна «скорая» отъехала, сверкая синими огнями и завывая сиреной, когда Перегрин приткнул маленький «моррис-майнор» прямо напротив знакомого черного «БМВ» Маклеода.

Немного нервничая, ибо он никогда не бывал на подобных заданиях без Адама, Перегрин взял этюдник и вылез из машины. Прикрывая глаза от слепящего света ацетиленовых ламп и спасательных прожекторов, он перешел улицу и подошел к полисмену, распоряжающимся у заграждения.

— Меня просили встретиться здесь со старшим инспектором Маклеодом. Моя фамилия Ловэт.

— Прямо туда, мистер Ловэт, — сказал полисмен, указывая на дымку у него за спиной. — Только не попадайте под ноги спасателям.

— Не беспокойтесь. Спасибо.

Перегрин нырнул под желтую ленту и направился к знакомой фигуре в пальто в центре небольшой группы мундиров. Хриплый голос Маклеода пробился сквозь окружающий грохот.

— Мне нужны заявления в письменной форме от всех в округе, кто видел что-нибудь — что-нибудь, понимаете? — раздраженно говорил инспектор. — Мне наплевать как нелепо это звучит. Смысл из тарабарщины мы выделим после.

Группа мундиров распалась и рассеялась. Маклеод пошел было прочь, потом заметил Перегрина, пробирающегося к нему по усыпанному обломками двору.

— Наконец-то! — нелюбезно пробормотал инспектор, делая ему знак поторопиться. — Вы что, ехали через Абердин? Пошли, я хочу, чтобы мы вдвоем огляделись внутри.

Перегрин прекрасно понимал: нельзя обижаться на резкость старшего товарища. Он провел уже достаточно времени в обществе инспектора, чтобы знать, что несдержанность Маклеода — признак беспокойства… а сейчас у него есть все основания быть глубоко обеспокоенным. Даже снаружи Перегрин ощущал резкий, неприятный запах умышленного насилия, исходящий от задымленного помещения.

Это был резонанс, который он учился распознавать и ненавидеть, очень похожий на то, что он ощущал в Балтэрни и на Кэлтонском холме. Не надо было даже спрашивать у Маклеода подтверждения о силе, вызвавшей эти разрушения. Инспектор был сейчас похож на ошеломленного, сердитого боксера, собирающегося с силами, чтобы встать после запрещенного приема, — и на человека, намеренного предъявить счет с процентами.

Маклеод первым поднялся по разбитым ступеням к тому, что было раньше парадными дверьми Ложи. Им пришлось посторониться, когда двое спасателей пронесли мимо носилки с неподвижным телом в черном мешке. Оба мужчины были покрыты пылью и золой, с грязными и осунувшимися лицами.

— Боже, Маккиннон, сколько уже? — горько спросил Маклеод с каким-то унылым недоверием.

Спасатели остановились, оба явно ошеломленные увиденным.

— Одиннадцать в больницу и семнадцать в морг, — ответил тот, что шел впереди, сурово покачав головой. — Никто не уцелел. Единственная хорошая новость, что, кажется, за всех отчитались.

Он с сожалением оглянулся через плечо на укрытую пленкой фигуру на носилках.

— Этот старичок, наверное, был Мастером Ложи. Мы нашли его под полутонной камней в комнате наверху… он, по-видимому, стоял прямо под балкой, когда обвалилась крыша. Бедняга, наверное, так и не узнал, что его ударило!

Он вздохнул и сделал напарнику знак двигаться. Маклеод пропустил их, низко склонив седеющую голову. Размышлял инспектор или молился, Перегрин не был уверен. Через несколько секунд его старший товарищ встряхнулся и расправил широкие плечи.

— Ладно, мистер Ловэт, — сказал он мрачно. — Медики, кажется, закончили. Теперь наша очередь.

Он первым прошел через остатки вестибюля туда, где раньше был большой зал. Паркетный пол превратился в месиво упавшей штукатурки, обуглившихся деревянных дощечек и балок. Справа от них красивая лестница вела на антресоли, теперь открытые небу. Все вокруг было пропитано запахом гари. От объема разрушений у Перегрина стало тяжело на сердце. Он мог только гадать, как это подействовало на Маклеода, связанного братскими узами с погибшими здесь людьми.

— Мы пройдем одну комнату за другой, — сказал Маклеод. — И смотрите под ноги. Я не хочу, чтобы вы провалились в дыру и угодили в больницу, как Адам. У нас и так не хватает людей.

Под «нами», внезапно понял Перегрин, он имел в виду Охотничью Ложу. Это невысказанное вслух признание Маклеода было настолько же воодушевляющим, насколько и неожиданным. Как-то успокоенный, Перегрин стряхнул болезненное смятение, охваченный волной свежей решимости.

— Мы высматриваем что-то конкретное, — тихо спросил он, — или просто смотрим?

Маклеод устремил на него взгляд ярко-голубых глаз сквозь очки.

— Просто смотрите, паренек. И если что-то увидите, я хочу знать об этом.

Дверь сразу за лестницей вела в помещение, когда-то бывшее официальной приемной, тянущейся во всю длину этой стороны здания. Нырнув вместе с Маклеодом под обожженную перемычку двери, Перегрин увидел разбитые вдребезги стекла и сломанные рамы картин.

— Похоже на галерею, — тихо заметил он.

— Ага. — Маклеод остановился перед портретом седого человека с длинными, подкрученными вверх усами с регалиями масонского Мастера. — У этой Ложи была долгая и безупречная история. Ее члены предназначали эту комнату для демонстрации памятных экспонатов…

Его голос умолк.

Подойдя к инспектору, Перегрин всмотрелся в портрет. Несмотря на пятна копоти и подпалины, художник видел, с каким тонким чувством он написан. Лицо Мастера было твердым и суровым; нарисованные голубые глаза смотрели на Перегрина с бесконечной печалью, словно сам Мастер горевал о том, что произошло здесь. Ощущение живого присутствия буквально ошеломляло, Перегрин не мог поверить, что это просто воображение.

«Мы пришли, чтобы помочь, — мысленно заверил он человека на портрете. — Мне бы только хотелось, чтобы вы рассказали нам о происшедшем».

Рядом с ним Маклеод вдруг конвульсивно вздрогнул и громко застонал. Перегрин испуганно обернулся. Инспектор пошатывался, голубые глаза за стеклами очков были пустыми и несфокусированными. Его губы шевелились. Несколько секунд не доносилось ни звука. Потом незнакомый голос прошептал:

— Злодей пробил защиту. Подлый слуга еще более подлого хозяина. Храм был осквернен… отмечен знаком древнего врага…

Раздался хриплый вздох. Перегрин изумленно уставился на Маклеода, потом понял, что происходит. Одним из особенных эзотерических талантов Маклеода был дар медиума — как сам Перегрин уже видел в Мелроузе, где дух Майкла Скотта говорил, воспользовавшись физическим телом Маклеода. Теперь инспектор, по-видимому, разрешил бывшему члену этой Ложи сделать то же самое.

Все могучее тело Маклеода снова содрогнулось, так что он зашатался, и Перегрин подхватил его под руку, неуверенный, что делать дальше.

— Очистите храм! — Голос стал громче и настойчивее. — Найдите и удалите знак осквернения!

Настойчивая мольба, казалось, требовала ответа. Сердце Перегрина неистово колотилось.

— Мы сделаем! — пообещал он. — Только, пожалуйста, скажите мне, где смотреть!

Но дальнейшие слова перешли в неслышное бормотание. Без всякого предупреждения голова Маклеода резко откинулась назад, словно ему нанесли удар в челюсть. Инспектор напрягся, потом испустил тихий стон, у него подогнулись колени.

Перегрин попытался помочь ему, стараясь поддержать оседающего на пол Маклеода. Когда они оба, шатаясь, упали на колени, перед глазами Перегрина все расплылось. Неожиданно перед его мысленным взором возник тяжелый стол с мраморной столешницей, похожий на алтарь. По бокам стол был отделан украшенными барельефами панелями.

Детали центральной панели бросились в глаза: заключенная в круг звезда из двух сцепленных треугольников, в которой он узнал Печать Соломона. По обеим сторонам круга возвышались колонны, увенчанные шарами, один из которых представлял карту мира, а другой — карту звездного неба. В тот момент когда он пытался мысленно разглядеть соседние панели, Маклеод что-то пробормотал и поднял голову.

Взгляд его голубых глаз резко сфокусировался. Пытаясь свободной рукой нащупать какую-нибудь опору, он глотнул воздуха и выпустил его с тихим «ф-фу-у».

— Боже, ненавижу, когда они делают это! — прохрипел инспектор теперь уже снова своим голосом.

Лицо его было бескровным, как и в Мелроузе после того, как дух Майкла Скотта освободил его.

Пытаясь поймать взгляд инспектора, Перегрин сказал:

— Вы можете встать? Я бы предложил сесть, но чертов пол буквально покрыт стеклом. Вы, часом, не порезали руку?

Покачав головой, Маклеод поднял свободную руку с пола, смахнул с нее стекло и пепел, потом, при поддержке Перегрина, с трудом встал на дрожащих ногах. Все еще цепляясь за руку Перегрина, чтобы сохранить равновесие, он сделал несколько глубоких вздохов, что с каждым разом давалось легче, пока дыхание не стало нормальным.

— Лучше? — спросил Перегрин.

— Ага. — Маклеод медленно выпрямился и, убедившись, что крепко стоит на ногах, выпустил руку Перегрина. — Более или менее. — Он снова тяжело вздохнул. — Мне не следовало делать это без подготовки. Но дело было срочное.

— Значит, упоминания о «храме» для вас имеют смысл? — спросил Перегрин.

— А что я говорил о храме? — ответил Маклеод. — Я не всегда помню, что выпаливаю во время таких упражнений.

Его небрежность ободрила Перегрина. Художник послушно повторил все сказанное, слово в слово, насколько он смог вспомнить. Снова вздохнув, Маклеод кивнул, оценивая то, что рассказал Перегрин.

— Ладно. Пока не могу сказать вам, что это означает, но он дал очень точные инструкции. В некотором смысле вся работа Ложи совершается в Храме Внутренних Миров, — но у каждой Ложи есть и свой физический храм, обычно на верхнем этаже здания. Туда-то нам и надо.

Он бросил взгляд на потрепанный портрет, по-прежнему прислоненный к стене. На основании треснувшей позолоченной рамы было написано «Джон-Джозеф Андерсон» и даты его срока пребывания в должности Мастера Ложи. Хмуро улыбнувшись, Маклеод серьезно, сдержанно отдал портрету честь.

— Спасибо за добрый совет, Досточтимый Мастер. Мы с мистером Ловэтом заберем это оттуда.

Несмотря на повреждения коврового настила и перил, сама лестница держалась довольно крепко. Верхний этаж был залит ослепительным светом ацетиленовых прожекторов: пожарные расчеты продолжали работать, заливая обнажившиеся доски настила и убирая тлеющие обломки. Ледяной ветер дул в зияющую черную дыру в крыше, в свете прожекторов иногда кружились снежинки.

— Сюда, — сказал Маклеод, указывая на то, что осталось от двери на другой стороне антресолей.

Большая комната, как и сами антресоли, освещалась светом факелов. Им пришлось низко пригнуться, чтобы миновать путаницу упавших балок. Местами пол был опасно непрочен, черные и белые плиты были навалены на деревянных перекрытиях, усеянных дырами с рваными краями там, где огонь прогрыз в нем путь в комнаты внизу.

Больше всего была повреждена восточная часть комнаты. Здесь, открытые небу, груды камня и разбитых стропил образовали настоящий лабиринт. Несколько кирок и лопат лежали возле оставшегося фонаря, показывая, где копали спасатели, стараясь добраться до тела Мастера Ложи. Две большие плиты обожженного и закопченного мрамора выступали под углом из горы пепла и штукатурки, похожие на перевернутую раскрытую книгу.

— Вероятно, это нам и надо, — сказал Маклеод, указывая на обломки. — Давайте-ка посмотрим поближе.

Взяв фонарь, двое мужчин осторожно пробрались к своей цели. Вблизи наклонные плиты оказались двумя частями мраморной столешницы, расколотой посередине. На обуглившихся остатках опорных деревянных панелей были видны рельефы с вариантами того, что Перегрин счел масонской символикой включая печать Соломона.

— Я мельком видел похожий стол, пока вы занимались вашим мистером Андерсеном, — пробормотал он, дотрагиваясь до сцепленных треугольников. — В частности, эту эмблему. По-моему, «знак осквернения», о котором он говорил, должен быть похоронен где-то под всем этим.

— Угу, давайте посмотрим, сможем ли мы убрать часть этого хлама, — согласился Маклеод.

Сначала руками, а потом инструментами, за которыми еще не вернулись спасатели, они потихоньку расчистили основание стола от большей части обломков. Когда не осталось ничего, кроме куч еще теплой золы, они стали работать медленнее, аккуратно просеивая каждую лопату серой пыли, прежде чем отбросить ее. Перегрин начинал сомневаться, не провозятся ли они тут всю ночь, когда его лопата перевернула что-то, блеснувшее тускло-серым металлом в свете их фонаря.

Не подумав, он протянул голую руку, чтобы поднять это «что-то», и получил удар, похожий на электрический разряд. Он вскрикнул и осел на корточки.

— Перегрин, что…

Перегрин указал на найденный кусок металла. Его так встряхнуло, что он почти не заметил, что Маклеод впервые назвал его по имени.

— Вот, — сказал он. — Меня встряхнуло, когда я хотел поднять это. По-моему, это может быть тем, что мы ищем.

Он согнул пальцы. Суставы еще неприятно покалывало. Он поднялся, отряхиваясь от пепла, а Маклеод наклонился, чтобы внимательнее рассмотреть находку. Рука его нырнула в карман пальто и вынырнула уже со знакомым сапфировым кольцом, потом нарисовала над находкой несколько символов, которые, казалось, оживили самый воздух. Потом инспектор достал из кармана носовой платок.

— Ну-ну-ну, — пробормотал Маклеод, цокая языком и осторожно поднимая находку прикрытой платком рукой.

Когда он поднес находку к свету, Перегрин увидел, что это покрытые окалиной и перекрученные остатки серебряного диска около двух дюймов в поперечнике. Глаза за стеклами очков широко открылись.

— Это он? Тот знак, который нам ведено было искать?

— Вот вы мне и скажите, — ответил Маклеод. — Он?

Глубоко вздохнув, Перегрин прищурился и сместил фокус. Расплывающееся пятно превратилось в призрачный образ оскалившейся морды рыси.

— Господи Боже, медальон Рыси! — прошептал молодой человек. — С тех пор как это все началось, я несколько раз видел его мельком.

Маклеод по-волчьи усмехнулся и покрепче замотал медальон в платок, потом начертал над свертком еще один символ.

— Ну, теперь он у нас, — сказал он художнику, — и, по-моему, это подтверждает, кто виноват. — Он подал сверток Перегрину. — Адам, несомненно, захочет его увидеть. Поскольку я не знаю, когда освобожусь, вам лучше взять это и передать ему, как только он попадет домой.

Кивнув, Перегрин завернул сверток еще и в свой носовой платок, потом осторожно запихнул во внутренний карман куртки и встал на ноги. Маклеод оглянулся, потом простер обе руки ладонями вниз над разрушенным алтарем. Он простоял в такой позе несколько мгновений, беззвучно шевеля губами;

Перегрин предполагал, что он молится. Потом правая рука начертила в воздухе изгоняющую пентаграмму.

Перегрин ощутил легкое напряжение, словно от кожи отодрали что-то липкое. И неожиданно атмосфера вокруг них словно бы очистилась. Перегрин вспомнил подобное мгновение в квартире Хелены Прингл, когда Адам и Кристофер Хьюстон объединили усилия, чтобы очистить помещение от скверны.

Прошло еще мгновение сосредоточенного молчания. Маклеод расправил плечи и вздохнул.

— Ну вот, — сказал он тихо. — Теперь Братья могут покоиться с миром.