Рождественский Прием. Запах ели и кедра, острый запах сосновых шишек, положенных в светильники, освещавшие путь Келсона через галдящий, набитый битком зал. Серебряные звуки труб, рокот барабанов. Ярко одетые люди, почтительно расступающиеся перед ним, ряды празднично одетых придворных, некоторые из них с оружием, дамы, яркие и изящные, как певчие птицы.

Как и на большинстве торжеств, на Келсоне была украшенная драгоценными камнями корона, а не простой золотой обруч, который он предпочитал. Его черные волосы свободно падали ему на плечи. На поясе из позолоченной кожи висел отцовский меч; на согнутой левой руке покоился украшенный драгоценными камнями скипетр. Прежде, чем подняться на помост, на котором был установлен трон, он прошел налево, где стояли епископы и ненадолго опустился на колени перед Брейденом, чтобы получить благословение, и, стараясь быть терпеливым, поднялся к трону.

Похоже, его трон был единственным островком тишины. Выждав, чтобы он сел, барабаны зарокотали, требуя внимания к герольду, возвестившему о начале Рождественского Приема. За этим последовали заверения вассалов в преданности – обычно просто быстрое бормотание. Он склонял голову, отвечая на их поклоны, протягивал руку, чтобы по ней мазнули губами в знак преданности, бормотал слова благодарности, спрашивал о их семьях и землях, один человек быстро сменял другого.

Когда он неожиданно увидел приближающегося Дерри, лицо его прояснилось – он не знал о прибытии молодого лорда ко двору – потом встал, чтобы поцеловать руку улыбающейся Риченды, когда Морган вывел ее вперед и внезапно понял, чем было вызвано присутствие Дерри. Но люди продолжали быстро меняться, представляясь, происходящее несколько замедлилось только когда Дугал вышел вперед, чтобы быть утвержденным в своем титуле. Но даже это событие произошло слишком быстро, чтобы насладиться им.

Приграничные пледы и косички, посеребренные кинжалы, звуки волынки. Дугал, опустившийся перед ним на колени. Соболезнования по поводу смерти старого графа, приветствие нового. Присяга на верность, руки Дугала в его собственных.

Возложение большого меча на плечо Дугала, яркий росчерк серебра, сверкнувший между ними – и опоясывание Дугала другим мечом, собственным мечом Дугала, висящем на позолоченном поясе, свидетельствующем о его графском титуле… “Этим мечом защищай беззащитных и карай зло, всегда помня ту честь, которая, подобно мечу, имеет две грани: правосудие и милосердие…»

Наделение знаменем и котлом как символами права Дугала вести войну и его обязанности кормить и поддерживать его вассалов… вручение ему перстня и короны.

– Пусть они и сделаны из драгоценного металла, чтобы указать на твой ранг и достоинство, пусть их тяжесть напоминает тебе и о твоих обязанностях и об ответственности, которую ты теперь делишь с Нами. Встань, Дугал Мак-Ардри, граф Траншский, и станьте справа от Нас, среди Наших возлюбленных и заслуживающих доверия советников.

Волынщики выдали энергичную мелодию, когда сородичи Дугала торжественно пронесли его через зал на своих плечах, распевая приграничные приветственные песни, но вскоре круговерть началась заново.

Меарский герольд, вышедший вперед, его учтиво произносимые от имени его госпожи слова отказа – презрительный отказ от предложенного монашества, оставление королевских пленников на произвол судьбы.

Окровавленная голова Истелина, как будто сделанная из воска, высоко поднятая за спутанные волосы, свидетельствуя об участи каждого, кто выступит против Меары.

Но даже тогда это не остановилось. Зал взорвался гневными криками и требованиями возмездия. Несколько дам упало в обморок. Нескольких человек еле оттащили от герольда, на которого они пытались излить свой гнев, прежде чем того увели прочь. Когда король и его главные советники удалились в зал Совета, страсти разгорелись даже с большей силой. Келсон обхватил голову руками и, будучи слишком сильно шокированным, чтобы хотя бы подумать о своих дальнейших действиях, на несколько минут закрылся от всех, давая им излить свою ярость, и только когда Брейден, сидевший рядом с ним, несколько раз окликнул его, он поднял голову.

– Сир? Сир, я прошу Вас! Я не мстителен, Сир, но это – непростительное оскорбление, – сказал Брейден, возбужденно теребя свой нагрудный крест руками, дрожащими от волнения. – Само собой, вопрос о женитьбе на меарке больше не стоит!

– Если я не женюсь на ней, то мне придется убить ее, – устало сказал Келсон. – И Вы позволите мне обратить мой гнев на невинных пленников?

– Невинных? – фыркнул Джодрелл. – С каких это пор невинность заложников влияет на их судьбу? Извините, Сир, но Генри Истелин был куда более невинен, чем любой из князьков Меары. Его участь требует возмездия!

– Да, но если моими поступками будет управлять месть, то какой тогда из меня король? – возразил Келсон. – Я поклялся, Джодрелл! Поклялся защищать закон – справедливо судить и миловать – но не мстить!

– Я не вижу в этом никакой справедливости, – чуть слышно пробормотал Джодрелл, возмущенно ерзая на своем стуле.

– Что Вы имеете в виду, Джодрелл?

– Я сказал, что, похоже, Вы собираетесь позволить изменникам безнаказанно продолжать свое дело, Сир! – сказал Джодрелл, повышая голос, его красивое лицо исказилось гримасой, – и отдать одному из них корону, которую их мать пытается отнять у Вас! В данном случае милосердие – это признак слабости, Сир. Меарская сука убила пленника, захваченного ею; мы же вправе убить тех, кого захватили мы.

– Око за око? – спросил Келсон. – Думаю, что это неправильно. И Вы сами признали, что Кайтрина восстала против меня.

– Да, восстала, Сир! – взорвался Брейден. – И совершила кощунственное убийство! Разве не должны грехи отцов пасть на детей их? Келсон, она казнила епископа! Человека, помазанного Богом! А перед тем как они забрали его жизнь, Эдмунд Лорис осмелился не просто отлучить его, но и лишить его духовного сана – Генри Истелина, одного из самых благочестивых людей, которых я когда-либо знал!

Пока Келсон пытался взять себя в руки и найти какой-нибудь спокойный ответ, Кардиель покачал головой и потянул Брейдена за рукав, стараясь утихомирить его.

– Успокойся, брат, – спокойно сказал он. – Никто не говорит, что Истелин не был благочестивым человеком. И, будучи благочестивым человеком, он, не колеблясь, принял муки за веру и короля. Действия Лориса были бессмысленны.

– Конечно бессмысленны, – возразил Брейден. – Никто с этим не спорит. Бессмысленно или нет, Истелин был вынужден несправедливо умереть – один, лишенный последнего утешения. И умер он такой ужасной смертью, – закончил он неуверенно, гнев покинул его, уступив место скорби.

Кардиель вздохнул и, со слезами на глазах, посмотрел на собравшихся за столом.

– Дорогой брат мой, я прошу Вас, не мучайтесь так. Генри Истелин всегда и во всем был верным слугой короля и Господа. Мы должны считать, что он умер с верой в то, что он делает то же самое, о чем каждый из нас молил бы Господа, оказавшись на его месте, и что именно его вера помогла ему пройти через…

– Нет! – Брейден задыхался, гнев вспыхнул в нем снова. – Пусть вера меарских выродков поддержит их, когда они встретят свою справедливо заслуженную участь семьи предателей! Сир, мое сердце не может простить этого. Змеенышей надо уничтожать, а не жениться на них!

Морган, сидевший вместе с Ричендой справа от короля, не мог не почувствовать, как шок и безразмерная скорбь на мгновение наполнили комнату, когда два архиепископа начали спорить. Это ощущение быстро исчезло, но он был уверен, что Риченда тоже почувствовала это. Он почувствовал, как ее рука сжимает его, и что она дрожит. Он также чувствовал, чего стоило Келсону сдерживать свой гнев и ощущение беспомощности. Что бы король ни сделал, кто-то все равно будет не согласен с этим.

Скорбя вместе с Келсоном, Морган просительно посмотрел на обоих архиепископов и обвел взглядом всех сидевших вокруг стола.

– Пусть так, милорды! – сказал он, обрывая разгорающийся спор. – Вы что, думаете, что ваша ругань поможет ему принять решение? Что Вы хотите с ним сделать? Вы думаете, что он ничего не понимает? Как по-вашему, сколь тяжелой может быть корона?

– А сколь тяжела была участь Истелина? – проворчал Брейден.

Но все перепалки были остановлены испепеляющим взглядом Арилана и сострадательным покачиванием седой головы Кардиеля.

– Брейден, пожалуйста, – пробормотал Кардиель. – Герцог Аларик прав. Какой бы несправедливой и ужасной ни была участь нашего брата Истелина, это уже часть прошлого. Мы ничем не можем ни помочь, ни навредить ему. Мы не можем допустить, чтобы наша скорбь и наш гнев повлияли на мудрость тех решений, которые мы должны принять.

– Архиепископ Кардиель прав, – согласился Найджел. – Если мы убьем заложников, мы потеряем всякую надежду на какое-либо мирное разрешение меарской проблемы. Злоба может породить только большую злобу, и…

– Вот, вот главное слово, – высунулся Эван. – Порождение. Пусть парень посватается, Архиепископ. Ему нужен наследник.

Одобрительный ропот остальных сидящих за столом вдохновил Эвана на то, чтобы продолжить.

– Давайте, Сир, женитесь на девке. Как можно быстрее женитесь на ней и уложите ее в постель, чтобы заделать ребенка до того, как весной начнется война! Многие в Меаре встанут под ваши знамена, если вскоре появится наследник обеих корон. У Вас нет времени, чтобы его можно было тратить впустую.

Когда Брейден вздохнул и склонил голову, поднимая руки в знак вынужденного согласия, напряжение в комнате, казалось, немного разрядилось. Через несколько мгновений Найджел посмотрел на своего королевского племянника, сидевшего по другую сторону стола, и попытался выдавить улыбку.

– Мудрый совет, Келсон, – сказал он спокойно, – хотя я бы, наверное, сформулировал бы это чуть поизящнее. Тебе нужен наследник, и тебе нужен союз с Меарой. А наследник, рожденный в результате союза с Меарой, перевесит все, что угодно. Я знаю, что, если бы обстоятельства сложились бы иначе, вы не заключили бы этого брака, но… – Он пожал плечами. – Что еще могу я сказать, кроме как пожелать Вам удачи и предложить Вам все, что находится в моем распоряжении, чтобы помочь Вам в этом деле?

Келсон вяло поглядел на Найджела и молча скрестил руки на груди. – Спасибо, дядя. Пожалуйста, не сочтите отсутствие у меня восторга этим браком за неблагодарность. Все, что сказали Вы и герцог Эван, совершенно правильно. – Он вздохнул. – Мы теперь должны молиться, чтобы леди Сидана смотрела на это сходным образом.

– А если это не так… – лукаво сказал Арилан, его взгляд намекал на возможность применения необычных методов убеждения. – Вы жениться на ней в любом случае, даже против ее желания?

– Я уже сказал, что я это сделаю, – несколько резко ответил Келсон. – А Вы, епископ, обвенчаете нас, если я притащу к алтарю сопротивляющуюся невесту?

Арилан поджал губы и решительно кивнул. Брейден и Кардиель, казалось, были потрясены. Эван фыркнул.

– Ловите его на слове, Сир. Сейчас не время для нежностей. Если она поначалу откажет Вам, уложите ее в постель, а потом женитесь на ней, или просто пригрозите ей, что Вы так сделаете. Она согласится.

Это замечание вызвало новый поток комментариев и возмущения, преимущественно от духовенства, к которому присоединились Риченда и Дугал. Келсон прочистил горло и обвел всех твердым взглядом серых глаз Халдейна, в которых сверкал огонь, хорошо знакомый некоторым присутствующим по тем временам, когда они видели его в глазах отца Келсона.

– Спасибо, милорды, но я справлюсь со своим сватовством самостоятельно, – сказал он, когда они утихли. – Я постараюсь не повредить достоинству нас обоих, но в любом случае на Крещение состоится королевская свадьба, и это я вам обещаю.

– Чего тянуть? – спросил Сайер Трейхем. – Если суть всей этой затеи в том, чтобы до начала весенней кампании у Вас, Сир, появился наследник, вы должны бросить семя как можно раньше. Меарская девка – молоденькая. Может быть, над ней придется поработать, прежде чем от нее можно будет ждать потомства.

Келсон залился краской, не зная что ответить, но Дункан поспешил ему на помощь.

– Милорды, если я правильно понимаю намерения его Величества, то я подозреваю, что он собирается короновать новую королеву прямо в день свадьбы, что создает дополнительные технические проблемы по сравнению с простым объявлением о браке и появления предполагаемой четы перед священником.

Когда Келсон кивнул и пробормотал «Да», явно благодарный за то, что его выручили, Дункан продолжил, – На самом деле, для того, чтобы леди была возведена на престол в состоянии, соответствующем положению супруги короля Гвинедда, мы все должны приложить массу усилий, чтобы закончить все приготовления в столь короткое время. И я уверен, что леди Риченда подтвердит, что двенадцати дней еле хватит для того, чтобы подготовить свадебное платье и драгоценности, которые потребуются нашей будущей королеве для столь важного события.

– Это действительно так, милорды, – спокойно сказала Риченда. – И дело не только в этом, я попросила бы Вас проявить некоторую заботу о самой бедной Сидане. Мне кажется, что ей нужно некоторое время, чтобы она привыкла к той роли, которая будет на нее возложена.

– Она будет гадать, что ей готовят, – пробормотал Эван. – Ее воспитывали именно для этого. Не надо слишком нянчиться с этой девкой, Сир.

– С ней вообще не надо нянчиться, – ответила Риченда, прежде чем Келсон успел сказать хоть слово. – Но я говорю как та, кого выдали замуж в интересах целесообразности, ради земель, а не по моему собственному желанию. Дайте девочке несколько дней, чтобы она осознала свои обязанности, убедилась, что она сама должна хотеть этого ради своей собственной страны. Когда она станет Вашей королевой, она будет Вам благодарна.

– И я благодарю Вас, миледи, – пробормотал Келсон. – Вы правильно сделали, напомнив нам о роли Сиданы во всем этом.

Она изящно кивнула.

– Могу я попросить Вас побыть с ней, пока Вы при дворе? – продолжил он с натянутой улыбкой полной надежды. – И заодно, может быть, проконтролировать, так сказать, женские аспекты наших приготовлений? Я не питаю иллюзий, что она будет в восторге от этого брака, но, может быть, Ваш личный опыт и сочувствие помогут ей принять неизбежное.

– Я была бы более чем рада прислуживать той, кто станет Вашей королевой, Сир, и теперь, и в будущем, – тихо сказала Риченда. – Мой господин и я как раз говорили об этом сегодня утром.

– Ну, – сказал Келсон, – тем лучше.

Глубоко вдохнув, он обвел взглядом остальных, и, шумно выдохнув, встал. В то же мгновение встали все остальные.

– Хорошо, господа… и миледи, – сказал он. – Я отправляюсь говорить с вашей будущей королевой. Леди Риченда, я буду рад, если Вы будете сопровождать меня, как и епископ Дункан. Остальных я прошу разработать план брачной церемонии. Дядя, я прошу Вас председательствовать на Совете во время моего отсутствия.

Чуть позже Келсон очень обрадовался тому, что он попросил Риченду и Дункана пойти с ним, поскольку, идя с ними по тускло освещенному коридору, он обнаружил, что волнуется гораздо сильнее, чем ему хотелось бы. Когда Сидану привезли в Ремут, он разместил ее в бывших комнатах своей матери, посчитав их единственно подходящим жилищем для принцессы, пусть и сомнительного происхождения, а сейчас ему подумалось, может, он уже тогда подсознательно чувствовал, что ему придется сделать ей предложение.

Когда он подошел к внешней двери, у него пересохло во рту, и он нервно прокашлялся, пропуская вперед Дункана, чтобы тот объявил о его приходе. Когда они втроем приблизились, стражники встали по стойке «смирно» и хотели отсалютовать королю, но Келсон знаком остановил их, расправляя складки тяжелой придворной мантии. Он сменил большую корону на простой легкий золотой обруч, и, когда Дункан остановился перед дверью, нервно посмотрел на тень, отбрасываемую им в свете факела. Риченда встала у него за спиной.

– Вы уверены, что готовы пройти через это, Сир? – пробормотал Дункан, взявшись за шелковый шнурок дверного колокольчика и глядя на него.

Неловко сглотнув, Келсон кивнул, в его мозгу мелькнуло ощущение неприятной обязанности, но тут Дункан дернул за шнурок, отозвавшийся звоном колокольчика за дверью. Епископ-Дерини снова посмотрел на него в знак дружеской поддержки и сочувствия, и повернулся к открытой служанкой двери. Девушка изумленно уставилась на его фиолетовую сутану.

– Дитя мое, король желает видеть Леди Сидану, – спокойно сказал Дункан. – Мы можем войти?

Слегка разволновавшись, и от его ранга, и просто от того, что он был мужчиной, девушка сделала реверанс и отошла в сторону, давая им войти, одновременно делая еще один реверанс королю, которого впервые увидела так близко. Когда она закрыла за ними дверь, в дверях смежной комнаты появилась герцогиня Мерод, заулыбавшаяся, когда она узнала вошедших.

– Племянник, – сказала она, подходя к ним и делая реверанс, – очень рада тебя видеть. И Вас, епископ Дункан… Риченда! Ах, Риченда, как хорошо что Вы приехали на Рождество! Аларик мне ничего не сказал о Вашем приезде.

Когда две женщины радостно обнялись, даже Келсон смог слегка улыбнуться и, бормоча приветствия, подставил щеку для поцелуя Мерод. Он всегда удивлялся очень маленькому росту Мерод. Ее макушка была на уровне его подбородка. Он посмотрел на ее фигуру в темно-зеленом платье, и его глаза остановились на ее немного пополневшему животу.

– Ну да, у нас, наконец, будет еще один маленький, – небрежно сказала она, заметив его взгляд. – Она должна родиться весной.

– Она? – улыбаясь, спросила Риченда.

– Да, откуда Вы знаете, что это девочка? – спросил Келсон.

– Ну, у нас уже есть три мальчика, так что на этот раз, я надеюсь, это должна быть девочка, – ответила Мерод. – Правда, я не хотела бы, чтобы ей досталась судьба некоторых принцесс. – Она обвела всех троих проницательным взглядом. – Будет королевская свадьба? Вы пришли, чтобы сказать ей об этом?

Закусив губу, Келсон кивнул. – Боюсь, что так, тетушка. И я… думаю, что будет лучше, если меня будет сопровождать только отец Дункан.

– Конечно, Сир, – пробормотала Мерод, неожиданно холодно. – Она в солярии.

Гордо подняв голову, она повела короля и епископа через комнату. Она сама выглядела королевой. Ее длинные волосы, убранные на затылке под сетку, были черными, как и у всех Халдейнов, а лицо – белым и гладким. Когда она остановилась у входа в солярий и обернулась, чтобы пропустить его, она выглядела вряд ли старше своей королевской подопечной, которая обернулась к двери и застыла, стоя у широкого окна на другой стороне комнаты.

– Добрый день, миледи, – сказал безучастно Келсон.

При звуке его голоса Сидана побледнела и отвернулась, глядя на падающий за окном снег, явно испуганная, это было заметно даже стоявшему у двери Келсону. Свет предзакатного солнца, пробиваясь через окно, отбрасывал красноватые блики на ее длинных каштановых волосах, а ее бледно-голубое платье казалось фиолетовым.

– Сир, лорд Лльювелл тоже здесь, навещая свою сестру, – предупредила Келсона Мерод, останавливая его за плечо, когда он направился к девушке. – Сегодня все-таки Рождество, – добавила она несколько раздраженно, когда он отвел от нее свой взгляд. – Никто не говорил, что они не могут видеть друг друга, и он здесь только на час. Мне не надо было разрешать ему приходить?

Вздохнув, Келсон помотал головой и пошел к окну, пока не увидел Лльювелла, непреклонного и возмущенного, сидевшего в дальнем конце комнаты. Он надеялся, что меарского принца не будет во время этого разговора, но, может быть, так будет даже лучше. Сидане будет проще согласиться, если ему удастся привлечь Лльювелла на свою сторону.

Но, как только их глаза встретились, Лльювелл вскочил, в глазах его сверкал вызов, рука сама по себе потянулась к поясу за оружием, которого там не было. На мгновение Сидана напомнила Келсону испуганную пойманную птицу.

– Да нет, тетя, в этом нет никакого вреда, – ответил Келсон. – То, что я хочу сказать, касается и леди Сиданы, и лорда Лльювелла. Тем не менее, я должен предупредить Вас, Лльювелл: я хочу поговорить цивилизованно и аргументированно. Все попытки помешать этому будут пресечены. Вы поняли?

Лльювелл несколько мгновений просто стоял, ненавидяще глядя на него, правая рука сжималась и разжималась на том месте, где должна была бы находиться рукоятка его кинжала, и Келсон задумался, не придется ли ему и Дункану иметь дело с физическим сопротивлением. Он почувствовал, как Дункан напрягся в готовности рядом с ним, и понял, что Дункану пришла в голову та же самая мысль. Но Сидана спасла Лльювелла от неосмотрительных действий, схватив его за руку и слегка покачав головой.

– Пусть так, брат, – прошептала она. – Я не хочу, чтобы ты пострадал из-за меня. Если он хочет, он будет говорить со мной. Ты ничего не сможешь сделать, чтобы помешать этому.

– Ваша сестра очень мудра, Лльювелл, – согласилась Мерод. – Вам придется принять это. Не заставляйте меня сожалеть, что я разрешила Вам придти.

Лльювелл медленно перевел на Келсона угрюмый пристальный взгляд и опустил руки, с явным усилием заставляя свое тело расслабиться. Келсон холодно кивнул в ответ. Лльювелл еще несколько мгновений продолжал смотреть на него, потом уронил голову и прошептал Сидане что-то, чего никто больше не смог расслышать. Затем принц повернулся к королевскому посетителю сестры спиной и уставился в окно. Даже Сидана выглядела смущенной от его неприкрытой грубости и беспокойно заломила руки, глядя на короля.

– Тетя, пожалуйста, идите поприветствуйте герцогиню Риченду, – сказал Келсон, обращаясь к Мерод и не отрывая взгляда от Сиданы. – Отец Дункан и я разберемся сами.

Когда Мерод сделал реверанс и ушла, закрыв за собой дверь, Келсон постарался не подать вида, что заметил испуганное выражение побледневшего лица Сиданы, и только молча сделал Дункану знак идти к окну впереди него. При их приближении Лльювелл медленно повернулся, а Сидана отшатнулась, прижавшись спиной к брату, он обнял ее за плечи, и они оба вжались в угол оконной ниши, словно ища убежища.

– Пожалуйста, садитесь, оба, – спокойно сказал Келсон, указывая на кушетку позади них и усаживаясь сам, вместе с Дунканом слева от него. – Совершенно незачем усложнять уже имеющиеся проблемы. Я не собираюсь угрожать никому из вас, но должен кое-что сказать. Садитесь! – повторил он, когда ни один из них не шелохнулся. – Я бы предпочел не тянуть шею, глядя на вас снизу вверх.

Побледнев еще сильнее, Сидана опустилась на кушетку, спина ее была неестественно прямой, а руки сжаты в кулаки, которые она пыталась спрятать в складках своей юбки. Лльювелл, садясь рядом с ней, тоже выглядел испуганным, но он изо всех сил старался скрыть это за фасадом бравады. Внезапно Келсон осознал в каком виде он предстал перед ними: в короне, в королевской мантии и с епископом-Дерини рядом с ним. Переводя взгляд с одного на другого, он постарался немного смягчить выражение лица, но знал, что должен быть тверд. Он был рад присутствию Дункана.

– Я получил ответ Вашей матери, – сказал он обоим пленникам, неуклюже положив руки на бедра. – Посланец от нее прибыл сегодня утром.

Сидана тихонько ахнула, на мгновение прикрыв глаза. Ее брат побагровел.

– Она все еще бросает тебе вызов, не так ли? – ликовал Лльювелл. – Она будет воевать с тобой!

– Она казнила моего епископа, который был у нее в заложниках, – спокойно сказал Келсон, не поддаваясь на уловку. – Вы понимаете, что это значит?

Когда Сидана испуганно посмотрела на своего брата, Лльювелл повел себя еще более вызывающе.

– Ты собираешься казнить и нас тоже? Мы не боимся умереть!

– Никто и не говорит, что ты боишься, – резко сказал Келсон. – И я пытаюсь сделать так, чтобы больше никому не пришлось умирать, хотя я думаю, что даже вы согласитесь, что я имею полное право убить вас.

– Деринийский урод! – проворчал Лльювелл.

– Я действительно Дерини, – тихо сказал Келсон. – И я считаю, что второе слово, произнесенное тобой, вызвано твоим гневом и подростковой дерзостью. Но больше не перебивай меня, или мне придется попросить епископа Мак-Лейна заняться тобой.

Он знал, что они поняли: его угрозы – не пустой звук. Когда они оба посмотрели на Дункана, Сидана еле слышно охнула, а Лльювелл закрыл рот и угрюмо глядел перед собой. У Дункана не было оружия, и ни выражение его лица, ни размеры не представляли никакой реальной физической угрозы, но они подозревали, что он был «деринийским выродком». Ни один из них сталкивался с его способностями, но оба испытали действие магии Моргана. Так что угрозы применения магии оказалось достаточно.

– Очень хорошо. Я думаю, что по этому вопросу мы поняли друг друга, – выдохнул Келсон. – Пожалуйста, поверьте, что я не желаю казнить никого, в особенности моих собственных родственников и женщин, но если я оставлю измену безнаказанной, то я нарушу присягу, данную мной при коронации. Я законный король Меары, как и Гвинедда. Ваша мать подняла против меня восстание и убила невинного.

Сидана продолжала оцепенело смотреть на него, а Лльювелл, казалось, был на грани новой вспышки гнева; но, угроза в лице Дункана, сидевшего напротив него, заставила его молчать, по меньшей мере, на время, и Келсон продолжил.

– Но не желаю губить людей из-за этого, – сказал Келсон более примирительным тоном. – Я всерьез хочу, чтобы Меара и Гвинедд были едины, как это и было задумано нашими прадедами. И если это можно сделать мирным путем, то это – как раз то, чего я хочу. И вы можете помочь мне в этом.

– Мы? Помочь Халдейну? – презрительно усмехнулся Лльювелл.

Как только Лльювелл сказал это, Келсон гневно поглядел на него и подал знак Дункану.

– Если он скажет еще хотя бы слово… – сказал он с нескрываемой угрозой.

Дункан небрежно передвинулся ближе краю оконной ниши, откуда он мог легко дотянуться до Лльювелла. Парень немедленно замолк, и Келсон полностью переключил свое внимание на Сидану. Он почти надеялся, что Лльювелл скажет еще что-нибудь, поскольку его постоянные встревания только осложняли задачу.

– То, что я сейчас скажу, адресовано Вам, миледи, – сказал он терпеливо. – Я не думаю, что Вы станете делать что бы то ни было ради меня, но я надеюсь, что ради Меары Вы сделаете то, что должны. Я предлагаю Вам способ разрешить конфликт между нашими странами без дальнейшего кровопролития. Я хочу, чтобы Ваша королевская линия соединилась с моей, и наши дети стали неоспоримыми правителями объединенных Гвинедда и Меары.

Он не моргнул глазом, когда раздался задыхающийся вопль Лльювелла, а просто поймал Сидану за руку, когда она попыталась остановить Дункана. Прежде, чем Лльювелл успел хотя бы встать с места, епископ пересек разделяющее их пространство и взял разум парня под контроль настолько стремительно, что Лльювелл успел только тщетно махнуть рукой в сторону Келсона. Веки принца вздрогнули и закрылись, он обмяк в руках Дункана, прислонившись головой в его фиолетовую сутану. Теперь, когда он спал, его лицо не выглядело дерзким, и казалось даже моложе его пятнадцати лет.

– Его предупреждали, – пробормотал Дункан, перемещая голову и плечи Лльювелла в более удобное положение на своих коленях и глядя на Сидану. – Я не причинил ему никакого вреда. Он слышит все, что происходит вокруг него; он просто не может реагировать на это. Заверяю Вас, ему не было больно. Сейчас тоже. Его Величество задал Вам вопрос, миледи. Думаю, что Вы должны на него ответить.

Испуганно охнув, Сидана выдернула свою руку из руки Келсона и вскочила, видимо, только сейчас заметив, что он все еще держит ее. Она была слишком горда, чтобы расплакаться, но Келсон чувствовал, какие усилия ей приходится прилагать, чтобы, отойдя к левому краю оконной ниши, как можно дальше от остальных, сдержать слезы. Обхватив себя руками, она несколько мгновений слепо глядела в окно, ее волосы рассыпались ей до самых колен. Когда она попыталась заговорить, ее голос сломался. Смутившись, она нервно закашлялась.

– Я… правильно поняла, что Вы предлагаете мне свадьбу? – сумела она выговорить в конце концов.

– Да, правильно, – ответил Келсон.

– Король спрашивает или требует? – горько прошептала она. – А если я откажусь, он возьмет меня силой?

Келсон выдавил безрадостную улыбку, стараясь не замечать насмешки.

– Здесь, при свидетелях, миледи? – сказал он. – И при епископе?

– При епископе-Дерини, – возразила она, вызывающе вздернув подбородок, – который уже подчинил моего брата Вашей воле. Почему бы ему не сделать то же самое со мной, если Вы того пожелаете? Вы можете сделать это сами, если захотите. До нас доходили слухи о том, как вы получили свою корону с помощью черной магии.

Дункан возмущенно посмотрел на короля, но Келсон покачал головой, уже сформулировав ответ.

– Вы действительно верите, что стал бы принуждать Вас к свадьбе? – спросил он мягко. – Или что епископ одобрил бы это, или, что еще менее вероятно, принял бы участие в таком принуждении?

– Вы оба – Дерини. Я не знаю на что вы способны.

– Сидана, я не буду использовать никакую силу, ни физическую, ни деринийскую, чтобы принудить Вас поступить против своей совести. Брак – это церковное таинство. Это кое-что значит для меня, и это кое-что очень важное. Но важно и то, что наша свадьба может означать для наших стран конец кровопролития, связанного с престолонаследием, мир до конца наших дней. Неужели мысль о том, чтобы стать королевой, настолько отвратительна для Вас?

Она на несколько секунд склонила голову, ее плечи вздрагивали.

– Как насчет моих родителей? – спросила она наконец. – И моих братьев?

Келсон поглядел на неподвижного Лльювелла и вздохнул. – Я бы предложил Лльювеллу отречься от любых прав на престол Меары, о которых заявляет ваше семейство. Как только у меня будет его слово, я наделю его всеми титулами и имуществом, соответствующими его положению брата королевы.

– А Ител? А мои мать и отец?

– Я знаю, что Вы хотите от меня услышать, – ответил он, – но я не могу давать Вам ложные надежды. В любом случае, если мы намереваемся установить длительный мир, я должен убрать наследников, стоящих перед Вами, чтобы никто не мог оспорить право наших наследников управлять и Гвинеддом, и Меарой. Судьба ваших родителей и ваших братьев зависит от их дальнейших действий. Мне не нужны их жизни, но я не задумываясь возьму их, если это сможет спасти сотни, а, может быть, и тысячи других.

– Я понимаю.

Она медленно перевела взгляд на своего брата и безразлично уставилась в окно, опершись обеими руками на стекло и глядя на холмистую равнину за стенами Ремута, бело-бронзовую от заходящего солнца.

– Значит, у меня нет выбора, – сказала она через несколько мгновений. – Откажу я Вам или нет, мое семейство все равно обречено, как и моя страна. Мы выгодно расположены, но мы – маленькая страна по сравнению с Гвинеддом, и мы – люди, а не Дерини. Мы не можем сопротивляться могуществу повелителя-Дерини. Я давно об этом догадывалась. Наше дело было проиграно еще не начавшись, даже если моя мать не хочет признать этого. И я знаю, что часть моего семейства умрет, вне зависимости от того, что я сделаю. Они не сдадутся.

– Тогда подумайте о своем народе, – тихо сказал Келсон, вставая рядом с ней и желая, чтобы у него была возможность предложить ей что-то лучшее. – Неужели быть средством для достижения мира столь ужасно? Неужели Вы не видите ничего хорошего в том, чтобы быть королевой?

– Королевой, но не в своих землях…

– Королевой страны, в которую входит Ваша собственная, – поправил Келсон. – И женой человека, который сделает все, что в его силах, чтобы сделать Вас счастливой.

– В браке, заключенном в интересах государства и ради удобства, с врагом моей страны, – ответила она, опустив глаза. – Быть заложницей в игре династий и королей всегда было участью женщин.

– Как и участью королей, миледи.

Дрожа, Келсон снял свой перстень и, отложив его в сторону, опустился рядом с ней на одно колено. Он страстно хотел дотянуться до нее, коснуться хотя бы одной пряди ее блестящих волос, но он слишком нервничал и чувствовал присутствие Дункана, молча сидевшего справа от него, и лежащего у него на коленях Лльювелла, молчащего, но знающего обо всем, что происходит.

– Я… такой же заложник как и Вы, Сидана, – продолжил он негромко. – Отец Дункан может подтвердить, что я всегда мечтал о браке, основанном на любви, или, в крайнем случае, на страсти, но я всегда осознавал, что, когда я соберусь жениться, интересы династии должны стоять выше моих личных желаний.

Он нервно прокашлялся. – Но даже брак из государственных интересов может принести удовлетворение. Я не могу обещать, что Вы будете счастливы, выйдя за меня замуж. Но я даю Вам свое слово короля и мужчины, что я буду честен с Вами, и сделаю все, что смогу, чтобы стать добрым и нежным мужем, и буду молить Бога, чтобы со временем мы смогли полюбить друг друга. Может быть, это не все, чего Вы желали бы, и это не все, чего хотел бы я, но это все, что я могу предложить. Вы, по крайней мере, подумаете над моим предложением?

Она долго не двигалась, и он был уверен, что она откажет ему. Вопреки благоразумию, он мысленно потянулся к ее разуму и обнаружил ее смятение: беспомощный гнев, смешавшийся с чувством долга и чести, и некоторое сострадание, которое дало ему повод для надежды.

Выйдя из ее разума, поскольку ее эмоции были слишком сильны, чтобы их можно было выдержать долгое время без ее просьбы и, тем более, без ее ведома., он поднял руку, чтобы погладить растрепавшуюся каштановую прядь, запутавшуюся в складках ее платья, и собрался упрашивать ее. Это прикосновение оказалось подобно молнии и поразило его настолько сильно, что он суть не ахнул. Он отдернул руку, как будто его ужалили, и, слегка покачнувшись, всмотрелся в ее лицо, видевшееся ему профилем на фоне темнеющего стекла. Он старался не думать о том, что настойчиво напоминало о себе в его разуме, но не мог сделать этого. Он знал, что если она все-таки откажет ему, то вне зависимости от того, что он говорил раньше, он снова рассмотрит возможность применения силы.

От самого себя его спасла Сидана. Она так и не посмотрела на него, но через несколько секунд ее руки безвольно упали.

– Я выйду за Вас замуж, – прошептала она, и по ее щеке скатилась слеза.

Не осмеливаясь сказать что-нибудь, чтобы не заставить ее передумать, Келсон взял ее за руку и поцеловал ее, чувствуя как с поцелуем через него проходит новая волна облегчения и радости. Все равно, она почувствовала это. Когда он перевернул ее руку, чтобы прикоснуться губами к ее ладони, он почувствовал как она вздрогнула. Воодушевленный, он поднялся и неуклюже обратился к Дункану.

– Отец, Вы не засвидетельствуете согласие леди?

Кивнув, Дункан переместил Лльювелла в сидячее положение и встал, кладя свою освященную руку на руки Келсона и Сиданы Лльювелл пошевелился и открыл глаза, но, казалось, это было все, на что он был способен.

– Вы планируете это на какой-нибудь конкретный день, Сир?

– Через двенадцать дней после сегодняшнего дня, на Крещение.

– Подходящий день для того, чтобы коронации королевы, – тихо сказал Дункан, сочувственно улыбаясь дрожащей принцессе. – Сидана Меарская, обещаешь ли ты и обязуешься по своей доброй воле и желанию заключить благородный брак с Келсоном Гвинеддским через двенадцать дней после сегодня, согласно обрядам нашей Святой Матери Церкви?

Ее глаза наполнились слезами, но она сглотнула и быстро кивнула.

– Я обещаю и обязуюсь, и да поможет мне Бог.

– Келсон Гвинеддский, обещаешь ли ты и обязуешься по своей доброй воле и желанию заключить благородный брак с Сиданой Меарской через двенадцать дней после сегодня, согласно обрядам нашей Святой Матери Церкви?

– Я обещаю и обязуюсь, и да поможет мне Бог, – уверенно сказал Келсон.

– Тогда я свидетельствую и подтверждаю, что согласно брачной договоренности между Сиданой Меарской и Келсоном Гвинеддским, они соединятся в священном супружестве через двенадцать дней после сегодня, согласно обрядам нашей Святой Матери Церкви. О браке будет объявлено завтра. Достигнутые договоренности считаются такими же обязывающими как брачные клятвы, и не могут быть расторгнуты. – Он осенил крестным знамением их руки, соединенные вместе. – Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Услышав это, она отдернула руку, отвернулась и, зарыдав, опустилась на кушетку возле окна. Келсон хотел было успокоить ее, но Дункан покачал головой и позвал Мерод и Риченду, и, прежде чем выйти из комнаты вместе с Лльювеллом и Келсоном, вкратце рассказал о том, что случилось. Оцепенелого Лльювелла он поручил заботам стражника, чтобы того отвели в его жилище.

Келсона он проводил обратно в королевские апартаменты, где его ждали Морган, Дугал и Найджел. Затем он и Келсон рассказали им о достигнутом соглашении, и король распорядился начать приготовления.