Глава I

«Отвне обесчадил меня меч, а дома — как смерть»

[1]

Мальчика звали Ройстон — Ройстон Ричардсон, в честь отца; а кинжал, который он так испуганно сжимал в руках, принадлежал не ему. Сгущались сумерки. Повсюду вокруг него лежали трупы, коченеющие среди поднимающихся хлебов Дженнанской долины. В мертвой тишине изредка ухала ночная птица, да севернее, в горах, выли волки. Далеко, за полем, на улицах городка горели факелы, маня к себе уцелевших в битве людей. Немало воинов навсегда осталось нынче вечером в полях Дженнанской долины. Жестокой и кровавой была битва, даже для привычных ко всему здешних крестьян.

Всадники Нигеля Халдейна, приходящегося дядюшкой молодому королю Келсону, появились близ городка сразу после полудня. Золотые королевские львы красовались на их малиновых знаменах, шкуры лошадей блестели от пота — день был знойный. По словам принца, это был только передовой отряд из тридцати человек, посланный разведать дорогу в Корот, куда направлялись королевские войска.

Корот, столица восставшего Корвинского герцогства, был захвачен мятежными архиепископами, Лорисом и Карриганом. Эти последние, при поддержке и содействии Варина, фанатичного главаря мятежников, положили начале новой волне гонений на Дерини — род чародеев, что когда-то правили в одиннадцати королевствах. Этих издавна гонимых и издавна внушавших страх колдунов теперь олицетворял в глазах народа один Дерини-полукровка, герцог Корвинский, Аларик Морган, за свою ересь отлученный от церкви три месяца назад.

Принц Нигель пытался успокоить жителей Дженнанской долины. Он напомнил им, что королевские солдаты не собираются грабить и разорять их земли, что юный Келсон запретил это, поступая так же, как некогда поступал король Брион — его отец. И еще принц говорил, что не из-за герцога Аларика нависла теперь угроза над одиннадцатью королевствами, хотя сами архиепископы утверждают обратное, и что их уверения, будто все зло исходит лишь от Дерини, — вообще несусветная чушь. Сам Брион, вовсе не будучи Дерини, всю жизнь доверял Моргану, а нынешний король так высоко оценил его заслуги, что провозгласил его своим Поборником, несмотря на возражения королевского Совета. Вдобавок нет ни малейших доказательств предательства Моргана, нет и не было.

Но люди долины не слушали Нигеля.

То, что во время коронации Келсона прошлой осенью вдруг обнаружилось, пусть неожиданно для него самого, что он — наполовину Дерини, вызвало волну недоверия ко всей династии Халдейнов. И покровительство, которое юный король упорно оказывал еретику герцогу Аларику и его преподобному кузену, тоже Дерини, — Дункану Мак-Лайну, вовсе не способствовало ослаблению этого недоверия. Поползли слухи, что и самого короля, защищающего герцога Аларика и Мак-Лайна скоро отлучат от церкви. Поговаривали, что король вместе с ненавистным герцогом собирается возглавить целую толпу воинов Дерини, вторгнуться в Корот и задушить направленное против них народное движение, уничтожив Лориса, Карригана и обожаемого Варина. Да вот и Варин, кстати, это предсказывал!

В общем, местные повстанцы долго водили отряд Нигеля вокруг Дженнанской долины, пообещав ему показать удобный путь, где королевская армия не будет знать недостатка в воде и корме для коней. В полях, зеленеющих всходами овса и пшеницы, мятежники напали на отряд из засады, сея смерть и панику в рядах ошеломленных королевских воинов. К тому времени, когда они опомнились и сумели отступить, унося раненых, более двух десятков рыцарей, мятежников и боевых коней лежало мертвыми или умирающими среди несозревших хлебов; здесь же остались знамена со львами, обагренные кровью, втоптанные в землю.

Ройстон на миг замер, вцепившись в рукоятку кинжала, а потом бросился прочь от недвижимого тела по узкой проселочной дороге, ведущей к дому. Ему было всего десять лет, к тому же он был слишком мал для своего возраста, но ни то, ни другое нисколько не помешало ему принять участие в сегодняшнем грабеже. Кожаный мешок, висевший у него на плече, переполняли съестные припасы, кое-что из конской упряжи и другого снаряжения, которое ему удалось снять с павших врагов и их коней. И этот кинжал с красивой гравировкой, и ножны, которые он заткнул за веревку, повязанную вместо пояса, он тоже отцепил от седла мертвого коня.

Он не стыдился и не боялся обшаривать мертвецов — тем более днем, при свете. Во время войны эта грязная работа была для крестьян источником существования, а теперь, когда они восстали против своего герцога, да что там говорить, против самого короля — теперь это вообще являлось для них насущной необходимостью. Крестьяне были плохо вооружены, все больше дубинками, копьями да косами. А у павших врагов можно было разжиться и оружием получше, и доспехами, и боевой упряжью, а если повезет — то и несколькими золотыми или серебряными монетами. Словом, возможности были неограниченные. Отступившие враги унесли своих раненых, мятежники отошли, чтобы помочь своим, и на поле боя остались только мертвецы. А их никто не боится, даже такие мальчишки, как Ройстон.

Однако, свернув с дороги и направляясь к еще одному окоченевшему телу, Ройстон настороженно огляделся по сторонам. Он, конечно, был не робкого десятка — трусость вообще была не свойственна корвинским крестьянам, но существовала почти невероятная возможность наткнуться на врага, который кажется мертвым, а в самом деле жив. Мальчик старался даже не думать об этом.

Как будто вторя его мрачным мыслям, завыл волк, причем ближе, чем незадолго до этого. Ройстон поежился и снова вернулся на середину дороги. Теперь ему чудилось движение за каждым кустом, за каждым призрачным пнем. Он не боялся мертвецов — гораздо страшнее были четвероногие хищники, рыскающие в полях всю ночь напролет; с ними-то он уж никак не хотел встречаться.

Вдруг он уловил впереди по левую сторону дороги какое-то движение. Крепче сжав свое оружие, он присел, притаился и стал осторожно нашаривать среди острых камней подходящий по размерам. Затаив дыхание, пригнувшись и пристально всматриваясь в заросли, он прохрипел дрожащим голосом:

— Кто здесь? А ну, говори, кто ты, а то сейчас как…

В кустах снова раздался шорох, затем — стон, а затем — еле слышный голос:

— Воды… пожалуйста… кто-нибудь…

Ройстон настороженно замер, закинул мешок за спину и вытащил из ножен кинжал. Могло оказаться, что позвавший из повстанцев, а значит — друг, ведь один из них пропал сегодня. А если это королевский воин?

Ройстон потихоньку подкрадывался к кустам — нервы натянуты, камень и кинжал наготове. В сумерках трудно было что-либо разобрать, но все же он понял, что перед ним лежит повстанец. Да, без всякого сомнения, он разглядел на рукаве свинцово-серой куртки эмблему с соколом.

Глаза лежащего под сдвинутым на лоб простым стальным шлемом были закрыты, руки — неподвижны. Когда же Ройстон наклонился и заглянул в бородатое лицо, он не смог сдержать радостного крика. Он узнал этого человека! Это же Малкольм Дональсон, лучший друг его брата.

— Мэл, — в отчаянии бросился к нему мальчик, — господи, Мэл, что стряслось? Тебе плохо?

Тот, кого он назвал Мэлом, открыл глаза и долго смотрел на мальчика, словно не узнавая его, затем его губы искривились в напряженной улыбке. По-видимому, его мучила сильная боль, и он в изнеможении прикрыл глаза, с трудом кашлянул и опять посмотрел на Ройстона.

— Да, парень, вовремя ты меня нашел. Я уж боялся, что явится какой-нибудь головорез да и прикончит меня и меч заберет.

Он похлопал по складкам своего плаща, и сквозь окровавленную ткань проступили очертания длинного боевого меча с крестообразной рукояткой. Юный Ройстон, вытаращив от изумления глаза, приподнял край плаща и восхищенно провел пальцами по лезвию.

— Ой, Мэл, какой хороший меч! Ты отобрал его у кого-то из ратников короля?

— Да, парень, на рукоятке королевское клеймо. Но один из них оставил мне на память кусок железа в ноге, чтоб его… Посмотри, кровь еще идет? — Он приподнялся на локте, а мальчик наклонился ниже. — Я пытался перевязать рану поясом, но тут обеспамятел. О-о-ох… Осторожнее, парень, кровь же пойдет снова, не остановишь.

Плащ, которым были обернуты ноги Мэла, затвердел от запекшейся крови, и мальчик чуть было не потерял сознание, когда приподнял полу плаща, чтобы осмотреть его правую ногу. Глубокая рана, нанесенная мечом, тянулась от колена вверх по бедру дюймов на шесть. Мэл кое-как наложил жгут, и благодаря этому был до сих пор жив, но теперь повязка, набухшая от крови, была уже бесполезна. Ройстону показалось в сумерках, что даже земля вблизи раненого покрыта влажными красными пятнами. Как бы то ни было, Мэл, без сомнения, потерял немало крови, еще чуть-чуть — и он не выдержит. У Ройстона все поплыло перед глазами; взглянув на друга, он тяжело вздохнул.

— Ну что там, парень?

— Кровь… не остановить, Мэл. Я не думаю, что мы сможем ее остановить. Нужно позвать кого-нибудь на помощь.

Мэл со вздохом снова лег.

— Плохи дела, парнишка. Сам я идти не могу, а никто ведь не попрется сюда на ночь глядя. Там кусок железа торчит, в нем-то все и дело. Может, ты его вытащишь?

— Я? — Ройстон вытаращил глаза и задрожал при одной мысли об этом. — Мэл, я не могу. Как только я отпущу повязку, снова хлынет кровь. А вдруг ты помрешь, если я сделаю что-нибудь не так.

— Не спорь, парень. Я…

Мэл запнулся на полуслове и, так и не закрыв рот, уставился на что-то за спиной Ройстона. Тот резко обернулся и увидел на фоне заката силуэты двух всадников, что находились уже футах в двадцати от них. Когда они спешились, Ройстон осторожно приподнялся, крепко сжимая в руке кинжал. Кто эти люди? Откуда они взялись?

Пока они приближались, мальчик не мог хорошенько рассмотреть их, поскольку солнце садилось прямо позади них и стальные шлемы отсвечивали алым золотом. Он только понял, что оба они молоды. А когда те подошли поближе и сняли шлемы, Ройстон увидел, что они едва ли старше Мэла — скорее всего, им было около тридцати. Волосы у одного их них были темные, а у другого — светлые; у обоих на плечи были накинуты серые плащи с изображением сокола; на боку у каждого висел меч в потертых кожаных ножнах. Светловолосый, пройдя несколько ярдов, остановился и, зажав шлем под мышкой, протянул ладонями вверх руки, показывая, что он безоружен. Второй, потемнее, остановился в шаге от него и с добродушной улыбкой глядел на мальчика. Ройстон понял, что ему нечего бояться.

— Все в порядке, сынок Мы тебя не тронем. Тебе помочь?

Ройстон внимательно рассматривал их несколько секунд, отметив про себя серые плащи, небритые несколько недель лица, на которых читалось явное дружелюбие, и решил, что они ему нравятся. Он неуверенно взглянул на Мэла, ища поддержки, и раненый слабо кивнул. Мальчик покорно отошел в сторону, а оба незнакомца склонились над Мэлом. После минутного колебания он тоже опустился на колени рядом с раненым и во все глаза стал наблюдать за тем, что же они собираются делать.

— Вы — люди Варина, — уверенно сказал Мэл, изобразив на лице подобие улыбки. Темноволосый отложил шлем и молча начал стягивать дорожные перчатки. — Спасибо, что не проехали мимо, хотя дело к ночи. Меня зовут Мэл Дональсон, а это — Ройстон. Ну как, эта железка собирается выходить, нет?

Незнакомец мягко коснулся его раны, затем встал и направился к своему коню.

— Железка на месте, не беспокойся, — сказал он, вынимая кожаный мешочек из седельной сумки. — Но чем быстрее мы ее вытащим, тем лучше. Ройстон, ты можешь раздобыть лошадь?

— У нас нет лошади, — прошептал мальчик. Широко открыв глаза, он смотрел, как незнакомец возвращается, перекинув через плечо мех с водой. — А может, мы… может, можно перевезти его домой на одной из ваших? Тут недалеко до нашего дома, правда, недалеко.

Он вопросительно смотрел то на одного, то на другого. Темноволосый снова молча опустился на колени, а тот, что посветлее, сказал:

— Мы, к сожалению, торопимся. А ослика ты не можешь достать? Или мула? И неплохо бы — с повозкой.

У Ройстона загорелись глаза.

— Ослика? У Смалфа-мельника есть, он мне его даст. Я сейчас, быстро, пока не стемнело.

Он вскочил на ноги и зашагал уже прочь, как вдруг остановился, обернулся и еще раз с восхищением взглянул на серые плащи незнакомцев, на изображение соколов.

— Вы — люди Варина, — тихо произнес он, — у вас, верно, особое поручение самого лорда, вот вам и нельзя терять времени, так?

Двое обменялись взглядами. Темноволосый замер. Но его товарищ засмеялся, подошел к Ройстону и заговорщицки потрепал его по плечу.

— Да, ты угадал, — вполголоса произнес он, — но об этом помалкивай. Сходи, приведи этого ослика, а мы позаботимся о твоем товарище.

— Мэл, я пошел?

— Иди, парень. Я в порядке. Это друзья, они здесь по делу лорда Варина. Ну, брысь!

— Да, Мэл.

Мальчик припустил по дороге, а когда он скрылся из виду, темноволосый незнакомец открыл свой кожаный мешочек и стал вынимать оттуда бинты и инструменты. Мэл попытался было приподнять голову и посмотреть, что он там делает, но светловолосый мягко приклонил его голову к земле. Мэл почувствовал прикосновение чего-то холодного и влажного, похоже, незнакомец смывал засохшую кровь с его ноги, а потом — тупую боль — наверное ослабили жгут. Светловолосый тем временем присел на корточки, потом посмотрел на темнеющее небо и спросил:

— Тебе хватает света? Я могу сделать факел.

— Сделай, — кивнул его товарищ. — И мне на несколько минут понадобится твоя помощь. Нам нужно поспешить, чтобы он не умер от потери крови.

— Посмотрим, чем я могу помочь.

Светловолосый ободряюще кивнул Мэлу, встал и начал искать что-то в кустах над ним. Мэл повернул голову, недоумевая, из чего же это он собирается делать факел и как потом подожжет его, а затем снова посмотрел на второго человека, склонившегося над его ногой. Он вздрогнул, когда тот случайно коснулся обломка стали, засевшего в ране, чуть слышно застонал и откашлялся.

— Судя по выговору, вы нездешние, — нерешительно заговорил он, стараясь не думать о том, что делает этот человек и что собирается делать дальше. — Вы приехали издалека?

— Да не совсем, — ответил темноволосый. — Мы последние недели выполняли особое задание, а теперь направляемся в Корот.

— В Корот? — переспросил Мэл. Он заметил, что светловолосый нашел наконец ветку нужной длины и теперь обматывает один ее конец сухой травой. Мэл снова подивился, не представляя, как можно зажечь этот факел. — Так вы, значит, прямо к самому лорду Варину?.. Ой!

— Извини, — пробормотал темноволосый и, покачав головой, продолжал свое дело.

Позади Мэла вспыхнул свет, и когда он обернулся, факел уже пылал вовсю. Примерившись, светловолосый воткнул его в землю возле ноги Мэла и, став рядом на колени, стал снимать перчатки. Мэл поморщился, глаза его слезились от дыма, на лице было написано замешательство.

— Как ты это сделал? Я что-то не вижу ни кремня, ни огнива.

— Да ты просто не заметил, дружище, — улыбнулся его собеседник, указав на кожаный кисет, висевший у него на поясе. — А как бы я поджег его иначе? Я же не Дерини, чтобы зажигать факелы огнем небесным, как ты думаешь?

На его лице сверкнула обезоруживающая улыбка, и Мэл вынужден был улыбнуться в ответ. Конечно, не мог этот парень быть Дерини. Никто из воинства лорда Варина не может быть представителем проклятого племени. Ведь Варин поклялся уничтожить всякого, кто упражняется в колдовстве. Наверное, это ему в бреду показалось, а незнакомец конечно же воспользовался обычным кремнем и огнивом.

Светловолосый наблюдал за тем, что делал его товарищ, а Мэл, еще раз упрекнув себя за глупость, откинул голову и стал смотреть в небо. И вскоре странная дремота охватила его, какое-то необъяснимое ощущение, что душа его парит отдельно от тела. Незнакомцы продолжали свою работу; он чувствовал, как они касаются его бедра, и сначала ему было больно, потом боль отступила на второй план, и ему стало тепло, и показалось, что тело как бы разделилось на части. Он равнодушно подумал, что, наверное, сейчас умрет.

* * *

— Извини, если мы причинили тебе боль, — тихий голос светловолосого пронзил его видения, словно клинок — бедро, и Мэл внезапно очнулся. — Попробуй рассказать нам о том, что же тут случилось. Может, это отвлечет тебя и будет не так больно.

— Да, постараюсь, — вздохнул Мэл и, пытаясь отогнать боль, заговорил: — Ну да, вы же выполняли приказ лорда Варина и знать не знаете, что здесь было, — он поморщился, а светловолосый покачал головой. — Сегодня, значит, мы победили. — Он снова закинул назад голову и уставился в темнеющее небо. — Окружили мы тридцать королевских рыцарей, которых вел сам принц Нигель. Многих убили, а принца ранили. Но на этом дело ведь не кончится. Король теперь уж точно пришлет большое войско и покажет нам, как бунтовать. И все из-за этого герцога Аларика, чтоб его разорвало.

— Да? — Лицо светловолосого было спокойно. Даже обросшее густой бородой, оно оставалось красивым и, казалось бы, не таило никакой угрозы, тем не менее Мэл почувствовал противную холодную судорогу в желудке, когда встретился взглядом с серыми глазами незнакомца. Он с трудом отвел взгляд, силясь понять, отчего ему так неловко говорить сейчас о своем сеньоре с этим странным незнакомцем. Мэл невольно, однако, снова взглянул человеку в лицо. Что-то во взгляде светловолосого тревожило, притягивало его. Но что?

— И что же, герцога все так ненавидят, как ты? — негромко спросил незнакомец.

— Да что ты, в Дженнанской долине в жисть никто не собирался воевать против нашего герцога, — неожиданно для себя выпалил Мэл, — он ведь был ничего себе, пока не занялся этой проклятой магией. С ним тогда даже священники дружили. — Он немного помедлил и приподнялся, хлопнув по земле ладонью. — Но архиепископы-то что говорят? Что он ту черту переступил, за которую даже герцогам дорожка заказана. Они же с кузеном, тоже Дерини, осквернили этой весной гробницу Святого Торина! — Мэл презрительно фыркнул. — А кто уж точно заплатит за все на том свете, так это Мак-Лайн; этот — подумать только — священник, слуга Господень — и Дерини. А когда они не явились на суд Курии, чтобы ответить за свои грехи, ведь кое-кто из корвинцев все равно остался на их стороне, и говорят, что будут Моргану верны, даже если и весь Корвин отлучат. А Варин говорит — выход у нас теперь один: схватить этого герцога да передать его архиепископам в Короте! И что мы должны ему помочь разделаться со всеми Дерини. Это — единственный выход… Ох! Полегче с моей ногой, парень!

Мэл, едва не потеряв сознание, снова опустился на землю, сквозь пелену боли смутно осознавая, что незнакомцы уже перевязывают его раненую ногу. Он чувствовал, как горячая кровь хлещет из бедра, как меняют повязку, потому что первая сразу же пропиталась кровью.

Сознание покидало его вместе с кровью, но тут он почувствовал чью-то холодную ладонь на лбу и услышал тихий голос:

— Спокойно, Мэл. Расслабься. Сейчас тебе полегчает, сейчас мы закончим. Расслабься и усни. Забудь обо всем.

Сознание его уже совсем помутилось, но он еще слышал, как второй незнакомец бормочет какие-то непонятные слова, чувствовал, как его рану заполняет тепло, как ощущение безмятежности охватывает его всего. Потом он открыл глаза и увидел, что сжимает в кулаке окровавленный стальной обломок, а два незнакомца уже убирают инструменты в коричневый кожаный мешочек. Светловолосый ободряюще улыбнулся, увидев, что Мэл открыл глаза, и, приподняв голову раненого, влил ему в рот воды, и Мэл машинально сделал глоток. Но когда он попытался припомнить подробности происшедшего, у него закружилась голова. Странные серые глаза светловолосого были всего в нескольких дюймах от него.

— Я живой, — прошептал Мэл ошеломленно. — А я-то думал, что уже умер, правда, — он посмотрел на кусок железа, что держал в руке. — Это… это просто чудо какое-то.

— Ерунда. Ты всего лишь потерял сознание ненадолго. Можешь сесть? Лошадка твоя уже тут.

Он осторожно опустил голову Мэла и закрыл флягу. Мэл, совсем придя в себя, увидел неподалеку маленького Ройстона, растрепанного ослика рядом с ним и худенькую хрупкую женщину в платке грубой вязки, накинутом на голову, — должно быть, это была мать мальчика. Он вдруг вспомнил, что до сих пор сжимает в кулаке стальной обломок, и вновь посмотрел на светловолосого, стараясь, однако, не глядеть в его серые глаза.

— Я… я просто не знаю, как вас благодарить, — произнес, запинаясь, он.

— Да не стоит, — ответил тот, улыбнувшись. Он протянул руку и помог Мэлу встать на ноги. — Недельку не трогай повязку, а потом, когда будешь менять, смотри, чтобы грязь не попала в рану. Вообще тебе повезло, все не так страшно, как казалось.

— Да, — прошептал ошеломленный Мэл и, сильно хромая, двинулся к ослику.

Когда он подошел к нему, Ройстон крепко обнял друга, а потом придерживал ослика за шею, пока два незнакомца помогали Мэлу взобраться на животное. Женщина все это время боязливо держалась позади, не совсем понимая, видимо, что же произошло, и с благоговением рассматривала соколов на серых плащах незнакомцев. Мэл поудобнее устроил раненую ногу, опершись об их плечи, затем сел прямо и ухватился за спутанную гриву ослика. Он взглянул на своих благодетелей, которые уже отступили назад, и, слегка поклонившись им, поднял руки в прощальном жесте, по-прежнему сжимая в кулаке злополучный кусок металла.

— Я еще раз благодарю вас, джентльмены.

— Думаю, благодарить нас еще рановато, — заметил темноволосый.

— Да благословит вас Бог, друзья, что вы не прошли мимо и не бросили меня здесь. И передайте лорду Варину, когда увидите его, что мы готовы подняться по его приказу.

— Передам, — ответил светловолосый. — Обязательно передам, — повторил он себе под нос, когда ослик с седоком, мальчик и женщина свернули на дорогу и растворились в ночи.

Когда они скрылись из виду, и их уже не было слышно, светловолосый вернулся к кустам, где только что лежал раненый, взял факел и поднял так, чтобы товарищу легче было собрать и упаковать вещи, а затем погасил его в грязной луже посреди дороги.

Он грустно усмехнулся.

— Ну, что скажешь, вылечив этого парня, перешел я ту черту, за которую даже герцогу дорожка заказана, а, Дункан? — спросил он, нетерпеливым жестом натягивая потертые кожаные перчатки.

— Кто знает, — пожал плечами Дункан, передавая ему поводья. — Нам представился случай помочь человеку, и в этом нет ничего дурного. Кстати, он все равно не сможет ничего вспомнить. И потом, когда тебе еще выпадет поговорить со своими крестьянами? А впрочем, не буду тебе докучать, это твое дело, в конце концов, и твои подданные, Аларик.

Аларик Энтони Морган, герцог Корвинский, Поборник королевского престола, чародей-Дерини, ныне еще и отлученный от церкви, улыбнулся, подобрал поводья и вскочил на своего боевого коня. Дункан последовал его примеру.

— Мои подданные. Да. Надеюсь, что это так, да благослови их Бог. Скажи-ка мне вот что, кузен. Неужели я в чем-то все-таки виноват? Я никогда не думал об этом раньше, но я это так часто слышал в последние несколько недель, что уже сам начинаю этому верить.

Дункан покачал головой, тронул шпорами бока своего коня и двинулся вперед по дороге.

— Ты ни в чем не виноват. Ты не можешь один отвечать за всех. Просто архиепископы использовали нас, чтобы добиться того, о чем они мечтали многие годы. На протяжении нескольких поколений все только и делалось для этого.

— Да, ты прав, — отозвался Морган. Он тоже пришпорил коня и догнал кузена. — Но как объяснить все это Келсону?

— Он и так все понимает, — ответил Дункан. — Интереснее, как он воспримет те сведения, что мы собрали за неделю. Сомневаюсь, что он отдает себе отчет в том, насколько неспокойно сейчас в этой части его королевства.

— И я сомневаюсь, — хмыкнул Морган. — А как ты думаешь, когда мы будем в Дол Шайе?

— После полудня, — заявил Дункан, — держу пари.

— Ну-ну, — лукаво усмехнулся Морган, — принимаю. Тогда — вперед!

Они скакали по дороге, ведущей из Дженнанской долины, так быстро, как возможно было при неярком лунном свете. Эти два молодых лорда Дерини не очень-то опасались, что их узнают. Даже если Малкольм Дональсон или этот мальчишка, Ройстон, проболтаются, им никто не поверит, что они видели Моргана и Дункана. Как бы то ни было, не важно. Во всяком случае, герцоги и монсеньеры, Дерини они или нет, не шатаются по дорогам под личиной повстанцев лорда Варина, с соколами на плащах и значках и с трехнедельными бородами. Такого быть не может.

Да и не стали бы еретики-Дерини останавливаться, чтобы помочь раненому повстанцу — тем более одному из тех, кто всего несколько часов назад принес гибель стольким королевским рыцарям. Это же неслыханное дело.

Так что, не боясь погони, эти двое нахлестывали лошадей, они просто спешили в Дол Шайю, чтобы как можно быстрее встретиться со своим молодым королем-Дерини.

 

Глава II

«Князья твои — клятвопреступники и сообщники воров»

[2]

Юноша с черными как смоль волосами, серыми глазами, обрамленными густыми ресницами, непринужденно восседал на низеньком походном стуле. Щит ромбической формы лежал у него на коленях лицевой стороной вниз, упираясь одним концом в край прикрытой бархатом кровати. Медленно и старательно молодой человек перебирал пальцами кожаный длинный шнур, обматывая им рукоятку щита.

Но мысли юноши были далеко отсюда. Он забыл о том, сколь тщательно и прихотливо выполнен рисунок на обороте его щита, не замечал Гвиннедского королевского льва, сияющего золотом на красном бархате, которым был обтянут его шатер. Не видел он и бесценного ковра келдишской работы под своими сапогами, покрытыми слоем дорожной пыли. Он забыл даже о своем мече, рукоять которого сверкала драгоценными камнями, хотя он был у него под рукой, чтобы можно было в любой момент выхватить оружие из кожаных ножен.

Молодой человек, что в одиночестве трудился над рукояткой щита в своем шатре в Дол Шайе, был не кто иной, как Келсон Халдейн, сын короля Бриона. Тот самый Келсон, что всего несколько месяцев назад, едва ему исполнилось четырнадцать, стал королем Гвиннеда, сеньором бессчетного числа герцогов и баронов.

Сейчас он томился в тревожном ожидании.

Келсон взглянул на вход в шатер и нахмурился. Полог над Входом был опущен, чтобы никто не нарушал покой короля, но сквозь щель пробивался довольно яркий свет, по-видимому, уже перевалило за полдень. Он слышал мерные шаги часовых, охраняющих шатер, слышал, как шелестят, трепеща на ветру, шелковые знамена, как фыркают и перебирают копытами боевые кони на привязи у ближайших деревьев, как позвякивает их сбруя. Келсон покорно вернулся к своему занятию и в напряженной тишине трудился еще несколько минут, пока снаружи не послышались торопливые шаги. Он выжидающе посмотрел в сторону входа: полог шатра откинулся и вошел молодой человек в доспехах и голубом плаще. Глаза короля засияли от радости.

— Дерри!

Тот, отвесив краткий поклон в ответ на восклицание Келсона, в несколько шагов пересек шатер и присел на край королевской кровати. Он был ненамного старше Келсона — ему только-только исполнилось двадцать, и его голубые глаза весело улыбались из-под гривы вьющихся каштановых волос. Он повертел в пальцах кожаный шнур, оценивающе разглядывая работу Келсона, и одобрительно кивнул.

— Я бы сделал это для вас, государь, — сказал Дерри укоризненно. — Чинить доспехи — не королевское дело.

Келсон пожал плечами, затянул последнюю петлю и принялся подравнивать концы кожаного шнура кинжалом.

— А что мне еще прикажете делать? Если бы я мог заниматься тем, чем подобает заниматься королю, я бы уже давно был в Корвине, покончил бы с Варином и его бунтовщиками и заставил бы архиепископов прекратить эту мелкую склоку. — Он побарабанил пальцами по рукоятке щита и убрал кинжал в ножны. — Но Аларик сказал, что я не должен этого делать до поры до времени. И вот я сижу здесь и жду у моря погоды, набираюсь терпения, как он велел. — Келсон положил щит на кровать и устало уронил руки на колени. — И еще вот пытаюсь удержаться от вопросов, на которые вы не очень-то хотите отвечать. Но все-таки на один вопрос вы должны мне ответить. Скажите, Дерри, во что обошлась нам Дженнанская долина?

— Дорого она нам обошлась, — насупился Дерри. — Из тех тридцати человек, что выехали с Нигелем два дня назад, возвратились очень немногие. Оставшиеся в живых только нынче утром с трудом добрались до Дол Шайи, все усталые, злые, со стертыми ногами; некоторые из них не дожили до полудня. Это поражение у Дженнанской долины страшно не только тем, что унесло немало жизней. Оно весьма ослабило боевой дух нашей армии.

Нелегко было Келсону выслушивать такое в свои четырнадцать лет.

— Все еще хуже, чем я предполагал, — прошептал он, услышав последние мрачные подробности того злосчастного боя. — Сначала эти архиепископы со своей ненавистью к Дерини, потом этот фанатик Варин де Грей… И ведь люди идут за ним, Дерри! Даже если бы мне удалось остановить Варина и призвать к порядку архиепископов, как справиться с целым герцогством?!

Дерри решительно покачал головой.

— Думаю, государь, вы преувеличиваете влияние Варина. Его слушают, пока он рядом; Варин привлек народ на свою сторону, совершив несколько «чудес». Но преданность королю — в крови людей, она древнее и, я надеюсь, сильнее, чем все посулы новых пророков, особенно таких, которые призывают к священной войне. Стоит Варину исчезнуть, как крестьяне, оставшись без вождя, быстро успокоятся. Да и потом, Варин совершил ошибку, избрав своей резиденцией Корот, где засели архиепископы. Теперь он всего лишь один из их приспешников.

— Но отлучение объявлено. Неужели крестьяне так легко забудут это?

— Судя по последним донесениям, государь, — ободряюще улыбнулся Дерри, — мятежники плохо вооружены и еще хуже организованы. Когда они сойдутся лицом к лицу с вашей армией, то разбегутся как мыши.

— Что-то я не слышал, чтобы в Дженнанской долине они разбежались как мыши, — фыркнул Келсон. — И вообще, я не понимаю, как могли эти плохо организованные крестьяне так одурачить целый дозорный отряд? И где Нигель, мой дядя? Я хотел бы выслушать и его объяснения.

— Постарайтесь быть с ним помягче, государь. Сейчас он у лекаря. Он все утро провел возле раненых, и я лишь час назад уговорил его самого показаться лекарю.

— Он ранен? — встревожился король. — Тяжело? Почему же вы мне сразу не сказали?

— Он просил не говорить об этом вам, государь. Впрочем, там ничего серьезного. Он сильно вывихнул левое плечо, вот и все, если не считать нескольких царапин и ушибов. Его мучает другое. Он сказал, что предпочел бы умереть, чем потерять столько людей.

Лицо Келсона потемнело, и он вымученно улыбнулся.

— Я знаю. И это поражение — не его вина.

— Постарайтесь объяснить ему это, государь, — спокойно сказал Дерри. — А то он чувствует себя так, будто предал вас.

— Нет. Только не он.

Молодой король устало передернул плечами под белой полотняной рубашкой и запрокинул голову назад, рассматривая своды шатра, нависшие в нескольких футах над ним. Его прямые, черные, коротко остриженные перед предстоящей битвой волосы растрепались, и он пригладил их загорелой рукой, прежде чем снова обратиться к Дерри.

— А есть какие-нибудь новости с севера, от Трех Армий?

— Кроме тех, что вы уже слышали, — мало, — ответил Дерри. — Герцог Клейборнский сообщает, что он сможет занять Арранальский каньон, если на него внезапно не нападут с юга. Его светлость считает, что главный удар Венцит нанесет немного южнее, вероятнее всего — у Кардосского перевала. Что же касается войск, собранных в Арранале, то там больше разговоров.

Келсон чуть заметно кивнул, отбросил назад кожаный шнурок, стягивающий ворот его легкого плаща, и подошел к низкому походному столику, заваленному картами.

— А что слышно от герцога Яреда и Брэна Кориса?

— Ничего, государь.

Келсон поднял циркуль и вздохнул, машинально покусывая кончик инструмента.

— Может быть, там что-то случилось? Что, если половодье закончилось раньше, чем мы предполагали, и Венцит уже двинулся в Восточную Марку?

— Мы бы уже знали об этом, государь. Хотя бы один гонец да пробился к нам, я думаю.

— А если нет?

Король начал внимательно изучать лежащую перед ним карту. Прищурив глаза, он наверное в сотый раз обдумывал свои стратегические планы, измерял какие-то расстояния, что-то подсчитывая в уме, снова и снова взвешивая свои возможности, словно желая убедиться, что нигде не вкралась ошибка.

— Дерри, — он жестом подозвал к себе молодого лорда и снова склонился над картой, — повторите еще раз, что об этой дороге сказал лорд Перрис? — Ножкой циркуля он провел извилистую линию, огибающую западные склоны горной гряды, отделяющей Гвиннед от Торента. — Если через неделю по ней можно будет проехать, то мы могли бы…

Снаружи раздался торопливый стук копыт. Верховой резко остановил коня у коновязи позади шатра, и вслед за этим в палатку вошел часовой в красном плаще, на ходу поспешно отдавая честь. Келсон обернулся, взволнованный, а Дерри вскочил, приготовившись, в случае необходимости, защитить своего короля.

— Государь, генерал Морган и отец Мак-Лайн едут сюда! Они уже миновали восточный пост.

Вскрикнув от радости, Келсон выронил циркуль и метнулся к выходу, едва не сбив часового с ног. Когда они с Дерри выскочили наружу, двое всадников осадили коней перед королевским шатром, подняв тучу пыли, и быстро спешились. Из-под стальных шлемов были видны только спутанные бороды да губы, расплывшиеся в улыбке, но вот оба сняли их, и вспыхнули на солнце золотистые волосы Аларика Моргана, заиграли бликами светло-каштановые — Дункана Мак-Лайна.

— Морган! Отец Дункан! Где вы пропадали?! — с некоторой досадой восклицал Келсон, пока друзья стряхивали дорожную пыль с одежды.

— Простите, мой принц, — усмехнулся Морган. Он сдул пыль со своего шлема и теперь отряхивал светлые волосы. — Святые угодники, ну и сушь здесь стоит! Что это заставило вас разбить лагерь в Дол Шайе?

Келсон скрестил руки на груди, силясь сдержать улыбку.

— Насколько я помню, некто Аларик Морган посоветовал мне устроить лагерь поближе к границе, но так, чтобы никому не мозолить глаза. Дол Шайя — самое подходящее место, на мой взгляд. А теперь скажите-ка, где вы пропадали так долго? Нигель и остатки его отряда вернулись еще утром.

Морган бросил короткий взгляд на Дункана, затем дружески обнял Келсона за плечи и повел его к шатру.

— Думаю, мы поговорим обо всем за трапезой, мой принц, — он сделал знак Дерри. — А если кто-нибудь позовет Нигеля и его офицеров, то и они заодно послушают новости. У меня нет ни времени, ни желания повторять свой рассказ дважды.

Войдя в шатер, Морган с размаху бросился в походное кресло перед небольшим столиком и, ворча, водрузил ноги на скамеечку, обитую кожей, а шлем небрежно бросил на пол позади себя. Дункан, не забывший в отличие от него о светских приличиях, дождался, пока Келсон сядет в кресло напротив, и только потом сам опустился в складное кресло за спиной Моргана, аккуратно поставив шлем на пол.

— Вид у вас ужасный, — наконец произнес Келсон, окинув обоих критическим взглядом. — Я, кажется, еще ни разу не видел вас с бородами, ни того, ни другого.

— Возможно, возможно, мой принц, — улыбнулся Дункан, поглаживая бороду. — Но, заметьте, в таком виде нам ведь удалось провести бунтовщиков. Даже Аларик, с его весьма раскованными манерами и таким необычным цветом волос, даже он сошел за простого солдата благодаря этому, и мы две недели мотались по дорогам в одежде повстанцев. Дело, скажу вам, не столь уж приятное…

— И к тому же опасное! — прибавил вошедший Нигель и уселся в кресло слева от Келсона, приглашая троих офицеров в красных плащах занимать места вокруг стола. — Надеюсь, вы рисковали не напрасно? О нас этого не скажешь.

Морган вдруг стал серьезен и, сняв ноги со скамеечки, выпрямился: от его беспечности не осталось и следа.

Левая рука Нигеля покоилась на черной шелковой перевязи, нижнюю челюсть украшал багровый кровоподтек. Разглядывая его, Морган опять подумал о том, как поразительно похож он на покойного Бриона, но усилием воли заставил себя не думать об этом.

— Примите мои соболезнования, Нигель. Я не только слышал о том, что случилось: мы были в Дженнанской долине через несколько часов после вас и видели все.

Нигель что-то нечленораздельно проворчал и опустил глаза. Морган рассудил, что неплохо бы как-то разрядить обстановку.

— Нам тут кое-что порассказали за эти недели, — весело начал он. — Мы с Дунканом решили, что некоторые сведения, полученные от мятежников, весьма поучительны, хотя и бесполезны в стратегическом плане. Подумать только, какое количество слухов и каких-то сказочных подробностей ходит о нас в народе!

Он откинулся назад, сложив руки на груди, и усмехнулся.

— Вы знаете, что у меня, например, по слухам — раздвоенные копыта? — Он вытянул перед собой ноги и задумчиво посмотрел на них. Все присутствующие тоже уставились на его сапоги. — Конечно, мало кто видел меня разутым, тем более из крестьян. Ну, как вы думаете, это правда?

Келсон невольно улыбнулся.

— Да вы просто шутите. Кто же поверит в такую чушь?

— А вы, государь, что, видели Аларика босым? — лукаво осведомился Дункан.

В этот миг вошел Дерри с большим блюдом в руках и расплылся в улыбке.

— Я видел Моргана без обуви, государь, — заявил он. Аларик тем временем дотянулся кинжалом до куска мяса и взял ломоть хлеба. — Не слушайте вы его, уверяю вас — никаких раздвоенных копыт нет. Даже лишних пальцев!

Морган отсалютовал Дерри кинжалом, на который был насажен кусок мяса, с любопытством поглядывая то на Келсона, то на Нигеля. Принц уже пришел в себя и, улыбаясь, откинулся на спинку кресла. Он понял, для чего Морган затеял этот нелепый разговор, и был ему благодарен. Келсон же, застигнутый немного врасплох, все еще переводил взгляд с одного на другого, но наконец и он понял, что его разыгрывают. Покачав головой, он широко улыбнулся.

— Да, раздвоенные копыта, как же, — фыркнул он. — Морган, а я ведь чуть было не поверил.

— Нельзя же все время пребывать в напряжении. Что плохого, государь, если у нас хоть немного поднимется настроение?

Келсон покачал головой.

— Вообще-то в том, что ходят такие слухи, ничего нового нет. И именно это меня тревожит. Я все не могу решить, как же нам покончить с этой внутренней смутой и как, не теряя достоинства, примириться с нашим духовенством и восставшим народом.

Дункан запил кусок мяса небольшим глотком вина и кивнул Келсону:

— Мы только об этом и думали в последние дни, мой принц. И мы пришли к такому выводу: прежде всего надо договориться с шестерыми восставшими епископами в Дхассе. Они ведь недовольны только мной и Алариком, а против вас, кажется, ничего не имеют, наоборот, хотели бы вам помочь.

— Это верно. Формально всему еще можно дать обратный ход, если Курия возьмет назад выдвинутые против вас обвинения. Тогда и я мог бы принять от них помощь, не ущемляя их достоинства. Потому-то я до настоящего момента не был расположен восстанавливать с ними отношения. Если они и верны мне до сих пор, то лишь потому, что я их король, и только, может быть, отчасти — потому, что доверяют мне лично. По крайней мере, это касается епископа Арилана.

Морган обтер свой кинжал о голенище и возвратил его в ножны.

— Верно, мой принц. По тем же причинам мы так тщательно обдумывали это решение, прежде чем обсудить его с вами. Как бы то ни было, мы ни в коем случае не должны подорвать доверие, которое еще испытывают к вам те шестеро из Дхассы.

— Так вы что, хотите отправиться в Дхассу и попытаться договориться с ними? — переспросил Келсон. — Ну а если у вас ничего не получится? Если шестерых епископов не удастся убедить?

— Думаю, относительно этого я могу вас успокоить, — сказал Дункан. — Я, если помните, долгое время принадлежал к свите епископа Арилана и довольно хорошо его знаю. Я верю, что он ведет честную игру, и он настоит на том, чтобы его собратья вели себя так же.

— Хотелось бы на это рассчитывать, — Келсон побарабанил пальцами по столу и сложил руки на коленях. — Итак, вы хотите отдаться на милость епископов только потому, что доверяете одному из них? — он вопросительно взглянул на собеседников. — Ведь вам обоим предъявлены определенные обвинения, на основании которых вас и отлучили от церкви! И… и после всего, что случилось в гробнице Святого Торина… Конечно, у вас были смягчающие обстоятельства, и можно надеяться, что церковный закон, по крайней мере в большинстве пунктов, будет на вашей стороне. А если нет? Если вы потерпите поражение, и отлучение останется в силе? Вы думаете, эти шестеро так легко вас отпустят?

Тут снаружи послышались тихие голоса препирающихся между собой людей, и Келсон замолчал, повернув голову в сторону входа. В этот момент часовой отдернул полог и вошел в шатер.

— Государь, епископ Истелин хочет вас видеть. Он настаивает на немедленной встрече с вами.

— Пригласи его, — кивнул Келсон, нахмурившись.

Когда стражник шагнул назад, в сумерки, Келсон торопливо обежал глазами лица присутствующих, задержав взгляд на Моргане и Дункане. Истелин был одним из двенадцати странствующих епископов без постоянной епархии, одним из тех, кого не было в Дхассе этой зимой, когда собиралась Курия.

Говорили, прослышав о случившемся в Дхассе, Истелин заявил, что он на стороне Арилана, Кардиеля и еще четверых епископов. Несколько недель назад он прибыл в расположение королевской армии сюда, к границе Корвина.

Это был рассудительный, здравомыслящий прелат, обычно не злоупотребляющий своей духовной властью. Не в его характере было так настойчиво добиваться встречи с королем. Только что-то из ряда вон выходящее могло принудить его сделать это. Келсон не мог скрыть беспокойства, охватившего его, когда епископ вошел в шатер. Вид у священнослужителя, держащего перед собой свиток пергамента, был достаточно зловещий.

— Ваше величество, — произнес Истелин с глубоким поклоном.

— Да, милорд? — отозвался Келсон, медленно приподнимаясь с места. Все остальные последовали его примеру.

Истелин оглядел присутствующих, признательно кивнул, и Келсон движением руки разрешил всем сесть.

— Подозреваю, что вы с плохими новостями, милорд, — проговорил король, не спуская глаз с Истелина.

— И правильно подозреваете, государь.

Епископ прошел отделявшие его от Келсона несколько шагов и протянул ему пергаментный свиток.

— Сожалею, что принес эти вести, но полагаю, вам нужно это знать.

Когда Келсон взял эти несколько листов из его холодных пальцев, Истелин поклонился и отошел на несколько шагов, стараясь не встречаться больше с королем взглядом.

Почувствовав предательскую пустоту в желудке, Келсон пробежал глазами первый лист и крепко сжал побелевшие губы. По мере того, как он продолжал читать, глаза его наполнялись ледяным холодом. Скользнув взглядом по двум слишком знакомым печатям внизу, он перечел документ еще раз.

Келсон все больше бледнел, читая, и видно было, что он с трудом сдерживает себя, чтобы не смять пергамент и не отбросить его прочь. Прикрыв на мгновение глаза, он наконец свернул листы пергамента в трубку и заговорил, ни на кого не глядя.

— Оставьте Нас. Все, — произнес он ледяным тоном; голос едва повиновался ему. — А вы, Истелин, не говорите об этом никому до Нашего особого распоряжения. Вы поняли?

— Разумеется, ваше величество. — Истелин, уже направившийся к выходу, задержался и отдал глубокий поклон.

— Спасибо. Морган и вы, отец Дункан, останьтесь, пожалуйста.

Оба остановились, хотя они тоже двинулись к выходу вместе со всеми, и обменялись озадаченными взглядами, прежде чем приблизиться к юному королю, который вел себя столь необычно.

Келсон стоял к уходящим спиной и постукивал свитком пергамента по раскрытой левой ладони. Морган и Дункан вернулись и остановились в ожидании у своих кресел, но когда Нигель решил было к ним присоединиться, Дункан остановил его предостерегающим жестом и покачал головой, а Морган подался вперед, словно желая преградить ему дорогу. Нигель пожал плечами и, круто повернувшись на каблуках, безропотно покинул шатер. С его уходом в палатке с голубыми парусиновыми стенами остались лишь трое.

— Все ушли? — шепотом спросил Келсон. Он не повернулся и во время короткого замешательства с Нигелем. В тишине слышалось только мерное постукивание свитка по ладони да его дыхание.

Дункан, приподняв бровь, посмотрел сперва на Моргана, а затем — на юного короля.

— Да, государь, все ушли. В чем же дело?

Келсон обернулся, несколько мгновений внимательно смотрел на них, и вдруг в его серых глазах вспыхнуло то пламя, которого они не видели со дня смерти Бриона. Потом он скомкал листы и с отвращением швырнул пергамент на пол.

— Вот, прочтите сами! — выпалил он и, упав ничком на кровать, изо всех сил ударил по постели худеньким кулаком. — Да будь они трижды прокляты, да чтоб они все подохли, что же нам теперь делать? Боже мой, мы ничего не можем!

Морган с удивлением уставился на кузена, затем подошел к кровати, а Дункан принялся собирать разбросанные документы.

— Келсон? Скажите же, что случилось? Вам плохо?

Келсон вздохнул, повернулся, приподнялся на локтях и уже спокойно посмотрел на них обоих. Злости в его глазах поубавилось, и остался лишь слабый холодный блеск.

— Извините меня за несдержанность. — Он снова лег на спину и уставился в потолок. — Я король и должен сдерживать свои чувства. Но это — поражение.

— Да что вы здесь такое прочитали? — с тревогой в голосе спросил Морган, глядя на спокойное лицо Дункана, разглаживающего документ. — Объясните же, что случилось?

— Я отлучен, вот что случилось, — сухо ответил Келсон. — К тому же отлучению подверглось все королевство, а с теми, кто останется верен мне, поступят точно так же.

— И это все? — воскликнул Морган, вздохнув с глубоким облегчением, и сделав знак Дункану, чтобы тот принес документы, с таким жаром отброшенные Келсоном. — А я уж вообразил, что вы получили какие-то кошмарные новости.

— То есть как «и это все»? — недоуменно переспросил Келсон. — Морган, вы, кажется, не поняли. Объясните ему, отец Дункан. Я отлучен от церкви, и все, кто со мной, и весь Гвиннед — тоже!

Дункан сложил листы пергамента вдвое и с презрением бросил их на кровать.

— Ерунда, мой принц.

— Что?

— Это ерунда, — спокойно повторил Дункан, — на тайном совещании в Короте собралось одиннадцать епископов, но им не хватало двенадцатого — а это требование должно жестко соблюдаться согласно каноническому праву, как и любой церковный догмат. Эта встреча одиннадцати в Короте ни к чему не обязывает ни вас, ни кого-либо другого, пока к ним не присоединится двенадцатый.

— Двенадцатый… Боже мой, вы правы! — воскликнул Келсон и потянулся через кровать за этим недействительным документом, чтобы просмотреть его еще раз. — Как же я сам забыл об этом?

Морган улыбнулся и вернулся на свое место, где его дожидался недопитый бокал вина.

— Все объясняется очень просто, мой принц. В отличие от нас, вам в новинку быть отлученным, вот вы и потеряли самообладание. Мы-то отлучены по всем правилам три месяца тому назад, уже привыкли, — он усмехнулся. — Впрочем, вернемся лучше к нашему разговору.

— Да, конечно, — Келсон встал и направился к своему креслу, перечитывая на ходу документы и качая при этом головой.

Дункан также возвратился к столу, сел и принялся чистить небольшое яблоко. Келсон отложил наконец бумаги в сторону.

— Так вы считаете, что вам необходимо срочно выезжать в Дхассу? Правильно я понял?

— Совершенно верно, мой принц, — кивнул Морган.

— Но что будет, если собратья Арилана не последуют его примеру? Ведь тогда не останется никакой надежды на примирение с остальным духовенством, а это так необходимо, особенно теперь, когда надо всеми нами нависла угроза очередного отлучения. И мы никогда не сможем подчинить себе Лориса и Карригана.

Морган прикусил палец и посмотрел на Дункана. Священник не шелохнулся, продолжая чистить яблоко, но Морган знал, что он думает о том же: если они в конце концов не сладят с Лорисом и Карриганом, возглавившим Курию, Гвиннед обречен. Как только кончится весеннее половодье, Венцит Торентский ринется в королевство через Рильское ущелье, оставив Высокую Кардосу. И если страну будет раздирать гражданская война, они не смогут прийти на помощь Трем Армиям, а это означает неминуемое поражение. Поэтому нужно разобраться с положением в Корвине, и как можно быстрее.

Морган наклонился и поднял с пола шлем.

— Мы сделаем все возможное, мой принц. А каковы ваши планы до нашего возвращения? Я знаю, как мучит вас это вынужденное бездействие.

Келсон покачал головой.

— Еще бы, — он робко улыбнулся. — Видимо, мне придется совладать с моим нетерпением и просто ждать вас. Но как только вы договоритесь с епископами в Дхассе, сразу пришлете весточку, хорошо?

— Конечно. Вы помните, где мы назначили встречу?

— Да. И еще. Если вы не возражаете, пусть Дерри немного проедет вместе с вами на север, мне нужны сведения о Трех Армиях.

— Конечно, — кивнул Морган, поглаживая шлем. — Если хотите, мы наладим связь между вами через медальон, у него это неплохо получается.

— Да, разумеется. Пусть этим займется отец Дункан, а заодно подготовит вам все для дальней дороги. Вам нужны свежие лошади, провиант…

— Хорошо, государь, — сказал Дункан, допивая вино, беря шлем и вставая. — Кроме того, я хочу поговорить с епископом Истелином и успокоить его.

Келсон долго смотрел на полог, когда Дункан вышел, а затем перевел взгляд на Моргана. Он оглядел его стройную фигуру, встретил так хорошо знакомый ему напряженный взгляд и невольно опустил глаза. Он удивился, увидев, как дрожат его руки, и сжал пальцы в кулак.

— Как по-вашему, сколько займет времени все то, что вы собираетесь сделать, Аларик? Мне нужно знать, когда ждать вас с войсками.

Морган улыбнулся и похлопал по карману у себя на поясе.

— Я храню ваш перстень со львом, мой принц. Я ваш Поборник и поклялся всегда защищать вас.

— Я спросил вас о другом, и вы знаете это! — воскликнул Келсон, вставая и начиная нервно расхаживать взад и вперед по шатру. — Вы собираетесь отдаться на милость епископов, которые неизвестно даже — выслушают вас или сразу прикажут перерезать вам глотку! А вы что-то там говорите насчет того, что поклялись защищать меня. Черт вас побери, Морган, я хочу знать, что вы обо всем этом думаете? Не колдовством же мне у вас выпытывать! Вы доверяете Арилану и Кардиелю?

Морган с некоторым удивлением осмотрел короля с головы до ног. Серые глаза молодого Халдейна были полны нетерпения, досады, страха, и в то же время в них таилась такая проницательность, что Морган невольно подавил улыбку. Этот юный король, обладающий необыкновенным могуществом, о котором Моргану приходилось лишь мечтать, во многих отношениях оставался все же мальчишкой. Его порывистость и горячность порой забавляли Аларика.

Но Морган хорошо чувствовал, когда его король не расположен к шуткам, научившись понимать это, еще общаясь с Брионом. И сейчас была именно такая минута. Он еще раз взглянул на шлем, который держал в руках, и вновь поднял глаза на короля.

— Арилана я видел только однажды, мой принц, а Кардиеля вообще ни разу. И все-таки встреча с ними — единственная наша надежда. Арилан всегда, кажется, более или менее был на нашей стороне; он стоял за вас во время коронации и не вмешивался ни во что, хотя несомненно понимал, что здесь налицо магия. Вдобавок они с Кардиелем защищали нас, когда Курия решала вопрос об отлучении. Думаю, нам не остается ничего другого, кроме как довериться им.

— Но ехать прямо в Дхассу, когда за вашу голову назначена такая цена…

— А вы думаете, нас узнают? — хмыкнул Морган. — Посмотрите на меня. С бородой, в крестьянской одежде… Да и в Дхассе я никогда не был. Я — Аларик Морган? Быть того не может. Кто же в здравом уме появится среди бела дня на улицах благочестивейшего города, когда его ищет чуть ли не каждый в стране?

— С Аларика Моргана станется, — вздохнул Келсон. — Но, скажем, достигли вы Дхассы, вошли незамеченными в епископский дворец — дальше что? Вы там никогда не были — как вы будете искать Арилана и Кардиеля? А если вас схватят прежде, чем вы их найдете? А если какой-нибудь бойкий фанатик узнает вас и попросту прирежет?

Морган улыбнулся.

— Вы забыли одну вещь, мой принц. Мы Дерини. А это что-нибудь да значит.

Келсон оторопело посмотрел на Моргана, словно только что понял, кто перед ним, и звонко засмеялся, запрокинув голову.

— Знаете ли, Морган, вы очень добры ко мне. Вы умеете дать понять своему королю, как он глуп, не вызывая при этом никакой досады. Вы позволяете задавать вам один вопрос за другим, пока я сам не пойму, как нелепы мои опасения. Почему?

— Почему вы задаете вопросы или почему я позволяю вам это?

Келсон усмехнулся.

— Вы знаете, что я имею в виду.

Морган отряхнул пыль с плаща и поправил ремешок шлема.

— Вы молоды и от природы любознательны; естественно вам недостает опыта, который приходит лишь с годами. Поэтому вы и задаете вопросы, мой принц, — сказал он спокойно. — А почему я позволяю вам это… — Он помедлил. — Видите ли, жизнь научила меня смотреть в лицо опасности, и когда-нибудь вы тоже поймете, где ложные страхи, а где настоящие; проговаривая вслух, вы учитесь их различать. Я говорю достаточно ясно?

— Вполне, — сказал Келсон, вставая и вместе с Морганом идя к выходу. — Но вы будете осторожны? — с тревогой спросил он.

— Да, государь. Клянусь честью.

 

Глава III

«Тот будет обитать на высотах, убежище его — неприступные скалы, хлеб будет дан ему, вода у него не иссякнет»

[3]

Войско Брэна Кориса, графа Марлийского уже около месяца стояло лагерем на равнине близ Кардосы. Было их с лихвой две тысячи, этих марлийских мужей, беззаветно преданных своему молодому командиру. В палатках, расставленных правильными рядами на сырой равнине, они вот уже больше недели ждали конца паводка. В любую минуту могли нагрянуть воины Венцита Торентского.

Ходили слухи, что люди Венцита не гнушаются магии и вовсю применяют ее в бою. Это внушало ужас марлийским солдатам, и все-таки они готовы были идти за своим графом, даже зная о такой ужасной угрозе. Лорд Брэн был хорошим тактиком и умел командовать людьми. К тем, кто преданно служил ему, он всегда был великодушен. За хорошую службу и награда полагается хорошая. А если подумать как следует, то что еще во время войны может желать солдат, кроме хорошей награды и командира, достойного уважения?

Было раннее утро, но лагерь уже два часа как пробудился. Лорд Брэн в коротком голубом плаще сидел возле своей палатки и, глядя на освещенные восходящим солнцем горы, тянул из кубка горячее сладкое вино. Он прищурил карие глаза, словно пытаясь разглядеть что-то сквозь дымку, и на его благородном лице появилось выражение твердой решимости. Он поправил украшенную жемчугом перевязь и допил вино. Мысли его были далеко.

— Есть какие-нибудь особые указания на сегодня, милорд? — спросил подошедший барон Кэмпбелл, старый слуга графской семьи. На его плечи был накинут плед в сине-золотую полоску; под мышкой он держал воинский шлем.

Брэн покачал головой.

— Что там с уровнем воды в реке?

— Глубина по-прежнему пять футов, милорд. Но есть и такие места, где человека на лошади скроет с головой. Сомневаюсь, что король Торента спустится сегодня с гор.

Брэн налил себе вина и сделал еще глоток, затем кивнул.

— Тогда все как обычно: выставить усиленные посты вдоль западной границы лагеря, а остальные — обходить дозором. И пришлите ко мне оружейника. С моим новым луком что-то не то.

— Да, сэр.

Как только Кэмпбелл, поклонившись, отправился исполнять приказы Брэна, другой человек, в сером одеянии клирика, вынырнул из-за соседней палатки со свитком пергамента в руках. Брэн рассеянно посмотрел на него; отвесив полный достоинства поклон, тот подал графу перо и документы.

— Ваши письма готовы для подписи, милорд. Гонцы ждут только приказа.

Со скучающим выражением на лице, Брэн пробежал глазами письма и, на минуту передав клирику свой кубок, расписался на каждой странице. Покончив с этим, он вновь предался ленивому созерцанию гор, словно не замечая смущенного покашливания писца.

— Э-э, милорд…

Брэн недовольно взглянул на него.

— Милорд, ваше письмо графине Риченде… Вы не хотите скрепить его печатью?

Взгляд Брэна упал на пергамент в руке клирика, потом он вновь поднял глаза и, со вздохом сняв с пальца тяжелый серебряный перстень с печаткой, протянул его писцу.

— Видишь ли, Джозеф…

— Да, милорд.

— Доставь-ка ты это письмо сам. И, если сможешь, уговори ее переехать на время вместе с ребенком в какое-нибудь более спокойное место, скажем, в Дхассу. Там они будут в большей безопасности.

— Хорошо, милорд.

Брэн благодарно кивнул, клирик взял кольцо, поклонился и пошел прочь. Его место сразу занял человек в форме капитана: голубом плаще до колен и шлеме с голубым пером. Брэн усмехнулся его нарочито официальному поклону. На лице офицера сияла улыбка.

— Что-нибудь случилось, Гильом? — спросил граф.

Тот слегка покачал головой, и голубое перо на шлеме затрепетало в такт движениям.

— Ничего, милорд. Просто люди из пятого конного отряда просят вас нынче утром оказать им честь и устроить смотр… — Он взглянул на хребет, по изломам которого блуждал взгляд его господина. — Это уж во всяком случае поинтереснее, чем разглядывать эти пустынные горы.

Брэн лениво усмехнулся.

— Несомненно. Но потерпите, мой друг, скоро всем найдется чем заняться. Не вечно же Венцит Торентский будет отсиживаться в горах.

— Да, вы пра…

Гильом прервался на полуслове, настороженно вглядываясь в туманную дымку. Брэн, заметив это, взглянул в ту же сторону и щелкнул пальцами, подзывая пажа.

— Эрик, мою подзорную трубу, быстро. Гильом, объявите тревогу. Кажется, дождались.

Мальчик бросился выполнять приказание графа, а Гильом подал знак своим людям, дожидавшимся его неподалеку, и они помчались по лагерю, поднимая товарищей по тревоге. Брэн продолжал из-под руки вглядываться в окутанную туманом даль, но так ничего толком и не разглядел. Отряд всадников, человек из десяти или около того, спускался по склону горы, шлемы блестели, плащи казались оранжевыми в утренних лучах. Предводитель небольшой колонны был одет в белое, и на древке у него в руках развевался белый флаг. Приложив к глазу подзорную трубу, Брэн нахмурился.

— У них торентские эмблемы, — тихо сказал он подошедшим Гильому и Кэмпбеллу. — У переднего — флаг парламентера. Двое среди них не в форме. Может быть, это и есть послы. — Еще раз взглянув на всадников, он передал трубу Кэмпбеллу и пошел вдоль палатки, пощелкивая пальцами.

— Беннет, Грэхэм, — окликнул он, — пошлите эскорт, пусть встретят их и окажут все почести, какие будут оказаны им самим, но не спускайте с них глаз. Это, возможно, ловушка.

— Да, милорд.

Группа всадников еще не спустилась с гор, а навстречу им уже выехал эскорт, звеня кольчугами и сбруей. У палатки Брэна собрались несколько лордов и капитанов. И хотя все уже понимали, что тревогу объявили напрасно, но мало ли что может случиться во время переговоров с торентскими послами!

* * *

Брэн, увидев, как две группы конников встретились где-то ярдах в трехстах от лагеря, зашел в свою палатку и через минуту вышел оттуда с кинжалом на поясе и серебряным венцом на голове. Приближенные встали вокруг него в ожидании гостей.

Когда верховые приблизились, Брэн понял, что не ошибся в своих предположениях, — двое из отряда были представителями торентской знати. Один из них — более величественный — высокий, в черном бархатном плаще и малиновой рубашке, ехал сейчас во главе отряда. Не доезжая до палатки Брэна, он остановил коня, спешился и степенно направился к графу. Его одежда запылилась от долгой езды, но он не стал выглядеть от этого менее значительно — худощавое, обрамленное бородой лицо было полно достоинства. Его длинные черные волосы были собраны сзади и скреплены серебряной цепочкой. На роскошном поясе висел кинжал с серебряной рукоятью. Другого оружия, по-видимому, у него при себе не было.

— Полагаю, вы — граф Марлийский, командующий этой армией? — спросил он несколько снисходительным тоном.

— Да, это я.

— В таком случае у меня поручение к вам, милорд, — продолжал парламентер, отдав легкий поклон. — Я Лионель, герцог Арьенольский. Я служу его величеству королю Венциту, который и послал меня засвидетельствовать наше почтение вам и вашим людям.

Брэн прищурился, пристально глядя на посланца торентского короля.

— Наслышан о вас, милорд. Не приходитесь ли вы родственником самому Венциту?

Лионель утвердительно кивнул и улыбнулся.

— Удостоен такой чести, сэр. Я женат на сестре нашего обожаемого монарха. Надеюсь, нам будет обеспечена безопасность в пределах вашего лагеря, милорд?

— Конечно. До тех пор, пока вы исполняете свою миссию, вам нечего бояться. А что еще просил передать нам Венцит, кроме приветствия?

Темные глаза Лионеля внимательно изучали Брэна; он еще раз поклонился.

— Милорд, граф Марлийский, его светлейшее величество Венцит Торентский, король Торента, Толана и Семи Восточных Родов, просит вас оказать ему честь личным посещением его временной ставки в Кардосе. — Он сделал паузу. — Там вы могли бы обсудить с ним вопрос о прекращении войны и выводе войск, а также прийти к соглашению по некоторым другим вопросам, которые могут представлять для вас интерес. Его величество не имеет причин для войны с графом Марлийским и не хотел бы воевать с тем, кого знает и уважает уже много лет. Он надеется, что вы примете его приглашение.

— Не делайте этого, милорд! — воскликнул Кэмпбелл, шагнув к Брэну, словно желая заслонить его собой. — Это ловушка.

— Это не ловушка, милорд, — возразил Лионель. — Его величество распорядился на случай, если вы усомнитесь в его искренности, остаться здесь мне и моему эскорту в качестве заложников до вашего возвращения. Вы можете взять с собой одного из ваших офицеров и, если хотите, почетную охрану из десяти человек. Вы также вправе покинуть Кардосу и вернуться в свой лагерь, как только сочтете дальнейшие переговоры не соответствующими вашим интересам. Думаю, милорд, что наши условия более чем приемлемы. Вы согласны?

Брэн пристально посмотрел в глаза Лионелю, но ничего не ответил. Затем он подал знак Гильому и Кэмпбеллу следовать за ним и вошел в палатку.

Стены внутри палатки были обтянуты голубым и красным бархатом, пол был покрыт коврами, на которых стояли складные походные стулья. Брэн, пройдя в середину шатра, ненадолго задумался о чем-то, наконец повернулся к офицерам и спросил:

— Ну что вы скажете?

Те обменялись взглядами, и Кэмпбелл произнес:

— Уж простите меня, милорд, но мне все это не по нутру. Можем ли мы ждать от этой встречи что-нибудь кроме обмана? Что бы этот герцог Лионель ни говорил, ясно как день — Венциту не с чего идти на попятную. Он ведь нас одолеет, это очевидно, если спустится с гор. Вопрос только в том, сколько он потеряет людей. А если он применит магию…

— Ну, мой дорогой Кэмпбелл, — улыбнулся Брэн, — на то и щука в море, чтобы карась не дремал. А что вы думаете, Гильом?

Гильом покачал головой.

— Кэмпбелл отчасти прав. Мы же знаем, что все равно не продержимся долго, если Венцит двинет на нас войско. Так какое же соглашение он хочет нам предложить? Пожалуй, это действительно похоже на ловушку. Даже не знаю, что вам посоветовать.

Брэн задумчиво коснулся пальцами шлема, потом — кольчуги, лежавших на кресле, покрытом меховой накидкой.

— А кто тот другой барон, пришедший с Лионелем, — тот, который не спешился? Кто-нибудь из вас знает его?

— Это Меррит Райдерский, милорд, — ответил Кэмпбелл. — Его земли на северо-востоке, близ Толана. Странно, что Венцит послал его с такой миссией, особенно, если он замышляет что-то нечистое.

— Действительно странно, — сказал Брэн, продолжая теребить кольчугу. — Может быть, это доказывает, что Венцит намерен вести серьезные переговоры? Настолько серьезные, что готов рискнуть зятем и влиятельным вассалом. — Брэн усмехнулся. — Я не склонен преувеличивать значение собственной персоны и не думаю, что Венцит пошел бы на это, только чтобы убрать меня. Для этого существует десяток более простых и безопасных способов.

Гильом тревожно кашлянул.

— Милорд, а вы не думаете, что Венцит поручил этим людям сотворить какое-нибудь лихо в лагере, пока вас не будет? Если они Дерини, то кто знает, что они способны сделать. Мы, может, даже и не заметим-то ничего до вашего возвращения, а они спокойно отправятся назад к своему господину.

— И правда, милорд, — согласился Кэмпбелл. — Мало ли что они могут выкинуть! Я им не доверяю, сэр!

Брэн, закрыв лицо руками, некоторое время обдумывал все услышанное. Наконец, вздохнув, он вновь посмотрел на них.

— Я не спорю, может быть, вы и правы. Но что-то подсказывает мне, что бояться нечего. В самом деле, подумайте сами: если Лионель и Меррит — Дерини и явились сюда, чтобы погубить нас, то у них достаточно было для этого времени. А если они не Дерини, тогда что они могут сделать, находясь в лагере под присмотром? — Брэн помолчал и, вздохнув, добавил: — Ну, чтобы вам было спокойнее, давайте дадим сильнодействующего корданского снотворного всему их эскорту. Если они на это согласятся, думаю, можно без всяких опасений отправляться на переговоры.

Гильом с сомнением покачал головой и пожал плечами.

— Все равно рискованно все это, сэр.

— Но игра стоит свеч, по-моему. Кэмпбелл, найдите Кордана, пусть приготовит снотворное. А вы, Гильом, поедете со мной в Кардосу. Помогите мне надеть кольчугу.

Минуту спустя Брэн и Гильом вышли из палатки и направились к торентским послам. На Брэне была кольчуга и плащ королевского голубого цвета, меч в ножнах из слоновой кости висел у него на поясе. Гильом шел за ним, неся его шлем с голубым пером и кожаные дорожные перчатки.

В светло-карих глазах Брэна сверкнуло лукавство.

— Я решил принять приглашение вашего короля, милорд, — просто сказал он, приблизившись к Лионелю.

Герцог поклонился, стараясь скрыть улыбку. Меррит и остальные его люди успели спешиться в отсутствие Брэна и сейчас сгрудились за спиной Лионеля.

— Однако, — продолжал Брэн, — у меня есть несколько дополнительных условий, и я не уверен, что вы примете их.

Тем временем Кэмпбелл, оруженосец и худощавый человек в одежде лекаря подошли к Брэну, и Лионель смерил их подозрительным взглядом. В руках у лекаря был большой и, видимо, тяжелый сосуд, так как он держал его за обе ручки. Меррит подошел к Лионелю и что-то прошептал ему на ухо. Тот нахмурился и обратился к Брэну:

— Назовите ваши условия, милорд?

— Я верю, что лично мне ничто не угрожает, милорд, — начал Брэн, — но я должен быть уверен и в том, что ни вы, ни ваши люди не преподнесете нам какой-нибудь сюрприз, пока меня не будет в лагере.

— Понимаю вас.

— Надеюсь, вы не будете возражать, если мой лекарь даст вам и вашим людям снотворное, — я имею право оградить себя от неприятностей, не так ли? Мыслей читать я не умею и не знаю, что у вас на уме. По слухам все поданные Венцита — колдуны, вот я и хочу обезопасить своих людей. Согласны ли вы на такое условие?

Лицо Лионеля потемнело. Он переглянулся с Мерритом и другими своими спутниками. Конечно, никого из них не прельщала перспектива пролежать в лагере Брэна несколько часов под действием снотворного. Но если отклонить это условие, Брэн сразу заподозрит, что в приглашении Венцита таится какой-то подвох… Холодным, сухим тоном Лионель произнес:

— Простите, что мы задержались с ответом, милорд, но мы не ожидали подобного условия. Мы, конечно, понимаем вашу тревогу и заверяем вас, что в намерения его величества не входит нанести вам вред посредством магии, ведь он мог бы сделать это, не рискуя нашими жизнями. Однако согласитесь, и у нас есть основания для опасений. Прежде чем мы примем ваше условие, неплохо бы убедиться, что это и впрямь только снотворное.

— Ради Бога, — сказал Брэн, оборачиваясь в сторону врача. — Кордан, кто испытает ваше зелье?

— Вот — Стефан де Лонгвиль, — Кордан кивнул на солдата, стоявшего рядом с ним.

— Превосходно. Милорд, доверяете ли вы этому человеку?

Лионель покачал головой.

— Ваш лекарь мог специально подготовить его, милорд. Скажем, если вы собираетесь отравить нас, ему заранее дали противоядие. Могу я сам выбрать человека?

— Разумеется. Только прошу не выбирать никого из моих офицеров — пока меня не будет, каждый из них нужен на своем месте. Но среди остальных выбирайте любого, кто вам больше по нраву.

Лионель передал одному из своих воинов шлем и направился к всадникам Брэна, окружавшим его эскорт. Внимательно всех оглядев, он подошел к одному из них и положил руку на холку коня. Лошадь взбрыкнула и заржала.

— Этот, милорд. Его вы не могли подготовить заранее. Пусть он испробует питье, которое вы предлагаете нам.

Брэн кивнул и сделал знак рукой. Воин спешился и подошел к нему; Лионель неотступно следовал за ним, не спуская с него глаз. Когда тот снял шлем и хотел отдать его одному из своих товарищей, Лионель сам взял у него шлем и передал этому солдату, опасаясь, вероятно, что выбранному им человеку как-нибудь передадут противоядие.

Оставив солдата под присмотром Меррита, Лионель подошел к лекарю и сам взял у него из рук глиняную чашу. Его черные глаза угрюмо сверлили Брэна; он был страшно раздражен и не скрывал этого. Торжественно приподняв сосуд, он с усмешкой повернулся и направился обратно к Мерриту и солдату. Там один из его людей принял у него чашу, подозрительно ее осмотрел, и только после этого сосуд передали солдату Брэна. Лионель и Меррит, стоя рядом с ним, следили за каждым движением гвиннедца.

— Сколько нужно выпить? — Лионель бросил быстрый взгляд на Брэна.

— Глотка достаточно, ваша светлость, — сказал Кордан. — Зелье действует очень быстро.

— Надо думать, — пробормотал Лионель. — Что ж, дружок, глотни, не робей, — он посмотрел солдату в глаза. — Твой командир, говорят, человек слова. Пей же.

Человек поднес чашу ко рту, пригубил и, почувствовав приятный вкус, одобрительно поднял бровь, затем взглянул на Лионеля и сделал глоток. Он еще успел восхищенно причмокнуть — Кордан использовал хорошее вино, — потом покачнулся и чуть не упал, но Лионель и Меррит успели подхватить его. К тому времени, когда воин коснулся земли, он уже крепко спал. Лионель нагнулся и осмотрел человека, приподнял его веки, нащупал пульс и удовлетворенно кивнул. Встав на ноги, он медленно подошел к Брэну, мрачный, но покорный.

— Что ж, милорд, ваш лекарь, кажется, мастер своего дела. Конечно, мы не можем только на основании того, что сейчас увидели, исключить, что в зелье нет какого-нибудь медленно действующего яда, к тому же нас могут убить, например, пока мы будем спать. Но жизнь всегда полна неожиданностей, не так ли? Его величество ждет либо вас, либо меня, и мне не хотелось бы заставлять его ждать слишком долго.

— Итак, вы принимаете мои условия?

— Как видите, — кивнул Лионель. — Надеюсь, вы позволите нам поспать где-нибудь в другом месте, а не на голой земле, как вашему другу, — он взглянул на спящего воина и сардонически усмехнулся. — Когда мы вернемся в Кардосу, его величеству наверняка не понравится, что мы спали здесь в грязи.

Брэн поклонился и откинул полог своей палатки, возвращая Лионелю сардоническую улыбку.

— Прошу — входите. Вы будете спать в моем жилище, тогда уж никто не скажет, что гвиннедские лорды не умеют принимать знатных гостей.

Лионель дал знак остальным из его отряда спешиться и пройти в палатку. Богатое убранство произвело на него впечатление, он обменялся взглядами с Мерритом и несколькими своими товарищами и, выбрав самое удобное кресло, уселся.

Сняв перчатки и шлем, он положил их на пол рядом с креслом и устроился поудобнее, поставив ноги на обтянутую кожей подставку. На его черных волосах играли мягкие блики света, проникавшего в палатку через вход, все еще не закрытый; он поправил сбившуюся на сторону прядь. Зато нож у него на поясе поблескивал довольно зловеще в тех же утренних лучах. Лионель лениво поглаживал его рукоятку, пока другие устраивались на коврах, покрывавших пол. Меррит уселся в кресло рядом с Лионелем, его простодушное лицо приобрело напряженное и тревожное выражение. В центре палатки стоял человек с чашей.

Когда Брэн и Гильом вошли в шатер, появился последний из торентцев — знаменосец, и лицо его было бледнее белого флага. Ему не нужно было пить снотворное, и только он и тот, кто держал чашу, имели уверенность, что вернутся в Кардосу.

Лионель посмотрел на пятерых воинов, расположившихся у его ног, и дал знак человеку с сосудом обнести каждого из них. Когда чаша дошла до Меррита, первый из выпивших зелье уже спал, распростершись на полу. Человек с чашей задержался было, а Меррит даже привстал, глядя на тех, кто уже сделал свой глоток, но Лионель покачал головой, призывая его не мешкать. С глубоким вздохом Меррит подчинился и вскоре откинулся в кресле, закрыв глаза. Когда все затихли, человек с чашей опустился на колени перед Лионелем и подал ему питье. Лионель спокойно взял чашу и еще раз осмотрел ее.

— Они все хорошие люди, милорд, — сказал он, глядя на Брэна. — Они доверили мне свои жизни, и мне хотелось бы верить, что им ничто не угрожает. И если только они зря положились на мое слово, если кому-то из них будет причинен какой-то вред — клянусь, я отомщу даже из могилы. Понимаете?

— Я тоже дал слово, милорд, — холодно сказал Брэн. — Я сказал, что никто не причинит им вреда. Можете положиться на мое слово, вам нечего бояться.

— Я не боюсь, милорд, я вас предупреждаю, — мягко произнес Лионель. — Смотрите же, сдержите свое слово.

Взглянув напоследок на чашу, он приподнял ее и, прошептав молитву, поднес к губам. Сделав глоток, он вернул чашу и откинулся в кресле, поеживаясь, как от холода, хотя в палатке было тепло. Потом его голова безвольно опустилась на спинку кресла. Человек, подававший чашу, опустился на колени и пощупал его пульс. Убедившись, что все в порядке, он встал и поклонился Брэну Корису.

— Если вы готовы, нам следует отправляться, милорд. Впереди трудный путь, большую часть которого придется проделать в ледяной воде. Его величество ждет.

— Да, конечно, — ответил Брэн, надевая шлем. Он не мог не оценить дисциплину, царящую у людей Венцита, глядя на спящих заложников.

— Смотрите же за ними, Кэмпбелл, — сказал он, надевая перчатки и покидая палатку. — Венцит ждет их в добром здравии, и не будем разочаровывать его.

 

Глава IV

«И отдал тебе хранимые во тьме сокровища и сокрытые богатства»

[4]

Кардосская крепость лежала четырьмя тысячами футов выше равнины Восточной Марки, на высоком каменистом плато. Это была резиденция графов, герцогов, а порой и королей. С запада и востока крепость была защищена Кардосским перевалом, и только через коварное ущелье Рильских гор можно было подойти к ней.

Каждый год поздней осенью, в конце ноября, с северного моря приходят снега, занося ущелье и отсекая город от остального мира до самого марта, до конца зимы. А потом Кардосский перевал еще на три месяца превращался в бурлящий ледяной водопад.

Но это еще полбеды. Дело в том, что из-за особенностей рельефа доступ к городу с востока открывался несколькими неделями раньше, чем с запада, — именно поэтому город так часто переходил из рук в руки. Потому и Венциту Торентскому довольно легко удалось взять этот город — Высокую Кардосу, истощенную предшествовавшей летней кампанией и занесенную снегом, Кардосу, которой не могло прийти на помощь гвиннедское войско. Венцит воспользовался этим, и Кардоса пала.

И вот сейчас Брэн Корис со своим эскортом подъезжал к ее воротам, а новый хозяин города, расположившись в здании магистрата, готовился к приему высокого гостя.

Венцит Торентский, хмурясь, поправлял высокий воротник своего камзола. В двери постучали, и он быстро накинул на плечи бархатный, расшитый золотом плащ и пристегнул к поясу кинжал с украшенной жемчугом рукояткой. В его холодных голубых глазах светилась досада.

— Войдите!

Бесшумно на пороге появился долговязый молодой человек лет двадцати четырех и отвесил глубокий поклон. Как и все придворные, Гарон носил блестящую сине-фиолетовую ливрею Фурстанского Дома, с черным оленем, вышитом в белом круге на левой стороне груди. На нем сверкала серебряная цепь — знак того, что он входит в состав личной свиты короля Венцита. Он с живым интересом наблюдал, как его царственный повелитель, взяв какие-то бумаги со стола, скатал их в трубочку и убрал в кожаный футляр. Тихим и учтивым голосом он произнес:

— Граф Марлийский здесь, государь. Могу ли я впустить его?

Венцит кратко кивнул, пряча последнюю бумагу, и Гарон, не говоря ни слова, удалился. Оставшись один, Венцит сложил руки на груди и стал нервно расхаживать взад и вперед по ковру, покрывавшему пол комнаты.

Венцит Торентский был высоким, худым, вернее, даже тощим человеком сорока с лишним лет, с ярко-рыжими волосами и бледными серо-голубыми, почти бесцветными глазами. Густые и длинные рыжие усы подчеркивали широкие скулы и треугольную форму лица. Двигался он с легкой грацией, необычной для человека такого сложения.

Враги, которых у Венцита было немало, называли его лисом, если не употребляли слов покрепче. Венцит был чистокровным колдуном Дерини, потомком древнего рода, правившего на Востоке еще до Реставрации и позже, во времена жестоких гонений на Дерини. И не случайно Венцита называли лисом. Добиваясь своего, он становился коварным и жестоким и был опасен, как настоящий хищник.

Однако Венцит умел произвести впечатление, он знал, как уменьшить тот ужас, который невольно охватывал многих при встрече с ним. Вот и сегодня он очень тщательно подбирал одежду. И камзол из бархата и шелковая рубашка были в тон его волос, и эффект еще более усиливало золотое шитье и топазы — на шее, в ушах и на пальцах. Мантия из золотистого шелка мягко ниспадала с плеч и переливалась, колыхаясь при ходьбе.

На краю стола, за которым он обычно работал, лежала корона, украшенная драгоценными камнями, излучающими, казалось, яркий свет.

Венцит не собирался надевать корону — это не для Брэна Кориса. Здравый смысл советовал встречать его как можно менее официально. Корона должна лишь напоминать гостю о сане ее обладателя.

В дверь постучали, и снова с поклоном вошел Гарон. Позади него стоял хорошо сложенный молодой человек среднего роста в промокшем кожаном плаще, из-под которого поблескивала кольчуга. В руке он держал шлем, намокшие перья которого поникли, перчатки потемнели от сырости. Лицо его было сумрачно.

— Государь, — произнес Гарон. — Его светлость граф Марлийский.

— Проходите, — сказал Венцит, движением руки приглашая Брэна в комнату. — Должен извиниться, что вам пришлось ехать ко мне в дождь, но погода, боюсь, не подвластна даже Дерини. Гарон, возьми плащ графа и принеси ему сухой из нашего гардероба.

— Будет исполнено, государь.

Когда гость не слишком уверенно вошел в комнату, Гарон снял с его плеч промокший плащ, вышел и через минуту появился с другим, из светло-зеленого бархата. Набросив его на плечи Брэна и застегнув пряжку, он бесшумно исчез. Венцит с учтивейшим видом указал на кресло возле тяжелого стола.

— Садитесь, пожалуйста. Мы можем обойтись без церемоний.

Брэн с подозрением посмотрел на кресло и нахмурился, увидев, что Венцит, подойдя к камину, возится там с чем-то, но с чем именно, он видеть не мог.

— Простите, если я покажусь вам нетерпеливым, сэр, но я плохо понимаю, о чем мы с вами могли бы говорить. Я, как вы, конечно, знаете, всего лишь младший военачальник, один из трех, расположивших свои войска близ Рильских гор. Никакого соглашения с вами я заключить не могу без согласия моих товарищей и короля Гвиннеда.

— Я на это и не надеялся, — спокойно сказал Венцит.

Он подошел к столу, держа в руках чашу с какой-то густой горячей жидкостью, и наполнил два бокала.

— Не окажете ли честь выпить со мной чашечку даржа? Этот напиток делается из листьев и цветов, растущих здесь, в Рильских горах. Думаю, он вам понравится, особенно сейчас, когда вы промокли и замерзли…

Брэн подошел к столу, поднял бокал и внимательно осмотрел его. Криво улыбнувшись, он поднял на Венцита свои золотистые глаза.

— Вы чрезвычайно гостеприимны, сэр, но я вынужден отказаться от угощения. Ваши люди, оставшиеся в моем лагере, оказали мне честь, выпив со мной, — он бросил взгляд на чашу с дымящейся жидкостью, — но они знали, что пьют.

— В самом деле? — Рыжие брови вскинулись, и хотя голос Венцита был по-прежнему мягок и вежлив, в нем появились стальные нотки. — Полагаю, вы угостили их не просто вином или чаем. Но вряд ли вы настолько глупы, чтобы отравить их и явиться с докладом об этом ко мне. Во всяком случае, вы пробудили во мне любопытство. Так что же вы им дали?

Брэн сел, но так и не поднес бокал к губам.

— Как вы понимаете, у меня не было уверенности, что ваши послы не Дерини и что они не натворят что-нибудь в лагере в мое отсутствие. — Брэн потупился. — Поэтому я попросил моего лекаря приготовить для них снотворное. Так как эти джентльмены уверили меня, что они не Дерини и ничего дурного не замышляют, я, в свою очередь, уверяю вас, что с ними ничего не случится — просто поспят. Думаю, вы поступили бы так же.

Венцит поставил бокал на стол и уселся в кресло, поглаживая усы, чтобы скрыть усмешку, но это ему плохо удавалось: он снова взял бокал и пригубил его.

— Ловко придумано. Ценю благоразумие в тех, с кем мне предстоит иметь дело. Могу вас успокоить — в этом напитке нет ничего подобного, можете не опасаться. Даю вам слово.

— Ваше слово, сэр? — Брэн взял бокал, заглянул в него и отставил от себя на несколько дюймов. — Простите мою неучтивость, но вы еще не дали мне объяснений относительно цели наших переговоров. Никак не могу понять, о чем королю Торента можно договориться со скромным гвиннедским лордом? — Брэн пристально посмотрел ему в глаза.

Венцит неопределенно пожал плечами и вновь улыбнулся, с любопытством разглядывая своего гостя.

— Посмотрим, мой друг. Если вас не заинтересует мое предложение — что ж, мы с вами ничего не потеряем, кроме времени. А с другой стороны… Словом, я думаю, у нас больше общих тем, чем вам кажется. Я чувствую, мы вполне поймем друг друга, если, конечно, захотим этого.

— В самом деле? — удивленно произнес Брэн. — Как странно. Вообще я, безусловно, представляю, что вы многое можете сделать для меня, как и для любого, кто удостоится вашей благосклонности. Но ради Бога, чем я-то могу быть вам полезен?

— Чем? — Венцит сложил пальцы мостиком, поглядывая на гостя своими лисьими глазами.

Брэн неподвижно сидел, опершись на руку подбородком. Венцит улыбнулся.

— Отлично. Вы умеете ждать. Ценю это в людях, в смертных — особенно. — Он еще несколько секунд смотрел на Брэна, затем продолжил: — Прекрасно, лорд Брэн. Вы правы — мне тоже нужно от вас кое-что, но я не хочу принуждать вас делать что бы то ни было вопреки вашей воле. Никогда не поступаю так с теми, кого хотел бы видеть среди моих друзей. Добавлю, что ваша помощь мне будет щедро вознаграждена. Скажите, что вы думаете о моем новом городе?

— Я бы не стал на вашем месте употреблять это выражение, — сухо ответил Брэн. — Город принадлежит Келсону. Вами он временно занят. Если можно, ближе к делу.

— Не портите моего первого впечатления о вас, — произнес чародей. — У меня есть причины говорить не все сразу. А ваше замечание относительно моего города я пропускаю мимо ушей. Мелочи такого рода меня не волнуют. Я занят более важными проблемами.

— Наслышан. Однако если вы надумаете двинуться дальше на запад, будьте осторожны. Мое маленькое войско, очевидно, долго вашего напора не выдержит, но и вы потеряете немало народу. Вы дорого заплатите за эту победу.

— Придержите-ка язык, Марли! — вспылил Венцит. — Если бы я захотел, я давно стер бы вас вместе с вашей армией в порошок, и вы это знаете! — Полуобернувшись, он дотронулся пальцами до каждого зубца своей короны, глядя на Брэна, как кот на мышь. — Но я не намерен воевать с вами — по крайней мере так, как вы предполагаете. В сущности, я хочу двинуться немного южнее, в Корвин, Катмур и дальше — в другие провинции Гвиннеда. Думаю, вас могли бы заинтересовать северные регионы — Клейборн и Келдиш Рейдинг для начала. При определенных условиях я мог бы помочь вам завладеть ими.

— Пойти против своих? — Брэн покачал головой. — Мне это не нравится, сэр. Да и потом, чего ради вы обещаете своему врагу две богатейшие провинции одиннадцати королевств? Весьма это странно. Похоже, вы еще не все сказали мне…

Венцит одобрительно улыбнулся.

— Но я не считаю вас врагом, Брэн. Позвольте заметить, я уже давно слежу за вашими успехами и пришел к выводу, что было бы очень неплохо поставить такого человека, как вы, во главе северных провинций. Конечно, среди них нашлось бы герцогство и для вас, как и… ну посмотрим.

— Как и что? — спросил Брэн. Его тон оставался настороженным, но чувствовалось, что он заинтересован. В его глазах цвета меда появился азарт.

Венцит хмыкнул.

— Да, вы заинтересованы. А я уж начал было думать, что вы неподкупны.

— Речь идет об измене, сэр. А если я соглашусь, вы уверены, что однажды я не изменю вам?

— У вас же есть своего рода чувство чести, — мягко заметил Венцит. — А что до измены, это слишком сильное слово. Я ведь знаю, что вы выступали против Аларика Моргана, а значит, и против Келсона — тоже.

— С Морганом у меня действительно были расхождения, но Келсону я всегда оставался верен, — возразил Брэн, — как вы сказали, у меня есть своего рода чувство чести. Иначе я не был бы в союзе с нашим герцогом Дерини, да и с Келсоном.

— Келсон — просто мальчик! Могущественный, да. Но пока всего лишь мальчик. А Морган — полукровка Дерини, предатель своего племени!

— Ах, предатель — слишком сильное слово, — без всякого выражения произнес Брэн.

Венцит сурово взглянул на него своими светлыми глазами, резко встал, но вдруг черты его смягчились. Брэн тоже хотел подняться, однако Венцит жестом остановил его и прошел в другую часть комнаты, к небольшому резному шкафчику. Щелкнув замком, он достал оттуда какую-то блестящую вещицу и, зажав ее в левой руке, вернулся на свое место. Брэн смотрел на него с любопытством.

— Хорошо, — сухо сказал Венцит, откинувшись на спинку кресла и сложив руки на груди. — Теперь, когда ясно, что вы готовы поразмыслить, скажите-ка мне, как вы относитесь к Дерини?

— Вообще или в частности?

— Сначала вообще, — ответил Венцит, сжав загадочный предмет в кулаке так, чтобы Брэн не видел его. — К примеру, ваши церковные власти на Рамосском Соборе в 917 году объявили анафему всем, кто пользовался силами Дерини. Корвинское герцогство нынче отлучено от церкви из-за своего герцога, изобличенного Дерини, который скрывается от суда Курии. И должен сказать, я его понимаю.

Венцит помолчал, прищурился и заговорил, выделяя каждое слово:

— Если у вас есть какие-то предубеждения против колдовства, скажите об этом сейчас, пока еще не поздно и пока вы не увязли слишком глубоко. Как вы знаете, я занимаюсь магией постоянно и весьма серьезно. Возможно, союз со мной противоречит вашим религиозным убеждениям? Да и Курия ваша этого не поймет. Это вас беспокоит?

Хотя выражение лица Брэна не изменилось, было ясно, что его искуситель задел чувствительную струну. Кроме того, Брэн не мог скрыть своего интереса к предмету, который Венцит прятал в кулаке. С трудом заставив себя отвести глаза от его ладоней, он вновь посмотрел в лицо Торентскому королю.

— Не боюсь я Гвиннедской Курии, сэр, — осторожно начал Брэн. — А что до магии, для меня это чисто академический вопрос. Магия — всего лишь сила, сила, присущая определенным людям. Я к ней никакого отношения не имею.

— А хотели бы?

Брэн побледнел.

— Простите, сэр?

— Хотели бы владеть магией? — повторил Венцит. — Вам было бы приятно пользоваться этой силой самому?

Брэн с трудом проглотил слюну, но нашел в себе силы ответить спокойно:

— Я только человек, в нашем роду не было Дерини, и я не задумывался ни о чем таком… Хотя, будь у меня возможность, я бы ни минуты не сомневался… Ни в ад, ни в загробные муки я не верю.

— Я тоже, — улыбнулся Венцит. — Допустим, я скажу вам, что в вас есть кровь Дерини и что я могу это доказать.

Глаза Брэна расширились, от потрясения он потерял дар речи. События складывались так, что герцог Марлийский вот-вот мог превратиться из врага в вассала.

— Вы испугались, Брэн? — продолжал Венцит тем же небрежным тоном. — У вас даже рот открылся от неожиданности.

Брэн закрыл рот и выпрямился. Проглотив комок в горле, он произнес:

— Я просто удивился, а не испугался, милорд. Вы… вы не шутите со мной?

— Предположим, мы выясним… — начал Венцит, довольно улыбаясь: он заметил, как изменился тон Брэна.

— Что, милорд?

— Есть в вас кровь Дерини или нет, — закончил Венцит. — Если да, будет немного проще дать вам силы, необходимые для нашего плодотворного союза. А если нет…

— А если нет? — тихо проговорил Брэн.

— Думаю, говорить об этом пока не стоит! — сказал Венцит.

Он подался вперед, оставаясь сидеть в кресле, и разжал кулак. В ладони лежал большой янтарь на золотой цепочке. Он был гладко отполирован и, казалось, светился изнутри.

— Это широкий кристалл, или ширал, Брэн, — тихо произнес Венцит. — Ширал давно известен в оккультных кругах из-за особой чувствительности к энергии, излучаемой Дерини. Смотрите, когда я держу его в руке, он светится. Любому Дерини достаточно немного сосредоточиться, чтобы кристалл вот так ожил. — Он посмотрел на Брэна. — Снимите перчатки.

Брэн мгновение колебался, затем, нервно сжав губы, стянул перчатку с правой руки. Венцит держал цепочку за самый конец, поднося кристалл к ладони Брэна; через мгновение тот почувствовал холодное прикосновение камня к коже и вздрогнул. Когда Венцит отпустил цепочку, свет в янтаре померк и пропал. Брэн с немым вопросом поднял на Венцита глаза.

— Не обращайте внимания. Теперь прошу вас закрыть глаза и сосредоточиться на кристалле. Представьте себе, что тепло из вашей руки переходит в камень и, согревая его, заставляет светиться. Вообразите, как свет собирается в кристалле, как он насыщается вашей энергией.

Брэн старательно делал все, что от него требовали, а Венцит внимательно следил за мертвым кристаллом, лежавшим в его ладони. Шло время, но ничего не менялось, и Венцит уже нахмурился, как вдруг янтарь ожил, начал слабо светиться. Венцит задумчиво сжал губы и коснулся руки Брэна. Тот вздрогнул, открыл глаза и увидел, что кристалл светится. Янтарь снова исчез в ладони Венцита.

— Он светился! — восхищенно прошептал Брэн.

— Да. Но это еще не значит, что вы — настоящий Дерини. — Глядя Брэну в лицо, Венцит улыбнулся, понимая, что сейчас навсегда завладел этим человеком. — Не огорчайтесь. Вы можете овладеть силами Дерини во всей полноте, как это удавалось людям древности, скажем, времен Реставрации. Возможно, так оно и лучше. Вам предстоит научиться тому, что Дерини получают от рождения. Людям достаточно волевым это обычно по силам, они легко обучаются всему.

— Что это значит?

Венцит медленно встал, держа широкий кристалл за цепочку.

— Это значит, что следующим шагом станет чтение ваших мыслей. Я должен изучить ваши возможности, чтобы понять, каким образом лучше передать вам наше могущество. Не хочу сейчас затруднять вас подробностями. Короли Гвиннеда проделывают это из поколения в поколение, так что ничего опасного в этом нет. Вы можете остаться здесь на ночь?

— Я не собирался, но…

— Но по здравом размышлении останетесь, — окончил за него Венцит и многозначительно улыбнулся. Обойдя стол, он присел на его край, слева от Брэна. — Я отошлю назад капитана, чтобы он успокоил ваших людей. К сожалению, вы вывели из строя моих; мой зять, герцог Лионель, получил от меня силы Дерини так же, как вскоре получите вы, и если бы вы его не усыпили, я мог бы передать сообщение через него. Но теперь он будет не в себе еще несколько дней, пока не кончится действие зелья. Что ж, такова иногда цена, которую приходится платить за наше могущество, и он это знает. Сядьте удобно и расслабьтесь, пожалуйста.

— Ч-что вы собираетесь делать? — растерянно прошептал Брэн, от удивления вовсе потерявший способность следить за логической нитью разговора.

— Ну я же сказал вам: прочесть мысли. — Венцит повел рукой, и камень стал медленно раскачиваться перед глазами Брэна. — Так садитесь же удобнее и расслабьтесь. Если вы будете напряжены, у вас разболится голова. Не противьтесь, и нам обоим будет легче.

Брэн тревожно зашевелился в кресле, как будто хотел что-то возразить. Венцит нахмурился, его лицо стало суровым; он холодно произнес:

— Послушайте же, граф Марлийский! Если мы отныне союзники, не худо бы кое в чем доверять мне. Сейчас это как раз необходимо. Не заставляйте меня применить силу!

Брэн глубоко вздохнул.

— Простите. Что я должен делать?

Заметно смягчившись, Венцит вновь стал раскачивать янтарь, другой рукой мягко толкнув голову Брэна на спинку кресла.

— Расслабьтесь и доверьтесь мне. Смотрите на кристалл. Смотрите и слушайте мой голос. Смотрите, как кристалл раскачивается, туда-сюда, туда-сюда, и ваши веки становятся тяжелыми — такими тяжелыми, что вам хочется закрыть глаза. Закройте их. Вас охватывает чувство покоя, вы не можете пошевелиться. Представьте себе темную ночную комнату: темные стены, темная дверь. А теперь эта дверь приоткрылась и за ней — холодный-холодный мрак…

Глаза Брэна закрылись, и Венцит опустил кристалл. Коснувшись пальцами каждого его века, он прошептал заклинание, закрепляющее транс. Он долго стоял в безмолвной тишине, наконец его глаза блеснули холодным огнем, и Венцит окликнул своего подопечного:

— Брэн?

Глаза Брэна открылись, и он некоторое время озирался, вспоминая, что же произошло. Увидев Венцита, стоявшего все на том же месте, увидев дружелюбное выражение на его лице, он сумел спокойно оценить положение. Брэн больше не испытывал страха, глядя на Венцита; напротив, он чувствовал какую-то странную близость к этому человеку, хотя сейчас тот знал все, что можно было знать о нем, Брэне Корисе, графе Марлийском.

Нет, это не было ощущение зависимости от него и не вызывало раздражения. И не то чтобы Венцит Торентский очаровал его, назвав своим союзником. Скорее это было ощущение полного взаимопонимания, какого-то удовлетворения — а он-то боялся, что, напротив, почувствует после пережитого испытания неприязнь к Венциту. В нем, Брэне Корисе, что-то изменилось, его наполняло что-то, чего он не мог назвать по имени. Он явственно ощущал прилив каких-то неведомых сил и нашел это ощущение приятным.

Венцит пошевелился, и это вернуло Брэна к реальности.

— Ваша реакция великолепна, — произнес колдун, дергая за бархатный шнурок колокольчика, — мы с вами хорошо сработаемся. Утром я пришлю за вами, и мы попробуем погрузиться поглубже.

— Но почему не сейчас? — спросил Брэн. Он встал и, к своему удивлению, пошатнулся — ноги не держали его.

— Вот поэтому, мой неопытный юный друг. Магия — вещь для непосвященных весьма утомительная, — сказал Венцит, поддерживая его. — На сегодня вам уже достаточно. Минут через десять, а может, чуть позже, вы почувствуете, что валитесь от усталости с ног. Я не хочу, чтобы Гарону пришлось на руках нести вас в постель.

Брэн коснулся лба рукой.

— Но я…

— Довольно слов, — твердо сказал Венцит. Дверь отворилась, и вошел Гарон, но Венцит даже не взглянул в его сторону, наблюдая, как молодой граф, старается удержаться на ногах.

— Проводите лорда Брэна в его покои и уложите в постель, Гарон, — мягко сказал Венцит. — Он устал после долгой дороги, капитан пусть вернется в лагерь с донесением.

— Хорошо, государь. Сюда, если позволите, милорд.

Когда дверь за Гароном и Брэном закрылась, Венцит, задумчиво осмотревшись, задвинул засов, вернулся к столу и неожиданно спросил, хотя рядом с ним никого не было:

— Ну, Ридон, что вы думаете?

Узкая панель в стене напротив отодвинулась, и оттуда появился высокий брюнет в голубом. Подойдя к столу, он оперся руками о спинку свободного кресла. Панель в стене беззвучно задвинулась.

— Так что вы думаете? — переспросил Венцит, откидываясь в кресле.

Ридон неопределенно пожал плечами.

— Представление отменное, как всегда, что я еще могу сказать? — ответил он шутливым тоном, но в светло-серых соколиных глазах читалось то, что он не произнес вслух. Венцит понял этот взгляд. Он положил широкий кристалл на стол рядом с короной, задумчиво расправил цепочку и снова посмотрел на Ридона.

— Вас что-то беспокоит в Брэне? Вы думаете, он представляет опасность для нас?

Ридон пожал плечами.

— Сочтите это за обычный цинизм. Не пойму. Кажется, он свой. Но вы знаете, как непредсказуемы смертные. Тот же Келсон…

— Он наполовину Дерини.

— И Морган тоже. И Мак-Лайн. Простите мой скептицизм, но может быть Совету Камбера следовало бы обратить на это внимание. Морган и Мак-Лайн — эти, как считается, полукровки-Дерини — может быть, самое необъяснимое явление во всех Одиннадцати королевствах. Они проделывают такие вещи, которых не должны бы уметь. И вы об этом, как я знаю, наслышаны. — Он опустился в кресло и, взяв нетронутый Брэном бокал даржа, осушил его одним глотком.

Венцит неодобрительно усмехнулся.

Ридона, владетеля Восточной Марки, нельзя было назвать красивым. Шрам от сабельного удара, что тянулся от переносицы к правому уголку рта, обезображивал его лицо. Но, несмотря на это, он обладал впечатляющей внешностью. Темные густые волосы, седые на висках, и усы цвета соли с перцем обрамляли его удлиненное лицо; бородка скругляла заостренный подбородок. Полные губы были обычно плотно сжаты, и это придавало лицу суровое выражение. От него исходила зловещая мощь, недаром Ридон был потомком знатнейшего рода Дерини и во всех отношениях являлся равным Венциту. С этим человеком приходилось считаться.

Некоторое время оба безмолвно глядели друг на друга через стол. Венцит первым нарушил молчание.

— Хорошо, — сказал он, выпрямляясь и доставая из кожаного футляра какие-то бумаги. — Вы против посвящения Брэна завтра утром, или я убедил вас, что он безопасен?

— Я никого не считаю безопасным до конца, — ответил Ридон, — но неважно. Решайте сами. — Он машинально коснулся рукой переносицы и провел пальцем по шраму, терявшемуся в густых усах. — А каковы ваши военные планы?

Венцит достал карту и разложил ее на столе.

— Наше положение значительно улучшилось. Теперь, когда Брэн на нашей стороне, линия обороны Келсона вдоль границы нарушена, и мы без боя занимаем северный Гвиннед. Остается Яред Кассанский на юге, но его армию мы разобьем без труда, если будем там через несколько дней.

— А Келсон? — спросил Ридон. — Когда он поймет ваши планы, он обрушит на наши войска всю армию, чтобы только задушить нас.

Венцит покачал головой.

— Не поймет. В это время года трудно наладить связь из-за распутицы на дорогах. Так что он наверняка ничего не узнает, пока не будет слишком поздно. Да и смута в Корвине сдерживает его.

— Думаете, он не доставит нам беспокойства?

— Келсон? — Венцит покачал головой и улыбнулся. — Вряд ли. Что бы там ни говорилось в законе о совершеннолетии, Келсон в свои четырнадцать лет — еще ребенок, Дерини он или нет. И едва ли то, что он наполовину Дерини, поможет нашему самолюбивому юному корольку. К тому же его подданные уже начинают сомневаться, нужен ли им король, в жилах которого течет кровь этих жутких, этих зловредных Дерини.

— И ваши хитроумные чары здесь, конечно, ни при чем?

— Как вы могли такое подумать?

Ридон закинул ногу за ногу.

— Ну, так каковы же ваши планы по части этого удивительного ребенка, мой король? И чем я могу быть вам полезен?

— Избавьте меня от забот о Моргане и Мак-Лайне, — произнес Венцит уже совершенно серьезно. — Пока они рядом с Келсоном, отлученные или нет, они представляют угрозу для нас. Раз мы ничего не можем поделать с их силой и влиянием на Келсона, остается одно — убрать их. Но все должно быть законно. Я не хочу осложнений с Советом.

— Законно? — Ридон скептически поднял бровь. — Не уверен, что это возможно. Моргана и Мак-Лайна, как полукровок, никогда не вызовет на бой чистокровный Дерини. А на то, что их и впрямь казнят какие-нибудь церковные или светские власти, нет почти никакой надежды, пока им покровительствует сам Келсон.

Венцит, задумчиво прикусив краешек пера, смотрел в окно.

— Да, но есть другой путь. И тут уж Совет не придерется. Нужно сделать так, чтобы сам Совет стал орудием их уничтожения.

Ридон весь обратился во внимание.

— А именно?

— Скажем, Совет разрешит вызвать их на бой, как чистокровных Дерини.

— На каком основании?

— На том, что они время от времени демонстрируют могущество чистокровных Дерини, — лукаво улыбнулся Венцит. — Вы же знаете это.

— Так, — пробормотал Ридон. — И вы хотите, чтобы я пошел на Совет и просил их рассмотреть этот вопрос? Об этом не может быть и речи.

— О, не вы лично. Я знаю ваше отношение к Совету. Попросите Торна Хагена сделать это. У него есть передо мной должок, и скажите ему, что это не просьба, а мой приказ. Думаю, что он выполнит его.

Ридон хмыкнул, встал из-за стола и поправил складки рукавов.

— При такой постановке вопроса у него не будет выбора. Хорошо, я передам ему. — Он осмотрелся вокруг и потер руки. — От меня еще что-то нужно? Может быть, парочку чудес в знак моего сердечного к вам расположения?

С этими словами он вытянул руки вперед и сделал несколько плавных движений. Под конец Ридон резко взмахнул руками, и ярко-красный плащ с капюшоном, отделанным оленьим мехом, появившись из ниоткуда, опустился на спинку кресла. Венцит покачал головой:

— Если вы уже закончили свои игры, благодарю вас. И еще больше буду благодарен, если вы сейчас отправитесь в путь и позволите мне поработать. Нам обоим пора приниматься за дело, не так ли?

— О, извините за беспокойство, — сухо ответил Ридон. — Что ж, я отправляюсь на свидание с вашим добрым другом Торном Хагеном. А потом вернусь, чтобы еще раз взглянуть на этого бедняжку Брэна Кориса, который вам так нравится. Может быть, от него и будет прок, хотя лично я в этом сомневаюсь. А может, мне даже удастся, кто знает, отвести от вас угрозу, которой, как вы говорите, нет.

— Как хотите.

Ридон закутался в красный плащ и исчез. Венцит погрузился в путаницу голубых, зеленых и красных линий на своей стратегической карте. Его глаза цвета льда возбужденно блестели, пальцы стискивали перо так, словно в руках у него — оружие, и он готов ринуться в бой.

— Один, я один должен править одиннадцатью королевствами, — шептал он, нанося на карту новые линии. — Я — над всеми одиннадцатью королевствами, а не какой-то мальчишка-король, что восседает сейчас на троне в Ремуте!

 

Глава V

«Притчу и замысловатую речь…»

[5]

Торн Хаген, Дерини, повернулся и открыл один глаз, не ожидая, что в комнате будет уже так темно. Взглянув через плечо на белые гладкие простыни, он увидел солнце, погружающееся в туманную дымку за горой Тофель, которая отбрасывала причудливую красноватую тень на крепостной вал. Он зевнул, пошевелил пальцами и бросил взгляд на смуглое плечико девушки, лежавшей рядом с ним. Он провел ладонью по взъерошенным каштановым волосам, и когда его пальцы соскользнули с кудрей девушки на ее спину, она вздрогнула, повернулась и с обожанием посмотрела на него.

— Вы хорошо отдохнули, милорд?

Торн лениво улыбнулся, не спуская с нее рассеянного взгляда.

Девушку звали Мойра, ей недавно исполнилось пятнадцать. Он увидел ее одним холодным февральским утром на Хартанском базаре из паланкина, где он сидел, укутанный в меха. Замерзший, худенький, голодный беспризорный ребенок с темными глазами дрожал от страха и ночного холода. И словно какая-то невидимая вить связала их с той минуты; та страсть, что доставляет людям столько радости, но приносит и горе. Торн откинул бархатные занавески, протянул ей обе руки, улыбнулся смущенно и поманил ее взглядом. Она подошла.

Он не мог бы объяснить, почему позвал ее: может быть, в Утреннем тумане она напомнила ему дочь, черноволосую Кару, которую он потерял. В общем, он позвал, и она подошла. Если бы Кара была жива, ей было бы столько же лет.

Он нетерпеливо тряхнул головой, хлопнул девочку пониже спины и отогнал эти мысли. Затем он сел, потянулся, а девочка в улыбкой коснулась его руки. Торн с сожалением отвел ее руку и покачал головой.

— Прости, малышка, пора вставать. Совет не ждет даже таких высоких лордов Дерини. — Он наклонился и отечески поцеловал ее в лоб. — Я не задержусь. Почему бы тебе не вернуться сюда около полуночи?

— Конечно, милорд. — Она вскочила и накинула на себя что-то тонкое, прозрачное, из невесомой желтой ткани, и направилась к двери, поминутно оглядываясь, одаривая его нежным взглядом черных глаз. — Я, может быть, даже сделаю вам сюрприз.

Когда за ней закрылась дверь, Торн покачал головой и с досадой вздохнул. Глуповатая улыбка играла на его лице. Он огляделся в полумраке комнаты с видом смущенным и довольным одновременно и направился к двери гардеробной. На ходу он что-то пробормотал себе под нос и сделал рукой замысловатый жест. Тотчас по всей комнате загорелись свечи, и Торн, пригладив редеющие каштановые волосы, принялся рассматривать себя, остановившись перед зеркалом.

Выглядел он, надо сказать, неплохо. Тело его в пятьдесят лет было таким же мощным и крепким, что и четверть века назад. Конечно, с тех пор он потерял часть волос и прибавил в весе несколько фунтов, но предпочитал думать, что эти перемены только добавили ему солидности. Свои румяные щеки и голубые глаза, в которых застыло вечное удивление, в молодости он просто ненавидел, потому что чуть ли не до тридцати его все принимали за несовершеннолетнего.

А вот теперь его цветущий вид у многих вызывал зависть. В то время как его ровесники выглядели так, как и должны были выглядеть в этом возрасте, сам Торн — всегда со вкусом одетый, чисто выбритый, подтянутый — легко мог сойти за тридцатилетнего. «Несомненно, — подумал он, вспоминая только что покинувшую его девушку, — молодо выглядеть — это замечательно!»

Торн хотел было позвать слуг, чтобы они помогли ему принять ванну и одеться перед заседанием Совета, но потом отказался от этой мысли. У него было мало времени. Лучше уж сосредоточиться и попытаться вызвать воду с помощью магии, приемам которой его целый месяц учил Лоран. У Торна до сих пор ничего толком не получалось, и это его раздражало. Всякий раз сначала все шло хорошо, но под конец ничего не получалось. Почему бы не попробовать снова?

Выйдя на середину комнаты, Торн расставил пошире ноги, выпрямился и вытянул руки вверх. Клиновидный силуэт застыл в мерцающем свете свечей. Торн начал монотонно напевать себе под нос слова заклинания, и вскоре его тело окутало небольшое, но настоящее грозовое облако, в котором посверкивали молнии. Он крепко зажмурился, затаил дыхание и только слегка постанывал от удовольствия, когда искрящиеся молнии приятно покалывали кожу. Теперь предстояло самое трудное.

Он отвел от себя облачко, пронизываемое молниями, и теперь оно парило перед ним, потрескивая и брызгаясь в тусклом свете свечей. Открыв глаза, Торн полюбовался на эту картину и начал осторожно перемещать тучу к окну, чтобы в конце концов вылить ее во двор. В это время яркий свет вспыхнул у него за спиной — там явно открылся Переносящий Ход. Он обернулся, чтобы посмотреть, кто же это, и сразу потерял контроль над облачком.

Молния, выскочившая из тучки, больно ударила его, вода с шумом обрушилась на пол, залив мраморные плиты и бесценный ковер, а заодно испортив настроение Торна. Когда из Переносящего Хода появился Ридон, Торн сыпал проклятиями, на его детском лице бушевали злоба и негодование.

— Черт тебя возьми, Ридон! — прошипел он, немного придя в себя. — Ты что, не мог предупредить о приходе? Посмотри, из-за тебя я залил всю комнату.

Он вышел из лужи и потряс в воздухе сначала одной босой ногой, потом другой, стараясь высушить их; он свирепо поглядывал на Ридона, который шел к нему через комнату.

— Извини, Торн, — с усмешкой проговорил Ридон, — давай я все уберу.

— «Извини… давай я все уберу…», — передразнил Торн. Его глаза сузились и потемнели от злости. — Попробуй. Все равно никто здесь, кроме меня да тебя, не может это сделать.

Сдерживая улыбку, Ридон вытянул руки над мокрым полом и с закрытыми глазами шепотом произнес несколько коротких фраз. Вода испарилась, Ридон пожал плечами и снова посмотрел на Торна виноватым взглядом. Тот, все еще злясь, не произнес ни слова и с обиженным видом побрел в гардеробную. Из-за полуоткрытой двери послышалось шуршание тканей.

— Торн, я правда сожалею, что помешал тебе, — проговорил Ридон, расхаживая по комнате и рассматривая разные безделушки. — Меня прислал Венцит, чтобы попросить тебя кое о чем.

— Для Венцита я, может быть, что-нибудь и сделаю, но не для тебя.

— Ну не дуйся. Я же извинился.

— Ладно, ладно. — Торн помолчал, а затем спросил с любопытством: — И что же нужно Венциту?

— Ему нужно, чтобы ты потребовал на Совете, чтобы Моргана и Мак-Лайна разрешили вызвать на поединок, как чистокровных Дерини.

— Как чистокровных Дерини? На поединок? Ты это серьезно? — Торн опять помолчал. Когда он заговорил снова, злости в его голосе поубавилось. — Хорошо, попробую. Но я надеюсь, Венцит помнит о том, что мое влияние в Совете не так уж велико. Мы же переизбрали месяц назад сопредседателя. А почему бы тебе не попробовать самому? Ты же чистокровный Дерини, тоже имеешь право выступить перед Советом, даже если и не входишь в Круг Избранных.

— У тебя короткая память. Торн, — ответил Ридон. — Когда я последний раз выступал на Совете, я поклялся, что никогда больше моей ноги не будет ни там, ни в другом месте, где находится Стефан Корам. Я семь лет держал клятву и вовсе не собираюсь нарушить ее сегодня вечером. И потом, Венцит сказал, что это должен сделать ты.

Торн вышел из гардеробной, поправляя полы лиловой мантии, выступающие из-под золотой парчовой накидки.

— Хорошо, хорошо. Не кипятись. Хотя жаль. Если бы не Корам, ты сам мог бы быть сопредседателем. Или ты, или Венцит, кто-то из вас.

— Да, мы неплохая парочка, не так ли? — промурлыкал Ридон, глядя на Торна прищуренными серыми глазами. — Венцит — старая лиса, и не скрывает этого. А я… я знаю — Корам меня сравнивал с самим Люцифером: падшего ангела, видите ли, низвергли во тьму из Круга Избранных. — Он мрачно усмехнулся и, облокотившись о каминную полку, стал разглядывать свои ногти. — Впрочем, мне всегда нравился Люцифер. Как бы то ни было, до своего падения он был светлейшим из ангелов.

За спиной Ридона вспыхнуло на мгновение малиновое сияние, и Торн громко икнул. Он с трудом сдержался, чтобы не осенить себя крестным знамением.

— Пожалуйста, не говори так, — боязливо прошептал он, — а то кое-кто может услышать.

— Кто, Люцифер? Чепуха. Дорогой Торн, боюсь, что наш Князь Тьмы — выдумка, сказка, сочиненная, чтобы пугать непослушных детей. Настоящие дьяволы — это живые люди, вроде Моргана и Мак-Лайна. Запомни это, будь умницей.

С хмурым видом Торн привел наконец в порядок свою мантию и повязал вокруг головы узкую золотую ленту. Руки у него немного дрожали.

— Ну хорошо, Морган и Мак-Лайн — дьяволы. Раз ты так говоришь, значит, так и есть. Но как я скажу это Совету? Даже если Морган и Мак-Лайн представляют собой то, что ты сказал, а я их не знаю, я вообще не видел этих джентльменов, все равно они всего лишь наполовину Дерини. Они не могут быть вызваны на магический поединок ни одним из нас. И мне нужно будет привести веские доводы, чтобы убедить Совет изменить это положение.

— Они у тебя будут, — ответил Ридон, лениво потирая шрам на щеке указательным пальцем, — тебе стоит только напомнить Совету, что Морган и Мак-Лайн, похоже, способны делать то, что делать не должны. А если это их не убедит, можешь добавить, что эта парочка, возможно, представляет угрозу самому существованию Круга Избранных.

— Да, но эти двое вообще не знают о существовании Совета.

— Верно, но слухи имеют обыкновение распространяться, — проскрипел Ридон. — И запомни: Венциту это очень нужно. Что-нибудь не ясно?

— Да, то есть нет, не важно. — Торн нервно прочистил горло и, отвернувшись, уставился на свое отражение в зеркале, с усилием сдерживая дрожь в руке, которой он поправлял воротничок. — Я хотел сказать, то есть спросить у тебя. — Он запнулся, но продолжал более уверенным тоном: — Я надеюсь, что ты, в свою очередь, напомнишь Венциту о том риске, которому я подвергаюсь, выступая по его поручению. Я не знаю его планов в отношении Моргана и Мак-Лайна и знать не хочу. Но Совет обычно придерживается нейтральной позиции. И там очень не любят тех, кто влезает в политические дрязги. Венцит мог бы и сам явиться на Совет, если бы он был хоть немного покорней, — закончил он раздраженно.

— Покорность не в характере Венцита, — спокойно заметил Ридон, — и не в моем — тоже. Так что если ты собираешься ссориться с кем-то из нас, то я располагаю возможностью договориться о месте поединка. Говорят, сейчас подходящее время для магических поединков.

— Но ты же на самом деле не думаешь, что я собираюсь кого-то вызывать? — Воспоминание о каком-то прошлом кошмаре мелькнуло в светло-голубых глазах.

— Конечно, нет.

Торн тяжело вздохнул и, успокоившись, подошел к украшенной резным орнаментом из цветов и виноградных лоз плите, что прикрывала Переносящий Ход.

— Утром я извещу тебя обо всем, — сказал он, подбирая парчовую накидку. И, все еще стараясь сохранить достоинство, спросил: — Тебя это устраивает?

Ридон молча кивнул, глаза его насмешливо блеснули.

— Тогда желаю приятно провести вечер, — сказал Торн и пропал.

* * *

Высоко в неприступных горах, в огромном восьмиугольном зале с потолком, отделанным наподобие граненого аметиста, собирался Совет Камбера. Зал венчал лиловый купол.

Одну из восьми стен полностью занимали кованые бронзовые двери, поблескивающие вверху ониксом. Остальные семь стен были облицованы резными деревянными панелями, инкрустированными слоновой костью. Свеженатертый паркет отбрасывал блики на статуи Дерини, вошедших в историю. Зал был пуст, лишь в центре стоял тяжелый восьмиугольный стол и восемь кресел с высокими спинками. У пяти из них стояли Дерини.

Итак, под лиловым куполом непринужденно беседовали о чем-то трое мужчин и две женщины. Все, кроме одного, были одеты в лиловые и золотые одежды — цвета Круга Избранных. Только на епископе Арилане была черная ряса и пурпурная епископская мантия. Он изредка кивал, прислушиваясь к тому, что говорила прекрасная леди Вивьен, стоящая справа от него, темноволосому, атлетически сложенному молодому человеку с миндалевидными глазами — Тирцелю де Кларону.

Напротив них седовласый мужчина с бледными, прозрачными руками беседовал с девушкой, которая была, наверное, на полвека моложе его. Девушка, улыбаясь, внимательно слушала его, и когда она покачивала головой, ее рыжие волосы вспыхивали подобно пламени. Арилан, сдерживая зевок, повернулся к дверям, которые в этот момент распахнулись, пропуская Торна Хагена.

Торн был не в духе; его лицо, обычно цветущее, было совсем бледным, только на скулах горел лихорадочный румянец. Заметив, что на него смотрит Арилан, он отвернулся и поспешил к противоположной стороне стола, где беседовали старик и девушка. Разговорившись с ними, он успокоился, лицо его снова приобрело обычное безмятежное выражение, но Арилан заметил, как он тайком вытирает потные руки и прячет в лиловые рукава дрожащие пальцы. Арилан отвернулся, делая вид, что поглощен беседой. Глядя на его лицо, можно было подумать, что он весьма заинтересован рассказом леди Вивьен, но на деле он едва слышал ее.

Что же такое случилось, что испортило Торну настроение? Интересно, что или кто? Не человек, это точно. Значит — Дерини? Но в этом случае Торну нечего бояться. Здесь он в полной безопасности, ни один Дерини не рискнет применить свои силы против того, кто находится в этой комнате, если на то не будет воли Совета. Здесь вообще бессильны любые чары, так как место это надежно защищено. И эта магическая защита скреплена смертной клятвой каждого из Круга Избранных; на каждом заседании Совета ее давали вновь. Нет, здесь Торну Хагену ничто не угрожает.

Арилан коснулся края стола, отделанного слоновой костью, и ощутил под пальцами гладкую и холодную полоску золота, — несколько таких полос разделяли стол по числу присутствующих.

С другой стороны, рано или поздно, но Торну придется покинуть зал Совета, а за его пределами немало Дерини, которые не связаны с Кругом Избранных и не подчиняются его законам. Они вообще не считаются с Советом. Такими отступниками были Льюис ап Норфал, Ридон из Восточной Марки, а в прошлом столетии — Ральф Макферсон. Они отвергли власть Круга Избранных и, восстав против Совета, были исключены из него. Возможно, Торну Хагену не дает покоя кто-то из них? А может быть, это заговор против всего Совета?

Арилан взглянул на Торна и вдруг улыбнулся, подумав, что его подозрения ни на чем не основаны. Ведь Торн мог поссориться со своей последней пассией или повздорить с управляющим. Почему бы и нет?

За спиной Арилана раздалось чуть слышное шуршание парчи, он обернулся и увидел еще двух членов Совета, которые входили через высокие двери; каждый держал в руках жезл из слоновой кости — жезл сопредседателя Совета. Старший — Баррет де Лане, сегодняшний председатель Совета, производил внушительное впечатление и своей фигурой, и чеканным профилем, привлекательным, несмотря на полное отсутствие волос на голове, и пронзительными изумрудными глазами на совершенно неподвижном лице. Даже суровый Стефан Корам, с его благородной ранней сединой, с его элегантностью, рядом с Барретом выглядел менее значительно.

Корам неслышно скользил рядом с Барретом, плечом к плечу, сопровождая старшего собрата на его место между Лораном и Тирцелем, а затем прошел к своему креслу на противоположной стороне стола. Когда они положили свои жезлы на стол, Корам развел руки в стороны, одну — ладонью вверх, другую — ладонью вниз. Остальные последовали его примеру, причем каждый положил свою ладонь на ладонь соседа. Корам откашлялся и заговорил:

— Слушайте, лорды и леди. Приблизьтесь и внимайте. Слушайте. Слушайте слова Мастера. Да проникнется все духом слова сего.

Баррет на мгновение склонил голову, затем вознес взгляд своих изумрудных глаз к хрустальному шару, свисающему на длинной золотой цепи из центра купола. Шар слегка подрагивал; стояла тишина. И тут Баррет негромко начал нараспев произносить слова старинного приветствия Дерини:

— Днесь мы паки сошлись, дабы пребыть перед лицом Света. Поклонимся путям Древних. Ибо никогда впредь не пройдем мы по сей тропе. — Он сделал паузу и закончил уже на современном языке: — Да будет так.

— Да будет так. — Все восемь присутствующих опустились в кресла, шурша богатыми одеждами и перешептываясь. Когда все стихло, Баррет тоже сел, положив обе руки на ручки кресла, словно собираясь с мыслями перед началом заседания. Однако сказать он ничего не успел. Седой человек болезненного вида справа от него откашлялся и подался вперед. Герб с изображением рук, украшавший его кресло, говорил о том, что это барон Ларан ап Пардис, шестнадцатый в роду. Барон был мрачен.

— Баррет, прежде чем мы начнем официальную часть, мы должны, на мой взгляд, обсудить несколько удивительных слухов.

— Слухов?

— Ларан, у нас нет времени для слухов, — прервал его Корам. — У нас важные…

— Но это не менее важно, — отрезал Ларан, разрубив бледной тонкой ладонью воздух. — Я считаю, что это необходимо знать всем. Дело в том, что я слышал, будто Аларик Морган, Дерини-полукровка, владеет древним искусством исцеления.

На мгновение все напряженно замерли, а затем послышались возгласы:

— Исцеляющей силой?

— Морган исцеляет?

— Ларан, вы ошиблись, должно быть, — произнес женский голос. — Никто из нас уже давно не может исцелять.

— Верно, — холодно согласился Баррет. — Все Дерини знают, что дар исцеления утрачен после Реставрации.

— Да, но эту маленькую подробность забыли сообщить Моргану, — огрызнулся Ларан, — ведь он только наполовину Дерини, — он бросил на Баррета холодный напряженный взгляд и сокрушенно покачал головой. — Извините, Баррет. Не вы ли больше всех нас сожалеете об утрате дара исцеления?

Он внезапно запнулся, вспомнив, при каких обстоятельствах Баррет лет пятьдесят назад потерял зрение. Его изумрудные глаза были выжжены раскаленным железом — такой ценой ему удалось спасти несколько детей Дерини от вражеских мечей. Баррет склонил голову и, выпрямившись, дружески коснулся плеча Ларана.

— Не казнитесь, Ларан, — прошептал слепой, — есть вещи более важные, чем зрение. Расскажите-ка нам об этом Моргане.

Ларан пожал плечами, подчиняясь.

— У меня нет никаких доказательств, Баррет. Я только слышал кое-какие разговоры, и меня, как врача, это заинтересовало. Если Морган…

— Морган, Морган! — воскликнул Тирцель, стукнув ладонью по столу. — Сколько можно об этом говорить? Мы что, начнем охоту на ведьм в своих рядах? Мне кажется, мы много чего еще недосчитались после Реставрации!

Вивьен насмешливо фыркнула, поворачивая к молодому человеку красивую седую голову.

— Тирцель, уймитесь! Разве Морган — один из нас? Он же полукровка, изменник, он позорит само имя Дерини тем, что резвится там у себя, пользуясь направо и налево своим могуществом.

Тирцель повернулся к ней и рассмеялся.

— Морган-то? Ну, это еще бабушка надвое сказала. Он полукровка, это верно. А изменник он или нет, так это смотря с какой стороны подойти. Келсон, я думаю, с вами бы не согласился. Что же касается позора, то, насколько я знаю, Морган не сделал ничего такого, что запятнало бы имя Дерини. Напротив, он — единственный из Дерини, которых я знаю, кто не боится прямо заявить об этом. Имя Дерини давным-давно опорочено и без него, в основном господами поопытнее, чем полукровка Аларик Морган.

— Ха! Вы вот считаете его полукровкой? — вмешался Торн, видя благоприятную возможность для выполнения поручения Венцита. — И Дункана Мак-Лайна — тоже. Все вы считаете их полукровками. Вы говорите, что они не такие, как мы, а ведь они то и дело проявляют такое могущество, какое полукровкам и не снилось. Сейчас вот выяснилось, что они способны исцелять! Можно ли после всего этого говорить, что они только наполовину Дерини? Может быть, мы имеем дело с парочкой чистокровных Дерини-предателей?

Кири, рыжеволосая девушка, что сидела справа от Торна, нахмурилась и дотронулась до его локтя.

— Что? Чистокровные Дерини? Вы в это верите? Но ведь известно, кто были их родители?

— Ну, точно мы знаем только об их матерях, — насмешливо произнесла Вивьен. — И мы знаем, что они, кажется, чистокровные Дерини. Что касается их отцов… Разве мы можем быть в чем-то уверены? — Она подняла брови, и вокруг стола пробежал негромкий смешок.

Тирцель покраснел.

— Если вы собираетесь возводить клевету на родителей Моргана и Мак-Лайна, я должен вам напомнить, что и кое у кого из нас — тоже не про всех предков все известно. О, разумеется, все мы чистокровные Дерини, никто не спорит. Но может ли кто-нибудь из нас с полной уверенностью сказать, кто его отец?

— Ну хватит! — оборвал его Корам, властным жестом возложив руку на жезл из слоновой кости.

— Успокойся, Стефан, — послышался голос Баррета. — Тирцель, не стоит никого оскорблять, — слепой медленно повернулся к молодому человеку, и тому показалось, что изумрудные глаза видят его. — Законно или нет появились на свет Морган и Мак-Лайн, так же, как и мы с вами, — не тема для обсуждения здесь, и мы бы не касались ее вообще, не будь вопроса, затронутого Торном. Если же, как он предположил, эти двое ведут себя не совсем так, как должны бы, судя по их происхождению, то нам следует установить почему. Но во всяком случае это не повод для столь горячих споров. Вы согласны?

— Прошу простить меня, если сказал что-то не то сгоряча, — извинился Тирцель, но мрачное выражение на его лице никак не соответствовало этому вежливому обороту.

— Теперь я хочу узнать подробнее о том, что вы сообщили, Ларан. Итак, вы говорите, что стало известно, будто Морган способен исцелять?

— Говорят, да.

— Кто говорит? И кого же он, по слухам, вылечил?

Ларан откашлялся и оглядел сидящих за столом.

— Помните, перед коронацией было покушение на жизнь короля? Чтобы проникнуть в его покои, злоумышленники напали на охрану; многих тогда убили, кого-то ранили. Среди раненых был оруженосец Моргана, Шон, лорд Дерри, молодой лорд-гофмейстер. Один из королевских лекарей осмотрел лорда Дерри еще до того, как из покоев вышел Морган, и был уверен, что раненый при смерти. Об этом лекарь и сказал Моргану, а затем пошел к тем, кому он еще мог помочь. Через некоторое время Морган позвал другого лекаря и просил позаботиться о молодом лорде, сказав, что его ранение оказалось не таким уж серьезным, как опасались. По прошествии нескольких дней оба лекаря обменялись своими наблюдениями и решили, что произошло не что иное, как чудо, так как ранение Дерри было таково, что, казалось, медицина здесь бессильна, а он, тем не менее, жив. И не только жив, он сопровождал Моргана на коронации на Следующий день.

— А почему вы решили, что здесь использовался именно дар исцеления? — негромко спросил Корам. — Я тоже знаю, что эти знания уже давно утрачены.

— Я только повторяю то, что слышал, — ответил Ларан. — Как врач, я не могу по-другому объяснить то, что произошло. Или же в самом деле случилось чудо.

— Ха! Я не верю в чудеса, — язвительно проговорила Вивьен. — А что скажет Денис Арилан? Вы же у нас знаток в этих вопросах. Возможно такое?

Арилан взглянул на Вивьен и пожал плечами.

— Если верить тому, что отцы церкви говорят нам в старинных записях, то, я полагаю, это возможно. — Он побарабанил пальцами по столу; сверкнул аметист его перстня. — Но чудеса, как в наше время, так и вообще за последние четыреста или пятьсот лет можно объяснить или повторить с помощью нашей магии. Словом, нельзя сказать, что чудес вообще не бывает, просто мы, пользуясь нашим могуществом, обычно вызываем то, что другим кажется чудом. Ну а что касается Моргана — не знаю, ничего не могу сказать. Я с этим человеком и встречался-то один раз.

— Но вы присутствовали при коронации, не правда ли, епископ? — негромко спросил Торн. — Всем известно, что сам Морган был тяжело ранен в поединке с лордом Яном. Однако когда настало время принести клятву верности, он шел прямо, не морщился от боли и спокойно возложил свои руки на руки Келсона. Ну разве что он был немного бледнее обычного. Во всяком случае, он вовсе не выглядел как человек, из плеча которого только что выдернули четыре дюйма стали. Как вы это объясните?

Арилан пожал плечами.

— Я не знаю, как это объяснить. Может быть, он был ранен не столь серьезно, как казалось. И потом, ему помог монсеньор Мак-Лайн. Возможно, его искусство…

— Думаю, что нет, Денис, — покачал головой Ларан. — Конечно, этот Мак-Лайн искусный врач, но… если только и он обладает даром исцеления… Нет, это неправдоподобно… Чтобы двое полукровок…

Молодой Тирцель не выдержал — он вдруг вскочил, снова опустился в кресло и воскликнул:

— Ну сколько ж можно! Да если Морган с Мак-Лайном овладели даром исцеления, то мы должны бежать со всех ног, найти их и умолять поделиться с нами этими великими познаниями, а не перемывать им кости в этом бессмысленном расследовании!

— Но они действительно полукровки, — вставила Кири.

— Да какая разница? А может и не полукровки. Как бы то ни было, они могут исцелять. Древние манускрипты очень мало сообщают нам о даре исцеления, но мы знаем, что это — наиболее сложное искусство во всей магии Дерини, что оно требует огромной энергии и огромного сосредоточения. Если Морган и Мак-Лайн способны на такое, я думаю, мы должны либо допустить, что они полностью Дерини и мы далеко не все о них знаем, либо просто пересмотреть наши представления о том, кого же вообще считать Дерини.

Возможно, нельзя быть Дерини в большей или меньшей степени. То есть, или вы Дерини, или нет, и третьего не дано. Нельзя соединить свои силы с силами другого Дерини. Можно только помочь ослабевшему или плохо тренированному усилить его собственные возможности до предела. Будь это не так, Дерини могли бы объединяться в группы, и большая группа всегда бы одерживала верх над меньшей.

Но мы знаем, что этого не происходит. Наши поединки проходят один на один, и мы запрещаем вызывать на бой более одного противника.

Корни этого обычая уходят в старину, но почему принято именно так? Не потому ли, что Дерини не могут соединять свое могущество?

А если наследственность основана на том же принципе? Другие же свойства могут передаваться от одного из родителей целиком. Почему же не передаться полностью свойствам Дерини?

Несколько минут собравшиеся переваривали все сказанное самым младшим членом Совета, затем Баррет поднял голову.

— Да, у нас есть чему поучиться у молодых, — тихо сказал он. — Кто-нибудь знает еще что-нибудь о Моргане и Мак-Лайне?

Ответа не последовало, и Баррет снова вперил невидящий взгляд в стол.

— А кто-нибудь заглядывал в мысли Моргана? — спросил он.

Снова тишина.

— А Мак-Лайна? — продолжал Баррет. — Епископ Арилан, мы знаем, что Дункан Мак-Лайн некоторое время был вашим помощником. Вы не пробовали заглянуть в его мысли?

— Не было причин подозревать в нем Дерини, — покачал головой Арилан. — А если бы я попытался читать, я бы рисковал раскрыть себя самого.

— Не пожалеете ли вы об этом? — заметил Торн. — Говорят, что они с Морганом сейчас отправились к вам, чтобы доказать свою невиновность и неправомерность провозглашенного вашими епископами отлучения. Но лично я не удивлюсь, если они попытаются убить вас.

— Не думаю, что мне угрожает опасность, — уверенно произнес Арилан. — Даже если у Моргана и Дункана есть причины ненавидеть меня, а их, по-моему, нет, то у них хватит благоразумия осознать, что королевство находится на пороге как гражданской войны, так и вторжения извне, и для того, чтобы избежать второго, необходимо предотвратить первое. Если весь Гвиннед расколется надвое из-за Моргана, то у них не будет сил сдержать захватчиков. Выяснение отношений между людьми и Дерини надо отложить лет на двести.

— Оставьте это, — нетерпеливо сказал Торн, — вы как будто забыли — мы еще не решили, что делать с Морганом и Мак-Лайном. Это противостояние началось еще перед коронацией Келсона. С тех пор растет недоверие к Моргану. Именно тогда Мак-Лайна впервые вызвали на суд архиепископов — за использование могущества, которым оба они не вправе пользоваться как по законам церкви, так и по законам государства. А наши уставы должны бы, по крайней мере, предусматривать такие случаи.

Бог с ними — с теми Дерини, которые мечутся и не знают, как использовать свое могущество. Это продолжается многие годы, и я не вижу этому конца. Но Морган и Мак-Лайн знают, как воспользоваться своими способностями и с каждым днем обучаются новым приемам. И они были в безопасности, пока мы считали их полукровками, защищенными от вызова на поединок. Но сейчас многое изменилось. Я думаю, пора признать, что они в состоянии принять вызов, как если бы они были чистокровными Дерини. Лично я не хочу оказаться в положении, когда вынужден буду не подчиниться Совету, чтобы остановить их.

— Ну, это вам не грозит, — возразил Арилан, — прежде всего, Совет ничего не говорит о самозащите. Ограничение касается лишь случая, когда обладающего меньшей силой нужно защитить от нападения чистокровного Дерини, чьему могуществу он не может противостоять. А если нечистокровный Дерини вздумает вызвать чистокровного и будет убит, то это уж его дело.

— Интересно все же было бы узнать, чистокровные они Дерини или нет? — задумчиво пробормотал Ларан. — Мы ведь можем ограничить поединок, исключить смертельный исход, не говоря, конечно, о случае самозащиты. Думаю, будет очень занятно посмотреть, как вывернется Морган.

— Отличное предложение, — согласился Торн. — Мне это нравится.

— Что нравится? — осведомился Корам.

— Что Моргана и Мак-Лайна можно вызвать на поединок без смертельного исхода, исключая случай самозащиты. Тогда, наконец, мы и проясним эту загадку с исцелением.

— А что, для этого необходимо его вызвать? — осведомился Арилан.

— Торн Хаген оговорил, что разрешить нужно лишь несмертельный поединок, — беспристрастно заметил Баррет. — Думаю, это не противоречит правилам. Кроме того, вопрос-то это в основном теоретический. Никто не знает, где они находятся.

Торн сдержал улыбку и сцепил короткие пальцы.

— Так вы согласны? Их можно вызывать?

Тирцель покачал головой.

— Давайте голосовать. Я придерживаюсь древних законов. И каждый обязан сказать, почему он голосует так, а не иначе.

Баррет повернул голову в сторону Тирцеля и некоторое время, по-видимому, изучал ход его мысли; затем он чуть заметно кивнул.

— Как хотите, Тирцель. Голосуем. Ларан ап Пардис, что вы скажете?

— Я согласен. Мне понравилась мысль ограничить поединок. Но как врача меня больше всего интересует вопрос об исцелении.

— Торн Хаген?

— Я сам это предложил и объяснил причины, побудившие меня это сделать. Конечно, согласен.

— Леди Кири?

Рыжеволосая девушка кивнула.

— Если их найдут, проверка не помешает. Я одобряю эту меру.

— Стефан Корам, что скажите вы?

— Я согласен. Настанет время, и их все равно придется проверить. Не вижу никакой опасности в поединке без смертельного исхода.

— Хорошо. А епископ Арилан?

— Нет, — Арилан сидел прямо перед ним, сложив пальцы и поглаживая аметист перстня, — я считаю эту затею не только неуместной, но и опасной. Если вы заставите Моргана и Мак-Лайна против воли применить свои силы в целях самозащиты, вы отправите их прямиком в лапы архиепископов. В нынешнем положении, пожалуй, Моргану и Дункану не стоит пользоваться своим могуществом ни при каких обстоятельствах: все равно об этом узнают архиепископы. Келсону отчаянно необходима их помощь, чтобы сохранить королевство и задержать Венцита по ту сторону гор. Я нахожусь в центре этих событий, и мне известны все обстоятельства дела, а вам — нет. Не принуждайте меня действовать вопреки моим убеждениям.

Корам улыбнулся и долго вглядывался в сидящего напротив него молодого человека.

— Никто не просит вас лично вызывать их, Арилан, хотя вы, наверное, увидите их раньше всех нас. Но, вероятно, ничто не заставит вас выдать их местоположение.

— Я считал вас более милосердным, Корам.

— Милосердным, говорите… Я могу войти в их положение: Дерини-полукровки вынуждены вести себя как чистокровные, что противоречит обеим сторонам их естества. Но я не придумываю законы, я им подчиняюсь.

Арилан отвел взгляд и посмотрел на свой перстень, затем покачал головой.

— Мое мнение не изменилось. Я их вызывать не буду.

— И не сообщите им о возможном вызове? — настаивал Корам.

— Нет, не сообщу, — прошептал Арилан.

Корам кивнул Баррету, посылая ему мысленный сигнал, и тот ответил ему наклоном головы.

— Леди Вивьен?

— Я согласна с Корамом. Нужно попытаться проверить этих молодых людей. — Она вскинула красивую серебристую голову, обозревая сидящих за столом. — Однако я надеюсь, все понимают, что нами движет не злоба, но просто любопытство. Среди нас еще не было таких многообещающих полукровок, что бы я о них ни говорила раньше. Мне прежде всего очень хотелось бы увидеть, на что они способны.

— Мудрая позиция, — одобрил Баррет. — А вы. Тирцель де Кларон?

— Вы же знаете, что я против. Зачем повторять?

— Ну, а сам я должен одобрить предложение, — Баррет перебрал в уме всех присутствующих. — Думаю, нет нужды подсчитывать голоса. — Он медленно поднялся с места.

— Лорды и леди, решение принято. Отныне и впредь, пока сам Совет не вернется к данному вопросу и не переменит решения, признается, что Дерини-полукровки Аларик Морган и Дункан Мак-Лайн могут быть вызваны на поединок с соблюдением всех правил, исключая смертельный исход. Это не запрещает использования смертоносных чар при самозащите, в случае, если каждая из вышеназванных персон докажет, что она обладает достаточным могуществом и попытается применить свои силы для убийства противника. Если же кто-нибудь из членов Совета или же любой Дерини, подчиняющийся Совету, осмелится нарушить это решение, он подлежит осуждению. Да будет так!

— Да будет так! — в один голос повторили все собравшиеся.

* * *

Несколько часов спустя Денис Арилан уже мерил шагами ковер своей комнаты в епископском дворце Дхассы. Он так и не сомкнул глаз этой ночью.

 

Глава VI

«Взгляни на праведника, в дни свои благодарившего Бога»

[6]

Ранним вечером того же дня еще двое обсуждали судьбу перебежчиков-Дерини. Она беспокоила двух почтенных прелатов, по доброй воле покинувших Гвиннедскую Курию, ту самую, о которой с такой иронией упоминал уже сегодня Венцит. Именно на этих священниках лежала ответственность за раскол, разделивший на два лагеря гвиннедское духовенство.

О Томасе Кардиеле, в часовне которого происходил этот разговор, никто никогда не мог и помыслить, как о бунтовщике. Уже пять лет занимал он почетную епископскую кафедру в Дхассе и никак не мог предположить, что на сорок первом году жизни окажется в центре подобных событий. Ко времени принятия епископского сана он, совсем молодой еще священнослужитель, был известен своим ровным, спокойным нравом и безупречной верностью церкви, которой служил. Эти качества полностью соответствовали той нейтральной роли, которую обычно играл епископ Дхасский в церковных спорах.

Да и его товарищ, Денис Арилан, не предполагал, во что выльется этот разлад в Курии, происшедший два месяца назад. Тридцативосьмилетний — самый молодой в Гвиннеде — епископ делал весьма успешную карьеру с тех пор, как поступил в семинарию. Теперь же он думал о том, что, если события коренным образом не изменятся к лучшему, ни ему, ни Кардиелю не будет покоя. И действительно, разрешение сложившейся ситуации стало для них вопросом жизни и смерти.

Согласно законам Гвиннедской Курии, грех Кардиеля и Арилана был велик — ведь это они еще с четырьмя епископами открыто пошли наперекор Курии на заседании Синода, провозгласив, что отлучение всего Корвинского герцогства — незаконно.

Но архиепископ Лорис настоял на своем, несмотря ни на что, и Корвин отлучен. И вот теперь в Гвиннеде две Курии: одна — в Дхассе, из шестерых епископов, которые изгнали из города Лориса и Карригана, а другая, из одиннадцати епископов, — в Короте, захваченной мятежниками столице Моргана. Эти одиннадцать объединились с бунтовщиком Варином де Греем и объявили себя единственно законной церковной властью Гвиннеда. Словом, если примирение еще и возможно, то добиться этого весьма нелегко.

Кардиель возбужденно ходил взад и вперед вдоль ограды алтаря этой маленькой часовни, в который раз перечитывая один и тот же лист пергамента. Он озадаченно покачал головой, пробежав глазами текст, и растерянно вздохнул. Арилан, казалось, был спокоен. Он сидел на передней скамье, посматривая на собеседника, и его возбуждение выдавало только то, что он непрерывно барабанил кончиками пальцев по спинке скамьи. Кардиель снова покачал головой и озадаченно потер подбородок; темный аметист у него на пальце сверкнул в тусклом свете свечей.

— Это же не укладывается в голове, Денис, — проговорил он. — Как это корвинцы решились напасть на самого принца Нигеля? Неужели то пятно, что лежит на Келсоне, бросает тень и на его дядю? Ведь Нигель-то не Дерини.

Арилан перестал барабанить пальцами по скамье и безнадежно махнул рукой. Его тоже поразило известие о схватке в Дженнанской долине два дня назад, но его изощренный ум уже охватил всю ситуацию в целом, и теперь он думал о том, что же предпринять, чтобы выйти из создавшегося положения. Он снял шелковую фиолетовую камилавку, покрутил ее в пальцах, положил подле себя на скамью и взъерошил волосы. Скрестив руки на груди, он прикрыл тяжелый серебряный нагрудный крест, на котором играли лиловые блики.

— Возможно, наша ошибка в том, что мы все еще держим войска здесь, в Дхассе, — наконец произнес Арилан. — Может быть, нужно было прийти на помощь Келсону еще несколько месяцев назад, когда все это только начиналось. А может, имело смысл поехать в Корот, чтобы утихомирить слегка зарвавшихся архиепископов. Ведь пока мы не поладим с ними, мира в Корвине не будет. — Он бросил взгляд на свой крест и продолжил тихим голосом: — Хорошо же мы, епископы — пастыри Гвиннеда, наставляли наших людей. Они повиновались, как овцы, когда объявили анафему, несмотря на то, что анафема незаконна и что самим им от этого только вред, а те, кому провозгласили отлучение, — осуждены без вины.

— Так вы считаете, что Морган и Мак-Лайн невиновны?

Арилан покачал головой, уставясь на носок бархатной туфли, выглядывающей из-под сутаны.

— Нет. Вообще, они несомненно виновны, что и говорить. Часовня Святого Торина сожжена, погибли люди, а Морган и Дункан, как ни крути — Дерини.

— А если у них не было выбора, если обстоятельства вынудили их? Возможно, следовало бы выслушать их объяснения, — пробормотал Кардиель.

— Возможно, возможно. Вы правы, если Морган и Дункан действовали в целях самозащиты, выбираясь, например, из предательской западни, то с них снимется вина за происшедшее в гробнице Святого Торина. Даже убийство может быть оправдано, если они оборонялись. Но, — Арилан вздохнул, — Дерини-то они были и остаются.

— Увы, это верно.

Кардиель перестал шагать и в задумчивости присел на мраморную ограду алтаря перед Ариланом. Лампада, висевшая на высоте нескольких футов у него над головой, бросала красноватые отблески на его седые волосы, окрашивала в пурпур бархатную камилавку. Кардиель долго смотрел на лист пергамента, который держал в руке, прежде чем сложил и спрятал его за поясом. Вытянув руки вдоль перил ограды, на которую опирался спиной, он запрокинул голову и некоторое время разглядывал сводчатый потолок, затем снова обратил взгляд на Арилана.

— Как вы думаете, они к нам приедут, Денис? — спросил он. — Рискнут ли Морган и Дункан довериться нам?

— Не знаю.

— Если бы только мы могли поговорить с ними и выяснить, что же на самом деле произошло у Святого Торина, тогда мы могли бы стать посредниками между ними и архиепископами и положить конец этой нелепой склоке. Я вовсе не желаю, Денис, братоубийственной войны. И этот раскол в Курии… Однако не могу согласиться и с отлучением Корвина. — Он помолчал и продолжил несколько тише. — Я тут попытался разобраться в себе… Все думал, правильно ли мы поступили тогда, можно ли было вести себя иначе в той переделке, в которую мы попали, и пришел к выводу — нет. Здравый смысл подсказывает мне, что я сделал все, от меня зависящее. Но меня все равно терзает мысль, что был какой-то другой путь. Глупо, правда?

Арилан покачал головой.

— Вовсе не глупо. Крики Лориса о ереси, святотатстве и убийствах главным образом были рассчитаны на чувства, чтобы сложилось впечатление, что отлучение — единственно возможное наказание, подходящее герцогству, чей правитель грешен перед Богом и людьми. Но вас ему не удалось обвести вокруг пальца. Вы сорвали маски, силой разума вам удалось противостоять его истерии и порвать те тенета лжи, что опутывают людей многие годы. На это надо было отважиться, Томас. — Арилан улыбнулся. — И надо было решиться последовать за вами. И никто из решившихся на это не сожалеет ни о чем, более того, все последуют за вами и дальше. Мы все вместе несем ответственность за происшедший раскол.

Кардиель грустно улыбнулся и опустил взгляд.

— Благодарю. Мне приятно это слышать, в особенности — от вас. Но у меня нет ни малейшего представления о том, что же делать дальше. Нас слишком мало.

— Мало? Но с нами вся Дхасса! А ваша гвардия? Никто из них не поддался, Томас, речам Лориса. Конечно, люди помнят, что Морган и Дункан в ответе за разрушения в гробнице Святого Торина, и очень не скоро простят им это. Однако их преданность Келсону очевидна — посмотрите на нашу армию.

— Да уж вижу, — отозвался Кардиель. — Армия, которая стоит у ворот Дхассы и еще ничем не помогла Келсону. Думаю, Денис, мы не можем позволить себе и дальше ждать, объявятся ли Морган с Дунканом. Я намерен послать новое письмо Келсону, чтобы договориться, где и когда мы встретимся с ним. Чем больше мы ждем, тем сильнее становится влияние Варина и упрямство архиепископов.

— Я думаю, Томас, мы можем выступить чуть позже, — снова покачал головой Арилан. — Что касается Варина и архиепископов, то тут несколько дней ничего не решают. Но если мы до встречи с Келсоном выясним все вопросы, касающиеся Дункана и Моргана, нам будет проще потом явиться в Корот к Лорису, мы придем с фактами, а не с голословными утверждениями. Посудите сами — отказавшись поддержать отлучение, наложенное Курией, мы, независимо от того, хотим этого или нет, встали на сторону Моргана и Дункана и, следовательно, впутались во всю историю с Дерини. Поэтому теперь мы сможем о чем-то говорить только тогда, когда будем уверены, что Морган и Дункан действительно невиновны, и сможем это доказать.

— О, я молю Бога, чтобы мы смогли это доказать, — пробормотал Кардиель. — Лично я всегда слышал о Моргане и Мак-Лайне только хорошее. Я даже могу понять, почему Мак-Лайн столько лет скрывал свое происхождение, и, пожалуй, могу простить ему то, что он вступил в сан священника, зная, что он Дерини. Все эти годы он преданно служил церкви и священником был очень хорошим.

— Может быть, и другие Дерини не такие уж злодеи? — улыбнулся Арилан. — Помните, вы спрашивали меня несколько месяцев назад, верю ли я, что все Дерини изначально несут в себе зло?

— Помню. Вы ответили тогда что среди Дерини, несомненно, есть злодеи, как и среди людей. Да, и еще что вы не верите, будто Келсон, Морган и Мак-Лайн замышляют что-то недоброе.

В глазах Арилана сверкнули лиловые огоньки.

— И я готов это повторить.

— Да? Но к чему вы это?

— К чему? Вы же сами сказали, что Дункана вы знаете, как хорошего священника, несмотря на то, что он Дерини. Может быть, то, что он, хотя и принял сан вопреки всем запретам, но стал хорошим священником, говорит о том, что Рамосский Собор допустил ошибку? А если ошибка допущена в одном важнейшем вопросе, то почему не предположить, что в остальных — тоже? — Он искоса посмотрел на Кардиеля. — А это, в свою очередь, вообще наводит на мысль о переоценке отношений между людьми и Дерини…

— Хм… Я не подходил к этому вопросу с такой стороны. По-вашему, значит, мы должны отменить запреты на принятие сана, на занятие общественных должностей, на владение землей для… для…

— Для Дерини. Вот вам и великий заговор! — кивнул Арилан, пряча улыбку.

Кардиель поджал губы и, нахмурившись, покачал головой.

— Как знать, Денис. До меня несколько дней назад дошли странные слухи. Просто к слову не приходилось. Говорят, что заговор Дерини в самом деле существует, что существует Совет высокородных Дерини, управляющий всей деятельностью этого племени. Они пока еще никак себя не проявили, но все же… — Он остановился, нервно потирая руки; в такт движениям заиграл его аметист в слабом свете свечей. В серых глазах стоял тревожный вопрос. — Денис, а вдруг все это правда? И что, если Морган и Мак-Лайн его участники? Или Келсон, да поможет ему Бог? Две сотни лет минуло со времен междуцарствия, две сотни лет, как людские законы восстановлены почти везде в одиннадцати королевствах. Но люди не забыли, какой была жизнь при тирании чародеев, которые во зло использовали свое могущество. Что, если и теперь затевается то же самое?

— Что если, что если… — нетерпеливо передразнил Арилан Кардиеля. — Если, Томас, и существует заговор Дерини, то нити его ведут к Венциту Торентскому. Кстати, от него и его шпионов, скорее всего, и исходят эти слухи, дошедшие до вас. Что до угрозы тирании Дерини, то это точное описание правления Венцита в Торенте, где его род правит уже в течение двух столетий. И это, друг мой, единственный заговор Дерини, последствия которого мы, возможно, увидим в недалеком будущем. А что касается Совета Дерини, — он пожал плечами и понизил голос, — ну, если он и существует, результатов его деятельности я пока не видел.

Кардиель только удивленно моргал, глядя на Арилана, горячность которого привела его в крайнее изумление. Но тут огонь, вспыхнувший было в лилово-голубых глазах Арилана, погас, и выражение лица смягчилось. Со вздохом облегчения Кардиель поднялся, подобрал плащ, и, накинув его на плечи, произнес с кроткой улыбкой:

— Знаете, Денис, временами вы меня беспокоите. Я порой не могу предвидеть, что вы скажете дальше. А когда вы пытаетесь меня в чем-то успокоить, то ваши доводы, случается, пугают меня до смерти.

Арилан ободряюще сжал локоть Кардиеля.

— Простите, что я иногда даю волю своим чувствам.

— Бывает, — улыбнулся Кардиель. — Не хотите пойти со мной, выпьем чего-нибудь освежающего. У меня от этих разговоров о Дерини пересохло в горле.

Арилан усмехнулся и последовал за Кардиелем к выходу.

— Немного позже. Я хочу побыть один. Что-то тяжело на душе.

— Что ж, я желаю вам поскорее прийти в себя, — сказал Кардиель. — Ну, а когда вы обретете душевное равновесие наедине с Ним, — он кивнул в сторону распятия, — то почему бы вам не присоединиться ко мне? Я нынче долго не смогу уснуть.

— Хорошо, будет видно. Спокойной ночи, Томас.

— Спокойной ночи.

* * *

Когда за Кардиелем закрылась дверь, молодой епископ поправил мантию и заглянул в боковое крыло. Он вздохнул, на цыпочках прошел в небольшой неф, взял свой шелковый плащ, надел его, завязав на шее фиолетовые ленты, и поправил на темных волосах камилавку. Еще раз оглядев часовню, как будто запоминая каждую деталь убранства, он наконец поклонился главному алтарю и прошел через поперечный неф налево, остановившись перед маленьким боковым алтарем. На Мраморной плите не было никаких украшений, кроме полотняного покрывала и единственной лампады, но Арилану и не нужен был сейчас этот алтарь. Осмотрев мраморный мозаичный пол под ногами, он ступил на едва очерченный его участок и ощутил в пальцах легкое покалывание, возвестившее ему о том, что он не ошибся.

Бросив последний взгляд на закрытую дверь часовни, он подобрал полы своей рясы и закрыл глаза.

Сказав про себя необходимые слова, он представил место, куда хотел попасть, — и исчез из часовни.

Минуту спустя дверь в часовню отворилась, и в проеме показалась голова Кардиеля.

Ожидая увидеть коленопреклоненного Арилана, он открыл было рот, собираясь что-то сказать, да так и забыл его закрыть — в часовне никого не было. На какое-то мгновение Кардиель оцепенел, удивленно сдвинув брови: как же так? Ведь он не успел отойти далеко от часовни, когда вспомнил еще кое-что и решил вернуться, чтобы рассказать об этом Арилану. Куда, интересно, он делся? Сказал, что хочет побыть один…

Впрочем, ладно. Наверное, епископ удалился в свою комнату, чтобы помолиться там, и значит, Кардиелю не следует беспокоить его.

«Да, конечно, — сказал себе Кардиель. — Арилан сейчас стоит на коленях в своей комнате. Хорошо, то, о чем я вспомнил, подождет до утра».

Но епископа Арилана не было ни в его комнате, ни вообще в Дхассе…

 

Глава VII

«Многое превыше человеческого разума открылось тебе»

[7]

Морган стоял у окна полуразрушенной башни и рассматривал плато. Вдали на юге он еще мог разглядеть удаляющегося всадника — это был Дерри, направлявшийся к северным армиям. Рядом, у основания башни, на молодой весенней траве паслись две гнедых лошади.

Дункан ждал его внизу у лестницы, постукивая кнутовищем по испачканным глиной сапогам. Когда Морган подошел к окну, Дункан поднял голову.

— Видишь что-нибудь?

— Вот Дерри вижу, — Морган спрыгнул вниз и оказался рядом с кузеном. — Ты готов?

— Сначала я хочу показать тебе кое-что, — Дункан кивнул на что-то в глубине развалин. — В тот раз ты был не в состоянии ничего воспринять, а сейчас это тебя, полагаю, заинтересует.

— Ты имеешь в виду уничтоженный Переносящий Ход?

— Совершенно верно.

Осторожно ступая, Морган последовал за Дунканом в разгромленный неф, держа руку на рукоятке меча.

Когда-то здесь была преуспевающая монастырская школа, известная как один из главных центров обучения магии Дерини. Но во времена Реставрации всему этому пришел конец. Монастырь был разграблен и сожжен, многие монахи погибли прямо на ступенях алтаря, по которым они сейчас поднимались.

— Вот тот алтарь Святого Камбера, о котором ты мне говорил, — Дункан указал на мраморную плиту, вмурованную в восточную стену. — Я понял, что Ход не мог быть на виду, даже во времена междуцарствия, и прошел дальше. Сюда.

Вслед за Дунканом Морган просунул голову в небольшое отверстие в стене. Лестницу ограждали полусгнившие перила, на полу блестели осколки камня и стекла; когда Морган спустился, он понял, что раньше здесь было алтарное помещение или ризница. Действительно, в глубине он разглядел вделанный в стену алтарь из слоновой кости, почерневший от огня, и обломки шкафчиков и сундуков. Все вокруг было покрыто пылью, тут и там виднелись следы каких-то мелких животных.

— Вот здесь, — сказал Дункан, указывая на плиту перед алтарем и присев на корточки. — Смотри, Ход был в этом месте. Положи сюда руки и слушай.

— Слушать? — переспросил Морган, становясь на колени. — Что же я должен услышать?

— Сейчас узнаешь, — ответил Дункан. — Древние оставили весточку.

Морган скептически поднял бровь, затем, положив ладонь на мраморную плиту, прислушался.

— Страшись, о Дерини! Грядет беда!

Морган, застыв от неожиданности, растерянно взглянул на Дункана.

— Страшись, о Дерини! Грядет беда! Из сотни братьев остался лишь я, дабы разрушить сей ход прежде, нежели он будет осквернен. Родич, будь осторожен! Береги себя, Дерини. Люди уничтожают то, что не в силах постичь. Святой Камбер, защити нас от напасти!

Морган оторвал руку от камня и поднял взгляд на кузена. В голубых глазах священника светилась печаль. Тень улыбки пробежала по его лицу.

— У него получилось, — сказал Дункан, окидывая взглядом часовню. — Скорее всего, это стоило ему жизни, но Переносящий Ход он разрушил. Странно, не правда ли, что порой приходится своими руками разрушать самое для себя дорогое? А нашему народу нередко приходилось делать это. Где наше величие? Мы — жалкое подобие наших могущественных предков.

Морган встал на ноги и похлопал Дункана по плечу.

— Довольно, кузен. Дерини во многом сами виноваты в своей судьбе, ты знаешь это. Идем. Пора ехать.

Они покинули разрушенную часовню и вновь вошли в центральный соборный неф. Лучи солнца, проникавшие сюда сквозь разбитое слуховое окно, ослепили их, вышедших из полумрака; на пыльных камнях заиграли пятна света и тени. Морган и Дункан уже направились к разрушенной двери, где снаружи ждали их кони, когда в дверном проеме внезапно вспыхнул какой-то свет. Двое Дерини замерли, увидев перед собой человеческую фигуру. На человеке была серая ряса, в руках — деревянный посох, а над головой — нимб, свет которого был ярче даже солнечных лучей. Оба сразу узнали в этом человеке Камбера Кулдского — знаменитого покровителя магии Дерини.

— Хадасса! — вскрикнул Морган, невольно отступая назад.

— Господи Боже мой! — пробормотал Дункан, творя крестное знамение.

Фигура, однако, не исчезла, напротив, дверь отворилась, и человек сделал несколько шагов вперед. Морган отступил еще на шаг и натолкнулся на какую-то невидимую преграду.

В момент столкновения сверкнула золотистая вспышка, и Морган почувствовал боль в плече.

Потирая плечо, Морган уставился на незнакомца. Дункан, также не сводя с него глаз, подошел к кузену. Неизвестный откинул левой рукой капюшон, и они увидели его серо-голубые глаза, которые полны были доброжелательства, но, казалось, пронизывали их насквозь. Лицо его было вроде бы молодо, но на нем лежала печать времен, словно гость явился из глубокой древности. Вокруг головы, посеребренной сединами, сиял золотистый нимб.

— Не двигайтесь, не то придется применить силу, — сказал он. — Я не могу отпустить вас просто так.

Морган и Дункан переглянулись. Тот ли это человек, что встретился тогда Дункану по пути в Корот? Да и человек ли? Дункан открыл было рот, чтобы задать вопрос, но гость остановил его движением руки и покачал головой.

— Прошу вас. У меня мало времени. Я должен предупредить вас, Дункан, и вас, Аларик, что ваши жизни в большой опасности.

Морган усмехнулся.

— Это не новость. Мы Дерини, и у нас немало врагов.

— Врагов из числа Дерини?

Дункан изумленно ахнул, а серые глаза Моргана угрожающе сузились.

— Какие враги-Дерини? Вы, сэр?

Незнакомец рассмеялся легким, нежным смехом, словно ответ Моргана доставил ему удовольствие.

— Едва ли я ваш враг, Аларик. Иначе зачем бы мне предупреждать вас?

— У вас могут быть на то свои причины.

Дункан, толкнув Моргана в бок, обратился к гостю:

— Но кто же вы, сэр? Вы похожи на Святого Камбера, но…

— Святой Камбер умер двести лет назад. Могу ли я быть им?

— Вы не ответили на вопрос, — вмешался Морган. — Вы Камбер Кулдский?

Гость в некотором смущении покачал головой.

— Нет. Я не Камбер Кулдский. Как я уже говорил Дункану на дороге в Корот, я лишь один из смиренных слуг Камбера.

Морган скептически поднял бровь. Манеры незнакомца подсказывали ему, что он едва ли может быть чьим-нибудь смиренным слугой. Он больше был похож на человека, который привык повелевать, а не повиноваться.

— Один из смиренных слуг, — повторил Морган, и в его голосе сквозило недоверие. — Но неужели у вас нет имени?

— У меня много имен, — улыбнулся незнакомец. — Но прошу вас не принуждать меня… Потому что лгать вам я не хочу, а сказать правду — опасно для всех нас.

— Вы, конечно, Дерини, — задумчиво проговорил Морган. — Ну, это понятно хотя бы по тому, как вы здесь появились. — Незнакомец чуть заметно улыбнулся. — Но никто не знает, что вы Дерини, — продолжал Морган после небольшой паузы. — Вы скрываетесь, как делали Дерини все эти годы. И не хотите, чтобы вас кто-то узнал.

— Если угодно — да.

Морган поморщился и посмотрел на Дункана, понимая, что его обманывают, но священник слегка покачал головой.

— Эта опасность, о которой вы говорите… — спросил Дункан, подходя ближе, — эти враги-Дерини — кто они?

— Извините, я не могу сказать вам этого.

— Не можете сказать? — начал было Морган.

— Не могу, потому что сам не знаю, — жестом остановил его незнакомец. — Я только и могу сказать, что те, от кого это зависит, решили, будто вы можете использовать могущество Дерини во всей полноте, потому что владеете такими силами, которыми они сами не владеют.

Морган и Дункан открыли рты от изумления; незнакомец, вновь натянув капюшон, двинулся к двери.

— Знайте, что вас могут вызвать на колдовской поединок, каковы бы ни были ваши истинные силы, — обернулся он уже в дверях. — Помните об этом, друзья мои, и не давайте поймать себя врасплох. Берегитесь, пока не будете уверены в своих силах, какими бы они ни были!

С этими словами незнакомец кратко кивнул и вышел во двор, где стояли лошади. Животные, казалось, не видели его. Пройдя мимо них, он в последний раз благословил Моргана и Дункана — и исчез. Морган бросился к тому месту, где незнакомец только что был, пытаясь найти хоть какие-то следы, но ничего не разглядел.

— Ты ничего не найдешь, Аларик, — мягко сказал Дункан. — Не больше, чем я, когда ехал в Корот. — Он посмотрел на землю. — Никаких следов, никаких знаков… Словно его и не было здесь. А может, и вправду не было?

Морган, перекрестившись, наклонился и стал изучать узкую тропинку. Здесь в толстом слое пыли должны были остаться следы, но если они и были, Морган и Дункан сами же затоптали их.

— Враги-Дерини, — вздохнул Морган, возвращаясь к ожидавшему его кузену. — Понимаешь, что это значит?

Дункан кивнул.

— Это значит, что Дерини гораздо больше, чем мы думаем; и таких Дерини, которые знают о своем происхождении и в полной мере могут использовать свои силы.

— А мы не знаем никого из них, кроме Келсона и Венцита Торентского, — пробормотал Морган, проводя рукой по своим светлым волосам. — Боже мой, Дункан! Во что мы впутались?

…К концу дня они начали это понимать.

* * *

Несколькими часами позже Морган и Дункан отвели своих коней под уздцы в кусты близ Дхасской дороги и остановились, прислушиваясь. Обросшие бородами, испачканные грязью, на обычных крестьянских лошадях, они не внушали подозрения встречным путникам. А встречались им фермеры, торговцы, солдаты со значками армии епископа Дхасского. Но их не окликнули. Сейчас дорога была совсем пустынна; они подъехали к перевалу, за которым находилась Дхасская долина и гробница Святого Торина, воспоминания о недавних событиях в которой вызывали в них дрожь.

Святой Торин — покровитель Дхассы. Еще не так давно у озера стояла древняя деревянная часовня, и, не посетив ее, ни один приезжий не смел войти в город… А три месяца назад Морган и Дункан посетили часовню, но до города так и не добрались, и последствий того, что тогда случилось, не расхлебать до сих пор.

Двое Дерини, сняв седла с коней, расстелили их и сели на землю. Впереди, за перевалом подымались голубые дымы костров. Прислушавшись, друзья различили ржание лошадей, голоса людей в долине и даже потрескивание горящих веток.

Морган со вздохом посмотрел на своего родича и, взяв коня под уздцы, стал медленно подниматься по склону, густо поросшему травой, к вершине холма. Дункан последовал за ним; последние несколько ярдов они преодолели на четвереньках, потому что на самом перевале укрыться уже было негде.

Долина была полна вооруженных людей. Сколько видел глаз к югу и востоку — стояли шатры и палатки, окруженные солдатами, оседланные кони, повозки с провиантом. Лагерь был расположен в лесу, но для наблюдавших с гребня холма Моргана и Дункана деревья не были помехой. Над палатками развевались геральдические флаги, при ярком полдневном солнце их можно было хорошо разглядеть, но лишь немногие из гербов были известны Моргану и Дункану. Большие фиолетово-золотые штандарты, видневшиеся там и тут, говорили о том, что это войска епископа.

Судя по всему, армия давно стояла лагерем и, кажется, выступать пока не собиралась.

Морган печально вздохнул, Дункан коснулся его плеча и указал рукой налево. Там, на некотором отдалении, Дункан разглядел то, что осталось от гробницы Святого Торина — обгорелый сруб да обугленные балки. Руины были окружены солдатами, которые растаскивали почерневшие бревна, расчищая место. Чуть в стороне другие воины заготавливали свежие бревна. Видимо, епископы решили занять своих людей делом, пока не начались боевые действия.

Невесело покачав головой, Морган начал спускаться вниз, назад к своему коню. Дункан вскоре нагнал его.

— Ну и как же мы минуем епископское войско? — тихо спросил Морган, когда они подошли к лошадям. — Есть какие-нибудь соображения?

Дункан взялся за поводья и нахмурился.

— Трудно сказать. Посещать гробницу сейчас, думаю, не нужно — за отсутствием таковой. И все же я сомневаюсь, что нам позволят перебраться в Дхассу через озеро.

— Гм, надо подумать. — Морган коснулся пальцами бороды и нахмурился.

— А если попытаться? — помолчав, неуверенно произнес Дункан. — В этой одежде, обросших, едва ли нас кто узнает. Утром на дороге на нас никто не обратил внимания. А ночью мы может быть, даже лодку найдем… Если ты считаешь, что днем опасно.

Морган покачал головой.

— Нельзя рисковать, нам обязательно нужно добраться до епископов. Если мы попадемся раньше, чем увидимся с ними, и нам придется использовать наши силы для спасения, все надежды на восстановление мира будут потеряны.

— Ну и что же ты предлагаешь? Терять два дня на окружную дорогу?

— Гм, должен быть другой путь. А нет здесь где-нибудь Переносящего Хода? Я иногда задаюсь вопросом: как древние строили их? И почему мы не умеем?

Дункан хмыкнул.

— А почему мы не умеем летать? Что мы сейчас можем — так это поговорить с кем-нибудь из местных, чтобы разузнать, что там делается в долине. В крайнем случае попробуем раздобыть второй значок паломника в гробнице Торина и пересечь озеро среди бела дня. Один-то у меня есть.

Морган посмотрел на него с удивлением, а Дункан тем временем достал из кармана значок и прицепил его на кожаную шапочку.

Немного погодя Морган и Дункан, затаившись в придорожных кустах, поджидали прохожего, от которого могли бы узнать все, что им нужно.

Долго ждать им не пришлось.

Пропустив мимо повозки торговцев, они вскоре заметили толстого человечка в одежде младшего клирика; он отдувался, то и дело вытирая вспотевшее лицо рукавом плаща. Дункан с учтивым поклоном вышел на дорогу, пока на ней не было видно никого другого.

— Добрый день, сэр, — сказал он, обнажая голову и учтиво улыбаясь. Шапочку он держал так, чтобы был виден значок паломника. — Не скажете ли вы, что за войско стоит в долине?

Испуганный неожиданным появлением Дункана, клирик попятился и наткнулся на Моргана; тот обхватил его одной рукой, а другой зажал незадачливому прохожему рот.

— Спокойно, мой друг, — пробормотал он, пуская в ход магические силы, поскольку пленник начал сопротивляться. — Да успокойтесь же, вам ничто не угрожает.

Глаза клирика остекленели, и Морган быстро оттащил его с дороги в кусты. Дункан, подойдя к пленнику, коснулся его лба пальцами и прошептал слова, закрепляющие чары. Глаза клирика закрылись, и Дункан удовлетворенно улыбнулся. Околдованного прохожего усадили под дерево, и Морган присел на корточки рядом с ним, весело подмигнув кузену.

— Как-то легко вышло, — пробормотал Дункан. — Я даже чувствую себя виноватым перед ним.

— Посмотрим еще, что он нам скажет. — Морган коснулся пальцами лба клирика. — Как тебя зовут, мой друг? Можешь открыть глаза, с тобой все в порядке.

Человек открыл глаза и ошеломленно уставился на Моргана.

— Я мастер Тьерри, сэр, клирик при дворе лорда Мартина Грейстокского. — Глаза его расширились, но в лице больше не было страха.

— Это войска епископа Кардиеля там, в долине?

— Ага, сэр. Они там уже больше двух месяцев, ждут королевского приказа. Говорят, его величество скоро будет в Дхассе, чтобы получить отпущение тяжкого греха, который над ним тяготеет.

— Греха? — спросил Морган. — Какого греха?

— Ереси Дерини, сэр. Говорят, его околдовали герцог Аларик Корвинский и его кузен — священник-еретик. А их, как известно, отлучили, когда епископы собирались в апреле.

— Да, это мы знаем, — сказал Дункан. — Ты лучше скажи мне, Тьерри, как попасть сейчас в город? Нужно еще совершать паломничество к Святому Торину?

— Ах, Святого Торина и сейчас надо уважить. Да вы же сами знаете, сэр. У вас же значок. Путники нынче просто посещают место, где стояла старая церковь. Да будут прокляты те, кто ее сжег! Герцог Ал…

— Кто охраняет переправу? — сурово вмешался Морган. — Можно ли подкупить перевозчика? Какая охрана на причале в городе?

— Подкупить перевозчика Святого Торина?

— Спокойно, Тьерри, — сказал Дункан, касаясь пальцами лба клирика. — Можно двоим людям пересечь озеро незаметно для охраны?

Тьерри вновь прислонили к дереву, и он уже совершенно спокойно сказал:

— Нет, сэр. Охрана следит тщательно и не пропустит того, кто выглядит подозрительно, — он запнулся. — Честно говоря, вы подозрительно выглядите, господа.

— Разумеется, — прошептал Морган со вздохом.

— Простите, сэр?

— Я говорю: есть ли другая дорога на Дхассу, кроме как через озеро?

Тьерри этого не знал, как не знали и три других прохожих, которых они усыпляли, так же, как его, усадив под дерево. К счастью, с пятым человеком — седым каменщиком им повезло больше. Расспросы начались так же, как и прежде, но закончилось все иначе.

— Есть ли другой путь в город, кроме как через озеро? — спросил Морган, уже не надеясь на положительный ответ.

— Нет, сэр. Быть-то он был, да только лет двадцать тому.

— Был? — переспросил Дункан, выпрямившись и быстро взглянув на кузена.

— Ну да, это была такая тропка в горах, там, севернее, — равнодушно сказал каменщик. — Но я еще парнишкой был, когда ее размыло паводком. Это точно. Да и кто захочет попасть в город, не поклонившись батюшке нашему Торину? Понятно кто…

— Да уж конечно, — поддержал Морган, глядя прямо в глаза каменщику. — Ну так где эта дорога, Даукин? Как ее найти?

— Эге, да по ней не пройти. Говорю же вам — размыло ее. В Дхассу можно попасть только водой, или известно — через северные ворота.

— Нет, мы уж поищем старый путь, — сказал Морган, усмехнувшись. — Ну, где же он был?

— Ладно. Вернитесь по дороге на милю, там в стороне увидите тропку, что идет на север. Через пару сотен ярдов будет овраг, и там тропка ветвится: на север и на запад. Вы берите к северу, западная ведет в деревню Гаворд. Ну вот вам и старая дорога.

— Ты нам очень помог, Даукин, — улыбнулся Морган, кивая Дункану.

— Ой, не будет вам от этого добра, — бормотал старик. — Разрушена дорога-то, и вы там…

Голос старика прервался, и голова склонилась на грудь — Дункан усыпил его, коснувшись рукой. Он поднялся, быстро осмотрел каменщика, снял с его рубашки значок Святого Торина и отдал Моргану, а тот прикрепил значок на шапку. Когда всадники тронулись с места, на шапочках того и другого серебром посверкивали значки Торина в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь листья.

— Пообещай мне, что помолишься за мастера Даукина, когда мы в следующий раз посетим часовню Святого Торина.

— Конечно, — хмыкнул Дункан. — В следующий раз мы непременно посетим гробницу Торина.

Часом позже два путника были уже высоко в горах и с дальнего плато глядели на озеро Яшан и Дхассу.

Миновав овраг, описанный Даукином, они начали спускаться вниз по пологому травянистому склону. Там паслось полдюжины овец и барашков, которые, пощипывая травку, не обращали никакого внимания на всадников, проезжающих мимо, только боязливо косились на лошадей. Вскоре друзья, обогнув луг, выехали на старую дорогу.

Это была чуть заметная тропинка, по которой если кто и ходил, то очень редко. Зеленая трава была не только не вытоптана — даже не примята, всюду пестрели полевые цветы, что тянулись к солнцу из каждой каменистой расщелины.

Чем дальше они ехали, тем хуже становилась дорога, круто ведущая вверх, все чаще попадались завалы, но лошади еще могли продвигаться без особых трудностей. Внезапно впереди послышался шум льющейся воды. Морган, ехавший впереди, задумчиво сжал губы и наконец обернулся к Дункану.

— Слышишь?

— Похоже на водопад. Держу пари…

— Оставь при себе, — ответил Морган. — Я подумал о том же.

Шум воды становился все громче, и они не удивились, когда путь им перегородил стремительный поток. Слева с горы низвергался водопад; бурный поток терялся в лесной чаще справа, устремляясь в сторону озера.

— Ну что будем делать? — спросил Морган, натягивая поводья.

Дункан тоже осадил лошадь и остановился рядом с ним.

— Да кто ж знает, что делать. Обойти водопад, похоже, нельзя. У тебя есть идеи?

— Боюсь, что нет. — Морган подъехал ближе к воде. — Как ты думаешь, какая здесь глубина?

— О, футов десять-пятнадцать, кажется. Для нас во всяком случае глубоко. Лошади вброд не перейдут.

— Пожалуй, да. — Морган повернулся в седле и окинул взглядом берега.

— Как насчет того, чтобы спешиться и пойти вверх по течению? Мы должны перебраться, хотя бы и без коней.

— Что ж, попробуем.

Вынув ноги из стремян, Дункан спрыгнул на землю, отпустил коня пастись и пошел вдоль берега. Морган последовал за ним. Пройдя две трети пути до водопада, Дункан внезапно остановился на небольшом плоском выступе, что-то разглядывая перед собой. Забравшись на выступ, Морган тоже увидел расщелину в скале, поднимавшуюся вверх футов на тридцать. Издали ее не было видно из-за водянистой дымки, окутывавшей водопад.

Расщелина была узкой — не шире пяти футов, и с того места, где они остановились, не видно было заднюю стену, терявшуюся во мраке. Боковые же стены, сколько можно было видеть, покрывали мох и лишайники; этот бархатный покров нарушали только кое-где вкрапления рубина или топаза. По дну расщелины, чуть немного ниже того места, где они стояли, струился ледяной ручеек. Вода в нем была такая холодная, что в воздухе над ней стояла густая дымка, мерцавшая в солнечных лучах, ненадолго заглянувших сюда.

Морган и Дункан несколько мгновений, как зачарованные, смотрели на клубящуюся дымку, не решаясь нарушить покой этого места. Наконец Дункан вздохнул, и они вошли в расщелину.

— Как ты думаешь, — прошептал Морган. — Может она идти насквозь?

Дункан пожал плечами и осторожно спустился к воде. Оглядевшись, он покачал головой и стал подниматься обратно. Морган подал ему руку, чтобы помочь, но Дункан отказался от помощи и выбрался сам.

— Она всего в ярд глубиной. Посмотрим, что наверху.

Там дело обстояло не лучше. Вода бурлила и пенилась, пробивая себе путь между огромными камнями, перекрывавшими русло. Было не слишком глубоко, не больше четырех футов в самом глубоком месте, но течение было ужасным, и любой неверный шаг мог стоить жизни. Выше было еще хуже — берега становились круче, а в ревущем потоке не было видно ни одного камня, куда бы можно было поставить ногу. Оставалось искать брод ниже по течению.

Морган с разочарованным видом стал спускаться по каменистому берегу, Дункан не отставал. Случайно взглянув вниз, он замер и, положив руку Моргану на плечо, прошептал:

— Аларик! Не двигайся! Смотри!

 

Глава VIII

«Осени нас среди полудня, как ночью, тенью своей»

[8]

Морган осторожно выглянул из-за камня, за которым они затаились, и посмотрел в том направлении, куда показывал Дункан. На первый взгляд, там не происходило ничего особенного — одна из лошадей безмятежно щипала траву у берега ниже по течению, и все. Но тут до него дошло, что видит он только одну лошадь, а затем он уловил какое-то движение у подножия водопада. Подавшись вперед и всмотревшись пристальнее, Морган застыл от изумления. Он просто глазам своим не верил.

Четверо ребятишек, взъерошенных и чумазых, в одних домотканых рубахах, тянули за поводья вторую лошадь к воде. Морда коня была прикрыта чем-то. Один из похитителей зажимал ему ноздри, чтобы тот не фыркнул, входя в холодную воду. Старшему из этой компании было на вид лет одиннадцать, младшему — не больше семи.

— Какого черта!.. — пробормотал Морган раздраженно.

Дункан только усмехнулся и ринулся было вперед, чтобы догнать мальчишек.

— Скорее, за мной! Эти маленькие воришки оставят нас без лошадей! — крикнул он.

— Подожди. — Морган удержал кузена за край плаща, наблюдая за ребятами, которые уже вошли в воду вместе с лошадью, там, где течение было поспокойнее. — Мне кажется, эти детки знают, как тут пройти. Смотри.

Едва Морган это сказал, ребята и лошадь исчезли за водопадом. Морган осмотрелся и начал спускаться вниз, жестом приглашая Дункана следовать за собой. Как только они спрятались, ребята с их лошадью показались из-за водопада, мокрые и дрожащие, уже на том берегу. Самая младшая из этой четверки — девочка с длинными, закинутыми за спину косичками — вскарабкалась на берег с помощью товарищей, ей передали поводья, и она вывела из воды отфыркивающуюся лошадь. Взобравшись на испуганное животное, девчонка стащила у него с головы тряпку; мальчики тем временем снова исчезли из виду за стеной воды, обрушивающейся сверху. Морган весело хлопнул Дункана по плечу и быстро стал спускаться к берегу, стараясь, насколько возможно, прятаться в тени скалы. Когда они с Дунканом притаились уже неподалеку от второй лошади, вид у него был мрачный и вместе с тем довольный. Он снова с трудом сдержал улыбку, когда трое ребят появились из-за водопада и, подбадривая друг друга, стали выбираться на берег.

Все трое оглянулись и помахали девочке, оставшейся на том берегу, которая уже отпустила краденую лошадь пастись и теперь разглядывала скалу, нависшую над головами друзей. Ребята крадучись направились ко второй лошади. Морган ждал, пока они приблизятся, не двигаясь, не дыша.

Один уже схватил поводья и протянул руку, чтобы зажать нос животного, когда Морган с Дунканом выскочили из засады и схватили воришек.

— Майкл! — пронзительно заверещала девочка на том берегу. — Отпустите, отпустите их!

Мальчишки визжали, царапались, отбивались руками и ногами, пытаясь вырваться из рук Моргана и Дункана. Морган крепко держал того, который первым подошел к лошади, но второй, постарше и посильнее, сумел, отчаянно извиваясь, вывернуться и с пронзительным воплем бросился к водопаду.

Дункан, удерживая третьего, сделал попытку перехватить его, когда тот пробегал мимо, но у него в руке осталась только мокрая рубаха мальчика. Он во весь дух мчался к воде, и прежде чем кто-либо из взрослых успел сделать шаг, прыгнул в поток и поплыл как угорь, исчезнув вскоре за водопадом.

Те двое, что остались у них в руках, продолжали отбиваться и визжать, так что Моргану пришлось применить свою силу, чтобы заставить их успокоиться. На противоположном берегу девочка бросилась к лошади и поволокла ее к водопаду, она протянула руку спасшемуся товарищу, который в чем мать родила карабкался по откосу. Моргану ничего не оставалось, как прибегнуть к чарам. Магия, конечно, могла испугать детей, но нельзя было позволить им бежать, ведь они бы рассказали всем и каждому о людях, пытающихся перебраться через реку. Морган уложил уснувшего мальчика на землю и поднял руки.

На пути ребятишек на том берегу, которые пытались скрыться, колотя тонкими босыми ножонками по бокам коня, вдруг возникла сверкающая огненная стена. Мальчик остановил лошадь; глаза, что у него, что у девочки, стали величиной с блюдца, когда сверкающий полукруг оттеснил их к берегу потока. Дункан тем временем тоже усыпил мальчишку, которого до сих пор держал на руках, и уложил его поперек седла оставшейся лошади. Он поднес к губам окровавленную руку и подошел к воде, чтобы промыть ее.

— Кто-то из этих бродяжек меня укусил! — пробормотал он.

Морган укладывал поперек седла другого мальчика, озабоченно поглядывая на противоположный берег.

— Стойте, где стоите, и с вами ничего не случится! — крикнул он, грозя детишкам пальцем. — Я вам ничего плохого не сделаю. Стойте на месте, все равно теперь не сбежите.

Несмотря на это обещание, дети были перепуганы не на шутку. Дункан уже взял под уздцы оставшуюся лошадь и повел к водопаду, прикрыв ей глаза мокрой рубахой вырвавшегося мальчишки. Морган шел рядом с лошадью, придерживая в седле спящих ребятишек и не спуская при этом глаз с двух других. Когда он ступил в ледяную воду, у него невольно перехватило дыхание, Морган чуть было не потерял контроль над светящимся полукругом, но вовремя взял себя в руки.

Вдоль скалы, с которой обрушивался водопад, тянулась узкая отмель, и, конечно, они не могли увидеть ее за стеной воды. На камнях, покрытых слизью и водорослями, скользили и подошвы сапог, и конские копыта. Однако они проделали весь путь без происшествий. Когда испуганная лошадь выбралась на берег, Дункан подхватил двух соскользнувших с седла мальчишек и уложил их на траву. Морган успокоил лошадь, а затем, насмешливо подняв бровь, подошел к тем детям, что сидели на другом коне, дрожа от страха.

Морган, пройдя сквозь огненный полукруг, схватил мокрой рукой уздечку, сверкающая стена у него за спиной исчезла.

— Ну, не изволите ли рассказать, что вы собирались делать с моим конем? — спокойно спросил он.

Девочка, сидящая впереди, оглянулась на товарища и захныкала было, но потом снова посмотрела на него настороженно, как зверек. Мальчик шепнул ей что-то, успокаивая, и с вызовом посмотрел на Моргана:

— Ты Дерини, да? Ты шпионишь за нашими епископами?

Морган сдержал улыбку и, подхватив девочку, снял ее с коня. Когда Аларик прикоснулся к ней, она оцепенела от страха еще больше, чем, от магии. Мальчик выпрямился в седле, и ярко-синие глаза на его загорелом лице стали холодными. Морган передал девочку Дункану, получив взамен мокрую рубаху, которую он бросил мальчику. Тот, не говоря ни слова, подхватил рубаху и начал ее натягивать через голову.

— Так что? — дерзко произнес мальчик, надев рубаху. — Вы Дерини и шпионите за нашим епископом?

— Я первым задал вопрос. Что вы собирались делать с моим конем? Продать?

— Нет, конечно. Мы с братьями собирались отвести его к отцу, чтобы он выступил вместе с армией епископов. Капитан сказал, что наша кобыла слишком стара и не выдержит долгого перехода.

— Значит, вы хотели отвести его отцу, — кивнув, повторил Морган. — А знаешь ли ты, сынок, как называют людей, которые берут то, что им не принадлежит?

— Я не вор, и я тебе не сынок, — упрямо ответил мальчик, — мы все вокруг осмотрели, никого не увидели и решили, что это лошади ничьи, убежали откуда-то и заблудились.

— В самом деле? — задумчиво спросил Морган. — И ты думаешь, что такие кони могут вот так заблудиться и бродить без присмотра?

Мальчик уверенно кивнул.

— Ты, разумеется, лжешь, — твердо сказал Морган и стащил его за локоть с коня. — Ну, этого следовало ожидать. Скажи, а можно ли отсюда без препятствий добраться до ворот Дхассы, или…

— Так я и знал, что вы шпионы! — выпалил мальчик, приготовившийся к драке, как только ступил на землю. — Пусти меня! Ой, пусти, мне больно.

Досадливо покачав головой, Морган завел ему руку за спину и выворачивал ее до тех пор, пока мальчик не согнулся пополам от боли. Когда тот прекратил сопротивление, заметив, что если не двигаться, то и не больно, Морган сразу отпустил его и развернул к себе лицом.

— Теперь успокойся! — приказал он, пристально глядя ему в глаза. — У меня нет времени выслушивать твои вопли.

Мальчик попытался выдержать взгляд широко раскрытых серых глаз, но куда ему было тягаться с Морганом. Уже через несколько мгновений он заморгал, а потом и вовсе отвел свои синие глаза в сторону.

Мальчишка наконец совсем успокоился, Морган выпустил его руку и выпрямился, вздохнув с облегчением.

— Ну, — произнес Морган, затянув пояс потуже и отбросив со лба мокрую прядь волос, — так что ты мне скажешь? Можно там пройти?

— Только без лошадей, — спокойно ответил тот. — Вы еще можете пройти там пешком, но с лошадьми — ни за что. Там, впереди, такое гиблое место — грязь, глина. Там могут пройти разве что пони.

— А обойти это место можно? Есть другой путь?

— Можно, но вы тогда выйдете не в Дхассу, а в Гаворд. По этой дороге давно никто не ходит; а уж с лошадьми и поклажей там подавно не пройти.

— Понятно. Что-нибудь еще можешь сказать об этом «гиблом месте»?

— Да что говорить-то? Ну, ярдов сто эта болотина, а как выйдете на тропу, там и до города рукой подать. Только идти надо осторожно, весной там как раз самое месиво.

— Что-нибудь еще? — Морган вопросительно взглянул на Дункана, который подошел ближе, когда мальчишка начал вразумительно отвечать.

— А как насчет охраны городских ворот? Можно ли пройти незаметно?

Мальчик задумчиво посмотрел на Дункана, на значок Торина, приколотый к шапке, и кивнул:

— Ваши значки помогут вам пройти. Смешайтесь с толпой, которая сойдет с парома. Сейчас в Дхассу идет много народу.

— Отлично. Еще вопросы есть, а, Дункан?

— Нет. Что нам теперь с ними делать?

— Оставим их здесь с лошадьми и ложными воспоминаниями о происшедшем. Мы ведь в любом случае не можем взять с собой лошадей. — Морган легко коснулся лба мальчика и, подхватив его, когда тот пошатнулся, уложил на траву рядом с остальными детьми.

— Ишь, какой щенок! Чертенок, правда?

Дункан усмехнулся:

— Не удивлюсь, если он-то и укусил меня.

— Хм… Я бы на его месте поступил так же. — Морган еще раз положил руку мальчику на лоб, приводя в порядок его воспоминания, потом снял с коней седельные сумки и перебросил их через плечо.

— Ну что, кузен, ты готов преодолеть «гиблое место»? — улыбнулся он.

* * *

Шутки шутками, а этот переход чуть было не стоил жизни обоим, хотя в действительности труднопроходимый отрезок пути оказался короче, чем они ожидали. Зато и гораздо опаснее. Со слов мальчишки они решили, что впереди их ждет скользкая глинистая дорога, размытая половодьем, но это оказался не просто толстый слой грязи, на котором можно было поскользнуться от любого неосторожного движения, — это была настоящая вязкая, полужидкая трясина с блестящей гладкой поверхностью. Дункан потерял там седельные сумки, да и сам уцелел лишь чудом. Но когда они миновали трясину, дорога, как и говорил мальчик, стала лучше.

Когда, уже после полудня, они подошли к озеру Яшан со стороны Дхассы, им относительно легко удалось проскользнуть в ворота вместе с толпой паломников, только что сошедших с парома. Так же легко они дошли от ворот до заполненной народом базарной площади, что находилась недалеко от епископского дворца.

Морган купил у торговца немного фруктов, бросил ему монетку и опять смешался с толпой, прислушиваясь к разговорам и осторожно осматриваясь.

Они с Дунканом уже около часа бродили по базарной площади, изредка задавая горожанам вопросы, осторожно выведывая все, что им нужно, но так и не нашли возможности проникнуть во дворец епископа незамеченными.

Они старались не задавать вопросов, которые могли бы вызвать подозрение, так как на площади тут и там попадались стражники. Но и медлить дальше было нельзя, ведь ближе к вечеру толпа схлынет, и если они останутся на площади, то непременно привлекут к себе внимание. Найти же здесь ночлег они и не надеялись.

Как всегда в базарный день, площадь города представала собой смешение ярких красок и пронзительных звуков. Где-то блеяли овцы, визжали поросята, слышалось жалобное ржание лошадей. В воздухе стоял запах пряностей, жареного мяса, свежего — только из пекарен — хлеба и много другого.

Морган с интересом понаблюдал за фокусниками, которые выступали рядом с шелковым шатром, из которого слышались смех и веселая музыка. Из-за шелковой занавески вышел, покачиваясь, солдат, и Морган уловил слабый аромат сладких духов. Солдат посмотрел на него мутными глазами и, пошатываясь, исчез в толпе. Две молоденькие служанки с тяжелыми корзинами задели Моргана на ходу, словно невзначай, но эти девушки были, пожалуй, не в его вкусе — слишком чумазые и неопрятные.

* * *

Морган поправил на плече седельные сумки и с хрустом надкусил кислое яблоко, которое держал в руке. Он продолжал неспешный путь по площади и вскоре заметил кузена, который в нескольких шагах от него как раз покупал свежий хлеб и головку твердого деревенского сыра. Дункан тоже остановился, разглядывая шатер, из которого доносились ароматы благовоний и звонкая музыка, затем повернулся и, нахмурившись, зашагал прочь. Морган подавил улыбку и последовал за ним, грызя на ходу яблоко и посматривая по сторонам. Дункан наконец уселся на каменный выступ у городского колодца и принялся за хлеб и сыр, отрезая кинжалом толстые ломти. Морган протиснулся к колодцу, разложил седельные сумки и фрукты рядом с Дунканом и оперся о сруб колодца, с ленивым и как можно более равнодушным видом посматривая вокруг. Никому бы и в голову не пришло при взгляде на него, что этот праздный зевака подмечает все, что происходит на базарной площади.

— Оживленное место, правда? — тихо сказал он, доев яблоко и отбросив огрызок так, чтобы до него смог дотянуться тяжело нагруженный ослик. Он принялся за хлеб с сыром, по-прежнему не спуская глаз с площади. — Надеюсь, ты углядел больше, чем я.

Дункан сидел с набитым ртом; сделав глоток, он настороженно оглянулся.

— Боюсь, что ничего особенно ценного. Но вот что я тебе скажу: епископам придется туго, если они не поторопятся. Народ в большинстве своем пока поддерживает Кардиеля и его армию, но много и таких, кому все это не нравится. Они недовольны тем, что отцы Церкви ссорятся между собой и довели дело до раскола. В общем, я их где-то понимаю. Время-то военное.

— Хм. — Морган взял еще кусок сыра и пододвинулся поближе к Дункану. — Ты слышал о старом епископе Вольфраме?

— Нет, а что случилось?

— На него покушались на той неделе. Неудачно, но… — Он замолчал, увидев двух солдат, проходивших недалеко от них, и продолжил только когда они скрылись в толпе. — Между прочим, вот почему ворота дворца так охраняются. Кардиель не может рисковать жизнью епископов. Если одного из них убьют, Лорис с Карриганом в Короте быстренько найдут замену. Уж понятно, чью сторону примет этот человек…

— И у Лориса будет двенадцатый голос, — прошептал Дункан.

Морган доел сыр, вытер ладонь о штаны, потом повернулся к источнику и зачерпнул воды. Пока он пил, взгляд его скользил по воротам и башням дворца. Он еще зачерпнул воды и протянул Дункану.

— Знаешь, — прошептал Морган, окидывая взором площадь, — толпа-то рассеивается. Еще немного — и мы станем бросаться в глаза, если так ничего и не придумаем.

Дункан протянул Моргану кружку и отер рот рукавом.

— Знаю. Смотри — солдат все меньше, клириков все больше…

На башне вдалеке начали бить часы, им откликнулись большие часы на башне епископского дворца, так что последние слова Дункана утонули в их перезвоне.

— Что это? — спросил Морган, стараясь не выдать беспокойства ни голосом, ни жестом. Мимо них вновь прошли солдаты.

— Смотри, Аларик, — прошептал Дункан, кивая в сторону ворот. — Смотри, куда идут монахи!

Морган лениво, словно нехотя, повернул голову и увидел, как приоткрылась небольшая дверь в левой части дворцовых ворот и несколько монахов в капюшонах вошли во дворец. Дункан с загадочной улыбкой взял последнее яблоко и двинулся к дворцовым воротам. Удивленный Морган затянул седельную сумку и последовал за ним.

— Видишь, куда идут монахи? — прошептал Дункан, откусив кусок яблока.

— Да.

— И их пропускают, так? Смотри теперь, откуда они идут. Левее, левее смотри. Только осторожно.

Обернувшись, Морган увидел маленькую дверцу. Скорее всего, это была боковая дверь монастырской церкви. Время от времени она открывалась, и оттуда выходили монахи — по одному и по двое. Все они направлялись к дворцовым воротам, никто не возвращался.

— Куда это они? — прошептал Морган, глядя, как кузен, доев яблоко, поправляет меч под полой плаща. Главная дверь церкви была левее, за массивной каменной башней. Монахи то и дело заходили в церковь, несколько стражников стояло у дверей.

— Я, кажется, понимаю, — сказал, вздохнув, Дункан. — В каждом городе, где есть большая монашеская община, братьев обязывают присутствовать на службе в епископской базилике. Они идут к вечерне.

— К вечерне… — задумался Морган. Они продолжали идти вдоль церкви, теперь отдаляясь от дворцовых ворот. — Дункан, а не отстоять ли и нам в этой церкви вечерню?

Дункан слегка кивнул:

— И я вот думаю…

Морган едва сдержал улыбку.

Десятью минутами позже еще два монаха вышли из собора и направились ко дворцу. Они старались не отстать от своих товарищей — эти два монаха в высоких черных капюшонах и рясах до земли. Они склонили головы и спрятали под длинными рукавами ладони, проходя мимо стражников, а когда все вошли в дворцовый коридор, их шаги звучали гораздо глуше, чем у их собратьев, обутых в сандалии.

Однако эти двое были очень внимательны и осторожны, стараясь ничем не привлечь внимание своих собратьев. Ведь под черными сутанами они прятали оружие: у каждого на поясе — меч, в голенищах сапог и рукавах плащей — кинжалы. А под кожаной дорожной одеждой, которую скрывали сутаны, на каждом была кольчуга. И это еще не все — два скромно шедших в хвосте монаха были Дерини, вооруженные колдовским своим могуществом.

Когда все монахи вошли в базилику, Морган и Дункан отстали от них и спрятались в тени вешалки для риз в конце коридора. Через какое-то время из базилики донеслось пение монахов — служба началась. Несколько раз дверь открывалась, когда входили опоздавшие, и однажды Дункан услышал голос Кардиеля, донесшийся из базилики.

Потом служба окончилась, двери отворились. Слуги, пажи и кавалеры, несколько лордов со своими дамами и несколько прелатов вышли из башни, вполголоса переговариваясь; доходя до развилки в конце коридора, многие там прощались и поворачивали в разные стороны. Вот появились и Кардиель с Ариланом; за ними на небольшом расстоянии следовали священники и клирики, а дальше — опять знатные лорды и леди. Увидев епископов, Дункан дернул Моргана за рукав — он хорошо знал Арилана, случалось ему видеть и Кардиеля. Но Морган не спускал глаз с какой-то женщины, что шла на некотором отдалении от всех. Незнакомка, одетая в голубое, держала за руку мальчика лет четырех и на ходу беседовала с другой женщиной в платье более темного оттенка. Леди в голубом была высока и худощава; ее величественная осанка просто заворожила Моргана, и он всматривался в прелестные черты, словно хотел навеки запечатлеть их в памяти.

Глубоко посаженные глаза фиалкового цвета были прикрыты газовым покрывалом, огненно-рыжие волосы, расчесанные надвое, — собраны сзади в пучок. Нежный, чуть вздернутый носик, на щеках — яркий румянец, полные красные губы; а рядом — лицо мальчика с рыжими взъерошенными волосами и с серыми сонными глазами — он уже видел их.

Он видел их не раз в своих снах, хотя лишь однажды наяву, и было это давно, там, во дворе сожженной ныне гробницы Святого Торина. Морган напомнил себе, что женщина эта замужем, что мальчик этот — чей-то сын. Но кто же он — муж этой женщины, отец этого ребенка? Наконец Морган почувствовал, что Дункан трясет его за плечо, и недоуменно взглянул на него. Женщина и ребенок тем временем ушли.

Когда Дункан и Морган осторожно вышли из укрытия, епископы уже скрылись из виду, но, дойдя до поворота в конце коридора, друзья вновь увидели их. Однако тут Арилан и Кардиель скрылись за двойной дверью.

— Что там такое, ты не знаешь? — прошептал Морган.

Дункан покачал головой.

— Я же здесь раньше не был. Должно быть, зал заседаний Курии. Сейчас увидим, вот…

Он замолчал — из-за угла появились несколько солдат и встали на караул. Один из них почтительно постучал в дверь, за которой исчезли епископы, а другой, окинув взглядом коридор, увидел вдруг двух монахов, нахмурился, сказал что-то своим товарищам и направился к Моргану и Дункану. Те приняли как можно более невинный вид.

— Добрый вечер, святые братья, — сказал солдат, подозрительно оглядывая их. — Могу я спросить, что вы здесь делаете? Хотя у вас и есть особое разрешение на посещение дворцовой церкви, в эту часть дворца заходить вам не позволено.

Дункан осторожно вышел вперед и поклонился, стараясь не встречаться с солдатом глазами.

— У нас неотложное дело к его милости епископу. Это жизненно важно — повидаться с ним.

— Боюсь, что это невозможно, святые братья, — сказал солдат, качая головой. — Их преосвященства опаздывают на заседание Совета.

— Это займет всего несколько минут, — ответил Дункан, взглянув на Моргана и думая, как бы им выпутаться из положения, в которое они попали. — Мы могли бы сказать им несколько слов на ходу… Я знаю, что они хотели бы увидеть нас.

— Едва ли это получится, — ответил солдат, которого уже начали раздражать эти назойливые монахи. Разговор тем временем привлек внимание офицера охраны. — Впрочем, если вы назовете свои имена, я мог бы…

— Что случилось, Селден? — спросил офицер, подходя в сопровождении еще нескольких человек. — Вы, святые братья, знаете, что здесь вам быть не положено? Разве Селден не сказал вам об этом?

— О, он сказал, сэр, — пробормотал Дункан, поклонившись. — Но…

— Сэр, — вмешался один из гвардейцев, подозрительно осматривая Моргана, — этот человек, кажется, что-то прячет под сутаной. Святые братья, вы…

Стражник двинулся на Моргана, и рука герцога невольно легла на рукоятку меча. Пола сутаны приподнялась, стражники увидели сапоги вместо сандалий, и в то же мгновение Моргана прижали к стене, сверкнули обнаженные мечи. Дункана тоже окружили. Кто-то схватил Моргана за плечо и рванул так, что сутана с треском порвалась, капюшон упал, открыв взорам стражников его золотистые волосы.

— Господи Боже мой, да это не монах! — воскликнул какой-то солдат, невольно отступая под взглядом холодных серых глаз.

Даже повергнутый на пол, Морган продолжал сопротивляться, хотя на него навалилось человек шесть. Его скрутили, приставили к горлу острия мечей, и Морган понял, что выхода нет, и если он хочет остаться в живых, лучше сдаться. Он покорно позволил солдатам разоружить себя, раздраженно сжав губы, только когда они нашли стилет, что он прятал в рукаве. Стражники сорвали с него сутану и, обнаружив под ней кольчугу, еще больше разъярились. К горлу снова поднесли кинжал, так что Аларик не рискнул повернуть голову, чтобы посмотреть, что там с Дунканом.

Офицер охраны выпрямился, тяжело дыша, вложил меч в ножны и посмотрел на пленников.

— Ты кто? Убийца? — Он грубо ткнул Моргана в бок носком сапога. — Твое имя?

— Мое имя я скажу только епископу, — сдержанно ответил Морган.

— Ну и ну! Селден, посмотри на него! Дэвис, а что второй?

— Никак не опознать его, сэр.

— Селден?

Селден потянулся к поясу Моргана и высыпал из него множество золотых и серебряных монет и маленький шелковый мешочек, оказавшийся странно тяжелым. Офицер заметил, как изменилось лицо пленника, когда стражник взял его.

— Здесь кое-что поважнее золота, а? — Он повел бровью, развязывая тесемки.

Капитан вытряхнул содержимое мешочка себе на ладонь — блеснули два золотых перстня. На черном ониксе одного поблескивало изображение Золотого Гвиннедского льва — это был перстень Королевского Поборника. На другом был изображен зеленый грифон — это был знак Аларика, герцога Корвинского. Глаза офицера расширились, он открыл рот, словно что-то хотел сказать, да так и застыл. Взглянув на пленника, офицер попытался представить этого человека без бороды и усов, и у него перехватило дыхание.

— Морган! — прошептал он, не веря своим глазам.

 

Глава IX

«Собственная совесть значит для меня больше, чем суждение света»

[9]

— Морган! Боже мой! Здесь Дерини!

Несколько человек украдкой перекрестились. А те, кто держал пленников, отпрянули, хотя и не выпустили их. В это мгновение одна из дверных створок приоткрылась и оттуда показалась голова священника. Он бросил взгляд на столпившихся солдат, увидел распростертых на полу людей и быстро нырнул обратно в комнату, через мгновение вернувшись с человеком в лиловой сутане. Лицо епископа Дхасского было спокойным и безмятежным; на груди его блестел серебряный, украшенный драгоценными камнями крест. Окинув взглядом происходящее, он обратился к офицеру охраны:

— Кто этот человек?

Офицер, запинаясь, указал на двух пленников.

— Эт-то чужие, ваше преосвященство, они…

Не говоря больше ни слова, он шагнул к епископу и показал ему оба кольца. Кардиель взял их и, внимательно рассмотрев, покосился на пленников.

— Денис! — позвал он.

Мгновение спустя в коридоре появился Арилан. Кардиель, разжав ладонь, показал ему кольца, но тот едва удостоил их взгляда.

— Отец Мак-Лайн и герцог Аларик, — учтиво начал он, — я вижу, вы наконец добрались до Дхассы. — Он скрестил руки на груди, холодным огнем вспыхнуло его епископское кольцо. — Скажите же, искали вы нашего благословения или нашей смерти?

Лицо его было суровым, темно-синие глаза смотрели холодно, но что-то в его лице подсказало Дункану, что суровость эта напускная и предназначается скорее всего для солдат охраны. Дункан откашлялся и попытался сесть; заметив это, Арилан дал стражникам знак отпустить руки пленных. Дункан сел и покосился на Моргана, также усевшегося на полу коридора.

— Ваше преосвященство, мы приносим вам извинения за то, что проникли сюда таким способом, но нам необходимо было видеть вас. Мы пришли, чтобы отдаться на ваш суд. Если мы сделали что-то не так, сейчас или в прошлом, мы готовы понести покаяние. Если же мы оклеветаны, то просим вас во всем разобраться и снять с нас ложные обвинения.

Стражники затаили дыхание. Арилан был тверд и невозмутим. Он перевел взгляд с Дункана на Моргана и затем, распахнув обе створки двери, приказал:

— Введите пленников и оставьте нас. Мы с епископом Кардиелем выслушаем их.

— Но, ваше преосвященство, эти люди вне закона, по вашему же собственному указу. Они разрушили усыпальницу Святого Торина, убили…

— Я знаю, что они сделали, — сказал Арилан. — И о том, что они вне закона, — тоже знаю. Делайте, что вам ведено. Можете связать им руки, если так вам будет спокойнее.

— Слушаюсь, ваше преосвященство.

Солдаты подняли пленников на ноги, а тем временем другие принесли четыре сыромятных ремня и связали Моргану и Дункану руки, приказав вытянуть их перед собой. Кардиель с безразличным видом смотрел на происходящее, во всем положившись на Арилана, стоявшего в дверях. Тем временем священник, первым выглянувший из комнаты, переставил два тяжелых кресла от очага в середину покоев. Когда епископы, пленники и стражники вошли, он стал в стороне, не сводя глаз с Дункана. Дункан заметил его, попытался улыбнуться, но тотчас боязливо опустил глаза. Отец Хью де Берри и Дункан были старыми друзьями. Один Бог знает, что ему теперь уготовано.

Арилан перекрестил один из стульев и сел, потом отпустил знаком секретаря и стражников. Отец Хью беспрекословно ушел, но несколько стражников задержались в дверях, и лишь когда Кардиель уверил их, что они могут нести охрану снаружи и что он при необходимости позовет их, покинули комнату. Кардиель запер дверь и уселся в кресло рядом с Ариланом. Младший епископ, сложив пальцы мостиком, долго смотрел на пленников. Наконец он заговорил:

— Итак, Дункан, вы снова с нами. Когда вы оставили службу в качестве королевского исповедника, мы потеряли ценного помощника. Так случилось, что ваша карьера пошла в несколько неожиданном для нас направлении…

Дункан склонил голову, уловив это «мы»; обращение Арилана было относительно нейтральным, но, с другой стороны, это можно было понять иначе. Следовало вести себя очень осторожно, пока они не поймут, какова же на самом деле позиция епископов. Он посмотрел на Моргана. Тот явно ждал, что Дункан заговорит первым.

— Прошу прощения, что разочаровал вас, ваше преосвященство, — произнес он. — Надеюсь, то, что я сообщу вам, встретит с вашей стороны хотя бы понимание. Я уж не рассчитываю на прощение.

— Посмотрим. Однако что же привело вас именно сюда?

Морган прочистил горло.

— Отчасти то, что вы вступили в переписку с королем. Он должен был сообщить вашему преосвященству, почему мы так настойчиво искали этой встречи.

— Верно, — сказал Арилан. — Но я хотел бы услышать это от вас. Вы намерены опровергнуть обвинения, выдвинутые против вас Курией, и ходатайствовать об отмене отлучения?

— Да, ваше преосвященство, — прошептал Дункан, опускаясь на колено и вновь склоняя голову. Морган, поймав взгляд кузена, последовал его примеру.

— Хорошо. Пожалуй, мы поймем друг друга. Думаю, мы поговорим о том, что же действительно произошло в гробнице Святого Торина, с каждым отдельно. — Арилан встал. — Милорд Аларик, вы пойдете со мной, а епископа Кардиеля и отца Мак-Лайна мы оставим в этой комнате. Сюда, будьте добры.

Посмотрев на Дункана, Морган поднялся с колен и последовал за Ариланом в крошечную комнату, где было лишь одно узкое окошко под самым потолком. На столе у противоположной стены стоял подсвечник с зажженными свечами. Арилан выдвинул из-за стола кресло с прямой спинкой и сел, дав Моргану знак закрыть дверь. Морган повиновался и безмолвно повернулся к епископу. Рядом с креслом, у стены, стояла низкая скамеечка, но Моргану не предлагали сесть, а садиться без приглашения он не решился. Сдерживая чувства, он встал на одно колено и склонил голову, положив на второе связанные руки. Он искал верные слова, не зная, с чего начать; подняв глаза, Морган встретил пристальный взгляд Арилана.

— Это обычная исповедь, ваше преосвященство?

— Только если вы этого хотите, — ответил Арилан с чуть заметной улыбкой. — А я не думаю, что это так. И еще, я должен буду обсудить все, что вы скажете, с Кардиелем. Вы освободите меня от обета молчания?

— С Кардиелем — да. Наши действия уже ни для кого не секрет; все знают, что мы Дерини. Но я могу сказать вам кое-что такое, что лучше сохранить в тайне от посторонних.

— Я понимаю. А другие епископы? Как много я могу сказать им, если потребуется?

Морган опустил глаза.

— Предоставляю вам решать это самому, ваше преосвященство. Раз мне нужен мир, я не могу диктовать условия. Вы скажете им столько, сколько найдете нужным.

— Благодарю вас.

Последовала короткая пауза, и Морган понял, что пора начинать. Он с трудом заговорил, понимая, как много зависит сейчас от его слов.

— Будьте снисходительны ко мне, ваше преосвященство. Мне очень нелегко говорить… Последний раз я стоял на коленях, исповедуясь, у ног человека, собиравшегося убить меня. Варин де Грей устроил мне засаду в гробнице Святого Торина; там был и монсеньор Горони. Они принуждали меня сознаться в грехах, которых я не совершал… Но закончить исповедь я не успел.

— Надеюсь, никто не принуждал вас приходить сюда, Аларик?

— Никто.

Арилан помолчал и, вздохнув, спросил:

— Утверждаете ли вы, что невиновны в том, в чем обвинила вас Курия?

Морган покачал головой.

— Нет, ваше преосвященство. Боюсь, что большую часть того, в чем нас обвиняют, мы действительно совершили. Я хочу только рассказать вам, что заставило нас поступить таким образом, и спросить, могли мы, по-вашему, поступить иначе, чтобы выбраться из ловушки, в которую нас вероломно завлекли.

— Ловушка? — Арилан в раздумье коснулся указательным пальцем губы. — Ну-ка расскажите об этом поподробнее.

Морган посмотрел было на Арилана, но понял, что лучше ему не встречать взгляда епископа, если он хочет рассказать о случившемся спокойно. Со вздохом опустив глаза, он начал свой рассказ; говорил он тихо, так что епископу пришлось склонить голову, чтобы расслышать его.

— Мы ехали, чтобы убедить Курию не накладывать отлучения на Корвин, — начал Морган. Он отвел глаза от руки Арилана и заставил себя сосредоточить взгляд на кресте, который тот держал. — Вы и ваши собратья в Дхассе тоже были не согласны с этой мерой наказания. Мы рассчитывали, что если предстанем перед Курией, то, по крайней мере, пострадаем мы одни, а не целое герцогство.

Его голос прервался. Ужас того дня всплыл в его памяти.

— Наша дорога лежала через гробницу Святого Торина, и мы, как все, должны были посетить ее. Ведь никто не может въехать в город без официального приглашения епископа. А пригласить меня во время заседания Курии епископ Кардиель не решился бы.

— Вы недооцениваете его. Но продолжайте.

Морган вздохнул и продолжил:

— Когда Дункан, посетив гробницу, вернулся, туда вошел я. А там — на зазубрине замка алтарных врат — была… мераша. Знаете, что это такое, епископ?

— Да.

— Я… я оцарапал руку и почти сразу потерял сознание, а когда очнулся, то был уже в плену у Варина де Грея и дюжины его людей. С ними был монсеньор Горони. Мне сказали, что епископы отдали меня на волю Варина, если он сможет поймать меня, и что Горони послан только чтобы принять мою исповедь, облегчить душу, если я захочу покаяться Они хотели сжечь меня, Арилан, — прошептал Морган. — Уже и столб был приготовлен, чтобы привязать меня к нему. Они и не собирались меня выслушивать. Но тогда я этого еще не знал. — Он сомкнул губы и с усилием сглотнул слюну.

— В общем, Варин решил, что со мной пора кончать. Я был совершенно беспомощен, с трудом мог стоять на ногах, не то что пользоваться своим могуществом. А потом он сказал, что казнь может быть отсрочена немного, если перед смертью я захочу исповедаться отцу Горони. Единственная ясная мысль, которая пришла мне тогда в голову, — протянуть время, в расчете, что Дункан придет на помощь.

— И вы склонили голову перед Горони, — сказал Арилан.

Морган закрыл глаза, лицо его болезненно передернулось.

— И готов был исповедоваться в чем угодно, лишь бы протянуть время, готов был придумывать грехи…

— Это можно понять, — пробормотал Арилан. — И что же вы сказали ему?

Морган покачал головой.

— Я ничего не успел сказать. В этот момент кто-то как будто услышал мои молитвы. Дункан буквально ввалился в комнату через отверстие в потолке с обнаженным мечом. И тут началась резня…

* * *

В соседней комнате Дункан стоял на коленях перед Томасом Кардиелем. Хотя руки священника были связаны, он сумел сложить пальцы в молитвенном жесте. Голова его была склонена, но голос звучал твердо.

— Не знаю, скольких я убил — четверых или пятерых, должно быть. А когда Горони попытался ударить меня ножом, я схватил его за руку. Я только тогда понял, что это священник, когда проволок его за собой через полкомнаты. Аларика чуть не убили, я с трудом спас его. А когда мы добрались до двери, усыпальница уже загорелась…

— И тогда вы разоблачили себя как Дерини? — спросил Кардиель.

Дункан кивнул.

— Когда Аларик попробовал открыть дверь, мы поняли, что она заперта снаружи. Аларику раньше доводилось, пользуясь магическими силами, открывать замки, но сейчас он был не в состоянии сделать это. А я… я попытался — и у меня получилось. И Горони это видел. А часовня уже занялась. Тут уж мы ничего не могли поделать, нам нужно было уходить, мы сели на коней и ускакали. Погони за нами не было. Это из-за пожара, не то бы нас поймали. Аларик едва держался на ногах.

Он склонил голову и закрыл глаза, пытаясь отогнать тяжкие воспоминания; Кардиель изумленно покачал головой.

— Что дальше, сын мой? — мягко спросил он.

* * *

Когда Морган закончил свой рассказ, его голос обрел обычную твердость, и он опять решился посмотреть на Арилана. Лицо прелата было непроницаемым, но Морган по его взгляду понял, что тот глубоко поражен его рассказом. Епископ сложил руки на груди, и на пальце его вспыхнул епископский перстень. Он встал и повернулся лицом к Моргану.

— Аларик, а как вы проникли во дворец? Судя по вашей одежде, вы сняли ее с каких-то бедных монахов Таласа. Надеюсь, вы не причинили им вреда?

— Нет, ваше преосвященство. Вы найдете их спящими под воздействием чар Дерини в главном алтаре. Боюсь, что это был единственный путь проникнуть к вам, не причинив никому вреда. Я уверяю вас, они не испытывали и не испытывают ни малейших страданий.

— Хорошо, — сказал Арилан. Он задумчиво посмотрел на коленопреклоненного Моргана, потом, сложив руки за спиной, взглянул в окно.

— Я не могу дать вам отпущение грехов, Аларик, — сказал он.

Морган поднял голову, собираясь что-то сказать.

— Нет, постойте, — не дал ему заговорить Арилан. — Я имею в виду, что не могу отпустить вам грехи пока. В вашей истории есть детали, в которых я должен разобраться. Но сейчас не время говорить об этом. Если Кардиель и Дункан закончили, — он перекрестил воздух и открыл дверь, — мы скажем им, что можно приступать к дальнейшему.

Морган встал на ноги, с любопытством глядя на Арилана. Они вернулись в большую комнату. Дункан сидел у окна, опустив глаза, а у другого окна стоял Кардиель и барабанил пальцами по раме. Увидев их, он хотел что-то сказать, но Арилан покачал головой.

— Пойдемте, Томас. Надо потолковать. С ними может остаться охрана.

Арилан открыл дверь, и стражники вошли, держа ладони на рукоятях мечей. По знаку Арилана они стали по углам комнаты, со страхом глядя на пленников. Когда дверь за епископами закрылась, Морган пересек комнату и сел на скамейку у окна рядом с кузеном. Он чувствовал дыхание Дункана, когда, опершись на подоконник, закрыл глаза и сосредоточился.

«Надеюсь, мы поступили правильно, Дункан? — мысленно спросил Морган. — Каковы бы ни были наши намерения, но если Арилан и Кардиель не поверят нам, это значит, что мы своей рукой подписали себе смертный приговор. Как, ты думаешь, поступит Кардиель?»

«Не знаю, — ответил Дункан после долгой паузы. — Я действительно не знаю».

 

Глава X

«Я образую свет и творю тьму»

[10]

— Ну и что ты думаешь о Моргане и Мак-Лайне? — спросил Арилан.

Двое восставших епископов снова уединились в домашней часовне Кардиеля за закрытой дверью, под охраной стражи. Арилан небрежно облокотился об ограду алтаря слева от центрального нефа, перебирая пальцами тяжелый серебряный крест, висящий на цепочке у него на шее. Кардиель беспокойно расхаживал перед ним из стороны в сторону, оживленно жестикулируя по ходу разговора.

— Я, конечно, не уверен, Денис, — смущенно начал он, — и хотя я понимаю, что надо быть осторожнее, все равно склоняюсь к тому, чтобы поверить им. Их рассказы вполне правдоподобны, более правдоподобны, чем те, которые я слышал ранее. С какой бы стороны ни подойти, они совпадают с тем, что нам сообщил Горони в тот день, когда все это произошло. Откровенно говоря, я не могу себе представить, как еще они могли действовать и при этом остаться в живых. Я бы скорее всего действовал так же.

— Что, и магией бы воспользовался?

— Да, если бы владел ею.

Арилан задумчиво покусывал цепочку.

— Это что-то новое, Томас. Ведь, пожалуй, не так важно, что они сделали, важно, как они это сделали, вот о чем речь: магия, магия, безрассудное пользование ею.

— А что, разве защита от нападения — безрассудство?

— Нет, в том случае, если нападающий первым употребил магию. Нас так учили, и мы так учим людей.

— Да, но может быть, мы ошибались, — рассердился Кардиель, — и не только в этом. Вы же знаете, не будь Морган с Дунканом Дерини, они получили бы прощение после того, как сами пришли к нам. Да их в этом случае вообще бы не отлучили.

— Но они Дерини, их отлучили и их не простят, — возразил Арилан, — и из первого вытекает второе и третье. Видите, как выходит. Однако разумно ли это — осуждать человека только за то, что он имел несчастье родиться Дерини? Ведь не сами же мы выбираем себе родителей!

Кардиель раздраженно покачал головой.

— Нет, конечно. Странно было бы, если бы вы стали утверждать, что вы лучше меня на том основании, что у вас глаза синие, а у меня — серые. Мы же их себе не выбираем! — Он разрубил воздух указательным пальцем. — Важно, что мы видим этими глазами и какие из этого делаем выводы. А то, что у вашей матери, скажем, один глаз голубой, а другой — серый, не имеет никакого значения.

— У моей матери оба глаза были серыми, — улыбнулся Арилан.

— Ну, вы понимаете, что я имею в виду.

— Понимаю. Но сравнивать голубые глаза с серыми — это одно, а добро со злом — совсем другое. Все упирается в вопрос о том, является ли само по себе злом то, что кто-то имел несчастье родиться Дерини.

— То есть вы не думаете, что моя аналогия правомерна?

— Не совсем, Томас. Я уже говорил вам, что не уверен в том, что все Дерини — порождение зла. Но как вы убедите в этом простого человека, которого последние триста лет учили ненавидеть Дерини? В частности, как вы убедите его в том, что Аларик Морган и Дункан Мак-Лайн не злодеи, когда церковь утверждает противоположное? А сами-то вы до конца в этом уверены?

— Может быть, и нет, — пробормотал Кардиель, отводя взгляд, — но иногда приходится кое-что принимать на веру, независимо от всяких религиозных, философских и иных соображений.

— Принимать на веру… — пробормотал Арилан. — Хотел бы я, чтобы это было так просто…

— Но сейчас необходимо поверить, именно сейчас, и я хочу в это поверить. Очень хочу. Потому что если я ошибаюсь, если Дерини действительно такие, какими их считали столетиями, то для нас все потеряно. Если Дерини — проклятое племя, тогда Морган и Мак-Лайн предадут нас так же, как и наш король, а силы Венцита Торентского падут на нас как возмездие.

Арилан долго молчал, потупив взгляд и по привычке теребя наперстный крест. Потом, смиренно вздохнув, он подошел к Кардиелю и, положив руку ему на плечо, повлек его за собой в левую часть часовни, к известному ему одному участку мозаичного пола.

— Пойдемте. Я вам кое-что покажу.

Кардиель удивленно взглянул на собрата, а тем временем они остановились у бокового алтаря. Белая лампада отбрасывала серебристые отблески на головы обоих прелатов. Лицо Арилана было непроницаемо.

— Не понимаю, — пробормотал Кардиель, — я уже видел…

— То, что я собираюсь вам показать, вы не видели, — твердо сказал Арилан. — Посмотрите на потолок, туда, где балки перекрещиваются.

— Но там ничего… — начал было Кардиель, покосившись в темноту.

Арилан закрыл глаза; нужные слова тут же возникли у него в сознании, и он почувствовал под ногами знакомую дрожь. Крепко обхватив Кардиеля за пояс, он произнес последнее заклинание.

Кардиель ошеломленно вскрикнул, и часовня опустела.

Когда их накрыла тьма, Кардиель пошатнулся, как пьяный, и, стараясь сохранить равновесие, вытянул вперед руки, подобно слепому. Арилана, казалось, не было рядом, вдобавок он ничего не видел в темноте. Мысли его смешались в тщетных попытках дать какое-то разумное объяснение тому, что он только что испытал, а также сориентироваться в полной темноте и тишине. Он выпрямился, осторожно пытаясь ощупать одной рукой, что перед ним, и прикрывая глаза другой. Наконец, когда он уже набрался храбрости для того, чтобы заговорить, ужасное подозрение пришло ему в голову.

— Денис? — позвал он слабым голосом, не зная, ответят ли ему.

— Я здесь, друг мой.

Позади него в нескольких ярдах раздался еле слышный шелест ткани, а затем вспыхнул свет. Кардиель медленно повернулся, и краска сошла с его лица, когда он увидел источник света.

Арилан стоял в мягком серебряном сиянии, лицо его обрамлял серебристый ореол; вспыхивая и угасая, он мерцал, как нечто живое. Лицо Арилана было спокойным и безмятежным, а взгляд фиалковых глаз — мягким и ободряющим. В руках он держал шар, который светился ярким холодным светом и разбрасывал вокруг себя быстрые, как ртуть, искорки, которые падали на лицо, руки и епископскую мантию священника. Кардиель секунд пять смотрел на него, удивленно вытаращив глаза; в ушах гулко отдавались удары сердца.

Тут комната закружилась, завертелась у него перед глазами, и он упал. Очнувшись, он понял, что лежит на чем-то мягком и упругом, с плотно зажмуренными глазами. Чья-то заботливая рука приподняла его голову, к его губам поднесли сосуд. Он приоткрыл глаза. Холодное вино полилось ему в горло — это встревоженный Арилан склонился над ним с хрустальным кубком в руках. Кардиель совсем открыл глаза и улыбнулся.

Он моргнул и снова посмотрел — Арилан не исчез. Он по-прежнему был рядом, только теперь вокруг его головы не сиял серебряный ореол, а комнату освещали самые обычные свечи. В камине слева был разведен слабый огонь. Можно было разглядеть неясные очертания мебели, расставленной вдоль стен. Лежал он на какой-то шкуре. Приподнявшись на локтях, он рассмотрел, что это шкура какого-то огромного бурого медведя, чью свирепо оскаленную морду он увидел немного в стороне. Все еще будучи вне себя от изумления, Кардиель вытер пот со лба. К нему понемножку возвращалась память.

— Вы… — прошептал он, глядя на Арилана с благоговением и даже страхом. — Верить ли мне глазам своим?

Арилан кивнул, сохраняя ледяное спокойствие, и встал.

— Я — Дерини, — спокойно сказал он.

— Вы — Дерини… — повторил Кардиель. — Так значит то, что вы говорили о Моргане и Мак-Лайне…

— Чистая правда, — произнес Арилан, — и вам надо кое-что обдумать для себя, прежде чем принимать какие-либо решения, касающиеся Дерини.

— Дерини, Дерини, — пробормотал Кардиель, постепенно приходя в себя. — А Морган и Мак-Лайн — они знают что-нибудь?..

Арилан покачал головой.

— Они — нет. И хотя я сожалею об этом, им этого пока говорить не следует. Теперь вы знаете обо мне больше, чем кто-либо из смертных. И мне нелегко было поделиться этой тайной с вами.

— Но если вы Дерини…

— Постарайтесь войти в мое положение, — со вздохом продолжил Арилан. — Я — единственный Дерини, носивший когда-либо епископскую мантию. Единственный за двести лет. К тому же я — самый младший из двадцати двух епископов Гвиннеда, это тоже ставит меня в особое положение. — Арилан потупил взгляд. — Я представляю, о чем вы сейчас подумали: о том, что я бездействовал тогда, когда обсуждался вопрос о Дерини, и что это умножило число бед, что многие погибли от рук фанатиков вроде Лориса. Я знаю об этом и каждую ночь мысленно прошу прощения в моих молитвах. — Он поднял глаза и встретил взгляд Кардиеля, не дрогнув. — Но я верю, Томас, что терпение — величайшая добродетель. Иногда приходится платить поистине неслыханную цену, цену, противную всему твоему существу, чтобы выжить, дождаться своего часа. Я только надеюсь, что ждать осталось недолго.

Кардиель отвел глаза, не в состоянии выдержать более взгляд этих фиалковых глаз.

— Где мы? Как мы сюда попали?

— Через Переносящий Ход, — равнодушно ответил Арилан. — Он построен очень давно и проходит под полом вашей часовни.

— Как магия Дерини?

— Да.

Кардиель опустился на шкуру, обдумывая услышанное.

— Так вот куда вы исчезли из часовни, когда остались там прошлой ночью после нашего разговора? Я заглянул туда через несколько минут — вас там не было.

— Этого-то я и боялся, — кротко улыбнулся Арилан, — боялся, что вы вернетесь. К сожалению, не могу вам сказать, где я был. — Он протянул Кардиелю руку, чтобы помочь ему встать, но тот не пошевелился.

— Не можете или не хотите сказать?

— Не имею права, — с сожалением ответил Арилан. — Во всяком случае, сейчас. Потерпите еще немного вместе со мной, Томас.

— Если я правильно понял, вы находитесь под чьей-то властью?

— Есть вещи, о которых я пока не могу вам поведать, — прошептал Арилан и, все еще протягивая руку, спросил с мольбой в голосе: — Вы верите мне, Томас? Клянусь, я не обману вашего доверия.

Кардиель долго смотрел на протянутую ему руку. В его немного испуганных глазах все еще стояло удивление. Потом он подался вперед, сжал руку Арилана и с его помощью встал на ноги. Они так и стояли несколько секунд, взявшись за руки и глядя в глаза друг другу, словно надеясь там что-то прочесть.

Наконец Арилан улыбнулся и похлопал Кардиеля по плечу.

— Пойдемте же, брат мой, у нас много дел нынче ночью. Если я убедил вас принять в наши ряды Моргана и Мак-Лайна, то надо сказать им об этом, чтобы они подготовились. К тому же надо согласовать вопрос с нашими собратьями по Собору, впрочем, они, полагаю, согласятся с вами.

Кардиель беспокойным жестом пригладил седые волосы и недоверчиво покачал головой.

— Вы можете так быстро перемещаться всегда, когда захотите, Денис? Извините, я, кажется, некоторое время туго соображал, мне сразу было никак не переварить всего, что я узнал.

— Ну, разумеется, — улыбнулся Арилан и снова повел Кардиеля в центр комнаты, к немного выступавшему участку пола. — Нам пора возвращаться в нашу часовню, а то стража начнет беспокоиться.

Кардиель встревоженно оглядел пол.

— Это что, и есть Переносящий Ход, о котором вы говорили?

— Он самый, — отозвался Арилан, приблизившись к Кардиелю и снова обхватив его за плечи. — Теперь расслабьтесь, я все сделаю сам. Не бойтесь. Успокойтесь, ни о чем не думайте.

— Постараюсь, — прошептал Кардиель.

Пол опять ушел у них из-под ног, и открылась темная бездна.

* * *

Часом позже Моргану и Дункану сообщили решение епископов. Нельзя сказать, что встреча была радушной: для этого обе стороны были слишком осторожны, слишком сдержанны. Беглецы так долго уже пребывали вне церкви, находясь под отлучением, что для них было вполне естественным некоторое недоверие к обоим весьма могущественным прелатам. Нужно ли добавлять, что это чувство было взаимным.

Но епископы отнеслись к ним достаточно дружелюбно — создавалось впечатление, что если они и хотят исповедовать их перед тем, как принять решение, то лишь потому, что пекутся о душевном благополучии этих заблудших детей церкви.

Кардиель был необычно молчалив и произнес всего несколько слов. Моргана это удивило, так как он помнил блестящий стиль писем, адресованных Келсону, что вышли из-под пера этого священнослужителя за последние три месяца. Епископ Дхасский лишь поглядывал на Арилана с какой-то странной мольбой во взгляде, и Морган ничего не мог понять: от этого зрелища у него почему-то волосы на затылке вставали дыбом.

Арилан, напротив, был спокоен и остроумен. Серьезность положения его, казалось, не угнетала. Сказать им он почти ничего не успел, так как вскоре все четверо уже подошли к залу, где их ожидал весь Собор, лишь бросил на ходу, что настоящие неприятности только начинаются. За дверью собрались шестеро епископов, которых предстояло убедить в невиновности и чистосердечном раскаянии обоих лордов Дерини. А позднее предстояло убедить в этом одиннадцать непреклонных епископов из Корота. И все это необходимо было сделать до начала схватки с Венцитом Торентским.

Как только все четверо вошли в комнату, раздался слабый ропот, Сивард вскрикнул, Гилберт украдкой перекрестился, ища своими бегающими свиными глазками поддержки у собратьев, и даже старый вспыльчивый Вольфрам де Бланнет, самый стойкий противник отлучения, немного побледнел. Никто из них прежде не видел настоящего, не скрывающего своего происхождения Дерини, а сразу двоих — и подавно.

Но, как бы то ни было, епископы Гвиннеда были людьми благоразумными. И хотя они никогда не испытывали особо теплых чувств к Дерини вообще, сейчас они допускали, что эти двое Дерини не столько согрешили сами, сколько стали жертвой оговора. И раз они раскаялись, нужно отменить отлучение и дать им отпущение грехов.

Конечно, их решение — это еще не все, какими бы ни были епископы Дхассы просвещенными и здравомыслящими людьми, как бы ни были они не подвержены суевериям и приступам истерии. Другое дело — простонародье, и об этом нельзя забывать. Человек из народа искренне верил, что Дерини — проклятое племя, что само их существование несет с собой только разрушение и смерть. И еще до этого злосчастного дня в гробнице Святого Торина, когда о Моргане говорили только как о верном слуге Бриона и Келсона, а репутация Дункана была безупречной, на них уже лежала тень: в их родне были Дерини, об этом всегда помнили.

Нужно было представить веские доказательства, что оба они отрекаются от своего могущества. Простое отпущение грехов ни в чем не убедит народ: горожан, солдат, ремесленников и мастеровых, которые снаряжали армию и сами вступали в ее ряды. Их простодушное благочестие требовало более суровых условий примирения, более веского доказательства смирения и покаяния обоих лордов Дерини. Поэтому решили устроить публичную церемонию, которая бы наглядно продемонстрировала народу полное согласие между епископами и этими двумя Дерини.

Через два дня, в соответствии с военными планами, войско епископов должно было выступить, поскольку Морган и Дункан сказали, что Келсон прибудет на условленное место встречи не раньше, чем через четыре дня. Но дорога до этого места как раз займет не меньше двух суток.

Посему для публичного покаяния был избран вечер второго дня, накануне отъезда на место встречи с Келсоном. А в оставшееся время лорды Дерини будут обсуждать с епископами и их военачальниками стратегические планы предстоящей войны. Тем временем монахи епископа Кардиеля будут распространять по городу слухи о том, что Морган и Дункан сдались и готовы принести покаяние.

Церемония же возвращения в лоно Церкви состоится перед лицом жителей Дхассы, армии и всех, кого только сможет вместить Дхасский Кафедральный Собор. Там во время торжественной мессы Моргана и Дункана примут в ряды благочестивых христиан со всеми подобающими церемониями. Людей это убедит.

* * *

Двумя днями позже в Линдрутской долине — недалеко от Кардосы Шон лорд Дерри снял шлем и вытер лоб загорелой рукой. В Линдрутских лугах стояла жара — воздух прогрелся, предвещая зной приближающегося лета. Влажные волосы Дерри были спутаны под шлемом, и спина взмокла под кольчугой и кожаной курткой.

Подавив вздох, Дерри передернул плечами, чтобы избавиться от этого неприятного ощущения, и, сняв шлем, повесил его на сгиб левой руки. Он зашагал к лесу, где оставил на привязи коня, ступая так осторожно и бесшумно, как только мог, по свежей весенней траве. Он решил возвращаться прямо по лугу, потому что в лесу легко было выдать себя хрустом сухих веток и сучьев, остававшихся после долгой зимы. Если его схватят — ему грозит медленная мучительная смерть от рук тех, кто расположился сейчас лагерем в долине.

Посмотрев налево, Дерри окинул взглядом заросли: это место он и искал. На востоке, в миле отсюда, редели зубчатые вершины Рильской горной цепи, заслоняющие стены Кардосы в конце Кардосского ущелья. Говорят, там Венцит Торентский. А на западе, справа от Дерри, на многие мили простиралась Линдрутская долина. И у самых гор, за спиной Дерри, расположилась лагерем огромная армия Брэна Кориса, графа Марли, предателя. Теперь он союзник Венцита Торентского, чье присутствие в Кардосе угрожает самому существованию Гвиннеда.

Картина, которую вообразил Дерри, была не из приятных; попасть в руки изменников совсем не входило в его планы. Два дня назад, покинув Моргана и Дункана, он повернул на северо-восток и с тех пор скакал среди зеленеющих гор северного Корвина по галечным россыпям, держа путь на Ренгарт, где, как он полагал, стоял герцог Яред Мак-Лайн со своим войском.

Но в Ренгарте армии герцога не оказалось; он нашел там лишь горстку крестьян, которые и рассказали ему, что войско ушло на север дней пять назад. Дерри пустился вдогонку, и вскоре мягкая зелень корвинских холмов сменилась спокойными пустынными равнинами Восточной Марки.

А там вместо герцогского войска он нашел лишь следы ужасной битвы, закончившейся совсем недавно. Напуганные деревенские жители толпились на пепелище разграбленного и сожженного села; изрубленные тела всадников лежали вперемешку с конскими трупами, не преданные земле, разлагаясь на солнце. С седел мертвых лошадей свисали клетчатые пледы Мак-Лайнов, потемневшие от запекшейся крови. Брошенные знамена красного, голубого и серебристого цветов были втоптаны в кровавое месиво.

Он расспросил тех крестьян, которых ему удалось выманить из укрытий. Да, герцогово войско здесь проходило. Здесь оно встретилось с другой армией, которая поначалу казалась дружественной. При встрече оба лорда, не спешиваясь, пожали друг другу руки.

Но потом вдруг началась битва. Один из очевидцев припомнил, что он видел желто-зеленое знамя лорда Макантера с северной границы (раньше он часто сопровождал Яна Хоувелла, предыдущего хозяина Восточной Марки). По словам другого, знамена были голубого и белого цветов — это были цвета графа Марли.

Но кто бы ни вел это войско, на людей герцога коварно напали, круша их направо и налево и захватывая в плен тех, кто еще не был убит. Да, кто-то еще говорил, будто бы видел черно-белые знамена над головами победивших с изображением Бегущего оленя — знак дома Фурстанов. Измена была налицо.

Следы этой кровавой бойни тянулись до самых Линдрутских лугов. На рассвете Дерри отправился на поиски армии Брэна Кориса и нашел его лагерь, разбитый возле входа в большое Кардосское ущелье. Дерри понимал, что ему надо как можно скорее сообщить о том, что он видел, и убираться отсюда подобру-поздорову, но он знал и то, что связаться с Морганом ему удастся только поздним вечером: они заранее договорились о сеансе мысленной связи, и до этого времени Дерри мог бы узнать кое-что еще.

Осторожно приблизившись к лагерю как можно ближе, Дерри узнал много интересного. Брэн Корис, по-видимому, вступил в сговор с Венцитом Торентским в самом начале войны, значит, самое большее — неделю назад. Его, наверное, соблазнили темные обещания Венцита, а чем все это грозит — лучше и не думать. Даже люди Брэна не рисковали говорить об этом; судя по всему, им тоже немало обещали — и богатство, и славу, если они пойдут за Венцитом.

Теперь для Дерри важно было не попасться до ночи и вовремя связаться с Морганом.

Если бы только удалось затаиться где-нибудь на несколько часов и после захода солнца погрузиться в ту странную дремоту, во время которой он мог общаться на расстоянии со своим лордом. Нужно, пока не поздно, сообщить королю о предательстве Брэна. И он еще должен выяснить все о судьбе герцога Яреда и остатков его войска.

Дерри вошел в лес и уже увидел своего коня, как вдруг слабый хруст веток заставил его насторожиться. Он застыл, сжимая рукоятку меча и прислушиваясь, но больше не уловил ни звука. Дерри решил было, что ему послышалось, что это шалят его напряженные нервы, но тотчас неподалеку раздалось конское фырканье и осторожные шаги.

Может быть, конь его учуял? Нет, ветер дул в другую сторону.

Неужели он попал в западню?

Слабый хруст снова послышался слева от Дерри, и он уже не сомневался, что за ним следят. Но уйти из ловушки пешим ему бы все равно не удалось, и он продолжил путь к своему коню, уже не заботясь о том, чтобы идти бесшумно.

Все еще не снимая руку с рукоятки меча, он вышел на опушку, где оставил коня. Как он и предполагал, там его ждали трое воинов. Дерри был уверен, что где-то рядом есть еще солдаты, которых он не видит, и, возможно, вот-вот ему в спину вонзится смертоносная стрела. Он должен действовать так, как будто он — один из солдат Брэна.

— За кем-то следите? — спросил Дерри, из осторожности остановившись на краю поляны.

— Из какого ты отряда, парень? — спросил его тот, что был за главного, спокойно, но с подозрением в голосе. Скрытая угроза чувствовалась и в том, как он стоял, широко расставив ноги, засунув пальцы за пояс. Один из его спутников, ниже и толще других, выглядел наиболее враждебно и все время поглаживал рукоятку меча, поглядывая на Дерри.

Дерри придал своему лицу как можно более невинное выражение и развел руками в самом умиротворяющем жесте. Шлем, висящий на ремешке, при этом закачался.

— Ну, из пятого, естественно, — сообщил он, зная, что в армии Брэна есть, по крайней мере, восемь кавалерийских отрядов, — а в чем, собственно, дело?

— Врешь, — свирепо посмотрел на него третий, схватившись за оружие и скользнув взглядом по доспехам Дерри. — В пятом желтые латы, а у тебя — коричневые. Кто твой командир?

— Да ладно вам, — стал успокаивать их Дерри, прикидывая расстояние до своего коня, — я совсем не хочу неприятностей. Давайте мирно разойдемся.

— Без неприятностей тебе не обойтись, сынок, — проворчал первый, все еще бесстрастно стоя с заложенными за пояс руками, — ну что, пойдешь сам или нет?

— Не думаю! — Дерри резко швырнул шлем в лицо солдату, отпрянувшему от неожиданности, выхватил меч из ножен и рванулся вперед, молниеносным ударом сразив низенького толстяка. Едва он вытащил меч, двое других солдат, перепрыгнув через тело убитого товарища, с криками атаковали его, обнажив клинки. Где-то вдали тоже послышались крики, и Дерри понял, что к противнику спешит подмога. Он должен немедленно ускользнуть, иначе будет поздно.

Дерри бросился на одно колено и, распрямившись, сплеча ударил кинжалом, который успел вытащить из голенища, полоснув по пальцам одного из атакующих. Тот вскрикнул и выронил оружие, но уйти Дерри не успел — дорогу преградил его товарищ и еще двое вооруженных мечами солдат. А обернувшись, он увидел полдюжины вооруженных людей, со всех ног спешащих к нему. Из последних сил Дерри стал пробиваться к своему коню.

Он рванулся вперед и уже поставил ногу в стремя, чтобы запрыгнуть в седло, но подпруга была плохо затянута, и седло поползло на сторону. Он потерял равновесие, и сразу несколько рук потянулось к нему; его схватили за одежду, за волосы, вцепились в пояс.

Дерри почувствовал острую боль в предплечье правой руки: до него добрался чей-то кинжал; почувствовал, что меч выпал у него из рук, а пальцы стали скользкими от крови — его собственной. Потом он упал на весеннюю траву, на него навалилась груда тел, закованных в кольчуги, и тут сознание покинуло его.

 

Глава XI

«Покойны шатры у грабителей и безопасны у раздражающих господа»

[11]

Дерри вздрогнул и застонал, когда кто-то стал ощупывать его раненую руку.

Он покачнулся, а тем временем его вынули из седла и почти волоком оттащили на мягкую траву. Три вооруженных солдата крепко прижали его руки и ноги к земле — три суровых воина в бело-голубой форме графа Марлийского. Один из них держал обнаженный кинжал у самого горла пленника. Четвертый человек, судя по одежде, полевой лекарь, стал на колени возле головы Дерри; он невесело крякнул, увидев рану вблизи, и начал ее перевязывать. Дерри видел, как собравшиеся вокруг солдаты внимательно разглядывают его, и вдруг с ужасом осознал, что бегство невозможно.

Когда лекарь кончил перевязывать рану, один из охранников взял кусок перевязи и крепко стянул им руки Дерри, потом выпрямился, странно взглянул на пленника, как будто тот ему кого-то напоминал, и исчез из виду. Дерри с трудом приподнял голову, пытаясь осмотреться, но тут державший его человек встал и отошел.

Дерри снова находился в лагере, и лежал он в тени низкой палатки из коричневой кожи. Места он не узнавал, так как раньше видел только малую часть лагеря, но без сомнения он был сейчас где-то в центре.

Палатка была того типа, какими обычно пользовались в Восточной Марке — широкая и приземистая, но с нарядным навершием, по-видимому, офицерская. Он подумал о том, кому бы палатка могла принадлежать, ведь никого в таком звании поблизости не было. Может быть, солдаты не понимают, какого важного пленника поймали? Тогда ему нужно избегать встречи с кем-нибудь чином повыше, кто мог бы его опознать.

С другой стороны, если они не понимают, кто он, и принимают его за обычного шпиона, он даже не сможет оправдаться: его просто казнят без лишних слов.

Но они перевязали его рану — а это не имело бы смысла, собирайся они попросту убить его. Он удивился: где же их командир?

И как только он об этом подумал, высокий человек средних лет в кольчуге и золотисто-голубой накидке подошел и отдал одному из солдат свой шлем. Все — и худощавое породистое лицо, и осанка, и уверенные движения — обличало в нем опытного воина. Рукоятка его меча и тяжелая золотая цепь на шее были украшены жемчугом. Дерри сразу узнал барона Восточной Марки Кэмпбелла. Интересно, а он узнал его?

— Ну что у нас здесь? Тебя послал король, парень?

Дерри нахмурился, пытаясь понять, притворяется этот человек или действительно не узнает его.

— Конечно, король, — наконец сказал он, стараясь, чтобы в его голосе прозвучало негодование. — Вы так всегда принимаете королевских посланников?

— Так значит, ты и есть королевский посланник? — спросил Кэмпбелл, насмешливо склонив голову. — Солдаты мне этого не сказали.

— Они и не спрашивали, — презрительно произнес Дерри, с вызовом закидывая голову. — Да и потом, у меня поручение не к солдатам. Я ехал в войско герцога Эвана по королевскому приказу. Я надеюсь, вы извинитесь за произошедшее недоразумение.

— Ага, конечно же, это недоразумение, парень, — пробормотал Кэмпбелл, подозрительно оглядывая Дерри. — Тебя приметили, когда ты крался вдоль лагеря; ты солгал нашим людям, которые окликнули тебя и спросили, кто ты; ты убил солдата, который попытался задержать тебя. Чем ты докажешь, что ты — королевский гонец, а не шпион? Я думаю, ты обычный шпион. Как тебя зовут, парень?

— Я не шпион. Я посланец короля. А мое имя и моя весть — не для ваших ушей! — выпалил Дерри. — Вот узнает король, как вы тут…

Кэмпбелл резко склонился и схватил Дерри за ворот куртки.

— А ну не смей так разговаривать со мной, мальчишка! Хочешь дожить до старости — попридержи язык, прежде чем другой раз вздумаешь нести околесицу. Я достаточно ясно сказал?

Дерри содрогнулся от железной хватки барона и предпочел оставить возражения при себе. Слабым движением головы он дал понять, что смиряется. Кэмпбелл ослабил зажим, и Дерри смог вздохнуть.

— Отведите-ка этого человека к его милости лорду Брэну, — сказал барон, отпуская кольчугу Дерри и выпрямляясь. — У меня нет времени точить с ним лясы. Может быть, друзья нашего лорда, все эти Дерини, выудят у него правду.

При этих словах Дерри подняли на ноги и повели куда-то. Пока они шли по лагерю, солдаты провожали их удивленными взглядами, и несколько раз Дерри показалось, что его узнали, но никто не подал и виду, а сам Дерри кое-как держался на ногах; и ему было не до того. Да и это уже не имело значения. Уж Брэн Корис хорошо знает, кто он такой и откуда.

Через редкую дубовую рощу его провели к бело-голубому шатру, возвышавшемуся среди бархатной зелени травы. Центральную площадку лагеря окружали другие палатки, немного меньших размеров, но тоже яркие, с нарядными штандартами, привлекающими взгляд. Отсюда же открывался вид на реку Кардос, голубую и в это время года многоводную.

Воины, сопровождавшие Дерри, замедлили шаги, и его заставили преклонить колени перед серебристо-черной палаткой, следующей за бело-голубой. Раненая рука его сильно болела, кисти затекли, скрученные конскими поводьями.

Из шатра раздавались голоса громко спорящих мужчин, хотя слов из-за плотного полотна было не разобрать. Помедлив мгновение, барон Кэмпбелл вошел в палатку. До слуха Дерри донесся возбужденный шепот и, наконец, отчетливые слова Брэна:

— Шпион? Черт возьми, Кэмпбелл, вы прервали меня, чтобы сказать, что поймали шпиона?!

— Кажется, это не простой шпион, милорд. Это… ну, посмотрите лучше сами.

— Ладно. Я сейчас вернусь, Лионель.

Когда Кэмпбелл вышел из палатки, а следом за ним показался худощавый человек в голубой тунике, сердце Дерри оборвалось, и он опустил голову. Тот был уже рядом — Дерри слышал его дыхание, видел в траве перед собой пару сапог. Скрываться дольше было бесполезно: Дерри поднял голову и увидел знакомое лицо Брэна Кориса.

— Шон лорд Дерри! — воскликнул Брэн. Его голубые глаза стали холодны. — Как поживает мой любезный коллега по Королевскому Совету? Уж не предали ли вы своего дорогого Моргана? — Глаза Дерри вспыхнули. — Нет, не думаю. Милорд Лионель, смотрите, кого Морган послал к нам. Своего любимого шпиона.

Лионель вышел из палатки и с удивлением посмотрел на Дерри. Был он высокий, по-своему величественный, темнобородый, с сурово сжатыми тонкими губами. На нем был плащ из тончайшего белого шелка, доходивший до пят; из-за ворота плаща была видна кольчуга, а под ней — малиновая рубашка. На поясе у него висел кинжал в нарядных ножнах. Длинные черные волосы были собраны в пучок на затылке и скреплены серебряным обручем. Жемчуг, украшавший браслеты на его запястьях, вспыхивал красным, зеленым и фиолетовым, когда он сложил руки на груди.

— Да, это мальчишка Моргана, — сказал Лионель, тоже смерив Дерри ледяным взглядом.

— Шон лорд Дерри, — сказал Брэн, кивнув. — Келсон включил его в Совет на освободившееся место лорда Ральсона. Он был некоторое время оруженосцем Моргана. Где вы нашли его, Кэмпбелл?

— На дороге к югу отсюда, милорд. Патруль поймал его коня и дождался, пока он вернется назад. Он оказал сопротивление. Погиб Петер Дэвенси.

— Дэвенси. Такой толстый бойкий парень?

— Он самый, милорд.

Брэн, коснувшись пальцами жемчужной цепочки у себя на груди, несколько мгновений смотрел на Дерри. Дерри показалось даже, что сейчас Брэн ударит его, и он уже весь сжался, но этого не случилось. Обуздав гнев, Брэн обратил взор к Лионелю и старался больше не смотреть на Дерри.

— Будь этот человек всецело в моей власти, он бы сегодня же умер за то, что сделал, — процедил Брэн сквозь зубы. — Однако я не ослеп от гнева и вижу, что эта птичка может еще понадобиться Венциту. Спросите своего родственника, как он прикажет мне поступить с этой мразью?

С кратким поклоном Лионель повернулся и проследовал в свою палатку, Брэн последовал за ним. Они остановились у самого входа, их силуэты отчетливо были видны на полотне палатки. Над их головами вспыхнул какой-то свет, и внезапно Дерри понял, что они связываются с Венцитом при помощи магии. Через несколько мгновений Брэн вышел из палатки один с задумчивым и слегка изумленным видом.

— Ну что ж, лорд Дерри, выходит, что вы прощены, ибо избавляетесь от наказания, полагающегося шпионам, и вместо этого удостоитесь чести быть сегодня гостем его величества короля Венцита в Кардосе. Не могу ничего обещать относительно приема, который вы там встретите: торентские обычаи, как мне кажется, порой весьма причудливы. Но вам, может быть, понравится. Кэмпбелл?

— Да, милорд.

Брэн мрачно взглянул на связанного Дерри.

— Посадите его на коня и уберите с глаз моих подальше. Мне противно видеть его.

* * *

Морган окинул взглядом крошечную приемную, провел рукой по свежевыбритым щекам и взглянул в высокое зарешеченное окно. Снаружи темнело. К ночи, как это часто бывало в этом горном краю, сгустился туман, окутывая всю Дхассу мрачной и таинственной пеленой. Хотя еще не совсем стемнело, уже начали зажигать факелы, и их бледные огни угрожающе мерцали в тихих сумерках. Улицы, час назад полные солдат, теперь были почти пусты, только слева он видел горделивого часового у ворот Собора Святого Сенона; десятки вооруженных людей и простых горожан прошли уже через эти ворота. Когда толпа у входа рассеивалась, Моргану удавалось разглядеть главный неф; там было светло, как днем, от сотен зажженных свечей. Вот-вот и они с Дунканом вместе с архиепископами войдут в эти врата. Интересно, как их примут?

Морган со вздохом отвернулся от окна и взглянул в другой конец комнаты, где на низкой деревянной скамейке сидел Дункан. Рядом с ним стояла зажженная свеча — священник погрузился в чтение книги в кожаном переплете с золотым обрезом. Как и Морган, он был одет в лиловое, чисто выбрит, кожа на его лице, там где была борода, странно белела в полумраке. Он еще не застегнул мантию — в часовне было тепло, сюда не проникала вечерняя сырость. На ногах его были кожаные сапоги, под плащом — белая туника без всяких украшений. Так же был одет и сам Морган, только на пальцах его по-прежнему красовались перстни со львом и грифоном. Он встал и подошел к Дункану, но тот, занятый своими мыслями, казалось, не замечал его.

— Ты не устал так вот ждать? — спросил Морган.

Дункан оторвался от чтения и улыбнулся.

— Немного. Но, знаешь, священников рано приучают к терпению. А еще нас учат быть хорошими актерами. Почему бы тебе не перестать расхаживать и не попытаться расслабиться? Все же заметил.

Морган тяжело опустился на скамейку рядом с Дунканом и прислонился головой к стене, сложив руки на груди.

— Расслабиться? Легко сказать. Ты-то любишь ритуалы. Ты всю жизнь имел дело со священными церемониями. А я чувствую себя скверно, мне кажется, что я сейчас умру от голода. Я не ел ни крошки целый день.

— Я тоже.

— Но ты, похоже, переносишь это легче. Не забывай, что я всего-навсего жалкий дворянин, привыкший потакать своим прихотям. Даже глоток этого гнусного дхасского вина был бы сейчас кстати.

Дункан закрыл книгу и с улыбкой прислонился к стене.

— Ты не думаешь, что говоришь. Представь, как подействует вино, выпитое на голодный желудок. Да и потом, зная здешнее пойло, я предпочел бы умереть от жажды.

— Да, пожалуй ты прав, — улыбнулся Морган. Он закрыл глаза. — Пойдем продемонстрируем, что делает пост. Он не смиряет дух, а лишь умерщвляет плоть.

— Ну, я думаю, что епископы не оставят нас на произвол судьбы, — хмыкнул Дункан. — Вряд ли им понравится, если мы во время церемонии грохнемся в обморок от голода.

— Тебе, конечно, лучше знать, — усмехнулся Морган, подымаясь и вновь начиная расхаживать. — Может быть, грохнуться в обморок — это лучшее, что мы можем там сделать. Послушай, как звучит: «По трехдневном посте души кающихся Дерини источились печалью, и сердца их очистились, и они поверглись оземь пред лицом Господа». — Ты знаешь, что…

В это мгновение раздался щелчок входного замка. Дункан прервался на полуслове, вставая на ноги и глядя на Моргана. Вошел епископ Кардиель — на нем была багровая сутана, стелившаяся за ним по полу. Его сопровождал монах в черном плаще с капюшоном. Морган и Дункан, склонившись, поцеловали кольцо на руке епископа. Монах достал и протянул Кардиелю сложенный лист пергамента.

— Еще час, — тихо сказал епископ, беря Моргана за руки и тревожно поглядывая в окно. — Это от короля. Он желает нам успеха сегодня вечером и выезжает, чтобы увидеться с нами послезавтра в Кор Рамете. Надеюсь, мы не разочаруем его.

— Разочаруем? — Морган, который уже поднес свечу к письму, чтобы прочесть его, удивленно взглянул на епископа. — Почему? Разве что-то не так?

— Пока ничего, — сказал Кардиель, подал письмо, и Морган без слов взял его. — А у вас нет никаких вопросов по поводу сегодняшней церемонии?

— Отец Хью несколько часов назад разговаривал с нами, ваше преосвященство, — осторожно произнес Дункан, не сводя глаз с Кардиеля. — Милорд, если возникли какие-то сложности, мы хотели бы знать об этом.

Кардиель долго смотрел на них, потом отвернулся, опершись одной рукой на высокий подоконник. Обдумывая свои слова, он несколько секунд смотрел в окно, потом повернулся к Моргану и Дункану. Его поседевшая голова выделялась светлым пятном на фоне темного неба. Из-под загнувшегося рукава сутаны был виден белоснежный стихарь, и Морган вдруг понял, что епископ прервал церемонию облачения, спеша посетить их. Что же он намерен сказать?

— Знаете, вы произвели хорошее впечатление во время процессии, — с улыбкой произнес Кардиель. — Народ любит публичное покаяние грешников. Возможно, это помогает им лучше осознать собственную добропорядочность. Честно говоря, большинство тех, кто будет присутствовать сегодня на церемонии, хочет поверить в искренность вашего примирения с Церковью.

— Тем не менее… — Морган не договорил.

Кардиель опустил глаза.

— Да, всегда есть «тем не менее», не так ли? — Он посмотрел прямо в глаза Моргану. — Аларик, поверьте, я доверяю вам, вам обоим, — он перевел взгляд на Дункана, — но… Есть люди, которые и сейчас относятся к вам с предубеждением. Только чудо убедит их в том, что вы не замышляете ничего худого.

— Не просите же вы нас совершить чудо? — прошептал Морган, удивленно глядя на Кардиеля.

— Боже мой, нет! Вот уж чего я нисколько не хочу, — Кардиель покачал головой. — Однако вот что я должен вам сказать. — Он сжал пальцы и посмотрел на свое епископское кольцо. — Аларик, я уже четыре года епископ Дхассы. И за эти четыре года, и во времена пяти моих предшественников в Дхасской епархии ни разу не было никаких скандалов…

— Вы должны были думать об этом тогда, когда пошли наперекор Курии, милорд.

— Я сделал то, что должен был сделать.

— Так говорит ваш рассудок, — сказал Дункан, — но ваше сердце боится: вдруг эти двое Дерини что-нибудь натворят.

Кардиель посмотрел на них и прочистил горло.

— Ну, может быть, — он снова кашлянул, — может быть и так. Дункан, — помолчав, сказал он. — Я прошу вас дать мне слово, что вы не будете использовать там свое могущество — вы оба. Что бы ни случилось, я должен быть уверен, что вы не совершите ничего необычного, что будете вести себя как все кающиеся, что приходят в мой собор, дабы примириться с церковью. Уверен, что вы понимаете важность моей просьбы.

Морган опустил глаза и задумчиво сжал губы.

— Я полагаю, Арилан знает, с чем вы отправились к нам?

— Да.

— И что он думает об этом?

— Он согласен. Не должно быть никакой магии.

— Что ж, если мы должны дать вам слово, я со своей стороны даю.

— Я тоже, — сказал Морган после недолгой паузы.

Кардиель облегченно вздохнул.

— Благодарю вас. Я сейчас ненадолго оставлю вас вдвоем. Полагаю, что вы хотите подготовиться к церемонии. Мы с Ариланом вскоре зайдем за вами.

Когда дверь за Кардиелем закрылась, Дункан посмотрел на своего кузена. Морган повернулся, провожая епископа взглядом, и теперь свеча, стоявшая на краю скамейки, бросала глубокую тень на его задумчивое и сосредоточенное лицо. Тревожные мысли зашевелились в голове Дункана, он встал с места и подошел к своему родичу.

— Аларик, — тихо сказал он. — Что…

Морган посмотрел на дверь и, перекрестив скамейку, опустился перед ней на колени.

— Я боюсь, что пренебрегал молитвой последние недели, Дункан, — прошептал он, приглашая Дункана присоединиться к нему и вновь бросая взгляд на дверь. — Ты помолишься со мной?

Дункан безмолвно опустился на колени и перекрестился, но в глазах его по-прежнему таился вопрос. Он хотел что-то сказать, искоса взглянув на дверь, но увидел, как губы Моргана шепнули краткое: «Нет», и покорно склонил голову.

Придвинувшись к кузену поближе, он зашептал так тихо, как только мог.

— Скажи мне, в чем дело. Я знаю, ты боишься, что за нами следят, но в чем же дело? Ты помедлил, прежде чем дать слово Кардиелю, — почему?

— Потому что я не был уверен, что сдержу его, — прошептал Морган.

— Не сдержишь? — ответил Дункан, подняв от неожиданности голову. — Но почему? Что случилось?

Морган покосился на дверь и снова опустился на колени.

— Дерри. Он должен был вступить с нами в контакт вчера… Или сегодня. Условленное время как раз приходится на середину церемонии.

— Боже мой! — У Дункана перехватило дыхание, но тут он вспомнил, что «молится», и снова склонил голову. — Аларик, мы не должны связываться с Дерри прямо в Соборе, раз уж дали слово Кардиелю. Если нас поймают…

Морган слабо кивнул.

— Знаю. Но выбора нет. Я боюсь, что с Дерри что-то случилось. Нужно найти возможность связаться с ним и при этом не попасться.

Дункан закрыл лицо руками и вздохнул.

— Я чувствовал, что ты все время о чем-то думаешь. У тебя есть план?

Морган снова наклонил голову и посмотрел на Дункана.

— Да. В литургии есть несколько мест — и во время самой церемонии и во время последующей мессы, — когда к нам не будут обращаться. В эти минуты я попытаюсь поговорить с Дерри, а ты последишь, не наблюдают ли за нами. Если увидишь что-то неладное, я прервусь. Ты можешь…

Он замолчал и склонил голову в глубоком поклоне: дверь открылась. Оба перекрестились, увидев, как в комнату входит Кардиель, сопровождаемый Ариланом. Оба были в лиловых облачениях, украшенных жемчугом митрах и с распятиями в руках. За ними следовали монахи в черных плащах с капюшонами, каждый с зажженной свечой.

— Мы можем начинать — если вы готовы… — сказал Арилан. Лиловая сутана необыкновенно сочеталась с его фиалковыми глазами; при свете свечей таинственно мерцал аметист в его перстне.

Морган и Дункан, поклонившись, последовали за процессией. На город опускалась ночь.

* * *

В Рильском ущелье было уже темно, когда Дерри и его конвоиры наконец достигли Кардосы. Дерри привязали к седлу — как багажный тюк, и он был уверен, что это сделали, чтобы еще сильнее унизить его. Полпути, пока ехали в гору, его голова свешивалась со спины лошади, ему было холодно, он весь промок. Всякий раз, когда переходили вброд реку, его голова оказывалась под водой. Руки, связанные поводьями, затекли и опухли, ноги превратились в ледышки.

Но людей, сопровождавших его, это ничуть не беспокоило. Лишь когда они остановились в маленьком темном дворе, веревки, связывавшие Дерри, перерезали, и он свалился с седла. Его раненое плечо сильно болело, и он чуть не потерял сознание от боли. Дерри едва стоял на ногах и был почти рад, что стражники поддерживают его с двух сторон.

Дерри попытался осмотреться, надеясь, что это поможет ему забыть о боли. Они находились в Эсгаир Ду — неприступной черной крепости, преграждавшей дорогу в Кардосу. Дерри видел только огромный крепостной вал, но больше ничего разглядеть ему не удалось, так как двое солдат в белых фурстанских мундирах подошли и взяли его у конвойных — прикосновение их грубых пальцев опять доставило ему жуткую боль.

Он старался запомнить дорогу — бесчисленные переходы и повороты, по которым его вели, но ноги плохо повиновались ему, боль была слишком сильной, а дорога слишком запутанной, и он почти ничего не запомнил. Они дошли до обитой железом двери, один солдат втолкнул его в комнату, другой запер дверь ключом. Вспомнить, как он добрался от двери до кресла и опустился в него, Дерри потом тоже не мог.

Конвойные привязали его руки к ручкам кресла и ушли. Постепенно боль ослабела, и Дерри открыл глаза, заставляя себя осмотреть комнату.

Это была одна из отборных темниц в Эсгаир Ду. При свете факелов он разглядел, что пол покрыт соломой. Стены не были сырыми, это его весьма удивило и обрадовало — он почему-то больше всего боялся сырости тюремных стен.

И все-таки его окружали стены темницы, и в них там и сям были вставлены железные кольца, а на кольцах — цепи и другие приспособления, о предназначении которых он предпочитал не думать. Еще он разглядел какой-то обитый кожей сундук, производивший довольно зловещее впечатление: было совершенно неясно, зачем он здесь. На сундуке поблескивал какой-то металлический значок, бросавшийся в глаза на гладкой черной коже. Но свет был слишком тусклым, а сундук находился слишком далеко, Дерри так ничего и не разобрал, однако понял, что сундук находится здесь не случайно и что ему совсем не хочется встречаться с его владельцем. Оторвав от него глаза, он продолжил осмотр комнаты.

Вдруг он понял, что здесь есть окно, почти незаметное в сумеречном свете. Дерри присмотрелся: узкое и высокое, несколько футов в глубину и не больше десяти дюймов в ширину, окно было зарешечено; даже если бы он мог подойти к нему, через эту узкую щелочку ему ничего бы не удалось разглядеть. Кроме того, он, пожалуй, даже не смог бы дотянуться до окна, — на гладко обтесанных камнях стены не было ни единой выщербинки.

Дерри еще раз окинул взглядом темницу и вздохнул. Да, отсюда не уйти. Все это навевало мысли о самоубийстве — но он понимал, что мертвым не принесет уж совсем никакой пользы. А если будет жив — может быть, сумеет уйти или хотя бы передать Моргану, пока не поздно, то, что ему довелось узнать.

А что он скажет герцогу Аларику, если успеет? Дерри задумался. Что ж, хорошо, пока у него не сняли с шеи медальон Святого Камбера, еще есть возможность связаться с Морганом и сообщить все самое важное.

Он рассчитал в уме, когда герцог ожидает связи с ним, осознавая, что может случиться, если он будет небрежен. Он должен был это сделать — должен, хотя не представлял, как это ему удастся в его нынешнем состоянии.

Глубоко вздохнув и помолившись, чтобы ему было даровано время сделать то, что он должен, Дерри попытался принять более удобную позу и сосредоточиться на медальоне. Морган говорил ему, что нужно взять медальон в руки, но сейчас это было, разумеется, невозможно, и он надеялся, что хотя бы прикосновение медальона к коже груди как-нибудь поможет ему.

Вот он. Дерри почувствовал медальон чуть левее середины груди. Только бы получилось…

Дерри закрыл глаза, попытался представить себе медальон, вообразить, что он у него в правой руке. В его мыслях возникли слова заклинаний, которым учил его Морган. Он ощутил, как в его пустой ладони словно бы ожило воспоминание о медальоне Камбера, и стал погружаться в забытье; его тело ощутило приятную прохладу — это были первые признаки транса. И вдруг Дерри с ужасом услышал скрип дверных петель и шаги. За спиной у него появился кто-то с факелом, и он с трудом удержался, чтобы не повернуть голову и не посмотреть, кто там.

— Хорошо, я позабочусь об этом, — сказал холодный, учтивый голос. — Диган, у вас еще что-нибудь?

— Только депеша от герцога Лионеля, государь, — подобострастно ответил второй голос.

Дерри услышал хруст разламываемой печати и шелест пергамента. Он ощутил холодок в желудке, услышав эти слова, — потому что только одного человека могли звать в Эсгаир Ду «государь». Не успел он осознать этот печальный факт, как в темницу вошел кто-то еще, и на стену легла огромная устрашающая тень. Сердце Дерри оборвалось. Он понимал, что размеры тени не соответствуют настоящему росту ее владельца, и все-таки его охватил дикий ужас. Каждым уголком своего сознания Дерри знал и то, что один из этих людей — Венцит Торентский, а это значит, что теперь с Морганом не связаться.

— Я разберусь с этим, Диган. Оставьте нас, — произнес ровный голос.

Судя по звуку, пергамент сложили, потом кто-то, поскрипывая кожей ремней, направился к двери. Дверь со щелчком закрылась, свет факела сдвинулся влево, но приближались к Дерри с правой стороны.

Мягкий звук шагов по соломе отзывался в голове Дерри, как бой сотен колоколов.

 

Глава XII

«Не отдаляйтесь от меня, ибо скорбь близка, а сообщника нет»

[12]

Церемония возвращения в лоно Церкви двоих заблудших Дерини в Соборе Святого Сенона в Дхассе была в самом разгаре. После того, как вся процессия, состоящая из восьми епископов и бессчетного числа священников, монахов и служек вошла в Собор, Морган и Дункан торжественно предстали перед Кардиелем и публично заявили о своем покаянии. Затем оба они преклонили колени на первой ступени алтаря, слушая, как Кардиель, Арилан и другие читают традиционные слова, которые обычно произносятся в подобном случае.

Настал опасный момент, требующий большого внимания, так как им обоим следовало вовремя отзываться на замысловатые слова литургии, которые то говорились, то пелись. Наконец началась часть службы, когда обоим кающимся почти не нужно было ничего делать и говорить. Они избегали смотреть друг на друга; рядом с каждым из них стояло по два монаха, в сопровождении которых они и поднялись на широкое возвышение перед самым алтарем. Там они пали ниц и должны были лежать распростертыми на ковре, пока продолжалась эта часть церемонии.

— Благослови, Господи, раба Твоего, — говорил Кардиель, — да не забудется благостыня Господня: злозаконие твое простившего, прегрешения твои искупившего…

Пока епископ бубнил, Морган пошевелился, повернул голову, лежащую на сложенных вместе ладонях, и немного переместил руку, на которой был перстень, так, чтобы увидеть грифона. Сейчас, пока епископы поглощены службой, у него было время попробовать связаться с Дерри, только быстро. Если у Дерри все в порядке и он выйдет на связь, то можно хотя бы назначить другое время для контакта. Позже вечером обстоятельства будут более благоприятны для этого.

Он приоткрыл глаза и увидел, что Дункан наблюдает за ним и что никто, кажется, не обращает на них внимания. У него было пять минут в запасе, и Морган рассчитывал, что этого достаточно.

Закрыв глаза, он почувствовал легкий толчок — это Дункан дал знать, что он тоже готов. Морган снова приоткрыл глаза и сконцентрировал взгляд на перстне с грифоном. Вскоре он перестал обращать внимание на огоньки свечей, на бормотание епископов, на пряный запах ладана, витающий вокруг, на жесткий ворс ковра под подбородком. Наконец он вошел в начальную стадию Тиринского транса, который позволял ему вступить в мысленный контакт с Дерри.

— Против тебя, тебя одного согрешил я и принес тебе зло, о Господи. На суд Твой предаю себя днесь, и да будет воля Твоя, — продолжал Кардиель.

Но Морган его уже не слышал.

* * *

Два человека молча приближались к Дерри — один справа, другой — слева. Дерри изо всех сил держал себя в руках, стараясь ничем не выдать своего страха. Тот, что подошел слева, был высок и смуглолиц. Его ястребиный профиль был изуродован ужасным шрамом, тянущимся от носа и теряющимся в ровных, ухоженных усах. Темные волосы на висках были тронуты сединой, бледно-серые глаза казались серебристыми в факельном свете. Это он внес факел, свет которого так напугал Дерри несколькими минутами раньше, и это его тени Дерри испугался сначала, когда тот укреплял свой факел на стене рядом с другим.

Но это был не Венцит. Дерри это понял сразу, едва взглянув на второго вошедшего, который приблизился к нему справа и остановился напротив кресла, где он сидел. Он разительно отличался от высокого человека со шрамом, хотя тоже был высок. В этом угловатом человеке таилась какая-то звериная грация. Рыжие волосы, усы и борода придавали его облику что-то лисье. Светло-голубые глаза смотрели на молодого человека, который неподвижно сидел напротив него. Венцит был одет по-домашнему. Из-под просторной шелковой мантии янтарного цвета виднелся батист куртки того же золотистого оттенка. На широком поясе из золотых колец висел кинжал, рукоятка которого была усыпана драгоценными камнями. Длинные тонкие пальцы были унизаны кольцами, но других украшений на нем не было. Коричневые бархатные туфли с загнутыми носками, расшитые золотом, выглядывали из-под мантии. Насколько мог судить Дерри, кинжал был единственным оружием Венцита, однако это мало успокаивало.

— Итак, — произнес человек. Именно этот голос Дерри слышал несколько минут назад и не ошибся — он принадлежал Венциту.

— Итак, вы и есть тот самый знаменитый Шон лорд Дерри. Вы знаете, кто я такой?

После некоторого колебания Дерри слегка кивнул.

— Великолепно, — сказал Венцит довольно дружелюбно. — Однако я не уверен, что вы раньше встречали моего товарища, поэтому представлю его — Ридон из Восточной Марки. Это имя вам, должно быть, знакомо.

Дерри взглянул на другого человека, небрежно прислонившегося к стене слева от него, и тот приветливо кивнул. Ридон был одет так же, как и Венцит, но вместо янтарного и золотого цветов в его одеянии преобладали полночно-синий и серебряный. Его темная фигура производила гораздо более зловещее впечатление; казалось, что его-то и надо бояться, что Венцит в сравнении с ним слишком мягок и неспособен на жестокость. Но Дерри понимал, что не стоит доверять этому ощущению. Венцит опаснее десяти Ридонов, хотя Ридон, по слухам, как Дерини обладает большим могуществом. Нельзя ни на миг терять бдительности. И опасаться нужно прежде всего Венцита.

Венцит пристально наблюдал за своим пленником и, заметив, какое впечатление произвел на того мрачный его спутник, засмеялся и скрестил руки на груди. Какой-то странный звук заставил Дерри насторожиться. Венцит продолжал улыбаться. От его внимания не ускользнуло и то, что его смех беспокоит Дерри больше, чем суровое молчание.

— Шон лорд Дерри, — задумчиво проговорил Венцит, — я наслышан о вас, мой юный друг. Мне известно, что вы — ближайший помощник Аларика Моргана, а сейчас и в этом… королевском, если так можно выразиться, Совете заседаете. Ну, не прямо сейчас, разумеется. — Он взглянул на Дерри и увидел, как тот прикусил губу.

— Да, Шон лорд Дерри, наслышан я и о вашей, так сказать, дерзости. И сдается мне, что очень скоро нам представится случай выяснить, насколько верны эти слухи. Расскажите-ка о себе, Дерри.

Дерри постарался ничем не выдать свой гнев, но догадался, что это ему не очень удалось. И все-таки пусть Венцит увидит, что с ним не так просто справиться. Если он думает, что Дерри сдается без борьбы, то…

Венцит сделал шаг вперед, и Дерри застыл. Тяжело вздохнув, он заставил себя твердо встретить взгляд чародея и был удивлен, когда Венцит чуть-чуть отступил назад. Ему было страшно смотреть на то, как Венцит поглаживает рукоятку кинжала.

— Ну что, — произнес Венцит, вытаскивая кинжал и ловко вертя его в пальцах, — вы явно вздумали мне перечить, а? Считаю своим долгом предупредить: с меня довольно. После всех тех рассказов о вас я начал было опасаться, что вы меня разочаруете. А я так не люблю разочарований.

Не успел Дерри как-то ответить на эти слова, как Венцит неожиданно приблизился и приложил острие кинжала к его горлу. Он некоторое время внимательно всматривался в лицо Дерри, потом усмехнулся и, переместив кинжал к верхней застежке его куртки, перерезал кожаный ремешок. Дерри сначала уставился на обрезок, а потом безучастно смотрел, как Венцит, медленно продвигаясь вниз вдоль ряда застежек, перерезал их по очереди со словами:

— Знаете ли вы, Дерри, — вжик, вторил клинок, — я всегда удивлялся, — вжик, — как это Аларик Морган добивается такой преданности от своих соратников, — вжик, — или этот Келсон и его предшественники, эти странные Халдейны, — вжик, — немногие, между прочим, могут позволить себе вот так вот сидеть передо мной, как вы, и отказываться от беседы, зная, какие это сулит неприятности, — вжик, — не каждый сможет сохранять верность своему сеньору, даже если тот далеко-далеко и нет никакой надежды, что он придет на помощь.

Клинок Венцита зацепил очередную застежку уже на уровне груди и чуть было ее не перерезал, но тут на что-то наткнулся, лязгнул металл о металл. Венцит приподнял бровь и с притворным удивлением воззрился на Дерри.

— А это что такое? — спросил он, задумчиво склонив голову. — Дерри, мой кинжал на что-то наткнулся, что там? — Он попытался сделать разрез ниже, но снова раздался металлический лязг.

— Как ты думаешь, Ридон, что у него там?

— Понятия не имею, сэр, — пробормотал тот, отделившись от стены и лениво приблизившись к Дерри с другой стороны.

— И я тоже, — промурлыкал Венцит и, зацепив кинжалом цепочку, начал осторожно вытягивать ее, пока не показался тяжелый серебряный медальон.

— Это амулет? — спросил Венцит. Уголки его губ чуть дрогнули. — Ридон, как трогательно. Он носит его у самого сердца.

— Интересно посмотреть, — хихикнул Ридон, — от какого это святого он надеется получить защиту, сэр. Мы-то знаем, что от вас никто не защитит.

— Правильно, — согласился Венцит; разглядывая медальон, он поднес его к самому носу. — Святой Камбер?

Глаза его потемнели, когда он поднял тяжелый взгляд на Дерри, и у того сердце оборвалось. Венцит принялся медленно и сосредоточенно разглядывать слова, выгравированные по краю диска. С оттенком презрения в голосе он произнес по слогам:

— «Сохрани нас от всякого зла…»

Венцит с силой сжал в кулаке серебряный диск и потянул за цепочку, приблизив лицо Дерри прямо к своему.

— Ты что, Дерини, что ли, малыш? — прошептал он, и Дерри холодом пробрало от этого шепота. — Ты ждешь помощи от святого Дерини, мой маленький глупенький друг. Ты что же, думаешь, что он защитит тебя от меня?

Венцит стал закручивать цепочку, и Дерри начал задыхаться.

— Не хочешь отвечать, малыш?

Дерри казалось, что эти ужасные глаза пронизывают его душу, и молодой лорд-гофмейстер, вздрогнув, отвел взгляд. Он услышал, как Венцит презрительно фыркнул, но так и не смог заставить себя вновь посмотреть в эти вызывающие глаза.

— Ну ладно, — тихо пробормотал Венцит. Цепочка еще сильнее врезалась Дерри в кожу, и тут Венцит резким движением разорвал ее — голова Дерри откинулась назад, он вскрикнул от боли.

Остатки цепочки, раскачиваясь, свешивались с белых длинных пальцев колдуна. Шея у Дерри горела. Зато внутри у него все похолодело, когда он осознал, что Венцит завладел медальоном Камбера. Теперь ему не на что больше надеяться. Защитные чары разрушены. Он остался один. И Морган никогда ни о чем не узнает.

Он тяжело вздохнул и безуспешно попытался успокоить свое сердце, рвущееся из груди.

* * *

Когда долгая молитва закончилась, Морган вернулся из глубин транса и открыл глаза. Нужно было собраться с силами: сейчас ему предстоит встать и продолжить церемонию, давая связные ответы. Никто не должен догадаться, что последние пять минут с ним творилось что-то необычное. Нельзя возбудить ни малейшего подозрения.

Моргану казалось, что он коснулся сознания Дерри, правда, он не был вполне уверен в этом. Было похоже, что Дерри старался прорваться к нему, но его прервали. А когда он попытался проникнуть глубже, то в сознании его возникло на миг чувство дикого страха — но понять, чем был вызван этот ужас, он не успел.

Он успокоился, призвав на помощь силы Дерини, снимающие усталость, и заставил себя поднять голову и встать на колени, когда к нему подошли священники. Заметив, что Дункан выжидающе смотрит на него, он оправил лиловую мантию, надетую поверх белой туники, и осторожно, одними глазами попытался ободрить кузена, но тот все-таки понял: что-то не так, ибо прочел тревогу на лице кузена, преклонившего колени перед высоким алтарем. Морган снова старался собраться с мыслями, когда Кардиель начал новую молитву.

— Ego te absolve… Отпускаю тебе грехи, Аларик Морган, прощаю, и освобождаю тебя от обвинений в ереси и ото всех остальных обвинений и наказаний, которым ты подвергся. Сим возвращаю тебя в лоно Матери нашей, Святой Церкви.

Морган воздел руки в благочестивом жесте, как того требовал обычай, думая о том, что, если ему не удалось ничего понять за эти короткие минуты контакта, он должен попробовать еще раз, потому что, судя по всему, с Дерри произошло что-то страшное.

Но что? И насколько глубоко он может погрузиться в транс сейчас, находясь в соборе?

Два священника снова подхватили его под локти, помогая подняться. Слева от него так же помогли подняться с колен Дункану. Морган взошел на одну ступеньку и снова преклонил колени, так же поступили и Дункан по левую руку от него, и Кардиель, стоящий перед ними. Настало время главной части церемонии — возложения рук. Морган склонил голову и постарался ни о чем не думать, чтобы все-таки, несмотря ни на что, отвечая на вопросы, не ударить в грязь лицом. Он прислушивался к древним словам, слетающим с уст Кардиеля, простертые руки которого медленно опускались на их головы.

— Dominus Sanctus, Patri Omnipotenti, Deus Aeternum… Боже Святый, Отче Всемогущий, Господь небесный, да снизойдет на землю благодать Твоя, мы, рабы и слуги Твои, просим и умоляем Тебя, дабы снизошел Ты и выслушал мольбы наши, и отпустил бы грехи, и простил бы преступления сиих рабов Твоих, Аларика Энтони и Дункана Говарда, и даровал бы им в горестях прощение, в страданиях — утешение и жизнь вечную.

Кардиель возложил руки на их склоненные головы.

— Да отпустятся многие грехи их, да не будут лишены они царствия Небесного и бытия нетленного. Аминь.

Потом послышалось шарканье множества ног и покашливание. Пока участники церемонии поднимались с колен, Морган и Дункан отошли в сторону. Теперь предстояла Благодарственная служба в ознаменование их возвращения в лоно Церкви. Морган незаметно покосился на Дункана, когда они заняли свое место у молитвенного столика, где и должны были провести оставшуюся мессу, и понял, что тот тоже старается встретиться с ним взглядом. Наконец они опустились на колени рядом друг с другом.

— Что-то случилось, — еле слышно прошептал Морган, — я не знаю, что именно, и должен это выяснить… Для этого мне нужно поглубже войти в транс. И если я слишком забудусь, отрешусь от того, что происходит здесь, помоги мне прийти в себя; а может, придется воспользоваться той уловкой, о которой мы говорили раньше. Я просто притворюсь, что в обмороке, если это будет необходимо.

Дункан кивнул и мрачным взглядом обвел собор.

— Хорошо, я прикрою тебя. Но будь осторожен.

Морган улыбнулся, прижал руки к лицу и закрыл глаза. Он вошел в начальную стадию Тиринского транса и сразу стал погружаться все глубже и глубже.

* * *

Венцит разжал кулак, еще раз взглянул на медальон и передал его Ридону, который молча спрятал его в кошелек на поясе. Чародей внешне был спокоен и собран, но Дерри уловил на его лице тень раздражения, беспокойства. Факелы бросали багровые отблески на волосы Венцита, делая еще более зловещим хищный лик, и Дерри вдруг понял, что на карту поставлена его жизнь. Он понял еще, что если сейчас что-нибудь не произойдет, то Венцит, конечно же, убьет его без долгих раздумий, когда он больше не будет нужен ему. Дерри снова почувствовал на себе взгляд Венцита и твердо посмотрел ему в глаза, одолев ужас, охвативший его душу.

— Ну, — начал Венцит зловеще-спокойным тоном, — интересно, что нам делать с этим лазутчиком, Ридон? К нам пробрался шпион. Убить его, что ли? — Он вцепился в ручки кресла и склонился над Дерри, приблизив к его лицу свое. — Или, может быть, скормим его карадоту? — задумчиво продолжил Венцит. — Ты, лордишка, знаешь ли, кто такой карадот?

Дерри вздрогнул, но не произнес ни звука, не доверяя своему голосу.

Венцит засмеялся.

— Так ты не знаешь, кто такой карадот? Какой пробел в твоем образовании. Боюсь, что Морган совсем упустил это из виду. Покажи-ка ему карадота, Ридон.

Ридон кивнул, подошел к Дерри поближе, встал слева от него и с чрезвычайно равнодушным видом начал выводить в воздухе указательным пальцем замысловатые знаки. При этом он бормотал себе под нос слова древнего заклинания на незнакомом языке. Воздух под его пальцами потрескивал, появился отвратительный запах серы.

И вдруг перед Дерри появилось, словно из самой преисподней, жуткое существо, какой-то воплощенный беспредельный ревущий ужас, малиновый и зеленый, с разинутой зловонной пастью и извивающимися щупальцами, что приближались и приближались к глазам юноши.

Дерри закричал, зажмурился и отчаянно забился в путах, пытаясь разорвать их, почувствовав на своем лице смрадное дыхание чудовища. Он слышал страшное рычание, чувствовал страшный жар, вырывающийся из его ноздрей.

Внезапно наступила мертвая тишина, и повеяло свежестью. Дерри открыл глаза и увидел Ридона с Венцитом, которые насмешливо смотрели на него. В серебристых глазах Ридона все еще мерцала какая-то мрачная сила.

Дерри судорожно хватал ртом воздух, с ужасом глядя на колдунов. Венцит скривил губы и, снисходительно ухмыльнувшись, повернулся к Ридону, отвесив ему шутливый короткий поклон.

— Спасибо, Ридон.

— Всегда к вашим услугам, сэр.

Дерри снова вздрогнул, не в силах произнести ни звука, и попытался прогнать темный ужас, охвативший каждый уголок его сознания. Он убеждал себя, что его не отдадут этому чудовищу, хотя бы до тех пор, пока не вытянут из него все, что их интересует, но и от этой мысли не стало легче. Однако постепенно его прерывистое дыхание успокоилось, и он с огромным усилием поднял голову.

— Ну что, мой юный друг, — ласково заговорил Венцит, снова склоняясь над ним, — скормить тебя карадоту? Или поищем тебе лучшее применение? Мне показалось, что наш маленький любимец тебе не понравился. А вот ты, я уверен, ему очень даже по вкусу пришелся.

Дерри проглотил слюну, стараясь сдержать подступавшую тошноту. Венцит усмехнулся.

— Что, не нравится? А ты, Ридон, как думаешь?

— Мне кажется, сэр, мы можем лучше распорядиться его судьбой, — холодно ответил Ридон. — Мне эта идея нравится не меньше, чем вам, но мы не должны забывать, что Шон лорд Дерри знатного рода и благородной крови. Вряд ли карадоту пристало есть такую пищу, вы согласны?

— Но эта тварь явно к нему неравнодушна, — произнес Венцит и с довольным видом ухмыльнулся, когда Дерри отпрянул от него при этих словах. — Впрочем, ты, несомненно, прав. Живой Шон лорд Дерри представляет для нас сейчас гораздо большую ценность, чем мертвый, хотя сам он, возможно, еще не раз об этом пожалеет. — Он скрестил руки на груди и зловеще смерил Дерри взглядом.

— А теперь ты нам расскажешь все, что тебе известно о военных и о магических силах Келсона. А когда закончишь, перейдем к твоему Моргану — ты и о нем расскажешь нам все.

Дерри в негодовании выпрямился, в его голубых глазах сверкнул вызов.

— Да ни за что! Я не выдам…

— Хватит, — оборвал его Венцит и с угрожающим видом приблизился к нему. На какое-то время Дерри встретился взглядом с его ужасными глазами, что расплывались, казалось, как капли расплавленного сапфира. Потом он отвел взгляд, отвернулся и крепко зажмурился в отчаянии: Венцит — он внезапно догадался об этом — Венцит пытался читать его мысли. Выдержать этого он не мог.

Дерри решился приоткрыть глаза и увидел, что Венцит выпрямился, немного удивленный, нахмурив рыжеватые брови. Несколько секунд чародей не спускал с него подозрительного взгляда, а затем повернулся, отошел к правой стене и приподнял крышку обитого кожей сундука. Он долго копался в нем, прежде чем нашел то, что искал. Когда он выпрямился, в руке у него был небольшой пузырек с молочно-белой жидкостью. Он взял другой сосуд, глиняный, и добавил из него в первый четыре золотых прозрачных капли. Белая жидкость сделалась кроваво-красной, она сверкала и переливалась, когда Венцит поднес ее к факелу. Он вернулся к своему пленнику, медленно перемешивая содержимое сосуда плавными круговыми движениями. — Очень жаль, что ты не хочешь помочь нам, мой юный друг, — сказал Венцит, облокотившись о спинку кресла и рассматривая жидкость на свет, словно любуясь ею. — Но, мне кажется, у тебя нет выбора, равно как и у меня. Они тебя неплохо вооружили, этот Морган со своим выскочкой-принцем, однако, к сожалению, могущество, полученное от Дерини, так же ограничено, как и силы самих Дерини. К сожалению для тебя, конечно. Содержимое этого флакона лишит тебя всякой защиты.

Дерри судорожно сглотнул, в горле у него пересохло, он не отрывал глаз от пузырька.

— Что это? — с трудом прошептал он.

— О, в тебе еще сохранилось любопытство? Откровенно говоря, если я и скажу, то ты узнаешь что-то новое. Это — обычная мераша и еще кое-что… — Он усмехнулся, увидев, как Дерри сжал зубы, полный тревожных предчувствий. — О мераше ты, видимо, что-нибудь слышал? Ну, не важно. Ридон, подержи его голову.

Дерри испуганно дернулся, в попытке уклониться от рук другого Дерини, но было слишком поздно. Ридон уже сжимал его голову словно в железных тисках, крепко прижав ее к груди. Он знал, на какие точки нужно надавить, чтобы Дерри, беспомощный, как младенец, открыл рот.

Багровая жидкость потекла ему в глотку, опалив язык. Он захлебывался, пытался ее выплюнуть, но Ридон заставил его сделать глоток. И когда он проглотил это зелье, в голове все помутилось; он глотал и глотал отраву, хотя страшно не хотел этого делать, а потом его стал душить неистовый кашель.

Язык у него онемел, он почувствовал металлический привкус во рту и огонь в легких. Он кашлял и тряс головой, чтобы в ней прояснилось, и делал тщетные попытки вызвать рвоту, но все было бесполезно. Когда кашель прекратился, и жжение пропало, он почувствовал, как у него все поплыло перед глазами. В ушах гудело так, как будто ураганный ветер вырывал его из пространства и времени. Цвета слились и померкли, в глазах у него потемнело. Дерри попытался было поднять голову, но это оказалось ему не под силу. Он попытался смотреть в одну точку, но и это не получилось. Голова его бессильно склонилась к правому плечу. Он слышал, как ненавистный голос бормочет какие-то знакомые слова, но понять их уже не мог.

А потом наступила тьма.

* * *

Месса подходила к торжественному завершению, и в соборе установилась полная тишина. В эти мгновения Морган предпринимал отчаянные попытки прийти в себя. Тьма, поглотившая Дерри, задела и его, хотя он так и не смог определить ни источника, ни причины ее возникновения. Он только и понял: с Дерри случилось что-то ужасное. Но больше ему ничего не удалось выяснить. Морган с трудом вырвался из этого ужаса; приходя в себя, он пошатнулся над молитвенным столиком, и Дункан, заметив, как дрогнул столик, украдкой тревожно посмотрел на кузена, внешне оставаясь спокойным.

— Что с тобой, Аларик? — чуть слышно спросил он, а в глазах его застыл вопрос: «Ты притворяешься, или в самом деле так худо?»

Морган вздохнул и покачал головой. Он старался взбодриться, однако недавние усилия и продолжительный пост сделали свое дело: он никак не мог окончательно прийти в чувство. Он понимал, что ему нужно на это время, как понимал и то, что не располагает им здесь, среди людей, которые только и ждут от него подвоха.

Морган хотел было встать и бессильно оперся на руку Дункана, так как у него вновь закружилась голова; он понял, что еще долго не сможет выкарабкаться из этой мглы.

Дункан, заметив, что кое-кто из епископов подозрительно поглядывает в их сторону, наклонился к самому уху Моргана.

— Аларик, на нас смотрят. Если тебе на самом деле нужна помощь, скажи. Епископы… Ой-ой-ой, Кардиель остановил мессу. Он идет сюда!

— Держи меня, — прошептал Морган, закрыв глаза и покачнувшись. — Мне и впрямь плохо, будь осторо…

С этими словами он вцепился в плечо Дункана и потерял сознание. Дункан уложил кузена на пол, коснулся пальцами его лба и, подняв глаза, увидел Кардиеля, Арилана и еще двух епископов, которые склонились над ними с весьма озабоченным видом. Дункан понял, что должен как можно скорее рассеять их подозрения.

— Это все голодание. Он к этому не привык, — проговорил Дункан, склонившись над кузеном, лишившимся чувств, чтобы ослабить ему воротник. — Кто-нибудь, пожалуйста, принесите вина. Нужно как-то подкрепить его силы.

Монаха послали за вином; в суматохе Дункан исхитрился заглянуть в сознание Моргана, и теперь не оставалось никаких сомнений — тот действительно был в обмороке. Лицо его побледнело, пульс был слабый и прерывистый, дыхание поверхностное. Он мог бы прийти в себя сам, но не так быстро, а Дункан не хотел, чтобы сцена эта слишком затягивалась. Над Морганом склонился Кардиель и взял его руку, чтобы нащупать пульс.

Несколько местных баронов и военных, стоящих ближе к алтарю, покинув свои места, тоже столпились вокруг Моргана. Вид у многих был зловещий, кое-кто из них уже схватился за рукоятки мечей и кинжалов. Чтобы избежать осложнений, необходимо было немедленно успокоить людей.

С озабоченным видом Дункан, а он действительно очень беспокоился, сжал ладонями виски Моргана, всматриваясь в его лицо и произнося про себя заклинание Дерини, снимающее утомление. Он почувствовал, что Морган приходит в себя, задолго до того, как безжизненное тело шевельнулось. Затем Аларик застонал и повернул голову, веки его затрепетали — сознание возвращалось к нему. Монах возвратился с чашей вина. Дункан приподнял голову Моргана и поднес чашу к его губам. Морган медленно открыл глаза.

— Выпей это, — приказал ему Дункан.

Морган смиренно кивнул и отпил несколько глотков, обхватив чашу с обеих сторон поверх рук Дункана. Затем он провел рукой по глазам, словно прогоняя тревожные воспоминания, а другой рукой незаметно сжал пальцы Дункана, и тот понял, что опасность миновала. Морган уже вполне владел собой. Он сделал еще глоток вина, подержал его во рту и, решив, что оно чересчур сладкое, отставил чашу в сторону и сел. Епископы стояли над ними с обеих сторон, взирая одновременно с беспокойством, негодованием и подозрением, а несколько баронов столпились у самой ограды алтаря, чтобы послушать, чем же Морган объяснит случившееся.

— Простите меня, господа, ничего страшного, — пробормотал он прерывающимся от усталости голосом. — Боюсь, что я просто не выдержал непривычного для меня поста.

Он произнес это с глубоким огорчением, тяжело вздохнул и опустил глаза. Епископы дружно закивали — голодный обморок, все понятно. Можно было даже предположить, что герцог Корвинский лишится чувств во время мессы. Кардиель наклонился и утешительно похлопал Моргана по плечу, а затем направился успокаивать баронов и военачальников, окаменевших в напряженном ожидании. Арилан еще несколько секунд пристально смотрел на кузенов, снова преклонивших колени, и только когда Кардиель поднялся на алтарь, тоже вернулся на свое место. Морган и Дункан заметили его колебания и обменялись тревожными взглядами.

Месса возобновилась и дальше шла своим чередом, без каких-либо неожиданностей. Оба кающихся грешника получили причастие, отзвучали последние молитвы, и наконец толпа священников и горожан покинула собор. Только оба Дерини, Кардиель и Арилан задержались в ризнице.

Арилан вошел в ризницу в полном облачении. Дождавшись, когда остальные священнослужители закончат свои дела и выйдут, он снял свою митру, украшенную драгоценными камнями, не спеша подошел к двери и запер ее на засов.

— Вы ничего не хотите мне сказать, герцог Корвинский? — холодно спросил он, стоя у дверей и не поворачивая головы.

Морган взглянул на Дункана, потом на Кардиеля, который молча стоял в стороне, и во всем его виде чувствовалась какая-то скованность.

— Не понимаю, что вы имеете в виду, милорд, — осторожно ответил Морган.

— А что, герцог Корвинский всегда имеет обыкновение падать в обморок во время мессы? — повернулся Арилан и взглянул в лицо Моргану холодными фиалковыми глазами.

— Я… Я уже говорил, милорд, я не привык поститься. В моем доме это не принято. Вдобавок перед мессой мы три дня очень мало спали, очень мало ели…

— Не разыгрывайте комедию, Аларик! — оборвал его Арилан, подходя к Моргану и впиваясь в него взглядом. — Вы нарушили свое слово этой ночью. Вы солгали нам. Вы пользовались магией Дерини прямо в соборе, хотя мы запретили вам это, вам обоим! Надеюсь, вы сможете дать всему этому достойное объяснение?

 

Глава XIII

«Я расположусь станом вокруг тебя, стесню тебя стражею наблюдательной»

[13]

Морган, не дрогнув, выдержал взгляд Арилана и немного погодя медленно кивнул.

— Да, этой ночью я пользовался своим могуществом. У меня не было выбора.

— Не было выбора? — переспросил Арилан. — Вы осмелились нарушить обещание, рискуя сорвать все наши усилия за несколько последних недель только из-за своего своеволия, и вы говорите, что у вас не было выбора?

Он перевел взгляд на Дункана.

— А вы, Дункан. Вы же священник, и я считал, что ваше слово значит для вас несколько больше. Я полагаю, у вас тоже не было выбора?

— Мы делали то, что должны были сделать, ваше преосвященство. Если бы не было веских причин, мы никогда не осмелились бы нарушить наших обещаний.

— Если причины были столь уж серьезны, вы могли сообщить об этом мне. Мы с Кардиелем взялись за это дело и Должны иметь представление о том, что происходит. Мы не можем позволить, чтобы вы вытворяли подобное, да еще без нашего ведома.

Морган с трудом удержался от резкости.

— Вы бы обо всем узнали в свое время, милорд. Так уж выло, что нам пришлось действовать на свой страх и риск. Если бы вы были Дерини, вы бы нас поняли!

— Если бы я?.. — шепотом переспросил Арилан и прикрыл глаза.

Он вдруг отвернулся и сцепил руки. Морган бросил взгляд на Дункана. Потом он недоуменно посмотрел на Кардиеля, лицо которого стало белее белоснежного стихаря; он не спускал глаз с Арилана. Прежде чем Морган успел понять, чем вызвано такое смятение в епископах, Арилан снова повернулся, сделал два крупных шага и встал перед герцогом, положив руки на пояс.

— Ну что ж, Аларик. Не думал я, что нам с вами придется говорить на эту тему, но, очевидно, пришло время. Вы что же, думаете, что вы с Дунканом — единственные Дерини на свете?

— Единственные… Кто? — Морган похолодел, неожиданно догадавшись, почему Кардиель так странно смотрел на своего собрата. — Вы… вы… — забормотал он.

Арилан кивнул.

— Верно. Я тоже Дерини. А теперь скажите, мог я не понять, что вы там делали сегодня вечером?

Морган лишился дара речи. Недоверчиво качая головой, он сделал несколько шагов назад, наткнулся на кресло и упал в него, не в силах отвести взгляда от епископа-Дерини. Дункан смотрел на Арилана из противоположного угла ризницы и слегка покачивал головой, словно изумляясь тому, как сложились две части головоломки, которые давно уже не давали ему покоя, — а он и не предполагал, что вместе они явят такую вот картину. Кардиель молчал. Арилан отвернулся и, с едва заметной улыбкой, принялся снимать облачение, посматривая на присутствующих краем глаза.

— Ну так что вы молчите? Дункан, вы наверняка о чем-то подозревали. Что, хороший из меня актер?

Дункан покачал головой, стараясь говорить помягче:

— Один из лучших, которых я только видел, ваше преосвященство. Я на собственном опыте знаю, как тяжело всю жизнь обманывать окружающих, как тяжело хранить тайну. Но скажите, вас не мучило, что вы остаетесь безучастным, когда вокруг страдают и умирают такие же, как вы? Вы были в силах помочь им, Арилан. Но вы ничего не сделали.

Арилан потупил взгляд, потом снял епитрахиль и, прежде чем ответить, прикоснулся к ней губами.

— Я сделал все, что мог, Дункан. Я бы сделал больше, но… вы-то знаете, как это нелегко — быть одновременно и Дерини, и священником, я уверен, вы поймете меня. Насколько я знаю, мы с вами — единственные за несколько столетий Дерини, принявшие сан. Я не хотел рисковать тогда, я не был уверен, что это принесет пользу. Вы можете это понять?

Дункан молчал, и Арилан примирительно положил руку ему на плечо.

— Я понимаю, как вам было тяжело, Дункан. Ничего, придут другие времена.

— Не знаю, может быть, вы и правы.

Тяжело вздохнув, Арилан перевел взгляд на Моргана, который за все это время так и не пошевелился. Пока священники вели этот разговор, к нему окончательно вернулось самообладание, и теперь он смотрел на Арилана с вызовом. Тот, поняв обуревавшие Моргана чувства, подошел к нему.

— Вы не можете довериться мне, Аларик? Я знаю, что ваш путь был не легче; сострадание — удел не только священников.

— А почему я должен вам доверять? — спросил Морган. — Вы обманывали нас раньше, так может быть и теперь, а? Чем вы докажете, что не предадите нас?

— Могу только поклясться, — устало улыбнулся Арилан. — Ах, нет, есть же еще способ. Да, я могу позволить вам кое-что, после чего вы, несомненно, поверите мне, Аларик. Я готов открыться перед вами с той, тайной стороны, если вы не боитесь. Вас, думаю, весьма удивит то, что вы увидите.

— Вы… вы хотите проникнуть в мое сознание? — выдавил Морган через силу.

— Нет, вы — в мое. Попробуйте.

Морган пришел в некоторое замешательство, но Арилан быстро опустился на колени возле кресла, где он сидел, и положил руку на подлокотник. Их руки не соприкасались, и Моргана это удивило — он всегда думал, что прочесть мысли другого можно, только касаясь человека. Арилан, похоже, считал, что это не обязательно. Морган сделал первую попытку — и необыкновенно легко вошел в сознание епископа, без труда пробираясь через вереницу образов, рожденных рассудочным, упорядоченным интеллектом. Перед ним промелькнул Арилан-семинарист, Арилан, получивший первый приход, Арилан на мартовском заседании Курии, выступающий против отлучения. Там действительно было много такого, чего он никак не ожидал!

Когда Морган вернулся из этого странного путешествия, Арилан, взглянув на него снизу вверх, встал и молча продолжил переодевание. Облачившись наконец в привычную пурпурную мантию и плащ, он еще раз посмотрел Моргану в глаза, на этот раз спокойно и сухо, как будто ничего не произошло.

— Ну, пойдемте? — непринужденно спросил он, подходя к двери и отодвигая засов.

Морган растерянно кивнул и поднялся. Дункан и Кардиель, ни слова не говоря, последовали за ним к двери.

— А теперь можете рассказать нам на ходу, что случилось в соборе сегодня ночью, — предложил Арилан, простирая руки и заключая обоих в дружеские объятия. — Ко всему прочему, я думаю, мы все нуждаемся в отдыхе. На рассвете нам нужно выезжать, если мы не хотим заставить Келсона ждать.

* * *

Через два дня оба мятежных епископа засвидетельствовали свое почтение Келсону в Дол Шайе. Король тоже получил формальное отпущение грехов, освобождающее его от тени, павшей на него из-за отлучения и обвинения в ереси. Еще через два дня они уже были у ворот Корота. Как это ни удивительно, но Келсон, кажется, довольно спокойно воспринял известие о том, что Арилан тоже Дерини. И он был уверен с того самого момента, как встретился с Морганом, Дунканом и обоими епископами, что произошли какие-то важные перемены. Кроме Кардиеля, никто из епископов не знал об Арилане то, что было известно ему, и тем не менее, они словно почувствовали исходящую от него силу и поняли, что с ним нужно считаться, почти как с самим Кардиелем.

Келсон, вполне владевший искусством различать тонкие оттенки в речи и в движениях, заметил тоже, что Морган и Дункан воспринимают Арилана по-другому, и этого он, несмотря на длительное общение с обоими, объяснить для себя не смог. Но вскоре Арилан открылся Келсону в том, что он Дерини, но так, как будто это было всем давно известно, и Келсон принял сообщение весьма спокойно.

К полудню следующего дня, когда королевская армия подошла к Короту настолько близко, что были видны его стены, вели ее уже четверо Дерини, а это — немалая сила. Келсон был спокоен и собран, когда, натянув поводья, остановил коня на вершине холма, наблюдая, как его армия занимает позиции вокруг захваченной врагами столицы Моргана.

Передовые отряды спугнули по дороге несколько банд одетых в серое мятежников, так что когда войско подошло к Короту, там уже знали о его приближении.

Долина, простирающаяся перед Коротом, была пуста и безлюдна; полуденный ветерок колыхал травы, гнал мягкие волны этого бледно-зеленого моря. А вдалеке открывалась даль настоящего океана — серебристо-зеленая, подернутая дымкой послеполуденного солнца. В воздухе стоял острый запах соли и гниющих водорослей, смешивающийся с вонью мусорных куч под стенами замка.

Келсон долго и пристально осматривал глухие стены замка, пустынную равнину, песчаные дюны. Дюны оживали на глазах — его отряды подходили один за другим. Далеко на северо-западе виднелись фиолетовые знамена пехоты Кардиеля. Сначала показались боевые знамена, потом — длинные копья, а затем из-за холма вышли и пешие солдаты с высокими щитами в форме ромбов.

Ближе к левому флангу знаменитые халдейнские лучники принца Нигеля заняли удобную позицию на вершинах песчаных дюн. Полковые барабанщики, великолепные в ярких одеждах жителей долины, в зеленую и фиолетовую полоску, выбивали быструю витиеватую походную дробь, высоко поднимая над головой палочки и выкрикивая что-то. Каждого стрелка сопровождал пеший воин с копьем и щитом, в задачу которого входило защищать лучника от града вражеских стрел. На боевых шлемах стрелков сияли золотисто-фиолетовые значки Халдейнского корпуса лучников.

За спиной у Келсона ждал своего часа цвет гвиннедской конницы: рыцари и кавалеры, пажи и оруженосцы. Знамена лордов Хортнеса и Вариана, Линдестарка и Рорау, Бетенара и Педагога развевались над головами королевских рыцарей. Это были вожди известнейших родов Гвиннеда, потомки семей, верных короне на протяжении всей славной его истории, с самого возникновения одиннадцати королевств. Справа было видно знамя с грифоном — там Морган обсуждал какие-то стратегические детали со своими офицерами. Вот подоспел и Дункан. Кавалер нес за ним знамя Мак-Лайнов: спящий лев и роза. На нем были и три красных стрелки, говорившие о том, что Дункан стал еще и наследником Кассана и Кирни после смерти старшего брата Кевина. На Дункане, подъехавшем к Келсону, было военное снаряжение, и только серебряный наперсный крест, выделявшийся на фоне пледа цветов рода Мак-Лайнов и боевых доспехов, выдавал в нем священнослужителя. Он приветливо кивнул Келсону и, повернувшись, увидел Моргана, спешащего к ним. Знамя с грифоном присоединилось ко льву и розе, к Гвиннедскому льву и епископским знаменам Ремута и Дхассы. Вскоре к ним присоединилось знамя Нигеля со львом в полумесяце.

— Ну что вы скажете, Морган? — спросил Келсон, сняв шлем и взъерошив влажные иссиня-черные волосы рукой в перчатке. — Вы лучше нас знаете мощь вашей собственной твердыни — можно ее взять?

Морган вздохнул и ссутулился, скрестив руки на тисненой луке седла.

— Мне ненавистна сама мысль о том, что мы будем брать Корот силой, государь. Конечно, любая стена рухнет, дайте только срок и необходимые орудия. Но я бы предпочел, чтобы мой город не пострадал, хотя сознаю, что это, наверное, невозможно. У нас нет времени.

Арилан многозначительно взглянул на заходящее солнце, чуть видное уже в сгущающемся тумане, и повернулся к Келсону. От его движения скрипнула кожа седла, и епископская риза ярко вспыхнула в меркнущем солнечном свете. Они с Кардиелем оба были вооружены и одеты в кольчуги под епископскими мантиями — оба были готовы к праведному бою за Воинство Христово. Его проницательные глаза встретились с глазами Келсона.

— Государь, уже темнеет. Если вы не хотите начать ночной штурм, то пора, пожалуй, разбивать лагерь.

— Да, вы правы. Слишком поздно, остановимся здесь, — Келсон отогнал муху от уха своего коня. — Честно говоря, я хотел бы еще вступить в переговоры с епископами. Есть небольшая, хотя и призрачная, надежда, что мы придем к соглашению, не обнажая мечей.

— Надежда сия невелика, мой принц, — возразил Дункан. — Во всяком случае, Варину нам сказать нечего. Вряд ли нам удастся его переубедить.

— Я знаю, — нахмурился Келсон. — Но мы в любом случае должны попробовать. Кардиель, попросите остальных епископов, чтобы они следовали за нами в первых рядах. А вас, Морган, и вас, отец Дункан, я прошу оповестить всех, что мы разбиваем здесь лагерь на ночь. И пусть выставят часовых. Неизвестно, что дадут нам переговоры, а я не хочу, чтобы ночью нас тревожили вылазки мятежников.

— Да, мой принц.

* * *

С высокого крепостного вала за движением королевской армии наблюдали другие глаза. Варин де Грей и несколько его лейтенантов обозревали равнину, укрывшись за зубцами замковой стены недалеко от решетки крепостных ворот. От глаз Варина де Грея не ускользнули знамена знатных лордов, собравшихся в долине, и он про себя подсчитывал силы противника, разбивающего лагерь под стенами замка.

Внешне этот невысокий человек с коротко подстриженными волосами не был похож на предводителя мятежников, поставившего на колени половину Корота. На нем были серые куртка и шапка, серым был и его плащ, которым он плотно укутал свои узкие плечи. Только черный сокол на белом фоне — эмблема, нашитая на его кожаную куртку, — нарушал однообразие этого сумеречного ровного серого цвета. Сталь поблескивала на его шее и запястьях, прикрывала икры ног, но и она была тусклая, неяркая. Только глаза выдавали в нем необыкновенного человека, человека, которого знали как лорда Варина, — глаза фанатика, пророка и, как говорили, святого.

Взгляд Варина, по словам его сподвижников, насквозь пронизывал душу. Вдобавок Варин де Грей мог исцелять, как древние праведники и святые.

Он пришел с Севера, этот человек, суливший скорый конец племени Дерини и призывавший к священной войне, которая избавит наконец людей от этого проклятия — Дерини.

И еще говорили, что Варин послан Богом — во всяком случае, сам он верил в это, принимая свое предводительство как божественный дар, что само по себе вызывало в простонародье благоговейный трепет.

Даже епископы Гвиннедской Курии склонились на его сторону; впрочем, архиепископ Лорис, примас Гвиннеда, и сам был принципиальным врагом всех Дерини.

И теперь вооруженные мятежники и войско Курии плечом к плечу стояли за стенами Корота, готовые вести бой против законного владельца города и своего короля. Замок удалось занять благодаря измене нескольких ключников. Гордый Корот был взят без потерь и разрушений. Самых верных приверженцев Моргана бросили в темницу глубоко под главной башней: они не остались без ухода и пищи, но тем не менее были пленниками религиозных фанатиков, захвативших их при взятии города.

Обаяние Варина покорило даже многих жителей Корота, пересилив их извечную преданность королю и своему герцогу. И вот, стоя на стене крепости, Варин наблюдал, как армия Келсона располагается лагерем совсем неподалеку.

Один из его помощников прочистил горло:

— Немалое войско, лорд. Выдержат ли стены?

Варин кивнул.

— Думаю — да, Майкл. По крайней мере, некоторое время. Этот Морган, я полагаю, не дурак и, когда укреплял стены своей крепости, предусмотрел все. Да вот сможет ли он разрушить собственные укрепления?

— Как знать, лорд, — покачал головой второй человек, стоящий рядом — Пол де Гендас. — Вы же знаете этого Моргана. Вспомните, что он сделал в гробнице Святого Торина, хотя вроде бы не владел тогда своим могуществом. Теперь же с ним не один Дерини — и Мак-Лайн, и король, и его дядя. Все эти Халдейны не внушают доверия, лорд.

— Не тревожься, — спокойно ответил Варин, — у меня есть причины верить, что даже, могущество Дерини не может разрушить эти стены. А кстати, где архиепископы? Они-то знают, что здесь происходит?

— Они идут сюда, лорд, — кивнув, произнес третий собеседник. — Архиепископ Валоретский не ест, не пьет с тех пор, как узнал о приближении королевской армии.

— Это не страшно, — пробормотал Варин, изобразив при этом самую кроткую улыбку, — обычно-то у милорда архиепископа хороший аппетит. К счастью, он не боится лицом к лицу встретиться с Морганом. Он будет нашим самым грозным оратором, вдохновляющим людей на святую битву.

Вокруг него, вдоль зубчатой стены, занимали боевые позиции лучники и копьеносцы. Огромные кучи камней были приготовлены заранее. Возле них стояли дюжие парни в мокрых от пота куртках, готовые обрушить это страшное оружие на атакующих. Варин повернулся и окинул взглядом башни за спиной. На самой высокой развевались знамена архиепископов. Его собственное знамя с соколом свежий морской ветер колыхал на башне пониже. Знамена девяти епископов и тех знатных лордов, что присоединились к борьбе за святое дело, плескались вдоль всей стены.

Варин снова перевел взгляд на простирающуюся перед ним равнину и отметил, что вражеские вожди собрались на вершине холма, а рядом с королем стоит всадник в белом.

В эту минуту к Варину подошли архиепископы Лорис, Карриган и несколько епископов. На Лорисе была простая будничная мантия темно-пурпурного цвета. Он кутался в плащ из такой же ткани, спасаясь от промозглого морского ветра. Его белые длинные волосы, выбившиеся из-под камилавки, были похожи на ореол. Варин только подивился, как шапочка держится у него на голове на таком ветру. Единственными украшениями архиепископа были серебряный наперсный крест и перстень. Лицо его было бледным и неподвижным. Карриган же, напротив, впервые за последние три месяца надел торжественное облачение. Его бледные, подозрительные глаза беспокойно перебегали с Лориса и Варина на равнину и обратно.

Люди Варина в пояс поклонились подошедшим прелатам. Варин приветливо склонил голову. Лорис коротко кивнул и подошел ближе к внешней стене.

— Я уже направлялся сюда, когда явился ваш посыльный, — сказал он, оглядывая армию, окружающую крепость с трех сторон. — Как вы думаете, они двинутся прямо сейчас?

— Кажется, они готовятся к переговорам, ваше преосвященство. Сомневаюсь, что они начнут атаку на ночь глядя. Смотрите, вон там, в малиновом, Келсон, а рядом — кто-то в белом. А вот епископы Кардиель, Арилан и другие, те, что с ними, и принц Нигель там же. И конечно же этот Морган со священником Мак-Лайном. Очевидно, они как-то убедили этих епископов в своей невиновности, раз на них обычные боевые доспехи.

— Убедили в невиновности, — фыркнул Лорис. — Видит Бог, не нам с вами говорить об их «невиновности», Варин. Вы же были в гробнице Святого Торина!

— Да, я там был, милорд, — мягко произнес Варин, — но теперь мы наяву видим, как эти «невиновные» разбивают лагерь перед нами и, кажется, хотят вступить в переговоры. Как по-вашему, это возможно?

Лорис склонился, опершись о парапет, чтобы лучше разглядеть приближающуюся группу, затем снова обернулся к Варину. В это время от основной группы отделилось несколько всадников, и они неторопливо направились к стенам осажденного города. Один из них размахивал белым флагом.

— Ну хорошо. Послушаем, что они скажут. Дайте вашим людям знак, чтобы они не стреляли.

Пока Лорис говорил, всадник в белом вырвался вперед и теперь приближался по извилистой тропе, ведущей к воротам замка. Он был с непокрытой головой и, судя по всему, безоружен. Знамя из белого шелка в его руках поблескивало в лучах заходящего солнца золотом и серебром, Варин поднес к глазам подзорную трубу и разглядел герб на плаще у всадника — судя по всему, это был Конал, старший сын принца Нигеля. Варин оторвался от подзорной трубы и стал рассматривать юношу, который, натянув поводья, уже остановился ярдах в пятидесяти от стены. Он приблизился еще немного, уже шагом, и остановился на этот раз в двадцати ярдах от стены. Варин видел, как он посматривает вверх, выискивая глазами кого-нибудь чином повыше.

— Я принес послание для архиепископа Лориса и человека по имени Варин де Грей! — Всадник вызывающе вскинул голову, обращаясь к группе людей, стоящих вдоль стены.

Лорис выпрямился и сделал шаг вперед. Рядом с ним встал Варин. Конал увидел их и подъехал к валу еще ближе. Даже Варин, наблюдая, как легко он управляет конем, признал в нем прекрасного наездника.

— Милорд архиепископ? — обратился юноша, и его ломающийся голос звенел от напряжения.

— Я — архиепископ Лорис, а Варин де Грей стоит рядом со мной. Что вы хотите нам передать?

Юноша поклонился и, подняв голову, снова взглянул на них обоих.

— Король поручил мне сообщить вам, что он желает вступить в переговоры. Он просит, чтобы в ознаменование перемирия было поднято вот это знамя и чтобы несколько его приближенных смогли подойти на расстояние, позволяющее вести переговоры. Удовлетворите ли вы эту просьбу?

Лорис бросил многозначительный взгляд на Варина.

— Я ее удовлетворю, как полагается, — ответил он. — Но передай его величеству, что пока он не достигнет примирения с Церковью, которой присягал, и не предаст нашему суду двух Дерини, которых укрывает, говорить нам не о чем. Мы твердо настаиваем и будем настаивать на этом.

— Я передам ему все, милорд, — поклонился юноша.

С этими словами он повернул коня и галопом помчался назад, белое знамя развевалось за ним на ветру. Варин и Лорис видели, как он приблизился к фигуре в малиновом плаще, стоящей среди других полководцев. Лорис сжал руку в кулак и слегка ударил по зубцу каменной стены.

— Не нравится мне это, Варин, — пробормотал он, — совсем не нравится. Я бы на вашем месте послал лазутчиков проверить, что они затевают. Боюсь, что нашему королю доверять больше нельзя.

* * *

Келсон тоже неотрывно смотрел на две фигуры, стоящие на крепостной стене: одну — в епископском пурпурном одеянии, другую — в повстанческом сером. Затем он водворил на место свой шлем, украшенный короной, и дал знаменосцу-парламентеру знак двигаться. Когда юноша, бывший лишь на год моложе Келсона, отъехал, король тронул коня шпорами и двинулся следом, сопровождаемый Морганом и епископом Кардиелем. Знаменосец, держа над головой королевское знамя, скакал впереди всех. Два величественных оруженосца замыкали процессию. Лучи заходящего солнца играли на золотых зубцах короны, венчающей боевой шлем Келсона, на шлеме Моргана, украшенном зелеными перьями, и на скромной митре Кардиеля.

Келсон взглянул вверх, на Гвиннедского Золотого льва на знамени, и, опустив глаза, увидел такого же льва в ажурном узоре, украшающем его малиновый плащ. На Моргане был изумрудно-зеленый плащ поверх кольчуги и кожаной куртки. Кардиель, ехавший по правую руку от короля, держал вместо пики епископское распятие. Конал — кузен короля — по-прежнему ехал чуть впереди, с гордостью неся белое знамя парламентера.

Когда они приблизились к стене, у которой раньше уже побывал Конал, Келсон поднял глаза и встретил взгляд Лориса, который давно уже не спускал с него глаз. Еще через мгновение, ощутив на себе взгляд Варина, молодой король судорожно вздохнул.

Подоспевшие знаменосцы с белым и малиновым знаменами встали по обе стороны рядом с ним, как почетный караул. Множество глаз уставились на них из бойниц.

Успокоив дыхание и стараясь держаться как подобает, король Гвиннеда обратил свой взор на духовного владыку Гвиннеда и заговорил:

— Приветствую вас, архиепископ Лорис. Благодарю вас за то, что вы дали согласие на переговоры.

Лорис слегка наклонил голову.

— Когда король приходит с чистосердечным раскаянием, какой священник может ему отказать?

— Раскаяние, архиепископ? — Келсон оглянулся на Кардиеля и снова посмотрел на Лориса. — Впрочем, не будем спорить о словах. Я принял решение прекратить наши с вами разногласия и вместе подумать о судьбе Гвиннеда. Эти распри между нами должны прекратиться, и немедленно, поскольку нам угрожает опасность, надвигающаяся с севера.

Лорис скрестил руки на груди и еще выше задрал подбородок.

— Я от всей души желаю примириться с вами, государь, если вы соблаговолите объяснить, почему вы общаетесь с еретиками и изменниками. Или вы забыли, что привело нас сюда? Те, кто сейчас рядом с вами, понимают, о чем я говорю.

Кардиель откашлялся, тронул поводья, подвигаясь на шаг вперед.

— Милорд, я и мои братья во Христе признали, что герцог Аларик и его кузен Мак-Лайн искренне раскаялись и возвратились в лоно Церкви. Тем самым между нами установлен мир.

— Это абсурд, — возразил Лорис. — Морган и Мак-Лайн были отлучены на законных основаниях Гвиннедской Курией. Даже сами они это признают. И вы со всеми взбунтовавшимися епископами присутствовали на заседании. — Он уничтожающе посмотрел на остальных епископов и сделал презрительный жест в их сторону. — Как вы можете волей семерых отменить решение Курии? Я и слышать об этом не хочу.

— Нас восемь, а не семь, милорд. И мы выяснили, что Курия допустила ошибку. А потому герцог Корвинский и отец Мак-Лайн вновь удостоились нашей благосклонности так же, как и его величество, и все его верные сторонники, несправедливо осужденные нами.

Лорис отвернулся в досаде.

— Это же нелепо! Вы не можете изменить решения Курии. Да я даже слушать вас не желаю. Вы с ума сошли!

— Тогда, архиепископ, выслушайте своего короля, — промолвил Келсон, гневно сузив глаза и всматриваясь в Лориса. — У меня тоже есть к вам вопросы, а именно: о вашем сподвижнике и союзнике Варине. Банды его головорезов уже полгода мародерствуют по всему Корвину, убивая моих подданных, сжигая поля и призывая к мятежу против меня.

— Не против вас, — поправил вдруг Варин, — а против Дерини.

— А разве я не Дерини наполовину? — спросил Келсон. — И если вы выступаете против них, то не значит ли это, что и против меня?

Варин уставился на Келсона холодными серыми глазами.

— Очень жаль, государь, что и в ваших жилах течет кровь Дерини, однако мы предпочитаем не помнить об этом, поскольку вы — наш законный король. Мы поднялись против истинных Дерини, вроде тех, что стоят теперь рядом с вами. Не годится вам быть в такой компании, государь.

— Да как вы смеете делать выговор вашему королю? — оборвал его Келсон. — У меня нет времени, Варин, вступать с вами в спор. Венцит Торентский стоит у наших границ, готовясь к вторжению, и вот он действительно злодей, и неважно, Дерини он или нет. Гражданская же война, которую вы с архиепископами развязали, идет ему только на пользу.

Лорис сердито покачал головой, горделиво выпрямившись.

— Не пугайте нас Венцитом Торентским, государь. Речь идет не о Венците. Ничто не может противостоять Воле Божьей, даже воля короля.

— Однако вы должны выслушать мою волю, — спокойно сказал Келсон. — Как вы отметили, я пока законный король Гвиннеда. Вы же сами и помазали меня елеем на царство, и ни один человек не в силах изменить этого. Посему, пользуясь властью, пожалованной мне Богом через ваше посредство, я приказываю вам сложить оружие и передать город его законному правителю. Позже, если у нас будет время, мы обсудим наши разногласия в вопросе о Дерини.

Гул несогласия раздался за спиной Лориса, и прелат покачал головой.

— Я признаю вашу власть, государь, но, к сожалению, не могу выполнить ваш приказ. Я не могу сдать этот город. Более того, я настоятельно советую вам и вашим приближенным отступить отсюда, чтобы мои люди в гневе не навлекли на всех нас позор цареубийства. С меня довольно того, что на моей совести лежит неповиновение вам, не хватало еще, чтобы на моей совести была кровь короля.

Келсон секунд десять молча глядел на архиепископа, от гнева лишившись дара речи. Затем он резко развернул коня и галопом помчался к лагерю. Его соратники последовали за ним, время от времени посматривая назад, чтобы прикрыть короля, если вдруг какой-нибудь фанатик в самом деле схватится за оружие.

Удалившись на достаточно безопасное расстояние, Келсон остановился и, взяв себя в руки, заговорил. Он, казалось, не замечал, что остальные военачальники столпились вокруг него, чтобы узнать, что случилось.

— Ну так что, Морган? Что я должен был сказать этому наглому попу? — Он сорвал с головы шлем и бросил его застывшему в ожидании оруженосцу. — Так говорите же, Поборник королевского престола! Что я должен был сказать? Какая наглость, этот человек мне угрожал!

— Успокойтесь, мой принц, — прошептал Морган. Конь Келсона заржал и взвился на дыбы, чувствуя гнев хозяина, и Морган взялся за поводья, чтобы успокоить его. — Милорды, прошу, простите нас. Никаких причин для беспокойства нет. Нигель, не могли бы вы проследить за устройством лагеря, и вы, милорды епископы, тоже. А вы, Дункан, и вы, Арилан, и Кардиель, пожалуйста, останьтесь с нами. Его величество нуждается в ваших советах.

— Я не ребенок, Морган, — пробормотал Келсон. Он вырвал у Моргана поводья, зло взглянув на него. — Буду благодарен, если хотя бы вы не будете мне угрожать.

— Но мой сеньор, я уверен, не откажется выслушать своих верных советников, — продолжал Морган, оттесняя своим конем короля и уводя его от офицеров к королевскому шатру. — Дункан, вам, конечно, известна планировка Коротского замка?

— Разумеется, — подтвердил Дункан, сознавая, что Морган пытается отвлечь всеобщее внимание от Келсона. — Мой принц, у Аларика, я уверен, уже есть план.

Келсон, не сопротивляясь больше, позволил увести себя к шатру, который только что поставили солдаты. По дороге он снова взглянул на Моргана, уже не так сердито.

— Извините, я не хотел устраивать сцен, — тихо сказал он, — этот Лорис меня просто взбесил. Так у вас действительно есть план?

Морган кивнул, чуть заметно улыбнувшись.

— Есть. — Он окинул окрестности таинственным взглядом, затем соскочил с коня и сделал знак остальным последовать его примеру. Когда все вошли в королевский шатер, он жестом пригласил их садиться и встал перед ними, положив руки на пояс.

— До наступления темноты мы ничего делать не можем, зато у нас есть время подготовиться. Пока не стемнело, слушайте, что я придумал…

 

Глава XIV

«Вот отрок, которого я держу за руку, избранный мной, к которому благоволит душа моя»

[14]

Той ночью тысячи огней горели на продуваемой всеми ветрами равнине близ Корота, словно тысячи глаз взирали на осажденный город. Возле королевской палатки ждали специально приготовленные кони, их копыта и сбруя были обмотаны тряпками, чтобы при движении в темноте их не было ни слышно, ни видно. Конал, сын Нигеля, присматривал за лошадьми, ему же предстояло привести их обратно из опасного путешествия. Закутавшись в черный плащ, он ковырял песок носком сапога, когда отдернулся полог палатки. На пороге стоял его отец; Конал сделал шаг вперед и увидел выходящих из палатки Моргана, Дункана, короля и, наконец, двух епископов.

— Вы поняли мои указания на случай нашей неудачи, дядя? — спросил король.

— Понял, — кивнул Нигель.

— А вы, епископ Арилан? — Молодой король оглянулся. — Я знаю, что могу на вас рассчитывать.

— Едва ли в моей помощи возникнет необходимость, государь, — сказал епископ, улыбнувшись. — Ваш план, кажется, удачен. Впрочем, в случае нужды вы знаете, как со мной связаться.

— Помолимся, чтобы такой необходимости не возникло, — сказал Келсон. Он опустился на одно колено, то же сделали и Морган с Дунканом. Конал, чуть замешкавшись, присоединился к ним, и Кардиель склонил голову.

— Да будет с вами Господь, мой принц, — прошептал Арилан, благословляя их.

Получив благословение, все четверо встали с колен и, вскочив на коней, поехали в гору — впереди Морган, за ним Дункан. Арилан подошел к Кардиелю и коснулся поводьев, попросив того наклониться.

— Сохрани вас Господь, друг мой, — тихо сказал он. — Я с ужасом думаю о том, что с вами может что-то случиться. Слишком много нам предстоит еще сделать вдвоем.

Кардиель молча кивнул.

Арилан улыбнулся.

— Вы знаете, что едете вместо меня?

— Я понял, что вы должны, если возникнет необходимость, помочь принцу Нигелю. Кто-то должен быть с ним, если, Боже сохрани, что-то случится с Келсоном.

Арилан улыбнулся и склонил голову.

— Причина отчасти в этом. Ну а кроме того, вы не обратили внимание, что из всех четверых вы один — не Дерини?

Кардиель бросил мгновенный взгляд на собрата и опустил глаза.

— Я решил, это потому, что я в своем роде глава мятежных епископов и другие прислушиваются ко мне. А есть и другие причины?

Арилан ободряюще коснулся руки друга.

— Конечно. Но ни у кого нет дурных намерений, уверяю вас. Я просто полагаю, что у вас будет возможность наблюдать несколько очень хороших магов-Дерини в действии. И надеюсь, вы наконец убедитесь в том, что я говорил вам о Дерини, убедитесь на собственном опыте, увидите все своими глазами и поверите всем сердцем в то, во что уже поверил ваш разум. — Кардиель поднял глаза и улыбнулся.

— Спасибо, Денис. Я… я постараюсь, постараюсь…

— О большем и не прошу, — кивнул Арилан.

Кардиель повернул коня и последовал за другими. Вскоре он исчез в густом ночном мраке; Арилан, по-прежнему улыбаясь, вернулся к Нигелю, все еще ожидавшему его у входа в королевскую палатку.

Через полчаса, а может быть, через час, пять всадников достигли бухты на юго-западе от Коротского замка и спешились.

Сперва они ехали на запад, потом повернули на юг и некоторое время двигались вдоль каменистого морского берега. Сейчас, примерно в полумиле от передовых городских укреплений, Морган остановился и, держа поводья своего коня, молча наслаждался тихой лунной ночью, пока не подъехали остальные четыре всадника. Когда все были в сборе, Морган связал коней в цепочку и поводья первой лошади передал юному Коналу.

— Смотрите, Конал, — прошептал он. — Не сворачивайте с пути, пока не доберетесь до того места, где свернули мы. Я не хочу, чтобы вас обнаружили патрули мятежников.

— Я буду осторожен, ваша светлость.

— Что ж, тогда с Богом, — прошептал Морган, дружески пожимая руку мальчика и отступая в сторону. — Дункан, милорды, идемте.

Когда Конал повернул коня и поехал по берегу обратно, Морган подошел к каменной гряде у самой линии прилива и начал карабкаться вверх, ловко пробираясь между камнями. Спутники безмолвно ждали, закутавшись в темные плащи, когда Морган взмахом руки даст им сигнал следовать за собой.

Взобравшись наверх, они оказались у входа в узкую расщелину; подступы к гряде со стороны дюн поросли густым кустарником, так что здесь их не могли обнаружить. Морган на мгновение исчез из глаз. Трое остальных — Дункан, Келсон и Кардиель — переглянулись, потом посмотрели вниз, и вдруг Дункан вздрогнул от неожиданности, обнаружив лицо Моргана в нескольких дюймах от своего.

— Господи, ну и напугал ты меня! — воскликнул Дункан, сглотнув слюну. — Мы не видели, где ты, такая тьма.

Морган усмехнулся, и его белые зубы блеснули в лунном свете.

— Идите за мной, здесь небольшая яма, глубиной примерно в ярд. Сначала вы, Келсон.

— Я?

— Скорее. Скорее. Дункан, помоги ему. Здесь не так глубоко.

Когда Келсон спустился в расщелину, Морган уже снова исчез, и Дункану пришлось помогать молодому человеку, лицо которого в лунном свете казалось совсем белым, он никак не решался прыгнуть в темноту. Потом внизу раздалось: «Ох!» — и через мгновение Дункан увидел лицо Келсона там же, где так неожиданно увидел Моргана чуть раньше. С улыбкой Дункан пригласил Кардиеля следовать за ним, и вскоре все четверо стояли почти в полном мраке. Морган дал возможность их глазам привыкнуть к темноте и начал медленно продвигаться вперед, в еще более глубокую тьму. Вернувшись, он подозвал к себе товарищей.

— Итак, все в порядке, я еще не все забыл. Пока не минуем одного или двух поворотов, огонь зажигать не будем — мало ли кто несет службу наверху. Поэтому, пока пойдем в темноте, держитесь друг за друга. Несколько десятков ярдов пройдем на ощупь.

Все четверо выстроились один за другим: Морган впереди, за ним Келсон, Кардиель и Дункан. Когда Морган ступил во тьму, Келсон, последний раз оглянувшись на смутный лунный серп, последовал за ним.

Им показалось, что прошли годы, на самом же деле — всего несколько минут. Наконец Морган остановился. Темнота теперь была полной, беспросветной.

— Все в порядке? — спросил Морган.

Раздался утвердительный шепот. Морган, опустив руку Келсона, отступил на шаг, и внезапно, всю его фигуру охватило сияние. Келсон услышал учащенное дыхание Кардиеля, и тут Морган повернулся к ним лицом; свет испускал кристалл, лежащий у него на ладони.

— Спокойно, епископ, — прошептал Морган, вытягивая руку в его сторону. — Это только свет, в нем нет ни добра, ни зла. Вот, смотрите, прикоснитесь. Он холоден, и, в сущности, здесь нет особого волшебства.

Кардиель не спускал глаз с лица Моргана, и только когда молодой генерал шагнул к нему, епископ перевел взгляд на светящийся шар. Свечение было холодновато-зеленым и походило на то, которое окружало Арилана в ночь, когда он признался в том, что он Дерини.

Наконец Кардиель протянул руку. Он не почувствовал ничего, кроме приятного холодка в ладони. Коснувшись руки Моргана, епископ заставил себя улыбнуться.

— Простите мое небольшое замешательство, но…

— Конечно, — улыбнулся Морган. — Идемте. Теперь недалеко. И у нас есть свет.

И действительно до конца туннеля было недалеко, однако выход оказался заваленным камнями, а сразу за ними они увидели настоящее подземное озеро — этого Морган, похоже, никак не ожидал. Он подозвал Дункана и Келсона, и они втроем, направив руки на завал и закрыв глаза, сосредоточились, чтобы расширить проход с помощью магии. Но дальше пути не было.

Морган, постояв в задумчивости над водой, стал снимать плащ и перчатки.

— Что вы делаете? — спросил Кардиель.

Этот вопрос оторвал Келсона и Дункана от поисков выхода, и они тоже уставились на Моргана, снявшего уже кольчугу и куртку и оставшегося лишь в льняной рубахе, перетянутой поясом, на котором остался кинжал.

— Думаю, путь где-то там, — сказал Морган, входя в воду. — Я сейчас.

Он сделал глубокий вдох и по-лягушачьи нырнул. Все трое с тревогой ждали; наконец в нескольких ярдах от них раздалось бульканье, и из воды появилась золотистая голова Моргана. Откинув закрывшие глаза мокрые пряди, он подплыл к ним.

— Я нашел проход, — сказал он, вытряхивая воду из ушей. — Он всего, в три фута длиной, но на глубине по меньшей мере шести или семи футов. Епископ Кардиель, вы умеете плавать?

— Вообще — умею… Но я никогда…

— Тогда все в порядке, — усмехнулся Морган. — Келсон, может быть, вперед? Тут темно, но расстояние-то небольшое. А там вы магией вызовете свет и вернетесь, чтобы помочь Кардиелю. Я пока вместе с ним подожду здесь.

Келсон кивнул.

— А как насчет наших мечей? — спросил он. — Мы не сможем взять их с собой, а там они могут нам понадобиться.

— В моей башне мы найдем другие. А сейчас — идем, — ответил Морган, помогая Келсону сойти в воду.

— Ладно, покажите мне ваш подводный ход.

Оба нырнули; через минуту Морган вновь показался на поверхности. Дункан был готов, и Морган показал путь ему. Наконец бледный Кардиель в одном подряснике подошел к кромке воды. Он теребил простое деревянное распятие на груди, когда Морган протянул ему руку.

— Уже? — покорно пробормотал Кардиель. Морган кивнул, и епископ со вздохом сел, спустил в воду ноги и вздрогнул всем телом; в его серых глазах отражался зеленоватый свет, что излучал кристалл Моргана. Кардиель нервно осмотрелся и глотнул воздуха.

— Ну как, сможете? — тихо спросил Морган.

— У меня нет выбора. — Епископ был бледен как мел, но его голос звучал твердо. — Скажите, что я должен делать.

Морган кивнул.

— Отверстие на глубине шести футов, прямо под нами. Видите?

— Смутно.

— Хорошо. Теперь я попрошу вас нырнуть, как это делали мы. Я буду с вами. Главное — помните: не надо дышать, пока мы не вынырнем с той стороны. Поняли?

— Я постараюсь, — неуверенно сказал епископ. Помолившись всем святым, что покровительствуют епископам, Морган усилил исходивший от камня свет и коснулся плеча Кардиеля. Закрыв глаза и сдержав дыхание, епископ нырнул. Морган последовал за ним.

Но увы, первая попытка оказалась неудачной. Хотя Кардиель старался как мог, ему не удалось нырнуть достаточно глубоко, он был беспомощен в воде, и в конце концов Моргану пришлось поднять епископа наверх. Свет погас, когда они нырнули, и теперь здесь царила полная темнота.

— Мы уже перебрались, Аларик? — спросил, тяжело дыша, Кардиель.

Морган был рад, что епископ не видит во тьме его лица.

— Боюсь, что нет, мой друг, — ответил он бодрым тоном. — Но сейчас пройдем, не беспокойтесь. Я надеюсь, вы живы?

Наступила пауза. Кардиель кашлянул — и это был единственный звук, кроме плеска воды.

— Извините, Аларик. Я предупреждал вас, что плохо плаваю. Думаю, мне не нырнуть так глубоко.

— Постарайтесь, — сказал Морган. — Не могу же я бросить вас здесь.

— Нет, наверное, не получится, — тихо ответил Кардиель.

Морган вздохнул.

— Хорошо, попробуем еще раз. Только не набирайте полную грудь воздуха перед тем, как нырнуть, так будет лучше. В остальном положитесь на меня.

— Но если я выдохну, вдруг мне не хватит воздуха? — Епископ, судя по всему, страшно испугался.

— Не беспокойтесь, доверьтесь мне. Теперь не дышите, — прошептал Морган, касаясь плеча Кардиеля. — Выдыхайте и вперед!

Он слышал вздох епископа — и вот Кардиель вместе с ним погрузился в темноту.

Держа епископа за плечо, он увлекал его вниз, к отверстию, но когда они достигли прохода, и Морган протолкнул туда Кардиеля, он почувствовал, как того начинает охватывать паника.

Он подталкивал епископа, заставляя его продвигаться вперед, но когда они достигли другого конца прохода, Кардиель перестал сопротивляться, тело его обмякло. С помощью Келсона и Дункана он поднял Кардиеля на поверхность, молясь, чтобы епископ не захлебнулся.

И все-таки Кардиель был без сознания, хотя под водой они находились не так долго.

Морган выволок его на берег и, уложив на живот, стал ритмическими движениями откачивать епископа. Вода хлынула изо рта и носа Кардиеля.

— Черт! — прошептал Морган. — Я же говорил ему, что нельзя дышать. Кем он себя возомнил — рыбой, что ли?

Он повернул Кардиеля вверх лицом, но грудь епископа по-прежнему была неподвижна. Еще раз помассировав его грудь, Морган стал хлопать Кардиеля по щекам, а тем временем Дункан пытался вдуть воздуху в его легкие через рот. Грудь Кардиеля шевельнулась, и они удвоили усилия. Наконец судорожный кашель сотряс тело Кардиеля, он перевернулся на бок и изрыгнул остатки воды. Затем епископ открыл глаза и удивленно осмотрелся.

— Вы уверены, что я жив? — прохрипел он. — Я пережил такой кошмар…

— Ну, почти что живы, — сказал, усмехаясь, Морган и с облегчением покачал головой. — Видимо, кто-то на небесах очень вам благоволит.

— Дай Бог, чтобы так было всегда, — прошептал, крестясь, Кардиель. — Спасибо вам всем.

Он с помощью Дункана вновь откашлялся и жестом попросил помочь ему встать на ноги. Без слов, с растроганной улыбкой, Морган подал ему руку. Через несколько минут все четверо стояли у разветвления каменного коридора. В левом коридоре царила тьма, правый был завален камнями. Морган вновь прибегнул к помощи магии, выясняя, можно ли пройти правым коридором. Он выпрямился и сложил руки на груди.

— Да, не везет. Я хотел провести вас этим путем в свои покои, там мы нашли бы одежду и оружие.

— А здесь не пройти? — спросил Келсон.

— Пройти можно. Но отсюда мы попадем в открытые коридоры замка, а там нас могут поймать. Что ж, пойдемте. Будем осматриваться на каждом шагу. И — тихо, как только можете!

Немного погодя они вошли в длинный, узкий проход — только-только в ширину человеческих плеч, который вскоре свернул направо; этот ход с холодными каменными стенами, казалось, вел наружу. Морган знаком призвал спутников к молчанию. В его ладони вспыхнул мягкий слабый свет, и они прошли еще шесть шагов. Послышались обрывки чьей-то тихой фразы, которой они не смогли разобрать, на мгновение свет заиграл на стенах, резко очертив фигуру Моргана, и Аларик повернулся к ним. Перед ними распахнулась дверь, и они вошли в «башенную комнату» — домашнюю молельню Моргана, куда допускались только близкие ему люди.

Здесь было темно и тихо, и только звездный и лунный свет, проникавший сквозь зеленые стекла семи окон, ложился на стены. Морган, неслышно пройдя по ковру, задернул шторы на окнах и зажег свечу. Свет отразился в янтарном кристалле, что лежал на столе, осветив золоченую фигуру грифона. Кардиель затаил дыхание, увидев шар, и в изумлении двинулся к нему, но Дункан тихо окликнул его, остановив.

Потом они направились к сундукам и шкафам, чтобы переодеться в чистую и сухую одежду. Когда они покончили с этим, только Морган и Дункан оказались одеты нормально. Келсону короткая туника Моргана доходила до колен, а полы плаща вообще волочились по полу. А Кардиель, хотя он старался одеться во все черное, мало походил теперь на духовное лицо. Туника была ему тесна, башмаки — узковаты, но длинный черный плащ скрывал все эти недостатки. Свое деревянное распятие он тщательно обсушил, протер он и епископский перстень, полюбовавшись его сверканием. Морган и Дункан тем временем выбирали себе мечи и кинжалы — в башне хранилось немало оружия. Наконец Морган призвал их к молчанию и двинулся к тяжелой дубовой двери, на которой был изображен зеленый грифон. Он приник глазом к отверстию, совпадающему с глазом грифона, и, убедившись, что за дверью никого нет, открыл ее. За ней была другая дверь; прислушавшись к шуму за ней, Морган отступил и закрыл за собой первую дверь.

— Там охранник, как я и предполагал. Дункан, пойдем послушаем вместе? Если он достаточно восприимчив, мы сможем подействовать на него через дверь. Иначе нам, похоже, придется убить его.

— Давай попробуем, — кивнул Дункан, следуя за Морганом.

Они поднесли ко второй двери руки и так некоторое время стояли, закрыв глаза и почти не дыша. В конце концов Морган покачал головой, открыл глаза и, достав тонкий стилет, попробовал лезвие кончиком пальца.

— Готов? — прошептал он Дункану.

Священник печально кивнул и обратил взор на дверной замок.

Когда Келсон и Кардиель подошли ближе, они увидели, как Морган, став на колени, ищет пальцами левой руки щель в двери. Наконец, отыскав щель, Морган одним резким движением вогнал туда стилет; потом он медленно достал клинок, лезвие было в крови. Дункан, огорченно покачав головой, открыл дверь. Снаружи лежал, распростершись на полу, воин в сером одеянии; из-под его спины вытекала струйка крови. Он не двигался; после мгновенного замешательства Морган затащил его в комнату. Лицо Кардиеля потемнело, когда он увидел лежащего на ковре человека; он перекрестил мертвеца и пошел прочь вместе со всеми.

— Сожалею, но это было необходимо, епископ, — прошептал Морган, закрывая за ним дверь и приглашая его следовать за собой.

Кардиель молча повиновался.

Минут через пять они подошли к резным панелям, украшавшим стены в конце перехода. Там Морган, взяв одной рукой факел, пальцами другой быстро провел вдоль панели, стена сдвинулась, открыв достаточный для них проход; Морган пропустил всех, вернул панель на место и повел спутников дальше.

— Теперь слушайте меня, слушайте внимательно, потому что у меня не будет времени повторять. Мы находимся в начале сети тайных переходов, которые пронизывают все стены замка. Сейчас мы рядом с моими личными покоями, а там, я думаю, расположился либо Варин, либо архиепископы. Поэтому никаких разговоров, пока я не разрешу. Хорошо?

Никто не спорил, и все четверо двинулись по глухому коридору; через какое-то время Морган, передав факел Дункану, подошел к стене и заглянул в смотровое отверстие. Он из безопасного укрытия рассматривал знакомую комнату — еще несколько месяцев назад принадлежавшую ему. Как он и предполагал, здесь расположился Варин де Грей, и сейчас он держал совет со своими людьми. Морган попросил Дункана погасить факел, подозвав к себе остальных. Теперь все увидели и услышали вождя мятежников, освещавшего со своими приближенными, не догадывавшегося, что рядом враги.

* * *

— Так что ж — это все, что он может супротив нас? — спросил один из людей Варина. — Не думал я, что придется тягаться с Дерини. Я ж не смерти боюсь — ну, пришел час, что поделаешь, а если этот герцог наведет на нас чары? Тут уж мы ничегошеньки не сделаем, будьте уверены.

— Может, хватит? — прервал его Варин, сидевший у очага, отвалясь на спинку стула и скрестив пальцы.

— Ну хорошо, но…

— Верь в правоту нашего дела, Маркус, — сказал второй человек. — Не оставил же нас Господь, когда Варин захватил Дерини в гробнице Святого Торина? И магия ему тогда не помогла.

Варин покачал головой и посмотрел на огонь.

— Не торопись. Пол. Морган тогда, в гробнице Святого Торина, был опоен одной отравой. И скорее всего, он тогда сказал правду, что не может пользоваться своим могуществом, пока не пройдет действие этой отравы. Не то бы его кузен не стал выдавать себя. Слишком долго Дункан Мак-Лайн хранил свой секрет, чтобы так, за здорово живешь, раскрыть его.

— Выходит, никто знать не знает, что этот герцог-чародей может наделать, — стоял на своем Маркус. — Вот возьмет и обрушит на нас эту свою крепость, если захочет. Уж он сможет.

— Нет, он хоть и Дерини, а не дурак. Не будет он разрушать свой дом без крайней надобности. Он…

Тут раздался громкий стук в дверь, повторившийся несколько раз, пока Пол не подошел и не открыл. Сержант охраны Варина почти ворвался в комнату.

— Лорд, лорд, помогите! — крикнул он, кидаясь через всю комнату к ногам Варина. — Мои люди носили камни к северному бастиону, и там случился обвал.

Варин выпрямился в кресле и напряженно посмотрел на вошедшего.

— Кто-то пострадал?

— Да, лорд, Оуэн Матиссон. Все сумели увернуться, а Оуэн — ему придавило ноги. Ему их раздробило.

Варин встал. Четыре человека внесли изуродованное тело несчастного Оуэна. Когда они вошли, сержант прижал к губам полу плаща Варина и прошептал:

— Помоги ему, лорд. Если ты захочешь, ты спасешь его. Четверо со своей ношей остановились посреди комнаты, и Варин кивнул, распорядившись положить раненого на кровать в другом ее конце. Уложив там пострадавшего, они по знаку Варина покинули комнату. Велев Маркусу закрыть дверь, Варин подошел к постели, с жалостью глядя на искалеченного солдата.

Оуэн был сильным человеком, но когда обрушилась груда камней, он ничего не мог сделать. Верхняя часть его тела была в полном порядке, зато ноги, прикрытые кожаным покрывалом, превратились в месиво из костей и мяса. Варин, попросив Пола поднести свечу, мягко провел рукой по искаженному от боли лицу Оуэна.

— Слышишь меня, Оуэн?

Глаза Оуэна удивленно и восторженно заблестели: он узнал Варина.

— Извините меня, лорд. Я мог бы быть поосторожнее.

Варин окинул взглядом неподвижное тело солдата, потом посмотрел на его лицо.

— Очень больно, Оуэн?

Тот кивнул и тяжело сглотнул, потом сжал зубы от боли, но глаз не опустил. Он с такой надеждой, с такой мольбой смотрел на Варина, что не нужно было никаких слов.

— Дайте кинжал.

Пол поднял клинок, и глаза Оуэна расширились, он попытался приподняться, но Варин мягким движением удержал его на месте.

— Спокойно, мой друг. Ну, не повезло. Это будет стоить тебе штанов, но, надеюсь, не жизни. Успокойся.

Уложив удивленного человека и отбросив покрывало, Варин начал резать кожаную штанину — снизу доверху, сначала одну, затем другую, обнажая кровавое месиво, оставшееся от ног. При первом его прикосновении раненый закричал, но потом обмяк и благодарно затих.

Варин положил кинжал на кровать рядом с Оуэном и несколько минут стоял неподвижно, глядя на изувеченные конечности.

Потом он попросил Маркуса и Пола помочь ему выпрямить искалеченные ноги, и когда это было сделано, задумался еще на минуту и тихо вымолвил:

— Плохо дело. Если ему не оказать помощь немедленно, он умрет. — И после долгой паузы продолжил: — С таким серьезным увечьем я прежде дела не имел. — Он опять помолчал. — Помолитесь со мной, друзья мои. Даже если на то Божья воля, чтобы он исцелился, мне нужна ваша поддержка.

Пол, Маркус и сержант как один преклонили колена. Варин еще мгновение стоял, опустив глаза в пол, будто в комнате больше никого не было, потом посмотрел на раненого и воздел руки:

— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, Amen. Oremus.

Когда Варин начал молиться, закрыв глаза, вокруг его головы появилось свечение. Он шептал, тяжело дыша, так что подсматривавшие из потайного хода не могли расслышать слов. Но в том, что за сияние возникло вокруг его головы, что за силы идут от его рук к ногам раненого, они ошибиться не могли.

Они видели, как руки Варина движутся вдоль ног солдата, как страшные раны исчезают на глазах, затягиваясь от его еле заметных прикосновений. Прошептав последние слова, вождь мятежников приподнял сначала одну ногу Оуэна, потом вторую.

Нога были целы — словно и не их недавно раздробило обвалившимися камнями.

Оуэн открыл глаза и сел. Он с удивлением осмотрел свои ноги и ощупал их, явно не веря себе. Варин мгновение молча наблюдал за ним, потом перекрестил его и прошептал:

— Deo gratias. Чудо свершилось.

Морган тем временем приготовился действовать. Подозвав Дункана и Келсона, он прошептал несколько слов и вновь посмотрел в щель. Дункан, обнажив меч, затих где-то в темноте слева. Морган закрыл щель и подозвал к себе Кардиеля.

— Ваше преосвященство, мы сейчас войдем туда. Следуйте во всем моим указаниям. Они, так сказать, приготовили сцену для нашего появления, и желательно сохранить атмосферу, царящую там, сколько это возможно.

Кардиель покорно кивнул.

— Келсон?

— Я готов.

Пока Варин и его приближенные рассматривали исцеленного Оуэна, возле очага послышался какой-то шум. Пол, обратив на это внимание, обернулся, да так и замер на месте с расширившимися от ужаса глазами.

— Милорд!

Варин и все остальные оглянулись и увидели, как раздвинулась стена у очага. Из проема ударил луч света, и в этом сиянии перед ошеломленными мятежниками появилась фигура юного Келсона — при таком освещении его не трудно было узнать; рядом с ним возникла высокая, увенчанная золотистой шевелюрой фигура Моргана. Третьего человека, показавшегося в проеме, Варин узнать не мог: его серебристые волосы слишком блестели на свету.

Варин оглянулся на своих людей — все они с ужасом в глазах забились в угол; а у входной двери стоял Дункан, с обнаженным мечом, но в довольно миролюбивой позе. Варин, припомнив обстоятельства, при которых он видел этого гордого молодого Дерини, похолодел и закрыл глаза на мгновение, чтобы собраться с силами. Лишь после этого он повернулся, чтобы взглянуть в глаза своему королю и своим врагам.

 

Глава XV

«Даже в мыслях своих не порочь царя»

[15]

— Варин, скажи своим людям, чтобы не сопротивлялись. Теперь распоряжаться здесь буду я, — произнес Келсон.

— Я не могу этого допустить, государь. — Карие глаза Варина без тени страха встретили взгляд короля. — Пол, зови стражу.

— Не подходи к двери, Пол, — сказал король, прежде чем тот двинулся с места.

Помощник Варина замер, услышав свое имя, произнесенное королем, и взглянул на своего предводителя в ожидании распоряжений. Дункан по-прежнему стоял возле двери, священник на минуту сжал рукоятку обнаженного клинка — он готов был пустить его в ход по первому знаку.

Варин быстро взглянул на дверь, затем на лицо Пола, испуганное и нерешительное, затем — в непроницаемые глаза Моргана, стоящего рядом с королем. Со вздохом он потупил взор, и плечи его удрученно поникли.

— Делать нечего, друзья мои, — устало произнес он, — бросайте оружие и отойдите в сторону. Простая сталь не одолеет чародейства Дерини.

— Но, милорд… — возразил было один из его людей.

— Хватит, Джеймс, — Варин снова посмотрел в глаза Келсону. — Известно, что ожидает того, кто восстал против своего короля и потерпел поражение. Однако умрем мы с мыслью о том, что сражались за Божье дело. А вы, о мой король, на том свете сполна заплатите за наши жизни.

Невнятный испуганный гул раздался со стороны тех четверых, что стояли у него за спиной, но затем все они начали отвязывать перевязи с мечами. В освещенной огнем камина комнате некоторое время слышался только приглушенный звон оружия, падающего на ковер. Побросав оружие, мятежники собрались вокруг своего главаря, но даже теперь выглядели они весьма угрожающе.

Келсон, заметив и это, и многое другое, знаком попросил Дункана собрать оружие. И пока пленники смотрели на Дункана, Морган неуловимым движением указал Келсону на низкое кресло у камина. Кивнув, Келсон приблизился к этому креслу, уселся в него и поправил царственным жестом полы плаща. Когда Келсон занял свое место, Морган встал по правую руку от него, немного позади, а Кардиель предпочел остаться в тени. Казалось, что король просто устроил небольшой, не очень пышный прием прямо в одной из спален замка. Это совсем сбило с толку людей Варина, с опаской ожидавших, что еще выкинет этот самоуверенный король-мальчик.

— Нам не нужна ничья смерть — ни твоя, ни твоих людей, — обратился к Варину Келсон, машинально переходя на королевское «Мы». — Мы желаем только верности с этой минуты и навсегда. Или чтобы ты хотя бы выслушал по доброй воле то, что Мы тебе сейчас скажем.

— Я освобождаю себя от верности какому-то королю-Дерини, — возразил Варин, — и вы меня больше не запугаете, ваш сан для меня ничего не значит отныне. Все вы, Дерини, смелые, когда надеетесь на вашу магию.

— В самом деле? — спросил Келсон, приподняв бровь. — Кажется, генерал Морган однажды попал к вам в руки совсем беззащитным, лишенным даже большей части своих человеческих сил. Разве люди, когда на них нападают, не защищаются так же, как и Дерини?

— Я не желаю иметь ничего общего с теми, кто занимается магией, — ответил Варин, упрямо выставив бороду и отвернувшись.

Морган сдержал улыбку:

— Вот как? А как же вы ухитряетесь доверять самому себе, Варин? Дар исцеления, в конце концов, это тоже магия, не правда ли?

— Что? — Варин вздрогнул и уставился в лицо Моргану. — Это богохульство! Да как вы смеете сравнивать священный дар исцеления со своим грязным богомерзким могуществом? Сам Господь был целителем. Да вам даже одним воздухом с ним дышать заказано!

— Возможно, возможно, — спокойно ответил Морган. — Не нам судить об этом. Но скажите, что такое, по-вашему, дар исцеления?

— Исцеления… — Варин заморгал и обвел присутствующих торопливым взглядом, подозревая, что в вопросе заключена ловушка, и не находя ее. — Ну, в Священном Писании сказано, что больных исцеляли и сам Господь, и его ученики после того, как он ушел от нас. Даже вам следовало бы это знать.

Морган кивнул.

— А вы, епископ Кардиель, можете ли вы оспорить это заявление Варина?

Кардиель, который до этого предпочитал оставаться в тени, встрепенулся, услышав свое имя, и, поколебавшись немного, вышел на свет и встал рядом с Морганом. Его епископский перстень сверкнул багровым светом в пляшущих языках пламени, когда он дотронулся пальцем до деревянного распятия, висящего у него на шее, и строго посмотрел на главаря мятежников.

— Я всегда верил, что Господь наш и ученики его исцеляли больных и увечных, — осторожно сказал он.

— Отлично, — кивнул Морган, снова оборачиваясь к Варину. — Так вы оба согласны, что дар исцеления есть дар Божий, а не что-нибудь еще, правильно?

— Да, — отозвался Кардиель.

— Разумеется, — не моргнув глазом, согласился Варин.

— И ваша, Варин, способность исцелять — это что, тоже дар Божий?

— Моя…

Келсон раздраженно махнул рукой и скрестил ноги, всем своим видом выказывая нетерпение.

— Не скромничайте, Варин. Мы же знаем, что вы можете исцелять. Мы сами это видели минуту назад. Еще мы точно знаем, что вы исцелили раненого в Кингслейке прошлой весной. Вы же не будете отрицать этого?

— Я? Конечно, нет, — ответил Варин, слегка покраснев, выпрямившись и расправив плечи. — Раз Господь выбрал меня своим пророком, кто я такой, чтобы противиться его воле.

— Да, понимаю, — согласился Морган, нетерпеливо кивнув, и поднял руки, призывая к тишине. — Так вы считаете, что дар исцеления — всегда знак благодати Божьей?

— Да.

— А теперь представьте себе, что этим даром обладают Дерини, — спокойным голосом продолжил Морган.

— Дерини?

— Я могу исцелять, Варин. А вы хорошо знаете, что я Дерини. Выходит, мы вправе сказать, что дар исцеления — часть могущества Дерини?

— Могущества Дерини?

Варин оцепенел и побледнел, став белее снега, на его застывшем лице, казалось живыми оставались только ничего не понимающие глаза. Люди Варина встревоженно зашептались, заметив, как подействовали эти слова на их главаря. Но они сразу же смолкли, как только Варин пошатнулся и протянул руку, ища поддержки.

Немного погодя он все-таки пришел в себя, кровь опять прилила к его лицу, и он недоверчиво и с явным ужасом уставился на Моргана.

— Вы с ума сошли! — прошипел он, когда дар речи наконец вернулся к нему. — Ваша ересь совсем затмила мне разум. Дерини не могут исцелять!

— Прошлой осенью в Ремуте я спас Дерри, когда он, умирающий, лежал со смертельной раной, — спокойно возразил Морган. — Позже на коронации, в соборе, я исцелил собственную рану. Я говорю о том, что было, Варин, хотя и не могу объяснить, как мне это удалось. Но я смог исцелить и человека, и Дерини.

— Это невозможно, — пробормотал Варин себе под нос, — этого не может быть. Дерини — сатанинское отродье, нас всегда так учили.

Морган сцепил пальцы и рассматривал ногти.

— Я знаю. Иногда я сам готов был в это поверить, вспоминая, какие страшные страдания пришлось перенести многим Дерини в последние века. Но меня тоже учили, что исцеление — от Бога, и если я могу своими руками… Что ж, значит, Он со мной, хотя бы когда я делаю это.

— Нет, вы лжете, — покачал головой Варин. — Вы лжете и меня пытаетесь запутать своей ложью.

Морган вздохнул, поглядел на Келсона, Кардиеля, на Дункана и заметил, что кузен вытаскивает меч из ножен с какой-то странной улыбкой на лице. Священник повел бровью и пересек комнату, присоединившись к своим друзьям. Варин и его люди с подозрительным видом отпрянули назад, с надеждой поглядывая на никем не охраняемую дверь.

— Аларик не лжет, — просто начал Дункан. — И если вы согласитесь выслушать меня, вместо того чтобы пытаться бежать, то я готов доказать вам это.

Люди Варина уставились на Дункана, а их главарь смерил священника недоверчивым взглядом.

— Что, он кого-нибудь при нас исцелит? — пренебрежительно процедил он.

— Именно это я и хочу предложить, — ответил Дункан, снова слегка улыбнувшись.

Морган нахмурился, а Кардиель, как заметил Дункан, встревоженно переступил с ноги на ногу, нащупывая распятие. Келсон сидел с зачарованным видом, так как он тоже никогда раньше не видел, как Морган исцеляет. Внимание всех обратилось на Дункана.

— Ну что, Варин?

— Но… кого же он исцелит?

Дункан снова таинственно улыбнулся.

— Вот мой план, Варин. Вы не хотите нас слушать, если Аларик не убедит вас, что говорит правду. Аларик, в свою очередь, не может представить вам убедительных доказательств, пока не исцелит кого-нибудь. Я предлагаю, чтобы кому-нибудь из нас нанесли легкую рану, чтобы ты, Аларик, мог показать, что владеешь этим даром, и Варин удовлетворился бы. Так как я это придумал, я согласен, чтобы и опыт произвели на мне.

— Что? — переспросил Келсон.

— Об этом и речи быть не может, — твердо сказал Морган.

— Дункан, вы не должны!.. — одновременно с ним воскликнул Кардиель.

Варин и его соратники только переглядывались в крайнем недоумении.

— Но почему же? — спросил Дункан. — Если никто из вас не может придумать ничего лучше, мне кажется, другого выхода у нас нет. Мы зашли в тупик, из которого не выбраться, сколько ни препирайся. И потом, не обязательно наносить опасную рану. Простой царапины будет достаточно, чтобы доказать нашу правоту. Что вы скажете, Варин? Вас это удовлетворит?

— Я… — Варин лишился дара речи.

— И кто же, ты полагаешь, нанесет тебе эту «царапину»? — спросил наконец Морган. В его серых глазах стояло явное неодобрение.

— Ну, ты или Келсон, какая разница, — ответил Дункан, стараясь говорить непринужденно.

Кардиель покачал головой.

— Я никак не могу этого позволить. Вы же священник, Дункан. А священнику не пристало…

— Я отлучен, ваше преосвященство. И вы знаете, что кроме меня некому…

Он мгновение поколебался, затем вытащил из ножен, висящих на поясе, кинжал и протянул его рукояткой вперед.

— Возьмите же. Пусть один из вас решится, и покончим с этим. А то я уже начинаю нервничать.

— Нет, — вдруг заговорил Варин. Он приблизился ко всем четверым на несколько шагов и остановился в напряженной позе, с опаской глядя на них.

— У вас есть возражения? — спросил Келсон, медленно приподнимаясь со своего места.

Варин сцепил руки и начал возбужденно шагать по комнате, качая головой и перемежая свою речь резкими жестами.

— Это западня, западня. Я вам не верю!.. Откуда мне знать, что вы все это не нарочно подстроили? Вы и раните этого человека понарошку, и исцелите его тоже понарошку. Этим вы мне ничего не докажете. У Сатаны в запасе много всяких трюков и обманов.

Дункан посмотрел на своих друзей и вдруг протянул кинжал Варину.

— Ну так пустите мне кровь вы, Варин, — спокойно сказал он. — Нанесите мне рану, исцеление которой убедит вас в нашей правдивости.

— Я… — Варин запнулся. — Но я никогда…

— Что, никогда не проливали ничью кровь, Варин? — хмыкнул Морган, становясь рядом с Дунканом, чтобы поддержать его. — Сомневаюсь. А если это правда, то даже и лучше, если это сделаете именно вы. Хотите доказательств — получите их, но уж и потрудитесь для этого.

Варин некоторое время колебался, с недоверием поглядывая на кинжал.

— Ну хорошо, я сделаю это. Но не его кинжалом. Я возьму один из наших, который точно не заколдован.

— Как хотите, — сказал Дункан, пряча свой кинжал, а Варин тем временем подошел к груде оружия, брошенного его людьми, и, став на колено, стал выбирать что-нибудь подходящее. Он остановился на тонком крестообразном кинжале с рукояткой из слоновой кости. Лезвие блеснуло, когда Варин обнажил кинжал и благоговейно поцеловал его. Потом он поднялся и застыл на месте.

— Прошу вас, — начал Дункан, — ограничиться раной, которую вы сами могли бы исцелить. — Он расшнуровал ворот рубашки и отстегнул пояс. — Должен также сказать, что, если вы нанесете смертельную рану, это будет не совсем благородно с вашей стороны. Я не хотел бы расставаться с жизнью прежде, чем Аларик успеет привести в действие свои силы.

Варин неловко огляделся, сжимая в потной руке рукоятку из слоновой кости.

— Я не нанесу раны, какую не мог бы вылечить сам.

— Благодарю. — Дункан стащил через голову рубаху и передал ее Моргану, который повесил ее на спинку кресла, где недавно сидел Келсон. Лицо священника, стоявшего перед Варином, побелело, но страха в его глазах не было.

Варин приблизился, держа кинжал на уровне пояса, осторожно, неохотно, словно боялся, что враг вот-вот, к его ужасу, просто исчезнет. У него мелькнула мысль, что он имеет возможность убить хотя бы этого одного Дерини, но тут же отбросил эту мысль; нет, ему нужно убедиться, что эти Дерини лгут, не могут они владеть даром исцеления.

Подойдя к Дункану на расстояние вытянутой руки, он остановился и с трудом заставил себя посмотреть в спокойные голубые глаза, а затем оглядел священника с ног до головы. Дункан редко бывал на солнце, и тело у него, словно у женщины, было бледное, как слоновая кость, но на этом сходство кончалось. Он был крепок, широкоплеч, с лоснящимися тугими мышцами. Слева под грудью виднелся небольшой шрам, и еще один — на бицепсе правой руки; очевидно, эти шрамы были получены им в юности, во время учебных боев.

Варин медленно поднял кинжал до уровня глаз и слегка коснулся клинком левого плеча Дункана. Священник не вздрогнул от прикосновения стали, но Варин больше не смог заставить себя посмотреть ему в глаза.

— Делайте же то, что должны сделать, — шепнул Дункан, готовясь принять удар.

Глава XVI «Ты испытал меня и знаешь…»

Дункан почувствовал острую, жгучую боль в левом плече, а затем судорога сотрясла все его тело. Он еще был в сознании, и от него не ускользнули ни безумный блеск в глазах Варина, ни встревоженный вскрик Келсона, ни то, как заботливо поддержал его за плечи Аларик, когда он начал тяжело оседать.

Потом Дункан впал в забытье и не видел, как Морган резко подскочил к Варину, гневно сверкая глазами, как Варин отшатнулся, поняв, что он натворил.

Дункан пришел в себя и почувствовал пальцы Аларика на кинжале, пронзившем его плечо, почувствовал надежную руку друга, поддерживающую его голову. Все отступили от них, кроме Варина — он по-прежнему стоял рядом. Аларик наклонился, заглянул в глаза кузену, шепча что-то при этом, но Дункан не мог разобрать слов.

— Дункан? Дункан, ты меня слышишь? Черт вас подери, Варин, вы перестарались. Дункан, это я, Аларик. Послушай меня!

Усилием воли Дункану удалось сосредоточиться и разобрать эти обращенные к нему слова. Он моргнул и, как ему казалось, целую вечность смотрел на кузена, а затем слабо кивнул. У него не было сил отвернуть голову, а перед глазами торчала украшенная слоновой костью рукоятка небольшого кинжала Варина, и Дункан стал рассматривать завитки и бороздки на ней.

Тут Аларик опять заглянул ему в глаза, и Дункана охватил покой, когда кузен положил руку ему на лоб.

— Рана тяжелая, Дункан, — прошептал золотоволосый Дерини, глядя ему в глаза. — Мне понадобится твоя помощь. Если можешь, то я бы хотел, чтобы ты все это время был в сознании. Я не уверен, что справлюсь один.

Дункан слегка повернул голову и снова посмотрел на кинжал, прижавшись щекой к руке кузена.

— Начинай, — шепнул он. — Я постараюсь.

Он увидел, как Аларик утвердительно прикрыл глаза, почувствовал, как руки кузена приподняли его так, что голова его оказалась на груди Аларика. Морган приготовился остановить кровотечение левой рукой, как только правой вытащит из раны клинок. Дункан поднес здоровую руку к левой ладони Аларика, готовый в меру сил помочь ему, и приготовился к новому всплеску боли, который, он знал, последует, как только извлекут кинжал.

— Ну, давай же, — пробормотал он.

Вдруг Дункан почувствовал, как металл царапнул по кости, как сталь обожгла мышцы, сухожилия, нервы, плечо его залила кровь, хлынувшая из раны. Аларик быстро зажал рану ладонью, Дункан наложил свою ладонь сверху и сразу ощутил, как сквозь пальцы сочится горячая кровь. В это время его сознание соприкоснулось с сознанием кузена — смягчающим, успокаивающим, поглощающим боль.

Боль отступила, Дункан смог открыть глаза и заглянуть в бездонные серые глаза Аларика. Связь между ними установилась в одно мгновение, и их мысли переплелись между собой крепче, чем могли бы переплестись руки.

Затем оба — и Аларик, и Дункан — снова закрыли глаза, чтобы сосредоточиться, и вскоре у Дункана возникло ощущение, что он слышит, но не ушами, а как-то иначе, глубокий мелодичный звон. Их взаимосвязь окрепла, и всепроникающее чувство покоя охватило его, словно некая призрачная рука, бесформенная и бесплотная, легла на его воспаленное чело. На какое-то мгновение ему показалось, что к их с Морганом усилиям присоединились еще чьи-то усилия того, кого он никогда раньше не видел и не слышал. Потом боль совсем прошла, кровотечение остановилось. Дункан открыл глаза и сразу увидел склонившуюся над ним золотую голову Аларика, и почувствовал, что связь между ними растаяла. Слегка тронув руку Моргана, когда тот открыл глаза, Дункан приподнял голову, чтобы видеть свое плечо, залитое кровью. Аларик все еще прижимал окровавленную ладонь к руке кузена. Наконец он убрал ее — раны не было!

Там, где вошло лезвие, на коже осталась тонкая, еле заметная линия, да и та быстро исчезала. Даже кровь, что так обильно текла из раны, куда-то пропала, в крови были только ладони того и другого. Дункан поднял голову, взглянул на Аларика и снова уронил голову ему на плечо, чтобы впервые взглянуть на окружающих их зрителей. Ближе всех стоял Варин — бледный, с лицом, искаженным благоговейным страхом, за ним — Келсон и Кардиель, а в стороне толпились люди Варина с испуганными лицами. Дункан устало улыбнулся и, медленно опустив исцеленную руку, снова взглянул на кузена.

— Ну, спасибо, — пробормотал он.

Аларик улыбнулся и поддержал Дункана, помогая ему сесть.

— Ну что, Варин, — заговорил он, — довольно с вас того, что вы видели? Согласитесь, если дар исцеления и впрямь даруется Богом, то от Него он достался и Дерини?

Бледный Варин изумленно покачал головой.

— Не может быть! Дерини не могут исцелять. Да, но ты-то исцелил. Значит, этот дар подвластен могуществу Дерини. А тот, кто исцеляет…

Голос его прервался, потому что Варин окончательно запутался, и он побледнел бы, наверное, еще больше, если бы это было возможно. Морган увидел, что наконец достиг того результата, к которому стремился. С понимающей улыбкой он помог Дункану подняться и приблизился к Варину.

— Да, Варин, вы должны взглянуть правде в глаза, — спокойно сказал он. — Если бы то, что я скажу, вам сказали раньше, вы бы и слушать не стали. Но теперь-то вы, может быть, сможете трезво оценить услышанное. Мы думаем, что, возможно, вы тоже Дерини.

— Нет, этого не может быть, — удивленно пробормотал Варин, — я не Дерини. Я всю жизнь ненавидел Дерини. И я знаю, что их не было в моем роду. Это невозможно!

— Может быть, и так, — согласился Келсон, глядя на Варина так же пристально, как и Морган. — Многие из нас в чем-нибудь уверены всю жизнь, пока волей случая эта уверенность не разрушится. Вы, возможно, слышали, как моя матушка обнаружила, что ее предки были Дерини. А кто мог предположить, что Джеанна Гвиннедская — Дерини? Она ведь держалась тех же взглядов, что и вы, Варин, причем во многих отношениях еще тверже вас.

— Но как же, как можно узнать правду о себе? — слабым голосом спросил Варин. — Как узнать точно?

Морган улыбнулся.

— Джеанна узнала, когда у нее не осталось другого выхода, и ей пришлось воспользоваться своими силами, о которых она и не догадывалась. Но есть и другой способ. Если заглянуть в ваш мозг, можно наверняка узнать, Дерини вы или нет. И это — единственное, что может дать полную уверенность. Если хотите, я вас проверю.

— Заглянуть в мысли?..

— Вы сами настроитесь и позволите моему сознанию войти в ваше. Я не могу объяснить, как, слившись с вашим разумом, узнаю, Дерини вы или нет, но что узнаю — это точно. Поверьте, я могу это сделать. Вы согласны?

— Что? Войти в мое сознание? Я… — Он взглянул на Кардиеля, неосознанно ища поддержки епископа. — А можно, ваше преосвященство? Я… не знаю, как мне поступить. Научите меня, умоляю вас.

— Я верю Моргану, — негромко произнес Кардиель, — хотя тоже не знаю, как он это делает, но я принимаю его слова на веру. И хоть я и никогда не соприкасался с его сознанием, мне кажется, в этом нет ничего дурного. Вы должны осознать свои прошлые ошибки и присоединиться к нам, Варин. Только наше единство поможет Гвиннеду выстоять против Венцита Торентского. Я уверен, вы это понимаете.

— Да, но позволить Моргану… — Голос его прервался, когда он посмотрел на генерала-Дерини, а Морган понимающе кивнул в ответ.

— Я разделяю ваши опасения на сей счет. Вы знаете, что я не испытываю к вам теплых чувств. Но больше некому это сделать. Келсону не хватает опыта, каким бы способным он ни был, а Дункан, боюсь, слишком ослабел. То, что мы собираемся проделать, требует слишком много сил, Дункану это может повредить. Так что, если вы хотите узнать истину, выбора у вас нет.

Варин потупил взгляд и несколько секунд глядел себе под ноги, затем медленно обернулся к своим соратникам.

— Скажите мне честно, — спросил он полушепотом, — вы верите, что я Дерини? Пол? Оуэн?

Пол оглядел остальных и переместился на несколько шагов вперед.

— Я… Поверьте, я говорю от имени всех нас, лорд, так вот, мы даже не знаем, что и думать.

— Что же мне делать? — прошептал Варин себе под нос.

Пол взглянул на остальных и снова заговорил:

— Узнайте все разом, лорд. Может быть, мы и ошиблись в Дерини. Конечно, если вы из них, то зла в них быть не может. Да мы за вами в Преисподнюю спустимся и обратно вернемся, вы же знаете. Так что лучше бы узнать.

Варин тяжело опустил плечи, признавая поражение, и повернулся к Моргану, не глядя ему в глаза.

— Кажется, я вынужден вам подчиниться, — сказал он. — Мои собратья хотят знать, кто я такой, и, признаюсь, я — тоже. Что я должен делать?

Морган протянул Дункану его рубашку и развернул кресло к огню.

— Не нужно никому покоряться, Варин, — сказал он, давая знак рукой всем остальным отойти. Он вспомнил на мгновение, как они с Варином стояли друг против друга в гробнице Святого Торина. — Мы оба останемся в полном сознании и действовать будем сообща. Если вы вдруг испугаетесь чего-нибудь и не захотите продолжать, то в любой момент можете прервать нашу связь. Обещаю, что ничего не сделаю против вашей воли. Сядьте, пожалуйста, сюда.

Тяжело вздохнув, Варин посмотрел на кресло, повернутое теперь к огню, и осторожно присел на самый его край. Морган встал позади, положил руки ему на плечи и притянул его к спинке кресла.

Все остальные тоже сгрудились за креслом, так что видели только спину Моргана и плечи Варина. В полумраке голос Моргана звучал тихо и успокаивающе.

— Расслабьтесь, Варин. Сядьте и смотрите в камин, на огонь. В том, что мы делаем, магии очень мало. Расслабьтесь и смотрите на огонь. Сосредоточьтесь на моем голосе и на прикосновении моих рук. Я обещаю, что не принесу вам вреда, Варин. Расслабьтесь и погружайтесь в себя вместе со мной. Пусть для вас изо всей вселенной останется только это мягкое мерцание пламени. Расслабьтесь и погружайтесь в себя.

Монотонный голос Моргана продолжал гудеть то громче, то тише, в такт мерцанию языков пламени, и вскоре Варин на самом деле расслабился. Морган все слабее сжимал его за плечи, и Варин не вздрогнул, когда он совсем убрал руки, — хороший знак. Медленно, по мере того как Варин все больше и больше попадал под чары его монотонного голоса, Морган сосредоточивал свои мысли на его особе, поглядывая на свой перстень с грифоном и начиная первый этап мысленного контакта. Варин уже пребывал к этому времени в легком трансе, дыхание его с каждой минутой замедлялось и делалось глубже; наконец веки его затрепетали и сомкнулись.

Морган легко коснулся его висков, и Варин не шелохнулся в ответ; со вздохом облегчения Морган позволил себе еще более глубоко проникнуть в сознание Варина. Слегка прижав голову Варина к своей груди, он сам прикрыл глаза и затем склонил голову. Теперь он целиком проник в сознание Варина.

Прошло, наверное, минут пять, прежде чем он пошевелился и, приподняв голову, со все еще закрытыми глазами повернулся к Келсону и Дункану.

— У него удивительно упорядоченный разум — при всех этих предрассудках, — прошептал он. — Однако я почти уверен, что он не Дерини. Хотите убедиться?

Келсон и Дункан безмолвно приблизились и склонились над Варином, возложив руки ему на голову. Через несколько секунд они отошли.

— Морган прав. Он не Дерини, — шепнул Дункан.

— Но он же владеет даром исцеления, — удивленно пробормотал Келсон. — И, судя по всему, он даже делал какие-то попытки читать мысли. Согласитесь, изо всех искусств Дерини эти два наиболее полезны человеку, возомнившему, что он обличен пророческой миссией.

Морган кивнул и снова посмотрел в лицо Варину.

— Совершенно верно. Сейчас я ему поведаю кое-что об истинной природе Дерини, чтобы помочь ему преодолеть то, что он затвердил раньше, а затем — выведу из транса.

Он ненадолго закрыл глаза и, открыв их, снова положил руки Варину на плечи, ободряюще сжав их. Варин вздрогнул, открыл глаза и, повернув голову, удивленно взглянул на Моргана.

— Я не Дерини, — благоговейно выдохнул он, — и я как будто разочарован этим. Я не думал…

— Но теперь вы все поняли, правда? — устало вздохнул Морган.

— Просто не понимаю, как это я так заблуждался в отношении Дерини? И это мое призвание: что это было на самом деле?

— Ваше могущество исходит не от Дерини, — тихо сказал Дункан. — Быть может, вы и были призваны, но неверно поняли, для чего.

Варин посмотрел на Дункана, переваривая его слова, но заметив, что позади него стоит Келсон, спохватился и вскочил, не понимая, как он мог сидеть в присутствии короля.

— Простите меня, государь за то, что я наговорил вам сегодня, за то, что я совершил против вас в прошедшие месяцы, — как мне искупить свою вину перед вами?

— Будьте моим верным подданным, — просто ответил Келсон. — Помогите нам убедить архиепископов в том, что вы сами поняли, и я прощу вас. Мне нужна ваша помощь. Варин.

— Буду счастлив послужить вам, государь, — сказал Варин, припадая на одно колено и почтительно склоняя голову. Его соратники, благоговейно взирающие на них, также опустились на колени.

Келсон признательно коснулся его плеча и дал им всем знак подняться с колен.

— Благодарю вас, джентльмены. Но у нас нет времени на церемонии. Варин, теперь мы должны подумать, как нам оповестить ваших людей о том, что вы теперь на нашей стороне. У вас есть какие-нибудь предложения?

Варин на мгновение задумался и кивнул.

— Я вот как думаю, государь. Раньше в серьезные минуты у меня часто бывали видения. Мои люди знают об этом и верят в то, что я им рассказываю. Вот я и объявлю, что этой ночью ко мне явился ангел и сказал, что мне надлежит ради спасения Гвиннеда явить вам свою преданность. Придет время, и мы скажем им всю правду. Причем, если мы распространим эту новость немедленно да еще приукрасим как-нибудь, то к утру никого не удивит ваше присутствие здесь и все будут на вашей стороне. Вы одобряете это?

— Морган? — спросил Келсон.

— Ну, Варин, вы прирожденный интриган, — улыбнулся Морган, — а могут ли ваши помощники заняться этим?

Главарь мятежников кивнул.

— Отлично. А когда вы кончите, я хотел бы встретиться с вами у лестницы, ведущей в башню. Да, и освободите из заточения моих офицеров. Они ведь в темнице?

— Увы, боюсь, что так, — отозвался Варин.

— Не важно. Я знаю, как их оттуда вывести. Так мы встречаемся в два?

— В три уже светает, — напомнил Пол де Гендас.

Морган пожал плечами.

— Что ж делать. Нам все равно нужно время. Так значит в два часа у лестницы, ведущей в башню, согласны?

 

Глава XVII

«И даст знак живущему на краю земли…»

[17]

К рассвету лишь немногие в Коротском замке не были осведомлены о странном и удивительном видении, посетившем лорда Варина этой ночью. Войско Варина, — а это была основная сила защитников Корота, — целиком поддержало своего обожаемого вождя, даже не пытаясь понять этого странного изменения его взглядов. А та горстка солдат, что пришла в Корот с архиепископами, предпочитала не спорить с людьми Варина, которых было куда больше. Правда, рано утром некоторые из них совершили большую ошибку, попытавшись все же выступить против, но это кончилось тем, что их схватили верные соратники Варина и бросили в темницу.

Рассвет застал обеспокоенных епископов Лориса, Карригана и еще с полдюжины их сторонников в герцогской часовне, где они собрались под предлогом совершения заутрени, но на самом деле — чтобы обсудить истинное значение ночных событий. Никто из них ни на минуту не поверил, что Варина посетило видение, однако никто не мог понять и того, что же произошло в действительности.

— Говорю вам, все это ни с чем не сообразно, — твердил Лорис. — Этот Варин слишком далеко зашел. Какие могут быть видения в такое время! Нет, это просто неслыханно!

Священнослужители столпились по одну сторону нефа часовни, в передней его части. Лорис, не находя себе места, шагал по ковру взад и вперед. Карриган осунулся и выглядел сейчас гораздо старше своих шестидесяти лет. Он сидел на маленькой скамеечке немного в стороне от других священников, как и подобает второму человеку после Лориса. Остальные — де Лацей, Креода из Карбура, Карстен Меарский, Ивор и двое странствующих епископов — Моррис и Конлан — сидели лицом к ним обоим с весьма озабоченным видом. Больше в часовне, запертой снаружи, никого не было.

Самый молодой из присутствующих, епископ Конлан, гулко откашлялся.

— Вы можете говорить, милорд, что это неслыханно, но, к сожалению, это так. И это очень меня беспокоит. Отныне, судя по тому, что стало известно, Варин переменил свое отношение к Дерини. А что будет, если он поддержит короля?

— Вот-вот, — согласился Ивор, — я даже слышал, будто он так и собирается поступить. Если это правда, да еще сейчас, когда королевская армия у самых стен Корота, — нам несдобровать.

Лорис проницательно посмотрел на обоих епископов и покачал головой.

— Он не посмеет. Не так-то просто ему будет переубедить своих людей. Не может же он изменить все свои взгляды за одну ночь.

— Может быть, и так, — прохрипел Креода. Его старческий голос, тонкий и пронзительный, время от времени прерывался кашлем. — Но только все утро происходит что-то странное. Это просто в воздухе носится. Двое из моей личной охраны, преданные нам люди, куда-то исчезли. На многих постах появились какие-то незнакомые лица.

— Хм! — сказал Лорис. — Я подозреваю, никто не знает наверняка, что же именно привиделось Варину?

— Не совсем так, — ответил ему де Лацей. — Мой капеллан рассказал, что, по словам стражников, к Варину явился ангел.

— Ангел?

— Это нелепо! — раздраженно заметил Лорис.

Де Лацей пожал плечами.

— Мне так сказали. Ангел, трубящий в рог огненный, явился во сне Варину и предупредил его, что ему нужно действовать по-другому.

— Да будь он проклят со своим видением! — воскликнул Лорис. — Он не может разрушить все, на чем стоял, из-за того, что ему привиделся какой-то сон. За кого он нас…

Тут в дверь постучали, и все в часовне застыли. Стук повторился, и взгляды присутствующих оборотились на Лориса. Лорис дал знак, и Конлан встал и подошел к двойным дверям. Взявшись за засов, он спросил: — Кто там?

После недолгого молчания послышался ответ:

— Это Варин. Что это значит? Почему двери заперты?

По знаку Лориса, Конлан откинул засов и незаметно скользнул в сторону, весь насторожившись, а тем временем Варин со своими ближайшими соратниками и небольшим отрядом вооруженных воинов вошел в часовню. Солдаты выстроились вдоль стен; один из них оттеснил Конлана к остальным епископам, поднявшимся со своих мест.

— Что это значит? — возмутился Лорис, выпрямившись во весь рост, словно вспомнил вдруг о своей духовной власти.

Варин с торжеством на лице поклонился ему в пояс.

— Доброе утро, милорд, — произнес он, уткнув руки в бока. — Надеюсь, вы и собратья ваши хорошо спали?

— Довольно шутить, Варин, — фыркнул Лорис. — Почему вы с оружием в руках ворвались сюда и прервали заутреню? Оружию не место во Храме Божьем.

— Иногда это необходимо, архиепископ, — ровным голосом ответил Варин. — Я пришел сюда просить вас об отмене отлучения.

— С вооруженным отрядом? — возмущенно начал было Лорис.

— Я здесь, архиепископ. И я хочу, чтобы вы отменили отлучение, наложенное вами на Аларика Моргана, Дункана Мак-Лайна, короля и весь Корвин.

— Что? Да вы с ума сошли!

— Нет, архиепископ, я в своем уме. Но я очень рассержусь, если вы будете упрямиться.

В Лорисе все закипело от возмущения.

— Да вы — безумец! Конлан, позовите стражу. Мы не позволим…

— Пол, запри дверь, — отрывисто приказал Варин, обрывая Лориса на середине фразы, — а вы, милорд архиепископ, придержите язык и слушайте. Ваше величество, не изволите ли войти?

Услышав эти слова, прелаты ахнули; дверь ризницы позади алтаря открылась, и вошел Келсон, весь в красном. За ним следовали Морган, Дункан, Кардиель и несколько освобожденных Морганом офицеров замковой охраны. Поверх иссиня-черных волос Келсона был надет золотой обруч. Король был великолепен в малиновом плаще поверх туники из золотой парчи и батиста. Морган надел свою тунику с грифоном на груди, вышитым по шелку золотом и изумрудами. Дункан был в черном, яркий плед расцветки его рода был перекинут у него через плечо и приколот массивной серебряной брошью. Кардиель тоже был в черном; на нем была великолепная расшитая серебром риза, а седую голову покрывала высокая белая с серебром митра.

Впечатление было таким сильным, что прелатам понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. Некоторые торопливо перекрестились, Конлан и Карриган заметно побледнели, а Лорис от гнева просто лишился дара речи.

Варин и его люди, все как один, почтительно пали на колени, а воины приветствовали короля, приложив к груди руки в стальных боевых перчатках.

Келсон едва взглянул на застывших в немом изумлении епископов и знаком попросил Варина и его людей подняться. Вместе со своими спутниками он пересек часовню и присоединился к Варину. Епископы в ужасе отпрянули назад. Поравнявшись с Варином, Келсон повернулся лицом к Лорису и остальным, а его спутники встали у него за спиной, демонстрируя свое единство.

— Так что же, Лорис, помните ли вы, как присягали на верность нам? — Келсон холодно посмотрел на него своими серыми глазами.

Лорис встал еще прямее, пытаясь сохранить остатки своего достоинства.

— При всем уважении к вам, государь, должен напомнить, что вы отлучены от Церкви. Отлучение снимает все королевские прерогативы, в том числе и право отдавать приказы. Вы для нас мертвы, государь.

— Да, но я жив, архиепископ, — возразил Келсон. — Ни Морган, ни Мак-Лайн, ни кто-либо другой из тех, кого вы на основании одного нерасследованного происшествия предали анафеме, не мертвы. Даже Варин теперь признал нашу власть.

— Варин — изменник! — воскликнул Лорис. — Он попался на какую-нибудь уловку Дерини. Вы подкупили его!

— Напротив, — перебил его Келсон. — Варин — неподкупен, как я имел честь убедиться. Он просто понял, что заблуждался, и добровольно перешел на нашу сторону. Так что вопрос о происшествии в гробнице Святого Торина, на котором вы, похоже, главным образом основывали свои обвинения, закрыт. Если вы и при этих обстоятельствах продолжите упорствовать в своем неповиновении, то нам придется прийти к выводу, что некие особые причины побуждают вас восстать против своего короля. И предатель здесь не Варин. Он сам сделал выбор.

— Вы с ним что-то сделали! — вскричал Лорис, трясясь от злости и указывая на Варина. — Вы воспользовались вашими подлыми чарами и затмили его разум. Без вашего вмешательства он бы никогда не сделал такого выбора!

Морган шагнул вперед и бросил на Лориса угрожающий взгляд.

— Не забывайте, с кем разговариваете, архиепископ, — сказал он тихо и холодно. — Даже королевское терпение имеет предел.

— Ах! — Лорис в досаде поднял руки и возвел глаза к небу. — Почему мы должны слушать этого еретика? Мне нечего больше сказать вам. Мы не можем изменить своим убеждениям.

— Тогда вы будете пребывать в заточении здесь, в Короте, пока не измените свое решение, — спокойно сказал Келсон. — Мы не можем больше терпеть вашего неповиновения. Стража, возьмите архиепископа Лориса. Епископ Кардиель, мы временно назначаем вас действующим примасом Гвиннеда, до тех пор, пока Курия не утвердит это назначение либо не заменит вас более для нее приемлемым, но верным короне священнослужителем. Архиепископ же Лорис утратил наше доверие.

— Вы не можете этого сделать, ваше величество, — бушевал Лорис, когда его схватили двое стражников. — Это же нелепость!

— Успокойтесь, архиепископ, или вам заткнут рот. Что касается остальных… Кто не хочет последовать за его преосвященством, должен, сделать выбор. Если вы чувствуете, что не можете с чистой совестью присоединиться к нам для борьбы с Венцитом, я отпускаю вас, дабы вы удалились в свои почтенные епархии, при условии, что вы поклянетесь придерживаться нейтралитета до конца войны.

Но если вы не сможете дать подобную клятву, Мы просим вас не кривить душой. И лучше вам остаться под стражей здесь, в Короте, чем оказаться перед лицом Нашего гнева, когда Мы узнаем, что вы нарушили свое слово.

Те же из вас, кто, о чем Мы молимся, найдет в себе силы отречься от всего, содеянного за последние месяцы, вернут себе свои добрые имена. Если вы теперь же преклоните перед Нами колена и вновь подтвердите вашу преданность короне, Мы соизволим даровать вам прощение за все прошлое и с радостью примем вас в наши ряды. Ваши молитвы понадобятся Нам через несколько дней, когда Наша армия сойдется в битве с воинством Венцита.

Он еще раз обвел взглядом лица прелатов.

— Ну что, милорды? Что вы выберете? Темницу, монастырь или службу королю? Решайте.

Эти слова Келсона еще больше разъярили Лориса.

— Нет у вас никакого выбора! — напыщенно произнес он. — Не может быть выбора, когда дело касается ереси. Карриган, вы же не предадите веры, правда? Креода, Конлан, я уверен, что вы не дрогнете перед этим нахальным колдуном, или я ошибаюсь?

Келсон подал знак, и один из стражников начал затыкать архиепископу рот, оторвав для этого лоскут от его же плаща.

— Я вас предупреждал, — сказал Келсон, холодно и пристально глядя на него; затем он обвел взглядом остальных. — Ну что вы решили? У нас с вами нет времени на долгие размышления.

Епископ Креода нервно кашлянул, взглянул на своих собратьев и сделал шаг вперед.

— Я не могу сказать за всех братьев моих, но я не могу последовать за вами. Если ваше величество не против, я намерен вернуться в Карбур на время войны. Я… я даже не знаю, во что мне теперь верить.

Келсон коротко кивнул и оглядел оставшихся. После недолгих колебаний Ивор и Карстен шагнули вперед, и Ивор слегка поклонился, прежде чем начать говорить.

— Мы просим у вас прощения, государь. Мы принимаем ваше предложение и возвращаемся в наши обители. Мы даем вам слово, что не будем мешать вам.

Келсон кивнул.

— А что же остальные? Я уже сказал вам, что у меня мало времени.

Епископ Конлан решительно вышел вперед и упал на колени.

— Я снова преклоняю перед вами колена, государь. Я не желаю больше поддерживать то, что началось с событий в гробнице Святого Торина. Если вы верите в невиновность Моргана и Мак-Лайна, то этого для меня достаточно. Всех нас ввели в заблуждение. Умоляю, простите меня, государь.

— С радостью прощаю вас, епископ Конлан. — Келсон склонился над ним и коснулся его плеча. — Так вы поедете с нами на север?

— О да, государь.

— Хорошо, — Келсон посмотрел на остальных, на Лориса, извивающегося в руках стражников, на Креоду, Ивора и Карстена, собирающихся отправиться в уединение, и на двоих оставшихся прелатов, еще не сделавших выбор.

— Де Лацей, что скажете вы?

Де Лацей потупил взгляд, затем выпрямился и медленно опустился на колени.

— Простите, государь, мою кажущуюся нерешительность, но я старик, мне уже не измениться. Не привык я перечить ни архиепископу моему, ни моему королю.

— Да, но сейчас вы, кажется, вынуждены не подчиниться одному из нас. Кому же?

Де Лацей склонил голову.

— Я поеду с вами, государь. Но я бы хотел ехать в повозке, а не на боевом коне — я слишком стар для верховой езды.

— Капитан, приготовьте экипаж для его преосвященства. А вы, Карриган? Почему мне приходится спрашивать каждого в отдельности? У вас было время подумать.

Карриган был мертвенно-бледен, его важное круглое лицо блестело от пота. Он долгим взглядом посмотрел на своих соратников и на своего ближайшего собрата Лориса, которого держали стражники, затем вытащил большой носовой платок и, прежде чем обернуться к Келсону, промокнул им лицо.

Потом он приблизился, к королю на несколько шагов, взглянул напоследок на Лориса и склонил голову, уставясь себе под ноги.

— Простите, государь, но я слишком стар и слишком устал, чтобы продолжать борьбу. Несмотря на то, что я с вами не согласен, у меня нет больше сил вам противоречить. И, боюсь, я не выживу в вашей узнице, государь. Поэтому я прошу разрешения возвратиться в Ремут, в мое имение. И мне… мне нехорошо…

— Так, — спокойно произнес Келсон. — Вы даете мне слово, что не будете выступать против меня; что ж, идите с миром. Благодарю вас, милорды, что вы не внесли в это дело никаких дополнительных сложностей. А теперь, Морган, Варин, лорд Гамильтон, я хочу, если это возможно, выступить отсюда в полдень. Подготовьте, пожалуйста, все, что может понадобиться в дороге.

* * *

Объединенное войско было готово тронуться в путь только ближе к вечеру, но Келсон все равно отдал приказ выступать. Если двигаться всю ночь без остановки до полудня следующего дня, то можно пройти почти весь Корзин. Затем, после короткого привала, они могут двинуться вновь и к полудню второго дня прибыть в Дхассу. Таким образом, уже через два дня они соединятся с войском, разбившим лагерь под стенами Дхассы. В общем, на встречу с Венцитом на севере можно было рассчитывать не раньше, чем через неделю. Келсон надеялся, что они не опоздают.

Было уже довольно поздно, когда войско вышло из Корота, но никому не приходило в голову роптать на столь поздний выезд. Передовые отряды уже покинули крепость и держали путь на северо-запад. Знамена с королевским львом плескались на ветру рядом с серыми штандартами повстанцев Варина, рядом с пурпурными флагами отборных войск епископа Кардиеля. Обозные телеги скрипели вдоль дорог, кавалерия грохотала по свежей зелени полей, вьючные животные фыркали и пронзительно кричали, подхлестываемые погонщиками. Богато украшенные камзолы освобожденных офицеров Моргана смешались с мундирами королевских уланов, яшанской пехоты, халдейнских лучников. Всех их, от знатного лорда до простолюдина, объединяла преданность своему королю, который гордо ехал во главе войска.

Вернувшись в свой лагерь, Келсон облачился в сверкающую золотом кольчугу короля Гвиннеда, укрепил на сапогах золотые шпоры, опоясал тонкий стан белоснежной, расшитой золотом перевязью с боевым мечом в золотых ножнах. С этим самым мечом его отец шел в бой в столь же юном возрасте. Золотой шлем Келсона блестел на солнце, украшенный короной, сверкающей драгоценными камнями, развевалось на ветру малиновое перо. На плечи его был наброшен алый плащ, на руках были перчатки из алой замши. Белоснежный боевой конь под ним пританцовывал, готовый пуститься вскачь, но Келсон сдерживал его, твердо сжав в руках красную кожаную уздечку. Рядом с Келсоном ехали Морган, Дункан, Кардиель с Ариланом, Нигель со своим сыном Коналом, офицеры Моргана и многие другие знатные лорды.

Таков был боевой порядок войска, выехавшего в этот день из Корота, и таким он останется, когда они через несколько дней вступят в битву с Венцитом. Но сейчас главным было то, что они объединились наконец для этого похода и спешили навстречу другим, верным королю войскам. Мысль о первой победе — о моральной победе, одержанной в Короте, — вдохновляла их сердца.

Впереди у Келсона, короля Гвиннеда, будут другие, не менее блистательные дни, но вряд ли еще какой-нибудь запомнится ему так, как этот, на долгие-долгие годы, ибо в этот день он одержал свою первую военную победу, несмотря на то, что ни один меч при этом не был обнажен.

Когда двумя днями позже они достигли ворот Дхассы, настроение у всех было все еще таким же приподнятым.

 

Глава XVIII

«Даже человек мирный со мной, на которого я полагался, который ел хлеб мой, поднял на меня пяту»

[18]

Они прибыли в Дхассу как предполагали и оставались там в течение суток, составляя план Кардосской кампании. От армии с севера не было никаких новостей. Более того, уже неделю известий не поступало ниоткуда, что вызывало большую тревогу.

Сейчас, когда все армии Гвиннеда были наконец вместе, появилась надежда на благополучный исход войны, но неизвестность весьма тяготила приближенных короля. Отсутствие вестей с севера выглядело более чем странно. Моргана вдобавок сильно беспокоило то, что он никак не может связаться с Дерри.

Он пытался сделать это не однажды. Вот и минувшей ночью они с Дунканом, объединив усилия, пробовали связаться с Дерри посредством медальона, как не раз делали это раньше.

Однако все их усилия оказались тщетны. Морган был уверен, что сможет хотя бы определить местоположение Дерри, но, как ни старался, он не обнаружил даже следа молодого лорда.

И все-таки Морган не верил, что Дерри мертв; оставалось думать, что с ним приключилось что-то такое, что он никак не может ответить на его зов. Эта мысль отравляла радость нелегкой победы последних дней.

В ночь перед выступлением на Кардосу свечи долго горели в епископском дворце Дхассы.

Епископ Кардиель скромно сидел в стороне, дабы не мешать Келсону и его военным советникам работать. И пока здесь обсуждался план военных действий, за городскими стенами в долине близ озера у тысяч костров спали солдаты.

Военный совет был в самом разгаре. В зале Курии несколько часов назад убрали остатки ужина, и теперь весь стол был завален военными картами и чертежами. Здесь гудело полсотни голосов; на картах появлялись новые яркие линии, стрелки, указывающие перемещение войск, направление ударов; шла нелегкая работа.

Слуги внесли в зал фрукты и сыр, но мало кто обратил на это внимание. Хотя на столе стояли кувшины с вином и время от времени офицеры наполняли кубки, обстановка была весьма трезвой. Военачальники работали плечом к плечу с князьями Церкви, которые порой давали столь удачные советы, что это поражало даже бывалых воинов. По мере необходимости сюда вызывали младших офицеров пехоты или артиллерии, если нужно было решить конкретный вопрос. Подкованные сапоги стучали по мраморному полу, хлопали тяжелые деревянные двери — и все эти звуки в просторном и высоком зале усиливало эхо.

Король в эту ночь держался в стороне, не привлекая к себе внимания. В простой малиновой тунике, с непокрытой головой, он провел большую часть времени в обществе клириков и младших придворных, стараясь справиться с волнением, охватившим его. Передав все важнейшие вопросы в руки Моргана, Нигеля и других генералов, Келсон решил провести эти часы среди людей, чья безграничная преданность придавала ему сил и уверенности, — события последних дней слишком потрясли его.

Когда это было необходимо, Келсона приглашали к столу, за которым обсуждались стратегические планы, чтобы принять то или иное решение, однако он прекрасно понимал, что его генералы и военные советники разбираются в военных вопросах куда лучше него, хотя он и был сыном Бриона. Понимал он и то, что его задача — это сохранять спокойствие и не отказываться ни от чьей помощи, ибо их сила — в единстве, без которого нет надежды одолеть Венцита Торентского.

Келсон не одинок был в своих усилиях объединить людей Гвиннеда и примирить между собой дворян. В другом конце зала Морган и епископ Конлан беседовали с тремя баронами, прибывшими в Корот с запада. Несколько молодых лордов, среди которых был и сын Нигеля Конал, слушали их с расширившимися глазами. Нигель тоже некоторое время принимал участие в разговоре, но сейчас вернулся к главному столу и обсуждал детали операции с Варином и герцогом Даноком.

Только Дункана, кажется, не волновала всеобщая суматоха нынешней ночи. Он печально смотрел в окно, думая о чем-то своем. Конечно, Дункан весь вечер держался в тени, потому что не разбирался в военных вопросах, хотя Келсон знал, что он — неплохой боец и, несомненно, получил некоторые начатки знаний по стратегии в доме отца, пока не принял сана.

Когда два других епископа, получив задание, покинули Келсона, он решил выяснить, что же беспокоит Дункана, — тот был не похож на себя.

Дункан вздохнул и оперся на подоконник, кутаясь в плед. Его голубые глаза вглядывались в темноту, окутавшую горы к востоку от Дхассы, а длинные тонкие пальцы выбивали беспрестанную дробь по каменному подоконнику.

Если бы его спросили, то он, вероятно, не смог бы ответить, почему так мрачен сегодня. Конечно, нескончаемая борьба истощила его силы; кроме того, он беспокоился о Дерри, и еще больше — о том, как его исчезновение скажется на Моргане. Немногим Морган доверял так, как ему. Если он погиб, выполняя задание Моргана, — хотя идея послать Дерри в этот раз и принадлежала Келсону, о чем Дункан знал, — все равно Аларик не сможет этого забыть.

И не меньше этого Дункана тревожил вопрос о его сане; он размышлял о том, может ли оставаться священником сейчас, когда все знают о том, что он Дерини.

Туман скрыл горы, и Дункан перевел глаза на городские укрепления. При свете факельных огней между озером и городскими воротами видна была приближающаяся фигура конника. Дункан увидел, как ворота открылись, пропуская его, как въехал он на двор. По виду это был паж или кавалер, он едва сидел в седле, припав к шее коня; когда лошадь внезапно стала, его голова резко качнулась. В темноте трудно было разглядеть что-либо отчетливо, но лошадь явно прихрамывала. Когда всадник дернул за поводья, она пошатнулась и упала на колени, сбросив неопытного наездника. Бедняга упал на спину и сильно ушибся. К нему подоспело несколько стражников, которые помогли ему подняться. Опираясь на руку одного из них, тот что-то сказал, бросив взгляд на окна дворца.

Дункан стиснул пальцами край подоконника и проводил глазами юного конника, исчезнувшего в дверях дворца. Плащ приехавшего был ему хорошо знаком — он с детства видел эти небесно-голубые шелка Мак-Лайнов, украшенные серебряным спящим львом на груди.

Но этот плащ был оборван, измят, испачкан чем-то красным, и, похоже, не глиной, а фигуру льва на груди вообще трудно было разглядеть. Что случилось? Уж не принес ли этот юноша вести от армии Яреда?

Хлесткий удар кнута, которым погоняли убежавшую было, но пойманную лошадь, вывел Дункана из оцепенения.

Этот юноша направляется, конечно, к Келсону. Обернувшись, Дункан увидел Моргана и короля, спешащих уже к двери, в которую вошли стражник и паж лет девяти-десяти, едва державшийся на ногах.

Дункан с ужасом убедился, что плащ был запятнан кровью. Левый глаз мальчика был подбит, бровь рассечена, все лицо было в ссадинах и ушибах. Перешагнув порог, он упал — сопровождавший не успел поддержать его.

— Где король? — прохрипел мальчик, освобождаясь от поднявших его на ноги придворных и ища глазами Келсона. — У меня ужасные новости. Государь! — Он заметил Келсона и попытался встать на колени, но потерял сознание.

Солдат уложил его на пол, Келсон тоже склонился над мальчиком; с другой стороны подошли, проложив дорогу среди толпы, Морган и Дункан. Морган положил голову мальчика себе на колени. Встревоженные лорды окружили их.

— Он потерял сознание от усталости, — сказал Морган, коснувшись лба мальчика и покачав головой. — И от потери крови. Он ранен.

— Конал, принеси вина, — приказал Келсон. — Дункан, на нем ливрея слуги вашего отца. Вы его знаете?

Дункан, с побелевшими губами, покачал головой.

— Если я и видел его раньше, то забыл, государь. Зато я наблюдал, как он приехал сюда. Лошадь он загнал до смерти.

— Гм, — пробормотал Морган, ощупывая тело мальчика. — Один дьявол знает, как он все это выдержал, вот что я скажу…

Он нащупал что-то под одеждой мальчика на груди и быстро достал тщательно свернутый кусок шелка, весь в запекшейся крови. Аларик с трудом развернул его.

Это была часть боевого флага с изображением бегущего оленя в серебряном круге. Черное поле, там, где оно не было запачкано грязью и кровью, мрачно переливалось в свете свечей.

В словах не было нужды: все знали, кусок чьего знамени принес паж, лежащий сейчас без сознания.

Конал принес вино и, склонившись, глядел, как Морган вливает его в рот мальчика. Тот приподнял голову и попытался было сопротивляться.

— Все в порядке, выпей, мой маленький, — прошептал Морган, продолжая вливать вино сквозь стиснутые зубы мальчика.

Тот сделал глоток и попытался отвернуться, но Морган не выпускал его.

— Нет, выпей еще. Все будет хорошо. Ну, а теперь открой глаза и расскажи нам, что случилось.

Мальчик с трудом поднял веки и посмотрел на Моргана, на Келсона, стоявшего рядом с ним, на подошедшего сзади Дункана, затем закрыл глаза вновь и крепко сжал губы. Морган вернул кубок Коналу и положил руку мальчику на лоб.

— Все в порядке, сынок. Скажи нам, что случилось, а потом отдохнешь.

Мальчик сглотнул слюну и посмотрел на Келсона, как будто лишь присутствие короля помогало его душе держаться в теле. Даже тем, кто ничего не смыслил в медицине, было понятно, что дела его плохи.

— Государь, — слабым голосом начал он. — Мы разбиты. Ужасная битва… Измена в наших рядах… Войско герцога Яреда, все… погибли.

Его голос сорвался, и он опять потерял сознание. Морган нащупал пульс мальчика и с грустью посмотрел на Келсона.

— У него нет тяжелых ран, только ушибы и царапины. Но он слишком изнурен и не скоро придет в себя. Несколько часов сна…

Келсон покачал головой.

— Нет, Аларик. Так долго ждать мы не можем. Битва, предатель в наших рядах, войско герцога Яреда, все погибли… Мы должны знать точнее, что там случилось.

— Если я заставлю его отвечать, он может умереть.

— Значит, придется рискнуть.

Морган посмотрел на мальчика, потом на Келсона.

— Позвольте мне избрать другой путь, мой принц. Он тоже не совсем безопасен, но…

Он несколько мгновений внимательно смотрел на Келсона, и в конце концов тот слабо кивнул.

— Можете ли вы сделать это прямо здесь, конечно, со всеми предосторожностями? — спросил он, не пояснив, о чьей безопасности заботится — Моргана или мальчика.

Аларик опустил глаза.

— Вам нужны сведения, мой принц. Так что выбора у нас нет.

— Что ж, давайте, — сказал Келсон, вставая и обращаясь к собравшимся: — Джентльмены, я прошу вас разойтись и дать его светлости место для работы. Мы должны узнать сообщение мальчика, и лишь герцог Аларик может сделать это без угрозы для его жизни. Для вас это тоже совершенно безопасно.

По рядам дворян и клириков пробежал ропот удивления, несколько человек устремились к дверям, но Келсон так взглянул на них, что каждый там и застыл, где застал его взгляд короля. Те, кто стояли ближе, немного подались назад, и лишь Дункан с Келсоном остались рядом с коленопреклоненным Морганом и лежащим пажом.

Когда Аларик сел, прикрыв лицо пажа руками, шепот затих, и в комнате воцарилось молчание. Большинство присутствующих впервые видели, как Дерини использует свои силы.

Морган поднял глаза и увидел испуганные, а то и охваченные ужасом лица. Никогда он не был так уязвим, как сейчас, с ребенком на руках, никогда не глядел так мягко на тех, среди кого могли быть и его враги.

Но сейчас не время для недоверия. Сейчас всем нужно забыть старую вражду, свои страхи. Чтобы там ни было, необходимо узнать правду. И пусть, наконец, все эти люди увидят, что страшные силы Дерини могут использоваться во благо. И ошибиться ему нельзя — от нескольких ближайших минут зависит очень многое.

Морган сдержанно улыбнулся, обдумывая свои слова.

— Я понимаю ваше удивление и ваш страх, милорды, — тихо начал он. — Все вы наслышаны о моих силах и силах моего народа, и так естественно, что вы боитесь того, что не в силах понять…

Он помолчал и продолжил:

— То, что вы увидите и услышите, покажется вам весьма странным. Но непонятное всегда кажется странным, пока не разберешься, что к чему. — Он сделал паузу. — Даже я не могу точно сказать, что произойдет в следующие несколько минут, потому что не имею никакого представления об этом мальчике. Я только прошу вас не вмешиваться, что бы ни случилось, и не шуметь. Для меня происходящее небезопасно.

Он еще раз посмотрел на мальчика и глубоко вздохнул. Наступила полная тишина. Морган откинул рыжие волосы мальчика, потом положил левую руку так, чтобы грифон коснулся мочки его уха. Последний раз взглянув на коленопреклоненных рядом с ним Дункана и Келсона, он сосредоточился на грифоне и, глубоко дыша, начал погружаться в Тиринский транс. Его голова склонилась, глаза закрылись, дыхание стало легким и глубоким. Мальчик однажды дернулся под его рукой — и застыл вновь.

— Кровь, — прошептал вдруг Морган, и в полной тишине это слово прозвучало так, что многие невольно содрогнулись.

— Сколько крови! — шептал Морган все громче. — Везде кровь. — Его голова приподнялась, хотя глаза по-прежнему были закрыты.

Дункан тревожно посмотрел на Келсона и склонился к своему родичу, настороженно рассматривая знакомое лицо, сейчас казавшееся таким странным. Он понял, как Аларик решил выяснить, что же произошло в действительности, и мог представить, какая картина предстала его взору. Дункан нервно облизал губы и, не сводя глаз со странного лица Моргана, тихо спросил:

— Кто ты?

— О Боже мой, кто там? — прозвучал голос Моргана, но в нем отчетливо слышались теперь детские интонации.

— Ах, это только милорд Яред со своими добрыми друзьями, графом Марлийским и его людьми… «Мальчик, принеси вина для графа Марлийского. Брэн Корис пришел к нам на помощь. Принеси вина, парень. Покажи, что ты уважаешь графа Марлийского!»

Морган замолчал. Когда он опять начал говорить, голос его звучал значительно глуше, и слушателям пришлось подойти ближе, чтобы расслышать его слова.

— Войска Брэна Кориса соединились с нашими. Королевские голубые знамена Марли смешались с кассанскими спящими львами. Все хорошо. Но что это? Солдаты Брэна Кориса обнажили мечи!

Глаза Моргана открылись, в них стоял ужас; голос поднялся чуть не до визга:

— Не может быть! Это же предательство! Люди Брэна Кориса с фурстанским оленем на щитах! Они убивают наших людей! Они несут смерть в кассанские ряды! Милорд! Милорд Мак-Лайн! Спасайтесь! Марлийцы напали на нас! Измена! Бегите, бегите, ваша светлость! Мы окружены! Ох, милорд, мы окружены!

Вскрикнув, Морган уронил голову на грудь и затрясся в горьких рыданиях. Келсон хотел коснуться его плеча, но Дункан остановил короля, покачав головой.

Наконец Морган затих и вновь поднял голову; в его серых глазах была пустота, мучительная безысходность, щеки ввалились. Сейчас он был похож на человека, заглянувшего в ад. Глядя невидящими глазами куда-то вдаль, он снова зашептал:

— Я вижу, милорд герцог повержен ударом меча…

Дункан чуть не вскрикнул.

— Я не знаю, убит ли он. Меня сбили с коня и почти раздавили, но я увернулся… Я притворяюсь мертвым.

Морган вздрогнул и продолжал, подавив новый приступ рыданий:

— Я лежал рядом с мертвым рыцарем и весь измазался в его крови, и не шевелился. Скоро бой кончился, и настала ночь, но все равно было опасно. Марлийцы увели пленных, а тяжело раненных добивали торентские гвардейцы. Кого убили, кого заковали в цепи — никто не уцелел. Как все затихло, я выполз из-за моего мертвеца. Я помолился за его душу — он ведь спас меня от смерти. — Лицо Моргана исказилось; он поднял с груди мальчика шелковый обрывок знамени. — А потом я увидел у него в руках это… И взял, в доказательство того, что видел, и побрел в ночь. Две, нет, три лошади околели подо мной, пока я добрался до ворот Дхассы.

Глаза Аларика оживились, и Дункан подумал, что он выходит из транса, но странный голос зазвучал вновь, а на губах Моргана появилась напряженная улыбка:

— Я выполнил свой долг. Король знает о предательстве Брэна Кориса. Если милорд Яред мертв, его величество отомстит за него. Боже… храни… короля.

При этих словах голова Моргана упала на грудь, и теперь Дункан не остановил Келсона, когда тот дрожащей рукой дотронулся до плеча Аларика. Через несколько мгновений тело Моргана, казавшееся окаменевшим, обмякло, и он глубоко вздохнул; из его руки выпал кусок шелка, который он сжимал. Открыв глаза, он посмотрел на неподвижно лежащего мальчика, вспомнил весь пережитый им ужас и провел ладонью по его лбу. Не убирая руки, Морган снова на мгновение прикрыл глаза, а открыв их, встретился взглядом с Келсоном. На его щеках еще не высохли слезы, но он не отирал их.

— Тяжкую весть принес он вам, мой принц, — сказал Морган. — Да и нам всем тоже.

— Уж конечно, известие об измене никого не может обрадовать, — прошептал Келсон, пряча глаза. — Вы-то в порядке?

— Только немного устал, государь. Дункан, сожалею о твоем отце. Я надеялся, что мальчик знает больше о его судьбе.

— Я его единственный оставшийся сын, — грустно прошептал Дункан. — Мне следовало быть рядом с ним. Он был слишком стар, чтобы самому возглавлять войска.

Морган кивнул, понимая, какие муки испытывает его кузен, потом осмотрел столпившихся вокруг лордов и епископов. Два кавалера подошли, чтобы унести пажа, но они боялись встретиться взглядами с Морганом, беря мальчика у него из рук. Встав с колен, Аларик подошел к Келсону и обвел зал, освещенный факелами, своим холодным взглядом. Сейчас глаза его казались темными, почти черными, в них сверкала таинственная сила, хотя тело было изнурено.

Но к его удивлению, собравшиеся больше не избегали встречи с его взглядом. Даже епископы, переминаясь с ноги на ногу, нервно теребя рукава своих сутан, не опускали глаза. Генералы и представители знати тоже смотрели на Моргана по-новому, еще более почтительно, и хотя не без страха — но с доверием. В сущности, сейчас здесь не было ни одного человека, который не преклонил бы колена перед Морганом, пожелай он того, невзирая на присутствие короля.

Только на Келсона, спокойно отряхивавшего пыль с колен, магия, казалось, не произвела никакого впечатления. Гнев, а не страх, и уж совсем не смирение было в его движениях, когда он вышел из-за Моргана и обратился к своим подданным:

— Как все вы понимаете, джентльмены, известие об измене Брэна Кориса чрезвычайно поразило и разгневало меня. И утрата герцога Яреда будет ощущаться всеми нами еще много лет. — Он с теплотой посмотрел на Дункана, но священник опустил голову. — Но я полагаю, нет никаких вопросов о том, что должно сделать сейчас, — продолжал король. — Граф Марлийский связал себя с нашим злейшим врагом и повернул оружие против своих. Он должен понести кару.

— Но кто для него свои, государь? — прошептал епископ Толливер. — Кто мы, каша из людей и Дерини или полу-Дерини? Где разделительная черта? С кем правда?

— Правда с тем, кто служит правде, — мягко сказал Кардиель, повернувшись к своим собратьям. — Будь он человек, Дерини, или полу-Дерини. Это то, что заставляет нас выбирать между добром и злом. Это не в плоти нашей, а в душе.

— Но все мы такие разные. — Толливер со страхом взглянул на Моргана.

— Это не так уж важно, — сказал Кардиель. — Люди мы или Дерини, нас объединяет сегодня общая цель. И это важнее, чем кровь, чем присяга или чары, которыми кто-то может защищаться от врагов. Мы уверены, что Свет — с нами. А те, кто служит Тьме, — наши враги, все равно какой они крови и подданства, пользуются или нет чародейством.

Другие епископы, кроме Арилана, только молча переглядывались. Кардиель, окинув взглядом их лица, с поклоном обратился к Келсону:

— Я и мои братья будем с вами, сколько станет наших сил, государь. Изменило ли известие о Брэне Корисе ваши планы?

Келсон, благодарный епископу за его содействие, покачал головой.

— Думаю, нет, ваше преосвященство. Я советую всем вам пойти поспать и сделать необходимые хозяйственные распоряжения. Завтра мне понадобится ваша помощь.

— Да, но мы — не военные люди, государь, — слабо возразил старый епископ Карстен. — Что мы можем…

— Так молитесь за меня, ваше преосвященство. Молитесь за всех нас.

Карстен открыл рот и закрыл его снова, как рыба, выброшенная на берег. Поклонившись, он отошел к своим собратьям; через минуту все они повернулись и направились к дверям. Когда они ушли, Нигель и генералы вернулись к своим картам и возобновили прерванное обсуждение. Келсон видел, как Морган, посадив Дункана у окна и несколько минут поговорив с ним, тоже направился к столу. Снова зашелестели бумаги; то тише, то громче звучали голоса. Келсон, покинув Совет, медленно подошел к одному из очагов.

Морган первым заметил его отсутствие и последовал за ним.

— Надеюсь, вы не собираетесь обвинять себя в том, что Брэн Корис переметнулся на сторону Венцита? — тихо спросил он. — Дункан вот сказал мне, что ничего подобного с его отцом не случилось бы, будь он рядом с ним в Ренгарте.

Келсон опустил глаза, рассматривая полустертый знак на своем широком кожаном поясе.

— Нет. — Он помолчал. — Жена и ребенок Брэна здесь, в Дхассе. Вы знаете?

— Я не удивлен. Приехали на богомолье?

Келсон пожал плечами.

— Должно быть. Здесь сейчас много женщин и детей. У Брэна недалеко отсюда имение, вот он, и решил, что в Дхассе они будут в большей безопасности. Вряд ли он предполагал, как все обернется. Хочется верить, что это так.

— Я тоже сомневаюсь, что предательство Брэна — заранее обдуманный шаг, — сказал Морган. — Будь это так, не послал бы он сюда жену с ребенком.

— Но я все-таки не исключаю такую возможность, — прошептал Келсон. — И я должен был предвидеть это. Мы же знали, как Брэн озлоблен. Нельзя было посылать его так близко к границе.

— Я думаю, что вам не в чем винить себя, — сказал Морган со слабой улыбкой. — Я мог бы поступить так же — и так же попасть впросак. Нельзя же никогда не ошибаться.

— Я должен был предвидеть, — упрямо повторил Келсон. — Это мой долг.

Морган вздохнул и, думая, как бы изменить тему разговора, посмотрел в сторону стола, где толпились военачальники.

— Вы упомянули о сыне Брэна — думаете, он доставит нам какие-то неприятности?

— Юный Брэндан? Едва ли. Ему только три или четыре года. — Келсон поежился, глядя на пламя очага. — А вот разговора с графиней я боюсь. Нелегко ей будет узнать, что ее муж — предатель.

— Вы хотите, чтобы это сделал я?

Келсон покачал головой.

— Нет, это мой долг. Вы нужны здесь, на Совете. Кроме того, я имею некоторый опыт общения с женщинами, охваченными истерикой. Моей матушке в этом уступят немногие, вы знаете.

Морган улыбнулся, вспомнив королеву Джеанну, сейчас отмаливавшую в монастыре в самом сердце Гвиннеда грех своего происхождения из Дерини. Да, у Келсона есть опыт общения с женщиной в истерике. Морган не сомневался, что Келсон хорошо справится с этой задачей и без него.

— Отлично, мой принц, — сказал он. — Мы с Нигелем будем здесь еще час и потом отправим всех спать. Если ваше личное присутствие будет необходимо, я за вами пошлю.

Келсон кивнул, радуясь возможности уйти без лишних объяснений.

Заметив, что король уходит, Дункан встал со своего места у окна и, посмотрев на Моргана, пошел к противоположной двери. Морган посмотрел ему вслед, понимая, что кузену хочется остаться одному, и вернулся к своим военным картам. На них наносились новые отметки, так как с изменой Брэна Кориса многое изменилось; к тому же не существовало больше и войска Яреда, занимавшего плато между Дхассой и Кардосой.

Далеко на севере яркие оранжевые значки обозначали стоящие на дальней границе войска герцога Эвана, но их было довольно мало, и не имело смысла срывать их с места. Конечно, в свете последних известий и армия Эвана долго не продержится, а значит, королевская армия в Дхассе — единственная защита для всего Гвиннеда.

— Итак, мы знаем наверняка только то, что Яред был разбит к югу от Кардосы, где-то на Ренгартском плато, — сказал Нигель. — Мы не знаем, сколько людей у Венцита, но у Брэна было около трех с половиной тысяч человек по последним сводкам. И стояли лагерем они где-то здесь. — Он отметил на карте горловину Кандорского ущелья. — А у нас в объединенной армии примерно двенадцать тысяч человек. За день пути мы сможем достигнуть конца Ксамерской линии фронта и быть в ущелье завтра к вечеру. Там, заняв выгодные боевые позиции, мы должны удерживать их до последнего. Жаль, что мы не знаем, сколько людей у Венцита.

Судя по одобрительному гулу, генералы были согласны.

— Отлично. Элас, я прошу вас и генерала Реми взять левый фланг. Годвин, ты и Мортимер…

Нигель продолжал распределять боевые позиции между генералами, а Морган отошел чуть назад, наблюдая за реакцией собравшихся.

Спустя некоторое время вошел один из адъютантов Нигеля с грудой депеш, но Морган взял их у него и сам стал разбирать, чтобы не отвлекать принца. Большая их часть была запечатана обычной печатью, и Морган не тратил времени на их подробное изучение, ограничиваясь беглым просмотром. Но одно послание в плотном коричневом пакете с желтой печатью привлекло его внимание. Слегка нахмурившись, Морган сломал печать и развернул письмо; у него перехватило дыхание, едва он прочел несколько строк.

Он быстро подошел к Нигелю и взял его за плечо, невольно привлекая внимание окружающих.

— Прошу прощения, Нигель, важные новости. Джентльмены, я держу в руках депешу от генерала Глодрута, который, как большинству из вас известно, был с армией герцога Яреда в Рен…

Поднявшийся шум не дал ему продолжить, и Моргану пришлось постучать по столу, чтобы восстановить порядок.

— Глодрут пишет, что Яред тяжело ранен и пленен, но не убит. Вместе с ним захвачены граф Джинас, лорд де Канлаве, лорды Лестер, Гаркиесс, Кольер и епископ Ричард Нифорд. Он пишет, что ему и лорду Бурхарду удалось отойти с сотней солдат, и они надеются, что еще несколько сотен воинов бежали на запад.

Опять послышались возгласы, но Морган поднял руку, призывая к тишине.

— Это, конечно, хорошая новость, но армии нет. Глодрут пишет, что их захватили врасплох. Три пятых войска уничтожено, остальных захватили в плен. Он будет ждать нас с теми, кого сумел увести, завтра в Дреллингеме.

— Что?

— Черт подери!

— Морган, где…

— Что там еще написано, ваша светлость?

Морган покачал головой и пошел к двери.

— Извините, джентльмены, я знаю столько же, сколько вы. Нигель, я сейчас вернусь. Дункан и Келсон должны знать об этом.

* * *

Дункана он не нашел. А Келсон был занят делом куда более трудным и менее приятным, чем решение военных вопросов. Оставив Совет, король, как и сказал, отправился к жене Брэна Кориса, графине Риченде. Он нашел в конце концов ее комнаты в восточном крыле верхнего этажа дворца, но слугам оказалось непросто разбудить спящую госпожу. Келсон нетерпеливо ждал в гостиной, пока несколько сонных слуг прибирали и вносили свечи. Лунный свет, проникавший в раскрытое окно, придавал предметам в комнате какой-то неестественный вид, и это раздражало короля.

Наконец дверь соседней комнаты отворилась, и вошла леди. Честно говоря, Келсон был не готов к появлению этой молодой рыжеволосой женщины. Леди Риченда была вовсе не похожа на ту, какой он себе ее представлял, зная Брэна Кориса. Ее утонченное, овальное лицо было окаймлено золотисто-рыжими волосами, покрытыми белой вуалью, а глубоко посаженные глаза были такого густо-синего оттенка, какого Келсон прежде никогда не видел. Вдобавок, хотя он превосходно знал, что эта женщина — жена Брэна Кориса и мать его наследника, ему с трудом верилось, что она старше его, Келсона, на десять лет — так молодо она выглядела.

Но одета она была слишком строго для юной девушки — вся в белом, без украшений, будто заранее знала, какую ужасную новость принес король. Когда слуги ушли, она спокойно выслушала слова Келсона о предательстве своего мужа, почти не изменившись в лице. Когда он закончил, она повернулась к окну и долго смотрела на легкие золотисто-белые лунные блики, играющие на стекле.

— Позвать ваших служанок, миледи? — тихо спросил Келсон, опасаясь, что с ней случится обморок или истерика, — он слышал, что со знатными женщинами такое бывает часто.

Риченда слабо покачала головой, и прозрачная накидка соскользнула с ее длинных рыжевато-золотистых волос и упала на пол. Блеснуло золотое обручальное кольцо с тяжелым камнем, когда она провела рукой по каменному подоконнику, и Келсону показалось, что он видит на камне влажный след.

Но рука Риченды стерла следы слез — если это были они. Пальцы ее не дрожали, когда она, погрузившись в свои раздумья, смотрела на них. Риченда Марлийская была дочерью знатного дворянина; сохранять стоическую выдержку и достоинство в любом положении — было для нее одной из главных жизненных заповедей.

— Простите меня, миледи, — сказал Келсон, стараясь как-то облегчить ее страдания. — Если… если это может как-то уменьшить ваше горе, будьте уверены, что измена вашего мужа не повлияет на мое отношение к вам и вашему сыну. Вы останетесь под моим покровительством до тех пор, пока…

В это мгновение в дверь с силой постучали, и вслед за этим раздался громкий голос Моргана:

— Келсон?

Услышав свое имя, Келсон вскочил и подошел к двери, не заметив, как подействовал голос Моргана на женщину, стоящую у окна. Когда Аларик вошел, лицо женщины побледнело, и пальцы вцепились в подоконник. Морган поклонился ей, вежливо, но торопливо, так не терпелось ему передать Келсону содержание письма. Он стремительно подошел к королю; женщина смотрела на них с крайним удивлением, как бы не веря своим глазам и ушам.

— Извините, что помешал, мой принц, — прошептал Морган, склоняясь, чтобы указать на подпись Келсону, подносящему письмо к свече. — Я думаю, вы захотите прочесть это. Герцог Яред, по последним сведениям, в плену, но жив. Генералу Глодруту и нескольким другим удалось уйти.

— Глодрут! — выдохнул Келсон, пододвигая свечу и пробегая глазами письмо. — И Бурхард тоже! Миледи, извините, очень важные новости.

При этих словах Морган оглянулся, вспомнив, что в комнате находится третий человек, и, встретив удивленные голубые глаза женщины, чуть не вскрикнул от неожиданности. Ему сразу припомнилась карета, застрявшая в луже у часовни Святого Торина, и женщина с волосами, пламенем вспыхнувшими на солнце, женщина, которую он видел с ребенком в епископской церкви на прошлой неделе. Перед ним была та, образ которой с первой встречи навсегда запечатлелся в его памяти.

Кто она? Что делает здесь, в покоях графини Марлийской?

Он подошел к ней и остановился, скрывая свое смущение учтивым поклоном. Кровь стучала у него в ушах, мысли путались. Единственное, что он смог, — это поднять глаза и, встретившись с ней взглядами, произнести:

— Миледи…

Она неуверенно улыбнулась.

— Я подозревала, что мой экипаж у гробницы Святого Торина вытащил из грязи не простой охотник по имени Алан, — мягко сказала леди, блеснув глазами голубыми и бездонными, как озера Ренндаля.

— Ваше лицо — единственное приятное воспоминание того ужасного дня, миледи, — прошептал Морган, удивленно качая головой и забывая об осторожности. — Я лишь однажды видел вас потом, хотя вы меня видеть не могли. Но в моих снах…

Его голос прервался — он понял, что не вправе говорить подобное, а леди опустила глаза, теребя рукава платья.

— Простите, милорд, но я не знаю, как вас зовут. Я…

Келсон, дочитав депешу, бросил взгляд на беседующих и быстро подошел к ним.

— Миледи, надеюсь, вы простите мою неучтивость. Я забыл представить вам его светлость, герцога Корвинского. Морган, это леди Риченда, жена Брэна Кориса.

Когда Келсон произнес имя предателя, из груди Моргана вырвался глубокий вздох; он с трудом заставил себя скрыть волнение и сохранить хотя бы внешнее спокойствие.

Конечно, она жена Брэна Кориса. Что бы иначе она делала в этой комнате?

Риченда Марлийская! Жена Брэна Кориса! Неужели судьба свела их тогда на Дхасской дороге, чтобы навсегда разлучить здесь, в городских стенах? Риченда Марлийская — Боже, как мог он быть таким недогадливым?

Морган нервно прочистил горло и поклонился, пытаясь скрыть свое огорчение.

— Ах, мы с леди Ричендой некоторым образом уже встречались, государь. Несколько месяцев назад я помогал вытащить из грязи ее карету близ гробницы Святого Торина. Я был, к сожалению, переодет. Она не знала, кто я такой.

— А он — кто я, — прошептала Риченда, не встречаясь с Морганом глазами.

— О! — сказал Келсон. Он переводил взгляд с Моргана на Риченду, стараясь понять, почему его друга так взволновала встреча с графиней, потом слегка улыбнулся.

— Что ж, я рад услышать, что и в одежде простолюдина вы оставались рыцарем, Морган. Миледи, если вы позволите, мы сейчас покинем вас, нас с милордом Алариком ждут дела. И потом, вы, я думаю, хотите побыть сейчас в одиночестве. Если понадобится моя помощь, пожалуйста, не стесняйтесь, зовите меня.

— Вы очень добры, государь, — прошептала Риченда, сделав реверанс и вновь опустив глаза.

— Ну что ж, Морган, идем?

— Как пожелаете, мой принц.

— Простите, государь…

Келсон, обернувшись, увидел, что графиня как-то странно смотрит на него.

— Что-то еще, миледи?

Глубоко вздохнув, Риченда подошла к ним, судорожно сжав пальцами запястья, и, склонив голову, опустилась перед ними на колени. Келсон удивленно посмотрел на Моргана.

— Государь, я молю вас, окажите мне милость.

— Милость, миледи?

Риченда заглянула Келсону в глаза.

— Да, государь. Позвольте мне ехать с вами в Кардосу. Может быть, я смогу поговорить с Брэном и убедить его сложить оружие — если не ради меня, то ради нашего сына.

— С нами в Кардосу? — повторил Келсон, ища взглядом поддержки у красноречивого обычно Моргана. — Миледи, это невозможно. Женщинам дворянской крови не место в армии. Да и как могу я подвергать вас опасностям битвы? Мы идем на войну, миледи!

Риченда опустила глаза, но не встала с колен.

— Я знаю это, государь, и я готова переносить любые трудности. Только так я могу попытаться как-то загладить вину моего мужа. Пожалуйста, не отвергайте моей просьбы, государь.

Келсон вопросительно посмотрел на Моргана, но генерал стоял, опустив глаза. Однако Келсону показалось, что Морган хочет, чтобы он уступил, хотя тот никак этого не выказывал. Келсон вновь посмотрел на коленопреклоненную Риченду и, взяв ее за руки, поднял. Он решил попытаться в последний раз переубедить ее.

— Миледи, вы не знаете, о чем просите. Это будет для вас очень трудно — путешествовать без прислуги, без удобств… Это же армия…

— Я могу ехать под покровительством епископа Кардиеля, государь, — серьезно сказала она. — Может быть, вы не знаете этого, но Кардиель — дядя моей матери. Он не откажется, я знаю.

— И глупо поступит, — ответил Келсон. Он опустил глаза, потом вновь растерянно посмотрел на леди.

— Морган, у вас есть какие-нибудь возражения?

— Те же, что и у вас, — спокойно ответил Морган, не поднимая глаз. — По-видимому, миледи не боится трудностей.

Келсон вздохнул и неохотно кивнул.

— Ну, хорошо, миледи, я разрешаю вам ехать при условии, что епископ Кардиель возьмет на себя ответственность за вас. Мы выходим на рассвете, через несколько часов. Вы успеете собраться?

— Да, государь. Благодарю вас.

Келсон кивнул.

— Морган позаботится о вашем экипаже.

— Как прикажете, государь.

— Тогда — спокойной ночи.

Келсон отвесил учтивый поклон и вышел из комнаты, сминая в кулаке депешу, о которой он уже успел забыть. Морган последовал за ним, но на пороге не удержался и бросил последний взгляд на окутанную лунным светом женщину в белом платье. Лицо Риченды осунулось, однако на нем читались решимость и уверенность. Опустив глаза, она поклонилась Моргану, но так больше и не взглянула на него. Вздохнув, герцог Корвинский закрыл дверь и последовал за королем.

 

Глава XIX

«Они утвердились в злом намерении, совещались скрыть сеть, говорили: кто их увидит»

[19]

В Кардосе был полдень, горячие солнечные лучи пронизывали прозрачный горный воздух, хотя в горных расщелинах и трещинах все еще лежал снег. Рано утром Венцит, Ридон и родственник Венцита, Лионель, выехали вниз по Кардосскому ущелью, чтобы встретиться с Брэном Корисом и генералами Венцита, помогавшими Брэну в подготовке наступления. Он уже проверил ход строительства оборонительных укреплений и теперь остановился вместе со своей свитой перед огромным ярким шатром, приготовленным для него. Солдаты Венцита в черно-белых мундирах только что закончили работу. Они знали, что королевский шатер должен быть обеспечен всеми возможными удобствами, ибо Венцит не отказывал себе в роскоши даже на боевых позициях.

Шатер был необычный. Гигантский купол в форме луковицы из огненно-красного шелка покрывал площадь, равную площади большого зала в Белдурском дворце Венцита. Внутри шатер был разделен на множество маленьких отдельных комнат, убранных коврами и шкурами: отчасти — для красоты, отчасти — для защиты от холода и любопытных ушей. Была там и одна достаточно большая комната, в которой можно было проводить совещания. Но Венцит решил, что в такой прекрасный день нет нужды скрываться в палатке, и жестом приказал мажордому вынести кресла и расставить их на богатом ковре, расстеленном перед шатром. Пока слуги суетились, расставляя кресла и стулья, один из личных слуг Венцита подошел, чтобы принять у своего господина бархатный плащ, насквозь промокший во время скачки по ущелью, и подать ему взамен просторную накидку из янтарного шелка. Венцит накинул ее на плечи поверх кожаной походной куртки. Сев в кресло и вытянув ноги, он ждал, пока слуги сменят ему сапоги на сухие мягкие туфли.

Мажордом тем временем разливал горячий чай в хрупкие фарфоровые чашечки. Венцит милостиво кивнул своим соратникам, приглашая их рассаживаться в кресла, уже расставленные слугами. Затем он собственноручно взял с подноса, который держал мажордом, чашечку и подал ее Брэну Корису.

— Выпейте-ка, друг мой, вам нужно подкрепиться, — негромко сказал он и улыбнулся Брэну, наклонившемуся за чашечкой. — Вы сегодня хорошо поработали.

Когда Брэн взял чашечку, Венцит поднял еще две и подал их Ридону и Лионелю. С улыбкой он втянул ароматный пар, струящийся из четвертой чашечки, которая осталась у него в руках.

— В самом деле, мне очень понравилось, Брэн, как вы продумали этот удар, — продолжал чародей, созерцая рябь, идущую по поверхности чая от его дыхания. — Вы также достойно потрудились, дабы соединить наши два войска, что существенно приумножило наши невеликие силы. Нам повезло, Лионель, что у нас такой союзник.

Лионель коротко поклонился, прежде чем сесть в такое же, как у Венцита, кресло.

— Да, то, что лорд Малки к нам присоединился, — это удача, государь. Он был бы опасным противником. У него какой-то сверхъестественный дар — использовать наилучшим образом любую возможность. — В минуты гнева темные глаза Лионеля могли метать молнии, но сегодня они излучали тепло, как будто его связывали родственные узы с этим молодым лордом из смертных. — Даже мне есть чему поучиться у него, государь, — добавил Лионель после недолгого раздумья.

— В самом деле? — вежливо улыбнулся Венцит.

Брэн, наслаждаясь расположением Венцита и Лионеля, глотнул чая и расслабился, не замечая обращенного на него пристального взгляда Ридона.

— Мне кажется, государь, мы еще не решили, как поступим с кассанскими пленниками, — произнес Ридон, посматривая на Брэна поверх своей чашечки. — Конечно, Брэн и Лионель устроили отличную ловушку, я совершенно с этим согласен и представляю, как это подействует на войска Келсона. Но мы до сих пор не решили, что делать с пленными, и на мой взгляд, пора заняться этим вопросом. Полагаю, у Брэна и Лионеля нет каких-то своих планов по части пленников, о которых бы мы не знали?

Лионель негромко и зловеще хихикнул, теребя пальцами бороду.

— Вы говорите так, как будто мы с Брэном обязаны докладывать вам, Ридон, о каждом своем шаге. Не беспокойтесь. Наши планы относительно кассанских пленников — не ваша забота.

— Вы ждете моих возражений, Лионель?

— Я хочу, чтобы вы не вмешивались не в свое дело, — решительно оборвал его Лионель. — Нам доверили власть над ними, и мы в любом случае будем действовать, как нам выгодно. Больше вы ничего от нас не узнаете.

Венцит улыбнулся: этот спор ему понравился.

— Ну, ну, не ссорьтесь. Ридон, даже я посвящен не во все подробности этой операции. Да и зачем? Я поручил позаботиться об этом моим генералам и таким верным соратникам, как Лионель. И ему я доверяю не меньше, чем вам, Ридон. Если он утверждает, что делает то, что нужно, я принимаю это на веру. Вы не согласны со мной?

— Нет, конечно, — ответил Ридон, сделав еще глоток. — Впрочем, это не предмет для спора. Если необходимо, я готов извиниться.

— Благодарю, — лениво кивнул Венцит.

Ридон повертел в руках пустую чашечку.

— У меня, кстати, есть еще одно донесение от генерала Дикена. Его разведка сообщает, что войско Келсона будет здесь не раньше сумерек, а когда точно — это зависит от того, насколько их задержат ваши ловушки. Думаю, до утра нам беспокоиться не о чем.

— Отлично. — Венцит развернулся в кресле и подозвал мажордома, который ожидал его указаний на таком расстоянии, чтобы не слышать разговора. Тот немедленно поднес ему большой обитый кожей ларец для бумаг, отделанный по углам чеканным золотом. Когда он удалился, Венцит открыл крышку и, порывшись в груде уже вскрытых донесений, нашел то, которое искал, и вытащил его, одобрительно хмыкнув. Просмотрев письмо, он вернул его на место, вынул другое и бегло прочел его.

— Утром я получил кое-какие новости, касающиеся вас, Брэн, — задумчиво произнес он. — Келсон, кажется, узнал о вашей измене и взял под арест вашу семью.

Брэн оцепенел, затем медленно поднялся, вытянувшись во весь рост; его пальцы, крепко сжимающие чашку, побелели.

— Почему вы мне сразу не сказали?

— Вот я сейчас вам и говорю. — Венцит, наклонившись, передал ему письмо. — Да вы особенно не беспокойтесь. Ваших жену и сына арестовали в Дхассе, но им ничего непосредственно не угрожает. Прочтите сами.

Брэн быстро пробежал глазами депешу. Когда он дочитал до конца, губы его сжались в одну тонкую линию.

— Их же держат как заложников, а вы говорите, что им ничто не угрожает? — Он вызывающе посмотрел на Венцита. — А вдруг Келсон надумает использовать их против меня? Вы что, считаете, я буду вот так спокойно ждать, когда мой сын находится в опасности?

Ридон повел бровью, поведение Брэна его забавляло.

— Да ладно, Брэн, вы же хорошо знаете Келсона. Это мы с вами можем угрожать чьей-нибудь семье, чтобы добиться повиновения, а этот королек Гвиннеда из другого теста. Кроме этого, — он смущенно посмотрел на свои ногти, — вы же всегда сможете обзавестись другими детьми, не так ли?

Брэн смерил Ридона ледяным взглядом.

— Да как вам в голову пришло такое? — прошипел он.

Венцит усмехнулся и неодобрительно покачал головой.

— Хватит, Ридон. Не издевайся над нашим юным другом. Он не понимает твоих шуток. Брэн, я вовсе не хочу подвергать опасности вашу семью. Может быть, мы подумаем об обмене заложниками, как знать? В любом случае, Ридон прав в оценке Келсона — юный Халдейн не будет воевать с невинными младенцами и женщинами.

— Вы можете поручиться за это?

Венцит улыбнулся, но в глазах у него появился стальной блеск.

— Я могу только обещать, что сделаю все, что зависит от меня, — спокойно сказал он. — А вы, наверное, не можете не признать, что от меня зависит намного больше, чем если бы вы рассчитывали только на себя?

Брэн потупил взгляд, вспомнив о своем положении, которое с каждой минутой становилось все менее прочным, и осознавая, что Венцит прав.

— Прошу прощения, государь. Я не сомневаюсь в ваших словах, просто очень беспокоюсь о своей семье.

— Если бы вы усомнились в моих словах, вас бы уже давно не было в живых, — невозмутимо ответил.

Венцит, протягивая руку за депешей, которая все еще была у Брэна.

Брэн безмолвно отдал ему документ, тщательно скрывая свое замешательство, пока Венцит прятал донесение на место. После многозначительной паузы, когда Венцит снова поднял глаза, в них уже не было гнева.

— А что ты скажешь, Ридон, про нашего юного Дерри? Надеюсь, все идет как надо?

— Я скажу, что пора его навестить, — ответил Ридон.

— Ну давай. — Венцит отхлебнул остывшего чая и наконец осушил чашечку одним глотком. — Думаю, что сейчас мы с тобой отправимся прямо к нему.

* * *

В подземелье под главной башней Кардосской крепости, известной как крепость Эсгаир Ду, на охапке соломы лежал навзничь Дерри. Его руки сковывали цепи, закрепленные на кольцах, вделанных в стену. От ран его лихорадило; он уже сутки лежал здесь, и за это время лишь однажды ему принесли кружку солоноватой воды и несколько кусков черствого хлеба. У него сводило желудок от голода, голова раскалывалась, и он с трудом заставил себя раскрыть глаза и посмотреть на сырые своды, собираясь с силами, чтобы перевернуться на бок и приподнять голову.

Больно. Пульсирующая боль в плече и в голове. Когда он попытался опереться на сведенное судорогой колено, то ощутил еще и острую боль в бедре.

Стиснув зубы, он все же приподнялся и сел, подтянувшись на цепях, которые тянулись от его запястий к двум железным кольцам в стене на высоте восьми футов.

Эти кольца он помнил. К ним его приковали тюремщики, приведя сюда, так, что он был распростерт на стене. После этого они долго избивали его кулаками и хлыстами для верховой езды, пока он не потерял сознания. А очнулся он спустя несколько часов на этой самой сырой и грязной соломе, на которой он сейчас сидел.

Он вытер потное лицо о здоровое плечо и с трудом моргнул, а затем стал подниматься на ноги. Слева от него было окно. Если он правильно помнил расположение Эсгаир Ду, то он сможет увидеть отсюда долину. Он выпрямился, отдышался и, держась за цепи, доковылял до окна.

Далеко на равнине стояли войска Венцита. Немного севернее, на небольшой возвышенности, выстроились лучники, занимая наиболее выгодные позиции. На северо-востоке располагались кавалерия и пехота, готовые взять наступающих в двойные клещи, если представится такая возможность. Ему был виден нескончаемый поток промокших и забрызганных грязью конников, выезжающих на равнину оттуда, где, как ему было известно, находился брод. Он даже слышал выкрики командиров, выстраивающих солдат в колонну.

На юго-востоке, в противоположной стороне, торентские солдаты занимали позиции вокруг личной полевой ставки Венцита, где чародей из Торента будет, наверное, находиться, когда начнется наступление королевского войска, и отсюда он будет вести сражение. Пока Дерри не обнаружил ни малейшего признака, говорившего бы о приближении армии Келсона, но он знал, что войско уже в пути. Кто-то должен был пробиться к королю и сообщить, что произошло с войском Яреда. Дерри надеялся, что сюда Келсон приведет уже единое войско, что все внутренние противоречия уже решены. Он думал о том, смогут ли Морган и Дункан помириться с архиепископами.

Со вздохом Дерри принялся в сотый, наверное, раз рассматривать свои цепи, тянуть их и дергать. Пока он закован здесь, как дикий зверь, у него нет ни малейшей надежды на освобождение. Но даже если бы он избавился от цепей, раны, скорее всего, не дали бы ему далеко уйти. Он и стоять-то не мог; стоило опереться на раненую ногу, как пульсирующая боль сразу же отдавалась во всем теле. Плечо вроде бы болело не так сильно, но он чувствовал, что именно эта рана — причина озноба и головокружения. Несколько часов назад, когда стражники принесли ему хлеб и воду, он пытался сам осмотреть рану, но не смог, так как ему было не развязать тугую повязку. Между тем рана, как ему казалось, была воспалена и гноилась.

Течение его мыслей прервал лязг ключа в замке. Он обернулся, болезненно сморщившись, и уставился на дверь. Цепь натянулась. В приоткрывшейся узкой щели показалась голова стражника в шлеме. Он смерил Дерри пренебрежительным взглядом, вошел в темницу и распахнул дверь, пропуская высокого рыжеволосого человека, одетого в янтарный шелк. Это был Венцит. За ним следовал Ридон.

Дерри вздрогнул, у него невольно перехватило дыхание. Он оцепенел от гнева, когда оба Дерини вошли в его клетку. Под шелком и мехами на них были кожаные куртки; на Венците — светло-коричневая, а на Ридоне — темно-синяя. Глаза Венцита поблескивали холодным аквамариновым блеском, когда он еще в дверях стал разглядывать пленника. В руках, одетых в перчатки, он вертел тонкий кожаный хлыст.

Дерри выпрямился, насколько мог, стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в ноге и звон в ушах. Венцит тем временем приблизился на несколько шагов. Стражник неподвижно вытянулся у дверей, а Ридон небрежно прислонился к стене, скрестив ноги.

— Ну, — начал Венцит, — наш маленький пленник проснулся. И даже на ногах. Неплохо, молодой человек. Твой господин мог бы тобой гордиться.

Дерри не отвечал, зная, что Венцит будет стараться вывести его из себя, и решив, что не поможет ему в этом.

— Конечно же, — продолжал Венцит, — немного стоит похвала твоего господина, ведь в конце концов он просто трус и предатель, не так ли?

В глазах Дерри вспыхнул опасный огонек, но он заставил себя держать язык за зубами, хотя не представлял, как долго еще сможет сдерживаться. Он уже не мог рассуждать спокойно.

— Ты согласен? — спросил Венцит, приподняв бровь и еще на шаг приблизившись к Дерри. — Я ожидал от тебя большего, Дерри. Это ведь бросает тень и на того, кто тебя учил, разве нет? Говорят, вы с Морганом были очень близки, друг мой, намного ближе, чем полагается мужчинам. Говорят еще, что тебе известны тайны, которые простым людям и во сне не снились.

Дерри приоткрыл глаза, сдерживаясь из последних сил, но Венцит щелкнул хлыстом перед его лицом, и он снова увидел ненавистные голубые глаза под бесцветными ресницами.

— Что, Дерри, не отвечаешь? Не стесняйся, не надо. А правда ли, что вы с Морганом были… как бы это сказать?.. Любовники? Что его постель ты изучил так же хорошо, как и его магию?

С безумным воплем Дерри бросился на своего мучителя, пытаясь цепями размозжить эту лукавую физиономию. Но Венцит рассчитал все до дюйма и стоял ровно, не шелохнувшись, когда руки Дерри, сдерживаемые цепью, замерли перед самым его лицом. Дерри со стоном упал на пол. Венцит презрительно посмотрел на него и сделал знак стражнику, чтобы тот поднял его.

Стражник натянул цепи через кольца в стене и закрепил их таким образом, что Дерри теперь снова наполовину обвис на раскинутых в стороны руках, пригвожденный к стене. Венцит с любопытством посмотрел на свою еще живую жертву, постукивая рукоятью хлыста по ладони, а затем кивком головы велел стражнику удалиться.

Несмазанные петли заскрипели, и дверь за тюремщиком закрылась. Ридон задвинул засов и вяло прислонился к тяжелой двери, прикрыв собой глазок.

— Ну, что, друг мой, гордость тебя еще не покинула? — спросил Венцит, вплотную приблизившись к Дерри, и приподнял его подбородок рукояткой хлыста. — А что тебе еще дорого из того, чему тебя учил Морган?

Дерри заставил себя сосредоточить взгляд на правом ухе Венцита и постарался прийти в себя. Он еще никогда раньше не был так безрассуден. А Венциту только этого и надо. Проклятая лихорадка совсем затмила ему разум. Если бы у него в голове хоть немного прояснилось.

Венцит отвел хлыст назад и, убедившись, что завладел вниманием своего пленника, заговорил:

— Скажи-ка мне, Дерри, чего ты боишься больше всего? Смерти? — Дерри не отвечал. — Нет, вижу по глазам, что не смерти. Со страхом смерти ты справился. Ну, тем хуже для тебя. Потому что тогда я извлеку самые страшные кошмары из самой темной бездны твоей души.

Он задумчиво отвернулся и принялся расхаживать по соломе, на ходу размышляя вслух:

— Так значит, ты боишься чего-то лишиться, но не жизни? А чего? Своего положения? Богатства? Чести? — Он снова повернулся к Дерри. — Правда, Дерри? Ты больше всего боишься лишиться чести? И власти над собой? Над чем — над телом? Душой? Рассудком?

Дерри ничего не отвечал. Он заставил себя спокойно смотреть поверх головы Венцита, сосредоточившись на трещине в стене. Тонкая паутина оплетала трещину, перекрывая отверстие хрупкими нитями. Дерри решил смотреть на эту паутину и молчать, не обращая внимания…

Внезапно раздался резкий свист плети, и острая боль обожгла ему лицо. Венцит опустил хлыст.

— Ты отвлекаешься, Дерри, — прорычал он. — Предупреждаю тебя, я терпеть не могу нерадивых учеников.

Дерри сдержал охвативший его ужас и заставил себя посмотреть в лицо своему мучителю. Венцит стоял не дальше, чем в двух футах от него; глаза чародея бегали, как две капельки ртути.

— А теперь, — невозмутимо продолжал Венцит, — слушай, что я тебе скажу. И если ты будешь невнимателен, Дерри, тебе будет больно, снова и снова, пока ты не начнешь слушать меня или пока не умрешь. И эта смерть не будет легкой, я тебя уверяю. Ты слушаешь, Дерри?

Дерри кивнул и заставил себя слушать. Губы у него пересохли, язык распух и не помещался во рту. Он почувствовал, как теплая струйка ползет у него по щеке там, где ее обжег удар кнута.

— Хорошо, — пробормотал Венцит, проводя рукояткой хлыста вдоль щеки и шеи Дерри. — Первый урок на сегодня, который ты должен запомнить, и запомнить твердо, — это то, что твоя жизнь целиком в моих руках. Захочу — и ты будешь умолять меня даровать тебе забвение, со слезами будешь молить о милосердной смерти, как избавлении от мучений.

Венцит неожиданно сжал его раненое плечо свободной рукой. Дерри невольно вскрикнул, но боль уже прошла, он даже не успел ее до конца почувствовать. Он поднял голову, с ужасом глядя на Венцита, рука которого все еще лежала на раненом плече, и Дерри старался не задумываться о том, что сделает чародей в следующий момент. Венцит улыбнулся какой-то особой улыбкой.

— Я сделал тебе больно, Дерри? — спросил он, мягко поглаживая пальцами его раненое плечо. — Правда, я не хотел. Мне совсем не нужно больше тебя мучить, я и так обладаю властью над тобой в той мере, в какой это мне необходимо. Ты уже вынужден мне повиноваться. И хотя твой разум будет сопротивляться моим приказам, но тело твое, тем не менее, будет в точности исполнять их.

Венцит с усмешкой провел по телу Дерри рукой и отошел на шаг, в раздумьях постукивая рукояткой хлыста по изящному сапогу. Мгновение спустя он бросил хлыст Ридону и стал разглаживать перчатки, вновь пренебрежительно рассматривая Дерри.

— Скажи-ка, тебя когда-нибудь благословляли? — спросил он, смыкая пальцы. — Ну, какой-нибудь священник простирал руку над твоей головой?

Дерри напряженно нахмурился, а Венцит тем временем поднял правую руку, словно для благословения.

— Я, конечно, не священник, да и то, что хочу сделать, — не благословение, — продолжил он. — Ты помнишь, я тут давеча говорил о потере власти над своей душой, телом, рассудком? Думаю, Дерри, что мы начнем с души. Итак, я навожу на тебя чары.

Он медленно опускал поднятую руку, сложив пальцы, как, благословляя, делают священники, и медленно же повел ее сначала вправо, потом влево. И когда он провёл рукой перед глазами Дерри, им овладела какая-то странная дремота, сковавшая холодом его члены. Он вскрикнул, не в силах понять, что происходит с его разумом, и застонал, когда Венцит коснулся оков у него на запястьях и освободил его.

Дерри не мог удержаться на онемевших ногах. Он пошатнулся и почувствовал, что чьи-то сильные руки не дают ему упасть.

Голова его беспомощно откинулась на стену, волосы цеплялись за шершавый камень и доски. Затем вперившиеся в него голубые глаза приблизились, и хищный рот впился в губы Дерри длинным, бесстыдным поцелуем.

Он выскользнул из объятий Венцита и беспомощно сполз по стене вниз. Глаза его были закрыты, губы плотно сжаты; его бил озноб. Дерри закрыл лицо руками, сквозь гул в голове услышал хохот Венцита, которому хихиканье Ридона вторило, как насмешливое эхо.

Потом Венцит ткнул его сапогом в бок, и он поднял голову и осмотрелся, превозмогая дурноту. Венцит с усмешкой поглядел на Ридона, который с живым интересом наблюдал за происходящим, и протянул руку к его кинжалу. Ридон, поклонившись, бросил ему кинжал, и Венцит ловко поймал оружие. Рукоять кинжала была отделана золотом, усыпана жемчугами, а его лезвие холодно поблескивало в тусклом свете подземелья. Венцит наклонился и дотронулся до подбородка Дерри острием кинжала.

— Ах, как же ты меня ненавидишь, — негромко сказал он. — Ты сейчас думаешь, что будь этот кинжал у тебя в руках, ты перерезал бы мне глотку за все то, что я тебе сказал и сделал. Так попробуй же!

С этими словами Венцит протянул кинжал Дерри, держа его за лезвие; он сам вложил рукоятку в правую руку юноши.

— Подойди, убей меня, если сможешь.

Дерри застыл на мгновение, словно не веря себе, и истерически рассмеялся.

Конечно, он не мог этого сделать. Венцит подошел ближе, разжал без труда пальцы Дерри, взял у него кинжал и снова прислонил юношу к стене.

Дерри был слаб, как котенок, и, не сопротивляясь, наблюдал, как Венцит с усмешкой просунул клинок за воротник его рубахи и ловко разрезал полотно. Он откинул рубаху с груди Дерри, держа кинжал в левой руке. Взгляд его был холоден и равнодушен в сумеречном свете, и Дерри ясно понял, насколько он близок к смерти. И как он мог подумать, что Венцита можно убить кинжалом! Это же не человек, это демон! Нет — сам Сатана!

— Ну вот, мой дорогой Дерри, видишь, ты ничего не можешь. Теперь твоя душа принадлежит мне, а вместе с ней — и тело, я думаю. Ты не можешь меня убить, Дерри, — спокойно говорил он, — но я могу тебе приказать, чтобы ты убил себя, и ты подчинишься мне. Возьми кинжал, Дерри. Поднеси его сюда, прямо напротив сердца, куда я показываю.

Дерри с удивлением смотрел, как его рука, точно чужая, взяла кинжал и приставила его острием к груди, и он знал, что убьет себя не задумываясь, если Венцит прикажет, и знал, что ничего не может с этим поделать.

Венцит опустил руку. Он стоял, покачиваясь на каблуках, солома хрустнула у него под ногами.

— Ну, начнем. Начнем с небольшого надреза, чтобы выпустить немного крови.

Дерри с изумлением смотрел, как его собственная рука ведет кинжал, как лезвие плавно движется по его груди, оставляя за собой тонкий порез. Несколько капель крови застыли на белой коже яркими бусинками. Когда порез достиг длины в три пальца, лезвие кинжала застыло, как бы ожидая следующего приказа.

— Итак, пролилась кровь, — прошептал Венцит бархатным голосом. — А теперь постоим на краю смерти. Достаточно одного движения, друг мой. Небольшое нажатие, и мы, между прочим, повстречаемся с ангелом смерти здесь, в этой скорбной темнице.

Клинок стал погружаться в плоть Дерри, из-под стали вытекло еще несколько капель крови. Лицо Дерри посерело. Он чувствовал острие, вонзающееся в тело, чувствовал смертельный холод, неумолимо движущийся к его сердцу, и все так же ничего не мог изменить. В ужасе он закрыл глаза, стараясь успокоить охваченную страхом душу, в отчаянии вспоминая всех святых и все в детстве заученные молитвы.

Вдруг он почувствовал руку Венцита на своем запястье, почувствовал, как тот извлек кинжал из раны и клочком белого шелка промокнул кровь. Венцит коснулся разреза правой рукой, и Дерри ощутил холод. Чародей повернулся с удовлетворенной улыбкой к Ридону, сделав знак, что на сегодня довольно и можно уходить.

Когда дверь открылась, Дерри приподнялся на локтях и обнаружил, что кинжал остался у него в руке; он проводил взглядом удаляющегося по темному коридору Ридона. Стражник с факелом пришел осветить им путь. Венцит задержался в дверях, насмешливо салютуя своей жертве хлыстом.

— Отдыхай, друг мой, — сказал он; голубые глаза его блеснули в факельном свете. — Надеюсь, тебя научили чему-нибудь эти наши игры. Я собираюсь использовать тебя в одном очень важном деле. Это связано с Морганом. Дело в том, что ты предашь его.

Дерри сжал кулаки и, вспомнив о кинжале, замер, потом немного изменил положение тела, чтобы прикрыть его от глаз Венцита, но тот лишь усмехнулся.

— Можешь оставить эту игрушку у себя. Мне она больше не нужна. Но не думаю, что и тебе пригодится. Видишь ли, дружок, я не могу позволить тебе воспользоваться им. Но ты и сам скоро все поймешь.

Когда дверь закрылась, и ключ снова повернулся в замке, Дерри вздохнул и в изнеможении упал на солому. Несколько минут он просто лежал с закрытыми глазами, пытаясь отогнать от себя ужас последних часов.

Но едва его разум прояснился, и боль прошла, у него вдруг эхом отдалось в голове: «Ты предашь его!» И Дерри, истерически всхлипнув, повалился на бок, закрыв лицо здоровой рукой.

Господи!.. Что с ним сделал Венцит? Не ослышался ли он? Да, это так! Чародей сказал, что Дерри выдаст своего лорда, что он будет Иудой своему другу и сеньору, Моргану. Нет! Этого не будет!

С трудом усевшись, Дерри нашарил в соломе кинжал, оставленный Венцитом. Он сжал его в дрожащей руке и с ужасом уставился на него. Его внимание отвлекло какое-то странное кольцо, сверкнувшее на указательном пальце, — раньше он этого кольца никогда не видел. Но затуманенное сознание не придало этому значения; клинок — вот что занимало его мысли.

Венцит довел его до этого. Венцит только показал клыки и уже может командовать им, как последним рабом. Он обещал, что заставит Дерри предать своего господина, и юноша не сомневался, что это действительно во власти чародея. И, конечно, он может запретить Дерри искать собственной смерти — но вдруг этот запрет удастся обойти? Дерри не хотел, не мог допустить, чтобы его использовали как орудие против Моргана.

Расчистив пол от соломы, Дерри выкопал в глине ямку, расширив ее до таких размеров, чтобы в нее поместилась рукоятка кинжала. Посмотрев на дверь и понадеявшись, что за ним не следят, он лег возле этого углубления ничком и приготовился, держа кинжал обеими руками.

Самоубийство. О нем запрещено даже думать человеку, который, как Дерри, верит в Бога и в бессмертие души.

Для верующего самовольный уход из жизни — смертный грех, повергающий в Ад на вечные муки.

«Но есть кое-что пострашнее Ада, — убеждал себя Дерри. — Предать себя, предать друзей…»

Себе он помочь уже не мог. Он до последнего боролся с Торентским владыкой и проиграл. Никто не упрекнет его за это. Но Морган… Морган не раз спасал ему жизнь, не раз выхватывал его из самой пасти смерти при самых немыслимых обстоятельствах. Может ли он, Дерри, поступить иначе?

Держа кинжал за лезвие, Дерри некоторое время смотрел на крестообразную рукоятку. В мыслях его пронеслись десятки молитв; он торопливо поднес кинжал к губам и вложил его рукояткой в подготовленную выемку. Бог поймет его и простит за то, что он собирается сделать.

Укрепив кинжал, Дерри приподнялся на локтях и замер так; острие клинка было направлено в сердце.

Скоро все кончится. Он продержится так несколько секунд и упадет на сверкающую сталь. Даже Венцит не сможет предотвратить падения ослабевшего тела.

Дерри закрыл глаза. Руки у него задрожали. Он вспомнил тот давно прошедший день, когда они с Морганом, смеясь, скакали по полям Кандорского ущелья. Он вспомнил все битвы, всех скакунов, всех девушек, с которыми любился в стогах сена в отчем имении, свою первую оленью охоту…

И тут его тело стало опускаться.

 

Глава XX

«Господь отдал меня в руки, из которых не могу подняться»

[20]

Боже! Он не может этого сделать!

Как только острие кинжала коснулось груди, руки Дерри внезапно налились силой и отбросили тело вверх и в сторону, прочь от неминуемой смерти. С криком отчаяния он схватил клинок с пола, пытаясь перерезать собственные вены, глотку… Но все бесполезно — он не мог этого сделать, как будто невидимая рука сдерживала его усилия, не позволяя нанести тяжелое ранение.

Венцит! Венцит прав! Дерри не может убить себя!

Не в силах сдержать слезы, Дерри упал на живот и затрясся в беззвучных рыданиях; его рана горела, голова кружилась. Кинжал все еще был в его руках, и он исступленно вонзал его в покрывавшую пол солому, снова и снова, но постепенно затих. На смену ужасу пришло вялое безразличие.

Потом он очнулся. Или это только показалось ему. Он подумал, что проспал лишь несколько минут, когда что-то мягко коснулось его руки. Он содрогнулся, думая, что это Венцит пришел, чтобы снова мучить его, но прикосновение было легким и не принесло боли. Когда Дерри, набравшись храбрости, повернулся, он увидел человека в сером капюшоне, в задумчивости склонившегося над ним. Дерри почему-то не испугался его, хотя не знал, кто это.

Он хотел уже что-то спросить, но незнакомец покачал головой и предостерегающе приложил к его губам холодные пальцы. Из-под капюшона на Дерри смотрели странные серо-серебристые глаза; пряди выбившихся волос тоже казались серебристыми или даже — золотистыми, Дерри никогда ничего подобного не видел. Но потом его видение стало расплываться, мысли затуманились, и он вновь потерял сознание.

Очнувшись, он ощутил прикосновение рук незнакомца, и каждое касание облегчало боль в его ранах. Он не видел гостя, только чувствовал, как тот приподнял его правую руку и, ощупав что-то холодное на мизинце Дерри, тяжело вздохнул. Юноша не мог даже пальцем пошевелить. А когда незнакомец выпрямился, у Дерри снова все поплыло и закружилось в голове, и он уже не знал, вправду ли он видит сияние вокруг головы этого человека, или это только галлюцинация. Почему-то это даже не казалось ему важным.

Потом этот человек двинулся к выходу, напоследок как-то странно посмотрев на него, и когда он достиг двери, Дерри показалось, что он исчез, не открывая ее, а там, где только что стоял незнакомец, вспыхнуло глубокое сияние. Юноша, как во сне, подумал, что стал свидетелем чего-то необъяснимого, но его голова в изнеможении клонилась вниз, и он уснул.

* * *

Дерри не знал, что армия Келсона рядом, близ Линдрутского плато. Келсон хотел достигнуть предполагаемого места битвы до темноты, и королевская армия давно уже была в пути. Дозорные и разведчики высылались вперед, чтобы опасность не застигла армию врасплох. Но за первые три часа они не обнаружили ничего необычного. Тем неожиданнее оказалось известие, вдруг принесенное ими.

Один из патрульных отрядов, ехавший впереди, немного отклонился к западу и там обнаружил кучку пеших вооруженных солдат, скрывавшихся в поросшем кустарником ущелье. Не желая выдать свое присутствие, разведчики сочли за благо скрыться и не смогли рассмотреть форму солдат, однако они были уверены, что в засаде около пятидесяти человек, судя по стальным копьям и пикам, что блестели в солнечных лучах.

Разведчики вернулись и сообщили об увиденном Келсону. Молодой король нахмурился, пытаясь разгадать вражеский план. Засада могла быть просто тактической уловкой — какой урон способна нанести такая горстка воинов армии Гвиннеда? Это же самоубийство — если только в решительную минуту этим сидящим в засаде воинам не придет подкрепление.

После краткого раздумья Келсон позвал генерала Глодрута. После возвращения из Ренгартского ущелья он был в королевском лагере. Проверив боевой порядок и отдав распоряжения Глодруту, юный главнокомандующий направился на поиски Моргана.

Генерал-Дерини ехал во главе центральной колонны на белом коне, в сопровождении Дункана, Нигеля и епископа Кардиеля. Морган расспрашивал испуганного юного разведчика, который, казалось, с трудом удерживал своего разыгравшегося коня. Рядом собралось еще полдюжины наездников; судя по флажкам и кожаным плащам, это тоже были разведчики. Кардиель нервно теребил концы поводьев. Только Нигель заметил подъехавшего короля. Келсон поразился, заметив, что Дункан сжимает изорванный обрывок флага с малиновой розой и спящим львом — символами рода Мак-Лайнов. Он посмотрел на Моргана — в его серых глазах был немой вопрос.

— Не могу сказать вам, что случилось, мой принц, — сказал Морган, подъезжая к Келсону и натягивая поводья. — Кто-то оставил нам это не слишком вежливое предупреждение. Этот флаг принес Добс, — он указал на кусок шелка в руках Дункана. — Но толком ничего сказать об этом он не может. Надо бы расследовать это дело получше.

— Думаете, это ловушка? — спросил Келсон, посмотрев на знамя и поежившись. — Добс, как ты это нашел?

Добс растерянно посмотрел на короля, потом, сжав поводья в левой руке, перекрестился, весь дрожа.

— Бог им судья, государь, это… Я даже говорить об этом не могу, — произнес он срывающимся голосом. — Это было так ужасно, так противно… Государь, давайте уйдем из этого места, пока не поздно, нам с ними не сладить, если они выделывают со своими врагами такое.

— Можешь идти, — сказал Морган, прерывая дальнейшие расспросы.

Дернув за поводья, он поехал в гору, и за ним Келсон, Дункан и все остальные. Варин с двумя своими людьми уже ждал наверху. С ними был и епископ Арилан. Привстав в стременах, он осматривал плато. Когда подъехали остальные, Варин поприветствовал их коротким кивком.

— Скверный вид у этого местечка, государь, — тихо сказал он. — Смотрите, сколько здесь воронов и грифов. Так и ходят кругами возле самой земли. Не нравится мне это.

Келсон посмотрел в том направлении, куда указывал Варин, — и чуть не вскрикнул от ужаса. Внизу, на плато, в зарослях кустарника, стояло множество вооруженных людей. Они отбрасывали длинные тени, их шлемы и доспехи блестели на солнце.

Но они не двигались, хотя хищные птицы, сытые и ленивые, сновали прямо у них над головами. Дальше к западу, в ущелье, где побывали разведчики Келсона, небо было черным от летучих хищников. Догадаться, что это значит, было нетрудно. Келсон опустил голову и вздохнул.

— А… а знамена наши? — слабым голосом спросил он.

Один из помощников Варина опустил подзорную трубу и вздохнул.

— Похоже, что так, государь. Там все — мертвые. — Он сам поежился от своих последних слов.

— Довольно, — сказал Морган, понимая, что распоряжаться здесь лучше ему. — Венцит оставил нам жуткое послание — это ясно. Надо прочесть его. Нигель, дайте сигнал эскорту, чтобы они присоединились к нам. Остальные — за мной.

С этими словами он пришпорил коня и начал спускаться по склону в сопровождении Дункана и епископов. Келсон неуверенно посмотрел на Нигеля, ждавшего, кажется, чтобы его царственный племянник подтвердил распоряжение Моргана, и, кивнув, поскакал вслед за остальными. Рядом с ним ехал Варин. Нигель отправился за эскортом.

Склон был пологим, но лошади сбивались, чувствуя в воздухе дыхание смерти. Некоторые из коней шарахались при виде огромных черных птиц, спускающихся к самой земле.

Кто эти окруженные страшными птицами мертвецы, было уже всем понятно по одежде на них — голубой с серебром и малиновой — цвета Кирни и Кассана. Каждое тело было насажено на деревянный кол, вбитый в землю. Некоторые, менее других защищенные доспехами, стали уже почти целиком добычей птиц. Воздух был полон зловонием разлагающихся тел и птичьего помета.

Келсон стал белее, чем перо на его шлеме. Остальные выглядели не лучше; все молчали. Дункан, покачав головой, закрыл глаза, и даже Варин на мгновение застыл в седле, как будто потеряв сознание от ужаса. Кардиель прикрыл рот и нос белым платком, подавляя тошноту. Чуть придя в себя, он печально посмотрел на Келсона.

— Государь… — Голос Кардиеля сорвался, но он начал снова: — Государь, что ж это за люди, которые могут учинить такое? Есть ли у них душа? Может быть, он вызывает магией черных демонов, и они ему служат?

Келсон покачал головой.

— Нет здесь никакой магии. Он рассчитывает на то, что нас охватит человеческий ужас. И это куда страшнее, чем та магия, которую он мог бы применить против нас.

— Да, но это…

Морган осадил испугавшуюся лошадь и проглотил комок в горле.

— Венцит знает, как напугать людей, — тихо сказал он. — Увидеть своих близких, изуродованных смертью, разложившихся, — что может быть страшнее? Человек, который устроил это…

— Не человек — Дерини! — вдруг воскликнул Варин, повернув коня и яростно взглянув на Моргана. — Только безумный Дерини! Государь! — В его глазах вспыхнул фанатичный огонь, которого Келсон не думал больше увидеть. — Вы теперь видите сами, что такое Дерини! Ни один человек никогда не сделал бы такого со своими врагами! Только Дерини на такое способен. Я говорил вам, что им нельзя верить…

— Вы забылись, Варин! — крикнул, прерывая его, Келсон. — Я тоже поражен тем, что мы здесь видим… Но к нашему общему позору, таких ужасов более чем достаточно и в человеческой истории. Вообще, я до поры запрещаю обсуждать вопрос о Дерини. Ясно?

— Государь! — смущенно начал Варин. — Вы не так меня поняли. Я не имел в виду вас…

— Его величество знает, что вы имели в виду, — примирительно сказал Арилан, поправляя седельную сумку. — Гораздо важнее, однако, другое…

Он задумчиво посмотрел на стоящие трупы — и вдруг резким движением сбросил свой плащ ни спину лошади и спешился. Под недоуменными взглядами остальных он потянул за край плаща ближайшего к нему мертвеца. После минутного размышления он подошел к другому трупу и сделал то же самое. С озабоченным лицом он обернулся к Келсону и другим, все еще стоявшим без движения.

— Государь, не могли бы вы подойти поближе? Тут очень странная вещь.

— Подойти и посмотреть на покойника? Арилан, я не вижу нужды смотреть на них вблизи. Они мертвы. Разве этого мало?

Арилан покачал головой.

— Нет, вы должны увидеть. Морган, Дункан, подойдите тоже. Я думаю, они уже были мертвыми, когда их принесли сюда, — должно быть, их убили в бою. У всех страшные раны, а на земле крови очень мало.

Обменявшись взглядами, Морган с Дунканом спешились и подошли к Арилану. Келсон, помешкав, направился за ними. Тем временем Нигель с вооруженным эскортом спускался с вершины холма, тоже ужасаясь открывшейся взору картиной. Генералы, оставшиеся наверху, гадали, что же случилось в долине. Нигель спешился, Арилан пригласил его присоединиться к ним и перешел к третьему телу.

— Вот смотрите. Теперь я уверен, что так и есть. Столько ран — а на одежде ни капли крови. Они даже переодели их, чтобы лучше было видно на расстоянии. Из чего следует, — он поднял шлем следующего мертвеца, — вовсе даже не обязательно, что все эти люди — наши.

Когда он скинул шлем на землю, все ахнули: под ним была пустота. Тело было без головы; только почерневшие сгустки крови и плоти предстали перед их глазами. Арилан перешел к следующим фигурам, но результат был тот же — все тела были обезглавлены. Тяжело дыша, Арилан снимал шлем за шлемом с безглавых плеч. В ужасе он отвернулся и ударил себя кулаком по ладони.

— Да черт их всех подери! Я знал, что для них нет ничего святого, но такого я и от Венцита не ожидал!

— Это… это работа Венцита? — с трудом произнес Нигель.

— А чья же еще?

Нигель с недоверием покачал головой.

— Боже мой, здесь человек пятьдесят. — Его голос охрип от ужаса. — И, похоже, у всех отрублены головы. Эти люди были нашими друзьями, нашими товарищами по оружию! Хотя… Мы даже не знаем, кто они…

Он замолчал и растерянно оглянулся. Келсон бросил быстрый взгляд на Моргана. Если не считать того, что он нервно сжимал и разжимал руки, генерал-Дерини казался спокойным; Дункан тоже скрывал свои чувства — хотя Келсону трудно было даже вообразить себе, чего это ему стоило. Морган заметил взгляд Келсона и, легко коснувшись его плеча, двинулся навстречу остальным.

— Мы должны похоронить этих людей, джентльмены, или хотя бы предать тела огню: закопать их всех у нас просто нет времени. Нас заметят на плато — и на равнине тоже. Келсон, — он повернулся к королю, — как вы думаете, не следует ли сообщить людям о том, что случилось?

— Конечно.

— Я согласен, — кивнул Морган. — Но нужно обязательно добавить, что умерли все эти люди прежде, чем их принесли сюда, и умерли они во всяком случае в честном бою, их не прикончили как диких зверей.

— Это правильно, — поддержал Арилан. — Это должно напомнить солдатам, за что и с кем мы воюем. Такими средствами Венцит приблизит свой конец.

Келсон кивнул. Кажется, он начал приходить в себя.

— Отлично. Дядя Нигель, позовите своих людей, пусть приготовят погребальный костер.

— Конечно, Келсон.

— Варин, если бы вы с вашими людьми осмотрели окрестности…

Варин поклонился в седле.

— Как прикажете, государь.

— А вы, Арилан и Кардиель… Времени для подобающей панихиды нет. Но может быть, вы и ваши собратья скажете несколько слов перед тем, как предать тела огню. А если вы опознаете кого-нибудь, хотя, конечно, трупы обезглавлены, я понимаю, но… — он вздрогнул и отвернулся, — буду вам благодарен.

Опустив голову, Келсон пошел к своему коню, стараясь не смотреть больше на ужасное зрелище. Когда он поехал в гору в сопровождении генералов и епископов, Арилан посмотрел ему вслед, посмотрел вслед Варину, его людям и Кардиелю, ехавшим через плато к долине. Воины из эскорта Нигеля спешились и начали снимать и укладывать обезглавленные тела. Пока солдаты пробирались сквозь полные мертвецов заросли, Арилан подошел к Моргану и Дункану и, став между ними, положил руку каждому на плечо.

— Наш молодой король страшно потрясен этим, друзья мои, — тихо сказал он, глядя, как солдаты прокладывают себе дорогу в жуткой чаще из кустов и кольев. — Как это скажется на нем?

Морган хмыкнул и сложил руки на груди.

— У вас просто талант задавать вопросы, на которые я не могу ответить. Как подействует это на любого из нас? Знаете, что меня беспокоит больше всего?

Арилан покачал головой, и Дункан удивленно посмотрел на него.

— Вот что, — тихо начал Морган, — эти тела… Судя по всему, это мертвые торентские солдаты в кассанской форме, но ведь, может быть, и не торентские. — Он прервался, глаза его сузились. — И кто-то где-то знает, кто эти люди. А самое страшное — тела здесь, а где-то в другом месте головы. Так вот — что будет, когда мы их найдем?

* * *

Их продвижение вперед отложилось еще на час, а потом каждая колонна отдала последние почести дымящимся погребальным кострам. Среди солдат ходили, конечно, тревожные разговоры; такое надругательство над телами погибших вызвало гнев людей, они были готовы немедля ринуться в бой. Теперь ни у кого не было сомнений в злодействе Венцита Торентского. Такой человек не заслуживает пощады от гвиннедского короля. Битва поутру будет жестокая и кровавая, это ясно.

Армия двинулась дальше, оставив позади два пепелища, окутанных густым, жирным дымом.

Больше ничего подобного они не встретили. Быть может, враги сочли, что придуманного ими устрашающего зрелища будет довольно для того, чтобы внести страх и смятение в ряды королевской армии. Как бы то ни было. Келсон был рад, когда они достигли наконец места, где было решено разбить лагерь.

Сгустились сумерки; после этого долгого и тяжелого дня все нуждались в хорошем отдыхе.

Потребовалось три часа, чтобы разбить лагерь. Келсон, лично убедившись, что лагерь надежно укреплен, удалился ужинать в свою палатку. Его сопровождали Морган, Дункан и Нигель. За ужином все они говорили о каких-то пустяках, не желая припоминать подробности прошедшего дня. Когда бокалы наполнили в последний раз, Келсон встал и, подняв кубок, движением руки попросил встать всех остальных.

— Друзья, последний тост. За завтрашнюю победу!

— И за короля! — добавил Нигель, прежде чем Келсон поднес кубок к губам. — Да царствует он долго и счастливо!

— За победу и короля! — повторили другие, поднимая бокалы.

Келсон слегка улыбнулся, осушил кубок и сел, откинувшись в кресле. Он озабоченно посмотрел на своих гостей и, покачав головой, вздохнул.

— Знали бы вы, как я устал. Но неважно. Часовые расставлены… Морган, могу я попросить вас об одном одолжении?

— Разумеется, мой принц.

Келсон кивнул.

— Хорошо. Я бы попросил вас разыскать леди Риченду и сказать ей, с чем мы столкнулись сегодня, — в общих чертах, конечно. Она очень чувствительная леди. Скажите ей, что мое отношение к ней не изменится, если она не пожелает завтра встретиться со своим мужем.

— По всему, что я слышал, — кашлянул Дункан, — вы выбрали для этого не лучший момент. Леди Риченда, может быть, и чувствительная леди, но довольно упрямая.

Келсон улыбнулся.

— Я знаю и отчасти понимаю ее настойчивость — ведь ей кажется, что она действует на благо гвиннедской короне. Морган, дайте ей понять, с кем мы имеем дело. Я не вправе просить ее помощи после всего, что мы видели. Я не могу позволить ей пойти на это.

— Я сделаю что смогу, мой принц, — кивнул Морган.

— Благодарю вас. А вам, Нигель, буду признателен, если мы с вами пойдем и посмотрим северные укрепления. Я в них не вполне уверен, и мне нужен ваш совет.

Когда Келсон с Нигелем удалились, Морган также покинул королевский шатер. Его и обрадовало, и смутило поручение Келсона, поскольку он не был уверен, что сможет увидеть Риченду вновь, после их краткой, но так поразившей его встречи в Дхассе. Он всей душой, конечно, стремился к встрече с ней, но чувство чести удерживало его от любого неосторожного шага. Морган напоминал себе, что не должен испытывать слишком, больших чувств к жене другого человека — тем более если завтра он может этого человека убить.

Но сейчас от него ничего не зависело. Он получил приказ короля и должен повиноваться.

По дороге к ставке епископа Кардиеля он испытывал странное чувство душевного подъема. Епископа не было — должно быть, он осматривал расположение войск вместе с Варином и Ариланом, но епископская охрана пропустила Моргана. Перед голубой палаткой Риченды горели факелы; изнутри мерцал более мягкий свет восковой свечи. Перед тем, как подойти ко входу в палатку, Морган нервно сглотнул слюну и прочистил горло.

— Миледи графиня? — мягко окликнул он. Занавесь отдернулась, и в проеме появилась высокая темная фигура. Сердце Моргана вздрогнуло на мгновение — и сразу же успокоилось. Это была монахиня, а не леди Риченда.

— Добрый вечер, ваша светлость, — сказала святая сестра, опустив голову. — Ее светлость укладывает спать молодого господина. Вы желаете поговорить с ней?

— Если позволите, сестрица. У меня к ней дело от короля.

— Я скажу ей, ваша светлость. Подождите здесь, пожалуйста.

Когда монахиня удалилась, Морган, отвернувшись, стал смотреть в темноту, окружавшую пятно факельного света. Через несколько мгновений у входа в палатку появилась вторая фигура. Леди Риченда была в белом платье, поверх которого была наброшена голубая мантия. Огненно-рыжие волосы свободно ниспадали на плечи. Свеча в серебряном подсвечнике бросала золотистый отблеск на ее лицо.

— Миледи, — поклонился Морган, стараясь не смотреть ей в глаза.

Риченда сделала реверанс и склонила голову.

— Добрый вечер, ваша светлость. Сестра Люки сказала про какое-то поручение от короля?

— Да, миледи. Думаю, вы слышали о том, что случилось сегодня днем по пути?

— Да, — женщина опустила глаза. — Входите, пожалуйста, ваша светлость. Если вас увидят стоящим возле моей палатки, это, боюсь, не пойдет на пользу вашей репутации лорда Дерини.

— Поэтому вы предлагаете мне войти в нее, миледи? — улыбнулся Морган, закидывая голову.

— Сестра Люки примет вас, как подобает, ваша светлость, — ответила она, также слегка улыбнувшись. — Извините меня, я сейчас появлюсь, только взгляну, уснул ли мой сын.

— Конечно.

Палатка была отделана королевским голубым шелком; сквозь него была видна свеча ушедшей за загородку Риченды. Второе помещение занимала сестра Люки; там, где находился он, было два складных стула, четыре маленьких сундучка и канделябра с желтыми свечами в центре комнаты. Пол был застлан ковром, спасавшим от сырости, но довольно простеньким. Судя по всему, все это было из запасов епископа Кардиеля. Он надеялся, что леди и ее ребенок не испытывают здесь слишком больших неудобств.

Риченда, вернувшись, опустилась в кресло и поднесла палец к губам, слегка улыбаясь.

— Он уснул, ваша светлость. Не хотите ли посмотреть на него? Знаете, ему всего четыре, но я, признаться, ужасно им горжусь.

Видя, что ей хочется этого, Морган кивнул и последовал за ней во внутренние покои. Сестра Люки, перебиравшая постельное белье, заметив их, поклонилась, будто намереваясь уйти, но Риченда покачала головой и указала Моргану на маленькую кроватку, где спал ее сын.

Брэндан унаследовал рыже-золотистые волосы матери и, сколько Морган мог заметить, был мало похож на своего отца Брэна Кориса. Только в форме носа чувствовалось фамильное сходство, а в остальном он походил на мать. Черты его лица были даже слишком нежными для мальчика. Густые длинные локоны подобно паутине покрывали его щеки; эти яркие растрепанные волосы, которые он впервые увидел близ гробницы Святого Торина, сейчас, при свечах, казались золотыми. Цвет глаз мальчика Морган не запомнил, но почему-то был уверен, что они голубые.

Мать мальчика, улыбаясь, склонилась над кроваткой, поправила одеяло и дала Моргану знак следовать за ней во внешнюю комнату. Покидая спальню, Морган не мог не заметить еще одной кровати, покрытой голубым и кремовым шелком, и не без труда заставил себя выбросить это из головы.

Риченда повернулась к нему.

— Я благодарна вам за то, что вы пришли к нам, ваша светлость, — сказала она, опускаясь в одно из кресел и предлагая ему занять другое. — Признаться, мне не хватает общества в последние дни. Сестра Люки очень мила, но она говорит совсем не то, что требуется. Остальные предпочитают не иметь дела с женой предателя.

— Даже когда сама она верна короне и к тому же — молодая и беспомощная женщина?

— Как видите.

Морган опустил голову, думая, что сказать этому прекрасному созданию, к которому его так влекло.

— Ваша родина похожа на Корвин? — осторожно начал он, вставая и начиная расхаживать по комнате.

Риченда наблюдала за ним с невозмутимым лицом.

— Отчасти. Хотя не такая холмистая. Вы знаете, вам достались лучшие в этой части страны горы. Правда, Брэн говорит, что… — Она осеклась и после некоторой заминки продолжила: — Мой муж говорит, что у нас в Марли хорошие земли, лучшие во всех одиннадцати королевствах. Знаете, в Марли никогда не было настоящего голода — больше четырехсот лет, даже когда всюду стояла засуха, и был мор. Марли это обходило стороной. Я думала, что это знак милости Господней.

— А теперь не думаете?

Риченда посмотрела на свои сцепленные на коленях руки и пожала плечами.

— Ах, прошлого, я думаю, ничто не отменяет, и даже сейчас, когда Брэн… Но что это я? Мы возвращаемся все к тому же предмету, не так ли? А я думаю, что в канун битвы вы меньше всего хотите говорить об изменнике. Зачем же вас послал король, ваша светлость?

— Отчасти из-за случившегося сегодня, миледи, — ответил Морган после небольшой паузы. — Вы сказали, что слышали об этом. Уверены ли вы, что слышали достаточно?

— Обезглавленные трупы, насаженные на колья, — прервала она его. — Целехонькая кассанская форма на израненных телах. — Она посмотрела ему в глаза. — Король послал вас узнать, как я думаю, не мой ли муж сделал это, ваша светлость? Вы хотите, чтобы я сказала, способен ли Брэн на подобное? Вы отлично знаете, что я была последнее время под королевским надзором и не могу этого знать.

Морган вздохнул, пораженный направлением ее мыслей и прямотой, с которой она все высказала.

— Простите, миледи, но вы ошибочно судите и обо мне, и о короле. Никто и подумать не может, что вы знали о планах вашего мужа. Судя по всему, и планов-то никаких не было, все решил случай. Тот, кто заранее замыслил измену, не оставит в опасности жену и сына. Если вам показалось, что мы сомневаемся в вашей верности, простите. Я неточно выразился.

Риченда долго, не сводя глаз, смотрела на него, потом вновь перевела взгляд на свои сложенные на коленях руки. Ее обручальное кольцо слабо блестело при свете свечи.

— Простите меня и вы. Я не должна была давать волю чувствам. Ни вы, ни король не заслужили моих упреков. — Ее голос стал твердым. — А что до Брэна, не знаю, правы вы или нет. Надеюсь, что он ничего заранее не замышлял. Я знаю, что за всем этим стоит. Это… это амбиции. Даже наш брак был заключен во многом для того, чтобы присоединить к Марли новые богатые земли, — это было мое приданое. Но если он не идеальный муж, то уж отец хороший. Брэндана он любит, какими бы ни были наши отношения, — она покачала головой. — Ну конечно, особой страсти между нами никогда не было. Мне казалось, что он со временем полюбил меня по-своему. Но теперь, после того, что случилось, это уже не имеет никакого значения.

— Вы по-прежнему думаете встретиться с ним? — мягко спросил Морган, не желая больше обсуждать ее отношения с мужем.

Риченда пожала плечами.

— Ничего не могу сказать, милорд. Если он знал и принял то, что мы видели сегодня, то, что бы я ни сказала сейчас, скорее всего не будет иметь для него большого значения. Может быть, он прислушается к мольбе ради Брэндана. Я все же хочу попытаться, если король позволит.

— Это ненужный риск, миледи.

— Может быть. Но мы должны, каждый из нас, сыграть свою роль до конца. Я — жена изменника и должна просить о милости к нему. И еще: я не могу заставлять короля оскорблять моим присутствием армию. Как бы все ни закончилось, у нас с Брэнданом останется только опозоренное имя, мы — семья предателя. Не очень приятно осознавать это, не правда ли?

— Конечно, — прошептал Морган.

Риченда встала и повернулась к нему.

— А вы, ваша светлость, что вы надеетесь выиграть от всего этого? У вас могущественные силы, большая власть, король благоволит вам; и все это ставится на карту. Если Гвиннед проиграет, вам несдобровать. Венцит не терпит других Дерини в своих владениях, это известно.

Морган опустил глаза.

— Я не думаю, что могу объяснить вам это, миледи. Как вы, без сомнения, знаете, я уже бывал за свою жизнь чем-то вроде бунтовщика. Я никогда не делал секрета из моего происхождения и впервые использовал свои силы открыто, чтобы помочь королю Бриону сохранить трон шестнадцать лет назад. С тех пор я считал своим долгом открыто пользоваться своими силами в надежде, что когда-нибудь все Дерини будут свободны, как я. И вот ирония судьбы — разве сам я теперь свободен?

— Но ведь вы пользуетесь своими силами?

— Случается, — печально сказал он. — Но надо признать, что вреда от этого пока больше, чем пользы. Эти стычки с архиепископами — на коронации и потом, в гробнице Святого Торина… Может быть, если бы не магия, мы бы сейчас спокойно спали в своих постелях.

— Может быть, — согласилась Риченда. — Но тогда Келсон не был бы королем. А я не думаю, что вас и таких, как вы, тогда оставили бы в покое.

Морган хмыкнул и тут же поежился: он заметил, что Риченда не ответила на его улыбку.

— Извините, миледи. Я не привык к доброжелательному отношению. Большинство не в состоянии представить себе, как у меня выходит то, что я делаю. Бывает, я сам удивляюсь. Это иногда тяжело.

— Почему? Вы стыдитесь того, что делаете?

Морган поднял голову с некоторым удивлением.

— Нет. Если бы мне снова пришлось выбирать, думаю, я сделал бы тот же выбор. Конечно, сейчас это чисто теоретический вопрос, выбор давно сделан.

— Может быть. Хотя в серьезных делах мы полагаемся на свой прежний опыт… Вы считаете иначе?

— Ваша логика безупречна, миледи, — спокойно ответил Морган. — Но, быть может, проблема глубже, чем вам кажется. Мы, Дерини, немного отличаемся от других людей, вы об этом, должно быть, слышали.

— Чем?

Риченда, полуобернувшись к нему, улыбнулась. При свете свечей Морган увидел ее профиль как бы в золотом обрамлении. Через мгновение она повернулась к нему вновь, и ее лицо скрыла тень.

— Милорд, могу я исповедаться вам?

— Я не священник, миледи, — мягко сказал Морган.

Риченда сделала к нему несколько шагов, ее лицо все еще оставалось в тени.

— Благодарите Бога, что вы не священник, милорд. Ему бы я никогда не сказала то, что скажу сейчас вам. Это судьба свела нас, милорд. Провидение, воля Божья — назовите как хотите, хотя я думаю… О, не смотрите на меня так, милорд.

Морган замер при первых же ее словах и теперь ошеломленно уставился на нее в наступившей тишине. То, что сказала Риченда, не укладывалось в голове, это было поразительно, немыслимо. Он думал, что лишь сам чуть не потерял власть над своими чувствами. А теперь, оказывается, и Риченда…

Он отвел глаза, заставив себя собраться с мыслями.

— Миледи, мы не должны. Я… — Он замолчал и начал снова, подыскивая слова, которые, как он надеялся, она поймет: — Миледи, когда-то вы дали обет верности другому мужчине. Вы родили ему сына. Ваш муж жив. И, несмотря на ваши с ним отношения, вы… Риченда, я, может быть, убью вашего мужа завтра. Разве вас не ужасает это?

Она перешла на шепот:

— Брэн — предатель и должен умереть; я это знаю. Я печалюсь о том добром, что в нем было, и буду оплакивать его смерть. И я печалюсь, что у моего сына не будет отца, потому что его отец — Брэн. Но если по воле судьбы именно ваш меч, — ее голос стал еще мягче, — или ваши магические силы лишат его завтра жизни, я не возненавижу вас. Как я смогу? Ведь вы — в моем сердце.

— О, Боже мой, вы не должны говорить такого, — прошептал он, закрывая глаза, чтобы не видеть ее взгляда. — Мы не должны, мы не смеем… — Он совсем запутался и замолчал.

— О, должна ли я снять эти чары? — прошептала Риченда, беря его руку и поднося ее к губам.

Морган вздрогнул от ее прикосновения и заставил себя посмотреть на нее — а она тем временем взяла его за вторую руку. Когда она коснулась ее, их окружило яркое сияние; и внезапно их сознания слились воедино.

Риченда — Дерини. Чистокровная Дерини из древнейшего рода. Дерини — во всей красе и славе, обладающая — помимо воли — всей полнотой магической силы. Испытывая головокружительную радость духовного союза с ней, он поражался тому, как глубоко все это таилось; то, что лежало где-то в первооснове его сил, подсказывало ему, что он нашел вторую половину своего существа, которой не знал до сих пор. И что бы ни случилось завтра или когда-нибудь еще — он выдержит все, пока эта благословенная женщина рядом с ним.

Потом он увидел ее вновь глазами, а не сознанием, и отступил, в изумлении отдернув руки. Он долго смотрел на нее, спрашивая себя, уснула ли монахиня в соседней комнате, и молил Бога, чтобы это было так, потом опустил глаза и скользнул взглядом по ковру. Действительность вернулась, и вместе с ней — завтрашние проблемы.

— То, что сейчас случилось, — это делает для меня завтрашний день еще труднее, вы знаете, — неохотно прошептал он. — У меня есть обязательства, которые я взял на себя раньше, чем эта ноша легла мне на сердце. Ведь я сам виноват в том, что произошло.

— Но теперь у тебя есть за что воевать, — мягко сказала она.

— Да. И если мне завтра придется убить Брэна или способствовать его смерти…

— Мы оба будем знать, что ты сделал это ради правого дела, — договорила она.

— Будем ли?

Прежде чем она успела ответить, снаружи раздались шаги и послышались низкие голоса дозорных. Морган, вздрогнув, подошел к выходу и выглянул, чтобы узнать, в чем дело. Фигура человека в темном появилась из темноты и вошла в освещенный факелами круг перед палаткой. Это был Дункан, и, судя по выражению его лица, что-то случилось.

— Что такое? — спросил Морган, выйдя из палатки и закрывая собой вход.

Дункан, смущенно улыбнувшись, прочистил горло.

— Извини за беспокойство, но я был в твоей палатке и не нашел тебя. А ты нужен Келсону.

— Сейчас буду.

Обернувшись, Морган еще раз встретился глазами с Ричендой — они больше не нуждались в словах — и, поклонившись, вышел, чтобы последовать за Дунканом.

— Извини. Это заняло немного больше времени, чем я думал. Что у тебя?

Дункан принял бесстрастный вид, стараясь никак не обнаружить свое отношение к тому, что Морган так задержался.

— Никто толком не поймет… Может быть, ты поможешь нам? Там такие звуки, будто люди Венцита что-то строят.

— Строят? — Они проходили пост охраны, и Морган, уставившись на Дункана, чуть не забыл отдать приветствие.

Дункан пожал плечами.

— Идем, оттуда лучше слышно.

Когда они достигли северной границы лагеря, один из стражников последнего поста, покинув своих товарищей, направился в темноту, показывая дорогу. Морган и Дункан последовали за ним; последние несколько ярдов по его знаку они проползли по-змеиному на животе. На вершине гребня уже были Келсон, Нигель и двое разведчиков; все они лежали на земле и смотрели в сторону вражеского лагеря на равнине. К северу, сколько видел глаз, горели костры, а высоко в горах слабо светились башни павшей Кардосы.

Морган быстро окинул глазами плато, которое он сегодня уже дважды осматривал, потом устроился на земле рядом с Келсоном и толкнул молодого короля локтем.

— Что там такое они строят?

Келсон покачал головой и указал кивком на вражеский лагерь.

— Слушайте. Звук очень слабый, но когда ветер в нашу сторону, слышно лучше. Что это вам напоминает?

Морган прислушался, усилив слух магическим приемом. Сначала он расслышал только обычный гул военного лагеря: ржали лошади, перекликались часовые, гремела походная утварь, точились мечи.

Но потом он различил сквозь этот обычный шум другой — далекий и странный. Он закинул голову и закрыл глаза, чтобы слышать еще лучше, и наконец повернулся к Келсону со странным выражением на лице.

— Вы правы. Как будто кто-то рубит дерево. А иногда будто что-то режут.

— Вот и нам так показалось, — ответил Келсон, опираясь на руки подбородком и снова вглядываясь в ночь.

— Итак, что же Венцит строит? Что означает стук топоров и молотков среди ночи накануне битвы?

 

Глава XXI

«Созвал против меня собрание, чтобы истребить юношей моих»

[21]

День обещал быть не по сезону жарким, но позже, когда солнце достигнет зенита, а сейчас, на заре, воздух был свеж и прохладен. Гвиннедская армия занимала боевые позиции. Люди поднялись еще до рассвета, и офицеры в последний раз проверяли снаряжение и оружие. Священники обходили строй за строем, благословляя ратников. Последние наставления следовали за последними благословениями: так много нужно было сказать, и так мало было времени. На рассвете войско двинулось к полю битвы — колонна за колонной, ряд за рядом — почти две с половиной тысячи конных рыцарей и вдвое больше лучников и пеших солдат. Воины были молчаливы и строго выдерживали строй. Даже кони в неярком утреннем свете вели себя спокойно, не фыркали и не ржали, словно чувствовали, какой близится час.

Враг еще никак не обнаружил себя, хотя гвиннедские солдаты знали, что вражеское войско тоже готовится к битве меньше чем в миле отсюда. Когда солнце взошло, по рядам прошел гул недоумения — армия Венцита еще не заняла боевые позиции.

На правом фланге, на невысоком холме Келсон собрал своих советников, чтобы осмотреть поле будущего сражения.

Когда стало еще светлее, их глазам открылось неожиданное зрелище: вдоль передовой линии вражеских укреплений торчали пики, на которые были насажены человеческие головы. Варин и Нигель по очереди рассматривали лица убитых через подзорную трубу, но расстояние было слишком велико, к тому же лица уже тронуло разложение, чтобы их можно было опознать.

Зрелище это произвело удручающее впечатление на приготовившихся к битве гвиннедских воинов, хотя они и понимали, что сделано это Венцитом нарочно, чтобы устрашить их, запугать, и что вовсе не обязательно эти головы принадлежат кассанским пленникам. А все же наверняка это не было известно. Множество глаз было приковано к этой жуткой картине; кто-то проклинал Венцита, кто-то шептал молитвы. Последний час ожидания еще больше изнурил воинов, а их нервы и так были напряжены до предела.

Келсон тем временем был погружен в собственные заботы. Он рассматривал карту прямо в седле, держа в руке недоеденный сухарь, и одновременно слушал Моргана, что-то говорившего о резервных кавалерийских соединениях. Юный монарх казался спокойным и отдохнувшим, но взгляд Келсона становился тяжелым, когда он невольно устремлял его на эти надетые на пики головы перед неприятельским войском.

Не видно было ни Венцита, ни его офицеров, а колонны вражеских воинов стояли без строя ряд за рядом, освещенные восходящим солнцем.

Вскоре епископы Арилан и Кардиель покинули войска и поднялись на холм, к Келсону, встав рядом с Дунканом и генералом Глодрутом, вид у которого был весьма встревоженный. От короля их отделяли несколько ярдов. Первым передвижения во вражеском стане заметил Арилан. Он подъехал поближе и дотронулся до рукава Келсона, указав на вражеское войско: от него отделилась небольшая группа всадников, и скакавший впереди держал флаг парламентера.

— Нигель, какой у него герб? — спросил король, повернувшись в седле и доставая подзорную трубу.

— Не могу разглядеть на таком расстоянии, государь. Может быть, послать им навстречу отряд?

— Не сейчас. Посмотрим, что они собираются делать. Глодрут, пусть кто-нибудь из ваших людей будет наготове, чтобы в случае чего выехать.

Всадники остановились ярдах в четырехстах от своих позиций, и только тот, у которого был белый флаг, доскакал до середины поля. Келсон кивнул Глодруту, давая знак, чтобы он выслал своих людей навстречу, и, когда те выехали, поднес к глазам подзорную трубу, чтобы рассмотреть ожидающих на равнине всадников.

За знаменосцем следовали семеро. На четверых — это была вооруженная охрана — было снаряжение конных лучников. Ярко-оранжевые мундиры и нагрудные знаки — фурстанский олень на черном фоне — говорили о том, что это воины армии Венцита. Все они были бородаты, головы их были покрыты шлемами с оранжевыми перьями, за спиной у каждого висел короткий изогнутый лук, а у колена — короткий меч.

Остальные трое были не похожи на простых солдат. Один, как показалось Келсону, был монахом либо священником, о чем свидетельствовал длинный черный, наглухо застегнутый плащ; черный капюшон был надвинут на глаза. С ним было двое известных лордов, разряженных, как павлины, в шелка поверх доспехов. Одного из них Арилан узнал — это был герцог Лионель Арьенольский, родственник самого Венцита. Поверх кольчуги он накинул белый шелковый плащ, а сама кольчуга, отделанная золотом, сверкала на солнце. Черные как смоль волосы были заплетены в косу; шлем украшала герцогская корона, усыпанная драгоценными камнями.

Другой — тут лицо Арилана помрачнело — был Ридон из Восточной Марки. Арилан имел все причины испытывать особую неприязнь к этому чистокровному Дерини, хотя и не распространялся об этом. Поверх кольчуги на нем был накинут голубой плащ, расшитый золотом. Келсон не узнал этого человека, сколько ни разглядывал его.

Король опустил подзорную трубу. Два знаменосца встретились посреди поля в полумиле от него и, сдерживая разгоряченных коней, о чем-то договаривались. Король оглянулся на Моргана, который всматривался в передовую линию вражеского войска; там в это мгновение вырос целый лес ярких шелковых знамен. На вершине невысокого холма в центре вражеского лагеря собралась группа высокородных всадников. Морган хмыкнул, приблизив к глазам подзорную трубу.

— А вот и Венцит, — негромко сказал он, — самое время ему появиться. А слева от него, кажется, Брэн.

Келсон с минуту смотрел на группу, потом снова взглянул на Моргана.

— Морган, я думаю, нам лучше отказаться от мысли, что леди Риченда может как-то повлиять на Брэна Кориса. Женщине здесь не место. Я ни за что не позволю ей показаться здесь.

Морган пожал плечами и сунул подзорную трубу в карман.

— Думаю, что вам, мой принц, будет стоить весьма больших усилий отговорить ее. Я вчера ночью пытался, но… Это очень гордая женщина.

— Да, я знаю, — вздохнул Келсон. Он обернулся к Дункану, который, что-то сказав капитану охраны, подъехал к нему на своем чалом скакуне. Оба знаменосца уже галопом приближались к гвиннедским позициям, белые флаги развевались на ветру.

— Наши наблюдатели сообщают, что это барон Торваль Неттерхавенский, один из лучших офицеров Венцита. Он приехал на переговоры в сопровождении сильной охраны.

Келсон кивнул и повернулся к Моргану.

— Вы не предполагаете, какие условия собирается предложить Венцит?

— Нет, мой принц. В любом случае, эти условия, скорее всего, для вас неприемлемы. Судя по всему, с нами затевают какую-то игру. Я полагаю, что это очередная попытка оказать психологическое воздействие. Подумайте, что вы ему скажете.

— Не беспокойтесь.

Когда оба всадника приблизились, ряды воинов разомкнулись и несколько рыцарей Келсона окружили вражеского парламентера, чтобы сопровождать его к королю. Батистовая накидка посланника, расшитая драгоценными камнями, сверкала и переливалась на солнце, когда он, не спешиваясь, поклонился. На вид ему было лет двадцать.

— Келсон Гвиннедский?

— Слушаю вас. Говорите.

Молодой человек снова поклонился, елейно улыбаясь.

— Мое имя — Торваль Неттерхавенский, милорд, и я привез привет от моего господина, герцога Лионеля, родственника короля, — он кивнул в сторону небольшой группы всадников в центре поля.

— Его светлость герцог Лионель явился по повелению государя нашего, короля Венцита, дабы обсудить с вами условия предстоящей битвы. Он надеется, что вы с таким же, как у него, эскортом встретитесь с ним в центре поля для надлежащих переговоров.

— В самом деле? — с сарказмом переспросил Келсон. — А почему я должен вести переговоры с каким-то герцогом? Почему я должен рисковать своею жизнью, если ваш король не решается сделать это? Что-то я не вижу здесь, в поле, самого Венцита.

— Тогда пошлите кого-нибудь вместо себя, — бойко ответил Торваль, — я останусь заложником до их возвращения.

— Хорошо, — ледяным тоном ответил Келсон, смерив Торваля таким холодным взглядом, что молодой торентский лорд опустил глаза.

Келсон, посмотрев на Моргана и других своих военачальников, подобрал поводья.

— Хорошо, Мы вступим в переговоры с вашим герцогом Лионелем. Нигель, вы примете на себя командование до Нашего возвращения. Морган, вы и Арилан будете сопровождать меня. Отец Дункан и вы, Варин, проводите нас с эскортом. — Он взглянул на двух всадников, которые до этого сопровождали Торваля. — Сержант, проследите, чтобы наш добрый барон был безоружен, и следуйте за нами. Ваш кинжал, Торваль.

Торваль с усмешкой вытащил из-за пояса короткий кинжал и, отдав его, занял место между двумя рослыми всадниками, продолжая улыбаться, когда в сопровождении стражи тронулся вслед за Келсоном по склону холма. Воины расступались, приветствуя своего короля, но как только свита проезжала, ряды смыкались, и вновь устанавливалась тишина; Келсон и его спутники выехали на равнину.

Отъехав ярдов на четыреста, всадники эскорта остановились, натянув поводья, и только Келсон с Морганом и Ариланом продолжили путь к центру поля. В ту же минуту Лионель и Ридон покинули своих спутников и двинулись навстречу гвиннедскому королю. Утренний воздух был неподвижен, и только глухой стук копыт по земле нарушал тишину.

* * *

Келсон наблюдал, как двое всадников галопом приближаются к ним, и старался держаться прямее, спокойно сжимая поводья обеими руками. Однако его напряжение невольно передалось красавцу коню, и тот начал беспокойно переступать с ноги на ногу и натягивать удила.

Келсон взглянул на Моргана, но внимание генерала Дерини, казалось, было целиком поглощено приближающимися всадниками. Арилан, находившийся по левую руку от Келсона, был спокоен и безмятежен. Лицо его сохраняло столь бесстрастное выражение, что можно было подумать, будто епископ едет в церковь. Хотя, возможно, это спокойствие было кажущимся.

— Приветствую короля Гвиннеда! — воскликнул Ридон, слегка поклонившись, когда обе группы всадников поравнялись и остановили коней. — Не думаю, что вам хотелось бы беседовать с нами, а не с Венцитом. Однако мой король шлет вам сердечный привет.

Арилан смерил говорившего взглядом и сквозь зубы произнес:

— Придержите язык, Ридон. Если привет передаете вы, то вряд ли он может быть сердечным. Ваша репутация всем известна.

Ридон повернулся в седле и учтиво поклонился Арилану, пропустив его слова мимо ушей. Потом он мягким жестом указал на Лионеля.

— А это его светлость герцог Арьенольский, родственник Венцита, как вы, возможно, знаете. Я — Ридон из Восточной Марки. С лордом Ариланом мы знакомы… не будем говорить, с каких пор. А вот этот златоволосый человек не иначе, как сам знаменитый Морган. Мой господин шлет вам, ваша светлость, особый привет и подарочек.

Он полез за пазуху и извлек оттуда что-то, зажав в кулаке, затем тронул коня шпорами и подъехал к Моргану вплотную. Когда он протянул руку, Морган насторожился, но все-таки пристально смотрел на его медленно разжимающиеся пальцы.

— Думаю, это ваше, — бесстрастно произнес Ридон, на его ладони блеснула серебряная цепочка. — Венцит считает, что вам будет приятно получить эту вещь назад. Тот, кто ее носил в свое время, очевидно, кое-что значил для вас. Сожалею, что цепочка порвана.

Морган мгновенно понял, что держит в руке Ридон. Он молча, не снимая перчатки, протянул раскрытую ладонь, и, как только медальон коснулся его руки, Морган как будто ощутил мимолетное прикосновение Дерри. Посмотрев Ридону в глаза, он бесстрастно спросил:

— Дерри мертв?

— Нет. Хотя все может случиться, если мы не придем к соглашению.

— Вы что, угрожаете нам смертью Дерри? — буркнул Келсон.

Ридон зловеще усмехнулся.

— Не совсем так, мой юный друг. Нам стало известно, не важно, каким образом, что вы держите в плену некоторых весьма знатных особ, представляющих для нас определенный интерес. Мой господин, король Венцит, предлагает вам обмен: ваш Дерри, живой и невредимый, в обмен на наших людей.

— Я не имею понятия ни о каких торентских пленниках среди нас. А вы, Морган? — нахмурился Келсон. — Кого вы имеете в виду, Ридон?

— Разве я сказал, что они из Торента? Умоляю, простите мою неточность. Под пленниками я имел в виду графиню Марли и ее малолетнего сына, лорда Брэндана. Граф Брэн хочет вернуть свою семью.

Морган вытаращил глаза, а сердце чуть не выпрыгнуло у него из груди, но он не осмелился взглянуть на Келсона. Он чувствовал, в какое замешательство привело молодого короля это предложение, видел, что Келсон тоже просто оцепенел после этих слов Ридона. Но он также понимал, что король сейчас должен принять решение самостоятельно, независимо от того, что по этому поводу думает он, Морган. Он всем сердцем не желал, чтобы эта сделка состоялась, но он не мог и подписаться под смертным приговором Дерри. Его молодой гофмейстер заслуживал лучшей участи, хотя Морган и не мог ему ничем помочь в данный момент.

Морган сжал в кулаке медальон так крепко, что костяшки его пальцев, скрытые перчаткой, побелели; он не спускал твердого как камень взгляда с лица Ридона. Келсон неловко пошевелился в седле и после затруднительной паузы снова повернулся к Ридону. Арилан молчал, тоже считая, что Келсон должен сам принять решение, и знал, каким это решение будет.

— Вы предлагаете сделку, — осторожно начал Келсон. — Даже если мы согласимся на ваше условие, можем ли мы быть уверены, что Дерри, как вы говорите, жив и невредим?

Ридон отвесил изысканный поклон и указал на ожидающий в сотне ярдов от него эскорт. Он взмахнул рукой, и от группы всадников отделился человек в черном, тот, кого Келсон принял за монаха. Не доезжая несколько ярдов до Лионеля, всадник остановил коня и откинул капюшон. На мгновение его глаза встретились с глазами Моргана, но всадник в черном ничего не сказал. Никаких сомнений — перед ними был действительно Шон лорд Дерри.

Келсон смерил Ридона и Лионеля суровым взглядом и вызывающе проехал между ними, приблизившись к Дерри. Тот побледнел, и Келсон увидел, как пальцы юноши мертвой хваткой вцепились в высокую луку седла. Дерри знал, что поставлено на карту, и уже понял, каким будет окончательное решение.

— Это и правда вы, Дерри? — спокойно спросил Келсон.

— Увы, это так, государь. Я… Меня схватили сразу после того, как я узнал об измене Брэна. И я никак не мог вас предупредить. Извините.

— Я знаю, — прошептал Келсон. Он наклонился, чтобы дружеским жестом коснуться запястья Дерри, и отвел глаза.

Повернув коня, король приблизился к Лионелю и Ридону. Лицо его было совершенно белым на фоне малинового плаща, но руки уверенно и твердо сжимали поводья.

— Простите меня, Дерри, но вы, я надеюсь, поймете, что я должен так поступить. Я не могу допустить, чтобы женщин и детей использовали как пешки в грязной игре. — Он взглянул прямо в лицо Ридону. — Милорд, передайте вашему господину, что сделка не состоится. Леди Риченда с сыном действительно под моей защитой, и им ничто не угрожает, но я не могу ни просить их, ни позволить им отдать себя в руки моих врагов — даже ради спасения жизни одного из моих самых преданных и самых любимых лордов.

На лице Дерри мелькнула бесстрашная и немного вызывающая улыбка, прежде чем он покорно склонил голову.

Ридон кивнул.

— Я предвидел такой ответ, милорд. Я понимаю вас. Но, конечно, не могу обещать, что это не разгневает моего короля, и он найдет способ отомстить. Не в его обычае нарушать слово, данное тому, кто ему исправно служит. Боюсь, это ваше решение будет стоить вам недешево.

— Я готов к этому.

— Ну, хорошо же.

Ридон снова поклонился, они с Лионелем повернули коней и дали Дерри знак возвращаться к застывшим в ожидании стражам. Дерри в последний раз взглянул на Моргана, подчиняясь приказу и возвращаясь во вражеский стан. Он ехал, гордо подняв голову; Морган знал, что он едет навстречу своей смерти. Не в силах больше смотреть, генерал-Дерини развернул коня и поскакал к лагерю гвиннедского войска. Келсон и Арилан молча последовали за ним. Как и Дерри, они не оглядывались.

Дункан Мак-Лайн смотрел, как трое всадников приближаются к ним, по их виду догадываясь, что встреча оказалась безрезультатной. Он тоже узнал в третьем всаднике Дерри, разглядев его в подзорную трубу, и он понимал, какое решение придется принять королю Гвиннеда. Рядом с Дунканом с самодовольным видом сидел на коне лорд Торваль. Его батистовая накидка все так же сияла в лучах солнца. Молодое лицо его было безмятежным и даже радостным, руки свободно лежали на луке седла. На мгновение Дункану показалось, что молодой лорд не совсем в своем уме, так мало он, казалось, заботился о собственной безопасности. Справа от Торваля Варин нервно крутил рукоятку меча, глядя на происходящее у него перед глазами, извиваясь, как рыба на сковородке, от бессильного гнева. Оба стражника стояли немного позади, переводя взгляды с заложника на возвращающегося короля и его спутников. Внешне все выглядело мирно и спокойно, как во сне, но внезапно Дункан понял, что это еще не конец.

И вдруг началось. Когда возвращающиеся всадники отъехали от места встречи не больше, чем на дюжину ярдов, на передней линии вражеских позиций неожиданно закипела работа. Одновременно пятьдесят крепких столбов были быстро подняты и опущены в заранее выкопанные ямы. К каждому столбу на самом верху была крепко прибита перекладина, с которой по обеим сторонам столба свешивались веревки с петлями на конце. Когда столбы с глухим стуком встали в ямы, Дункан привстал в стременах, поднес к глазам подзорную трубу и сдавленно вскрикнул — не менее сотни пленников в голубых с малиновым, отделанных серебром кассанских мундирах вывели и поставили под перекладины.

В центре Дункан увидел развернутое кассанское знамя, знамя своего отца. А потом он увидел на невысокой платформе под одной из перекладин высокого седеющего мужчину, на накидке которого было изображение спящего льва и розы — герба Кассана. И когда на шею ему накинули петлю, Дункан окаменел — это был герцог Яред. Вражеский солдат намеренно медленно затягивал петлю вокруг шеи старика.

Оцепенев от ужаса, Дункан смотрел, как накинули петли на всех остальных пленников, руки которых были связаны за спиной. Он видел, как Морган, Келсон и Арилан остановились в поле в нескольких сотнях ярдов от своего лагеря, развернув коней и застыв в изумлении. Конь Келсона вдруг захрипел и поднялся на дыбы.

Торжествующий вопль донесся со стороны неприятельских позиций, и тотчас ноги несчастных потеряли опору и сто человек повисли на перекладинах, уже мертвые.

Гневный ропот прошел по всему гвиннедскому войску, и ряды смешались; воздух сотрясали гневные возгласы. А затем одновременно произошло три события. Варин вдруг со сдавленным криком выхватил меч и пронзил им бок все еще улыбающегося лорда Торваля, только на мгновение опередив Дункана; гнев и решимость читались на лице последнего Мак-Лайна, только что видевшего своими глазами жестокую гибель отца.

Келсон, с побледневшими от ужаса губами, хлестнул мечущегося коня, направляя его к своим позициям и подавая Варину и Дункану отчаянные сигналы к отступлению.

Но Морган, после секундного колебания, развернул коня и, пришпорив его, пустился вдогонку за отступающими Ридоном и Лионелем, вскинув сверкающий, как молния, меч.

— Дерри! — кричал он на скаку, побелев от гнева и беспомощной ярости. За его спиной отряды королевских воинов рвались вперед, готовые мчаться в атаку, но Морган не видел этого; он снова и снова выкрикивал имя друга.

Дерри обернулся на крик Моргана и, застыв с открытым ртом, осадил коня. Он взглянул на повешенных пленников, на Ридона и Лионеля, пустивших коней галопом, снова на Моргана, несущегося к нему во весь опор с мечом в руке и что-то кричащего на ходу.

Дерри развернул вставшего на дыбы коня и, рассчитав кратчайший путь, бросился навстречу Моргану прочь от Ридона и Лионеля. Но оба заметили это, они были слишком близко — не более чем в десяти ярдах от него, когда он пустился в бегство, и кинулись вдогонку. Дерри увидел, как Морган обогнал с тыла тяжеловесных торентских скакунов и теперь скакал голова в голову с гнедым конем Лионеля. Лучники эскорта зарядили и вскинули луки.

Лионель попытался обогнать Дерри и загородить ему дорогу, но Морган уже поравнялся с ним и резко свернул налево, так, что его конь с размаху ударил коня Лионеля. Лионель не удержался и вылетел из седла, а Морган тем временем устремился за Ридоном, не дожидаясь, пока Лионель поднимется и поймает поводья мечущегося коня. В это время лучники Ридона выпустили град стрел, которые отскакивали от стальных шлемов и кольчуг Моргана и Ридона, но лошади ничем защищены не были, и вот уже конь Ридона опустился на согнутых ногах, пораженный в глотку случайной стрелой. Ридон вскочил и бросился к Лионелю, который уже сидел на коне, делая лучникам отчаянные знаки прекратить стрельбу, но тут другая стрела поразила Дерри в спину, в тот самый миг, когда Морган уже догнал его, а лучники уже опустили свои луки. Морган перекинул бесчувственное тело Дерри через седло и помчался к позициям гвиннедского войска, в то время как Ридон и Лионель гнали единственного коня на восток. Изредка оглядываясь, Морган видел, как Ридон шлет ему проклятья, тоже оборачиваясь назад и крича что-то, но он не прислушивался, думая лишь о том, как быстрее доставить Дерри к своим.

Войско было в смятении. Воины рвались в бой, свирепо потрясая мечами и копьями, сверкающими в полуденном солнце. Келсон с решительным видом объезжал позиции, стараясь удержать офицеров, но даже он ничего не мог поделать. Над войском стоял гневный рев и лязг оружия — солдаты неистовствовали, жаждая отомстить за страшную смерть своих товарищей.

— Уберите оружие! — кричал Келсон. — Я приказываю вам! Вы что, не видите? Он хочет, чтобы мы атаковали первыми. Мечи в ножны! Я приказываю оставаться на своих местах!

Однако гул стоял такой, что никто не слышал его слов. В то время как центральные ряды раздвинулись, пропуская Моргана с безжизненным Дерри на руках, на левом фланге солдаты двинулись вперед без приказа, и офицеры уже не могли их удержать.

Келсон сделал последнюю напрасную попытку призвать их к порядку, потом развернул коня, выскочил им наперерез и внезапно остановился.

Он выпустил поводья, и конь встал как вкопанный. Привстав в стременах, король оглянулся и воздел руки к небесам, произнося при этом запретные слова — заклинание, которое слышал только ветер.

И когда он взмахнул руками, с кончиков его пальцев заструился малиновый свет, который, распространяясь во все стороны, встал светящейся стеной, прочертив на весеннем дерне яркую малиновую черту. Вырвавшиеся было вперед всадники пришли в смятение, испуганные кони стали как вкопанные, дико косясь на языки малинового пламени, скачущие над огненной чертой.

Никакого движения в стане неприятеля не наблюдалось. Ридон и Лионель вместе с вооруженной охраной достигли своих позиций как раз тогда, когда начались волнения в войске Келсона. Но Келсону было сейчас не до них. Он опустил руки и окинул воинов властным халдейнским взглядом, под которым солдаты покорно повернули своих коней и, вернувшись на свои места, снова построились в ряды, восстанавливая нарушенный порядок. Келсон вновь поднял руки и начал медленно опускать их ладонями вниз, словно усмиряя огонь, зажженный им. И когда он опустил руки, малиновый ореол, окружавший его наподобие королевской мантии, растаял и исчез. Король Гвиннеда снова был обычным человеком.

Никто не издал ни звука, пока Келсон, подобрав поводья, осматривал позиции врага. Долго смотрели вдаль его серые глаза, запоминая каждое знамя, каждую виселицу, каждое безжизненное тело. Через минуту король развернулся и возвратился к своему войску, величественный и властный. Оно встретило его мертвой тишиной. Но тут кто-то ударил мечом по щиту, и тотчас все подхватили этот приветственный звон; над войском поднялась грозная музыка стали. Келсон встал впереди своей армии с гордо поднятой головой и поднял руку, призывая к тишине. Морган, все еще с безжизненным Дерри поперек седла, стоял, пораженный всем этим, с удивлением наблюдая, как изменяется взгляд королевских глаз, как постепенно лицо короля обретает обычное выражение.

— Он мертв? — спокойно спросил Келсон.

Морган покачал головой и подозвал двоих оруженосцев, чтобы они помогли ему снять Дерри с коня.

— Нет, хотя дела его плохи. Капитан, позовите сюда Варина. Я думаю, его еще можно исцелить.

— Уж постарайтесь, — кивнул Келсон. — Морган, а что вы думаете об этом… представлении, устроенном для нас Венцитом?

Морган сосредоточился, немного удивившись, как Келсон легко забыл о том, что только что сделал, и вернулся к сути вопроса.

— Он хотел втянуть нас в битву прежде, чем мы будем к ней готовы, мой принц. И я думаю, это связано с тем, что он сам не готов к сражению. Во всяком случае, мне так кажется.

— И мне тоже, — кивнул Келсон. Он обернулся к Дункану: — Как вы себя чувствуете, отец Дункан?

Дункан поднял голову и хмуро посмотрел на Келсона, затем чуть заметно кивнул. Он уже спрятал меч в ножны, но руки у него были в крови заложника, убитого им и Варином. Он взглянул в сторону вражеского лагеря, на виселицы, на свои окровавленные руки.

— Я… я в гневе убил заложника. Я не должен был этого делать. Мне нужно отдать мой меч…

— Нет, — скорбно покачал головой Келсон. — Вы с Варином освободили меня от необходимости собственноручно лишить его жизни. Торваль знал, когда пришел сюда, что измена с их стороны будет стоить ему жизни.

— Что правда, то правда, — мрачно усмехнулся Дункан, — но я все равно не должен был так поступать, мой принц.

— Может быть, но это простительно. Я бы…

— Государь! Сюда едет Венцит! — крикнул кто-то.

Келсон вздрогнул и обернулся, как будто ожидал увидеть Венцита, ринувшегося в бой. Вместо этого он увидел отделившуюся от вражеского войска горстку всадников. Знаменосец держал штандарт Венцита с серебряным скачущим оленем на черном фоне. За ним следовали Лионель и Ридон, а дальше — худощавая горделивая фигура — это мог быть только Брэн Корис, а за ним и сам Венцит.

Всадники быстро приближались к центру поля, и Келсон, прищурившись, наблюдал за их передвижением.

— Это западня, — пробормотал Дункан, окинув всадников ледяным взором голубых глаз. — Они на самом деле не хотят никаких переговоров, это ловушка. Не верьте им, государь.

— А вы что скажете, Морган?

— Я согласен, что им нельзя доверять, мой принц. Но, боюсь, мы должны снова вступить в переговоры — хотя у меня не больше причин любить торентцев, чем у Дункана.

— Хорошо сказано, — кивнул Келсон. — Епископ Арилан, вы поедете с нами снова? Ваше участие было бы очень…

— Я поеду, государь.

— Хорошо. И вы, Дункан. Я хотел бы, чтобы вы тоже поехали, но при сложившихся обстоятельствах не могу вам приказывать. Вы можете на время смирить ваш гнев?

— Я не разочарую вас, мой принц.

— Тогда вперед. Нигель, вы снова остаетесь здесь и принимаете командование до Нашего возвращения.

Келсон, обмотав поводья вокруг левой руки, оглянулся на молодого пешего барона с королевским знаменем. Мрачно улыбнувшись, король приблизился к нему на коне, протянул руку и сомкнул пальцы вокруг древка. Барон на мгновение смешался, потом широко улыбнулся и помог королю поднять знамя и укрепить конец древка в стремени. Когда над королем поднялось знамя, гул одобрения прошел по рядам его воинов.

Утренний ветер развернул малиновый флаг, сверкнул на солнце золотой королевский лев, Келсон тронул коня шпорами и двинулся вместе с Морганом, Дунканом и епископом Ариланом на встречу со своим врагом — королем-Дерини.

 

Глава XXII

«Держат в руках лук и копье; они жестоки и немилосердны; голос их шумен, как море; несутся на конях, выстроившись, как один человек»

[22]

— Так это вы Келсон Халдейн, — произнес Венцит мягко и вежливо, в чрезвычайно изысканной манере, и Келсон тотчас же возненавидел его. — Я рад, что мы можем обсудить все вопросы не горячась, разумно, как взрослые люди, — продолжил Венцит и, пренебрежительно оглядев Келсона с головы до ног, прибавил: — Или почти взрослые.

Келсон до поры до времени не мог позволить себе ответить Венциту с тем сарказмом, на какой он был способен. Вместо этого он заставил себя повнимательнее приглядеться к Венциту, запоминая каждую черту этого рыжеволосого Дерини по имени Венцит Торентский.

Венцит восседал на своем блистательном золотистом жеребце так, как будто родился в седле, легко, без напряжения держа бархатные поводья, расшитые золотым узором. Наголовье уздечки было украшено раскачивающимся пурпурным пером, и когда золотистый жеребец кивал головой и фыркал на вороного коня гвиннедского короля, оно дрожало и колыхалось на ветру.

Сам Венцит тоже принарядился: он был закован в позолоченную кольчугу, закутан в пурпурную с золотом богатую парчовую накидку, увенчанную золотым, расшитым драгоценными камнями воротником; усыпанные жемчугом латы защищали его запястья. У него на руках были перчатки из хорошо выделанной кожи козленка. В довершение всего, тяжелая золотая цепь посверкивала на груди. Изысканной формы золотую корону украшали жемчужины и драгоценные камни золотисто-коричневых оттенков. Возможно, на ком-то другом такой наряд и выглядел бы нелепо, но на Венците он был великолепен.

Келсон невольно поддался на мгновение очарованию, исходящему от хитреца Венцита, но спохватился, вспомнив, кто перед ним, и выпрямил спину и еще горделивее поднял голову. Он окинул взглядом спутников короля торентского: рассерженного Ридона, елейного Лионеля; перевел глаза на предателя Брэна, который так до сих пор и не поднял головы, и опять переключил внимание на Венцита. Они встретились с чародеем взглядами, но Келсон не дрогнул, взор его был тверже кремня.

— Как я понял, вы считаете себя культурным человеком, — осторожно начал он, — но едва ли жестокое убийство сотни беззащитных пленников — признак высокой культуры.

— Да, это верно, — довольно-таки дружелюбно согласился с ним Венцит, — но я должен был показать, на что я могу пойти при необходимости, чтобы вы повнимательнее отнеслись к тому, что я намерен вам предложить.

— Предложить? — Келсон презрительно фыркнул. — Уж не думаете ли вы, что между нами возможны какие-либо соглашения после того, чему я только что был свидетелем? Вы что, считаете, что я не в своем уме?

— Нет, ни в коем случае, — засмеялся Венцит. — Я не настолько глуп, чтобы недооценивать угрозу, которую вы для меня представляете, хотя вы и переоцениваете свои возможности. Мне почти жаль, что вам предстоит погибнуть.

— Пока этого еще не произошло, я бы посоветовал вам сменить тему. Говорите, что вам нужно, Венцит. Время идет.

Венцит с улыбкой поклонился.

— Скажите, как там мой юный друг, лорд Дерри?

— А что с ним может случиться?

Венцит укоризненно щелкнул языком и покачал головой.

— Ну, Келсон, не считаете же вы меня глупцом? Зачем бы мне убивать Дерри? Да, я надеялся обменять его на семью моего лорда Брэна. Уверяю вас, лучники действовали без моего приказа и были наказаны. Дерри жив?

— Это вас не касается, — отрезал Келсон.

— Значит, жив. Хорошо, — кивнул Венцит. Он улыбнулся и посмотрел на свои перчатки, а затем снова поднял глаза на Келсона. — Очень хорошо; так вот что я хочу сказать: я считаю, что нет нужды в великой битве между нашими армиями. Зачем стольким людям гибнуть для разрешения наших разногласий?

Келсон подозрительно прищурился.

— Что же вы можете предложить взамен?

— Личный поединок, — ответил Венцит, — или, точнее, личный поединок между несколькими противниками. Смертельная магическая схватка — Дерини против Дерини: я, Ридон, Лионель и Брэн против вас и еще троих по вашему выбору. Думаю, это могут быть Морган, Мак-Лайн и, возможно, ваш дядя — это было бы разумно. Но вы, конечно, вправе выбрать сами, кого пожелаете. В старину такие поединки назывались колдовскими дуэлями.

Келсон нахмурился, взглянул сначала на Моргана, затем — на Арилана и Дункана. Он был озадачен предложением Венцита, и мысль о колдовской дуэли пугала его. Тут наверняка была какая-то ловушка. Надо выяснить — в чем же она состоит?

— Ваше преимущество в этом случае очевидно, милорд. Все вы обученные Дерини, большинство из нас — нет. Но мне кажется, вы не тот человек, который станет так рисковать, даже имея преимущество. Вы что-то недоговариваете.

— Вы подозреваете меня в обмане? — спросил Венцит, поведя бровью в притворном удивлении. — Что ж, ваши советники хорошо подготовили вас к разговору. И все же у этого способа разрешения споров есть еще одно преимущество. Если мы сейчас начнем битву, то цвет рыцарства с обеих сторон будет уничтожен. А зачем мне мертвое королевство — королевство, населенное только стариками, подростками, женщинами и детьми?

Келсон пронзительно посмотрел на вражеского короля.

— Я тоже вовсе не желаю потерять в битве моих лучших воинов. Если битва состоится, то ее последствия будут сказываться в течение нескольких поколений. Но я не могу вам доверять, Венцит. Если даже победа в поединке будет за мной, кто знает, что принесет следующая весна. Кто может поручиться…

Венцит захохотал, закинув голову, и его хохот эхом подхватили его спутники. Келсон поежился в седле, не понимая, что он сказал такого смешного. Взглянув на Моргана, он понял, что генерал знает, в чем дело. Он уже собрался что-то сказать, но тут Венцит перестал смеяться и приблизился на коне еще на несколько шагов.

— Простите меня, юный король, но меня тронула ваша наивность. Я предложил поединок до смертельного исхода. А потому побежденные едва ли могут представлять угрозу для победителей, разве что вы верите в воскрешение из мертвых.

Келсон нахмурился: о Венците Торентском давно ходили более чем странные слухи. Однако он отогнал от себя эти мысли, чтобы обдумать его слова о смертельном магическом поединке.

Его колебание, по-видимому, раздражало Венцита; он с недовольным видом подъехал вплотную к Келсону и, нагнувшись, положил руку на поводья его коня.

— Как вы уже заметили, Келсон, я нетерпелив. И я не выношу, когда мои планы кем бы то ни было нарушаются. Если вы думаете отклонить мое предложение, я советую вам выбросить это из головы немедленно. Напоминаю вам, что у меня в плену тысяча ваших людей. А смерть через повешение — еще легкая смерть.

— Что вы этим хотите сказать? — ледяным тоном спросил Келсон.

— Я хочу сказать, что если вы не примете мой вызов, то видимое вами час назад — ничто по сравнению с тем, что вы увидите. Если вы не примете мое предложение, то в сумерки двести пленников будут четвертованы на глазах вашего войска, а еще двести — живьем посажены на кол, как только взойдет луна. В общем, если вы хотите спасти их, то я не советую медлить.

Келсон побледнел, услышав, какая участь суждена пленникам, и, крепко сжав кулаки, выдернул поводья из рук Венцита. Он смерил его таким уничтожающим взглядом, что чародей отступил на несколько шагов. Келсон двинулся бы за ним, если бы Морган не удержал его и не загородил ему дорогу, став между ними. Келсон сердито посмотрел на Моргана, уже готовый приказать ему вернуться на место, но что-то в выражении лица герцога удержало его от этого. Глаза Моргана были холодны, как полночный туман, когда он встретил надменный взгляд Венцита.

— Вы пытаетесь подтолкнуть нас к поспешному решению, — негромко начал он. — Я хочу знать почему. Почему это так важно — чтобы мы приняли вызов на ваших условиях. — Он немного помедлил. — Почему вы так торопите с ответом?

Венцит надменно повернул голову в его сторону, как будто то, что Морган вмешался в их с Келсоном спор, привело его в ярость. Потом он скользнул пренебрежительным взглядом по всем остальным и с издевкой произнес:

— Вам следовало бы побольше узнать о Дерини, Морган, коли вы причисляете себя к ним. Если останетесь живы, посмотрите старинные кодексы чести нашего племени, которые даже я не преступаю. Он снова посмотрел на Келсона. — Келсон, я предложил вам официальную дуэль по правилам, принятым Советом Камбера более чем двести лет назад. Есть древние законы, которым я обязан повиноваться. Я спрашивал у Совета разрешения провести эту дуэль на тех условиях, которые я уже перечислил, и получил его, при условии, что будут присутствовать арбитры от Совета. Согласитесь, если в деле участвует Совет, здесь не может быть никакого подвоха.

Келсон сосредоточенно нахмурился.

— Совет Камбе…

Арилан в первый раз вмешался в разговор, оборвав Келсона на полуслове.

— Милорд, простите, что я вмешиваюсь, но его величество сейчас не готов ответить на ваш вызов. Вы должны понимать, что ему необходимо посовещаться со своими советниками, прежде чем дать окончательный ответ. Он не может поспешно принять вызов, от исхода которого зависит жизнь тысяч людей. Согласитесь, такие решения быстро не принимают.

Венцит повернулся к Арилану и начал его рассматривать, как будто перед ним было какое-то ядовитое насекомое.

— Если король Гвиннеда не может принять решение, не посовещавшись с подчиненными, то в этом его слабость, а не моя, епископ. Тем не менее, мое предупреждение остается в силе. Келсон, если до сумерек я не услышу желаемого ответа, две сотни ваших людей будут четвертованы на этом самом месте и еще две сотни — заживо посажены на кол с восходом луны. И так будет продолжаться до тех пор, пока все пленные не будут казнены, а потом я приму более суровые меры; так что лучше уж не сердите меня слишком.

С этими словами Венцит заставил лошадь сделать несколько шагов назад, затем развернул ее и галопом поскакал обратно, к своему лагерю. Его спутники последовали за ним в том же порядке. Келсон, застыв на месте, провожал взглядом удаляющиеся фигуры.

Он злился на Арилана за то, что тот прервал его, на Моргана — за то, что Аларик преградил дорогу, на себя — за свою нерешительность; но он не позволил себе заговорить об этом до возвращения в лагерь.

Спешившись возле своего шатра, он отдал приказ всем отрядам разойтись, потом жестом позвал за собой всех троих спутников. Сначала он хотел поговорить с епископом, но, войдя в палатку, они увидели там около дюжины людей, столпившихся вокруг распростертого на постели тела. Варин, весь в крови, склонился над Дерри, а сын Нигеля, Конал, стоял рядом с ним на коленях, держа в руках таз с водой, красноватой уже от крови. Бывший главарь мятежников вытирал окровавленные руки куском полотна. Глаза Дерри были закрыты, он мотал головой из стороны в сторону, как будто все еще испытывал сильную боль, хотя обломки расщепленной стрелы валялись на полу рядом с кроватью. Когда Келсон, епископ, а за ними Морган и Дункан вошли в шатер, Варин обернулся и приветливо кивнул. Он заметно устал, но глаза его победно сияли.

— Он поправится, государь. Я вытащил стрелу и залечил рану. Правда, его еще лихорадит, досталось же ему… Он зовет вас, Морган. Может быть, вы взглянете на него?

Морган быстро подошел к Дерри и опустился на одно колено, нежно положив ладонь на лоб юноши. От этого прикосновения Дерри открыл глаза и несколько мгновений глядел на потолок, а потом повернул голову и посмотрел на Моргана; в глазах его метнулась испуганная тень.

— Все хорошо, — пробормотал Морган, — ты в безопасности.

— Морган. Все хорошо. Я не сделался… — Он отпрянул и замер, как будто вспомнив что-то ужасное, затем вздрогнул, побледнел и резко откинул голову. Морган нахмурился и коснулся его висков кончиками пальцев; он попробовал применить свои силы, чтобы успокоить Дерри, но почувствовал такое сопротивление, какого никогда раньше не встречал.

— Расслабься, Шон. Худшее позади. Отдыхай. После сна ты будешь чувствовать себя лучше.

— Нет! Только не спать!

Казалось, одна мысль о сне привела Дерри в неистовство. Он начал мотать головой из стороны в сторону, да так, что Морган никак не мог установить с ним контакт. В глазах Дерри горел какой-то животный страх, и Морган понял, что он должен срочно вывести Дерри из этого мучительного состояния.

— Расслабься, Дерри, не сопротивляйся. Все хорошо. Ты в безопасности. Дункан, помоги мне успокоить его!

— Нет! Не усыпляйте меня! Не надо! — Дерри вцепился в полу плаща Моргана и стал вырываться еще отчаянней, когда Дункан схватил его за руки. — Отпустите меня! Вы не понимаете. Боже, помоги мне, что мне делать?

— Все хорошо, Шон.

— Нет, вы не понимаете! Венцит…

Взгляд его совсем обезумел, и он опять вцепился в плащ Моргана, несмотря на попытки Дункана удержать его руки…

— Морган, послушайте! Говорят, Дьявола нет, но это неправда! У него рыжие волосы, и он зовет себя Венцит Торентский! Но это ложь. Он и есть сам Дьявол! Он заставил меня… он заставил меня…

— Не сейчас, Дерри, — Морган покачал головой, прижав Дерри за плечи к постели, — не сейчас. Поговорим об этом позже. Ты слишком слаб от раны и пережитого в плену. Тебе нужно отдохнуть. Тебе будет лучше, когда проснешься. Я тебе обещаю, с тобой ничего не случится. Поверь мне, Дерри.

Морган говорил и говорил, все больше овладевая слабеющей волей Дерри, пока тот не откинулся безвольно на постель, закрыв глаза. Морган разжал его пальцы, освободив свой плащ, уложил Дерри поудобнее и поправил подушку у него под головой. Конал, который все это время был рядом, принес меховую полость, и Морган осторожно укрыл неподвижное тело друга. Немного понаблюдав за ним, как будто желая удостовериться, что сон Дерри достаточно глубок, Морган перевел тревожный взгляд сначала на Дункана, а потом и на испуганные лица остальных.

— Надеюсь, ему будет лучше, когда он отдохнет, государь. Даже представить боюсь, через что он там, бедный, прошел. — Глаза его потемнели, он посмотрел куда-то в пространство и пробормотал себе под нос: — Ну, попадись мне только этот Венцит — пусть молит Бога о помощи.

Он вздрогнул от этой мысли и, откинув со лба прядь светлых волос, со вздохом поднялся на ноги. Дункан тоже взглянул на спящего Дерри и, вставая, отвел глаза. Келсон был совершенно подавлен, он неловко переступал с ноги на ногу, посматривая то на Дункана, то на Моргана.

— А что сделал с ним Венцит? — наконец очень тихо спросил он.

Морган покачал головой.

— Трудно сказать, мой принц. Потом я попробую войти в более глубокий контакт с ним, возможно, тогда мы все узнаем, но сейчас он слишком слаб, к тому же — сопротивляется.

— Я видел.

* * *

Келсон несколько секунд изучал носки своих сапог, затем снова поднял глаза. Все взгляды были обращены на него, и он внезапно вспомнил, о чем еще нужно нынче посовещаться.

— Ну что ж, джентльмены. Пока мы ничего больше не можем сделать для Дерри, и я предлагаю вам перейти к нашему главному вопросу. Я… — Он взглянул на Арилана и кивнул ему. — Епископ Арилан, не могли бы вы рассказать нам об этом Совете…

Арилан многозначительно покачал головой, откашлялся, взглянув на людей Варина, на юного Конала и нескольких стражников, и Келсон остановился на полуслове, поняв, что Арилан не хочет обсуждать этот вопрос при посторонних. Слегка кивнув, король подошел к Коналу и положил руку ему на плечо.

— Спасибо за помощь, кузен. Будь добр, позови сюда отца и епископа Кардиеля, прежде чем вернешься к своим обязанностям. А вас, джентльмены, — он обвел широким жестом людей Варина и стражников, — я должен попросить также вернуться к своей службе. Всем спасибо за помощь.

Конал и все остальные поклонились и стали выходить из палатки. Варин проводил их взглядом, выпрямился и, направляясь за ними, сказал:

— Я чувствую, это не предназначено для посторонних ушей. Если хотите, я выйду. Я не обижусь, — запальчиво прибавил он.

Келсон взглянул на Арилана, но епископ покачал головой.

— Нет, вы имеете полное право присутствовать, Варин. Мы пригласили Кардиеля, а у него уж совсем нет ничего общего с Дерини. Келсон, если вы не возражаете, я дождусь прихода Томаса и Нигеля, чтобы не повторяться.

— Конечно.

Король подошел к креслу, сел, расстегнул плащ, и, откинув полы в стороны, устало вытянул длинные ноги на прекрасном келдишском ковре. Морган и Дункан присели на складные походные стулья справа от Келсона. Сняв меч, Морган положил его на ковре у своих ног. Мгновение подумав, Дункан сделал то же самое, слегка подвинув скамеечку влево, чтобы пропустить Варина, который расположился на подушке, прислонившись к столбу в центре шатра. Арилан остался стоять посреди шатра, делая вид, будто полностью поглощен затейливым узором, вытканным на ковре. Он мельком взглянул на Кардиеля и Нигеля, друг за другом вошедших в шатер, а Келсон пригласил их рассаживаться слева от него. Когда все уселись, Келсон выжидающе посмотрел на Арилана. Голубые глаза архиепископа были полуприкрыты, когда они повстречались с серыми глазами короля.

— Вы хотите, чтобы я объяснил вам, что случилось, государь?

— Да, пожалуйста.

— Хорошо. — Арилан сцепил руки и несколько секунд не спускал взгляда с ногтей больших пальцев, затем поднял взгляд.

— Милорды, Венцит Торентский предъявил нам ультиматум. Его величество желают посоветоваться с нами, прежде чем дать ответ. Если мы не ответим до захода солнца, Венцит начнет убивать еще множество пленных.

— Господи, да это же нелюдь! — воскликнул Нигель, дрожа от негодования.

— Согласен, — отозвался Арилан, — но ультиматум этот довольно необычный, и условия его не могут быть изменены. Венцит вызвал Келсона на магический поединок, точнее, сам Венцит и трое его соратников: Ридон, Лионель и Брэн Корис — против Келсона и еще троих, по его выбору. Думаю, нет нужды говорить, что двое из них — Морган и Дункан, однако вас может удивить, что третьим буду я.

Варин поднял изумленный взгляд.

— Да, Варин, так и есть. Я — чистокровный Дерини.

Варин тяжело вздохнул, но Нигель только кивнул головой и повел бровью.

— Вы говорите так, как будто Келсон уже принял вызов, — сказал он.

— Если Келсон не примет его до захода солнца, то двести пленников будут четвертованы на равнине перед нашим войском. Дальнейшее промедление приведет к тому, что еще две сотни пленных будут посажены на кол не позже восхода луны, а сегодня это будет через четыре часа после заката. Так что вряд ли Келсон откажется принять вызов.

Он медленно окинул взглядом палатку, но все молчали.

— Если же Келсон примет вызов, то это будет смертельная схватка, но оставшиеся в живых получат все. По-видимому, Венцит уверен, что победит он, иначе он бы не предлагал такого состязания.

Варин побелел, когда упомянули о четвертовании двухсот человек, но Нигель, привыкший к ужасам войны, только вновь понимающе кивнул. Помедлив несколько секунд, он спросил:

— Этот поединок в магии, похож ли он на то, что произошло во время коронации Келсона?

— Да, он будет проводиться по тем же древним правилам, — кивнул Арилан, — кроме того, конечно, что здесь четверо выступят против четверых, а тогда было единоборство Келсона с Кариссой. Существуют неизменные правила, по которым проводятся и судятся такие магические поединки, и Венцит, по-видимому, получил официальное разрешение на проведение поединка согласно древним законам.

— Официальное разрешение? От кого? — нетерпеливо перебил его Келсон. — От этого Совета Камбера, о котором вы упоминали? Почему вы ускользнули от ответа, когда я…

Он замолчал, увидев, как Арилан вздрогнул при этих словах. Келсон удивленно посмотрел на Моргана. Тот не спускал с епископа сосредоточенного, внимательного взгляда, возможно, зная не больше, чем Келсон. Дункан так же, не отрываясь, смотрел на Арилана после слов, так смутивших епископа.

Внезапно Келсон понял, что его так заинтересовало.

— Арилан, — спокойным голосом спросил он, — что такое Совет Камбера? Это — Дерини?

Арилан потупил взгляд, затем поднял голову и посмотрел мимо Келсона, словно удивляясь самому себе.

— Простите меня, мой принц. Мне трудно открывать то, что столько лет сохранялось в тайне, но Венцит не оставил мне выбора. Он первым упомянул Совет. Будет справедливо, если до того, как вы вступите в битву, я кое-что объясню вам. — Он поглядел на свои сцепленные ладони и постарался успокоиться.

— Существует тайный союз чистокровных Дерини, называемый Советом Камбера. Этот союз, куда некоторые чистокровные Дерини были призваны, дабы наставлять и защищать тех, кто остался в живых после великих преследований, появился во времена, следующие сразу за Реставрацией. Только членам Совета — теперешним и предыдущим — известен его состав, и они клянутся смертной клятвой, что никогда не разгласят тайны своих собратьев.

Как видите, в настоящее время у очень немногих Дерини есть возможность полноценно использовать свое могущество. Многие из наших способностей были утеряны во время преследований — по крайней мере, мы утратили умение пользоваться этими силами. Дар исцеления Моргана — это одна из таких способностей, обретенная вновь. Но некоторые из нас объединены между собой и постоянно общаются друг с другом. В постоянном составе Совета те из известных Дерини, кто хранит древние законы и может быть судьей в вопросах магии, которые возникают время от времени. Магические поединки — такие, как предложенный Венцитом, — как раз относятся к полномочиям Совета.

— То есть Совет определяет законность поединка? — подозрительно спросил Морган.

Арилан повернулся и как-то странно посмотрел на него.

— Да. А почему вы спросили об этом?

— А как насчет тех, кто не является чистокровным Дерини, скажем, я или Дункан? — настаивал Морган. — Распространяются ли на них полномочия Совета?

Арилан слегка побледнел.

— Почему вы спросили об этом? — повторил он с напряжением в голосе.

Морган взглянул на Дункана, и тот кивнул:

— Расскажи ему, Аларик.

— Епископ Арилан, я думаю, что мы с Дунканом, быть может, встречались с кем-то из вашего Совета Камбера. Да-да, сейчас я так думаю; это случалось с нами несколько раз. По крайней мере, во время последней такой встречи речь шла как раз о том, о чем вы только что говорили.

— Так что с вами случилось? — прошептал Арилан. Его застывшее лицо стало совсем белым на фоне пурпурной мантии.

— Ну, у нас было, как бы это лучше выразиться, видение, когда мы ехали в Дхассу. Мы остановились в обители Святого Неота, чтобы дать коням отдохнуть, и тут-то он и явился.

— Кто «он»?

Морган осторожно кивнул.

— Мы так и не знаем, кто он. Но мы, каждый по отдельности, видели его раньше при различных обстоятельствах, которые сейчас нет времени описывать. Он выглядел как… ну, скажем, он был поразительно похож на портреты и словесные описания Камбера Кулдского.

— Святого Камбера? — пробормотал Арилан, не в силах поверить своим ушам.

Дункан неловко пошевелился на скамеечке.

— Поймите нас правильно, ваше преосвященство. Мы не утверждаем, что это был сам Святой Камбер. Он никогда этого не говорил. Наоборот, когда мы с Алариком видели его в последний раз, он сказал нам, что он не Святой Камбер, а «всего лишь его смиренный слуга», и я ему поверил. А после того, что вы рассказали о Совете Камбера, складывается впечатление, что он именно оттуда.

— Не может быть, — пробормотал Арилан, недоверчиво качая головой. — Что он вам говорил?

Морган поднял бровь.

— Ну, он намекнул нам, что у нас есть враги из Дерини, о которых мы не знаем. Он сказал, что «те, кому положено знать такие вещи», уверены, что, возможно, мы с Дунканом владеем такими силами, о которых даже сами не догадываемся, и что нас могут вызвать на поединок, чтобы проверить наши силы. Хотя, казалось, он не хочет, чтобы это произошло.

* * *

Арилан побледнел еще больше и, чтобы удержаться на ногах, ухватился за центральный шест палатки.

— Это невозможно, — прошептал он, не слушая больше, — но это действительно, должно быть, кто-то из Совета. — Он, как в полусне, добрался до пустой скамеечки и тяжело опустился на нее.

— Теперь я все вижу в другом свете. Аларик, признано возможным вызвать вас на поединок именно под тем предлогом, который назвал этот ваш незнакомец. Я член Совета, и я присутствовал, когда это произошло, но не смог предотвратить этого решения. Кто же мог предположить, что все так обернется? Кому это могло понадобиться? Это же не имеет смысла.

Арилан посмотрел на каждого из присутствующих. Варин и Кардиель уставились на него немного испуганно, не в силах со своей человеческой точки зрения понять всю сложность положения. И даже Нигель пребывал в недоумении, только отчасти понимая, что кроется за словами Арилана. Морган и Дункан тем временем оценивали услышанное, сравнивая эти сведения с тем, что они запомнили из разговора с незнакомцем в облике Камбера. Только Келсон замкнулся в себе; внезапно поняв всю сложность положения, он, казалось, обрел спокойствие и трезвость и мог холодно оценить происходящее.

— Хорошо, — произнес Арилан, вздрогнув от предчувствия чего-то недоброго, но вернулся к теме разговора. — Аларик, Дункан, я никак не могу объяснить ваши видения, но я по крайней мере настаиваю на том, чтобы выяснить, действительно ли Венцит связывался с Советом и убедил его выступить судьей в магическом поединке. Мне все известно об этих правилах, и как члена Совета, имеющего прямое отношение к этому вопросу, меня бы поставили в известность. Но я пропустил несколько последних заседаний из-за военных действий, так что, возможно, все обстоит именно так. Морган, у вас с собой Великая Опека?

— Великая Опека?.. Я… — Морган колебался, и Арилан покачал головой.

— Не увиливайте. У нас нет времени. С собой или нет?

— С собой.

— Ну, так приготовьте ее. Дункан, мне нужно восемь белых свечей примерно одинакового размера. Найдите все, что сможете.

— Сейчас.

— Хорошо. Варин, Томас, помогите Нигелю свернуть ковер, мне нужен участок открытой земли. Келсон, я бы хотел попросить у вас ненадолго Огненный перстень. Вы не против?

— Конечно. Что вы собираетесь делать? — спросил Келсон, снимая кольцо и с удивлением наблюдая, как из-под скатываемого ковра показалась примятая трава.

Арилан надел Огненный перстень на безымянный палец и, отправив куда-то Моргана и Дункана, обратился к остальным:

— Я хочу построить с вашей помощью Переносящий Ход. К счастью, этот старый дар еще не вполне забыт. Нигель, нужно, чтобы вы втроем кое в чем помогли мне, — это займет всего несколько минут. Можете вы делать, что я скажу, без лишних вопросов?

Трое обменялись недоуменными взглядами, но кивнули. Арилан, ободряюще улыбнувшись им, ступил на траву и преклонил колени. Он ощупал траву, отбросил в сторону несколько камешков и деревяшек, потянулся за кинжалом, который принц Нигель молча держал наготове. Взяв кинжал, Арилан начал вырезать в дерне восьмиугольник площадью в шесть футов.

— Представляю себе, как странно все это выглядит для вас, — сказал он, чертя вторую грань и оборачиваясь к трем свидетелям. — Варин, объясняю вам, что такое Переносящий Ход — это место, из которого Дерини перемещаются в другое, сколь угодно отдаленное, не тратя при этом времени. Это происходит мгновенно. К несчастью, мы не можем использовать эту удивительную способность без Переносящего Хода; а чтобы построить его, требуются очень большие затраты силы. Вот во что мы вас втянули. Я бы хотел погрузить вас в глубокий транс и воспользоваться вашими силами, чтобы привести Ход в действие. Надеюсь, вы не возражаете?

Он кончил чертить шестую грань восьмиугольника, глядя, как Варин переминается на месте, судя по всему, в немалой степени смущенный тем, что примет участие в магическом действии.

— Боитесь, Варин? Я не упрекаю вас. Но делать действительно нечего. Это будет почти как тогда, когда Морган читал ваши мысли. Только сейчас вы ничего не запомните.

— Вы клянетесь?

Арилан кивнул, и Варин тревожно пожал плечами.

— Что ж, я сделаю, что могу.

Арилан продолжал чертить восьмиугольник. Он проводил последнюю черту, когда вернулся Морган с маленьким ящичком, обитым красной кожей. Остановившись на краю круга, он смотрел на Арилана, который, вставая, отряхнул руки о сутану и вернул кинжал Нигелю.

— Опеки? — спросил епископ.

Морган кивнул и открыл ящичек. Там было восемь кубиков, каждый — с ноготь мизинца величиной, четыре белых и четыре черных. Когда Морган высыпал их на ладонь, они тускло блеснули на свету. Арилан прикрыл их рукой и склонил голову, как бы прислушиваясь к чему-то, потом кивнул и попросил Моргана продолжать. Он вышел из восьмиугольника, Морган же опустился на колени и высыпал кубики на траву. Арилан посмотрел на него, потом, прочистив горло, спросил:

— Можете вы установить их всех, не делая последнего шага, и потом скрепить Опеку изнутри?

Морган посмотрел на него и кивнул.

— Хорошо. Когда придет Дункан со свечами, пусть поставит по свече в каждый угол восьмиугольника. Нигель, вы с Варином пока перейдите вот сюда и чувствуйте себя посвободней. Келсон, не могли бы вы попросить, чтобы принесли для них шкуры, на которые можно было бы лечь?

Когда два смертных заняли свои места, вернулся Дункан со свечами и, слегка подровняв их своим кинжалом, стал на колени вне восьмиугольника. Морган, убедившись, что свечи на местах, начал манипуляции с кубиками.

Кубики эти звались Опеками, а все вместе — Великой Опекой, которую нужно было оживить. Каждая часть заклинания была шагом к последнему оживляющему Слову. Четыре белых кубика нужно было сложить в квадрат так, чтобы две стороны каждого кубика касались двух сторон другого; потом по углам этого квадрата нужно было положить черные кубики так, чтобы они не соприкасались с белыми.

Сложив эту фигуру из кубиков, Морган коснулся указательным пальцем правой руки белого кубика в левом верхнем углу, исподтишка взглянув на Арилана и прошептав:

— Nomen «Prime».

Никто не смотрел на Моргана; опустив глаза, он с радостью увидел, что кубик засветился изнутри тусклым молочным светом. Получилось.

— Seconde, — прошептал Морган, касаясь правого верхнего кубика. — Tierce, Quarte, — прошептал он, касаясь оставшихся двух кубиков.

Четыре белых кубика образовали большой светящийся квадрат, блеск которого холодно отражался в оставшихся четырех черных. Морган коснулся пальцем черного куба в левом верхнем углу и, глубоко вздохнув, прошептал:

— Quinte.

Затем он назвал имена еще трех черных кубиков:

— Sixte, Septime, Octave.

Кубики засветились глубинным темно-зеленым светом. Когда свет черных кубиков соединился со светом белых, их окутало мерцающее темное облако, будто они взаимно поглотили свет друг друга.

Морган огляделся и с удивлением обнаружил, что все занимаются своими делами. Дункан, установив свечи, теперь склонился над погруженным в транс Варином, голова которого покоилась у него на коленях; Арилан и Келсон склонились над спящим Нигелем. Вероятно, Арилан помогал молодому королю должным образом овладеть его сознанием.

Лишь Кардиель сидел в стороне ото всех, закинув ногу на ногу, на сложенном пледе. Он с восхищением смотрел на Моргана и смущенно опустил глаза, когда Аларик уловил его взгляд. Опустил он их, впрочем, ненадолго — Кардиеля чрезвычайно поразило увиденное, и будь это не так сложно и опасно, он не преминул бы подойти и посмотреть на действия Моргана поближе.

— Извините. Я не хотел подглядывать, — тихо сказал он. — Ничего, что я смотрю?

Морган помолчал, решая, имеет ли смысл посвящать епископа в большее, чем он уже знает, потом пожал плечами.

— Ничего. Только, пожалуйста, не мешайте мне. Следующий этап очень трудный, мне нужно сосредоточиться.

— Как скажете, — прошептал Кардиель, пододвигаясь, чтобы лучше видеть.

Морган со вздохом вытер ладони о колени, потом взял Prime, первый белый кубик. Он поднес его к его черному двойнику, Quinte, и, соединив их, прошептал:

— Primus!

Раздался короткий щелчок, и кубики слились в светящийся серебристо-серый прямоугольник, который Морган опустил на землю, прежде чем взять Seconde. Под взглядом замершего Кардиеля, он поднес его к Sixte и прошептал:

— Secundus!

Второй светящийся прямоугольник был готов. Кардиель затаил дыхание, глядя, как Морган опускает его и переходит к Tierce.

Морган начал ощущать утомление; прежде чем взять третий кубик, он мягко провел рукой по глазам. Усталость прошла — он только что воспользовался для этого известным способом Дерини, — но он знал, что за это придется заплатить позднее. Однако сейчас Опеки нужно было оживить, чего бы это ни стоило. Он быстро поднес Tierce к Septime.

— Tertius!

Третий прямоугольник вспыхнул. Слово было готово на три четверти.

— Мы почти у цели, — сказал Арилан, подходя к Кардиелю, когда Морган взял Quinte. — Томас, сейчас вы мне понадобитесь.

Сглотнув слюну, Кардиель вместе с Ариланом подошел к ковру, лег, как велел Арилан, и позволил Дерини коснуться холодной рукой своего лба. Его веки вздрогнули, и он погрузился в транс. Морган покачал головой и вздохнул, соединяя последнюю пару кубиков.

— Quartus!

Свет на мгновение вспыхнул в кубиках, и они соединились; теперь на земле перед ним лежало четыре прямоугольника.

Морган присел на корточки и осмотрелся, потом начал пододвигать прямоугольники к крайним точкам начертанного восьмиугольника, означающим стороны света, когда он обозначил пределы действия Опеки, Арилан вошел в круг сам и пригласил туда Келсона и Дункана; до поры до времени они еще сохраняли власть над собой. Морган вошел в центр восьмиугольника, тревожно посмотрел на троих товарищей и припомнил еще раз, как должна выглядеть Опека, чтобы повлиять на происходящее в круге.

— Давайте же, соединяйте Опеки, — прошептал Арилан. — Три из них включите еще и в защиту. Как только сделаете это, я зажгу свечи.

Морган окинул взглядом круг, посмотрел на спящих за его пределами людей и протянул руку, чтобы соединить четыре Опеки:

Primus, Secundus, Tertius, et Quartus, fiat lux!

При этих словах Опеки ярко вспыхнули, окутав всех семерых облаком молочного света. Арилан вытянул руку, словно проверяя Опеку, а затем провел этой же рукой над всеми свечами восьмиугольника, и они вспыхнули одна за другой. Арилан подошел к середине восьмиугольника и положил руку Моргану на плечо.

— Отлично. Как только мы, все четверо, соединим наши сознания, я поведу вас создавать Ход. Это будет не особенно приятно — нам придется затратить невероятное количество сил, — но мы можем сделать это. Я, в свою очередь, сделаю, что смогу, чтобы избавить вас от самого худшего. Есть вопросы?

Вопросов не было. Арилан взял за руки Дункана и Келсона и склонил голову. Тут в палатку ударил ветер, пламя свечей покачнулось, и в этот момент белое сияние возникло вокруг головы Арилана. Оно увеличивалось, бросая малиновые и зеленые отсветы, и трое других Дерини лишь вздрагивали — столь могучая сила вырывалась из их тел и сознаний.

Всех присутствующих окутал туман; в мерцающем свете он собирался во все расширяющиеся струи. Вдруг ослепляющее сияние заполнило всю палатку и сразу исчезло. Келсон вскрикнул, Морган был близок к обмороку, и Дункан не сдержал стона. Но все уже кончилось, и белый свет тоже пропал.

Когда четверо Дерини открыли глаза, каждый из них почувствовал под ногами знакомую вибрацию — Переносящий Ход был готов. Со вздохом облегчения Арилан оттащил Кардиеля подальше от круга, давая Дункану и Келсону понять, чтобы они сделали то же с Нигелем и Варином. Теперь в центре восьмиугольника остался только коленопреклоненный Морган. Прикусив губу, Арилан стал перед Морганом на колени и вновь положил руку ему на плечо.

— Я знаю, как вы устали, но перед уходом хочу попросить вас еще об одном одолжении. Опеки должны защищать всю палатку. Вы все изнурены, и когда я вернусь за вами, Келсоном и Дунканом, хорошо бы оставить остальных под защитой. Они наверняка проспят до полуночи и не смогут в случае чего защитить себя.

— Я понимаю.

Устало улыбнувшись, Морган поднялся и развел в стороны руки, ладонями вверх. Он тяжело вздохнул, собираясь с силами, и тихо начал произносить новое заклинание. Руки его при этом двигались так, словно он отодвигал невидимый барьер.

Когда паутина света Опеки легла на стены шатра, он повернул ладони вниз и опустил руки.

— Это все? — устало спросил он.

Арилан кивнул и подал Келсону и Дункану знак, чтобы они помогли выйти Моргану из восьмиугольника.

— Я буду здесь через десять минут, не позже, — сказал он, становясь в центр фигуры. — Тем временем, Дункан, вы с Келсоном помогите Аларику восстановить силы, насколько это сейчас возможно. Вы, однако, и сами должны быть готовы идти, как только я вернусь. Совет совсем не любит таких вещей, и я не хочу давать им времени на раздумья.

— Мы будем готовы, — ответил Келсон. Арилан кивнул и, скрестив руки на груди, склонил голову.

И внезапно исчез.

 

Глава XXIII

«Потерявшуюся овцу отыщу и угнанную возвращу»

[23]

Темнота. Прежде чем его глаза нащупали слабый свет, Арилан понял, что стоит перед большими дверями зала Совета Камбера, в небольшой нише, ограничивающей пространство вокруг Переносящего Хода. Здесь было пусто, так и должно быть в этот час, но он все-таки осмотрелся, прежде чем приблизиться к высокой позолоченной двери. Только сейчас не хватало какой-нибудь заминки.

Двери распахнулись, и он вошел в зал; там было так же темно, как и у входа, дневной свет едва проникал сквозь высокие окна с лиловыми стеклами. Войдя, Арилан поднял руки, и тут же по его мысленному приказу факелы зажглись и лиловые стекла засверкали. Опустившись в свое кресло, чародей-епископ устроился поудобнее, положив руки на стол из слоновой кости и откинув голову на спинку кресла. Потом он устремил взгляд на серебряный кристалл, висящий над восьмиугольным столом, и стал вызывать членов Совета.

Прошло несколько минут; он повторил вызов. Некоторое время Арилан искал более верное положение в своем кресле, чтобы, собрав энергию, усилить зов, время не позволяло ему ждать слишком долго. Немного погодя золоченые двери стали открываться, пропуская членов Совета.

Первой вошла рыжеволосая Кири, прекрасная и обольстительная в зеленом охотничьем наряде; потом Ларан ап Пардис в расшитом плаще ученого. Торн Хаген появился босой, в оранжевом, наскоро накинутом халате. Стефан Корам выглядел непривычно в голубом костюме для верховой езды. Он был весьма раздражен. В конце концов появился слепой Баррет де Лане, опираясь на руку Вивьен, и следом Тирцель де Кларон, странно растрепанный, в расстегнутой багровой тунике.

Когда все вошли, Арилан поднял глаза и осмотрел всех семерых; его голубые глаза холодно сверкнули, когда он увидел их недоумевающие лица. Пока семеро занимали свои места, он не сказал ни слова, хотя они нетерпеливо поглядывали на него, — в том, кто послал зов, ни у кого не было сомнений. Наконец епископ-Дерини невозмутимо сложил пальцы рук мостиком и произнес:

— Кто из Совета вызвался посредничать в магической дуэли Венцита Торентского?

Напряженная тишина. Растерянность. Изумление. Семеро с ужасом оглядывали друг друга, гадая, кто же из них мог потерять рассудок.

— Я задал вопрос и жду ответа, — повторил Арилан, впиваясь взглядом в каждого из семерых. — Кто принял на себя посредничество?

Все посмотрели на Стефана Корама, который медленно встал.

— Никто не обращался в Совет с просьбой о посредничестве, Денис. Вы ошиблись.

— Ошибся?

Арилан удивленно посмотрел на Корама, все более поражаясь слишком спокойному выражению его лица.

— О, пожалуйста, не притворяйтесь такими наивными. У Венцита Торентского много недостатков, но глупость не входит в их число. Он даже не станет обращаться с такой просьбой, пока у него не будет верной поддержки. Неужели вы будете утверждать, что не знаете об этом?

Тирцель откинулся на спинку кресла и вздохнул, его благожелательное лицо стало хмурым.

— Корам говорит правду, Денис, и у него от нас нет секретов. Не было никаких переговоров с Венцитом ни о чем, тем более о посредничестве. Вы знаете, я на вашей стороне и на стороне короля и не стал бы вас обманывать.

Арилан заставил себя расслабиться; чтобы унять дрожь в руках, он оперся ими о край стола и опустился в кресло. Если Венцит не обращался в Совет, значит…

— Я начинаю понимать… — прошептал он, еще раз окинув Совет взглядом. — Милорды, миледи, простите меня. Мы — я и король — были обмануты. Венцит сказал нам, что на дуэли будет официальный представитель Совета, по-видимому, чтобы убедить нас в законности действий, а потом явился бы на поединок с тремя… нет, с четырьмя своими помощниками, которых, надо полагать, и выдал бы за судей из Совета. Он не знает, что я сам член Совета, а может, даже не знает, что я Дерини. Откуда же Келсону знать членов Совета в лицо? Он и про Совет-то узнал несколько часов назад. Коварство, какое коварство!

Члены Совета были поражены, никто не мог произнести ни слова. Никто так открыто не подрывал авторитет Совета уже долгие-долгие годы. Старейшие члены Совета никак не могли поверить в происходящее, однако те, кто был помоложе, быстрее оценили положение. Тирцель, уже говоривший только что, оглядел коллег и задумчиво подвинулся вперед.

— Кто поименован в вызове Венцита, Денис?

— Со стороны Венцита, включая его самого, названы: Лионель, Ридон и Брэн Корис. Со стороны Келсона — Морган, Мак-Лайн и, разумеется, я. Венцит не назвал меня — но больше некому. — Он помолчал. — Но теперь, когда обман раскрыт, я не хочу принимать вызов Венцита, по крайней мере, на его условиях. Я прошу покровительства Совета для меня и моих собратьев. Покровительства настоящего Совета.

Баррет, смущенна кашлянув, произнес:

— Боюсь, что это невозможно, Денис, хотя я сожалею об этом, ведь вы и впрямь в опасности. Не все, кого вы назвали, — Дерини.

— Не все — чистокровные Дерини, — возразил Арилан. — Однако всех их принуждают вести себя как чистокровных Дерини. Вы по-прежнему против Моргана и Мак-Лайна?

— Они все равно полукровки! — отрезала Вивьен. — Как это можно изменить, по-вашему? Не можем же мы нарушать наши законы, чтобы скрепить ваш союз.

— Хадасса! — Арилан ударил кулаком по столу и вскочил на ноги. — Неужто вы такие слепцы, неужто так связаны правилами, что готовы из-за них умереть?

Он сорвался со своего места и стремительно пошел к золоченым дверям. Выходя, он на мгновение обернулся:

— Я сейчас вернусь, милорды. Поскольку я вызван, я прошу вашего покровительства для себя и своих новых собратьев — собратьев-Дерини. Я думаю, сейчас для вас самое время встретиться с ними.

При этих словах он повернулся на каблуках и покинул пораженное собрание.

Через несколько мгновений он вновь появился в дверях; за ним следовали трое. При их появлении раздался возмущенный ропот. Ларан, протестуя, вскочил было на ноги, но одумался, когда Арилан, едва взглянув на него, перевел взгляд на других членов Совета. Епископ встал за своим креслом, подождал, пока Келсон, Морган и Дункан церемонно встанут у него за спиной, и только затем обратился к Совету.

— Милорды и миледи, надеюсь, вы простите то, что я, на первый взгляд, пренебрег правилами, приведя сюда этих милордов, но вы принудили меня к этому. Ибо будучи вовлечен в поединок, который навсегда лишит меня моего положения в человеческом обществе, я вынужден требовать покровительства древних сил. Это же относится к моим собратьям, ведь мы теперь все связаны, а где тонко, там и рвется. Все мы должны просить вашего благого покровительства.

Милорды и миледи, я представляю вам его величество Келсона Синхила Райса Энтони Халдейна, короля Гвиннеда, князя Меарского, владетеля Ремутского, лорда Пурпурной Марки — нашего сюзерена. А также — лорда Энтони Моргана, герцога Корвинского, владетеля Корота, Королевского Поборника. Наконец, монсеньера Дункана Говарда Мак-Лайна, исповедника его величества и ныне, по милости Венцита Торентского, герцога Кассанского и графа Кирни. Его отец сегодня казнен Венцитом. Каждый из этих джентльменов по крайней мере наполовину Дерини, и с нашей точки зрения должны считаться чистокровными в соответствии с решением нашего предыдущего собрания. — Он повернулся к троим новоприбывшим. — Государь, милорды, я в некотором роде имею удовольствие представить вам Совет Камбера. Посмотрим, хранит ли он верность своим древним заветам.

Все трое учтиво поклонились, затем Морган почтительно кивнул епископу:

— Ваше преосвященство, могу я задать несколько вопросов?

— Разуме…

— Вопросы будем задавать мы, — резко прервала его Вивьен. — Почему вы решили явиться на Совет?

— Нас пригласил милорд Арилан, миледи. Если я верно понял, этот Совет выступает от имени всех Дерини?

— Это бастион древних заветов, — холодно ответила Вивьен. — Осмелишься ли ты, полукровка, оспаривать наши древние обычаи?

Морган удивленно приподнял бровь и простодушно посмотрел на разгневанную леди:

— Миледи, конечно же, нет. Но, если я не ошибаюсь, это ваши древние обычаи помогли во время поединка нашего короля и властителя с леди Кариссой. Без силы, исходившей, как мне хочется верить, от этого Совета, его величество не имел возможности обрести могущество, достаточное, чтобы одолеть смертельного врага.

— Конечно, — с раздражением ответила Вивьен. — Молодой Халдейн — достойный представитель нашего рода. По матери он — из чистейших Дерини, хотя и забывших на долгие годы о своем происхождении. С отцовской стороны он происходит от древних Халдейнов, которых избрал блаженный Камбер, дабы они воцарились со славой, пожав плоды Великого Открытия. Поэтому мы и признаем его одним из нас. Келсон всегда пользовался нашим покровительством, даже не зная об этом. Он получит его вновь, и лорд Арилан также. Совет смущают двое других.

— Я и Дункан?

— Ваши матери — Дерини, они родные сестры, это важно для нас. Но отцы ваши обычные люди — и это ставит вас вне нашего сообщества.

— Но как быть с их силами? — горячо спросил Тирцель, без стеснения прерывая Вивьен. — Морган, это правда, что вы и Мак-Лайн можете исцелять?

Морган долго смотрел в глаза Тирцеля де Кларона, потом пробежал глазами по лицам других членов Совета. В них читалась антипатия к нему — у кого страстная, у кого послабее, и Морган не был уверен, что ему так уж хочется раскрываться сейчас перед ними. Он посмотрел на Арилана, надеясь, что тот подаст ему какой-нибудь знак. Но епископ не пошевелился. Что ж, хорошо. Он осторожно сменит направление разговора, чтобы Совету пришлось защищаться, чтобы они поняли, — полукровка Аларик Морган или нет, а ссориться с ним не стоит.

— Могу ли я исцелять? — мягко повторил он. — Может быть, чуть позже мы поговорим и об этом. Пока что я хочу снова спросить относительно нашего с Дунканом положения. Если, как мы полагаем, нашего происхождения со стороны матери достаточно, чтобы нас можно было вызвать на настоящий поединок, разве не можем мы просить соответствующей помощи? Если мы с моим кузеном, подвергаясь равной с другими опасности, не можем рассчитывать на равную защиту — где правосудие Дерини, милорды?

— Вы подвергаете сомнению наши полномочия? — осторожно спросил Корам.

— Я прошу ваших полномочий там, где мы сами не можем защитить себя, сражаясь на равных, — ответил Морган.

Корам сел и слегка кивнул.

Морган продолжил:

— Я не претендую на то, чтобы понимать все, что связано с моим происхождением, но я думаю, его величество может подтвердить вам, что некоторое представление о правосудии я имею. Если вы лишаете нас покровительства и при этом заставляете сражаться с чистокровными Дерини, использующими все свои силы, — вы обрекаете нас на смерть. Уж, конечно, мы ничего не сможем с этим поделать.

Слепой Баррет повернулся к Арилану:

— Попросите, пожалуйста, ваших друзей подождать снаружи, Денис. Нам необходимо обсудить все это. Мне не хотелось бы выносить наши внутренние разногласия наружу.

Арилан кивнул и посмотрел на трех своих спутников.

— Подождите у Хода, пока я не позову вас, — тихо сказал он.

Как только дверь закрылась, Торн вскочил на ноги и стукнул пухлой рукой по столу.

— Это неслыханно! Вы не можете допустить, чтобы Совет покровительствовал полукровкам! Вы слышали, как воинственно настроен Морган. Неужели вы допустите это?

Баррет повернулся к Кораму, пропустив вспышку Торна мимо ушей.

— Что ты думаешь, Стефан? Мне нужен твой совет. Может быть, вызвать Венцита с Ридоном сюда, чтобы они дали объяснения?

Глаза Корама потемнели, лицо его стало решительным.

— Я против того, чтобы звать сюда отщепенцев, особенно двух упомянутых. Трех посторонних на сегодня более чем достаточно.

— Вы горячитесь, Стефан, — сказала рыжеволосая Кири. — Все мы знаем ваше отношение к Ридону, но ведь все это было много лет назад. Неужели вы не можете забыть ту старую ссору ради нашей общей безопасности?

— Это не вопрос нашей безопасности. Речь идет о двух Дерини-полукровках. Если Совет решит вызвать на заседание Венцита и этого второго господина — что ж, это его право. Но без моего одобрения — и, пожалуйста, в мое отсутствие.

— Вы покинете заседание Совета? — спросила Вивьен; на ее лице было написано удивление.

— Покину.

— Я тоже уйду, если сюда придет Ридон, — добавил Арилан. — Он не знает, что я Дерини, и я хочу, чтобы ему это было неизвестно как можно дольше. Это поможет королю на магическом поединке, если, конечно, нам не удастся избежать его.

Баррет медленно кивнул.

— Да, это важно. И то же самое касается Венцита. Совет согласен? Наконец, что вы думаете о Моргане и Мак-Лайне? Оказать ли им наше покровительство?

— Конечно, да! — воскликнул Тирцель. — Венцит оскорбил Совет не только этой затеей с подставными судьями. На его стороне — двое чистокровных смертных, которых он просто обучил магии. В них нет ни капли крови Дерини. Почему бы нам тогда не согласиться официально служить судьями в этой магической дуэли? Пусть завтра на поединок явятся настоящие судьи из Совета и окажут покровительство всем восьмерым. Это почти законно, не говоря уже о том, что это — самое безопасное из возможного. А кто победит — это зависит от сил и искусства сражающихся. Вы все это знаете.

Наступила тишина, и Вивьен кивнула своей седой головой.

— Тирцель прав, хотя и бывает слишком горяч. Мы как-то не обратили внимания, что два боевых напарника Венцита — не Дерини; и потом он открыто выступил против нас, решив объявить судьями неведомо кого. Что же до Моргана и Мак-Лайна, — она пожала плечами, — пусть будет так. Если удача будет на их стороне, и они победят, это будет значить, что они достойны нашего покровительства. Мы в любом случае ничего не теряем.

— Но… — начал Торн.

— Согласны ли вы? — прозвучал голос еще одной женщины — рыжеволосой Кири. — Милорды, я согласна с леди Вивьен, и я чувствую, что Тирцель и Арилан думают так же. Ларан, что вы скажете? Приемлет ли ваша гордость то, что мы предлагаем?

Ларан кивнул.

— Я допускаю, что некоторые пункты устава, о которых мы обычно забываем, разрешают подобное. И я надеюсь, что они победят. Было бы преступлением упустить исцеляющие силы, если Морган, конечно, ими обладает.

— Как всегда, вы рассуждаете здраво, — хмыкнула Вивьен. — Что ж, милорды? Пятеро из нас поддержали это решение. Нужно ли формальное голосование?

Никто не произнес ни слова; Вивьен с легкой улыбкой посмотрела на Баррета:

— Что ж, хорошо, милорд Баррет. Следовательно, наши августейшие коллеги согласились принять полукровок под свое покровительство и судить завтрашнюю магическую дуэль. Готовы ли вы огласить ваше решение?

Баррет кивнул.

— Да. Арилан, зовите своих друзей.

С торжествующей улыбкой Арилан подошел к золоченым дверям, которые при его приближении распахнулись. Трое спутников епископа с тревогой посмотрели на него и прочли по его лицу все, что хотели знать. Они вошли в зал вслед за Ариланом уверенным шагом, больше не трепеща перед Советом Камбера.

— Станьте вместе с вашими собратьями, Арилан, — сказал Баррет, когда все четверо подошли к креслу епископа.

Арилан остановился, Келсон, Морган и Дункан окружили его, выжидающе глядя на Баррета.

— Келсон Халдейн, Аларик Морган, Дункан Мак-Лайн, слушайте вердикт Совета Камбера. Сим объявляю, что Советом сочтено за благо оказать вам покровительство в сем деле, каковое покровительство будет нами обеспечено. Судьями в магическом поединке будут Ларан ап Пардис, леди Вивьен, Тирцель де Кларон и я. Арилан, решено также, что вам следует воздержаться от общения с Советом впредь до поединка. Далее, вы должны объяснить сим трем Дерини их обязанности в соответствии с правилами поединка. Все должно быть по правилам, как в прежние дни. Никому из вас не следует обсуждать завтрашний поединок ни с кем, кроме находящихся в этом зале. Это понятно?

Арилан поклонился особым церемонным поклоном.

— Все будет по древним заветам, милорд.

И вот он вместе с тремя своими друзьями покинул зал Совета и вернулся в темноту Переносящего Хода. Хотя он и знал, что их распирает от вопросов, он не позволил задавать их здесь у самого зала. А в первые секунды после возвращения в палатку Келсона происшедшее только что казалось им сном. Только спящие Нигель, Кардиель и Варин, свернутый ковер да вырезанный ножом дерн свидетельствовали о том, что все это явь.

Келсон повернулся к Арилану.

— Это… это все было, правда?

— Конечно, было, — улыбнулся Арилан. — И чудеса все еще случаются. Келсон, если вы напишете письмо о том, что принимаете вызов, мы немедленно отправим его Венциту. — Он вздохнул, отшвырнув огарок свечи и опускаясь в кресло рядом с вырезанным дерном. — Ход сейчас можно закрыть. При необходимости мы можем им пользоваться, но для этого больше не придется копаться в земле.

Келсон кивнул, подошел к походному письменному столу и, взяв перо и пергамент, спросил:

— Какой тон мне избрать? Уверенный? Воинственный?

Арилан покачал головой.

— Нет, слегка растерянный, но покорный, как будто вас втягивают в это против воли. Он не должен понять, что мы связались с Советом и разоблачили его маленькую хитрость. — На лице Арилана появилась озорная усмешка. — Пусть это звучит жалко, немного испуганно. Вот будет зрелище, когда настоящий Совет явится судить поединок!

 

Глава XXIV

«И рек Господь: вот, принесу я зло на место сие и на жителей его»

[24]

Ночное небо было все усыпано звездами, когда Арилан бросил на него взгляд, отдернув полог королевской палатки. Вокруг него шумел, отходя ко сну, лагерь. И может быть, он слышит этот шум последний раз. Испуганные чем-то лошади рвали поводья и ржали, воины расхаживали по лагерю, громко разговаривая между собой.

Площадка перед королевской палаткой была освещена множеством факелов, которые мерцали мутно-оранжевым светом, но не затмевали сияние бесчисленных звезд. Арилану подумалось, что никогда он не видел такого ясного летнего звездного неба. Может быть, и не увидит.

За его спиной раздались шаги — шаги человека, обутого в кожаные сапоги; к епископу подошел Келсон и тоже, закинув голову, посмотрел на звезды. На плечах его был солдатский плащ. Молодой король молчал, тоже зачарованный обаянием летней ночи.

— Аларик с Дунканом идут? — спросил он наконец.

— Да, я послал за ними, — ответил Арилан.

Келсон вздохнул и, сложив руки на груди, с грустью посмотрел на кольцо факелов и освещенных ими солдат охраны.

— Короткая будет ночь. Нам нужно быть наготове еще до рассвета, на случай, если Венцит выкинет что-нибудь. Посыльный, который отвез наше письмо, сказал, что вид у него был вовсе не довольный.

— Мы будем готовы, — успокоил Арилан. — А когда взойдет солнце, Венцита самого ожидают кое-какие неожиданности…

Он замолчал, заметив, что кто-то приближается в темноте. К палатке в сопровождении гвардейцев шли Морган и Дункан; подойдя к Келсону и Арилану, они отвесили краткий поклон.

— Что-нибудь случилось, Келсон? — спросил Морган.

Келсон покачал головой.

— Нет, я, наверное, просто нервничаю. Хочу вот подняться на холм и посмотреть еще раз на лагерь Венцита. Не доверяю я ему.

— И хорошо делаете, — пробормотал Дункан.

Морган, шевельнув бровью, заглянул в шатер.

— Как Дерри? — спросил он, пропустив замечание Дункана мимо ушей.

Келсон заметил взгляд Моргана и отошел от входа в палатку.

— Последний раз, когда я подходил, он мирно спал. Идемте. Я хочу подняться на холм. С ним ничего не случится.

— Я сейчас догоню вас, только взгляну, как он там.

Когда остальные исчезли в ночи, Морган вошел в шатер. У королевского ложа горела одна загражденная от ветра ширмой свеча, и при ее свете и пламени походного очага Морган увидел фигуру человека, спящего на меховой подстилке на другом краю палатки. Он встал на колени, откинул укрывавший Дерри мех и повернул того лицом к себе. Глаза юноши были закрыты, но видно было, что его мучают кошмары. Он на мгновение скорчился и прикрыл лицо рукой, потом опять расслабился и погрузился в глубокий сон. Вдруг Моргану почудилось, что Дерри прошептал: «Брэн!», но он не был в этом уверен. Аларик нахмурился, затем легким движением коснулся лба Дерри, но понять, что творится в его измученной душе, это беглое прикосновение не помогло. Во всяком случае, теперь его не будут терзать кошмары, и может быть, он поспит спокойно.

Морган и хотел бы забыть, что он видел, чтобы спокойно вернуться к своим делам, — но не мог. Без сомнения, Дерри не в себе, на него еще действуют какие-то чары; а то, что он назвал имя Брэна Кориса, — это совсем плохо, с какой стороны ни взгляни. Конечно, Дерри пережил много страданий — да каких! — мало ли что может ему сниться.

Но почему он так долго не приходит в себя? Что кроется за теми словами, произнесенными им в горячке бреда? Неужели наведенные Венцитом чары все еще довлеют над ним?

Морган на всякий случай поставил у входа еще одного часового и отправился в ночь. Ему вдруг захотелось просто пройтись, чтобы успокоиться, развеять печальные мысли. Аларик и сам не заметил, как забрел в ставку епископа Кардиеля… Или что-то заставило его сейчас искать Риченду?

Все еще удивляясь тому, что пришел именно сюда, Морган миновал пост охраны и направился к ее палатке. Он знал, что после случившегося той ночью больше не должен бывать здесь, но, может быть, она вдруг прольет какой-то свет на поступок своего мужа? Морган старательно придумывал себе оправдание.

Он остановился на освещенной факелами площадке перед палаткой Риченды, поприветствовал охранника, потом осторожно отдернул полог. В этой половине палатки никого не было, но из-за ширмы доносился женский голос, напевающий колыбельную:

Прислушиваясь к словам колыбельной, Морган тихонько вошел во внутреннюю часть палатки. Риченда, склонившись над кроватью Брэндана, заботливо поправляла одеяло. Мальчик уже засыпал, но, в последний раз обнимая мать своими пухлыми ручонками, он вдруг заметил Моргана. Ребенок встал на колени, его голубые глаза вспыхнули от радости:

— Папа? Ты пришел рассказать мне интересную историю?

Морган смущенно отступил, но Риченда успела повернуться и увидеть его. Ее удивление, вызванное словами сына, сразу пропало, когда она увидела, что вошедший — Морган, а вовсе не ее муж; она взяла мальчика на руки и, нервно улыбаясь, подошла к Моргану.

— Нет, мой милый, это не твой отец. Это герцог Аларик. Добрый вечер, ваша светлость. Видите, здесь темно, вот Брэндан и ошибся.

Она сделала легкий реверанс; Брэндан теснее прижался к матери. Теперь он видел, что вошедший — не его отец, но не понимал, как к нему относиться. Он растерянно посмотрел на мать и, видя, что она улыбается, решил, что незнакомец, должно быть, не враг. Он застенчиво взглянул на Моргана, потом опять на свою мать.

— Герцог Аларик? — прошептал он. Это имя ничего не значило для мальчика; он пытался вспомнить хоть что-нибудь об этом человеке, но не успел, так как Морган подошел поближе и поклонился.

— Здравствуй, Брэндан. Я слышал о тебе много хорошего.

Брэндан с интересом посмотрел на него, потом повернулся к матери.

— А папа герцог? — спросил он.

— Нет, милый. Он граф.

— А это все равно что герцог?

— Ну, почти. Тебе не кажется, что надо поздороваться с его светлостью?

— Нет.

— А мне кажется. Скажи: «Добрый вечер, ваша светлость».

— Добрый вечер, ваша светлость, — пролепетал мальчик.

— Добрый вечер, Брэндан. Как дела?

Брэндан, засунув два пальца в рот, опустил глаза; почему-то он снова испугался.

— Хо-рошо, — протянул он.

Морган улыбнулся и склонился к мальчику.

— Твоя мама пела тебе очень хорошую песенку. Как ты думаешь, споет она снова, если ты как следует попросишь?

Брэндан капризно улыбнулся, все еще держа пальцы во рту, и покачал головой.

— Не хочу песенок. Песенки — это для малышей. Хочу историю. Ты знаешь какие-нибудь истории?

Морган удивленно выпрямился. Историю? Он никогда не считал, что умеет обращаться с детьми. Но этот ребенок вел себя как-то необычно. Историю. Боже мой. Каких бы историй он мог сейчас порассказать! Да вот только какие из них годятся для четырехлетнего мальчика? Мальчика, носящего имя…

Риченда увидела его замешательство и стала укладывать Брэндана обратно в постель.

— В другой раз как-нибудь, милый. У его светлости был очень трудный день. Боюсь, он слишком устал, чтобы рассказывать истории.

— Ну почему же, — сказал Морган, подходя к Риченде. — Даже у герцогов найдется время поговорить с умными маленькими мальчиками. Какую же историю ты хочешь услышать, Брэндан?

Брэндан с довольной улыбкой опустил голову на подушку, до подбородка натянув одеяло.

— Расскажи мне про моего папу. Он самый сильный и храбрый на свете. Расскажи про него.

Морган замер и посмотрел на Риченду, тоже застывшую от этой просьбы. Мальчик не знает, не может знать об измене своего отца, и это, конечно, не его дело. Но не мог Морган заставить себя хвалить Брэна Кориса — даже для его невинного сына. Он ласково улыбнулся и, сев на край кровати, легким движением отбросил прядь волос со лба мальчика.

— Нет, сегодня не получится, Брэндан. Давай я лучше расскажу тебе о том, как король был маленьким мальчиком, таким как ты. Он тогда был принцем, и у него был замечательный черный пони по имени Ветерок. И вот однажды Ветерок убежал из своей конюшни и…

Пока Морган продолжал рассказывать Брэндану свою историю, Риченда посматривала на них, довольная, что Брэндана удалось отвлечь от разговора об отце.

Мальчик то и дело радостно вскрикивал, слушая рассказ Моргана, но Риченда могла разобрать только отдельные слова. Морган старался говорить тише, радуясь случаю пообщаться с Брэнданом и стараясь, чтобы между ними возникло что-то, принадлежащее только им двоим. Риченда не спускала глаз с этого высокого светловолосого человека, склонившегося над ее очаровательным сыном, и поймала себя на том, что и в ее отношении к Моргану появилось нечто новое.

Через некоторое время Морган протянул руку и коснулся лба мальчика — Брэндан закрыл глаза и уснул в то же мгновение. Аларик склонил голову. Вокруг него появилось вдруг странное, несущее покой свечение; от него исходило что-то новое, незнакомое, но благое. Он подал ей руку, и она без слов подошла к нему. Обернувшись, он посмотрел на спящего мальчика.

— Он Дерини, миледи. Вы знаете это?

Риченда торжественно кивнула.

— Знаю.

Морган вдруг почувствовал неловкость, переминался с ноги на ногу.

— Он очень похож на меня в его возрасте — такой же наивный, уязвимый. Я знаю, его подстерегают опасности, он должен быть готов к ним. Его секрет рано или поздно откроется. Он должен иметь в душе что-то, что поддержит его в трудную минуту.

Она кивнула и вновь посмотрела на спящего сына.

— Однажды он поймет, что не похож на других мальчиков. Его надо подготовить к этому. Но я боюсь брать на себя столь сложную задачу. И вообще — это дело отца. Он обожает Брэна, вы видите. Но теперь…

Ее голос прервался, и она не окончила фразы, но Морган понял, что она хотела сказать. Отпустив ее руку, он подошел к дверям и заглянул во внешнюю комнату. Сестра Люки вернулась и сейчас занималась хозяйственными хлопотами. Он заметил, что на столе появилось два бокала и кувшин с вином. Морган покраснел, увидев ее, и задался вопросом, как давно она здесь, но сестра Люки ничего не сказала. Продолжая зажигать свечи, она только слегка поклонилась ему. Морган вышел во внешнюю комнату, а сестра Люки тем временем нырнула во внутреннюю часть палатки. Вскоре Риченда последовала за ним, и Морган, заглаживая свое смущение, разлил вино в бокалы.

— Она слышала? — прошептал Аларик.

Риченда покачала головой, села за походный столик напротив него и пригубила вино.

— Нет. А если и слышала, она не болтушка. Да и потом, уверяю, часовые предупредили ее, что я не одна, — она улыбнулась. — Вдобавок, вы здесь совсем недолго, чтобы на нашу честь легла тень.

Морган мимолетно улыбнулся и опустил взгляд на свой бокал.

— До завтра, миледи. Если Гвиннед победит, Брэн должен умереть. Вы знаете это.

— Да, конечно, — прошептала она. — Но мне и без того страшно. Что будет с нами, Аларик? Что будет со всеми нами?

* * *

А в палатке Келсона тем же вопросом мучился другой человек. У погасшего очага под меховой накидкой лежал Дерри; он долго беспокойно ворочался и наконец открыл глаза. Он больше не мог не замечать зова.

Дерри неуверенно присел на кровати; в шатре было пусто. Сбросив одеяло, он встал на ноги и покачнулся. Сделав шаг, Дерри споткнулся и с трудом удержался на ногах, тяжело вздохнув; потом он помотал головой из стороны в сторону, словно отгоняя непрошеные мысли. Его глаза на мгновение закрылись, и он коснулся кольца у себя на пальце. Когда он открыл глаза, в его взгляде появилась уверенность, которой не было прежде. Без дальнейших размышлений он повернулся на каблуках и пошел к выходу из шатра; глаза его блестели.

— Часовой!

— Да, милорд?

Внимательный и услужливый стражник вошел в палатку.

— Можешь помочь мне? — неожиданно для себя сказал Дерри. — Я, кажется, потерял брошь от своего плаща, — он указал на постель, где только что лежал, и слегка улыбнулся. — Я бы посмотрел сам, да у меня голова кружится, когда я нагибаюсь.

— Не трудитесь, сэр, — улыбнулся охранник, отстегивая шпоры, прежде чем подойти к постели. — Рад видеть вас на ногах и в добром здравии. Мы так беспокоились.

Пока он это говорил, Дерри нашарил рукой тяжелый охотничий нож и ухватил его за лезвие. Подойдя к часовому сбоку, он резко ударил его рукояткой ножа за правым ухом; тот упал, не издав ни единого звука.

У Дерри было мало времени. Подтащив тело к Переносящему Ходу, он вернулся к выходу из палатки и как следует задернул полог. После этого, снова приблизившись к часовому, он приложил пальцы к его вискам и стал погружаться в странную летаргию. Глаза часового тем временем открылись, но теперь в них светился ум, необыкновенный для простого солдата. Сам Дерри дрожал от ужаса перед новой необычной силой, заставлявшей его делать это, и беспомощно ждал — чьим же взглядом пронзят его глаза бесчувственного часового, какая предстоит связь?

— Хорошо проделано, Дерри, — прошептал часовой чужим голосом. — Кто это тебя научил? Где же наш милый Дерини и его дружки?

— Пошли осматривать ваши укрепления, государь, — помимо воли ответил Дерри. Он ничего не мог с собой поделать.

Часовой подмигнул и слегка кивнул головой.

— Это хорошо. Никто не заметил, как ты обошелся с часовым?

Дерри покачал головой.

— Думаю, нет, государь. Что мне делать теперь?

После краткой паузы часовой вновь посмотрел на Дерри. Его взгляд стал еще более пронизывающим.

— Лорд Брэн хочет вернуть сына и жену. Ты знаешь, где они?

— Я могу найти их, — сказал Дерри, презирая самого себя.

— Хорошо. Тогда постарайся привести их сюда, к Ходу. Скажи леди, что…

Возле палатки раздались голоса, и Дерри замер. Он не был уверен, но ему показалось, что один из часовых говорит с Варином. Юноша встал и подошел к выходу, чтобы прикрыть его собой, если полог отдернут. Снаружи послышались шаги, и чья-то рука отдернула полог. В проеме показалась голова Варина; он увидел лежащего в середине комнаты часового. Но прежде чем он успел обернуться и позвать на помощь, Дерри схватил его и затащил в палатку, свободной рукой зажав ему рот. Через мгновение Варин тоже лежал без чувств в углу шатра. Связав ему руки и ноги и заткнув кляпом рот, Дерри прикрыл его тяжелым плащом и вышел из палатки.

* * *

Морган неловко опустил глаза, стараясь не смотреть на стоящую рядом Риченду. Вино было выпито, все слова сказаны — те слова, которые можно было сказать сегодня. Если завтра он убьет Брэна, эта необыкновенная женщина, должно быть, разлюбит его. А если Брэн будет жив, всем им придет конец.

Он поднял глаза и понял, что он никогда не брал за руку, никогда даже не касался ее, кроме того мгновения прошлой ночью, когда узнал о том, что она Дерини, — а завтра будет слишком поздно. Завтра все может кончиться навеки. Он долго смотрел на нее, читая в ее глазах те же мысли. Вдруг Морган привлек ее к себе, и их уста слились в глубоком поцелуе; казалось, что пламя свечей в комнате стало бледнее.

Это произошло как бы ненароком; через мгновение они просто стояли рядом. Морган смотрел в глаза Риченде, ее пальцы покоились в его ладони. Но он знал, что не может дольше оставаться здесь сегодня, — чувство чести не позволяло этого.

Какое-то время они не слышали ничего, кроме биения своих сердец. И вот ему настало время уходить. Он коснулся губами ее нежных пальцев и скрылся в ночи. Морган отправился на поиски Келсона и других, не зная, что сюда, к палатке Риченды, приближается Дерри, заколдованный коварным врагом.

Риченда посмотрела ему вслед, потом окинула взглядом опустевшую палатку. Свечи, казалось, горели теперь ярче, но почему-то вокруг стало темнее. Как это случилось, как могла она полюбить этого высокого, златоволосого, загадочного человека?

Все еще улыбаясь, она вошла в другую половину палатки и опустилась на колени перед спящим сыном. Постепенно улыбка исчезла с ее лица, уступив место печальным раздумьям. Что ожидает их завтра? Как бы ни кончился поединок, тень Брэна — живого или мертвого — всегда будет витать над ними. Их с Брэном связывает сын — а эта связь посильнее, чем узы закона. А если Брэна убьет Аларик Морган… Что же такое верность?

Она вспомнила все, чему ее учили, но не могла найти нужного ответа. Женщина должна быть верна своему мужу. Так ей говорили. Но если муж предал короля, как быть тогда? Должна ли она возненавидеть Моргана, если он покарает предателя? Она не могла ответить и на этот вопрос.

Риченда вздохнула, поправила одеяло Брэндана и вдруг замерла, услышав шум снаружи. Быстро выпрямившись, она выглянула во внешнюю часть палатки и увидела у входа силуэт человека. Охрана не задержала его, и он не подходил ближе — видно, никакой опасности нет. Но кто это может быть? Она вышла во внешний покой, надеясь при свете свечей получше разглядеть его лицо.

— Кто вы? — спросила она тихо, стараясь не разбудить Брэндана и сестру Люки. — У вас ко мне дело?

Человек, стоявший в дверях, опустился на одно колено.

— Я Шон лорд Дерри, миледи, — адъютант Моргана. Я… Не могли бы вы пройти со мной в королевский шатер? Лорду Варину плохо, а Морган не может сейчас позаботиться о нем. Он подумал — может быть, вы поможете?

— Да, конечно. Я постараюсь, — сказала она и взяла плащ, висевший у входа во внутреннюю половину. — А что с Варином? Вы можете сказать определеннее?

Дерри покачал головой и поднялся на ноги.

— Нет, миледи. Боюсь, что нет. Он бредит, у него лихорадка…

Риченда накинула плащ и посмотрела на Дерри.

— Я готова. Показывайте дорогу.

Дерри в замешательстве опустил глаза.

— Миледи, прежде чем мы пойдем, я… ну, я не знаю, как сказать, чтобы не показаться вам дурачком, но король… ну, король просил вас взять с собой юного лорда Брэндана.

— Взять с собой Брэндана? Но зачем?

— Пожалуйста, миледи, я, и епископ Арилан, и отец Дункан, мы боимся, что Венцит и ваш муж попытаются похитить мальчика, если его оставить одного. Предосторожность не помешает. Морган тоже просил об этом.

— Ох, бедный мой ребенок, — прошептала Риченда, поспешно крестясь и заглядывая во внутреннюю половину.

Несколько мгновений она неподвижно смотрела на спящего ребенка, потом обернулась к Дерри.

— Они правы. Все может быть. Брэн безумно любит сына. Он вполне может упросить Венцита выкрасть его. Укройте его под своим плащом, Дерри, — сказала она, трогая подбитый мехом плащ Дерри и подходя к кровати мальчика. — Смотрите не разбудите сестру Люки. Все будет хорошо.

Дерри улыбнулся, но она не увидела этой странной улыбки.

— Конечно, миледи, — тихо сказал он. — Знаете, эти священники иногда забавны. Идемте, Варину нужна ваша помощь.

* * *

Через несколько минут Риченда и Дерри вошли в королевскую палатку. Дерри держал спящего Брэндана. После прореженной немногими факелами темноты, царившей в лагере, глаза Риченды не сразу привыкли к яркому освещению в шатре. Дерри опустил мальчика на меховую подстилку в центре шатра и указал Риченде на лежащего в углу Варина. Когда Риченда подошла к нему, Дерри отступил на шаг, сложил руки на груди, снова улыбнувшись, но женщина вновь не заметила этой его улыбки.

— Он совсем неподвижен, просто ужас, — сказала Риченда, опускаясь на колени и трогая лоб Варина. — Варин? Варин, вы слышите меня?

Как только она склонилась ниже, ее передернуло от ужаса — Риченда увидела, что у него во рту кляп. В то же мгновение она поняла и то, почему тело Варина так странно изогнуто, — его руки были связаны. Ошеломленно оглянувшись на Дерри, Риченда увидела, что он склонился над спящим Брэнданом, не обращая на нее никакого внимания. И тут женщина застыла, увидев, как он отходит в тень и вокруг его головы образуется слабое свечение.

— Дерри!

Внезапно она все поняла, увидев, как вокруг ее сына начинает светиться Переносящий Ход. Она вскочила и уже достигла границы Хода как раз в тот момент, когда он двинулся. Она напрягла волю, чтобы остановить свечение, но Дерри, подскочивший сзади, оттащил ее от круга.

Мать криком пыталась разбудить мальчика, но Дерри зажал ей рот. Когда часовой заглянул в палатку, услышав ее крик, в круге появились две полупрозрачные фигуры; они приближались к спящему ребенку.

— Нет! — закричала Риченда, вырываясь из рук Дерри, когда один из них поднял ее ребенка. — Нет, нет!

Кончики ее пальцев начали светиться, но она не могла направить эту силу на Брэна — ей мешал Дерри. Часовые подоспели слишком поздно. Не в состоянии ничего изменить, она в отчаянии смотрела, как круг наполняется светом. Внезапно стало темно. Риченда еще раз крикнула: «Брэндан!», и тут наконец часовые оторвали от нее Дерри и скрутили его.

Но было поздно. Мальчик уже исчез.

 

Глава XXV

Ты священник навек

К тому моменту, как Келсон узнал о происшедшем, королевский шатер был полон солдат. Когда в сопровождении Моргана, Дункана и Арилана появился король, в палатке сразу же установилась тишина, которую нарушали только тихие всхлипывания Риченды, одиноко сидевшей в центре восьмиугольника, и крики Дерри, все еще пытавшегося вырваться из пут. Несколько солдат беспомощно стояли рядом с ней, ничем не в силах помочь, а другие приводили в чувство Варина. Дерри время от времени начинал вырываться, и пять солдат не без труда удерживали его.

Келсон окинул происходящее взглядом и приказал лишним солдатам покинуть помещение. Те с удивленным ропотом повиновались. Когда они ушли, Келсон и Морган приблизились к Риченде. Леди взглянула на них и отвернулась.

— Не приближайтесь ко мне, государь. Здесь, в круге, — зло. Они забрали моего сына, и я не смогу вернуть его.

— Забрали Брэндана? — выдохнул Морган, вспомнив, как совсем недавно укладывал мальчика спать.

Арилан без лишних слов вошел в круг, опустился рядом с Ричендой на колени, помог ей подняться на ноги. Дункан вывел ее из круга; она ломала руки, рыже-золотистые волосы рассыпались по плечам, закрывали лицо. Морган направился к ней, но Арилан покачал головой, знаком давая Дункану понять, чтобы тот увел ее подальше от круга.

— Оставьте ее, Аларик, — тихо сказал он. — Дункан сейчас справится лучше тебя. И необходимо как можно скорее закрыть Ход, пока Венцит не воспользовался им снова. Мне не следовало оставлять его открытым.

— Можем мы помочь вам? — спросил Келсон, глядя на то, как епископ присел, закрыв лицо руками.

— Нет, ваши силы понадобятся для Дерри. Отойдите назад, я начинаю.

Они отошли. Арилан поднял глаза, глубоко вздохнул, как бы сосредоточиваясь, потом, склонив голову, коснулся руками земли.

Вокруг его головы появилось сияние, пульсирующее в такт его сердцебиению. Потом вспыхнул яркий свет, и все исчезло, а епископ в изнеможении опустился на четвереньки, но когда Морган хотел помочь ему, он покачал головой:

— Оставьте меня. Займитесь Дерри. Ход закрыт, я сейчас подойду к вам.

Под взглядами Келсона и сидевших на королевской кровати Риченды и Дункана Морган, вздохнув, подошел к держащим Дерри солдатам. Дерри посмотрел на Моргана; вокруг него опять возникло свечение, когда лорд Дерини подошел поближе. Морган несколько мгновений смотрел на Дерри, потом, не говоря ни слова, опустился на колени и стал снимать перчатки.

— Что вы видели? — обратился он к одному из стражников, кажется, владевшему собой лучше других. — Нам сказали, что Дерри принес сюда спящего мальчика и что леди Риченда пошла с ним по доброй воле.

— Вот как все было, ваша светлость. Они пробыли здесь всего одну минутку — а я стоял на страже и вдруг слышу, леди кричит: «Дерри». Я заглянул и вижу, что они борются, вон там, где был епископ. И потом что-то произошло с мальчиком. Он лежал там, где епископ сейчас сидит, и потом так вот чудно засветился, и еще было видно двух человек.

Келсон, подошедший поближе, чтобы слышать его рассказ, стал на колени рядом с Морганом и внимательно посмотрел стражнику в лицо.

— Один из часовых сказал, что эти два человека были Венцит Торентский и граф Марлийский. Ты можешь это подтвердить?

— Ну, я не знаю Венцита, государь. Но второй мог быть графом Марлийским. Я и видел-то его недолго…

— Что случилось потом? — нетерпеливо спросил Морган.

— Ну, лорд Дерри оттащил леди от круга, прежде чем мы подоспели на помощь, и мальчик вместе с этими двумя исчез. Я только не могу понять куда.

— Можешь даже не пытаться, — прошептал Морган. Он заткнул перчатки за пояс и посмотрел на бьющегося в руках солдат Дерри. — Он все время так?

— Да, милорд. Он рвался туда, в круг, кричал, что, мол, не закрывайте его, что ему тоже надо пройти. Пришлось заткнуть ему рот, не то мы сами себя не слышали.

— Понимаю, — сказал Морган.

Он осмотрел Дерри с головы до ног и опустил глаза.

— Хорошо, выньте кляп, развяжите его и держите крепко. Это будет нелегко.

— С ним что-то не так? — прошептал Келсон, когда стражник стал выполнять приказ. — Морган, вы уверены, что его можно развязать? То, что он сделал…

— Но нужно же понять, что с ним, — возразил Морган. — Видимо, этого он и боялся тогда, днем, когда он впервые пришел в себя. Я должен был тогда же заняться им.

Морган снова посмотрел на Дерри. Юноша содрогнулся и закрыл глаза, когда Морган коснулся его лба. Уже через несколько мгновений Дерри опять взглянул на Моргана, но теперь в его взгляде не было безумия. Он смущенно посмотрел на солдат, которые держали его, и перевел глаза, полные испуга и боли, на своего герцога. Чего-чего, а этого Морган не ожидал.

— Что… Что я наделал, Морган? — слабым голосом спросил юноша.

— Ты не помнишь?

Дерри моргнул и покачал головой.

— Что-то… страшное? Навредил кому-то?

Морган прикусил губу, сдерживая гнев и думая о женщине, пораженной горем, что сидела в другом конце палатки.

— Да, Дерри. Ты помог Венциту и Брэну Корису похитить ребенка. Еще ты оглушил Варина и часового. Ты действительно ничего не помнишь?

Дерри покачал головой, его глаза смотрели на Моргана с такой печалью, что тот опустил глаза, не в силах переносить этого взгляда. Он нежно тронул ладонью предплечье Дерри, но стоило его руке коснуться Дерри, как тот, весь изогнувшись, вырвался из рук стражников и схватил Моргана за горло.

— Держите его! — закричал Келсон, хватая Дерри за ноги.

Все продолжалось секунды три; Дерри оторвали от Моргана, и теперь он лежал, распростертый на полу; стражники сидели на его руках и ногах, однако он продолжал сопротивляться и кричать:

— Нет! О, Боже мой, нет! Морган, я не могу! Убей меня! Пожалуйста, убей меня, пока я…

Морган наотмашь ударил Дерри по щеке, и тот затих. Тяжело дыша, Аларик снова положил его голову себе на колени, дав стражникам знак, чтобы они держали его покрепче. Келсон выпрямился и с тревогой посмотрел на Моргана, движением руки отпуская солдат, сбежавшихся в палатку на крик.

— Боже мой, что случилось? С вами все в порядке? — спросил он. — Он же хотел убить вас.

Морган кивнул и потер шею, на которой уже стали появляться синяки.

— Знаю. Единственное, что я могу предположить, — это что Венцит полностью овладел его волей, всеми уровнями его сознания. Вот почему я не распознал этого днем. Я снял внешние чары, но был еще один слой. Сейчас необходимо разрушить это колдовство. Либо все получится, либо мы при попытке сделать это убьем Дерри. — Он вздохнул и заставил себя успокоиться. — Когда он опять придет в себя, можете вы быть рядом со мной, чтобы заглянуть в его сознание и посмотреть, что это с ним творится?

Келсон кивнул, и Морган обратился к стражникам:

— А вы, ребята, держите его, держите все время, черт вас подери. Я ничего не смогу поделать, если он начнет опять биться как припадочный и попытается прикончить меня.

Солдаты покорно кивнули и навалились на Дерри, услышав его стон. Пока он, однако, не пришел в себя окончательно, Морган осторожно начал сжимать руками его голову, заглядывая ему в глаза.

— Слушай меня, Дерри, — сказал он, опуская руки на голову юноши.

Тело Дерри сотрясала сильная дрожь; Морган с трудом удерживал его голову даже с помощью стражников. Нахмурившись, он еще крепче сжал руки и напряг волю.

— Все в порядке, Дерри. С тобой все в порядке. Теперь расслабься и дай мне войти в твое сознание, как делал прежде. Я разрушу чары Венцита.

Дерри вновь задрожал. Когда Морган сосредоточился, его тело скорчилось, но через некоторое время расслабилось, и Дерри затих. Морган, устало опустив голову, тоже, по-видимому, приходил в себя.

— Все хорошо, Келсон, — сказал наконец Аларик. — Сейчас делайте то же, что я. А вы, ребята, не отпускайте его, пока я не велю. Он может еще что-нибудь выкинуть.

Морган склонил голову, закрыл глаза, и Келсон, положив руку ему на плечо, сделал то же самое. Через мгновение в палатке были слышны только всхлипывания леди Риченды, которая рыдала на плече у Дункана.

Все внимание Дункана было поглощено тем, что происходит с Дерри. Арилан, оставшийся почти без сил после того, как закрыл Ход, тоже направился к Моргану и Келсону, когда немножко пришел в себя. Увидев, что Дерри затих и Арилан уже способен помочь Аларику, Дункан подумал, что сейчас самое время вывести Риченду из оцепенения и порасспросить, что же тут произошло.

— Миледи? — мягко сказал он.

Риченда проглотила слезы и, подняв голову, вытерла платком глаза и потупилась.

— Я сделала ужасную вещь, отец мой, — прошептала она, не глядя на него. — Столь ужасную, что даже не могу просить у вас прощения… Но я бы сделала это снова, если бы могла.

Дункан, припоминая все, что слышал о происшедшем, пытался понять, что же она имеет в виду. Ее слова так поразили его, что он даже забыл на время о том, что не может исполнять обязанности священника.

— О чем вы, миледи? — спросил он. — Я не понимаю, за что вы можете винить себя? Разве не Дерри обманом заманил вас сюда?

Риченда покачала головой.

— Вы не понимаете. — Она помолчала. — Мой… мой муж был в этом круге, и это он унес моего сына. А я… я пыталась убить его.

— Убить его? — повторил Дункан, не представляя, как столь хрупкое создание может убить сильного мужчину.

— Да, и у меня, наверное, получилось бы, если бы там не было Венцита, и если бы Дерри не помешал мне. Вы же Дерини, отец мой. Вы знаете, что я имею в виду.

— Я знаю… — Дункан внезапно понял ее слова и на мгновение потерял дар речи. — Миледи, — прошептал он, привлекая ее ближе к стене палатки, подальше от посторонних ушей, — вы что, Дерини?

Она кивнула, так и не подымая глаз.

— А Брэн знает?

— Теперь знает, — прошептала она и решилась посмотреть ему в лицо. — И я… ах, отец мой, что пользы? Я не могу лгать вам. У меня была еще одна причина, чтобы желать его смерти. О Боже, помоги мне! Отец мой, я люблю другого человека. Я люблю вашего друга Аларика, и он любит меня. Я пока не изменила брачному обету. Но если Аларик убьет завтра Брэна, а такое может быть, закон… Простите меня, отец мой. Я не могу даже думать о Брэне. Но он ведь изменник. О, как мне быть?

Она опять горько разрыдалась.

Дункан, не зная, как еще утешить Риченду, стал легко поглаживать ее по голове.

В другом конце комнаты Морган с Келсоном все еще стояли на коленях над бесчувственным Дерри; Арилан тоже стоял рядом и бесстрастно смотрел на него. И он, Дункан, ничем не может помочь им, пока не изопьет до дна свою чашу.

Склонив голову, он задумался, пытаясь разобраться в своих чувствах.

Риченда и Аларик. Теперь все стало понятно. Он был слепцом, раз не увидел этого раньше. Зная щепетильность Аларика, Дункан был уверен, что между ними еще ничего не произошло. Да и Риченда сама сказала, что она еще не нарушила супружескую клятву.

Но Дункан понимал, что должны чувствовать сейчас эти двое, какие мучения они испытывают, ожидая завтрашнего дня. Казалось странным, что Аларик не поделился всем этим с ним. Впрочем, у них и времени-то не было в последние дни. Кроме того, достаточно хорошо зная кузена, Дункан предположил, что Морган стыдится своего чувства и не мог признаться ему, священнику, что воспылал любовью к чужой жене.

Впрочем, об этом Аларик Морган не стал бы говорить ни с кем.

Вот и Риченда обратилась к нему, как к священнику. А имеет ли он право оставаться им? Ведь она говорила с ним и как с Дерини тоже! Кто же он, в конце концов?

Хорошо, он прежде всего Дерини, ибо таким родился и прожил тридцать лет. То, что он скрывал это, неважно. Он Дерини.

Но как быть с его саном? Он уже несколько месяцев отстранен от служения — и уже нарушил запрет на служение после смерти своего брата в Кулде. Однако отлучение, наложенное на него, снято; допустим, его никогда и не было — в глазах епископов, по крайней мере. Но остается ли он священником? Возможно ли ему совместить в себе эти противоположности вопреки древним запретам? Может ли он и дальше быть одновременно священником и Дерини?

Он посмотрел на Арилана… и задумался вновь. С первой службы у него не было сомнений в том, что это — его призвание, что он будет хорошим священником. Но как совместить эти две крайности? Вот для Арилана, похоже, этого вопроса словно и не существует. Хотя он и скрывал свою природу столько лет, что ж, оно и понятно — быть священником-Дерини совсем не безопасно.

Дункан вспомнил, как Арилан говорил, что они с ним — единственные священники-Дерини со времен междуцарствия. Больше того, он не сомневался, что Арилан верит в свое призвание, осознает себя верным слугой Господа. Дункан ощутил некую особую святость, исходящую от этого человека, с первой их встречи шесть лет назад. Не сомневался Дункан и в том, что требы Арилана имеют законную силу, что его сан действителен. Но почему же тогда он сомневается в своем праве быть священником? Почему бы и ему не оставаться священником-Дерини?

Он вновь посмотрел на Риченду. Она уже овладела своими чувствами и, собираясь что-то сказать, подняла на него свои прекрасные голубые глаза.

— Со мной все в порядке, отец мой. Я знаю, что не могу рассчитывать на прощение, но вы меня выслушали, и мне стало легче. Если бы еще вы приняли мою исповедь…

Дункан опустил глаза.

— Вы забыли, миледи, что я не могу исполнять обязанности священника.

— Мой дядя Кардиель сказал, что это после событий в Дхассе — ваше личное дело. Они с Ариланом не видят оснований для того, чтобы вам не продолжать служение церкви.

Дункан поднял бровь — а ведь верно. Арилан, несомненно, имел в виду, что отмена отлучения предусматривает и восстановление в правах священника. Конечно, Дункану хотелось бы, чтобы это сделал сам Карриган, отстранивший его от церковной службы. Но сейчас Карриган лишен всякой власти, почти изгнан, и выходит, теперь все зависит лишь от него самого. Он понял, что впервые в жизни волен принять решение.

— А то, что я Дерини, разве не имеет для вас значения? — спросил он, еще раз желая убедиться в правильности своих выводов.

Она удивленно посмотрела на него.

— Для меня это как раз очень важно, отец мой. Кому, как не вам, понять меня. Я ведь тоже Дерини. Но вы спрашиваете так, как будто быть Дерини — ужасное зло. Разве вы не можете оставаться священником, будучи Дерини?

— Конечно, могу.

— И вы, я думаю, будете таким же хорошим священником, каким были до того, как стало известно, что вы — Дерини?

Он помолчал.

— Да.

Риченда печально улыбнулась и опустилась на колени.

— Так примите мою исповедь, отец мой. Моя душа просит этого, я умоляю вас выполнить ваш долг священника. Вы слишком долго уклонялись от своих обязанностей.

— Но…

— Вы восстановлены в своем сане, так решили высшие служители церкви. Почему же вы противитесь? Разве не в этом смысл вашей жизни?

Дункан светло улыбнулся и склонил голову, а Риченда перекрестилась и сложила руки в молитвенном жесте. Внезапно он отчетливо понял, что делает то, что должен делать, и никогда уже в этом не усомнится. Со спокойной уверенностью он прислушался к шепоту Риченды, начавшей свою исповедь.

* * *

Морган поднял голову и вздохнул, дав стражникам знак отпустить Дерри. Юноша сейчас спокойно лежал перед ним, глаза были закрыты, он действительно спал, спал естественным сном. Когда солдаты отошли, Морган снова присел на корточки, держа в ладони маленькое черное кольцо. И он, и Келсон, и Арилан — все трое старались не смотреть на правую руку Дерри, на его холодный, побелевший средний палец, с которого сняли это кольцо. Чары были разрушены, но лишь они трое знали, какой ценой досталась эта победа. Морган широко и с удовольствием зевнул. Он устало посмотрел на своих собратьев: дело было сделано.

— Теперь с ним все в порядке. Дерри снова свободен.

Келсон взглянул на кольцо, лежащее на ладони Моргана, и вздрогнул.

— Но через что он прошел! Вы защитили меня от большей части этого, но и то, что я видел… Боже, как ему теперь жить?

— Он и не будет жить с этим. — Морган покачал головой. — Я взял на себя смелость и очистил его разум от всего случившегося в Эсгаир Ду. Кое-что останется в его памяти навсегда, но худшее он забудет. Спустя несколько недель все это станет лишь смутным воспоминанием. И он еще будет недоволен, что пропустит волнения завтрашнего дня. Хорошо бы ему поспать несколько дней.

— Свои волнения я бы ему уступил, — сквозь зубы прошептал Келсон.

Морган, хмыкнув, встал на ноги.

— Ничего, это я так, — усмехнулся Келсон. — Не пора ли нам всем отдохнуть? Миледи?

Он подал руку Риченде, окончившей уже свою исповедь, и леди почтительно поклонилась.

— Миледи, я искренне сочувствую вам. Будьте уверены, я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы завтра увидели своего сына.

— Благодарю вас, государь.

— Идемте же, друзья мои, — мягко сказал Арилан. — Скоро рассвет.

 

Глава XXVI

«Се тот, кто сидит над кругом земным»

[25]

День был холодный не по сезону. В утренние часы на траве лежали тяжелые капли росы, тяжелым был и влажный воздух. Восходящее солнце окрасило небо на востоке, за высокими горными вершинами Кардосы, в малиновый и золотой цвета, но серые низкие тучи затягивали горизонт. В лагере Келсона солдаты смотрели на грозовое небо и опасливо крестились — такой странный рассвет не сулит ничего доброго. В ясный солнечный день легче встречать любые невзгоды.

Келсон хмурился, надевая поверх туники золотую цепь.

— Это смешно, Аларик. Вы говорите, что мы не должны брать никакого оружия; Но ведь когда я боролся с Кариссой, такого условия не было.

Арилан покачал головой и слегка улыбнулся, глядя на Моргана и Дункана. Они были сейчас одни в палатке, чтобы без посторонних подготовиться к предстоящему поединку. Кардиель уже отслужил для них мессу в присутствии Нигеля, Варина и нескольких особо приближенных советников короля.

Но сейчас они остались одни, это было им необходимо, и каждый понимал, что другого случая не представится. Вздохнув, Арилан поправил завязки на епископском плаще и, подойдя к Келсону, положил ему руку на плечо.

— Я понимаю, для вас все это странно, Келсон. Но вспомните — вы тогда не находились под покровительством и наблюдением Совета. Кроме того, для групповых поединков правила строже — здесь больше возможностей для какого-нибудь вероломства.

— Да уж без вероломства не обойдется, — вздохнул Морган, накидывая на плечи черный плащ. — После того, что Венцит сделал с Дерри, я не удивлюсь ничему.

— Зло будет наказано, — твердо сказал Арилан. — Пойдемте, эскорт ждет нас.

Нигель и генералы ждали всех четверых возле королевского шатра. Келсон вышел из палатки последним, и при его появлении все опустились на колени и склонили в поклоне головы. Келсон был тронут. Сняв красную кожаную перчатку, он поприветствовал приближенных взмахом руки и, кратко кивнув, дал им знак встать.

— Благодарю вас, милорды, — учтиво сказал он. — Я не знаю, увижу ли я вас вновь. Если мы победим, угрозы с востока больше не будет. Могущество Венцита будет сокрушено навеки. Если мы потерпим поражение… — Он сурово сжал губы. — Если мы проиграем, вас поведут за собой другие, и им придется нелегко. Мы согласились на этот поединок потому, что настоящая битва обескровит обе армии; ни Венцит, ни я не хотим править мертвым королевством, потерявшим лучших своих сынов — цвет рыцарства. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы победить, а больше не могу обещать вам ничего. Молитесь за нас!

Закончив говорить, он опустил глаза, но Морган наклонился и прошептал ему что-то на ухо. Келсон, выслушав, кивнул.

— Я забыл о последнем своем долге, милорды. Прежде чем уйти, я должен назвать своего преемника. Знайте, что мой дядя, принц Нигель, наследует трон Гвиннеда, если мы не вернемся. Затем трон перейдет к его сыновьям и далее к их детям. Если мы… — Он помолчал и продолжил: — Если я не вернусь, служите ему так же верно и чтите так же, как меня и моего отца. Он будет славным королем.

Наступила тишина. Нигель подошел к Келсону и упал перед ним на колени.

— Ты наш король, Келсон. Так было, так будет. Храни Господь короля Келсона!

— Храни Господь короля Келсона! — отозвались воины.

Келсон посмотрел на своего дядю, на преданные лица собравшихся и, кивнув, вскочил в седло. Черный конь зафыркал, заиграл, нетерпеливо перебирая ногами, когда Келсон тронул красные кожаные поводья.

Нигель медленно повел их через лагерь, к границе боевого расположения армии, где ждала наготове группа всадников. Здесь был молодой принц Конал с королевским гвиннедским штандартом, Гамильтон из Корвина, епископ Вольфрам, генерал Глодрут и еще дюжина человек. Здесь же рядом с Кардиелем стояла со склоненной головой леди Риченда, закутанная в голубой плащ. Она не взглянула ни на Моргана, ни на короля, проехавших мимо, посмотрела только на Дункана. Морган почему-то знал, что она здесь будет. Он заставил себя не думать о ней и полностью предался мыслям о поединке.

* * *

Со стороны вражеских позиций в полумиле отсюда тоже выехала группа воинов, освещенных редкими солнечными лучами. Морган посмотрел на Келсона, на Дункана, который, казалось, обрел душевный мир за последний день, на Арилана, спокойного и невозмутимого в своем фиолетовом епископском одеянии. Потом он краем глаза уловил, что Келсон медленно поехал вперед, и тоже двинулся с места. Справа от него был Дункан, слева — Келсон, левее Келсона — Арилан. За ними на почтительном расстоянии ехали Нигель и другие с королевским гвиннедским знаменем. Впереди были враги и их эскорт.

Когда между ними оставалось двести ярдов, они натянули поводья. Келсон секунд десять неподвижно, как статуя, сидел на коне, глядя на четырех враждебных всадников. Потом он и три его спутника спешились, отдав поводья кавалерам, которые отвели коней назад. Теперь четверо стояли в одиночестве, кутаясь от утреннего холода в свои тяжелые плащи. Ветер шевелил иссиня-черные волосы Келсона, прикрытые золотым венцом.

— Где же Совет? — прошептал Морган, на ходу оборачиваясь к Арилану, они уже двинулись навстречу врагам.

Арилан слегка улыбнулся.

— Они в пути. Они нашли тех, кем их собирались подменить. Судьи появятся вот-вот, только не те, которых ждет Венцит.

Келсон нахмурился.

— Надеюсь, это поможет. Возможно, я не должен говорить это вам, всем вам… Но мне немного страшно.

— Всем нам страшно, мой принц, — мягко прошептал Арилан. — И остается только делать то, что в наших силах, и довериться Воле Божьей. Господь не оставит нас, если мы боремся за благое дело и наша вера сильна.

— Ваши слова да Богу в уши, — прошептал Келсон.

Четыре врага стояли уже в пятидесяти ярдах от них, и Келсон видел их лица.

Венцит был суров и выглядел сегодня почти как воин. Он был одет скромнее обычного, в простой лиловой тунике со своим гербом — бегущим оленем — на груди; его корона была немногим богаче простого венца Келсона.

Лионель, стоявший слева от него, был одет, как обычно, в черно-серебряные одежды; сегодня при нем не было его блестящего кинжала. Брэн стоял справа от Венцита, он был бледен, и эту бледность усиливали еще голубые тона одежды. Ридон, стоявший по правую руку от него, был в простой тунике и темно-синем плаще; его темные волосы были перехвачены серебряным обручем. Он и Венцит посматривали на холмы на севере, ожидая чего-то, и Келсон понял, что они ждут появления Совета. Ему подумалось, не заподозрили ли они чего-нибудь?

Долго ждать не пришлось. Прежде чем все восемь оказались в тридцати шагах друг от друга, на севере появилось облако пыли и вскоре показались четыре богато одетых всадника. Их прекрасные белые кони выглядели весьма таинственно, казалось, они летят над землей. Когда всадники приблизились, все восемь бойцов замерли, увидев на них белые с золотом одежды древних лордов Дерини. Келсон заметил, как Венцит что-то шепнул Ридону; лицо Венцита посерело, но Ридон ничем не выказал своих чувств.

Четверо новоприбывших спешились: слепой Баррет, доктор Ларан и молодой Тирцель де Кларон, который помог спуститься на землю леди Вивьен. Белые кони стояли неподвижно, как статуи; их наездники торжественно встали перед ними, оправив одежды. Неподвижные глаза слепого Баррета скользили по восьмерым бойцам, пока они, все четверо, приближались к ним.

— Кто звал Совет Камбера на это поле чести?

Венцит, с дикой ненавистью взглянув на Келсона, вышел вперед и опустился на одно колено. Он владел своим голосом, однако в нем чувствовалось напряжение:

— Досточтимый член Совета, я, Венцит Торентский, король Торента и чистокровный Дерини, прошу августейшего покровительства и суда для колдовской дуэли с этим человеком, — он указал на Келсона, причем его указательный палец пронзил воздух, как пика. — Я прошу покровительства и зашиты для меня и моих собратьев — герцога Лионеля, — тот опустился на колени, — графа Марлийского и лорда Ридона, владетеля Восточной Марки, кто некогда был в вашем Совете.

Когда назвали их имена, Брэн и Ридон преклонили колени, и Венцит продолжал:

— Мы просим, дабы битва наша была смертельной, четверо против четверых, и чтобы она не кончилась, пока все противники с одной стороны не умрут. Сему залогом наши силы и наши жизни.

Баррет перевел невидящие глаза с Венцита на Келсона.

— Благоволишь ли ты принять сии условия?

Келсон, нервно сглотнув, преклонил колени перед лордами Дерини.

— Милорд, я, Келсон Халдейн, король Гвиннеда, князь Меары, лорд Пурпурной Марки, признанный твоим благорассуждением чистокровным Дерини, ныне подтверждаю, что принимаю вызов Венцита Торентского, дабы не проливалась более кровь между нами на поле брани. Я также прошу покровительства и защиты для себя, милорда герцога Аларика Моргана, епископа Арилана и монсеньора Дункана Мак-Лайна. — Все трое опустились на колени. — Мы согласны на смертельную битву с четырьмя, преклонившими перед тобой колени, и чтобы она не кончилась до смерти каждого одной из сторон. Сему залогом наши силы и наши жизни.

Баррет кивнул и, стукнув своим посохом из черного дерева по земле, произнес:

— Быть по сему. Однако каковы будут выгоды для победителя? Согласны ли вожди обеих армий признать результаты поединка?

— Да, милорд, — сказал Келсон, опередив Венцита. — Мои люди знают, что мы отдаем свои жизни ради их спасения, и мои преемники в случае моей гибели дадут клятву верности королю Торента, дабы был мир между нашими народами. Мы полагаем это условие приемлемым. Согласен ли король Торента?

Венцит посмотрел на своих собратьев, потом на Баррета.

— Мы согласны на эти условия, милорд. Если мы потерпим поражение, мои наследники присягнут королю Гвиннеда как его вассалы.

Баррет кивнул.

— Кто твои наследники, Венцит Торентский?

Венцит посмотрел на Лионеля.

— Принц Алрой Торентский, старший сын моей сестры Мораг и моего родича Лионеля. После Алроя — его братья Лиам и Рональ.

— А принц Алрой готов ли принести клятву верности Келсону Гвиннедскому, если вы и его отец погибнете сегодня?

Венцит кивнул, сжав губы.

— Да.

Баррет обернулся к Келсону.

— А вы, Келсон Гвиннедский? Готов ли ваш преемник принести клятву верности Венциту Торентскому, если вы погибнете нынче?

Келсон кивнул.

— Мой преемник — брат моего отца, принц Нигель, а затем его сыновья, Конал, Рори и Пейн. Принц Нигель выполнит свой долг, если я умру.

— Отлично, — сказал Баррет. — Удовлетворены ли условиями обе стороны?

— Не совсем, — вдруг сказал Келсон. — Есть еще одно обстоятельство, милорд.

Глаза Венцита расширились, и он готов был подскочить к Келсону, сжав кулаки, но Баррет остановил его движением своего посоха.

— Говорите, Келсон Гвиннедский, — сказал Баррет.

— Прошлой ночью Венцит Торентский и Брэн Корис проникли в мой лагерь и похитили ребенка. Если я одержу победу, я требую, чтобы ребенок был возвращен мне, дабы я вернул его матери.

— Нет! — закричал Брэн, вскакивая на ноги. — Брэндан мой сын! Он принадлежит мне! Ей он не достанется!

— Успокойтесь, Брэн Корис! — впервые заговорила Вивьен. — Если Келсон победит, какое это имеет для вас значение? Вы-то умрете.

— Она говорит дело, Брэн, — сказал Венцит, прежде чем Брэн смог возразить. — С другой стороны, если я одержу победу, мать мальчика должна вернуться к мужу, находящемуся здесь, — Венцит указал на Брэна. — Если Келсон согласен на это, согласен и я. Я также обещаю вернуть всех оставшихся пленников, если это сделает условия более приемлемыми.

— Келсон? — спросил Баррет.

Келсон после некоторых колебаний выговорил:

— Да, я согласен. Больше условий у меня нет.

— А вы, Венцит?

— Больше никаких условий нет.

— Тогда можете начинать.

Шурша шелком и бархатом, все восемь встали с колен.

— Можете чертить ограничительный круг, — продолжал Баррет и прошел между противниками, опираясь на плечо Ларана. — Мы верим, что с вами нет оружия, и думаем, что в проверке нет нужды. Если есть вопросы, касающиеся поединка, задавайте их сейчас, прежде чем Совет закроет первый круг.

Ларан и Баррет остановились в сорока футах от своих собратьев. Теперь четверка разделилась: каждый занял место по одну сторону света, ограничив таким образом квадрат со стороной футов в сорок. Тем временем восемь бойцов стали друг против друга полукругом внутри этой площадки. Два короля выжидающе посмотрели на Баррета; однако не он, а Тирцель, покинув свое место, вошел в центр круга.

— Святой блаженный лорд Камбер, указавший нам путь. Тако написано есть, тако да будет сотворено. Благословенно Имя Высочайшее, — сказал он.

Тирцель опустился на колени и стал чертить на земле знаки. Там, где он касался травы, она становилась золотой.

— Благословен Создатель ныне и присно. Начало и Конец, Альфа и Омега. — Он начертил крест, на концах написав греческие буквы. — Его же времена и века. Его слава и торжество во веки веков. Благословен Господь, благословен Святой Камбер.

Когда он встал, по углам начертанной им фигуры вспыхнули символы. Это были печати четырех членов Совета, означавшие их защиту внутри круга. Как только Тирцель вернулся на место, Баррет начал свое заклинание, подняв руки над головой:

— Я есмь Альфа и Омега, Начало и Конец, сказал Господь, — нараспев произнес Баррет. — Он Господь поборающий, он грядущий в белых одеждах; и не читал я имени его в Книге Жизни, но узнаю от Отца моего и ангелов его.

— Моление и честь, и слава, и сила вся в Нем, на троне сидящем, и Агнце во веки веков, — подхватила Вивьен, тоже воздев руки к небу. — Даждь нам благословение свое на искусство наше и защиту от злодейств и несчастий. Просвети светом своим круг наш, о Господь, дабы знали стоящие в нем величество Твое и не избегали правосудия Твоего.

Ларан, завершая круг, также поднял руки, и вокруг всех четырех знатных Дерини появилось сияние — янтарное, серебристое, малиновое и голубое. Когда Ларан заговорил, круг замкнулся и цвета соединились.

— Защити, о Господи, рабов твоих. Укрепи круг сей, дабы ничто не вошло сюда и не содействовало никому из восьмерых, стоящих в нем. Оборони от смертельных сил пребывающих вне круга и защити нас по милосердию Твоему.

— Как было сие в древнейшие дни, — произнесли все четверо, — и будет до скончания времен!

С этими словами раздался негромкий звук, похожий на грозовой разряд, и над всеми двенадцатью образовалась бледная сине-лиловая полусфера. Она была прозрачной, но непроницаемой; ничто не могло выйти из этого круга. Следующий круг, который должны были построить те, кому предстоял поединок, отделял их не только от внешнего мира, но и от судей. Даже члены Совета Камбера не могли проникнуть через внутренний круг.

— Внешний круг готов, — сказал слепой Баррет. Его голос гулко отозвался под прозрачным куполом. — Очередь за внутренним. Запомните — пока все поединки не закончатся, он не исчезнет. Только победители выйдут из круга.

Наступила тишина. Он продолжал:

— В последний раз призываю к примирению. Если же это невозможно — стройте круг и поступайте так, как считаете нужным. Во имя вашей чести и Имени Величайшего, можете начинать.

Восемь человек оценивающе оглядели друг друга. Потом Венцит вышел вперед и поклонился:

— Вы начнете или я?

Келсон пожал плечами.

— Это не так уж важно. Начинайте вы, если хотите.

— Отлично.

Поклонившись, Венцит отступил, потом развел руки в стороны. Внутренний круг создавался только главами сражающихся, без участия других. Поэтому говорил только Венцит. Его тихий голос эхом отзывался в первом круге.

Пламя вспыхнуло на концах его пальцев, и вскоре лиловый полукруг охватил его и трех его собратьев, не достигая пяти футов до границ внешнего круга. Келсон сжал губы, не глядя на своих товарищей, и также развел руки:

Малиновый свет вспыхнул за спиной Келсона и соединился с полукругом Венцита; пурпурная полусфера отделила восьмерых от мира. Келсон опустил руки и посмотрел на своих сотоварищей, тесней собравшихся вокруг него.

Сквозь полусферу с трудом можно было различить членов Совета. Они наблюдали за происходящим, но Келсон знал, что они уже не могут вмешаться и рассчитывать нужно только на свои силы.

— Первый удар мой, бедный глупый королек? — ухмыльнулся Венцит и поднял правую руку, не дожидаясь ответа.

— Нет, стойте! — сказал Ридон. — Мы забыли кое о чем, милорды. Даже на войне не стоит забывать о хороших манерах.

Все повернулись к Ридону; лорд достал из складок плаща серебряный кубок и кожаную фляжку. Его собратья улыбнулись, глядя, как Ридон вынимает пробку, даже Венцит сложил руки на груди, снисходительно усмехнувшись.

— Это наш обычай, — начал Ридон, наполняя кубок, — пить за наших противников перед битвой. — Он поднял кубок и осушил его наполовину.

— Конечно, — продолжал он, подавая кубок Брэну, — мы понимаем, что вы можете заподозрить в этом какой-нибудь подвох, — он посмотрел на Брэна, сделавшего не один глубокий глоток, потом протянул кубок Лионелю, — но вы видите, мы пьем первыми. — Лионель сделал несколько глотков и передал кубок Венциту.

Ридон вновь наполнил его.

— Ридон прав, — сказал Венцит, держа кубок перед собой обеими руками. — Наши враги, мы пьем за вас.

Ухмыльнувшись, он поднес кубок к губам и отпил, потом подошел к Келсону.

— Будешь пить, бедный королек?

— Нет, он не будет, — сказал Ридон неожиданно твердым и резким тоном.

Венцит замер, медленно обернулся и посмотрел на Ридона. Все уставились в немом изумлении на знаменитого Дерини со шрамом на лице. Лионель и Брэн придвинулись поближе к Венциту, отступая от этого человека, ставшего вдруг каким-то другим.

— Что это значит? — ледяным тоном спросил Венцит.

В уголках губ Ридона заиграла сардоническая усмешка.

— Скоро ты это поймешь, Венцит, — спокойно сказал он. — Шесть лет я играл роль, почти ежечасно притворяясь другим человеком. Я так мечтал, чтобы этот день наступил скорее.

Страшная догадка исказила черты Венцита; он посмотрел на кубок и с яростью швырнул его на землю.

— Что ты сделал? — ледяные глаза Торентского короля впились в Ридона. — Кто ты?

Ридон улыбнулся и тихо, мрачно произнес:

— Я не Ридон.

 

Глава XXVII

«Иногда это так трудно — быть человеком»

[26]

— Ты не Ридон? То есть как это не Ридон? — брызгал слюной Венцит. — Ты что, с ума сошел? Да ты знаешь, что ты наделал?

— Я знаю это абсолютно точно, — улыбнулся лже-Ридон. — Настоящий Ридон из Восточной Марки умер от сердечного приступа шесть лет тому назад. К счастью, я сумел занять его место. Но вы и не подозревали об этом, правда, Венцит? И никто не догадался.

— Ты с ума сошел! — сказал Венцит, рассерженно озираясь. — Это какой-то обман, какой-то чудовищный заговор. Это они подбили тебя на такое дело, — он указал на Келсона и его ошеломленных спутников. — Может быть, ты и с настоящим Советом сговорился и привел его сюда? Ты никогда не хотел честной схватки, вот и Совет в это втянул.

Он повернулся к членам Совета, которых можно было видеть через прозрачную полусферу. Те о чем-то оживленно беседовали, но он не мог расслышать, о чем. Внезапно Венцит понял, что они смущены случившимся не меньше, чем он, а если говорить по чести, то и сам Келсон выглядел несколько озадаченным. Торентский король посмотрел на Лионеля и Брэна, мертвенно побледневших, и снова в страхе уставился на того, кто столько лет был для него Ридоном.

— Да, отчасти вы правы, — сказал тот, — я никогда не считал, что эта схватка будет честной — особенно с вашей стороны. И сделал все, чтобы достичь своей цели, хотя заплачу за это жизнью, как и вы. Посмотрите назад.

Венцит обернулся и увидел, как Брэн, покачнувшись, вцепился в плечо Лионеля, пытаясь удержаться на ногах; на красивом лице Брэна появилось выражение безумного страха. Он упал на землю. Лионель встал на колени, чтобы помочь ему, но, тоже покачнувшись, вдруг распластался рядом с Брэном, не в силах уже подняться.

Венцит беспокойно вцепился в ворот своей туники, снова вытаращив глаза на незнакомца.

— Что ты с ними сделал? — прошептал он. — Ты отравил их, да? — Он с трудом сглотнул. — А я? Почему на меня-то не действует? Зачем ты это сделал?

— Это такой яд, — произнес лже-Ридон. — И не тешьте себя надеждой, что вас он пощадит. Просто на чистокровных Дерини он действует немного медленнее. А что касается меня, то у меня еще меньше времени, чем у вас. Противоядие, которое я принял, задерживает первые признаки отравления, зато приближает конец. Но мне хватит времени открыться вам, а вам — познать страх, впервые за свою жизнь. Посмотрите на свои руки, Венцит. Они уже дрожат. Это первый признак того, что зелье подействовало.

— Нет! — воскликнул Венцит, сцепив руки, чтобы успокоить дрожь, и отворачиваясь.

Лже-Ридон несколько секунд смотрел на него, а затем повернулся к Келсону и поклонился юному королю.

— Простите, Келсон, что я лишил вас той законной победы, которую вы могли бы одержать… Но вы могли и проиграть, не так ли? Шесть лет я был слугой Венцита — это слишком высокая плата, и я не мог позволить себе упустить такой случай.

Пока он говорил, Венцит покачнулся и, помимо воли, упал на колени. Он с трудом приподнял голову, пытаясь все-таки подняться на ноги. Келсон с тревогой смотрел на лже-Ридона.

— Но что… что вы им дали? И что будет с вами? — с тревогой спросил Келсон.

— Это зелье очень похоже на мерашу. Оно также лишает свою жертву возможности использовать магические силы. Но в отличие от мераши, его нельзя распознать по вкусу, и кроме того, это медленно действующая отрава. И я знал это, когда пил ее. Знал цену, которую я должен заплатить, чтобы избавиться от этого человека.

Он указал на Венцита, который, тяжело дыша, лежал теперь на земле и смотрел на них с нескрываемой ненавистью.

Лионель и Брэн уже не двигались и только смотрели на происходящее глазами, полными страха.

— Моя смерть будет быстрой и безболезненной, хотя она и неотвратима, — продолжал лже-Ридон, — а они, поскольку не приняли противоядия, будут умирать медленно и мучительно, по крайней мере, в течение дня, если только вы не вмешаетесь. Вы не можете их исцелить, Келсон, но в ваших силах ускорить их конец. Только четверо могут выйти живыми из этого круга, и я сделал все, чтобы этими четвертыми были вы и ваши спутники.

— Но это же нечестно, — пробормотал Келсон, все еще не вполне веря в происходящее, — я не хотел такой победы.

— Поверьте мне, они заслужили подобный конец. Их вина не вызывает сомнений, хотя они и не были осуждены. Я знаю, что… — Он замолчал, как будто превозмогая приступ боли, и продолжил: — Прошу прощения, зелье уже дает о себе знать. У меня немного времени. Так вы принимаете ту победу, что я принес вам, Келсон? Займете ли вы ваше место законного короля-Дерини, вернете ли вы по праву нам принадлежащее, чтобы мы с честью и на равных участвовали в жизни одиннадцати королевств?

Тут Келсон впервые обернулся к своим спутникам. Дункан, как и Морган, был бледен и молчал, в то время как Арилан смотрел на «Ридона» так, как будто перед ним был призрак. Когда Келсон посмотрел на него, он вздрогнул и приблизился к молодому королю, бросив осторожный взгляд на лже-Ридона.

— Кажется, я вас узнал, — неуверенно начал он. — О, не по внешности и не по голосу. Вы прекрасно сумели изменить их. Но то, что вы сказали… Может быть, вы откроетесь? Какая вам теперь разница?

Лже-Ридон улыбнулся и, слегка покачнувшись, развел руки, чтобы устоять на ногах. Черты его внезапно начали расплываться, вокруг головы возникло сияние, и в следующее мгновение все четверо увидели лицо Стефана Корама.

— Здравствуйте, Денис, — прошептал он, встречая изумленный взгляд епископа, — только не упрекайте меня за мой поступок. Все равно уже поздно, и к тому же я вовсе не думаю, что поступил так уж глупо. Мне только жаль, что я никогда больше не увижу никого из вас. Поверьте, у меня не было другого выхода.

— Стефан! — воскликнул Арилан, с отчаянием качая головой.

Корам улыбнулся и опять пошатнулся.

— Да. А вам, Морган и Дункан, я являлся, друзья мои, в другом, более знакомом обличье. — Тут черты его снова затуманились, и перед ними предстал седовласый человек в серой сутане с капюшоном.

— Так это вы были Святым Камбером? — изумился Морган.

— Нет, я же вам говорил, что нет, — Корам слегка покачал головой, возвращаясь в свой истинный облик, — я только являлся вам несколько раз: на коронации Келсона как представитель Совета; вам, Дункан, на пути в Корот; в обители Святого Неота… — Болезненная гримаса исказила его лицо, он закрыл глаза, и Арилан бросился, чтобы поддержать его.

— Стефан?

Корам с сожалением покачал головой.

— Вы не можете помочь мне выжить, друг мой, разве только умереть. — Он с трудом проглотил слюну и тяжело оперся на руку Арилана. На его лице появился страх. — Да поможет мне Бог, Денис. Яд действует. Это случилось немного быстрее, чем я думал.

Когда он повис на руках у Арилана, епископ уложил его на землю, а Морган и Дункан подошли ближе. Келсон стоял за спиной у Арилана, удивленно наблюдая за происходящим, но не приближаясь. Он понимал, что сейчас ничем не может помочь. Келсон едва слышал о Стефане Кораме, а эти трое, что склонились над умирающим, были так или иначе связаны с ним, причем Морган и Дункан — каким-то весьма странным образом. Он смотрел, как Морган сворачивает свой плащ и кладет его Кораму под голову. Тот на мгновение приоткрыл глаза, почувствовав прикосновение Моргана, и снова обратился к Арилану.

— Я понимаю, что совершил грех, сам себя лишив жизни, — пробормотал он, глядя Арилану в глаза. — Но у меня не было выбора, Денис. Как вы думаете, Бог простит меня?

Он перевел взгляд на крест, висящий на груди у Арилана. Епископ склонил голову и чуть заметно кивнул.

— Думаю, Он должен понять вас, друг мой. Вы всегда были таким… таким… — От волнения он закашлялся и, проглотив слезы, спросил: — Стефан, вам… очень больно?

Корам покачал головой.

— Не очень. Только время от времени. Скоро все кончится. Меня… видят остальные? Я имею в виду членов Совета.

Арилан посмотрел на полусферу и кивнул.

— Да, но круг искажает картину. Вы хотите им что-то сказать?

— Нет, — Корам покачал головой. — Просто передайте им мои слова… Это касается выбора моего преемника в Совете, Денис. Несмотря на то, что мы часто спорили с вами, сталкиваясь в Кругу Избранных, я всегда ценил вашу дружбу и вашу смелость и хотел бы, чтобы вторым сопредседателем стали вы. Обещайте же, что донесете до них мое пожелание, когда будете рассказывать о моей смерти.

Глаза его закрылись, дышал он с трудом. Морган взволнованно посмотрел на Арилана.

— Неужели ничего нельзя сделать? Может быть, мы с Дунканом попробуем его исцелить?

Арилан устало покачал головой.

— Я знаю, какое противоядие он принял. Ни один Дерини не справится с этим. Яд уже оказал свое смертоносное действие, раз он чувствует боль. Он пытается скрыть это, но конец близок.

Морган снова посмотрел на Корама и покачал головой, невольно подвинувшись ближе к Дункану. Корам снова приоткрыл глаза, но было ясно, что он ничего не видит ими.

— Денис, — прошептал он. — Мне сейчас было странное видение. Лицо мужчины, светловолосого мужчины в капюшоне… Я думаю, это был К-Кам… О Господи, Денис, помогите!

Его тело сотрясалось от судорог, он схватил руку Арилана и крепко стиснул ее обеими руками. Арилан положил другую руку ему на лоб, стараясь облегчить его мучения, и Корам на мгновение затих. Когда он снова открыл глаза, лицо его было спокойно и величественно.

— Ваш крест, Денис… Дайте мне его, — пробормотал Высший Дерини.

Арилан снял распятие и вложил крест в руку друга. Корам несколько секунд разглядывал его, тяжело дыша, потом быстро коснулся креста губами.

— In manuus tuas, Domini… — прошептал он. Его глаза закрылись, руки безжизненно упали. Арилан склонил голову, шепча одними губами слова отходной.

Морган и Дункан, подавленно переглянувшись, медленно поднялись на ноги и вернулись к Келсону.

— Он умер? — прошептал Келсон, едва осмелившись нарушить благоговейную тишину.

Дункан кивнул, и Келсон склонил голову.

— И вы ничего не могли сделать?

Морган покачал головой.

— Мы спрашивали, можно ли попытаться исцелить его, но Арилан сказал, что уже слишком поздно. Можно предположить, что то же самое ожидает и остальных. Как вы собираетесь поступить, Келсон?

Келсон посмотрел на оставшихся противников, которые так и лежали на земле в нескольких ярдах от него, и покачал головой.

— Не знаю. Я не могу хладнокровно убить их, когда они так беспомощны, но Ридон, то есть Корам, сказал, что они будут умирать медленно и мучительно.

— Он сказал, это будет продолжаться целый день, — пробормотал Дункан, — и если смерть Корама была сравнительно быстрой и легкой, то я и думать боюсь, что еще предстоит Венциту и всем остальным.

Арилан вдруг поднялся и повернулся к ним. В его глазах стояли слезы.

— Мы вынуждены убить их, Келсон. Другого пути нет. Корам был прав, они обречены. И я знаю, что чувствовал Корам, умирая. Даже Венцита не стоит обрекать на такое. Это бессмысленная жестокость.

— Но у нас нет оружия, — выдохнул Келсон, — мы же не можем задушить их или камнем разбить им, беспомощным, головы! Да здесь и камней-то никаких нет, — жалобно закончил он.

Арилан выпрямился во весь рост, посмотрел на поверженных врагов, окинул взглядом круг.

— Нет, здесь это должно быть сделано при помощи магии. Ведь должен был состояться магический поединок, и им суждено погибнуть как подобает.

— Но как? — прошептал Келсон. — Арилан, я и мечом никого прежде не убивал, но по крайней мере знаю, как это делается.

Установилась тишина. Келсон потупил взгляд, Арилан погрузился в свои мысли, двое других Дерини застыли в молчании. Потом Морган повернулся к Келсону и коснулся руки юноши, склонив голову и не глядя на неподвижные тела Венцита, Лионеля и Брэна, особенно на Брэна.

— Я возьму это бремя на себя, мой принц. Мне, в отличие от вас, убивать приходилось. Да и весь труд — только руку вытянуть. Карисса примерно так убила вашего отца.

Дункан похолодел:

— Нет, Аларик. Только не это.

Морган покачал головой, не глядя на своего родича.

— А другого способа у нас нет. Венцит и его помощники сейчас беспомощны, как простые люди. Венцит должен умереть так, как умер Брион, в смерти которого он повинен не меньше Кариссы. Это — возмездие.

— Тогда это должен сделать я, — вздохнул Келсон. — Я сын Бриона, и мне мстить за смерть моего отца.

— Мой принц, я хотел избавить вас от этого…

— Нет. Я должен это сделать. Я отплачу. Только скажите мне, как это сделать.

— Я… — Морган взглянул на Келсона, намереваясь еще раз попробовать переубедить его, но лицо короля было сурово и непреклонно. Несколько секунд они неподвижно смотрели друг на друга, наконец Морган отвел глаза, чувствуя, что побежден. Устало вздохнув, он склонил голову.

— Хорошо, мой принц. Откройте мне ваше сознание, и я покажу вам все, что нужно.

Ненадолго установилась глубокая тишина; взгляд Келсона устремился куда-то вдаль, а когда он снова посмотрел на окружающих, в его глазах появилось что-то новое, что-то жесткое и даже немного пугающее.

— Так просто? — прошептал он растерянно, пораженный тем, как легко могущественные силы стали доступны ему.

— Да, так просто, — пробормотал Морган.

Келсон отвернулся, как будто не слыша его, и обежал глазами внутренний круг. Члены Совета внимательно наблюдали из-за прозрачной стены за происходящим. Взгляд короля скользнул по безжизненному телу Ридона — Камбера — Корама и переместился на неподвижные фигуры, лежащие на земле в противоположной части круга. Он медленно подошел к ним, как будто в трансе, сжимая и разжимая кулаки, и остановился перед Венцитом Торентским. Не в силах двинуться, чародей только сверкнул глазами, увидев Келсона.

— Вам больно? — прошептал Келсон с бесстрастным лицом.

Венцит попытался пошевелиться и не смог; тогда он попробовал заговорить. Это стоило ему больших усилий, но все же он выговорил несколько слов, тихих и отрывистых:

— Ты еще спрашиваешь, зная, как умер Ридон?

Келсон неловко отвернулся.

— Это сделал не я. Такой победы я не хотел. Лучше смерть, лучше честный проигрыш, чем такая сомнительная победа.

— Если ты думаешь, что я тебе поверил, то ты, должно быть, считаешь меня еще большим дураком, чем я оказался, — язвительно ответил Венцит. — Во всяком случае, ты не уйдешь от этой победы и не забудешь, как победил. Как бы ни испортило твоего драгоценного настроения то, что ты должен сейчас сделать.

— Что вы имеете в виду? — спросил Келсон, снова быстро взглянув на Венцита.

— Ну, я уверен, что ты не оставишь нас вот так вот умирать здесь. — Венцит слабо усмехнулся. — Твой отец не оставил бы так бессмысленно страдать даже раненого сокола или гончую собаку. Неужели ты будешь жесток к людям?

— То есть вы хотите умереть, хотите, чтобы я убил вас?

Венцит закашлялся и напрягся — каждое движение причиняло ему боль. Когда он снова посмотрел в глаза Келсону, в его взгляде стояла мука.

— Дурачок, конечно хочу. Мне не жить, и я знаю это. Ридон, или, скорее, Корам, знал, что делал. И я знаю, что меня ждет перед самым концом, если мне не повезет. Корам уже убил меня, Келсон. Мое тело уже мертво, хотя душа еще сопротивляется. Избавь меня от ужасной агонии, но так, чтобы уж наверняка.

Келсон тяжело вздохнул и опустился на колени рядом с Венцитом. Он еще не понял, что собирается сделать. С одной стороны, перед ним лежал умирающий человек, страдающий от боли, с другой — и он помнил об этом — этот человек повинен в гибели его отца. Он протянул было руку, потом отдернул ее и, прижав кулак к груди, склонил голову. Шепот Венцита все еще звучал у него в ушах: «Келсон, пожалуйста. Освободи меня».

Келсон услышал шаги у себя за спиной. Он знал, что его спутники стоят рядом, готовые поддержать его. Келсон сосредоточился, глаза его потемнели, он прикрыл их и, вытянув правую руку над грудью Венцита, уже повел ею, но вдруг замер.

— Венцит Торентский, нуждаетесь ли вы в утешении Святой Церкви?

Венцит моргнул и улыбнулся бы, если бы это не причиняло ему такую боль.

— Я нуждаюсь только в смерти, Келсон, и приветствую ее. Избавь меня от дальнейших мучений. Делай свое дело.

Келсон повернул голову и увидел, как Лионель и Брэн молча смотрят на него и та же мольба стоит в их полных страдания глазах. Медленно и решительно он снова повернулся к Венциту, вытянул руку прямо над его сердцем и тихо прошептал:

— Так умри же, Венцит. Получи освобождение. Почувствуй холодную руку смерти на своем сердце, услышь шорох ее крыльев. Да будет это отмщением за смерть отца моего, Бриона. Да остановится сердце Венцита!

С последними словами пальцы его судорожно сжались в кулак, и Венцит застыл. Тело гордого короля Торента превратилось в пустую оболочку без жизни, без разума. Агония кончилась. Прежде чем остальные успели опомниться, Келсон быстро шагнул к Брэну и Лионелю, встал между ними и вытянул обе руки над их сердцами.

— Идите же за своим господином и ангелом смерти, Лионель Арьенольский и Брэн Корис, граф Марли. И пусть Бог в своей безграничной мудрости отыщет для вас больше милосердия, чем я в состоянии даровать вам. Покойтесь с миром.

Опять он судорожно сжал кулаки, и их измученные тела вздрогнули и вытянулись. Келсон медленно опустил руки. Колени у него подогнулись, и он тяжело осел на траву. Подняв глаза, он увидел над собой помертвевшие лица друзей. Келсон встал на ноги, отшатнувшись от протянутой руки Арилана.

— Не надо, ваше преосвященство. Не годится такому святому человеку прикасаться ко мне. Я только что совершил убийство, у меня руки в крови.

— У вас не было выбора, Келсон, — спокойно возразил Арилан, опустив руку. — Это были ваши враги, и они заслужили смерть.

— Может быть. Но не такую. Я не должен был их вот так добивать.

Морган потупил взгляд и посмотрел на носки своих сапог.

— Мы не всегда вольны распоряжаться своей судьбой, Келсон. Вы это знаете. Порой король должен выполнить эту ужасную обязанность: убить своего врага.

— Но не обязан делать это с удовольствием, — прошептал Келсон, — и это совсем не то, чем король может гордиться.

— А разве вы гордитесь? — спросил Дункан. — Я думаю, что нет. Я слишком давно и слишком хорошо вас знаю, чтобы в это поверить.

— Но я рад, что они мертвы, — ответил Келсон. — Что я могу с этим поделать? И я ведь желал их смерти. Я пожелал, и они умерли. Разве человек в силах совершить такое?

— Ну, Венцит вот мог, — проговорил Морган, — и однажды воспользовался этим.

— Разве это оправдывает?

— Нет.

Установилась тишина, которую никто не решался нарушить, затем Келсон снова взглянул на тело Венцита. Он долго смотрел на мертвого короля, едва дыша, потом наклонился и медленно снял корону с головы Венцита.

— Это — наша награда за сегодняшний день, — с горечью сказал он. — Корона королевства, которым я никогда не хотел править… Смерть друга, о котором я едва знал раньше… — Он взглянул на тело Корама. — И разочарование от того, что по-другому быть не могло.

Арилан хотел что-то сказать, но Келсон остановил его повелительным жестом.

— Не надо. Епископ, я не хочу слышать утешений. Я сам должен осмыслить то, что я вынужден был совершить. Я знаю, очень скоро я пойму, какой во всем этом смысл. Но не сегодня. Сегодня же я должен выйти из этого круга с вами, мои верные друзья, навстречу народному ликованию, к моему народу, празднующему эту «победу», которую я принес ему. А потом я приму неискренние почести от маленького принца, отца которого я убил, и еще я верну другого осиротевшего ребенка женщине, мужа которой тоже убил я, даже если он и заслужил этого. Да еще мне придется делать вид, как будто все это очень приятно. Простите меня, друзья, если я скажу, что совсем не рад всему этому.

Он вертел в руках корону Венцита, удрученно разглядывая ее, потом снова обратился к своим спутникам.

— Вперед, милорды, король будет играть свою роль до конца! Народ ждет. Если моя победная улыбка покажется вам немного натянутой, вы будете знать почему.

Полусфера померкла и растаяла, действие магии прекратилось. Когда король вышел из круга, держа в руках корону Венцита, громкие приветственные крики зазвучали со стороны гвиннедского войска. А потом зазвенели мечи и доспехи, послышался конский топот — воины короля двинулись ему навстречу.

А четверо Высших Дерини тем временем возложили свои белые с золотом мантии на плечи победителей, исполняя предписанный обряд. Друзья подвели к Келсону белого коня, и его далеко было видно, когда он двинулся к войскам Торента, чтобы объявить о своей победе.

Но сегодня корона казалась тяжким грузом юному Властителю Дерини.

 

Приложение

Хронология одиннадцати королевств

822 — Фестильский заговор; начало Междуцарствия (82 года). Ивор Халдейн свергнут и казнен. Фестиль I коронован в Валорете, который становится новой столицей.

Фестильская династия:

822–839 Фестиль I

839–851 Фестиль II

851–885 Фестиль III

885–900 Блэйн

900–904 Имре

846 — В Кор Кулде родился Камбер Кулдский.

900 — Умер король Блэйн. Принц Имре взошел на престол.

904 — Реставрация; Имре свергнут и казнен; Синхил Халдейн, правнук Ивора, коронован в Ремуте.

905 — Неудачная попытка сторонников Имре захватить власть; смерть Камбера Кулдского.

906 — Камбер Кулдский канонизирован Советом епископов.

917 — Начало гонений на Дерини; Рамосский Собор отменяет канонизацию Камбера, запрещает — под угрозой анафемы — занятия магией. Всем Дерини запрещено занимать высокие должности, а также наследовать земли без особого королевского указа, запрещено принимать духовный сан.

Короли, правившие в одиннадцати королевствах после Реставрации:

904–917 Синхил

917–921 Алрой

921–922 Джаван

922–928 Райс

928–948 Оуэн

948–980 Утир

980–983 Нигель

983–985 Яспер

985–994 Клум

994–1025 Уриен

1025–1074 Малкольм

1074–1095 Донал

1095–1120 Брион

с 1120 Келсон

1081 — Рождение Бриона.

1087 — Рождение Нигеля.

1091 — Рождение Аларика Моргана.

1092 — Рождение Дункана Мак-Лайна.

1095 — Смерть короля Донала; Брион восходит на престол; смерть леди Алисы де Корвин де Морган.

1100 — Смерть лорда Кеннета Моргана; Аларик Морган становится пажом короля Бриона.

1104 — Брион женится на Джеанне.

1105 — Брион и Морган побеждают Марлука.

1106 — Рождение Келсона.

1120 — Смерть Бриона; Келсон восходит на престол; во время своей коронации Келсон убивает Кариссу, дочь Марлука.

1121 — Кардосская компания; Венцит Торентский побежден на Линдрутском поле.

 

Генетическая основа наследования свойств Дерини

Первым генетическим фактором, регулирующим наследование способностей Дерини, является доминантный, сцепленный с полом ген, который мы обозначим как X'. Таким образом, способности Дерини, как правило, передаются только по материнской линии, и у ребенка мужского пола, обладающего ими, мать должна быть по крайней мере гетерозиготна (Х'Х) по этому признаку:

Х'Х-ХY

Х'Y

Только один ген X' необходим для особи, чтобы в полной мере обладать всеми способностями Дерини, и нет никакой заметной разницы в частоте проявления этого признака между особями женского и мужского пола, Х'Y и Х'Х. При этом очевидно, что, поскольку у особи женского пола присутствуют две Х-хромосомы, то возможно такое сочетание, как Х'Х. Однако так называемы «удвоенные» Дерини, гомозиготные по гену X' особи женского пола, обладают этими способностями не в большей степени, чем их гетерозиготные сестры, так как ген X' не является кумулятивным. Единственное преимущество гомозиготной Дерини состоит в том, что все ее потомки наследуют этот признак. Но даже это не имеет большого значения, так как ген X' укрепляет несущую его хромосомную пару, и для гетерозиготной женщины Дерини более вероятно передать потомству именно ген X' (яйцеклетки, несущие X', более жизнеспособны, чем X). Преимущественная передача по наследству Х'-хромосом отчасти обусловила и то, что род Дерини не исчез с лица Земли, несмотря на повсеместные преследования.

Второй генетический фактор, регулирующий наследование способностей Дерини, находится только в гене Y; этот фактор способствует освоению могущества Дерини человеком (возможность этого открыли Камбер Кулдский и Райс Тирин в середине 890-х годов). Будучи активированным, этот ген не уступает по силе проявления гену X', но передается только по мужской линии. Следовательно, у мужчины, способного освоить могущество Дерини, отец должен быть носителем Y, а этот ген передается так же, как и X' на протяжении поколений, хотя сами носители могут уже не знать об этом. Конечно, наличие гена Y еще не значит, что ребенок мужского пола уже владеет силами Дерини, так как освоение этих сил — процесс трудный и продолжительный и может замедляться либо ускоряться многими психологическими и физиологическими факторами. Однако если в некоторых людях, таких, как, например, Шон лорд Дерри, проявляется способность к овладению силами Дерини, хотя их родители Дерини не являются, причина этого именно в скрытом Y-факторе, который невольно передавался его предками из поколения в поколение. И если носителя гена Y не выявит чистокровный Дерини, и не поможет развить унаследованные способности, то человек, скорее всего, так никогда и не узнает о них.

Носителем этого скрытого гена может быть не один мужчина в каждом поколении (хотя в королевских домах одиннадцати королевств бытовало противоположное мнение). Нигель Халдейн и трое его сыновей — все являются носителями этого скрытого гена Y. По-видимому, не случайно издавна повелось так, что только один из членов королевской семьи овладевал могуществом Дерини, — это предотвращало магические поединки между наследниками. И конечно, в боковой ветви потомков такой семьи может быть утрачено само знание о том, что в семье передается способность овладевать силами Дерини. Так Дерри, потомок древнего благородного рода, возможно, принадлежит именно к такой ветви.

Что же касается выходцев из крестьян, вроде Варина де Грея, то кто знает, сколько королей некогда согрешили, дав начало новым линиям Дерини? Право первой ночи — причина многих врожденных аномалий. Оба гена — X' и Y — независимы друг от друга, и это означает, что оба они могут присутствовать в хромосомном наборе особи мужского пола. Они не кумулятивны, то есть мужчина — носитель Х'Y не имеет заметных преимуществ перед носителями Х'Y и ХY. Но существует вероятность, что Дерини — носитель Х'Y-хромосомы может более умело использовать свои способности, так как благодаря гену Y он обладает ими в полной мере и не нуждается в специальном обучении. А Х'X-Дерини должен обучаться использованию могущества, и следовательно, отсутствие подобной подготовки может оказаться для него существенной помехой.

Так, Келсон, носитель сочетания доминант Х'Y, с самого начала мог действовать, как полностью обученный Дерини, и овладел могуществом отца, даже не подозревая об этом. Отец Келсона, король Брион, также полностью овладел могуществом Дерини, переданным ему, в свою очередь, его отцом посредством ритуала, без специальной подготовки.

С другой стороны, королева Джеанна, являясь, возможно, носительницей Х'Х-хромосомы, никогда не позволяла себе пользоваться унаследованным даром, и поэтому была легко побеждена могущественной и хорошо обученной герцогиней Кариссой, принадлежавшей к древнему роду искусных чародеев — Дерини.

Из всего вышесказанного следует еще одно важное заключение: миф о том, что можно быть Дерини наполовину (если Дерини — только один из родителей), — всего лишь миф. И, поскольку фактор X' регулирует полное наследование способностей Дерини, Морган и Дункан — Дерини по материнской линии, обладают могуществом не меньшим, чем Келсон, Карисса и другие «чистокровные» Дерини. Способности Дерини наследуются целиком, и можно либо быть Дерини, либо не быть им, все зависит от наличия первого фактора.