11 апреля

Не знаю для кого, но знаю, почему я все это пишу. Вчера я вышла замуж за человека, которого люблю так, как никогда не думала, что можно любить. А, сегодня сержант Модест запер меня в одной из комнатушек своего дома. Я пишу, чтобы рассказать о смерти обычной молодой женщины, - ведь я скоро умру. У меня нет политических пристрастий, я не состою ни в одной партии. Насколько мне известно, у меня нет врагов, разве что множество мужчин, которым я отказала. У меня вытянутое тело тутси и крестьянская решимость хуту. Я смотрю на себя и понимаю, что я удачная смесь. При том что в моих венах намешано столько кровей, болезни обошли меня стороной, значит, они все же могут мирно сосуществовать. Никто не может назвать меня своим врагом. Я Жантий, дочь Жана-Дамасена, щедрого и прямого человека. Я жена Бернара Валькура, научившего меня одновременно любить и говорить о любви, и я приемная мать Эмериты. Я знаю, что никогда больше не увижу своего мужа. Опорой в грядущих испытаниях станут мне дыхание спящей у меня на руках дочери и слова, которые я перечитываю снова и снова и привожу здесь, чтобы стало понятней.

12 апреля

Вчера, после того как семья Модеста заснула, он приходил ко мне. Его жена ревнует. Он сказал, что хочет меня защитить. женщину-тутси, арестованную в его секторе, изнасиловали десять солдат из его отряда. А потом они поступили еще ужасней. Вставили ей в анус бутылку и отрезали соски. Модест не хочет, чтобы это случилось со мной, по этой причине он держит меня здесь, несмотря на то что его жена ревнует и докучает ему. Но я могла бы быть милой с ним, могла бы его отблагодарить. А он ведь даже не знает, что меня так и зовут. Я не хочу, чтобы меня насиловали, не хочу страдать. Я раздвинула. ноги. Он даже не захотел, чтобы я разделась. Он вошел в меня и, не говоря ни слова, сделал свое дело. Я знаю, что он вернется завтра и я снова покорно раздвину ноги, только чтобы он не бил меня, чтобы я могла оставаться здесь. Потому что здесь я в безопасности.

13 апреля

Утром он заходил опять и снова рассказывал свои ужасные истории. Он довольно привлекателен, у него красивое тело. Он сразу же захотел меня. Это будет еще одно изнасилование, я знаю, но почему все время нужно лишь унижаться и подчиняться? Мне хотелось ласкать его, как это научил меня сделать Валькур, не потому, что мне хотелось сделать приятное ему, а чтобы, закрыв глаза, кончиками, пальцев вспомнить то, что было. Он обозвал меня шлюхой и, хоть я и была полностью раздета, даже не взглянул на меня. Если кто-нибудь однажды прочитает эти строки, он, разумеется, не поймет, почему женщина, которую насилуют, хочет еще и полу Жить от этого удовольствие. Но у меня нет выбора. Каждый раз когда он приходит, я знаю, что не могу драться, не могу защищаться. Я не хочу, чтобы он меня заставлял, чтобы причинял мне боль. Но я знают что он все равно вставит свой член. И, поскольку я умру, я хочу, чтобы мой насильник напоминал мне моего мужа и доставлял мне удовольствие. Я знаю, что это нелепо. В этот раз он уделил мне больше времени, мял мне грудь и зад. Но это даже отдаленно ничего мне не напоминает. Мне стыдно, что я не устояла, но я все еще хочу жить.

14 апреля

Приходила его жена. Она худее меня, очень похожа! на тутси. Она сильно ревнует. Сказала, что я хочу украсть у нее мужа, но она этого не допустит. Она пришла с двумя братьями. Они избили меня. Когда они оставили меня в покое и ушли, у меня отовсюду шла кровь. Эмерита ревела. Ночью приходил Модест, чтобы переспать со мной. Увидел кровь и ушел, не сказав ни слова. Одним изнасилованием меньше. Он, наверное, подумал, что у меня менструация.

15 апреля

Бернар, зачем ты открыл мне, что тело - это потаенный сад, который бесконечно исследуют, но нет ему ни конца, ни края? Зачем ты научил меня желать и наслаждаться, придумывая, как доставить удовольствие другому? Несколько дней назад я была сплошной эрогенной зоной, а твои пальцы, губы и язык, прикасаясь к моему телу, извлекали из него музыку. Сегодня у меня остались лишь две грязные, вонючие дырки, которые все время усиленно расширяют. Они не замечают, что у меня есть глаза, грудь и бедра, щеки и уши. И, я уверена, даже не получают удовольствия, а всего лишь облегчаются, избавляются от лишнего, как будто мочатся или ср… (рука не поднимается написать это слово), и при этом потеют, потому что долго сдерживались. И самое главное, зачем ты научил меня чистому удовольствию, которое уносит в другие миры, не имеющие ничего общего ни с любовью, ни с желанием, где химия, где клетки увеличиваются и делятся, где терпкие запахи, сплетение тел, где от пота липнут волосы, твердеют и вздрагивают соски, кровь кипит? Бернар, признаюсь тебе, мне нравится заниматься любовью, «сексом», как ты говоришь, когда делаешь вид, что тебе на все плевать. Каждый раз когда открывается дверь и появляется Модест, он наваливается на меня, как на стог сена. И я уже не человек, у меня больше нет имени, ни тем более души. - Я вещь, даже не собака, которую гладят, и не коза, о которой заботятся, а потом с аппетитом съедают. Я вагина. Я дыра. Элюар, дорогой Элюар, как хорошо, что ты есть у меня, с тобой я не чувствую себя одинокой, тебе я рассказываю о своих переживаниях.

16 апреля

Модест спросил меня, почему все тутси считают, что они лучше хуту, и мечтают стереть их с лица земли. Никто не верит, что я хуту. Я не знаю, что отвечать на эти глупые вопросы. Он сказал мне, что ему не нравится убивать, но у него нет выбора. Или он убьет врагов и их друзей, или они убьют его. Вот как у него все просто. Он боится умереть, поэтому убивает, убивает, чтобы жить. Сегодня он убил много людей, И, кажется, доволен своей работой. Он с дружками совершил налет на церковь Святого семейства. Несмотря на протесты священников, они уничтожили около тридцати предателей. Так он их называет. Он никогда не говорит «тутси». Модест спросил, идет ли у меня до сих пор кровь, я ответила да. Он не хочет дырку, из которой идет кровь. Мне так хотелось сказать ему, что у меня еще есть грудь, руки и рот, которые могли бы доставить ему столько же удовольствия, сколько и моя маленькая кровоточащая дырка. Я промолчала. Но знаю, что однажды скажу ему это. Я хочу получить удовольствие от смерти. Позже приходила его жена. Не такая уж она и злая. Она сказала, что ребенок не может здесь жить. У нее есть сестра, которая очень несчастна, потому что не может иметь детей, она и займется Эмеритой. Малышка ушла, перед этим поцеловав меня в щеку. Я прикасаюсь к своей щеке и вспоминаю о ней. У меня больше нет ни мужа, ни ребенка.

Посевы наши все разорены.

17 апреля

Воскресенье. Неделя, как я замужем. Кажется, по воскресеньям не убивают. В доме было полно родственников и друзей, они весело болтали. Я слышала, как соседи смеялись и переговаривались друг с другом из своих домов. Приходил Модест, немного растерянный. Его жена считает, что он влюблен в меня, но он хочет доказать ей, что это не так, да и некоторые ополченцы говорят, что он держит в своем доме шлюху-тутси и пользует ее один. Им он тоже должен доказать, что это не так. Он открыл дверь, и вошли все они, первой - его жена, подошла и плюнула мне в лицо. Они даже не попросили меня раздеться. Они знали, что я красивая, но их это не интересовало. Они пришли не смотреть, а иметь. Первый был жирный и в стельку пьяный. Он поднял меня одной рукой и положил на маленький стол так, чтобы у меня свисали ноги и он мог делать свое дело стоя, не склоняясь надо мной. «Они грязные, эти тутси. Надо их помыть». Он засунул бутылку пива мне в вагину, и все вокруг захохотали. На десятом я перестала считать. Я видела, что Модест смотрит на меня. Никто не снял штанов, никто не прикоснулся ко мне, зато все таращились, пока пыхтели надо мной, напрягались и кончали. Последним подошел Модест. Он не смог возбудиться. Над ним все смеялись. Я устала, и теперь я точно знаю, что умру.

18 апреля

Модест пришел с чашкой кофе и кусочком хлеба. Он извинился, сказал, что я должна его понять. Если бы он меня не отдал, со мной поступили бы гораздо хуже. Он спас мне жизнь и хочет, чтобы я была ему признательна. Хуже? Да, например, они могли отрезать мне грудь мачете, раскроить череп, отрезать руки и оставить подыхать, как это делали со всеми остальными. Как он делал со всеми остальными, со всеми врагами. Я осталась жива, и он хочет, чтобы я его поблагодарила. Через несколько дней все тутси будут мертвы. Тогда я ему сказала, что я мертвее любого трупа, что я чувствую, как из моих внутренностей, через все поры моего тела струится запах смерти. Наверное, я говорила слишком громко, - он ударил меня.

19 апреля 

Бернар, с тобой я говорю и представляю, как ты меня слушаешь. Я знаю, что ты не сердишься на меня за то, что я искала удовольствие в боли. Но у меня не получается вести их теми дорогами, которые ты мне открыл. Они меня не понимают. Мы с ними говорим на разных языках. Мы живем на разных планетах. Я знаю, они убьют меня, когда я провоняю тухлятиной от всех этих грязных членов. Если мне не дано испытать никакого удовольствия от медленно приближающейся смерти, то лучше уж выбежать на солнце и умереть от одного удара мачете. Через несколько минут я уйду из этого дома с этой тетрадкой и Элюаром, свободная как никогда, потому что теперь, Бернар, я мертва.

Жантий вышла из клетушки, в которой была заперта, и обнаружила, что дом пуст.

Пройдя несколько минут по кварталу Содома, где жил Модест, она увидела заграждение, которое охраняли несколько смеющихся ополченцев. У нее не было сил идти дальше. Она села прямо посреди грунтовой дороги, потом легла, задрала платье и раздвинула ноги, приготовившись к последнему унижению. Тут она и умрет. Но у этой Жантий ничего не осталось от былой красоты, которая еще десять дней назад сводила мужчин с ума. Теперь она скорее походила на распухшую тушу животного. К ней подошли два ополченца и посмотрели на нее с отвращением. Самый молодой, ему было не больше шестнадцати, наклонился и разорвал сорочку, потом содрал с нее бюстгальтер. Только ее грудь и уцелела, она - единственное, что осталось от былой красоты. Крепкая и острая, она словно бросала вызов, одним своим видом выражала немой укор. Молодой парень нанес два быстрых удара мачете, и грудь Жантий распалась, как спелые гранаты. Они Оттащили ее и бросили на обочине дороги. Мать Эмериты, чей публичный дом находился в нескольких метрах от этого места и все еще работал, услышала предсмертный крики Жантий в высокой траве и отнесла ее в одну из комнатушек с зелеными стенами. В другой Комнате у хозяйки заведения прятался доктор Жан-Мари, который с теплотой и уважением занимался всеми девушками квартала. Это был порядочный тутси. С помощью немногих оставшихся у него перевязочных материалов и обычных ниток он попытался залатать раны, но сказал, что Жантий осталось жить совсем немного. Ее знобило, ужасный кашель сотрясал все ее тело, а у него остался только aспирин. Мать Эмериты прочла имя Валькура на белом листе в «Собрании сочинений» Элюара, вырвала его, положила в конверт и отправила одного из молодых ополченцев с поста за Виктором, другом Валькypa. Жантий и Виктор долго беседовали, и она передала ему розовую тетрадь. Он встал на колени, долго молился у изголовья молодой женщины и вернулся в «Тысячу холмов». Жантий умерла.