…сам про себя рассуждал и говаривал, что не знает, к чему ево Бог ведет, либо де ему быть велику, или уже вовсе пропасть.
Объявление о казни А.П. Волынского
Двадцать седьмого июня 1740 года, в день годовщины Полтавской победы, ее участнику, бывшему обер-егермейстеру двора и кабинет-министру императрицы Анны Иоанновны Артемию Петровичу Волынскому предстояла мучительная казнь. В восемь часов утра, после причащения, ему в тюрьме Петропавловской крепости вырезали язык, после чего, завязав кровоточащий рот тряпкой, повели вместе с другими осужденными на расположенную рядом Обжорку, или Сытный рынок — место «торговых казней» в Петербурге.
На эшафоте «при обыкновенной публике» секретарь Тайной канцелярии Хрущов прочел приговор. Главное обвинение, инкриминируемое преступнику, звучало неопределенно, но страшно: его планы клонились «до явного нарушения и укоризны издревле от предков наших блаженные памяти великих государей… установленных государственных законов и порядков к явному вреду государства нашего и отягощению подданных и с явным при том оскорблением дарованного нам от всемогущего Бога высочайшего самодержавия и славы и чести нашей империи». Он же «облыгал» верных подданных, самовольно собирал «многие тысячи рублев с оных себе в похищение», произносил «непристойные и злодейские слова и рассуждении, касающиеся по первым важным двум пунктам», «важные секретные дела другим кому не надлежало сообщал и списывать давал», обвинял неповинных «ложными доношениями», несправедливо производил в чины и наказывал служащих, брал взятки деньгами и вещами и «множественное число наших казенных денег и вещей подложно себе похитил». По иронии судьбы в завершение объявления о казни прозвучали слова самого Волынского, вынесенные нами в эпиграф.
От кладбища на Выборгской стороне при церкви преподобного Сампсона Странноприимца сохранилась только могила Волынского и его друзей с водруженным над ней в 1885 году памятником. Надпись на нем гласит: «Здесь погребены 27 июня 1740 года кабинет-министр, генерал-аншеф и обер-егермейстер Артемий Петрович Волынский, советник Андрей Федорович Хрущов и архитектор Петр Михайлович Еропкин, гоф-интендант. Сооружен в 1885 году по почину редакции журнала “Русская старина” многими почитателями памяти этих исторических русских людей».
Так закончил свою жизнь и одновременно вошел в историю один из ярких людей российского XVIII столетия, по отзыву выдающегося русского историка В.О. Ключевского, «младший современник и птенец Петра Великого». Отныне личность и дела Волынского будут оцениваться наравне — но по принципу «от противного» — с главным противником опального министра, знаменитым фаворитом императрицы Анны Эрнстом Иоганном Бироном. О последнем автору этой книги писать уже довелось, теперь настал черед и его оппонента.
Герцог Бирон уже к концу XVIII века приобрел репутацию жестокого «временщика»-тирана, против которого просто необходимо было восстать, как, по мнению поэта-декабриста Кондратия Рылеева, это сделал Артемий Волынский:
Исторический роман благонамеренного Ивана Ивановича Лажечникова «Ледяной дом» также представлял Артемия Петровича носителем гражданских добродетелей, сложившим голову в борьбе с корыстным и бездушным иностранцем. Оглушительный успех этого произведения (оно выдержало 50 изданий только в XIX веке и благополучно переиздается и сейчас) привел к настоящему паломничеству петербуржцев к могиле Волынского, что предсказал казненный в 1826 году Рылеев:
Созданный романистом образ павшего жертвой низких интриг патриота и одновременно романтического героя-любовника соответствовал как официозным представлениям о прошлом, так и оппозиционным либеральным взглядам. Многие просвещенные люди поколения, к которому принадлежал Лажечников, по меткому выражению Н.Я. Эйдельмана, «несколько стесняются XVIII века; хотя весьма им интересуются, но многого не знают, а кое-чего и знать не хотят», поскольку это знание не украшает отцов и дедов просвещенных дворян пушкинской поры. Обличение презренного и безродного иноземца давало возможность возложить на него вину за всё грязное и неудобовоспоминаемое из славного прошлого великой державы. Волынский представал настоящим русским молодцем с разгульной песней на устах, что привело в восторг Белинского: «Это природа чисто русская, это русский барин, русский вельможа старых времен». От Лажечникова пошел и сам термин «бироновщина», который стал символом царствования Анны и обозначением террористического режима, введенного управлявшими Россией иностранцами.
Нашлись, однако, и скептики. По мнению министра и историографа Екатерины II князя М.М. Щербатова, Волынский хотя и стал жертвой «неправосудного бесчеловечия», но идейным борцом не был, а пострадал «по единой его ссоре и неприязни бироновой» — «на пышные верхи гром чаще ударяет». Пушкин в письме Лажечникову сожалел, что «истина историческая в нем (романе. — И. К.) не соблюдена, и это со временем, когда дело Волынского будет обнародовано, конечно, повредит вашему созданию». Поэт и историк не соглашался с оценкой Бирона, «имевшего несчатие быть немцем»: «…на него свалили весь ужас царствования Анны, которое было в духе его времени и в нравах народа». Волынский же, с точки зрения Пушкина, предстает в источниках в далеко не героическом виде: взяточник, властолюбец, ни в грош не ставивший человеческое достоинство избитого им поэта Василия Тредиаковского.
Обоим участникам спора не хватало знаний о не столь уж и далеком от них прошлом. Документы политического сыска были труднодоступными. В последний год жизни Пушкин получил от Жуковского «Записку об Артемии Волынском», составленную в 1831 году министром внутренних дел Д.Н. Блудовым по указанию Николая I на основании следственного дела — но воспользоваться ею уже не успел; полностью же она была напечатана лишь в 1858 году. Со временем некоторые документы из дела стали публиковаться и появилась более основательная база для создания реальной биографии этой замечательной фигуры.
Маститый С.М. Соловьев в числе первых показал Артемия Петровича в качестве одного из выразителей интересов российского дворянства; в то же время он считал, что печальный конец карьеры Волынского был вызван не столько недовольством политическим режимом, сколько борьбой за власть в правящем кругу: «У Волынского закружилась голова, властолюбие было страшно возбуждено, является стремление играть главную роль, затмить всех». В.О. Ключевский высказался еще более резко: хотя и считал Волынского «выдающимся дельцом», но относил его к той когорте петровских слуг, которые являлись «чистыми детьми воспитавшего их фискально-полицейского государства с его произволом, его презрением к законности и человеческой личности, с притуплением нравственного чувства».
Выходили биографические труды об удалом, трагически погибшем государственном деятеле, хотя иные из их авторов подлинных архивных материалов не видели и писали по публикациям. Появляются такие работы и сейчас, что свидетельствует о непреходящем интересе к бурному российскому XVIII столетию и его колоритным персонажам. Артемий Петрович по праву занял достойное место в списках выдающихся администраторов Российской империи петровского и послепетровского времени.
Усилия историков как будто размыли старый «романтический» образ вельможи былых времен, но, похоже, породили причудливую пестроту мнений даже на уровне современных и официально одобренных учебников. В некоторых из них Артемий Петрович предстает героем-борцом, чья попытка «организовать заговор против Анны Иоанновны и немецкого засилья закончилась неудачно». В других говорится, что при своих «отвратительных личных качествах» он имел достоинства государственного мужа, строившего планы через «близость к Анне» осуществить «полезные государственные начинания» и «ограничить самодержавие совещательным дворянским органом». В третьих Волынский выставлен жестоким казнокрадом, достигшим вершин власти, чего «ему показалось недостаточно, и он, не рассчитав силы, вступил в открытую схватку с немцами» да еще и государыню «дурой» считал. Наконец, авторы иных учебников собрали, не мудрствуя, все черты нашего героя: «Дальний потомок героя Куликова поля Боброка Волынца, он начал карьеру при Петре I. Он был женат на двоюродной сестре царя (по матери) Л.К. Нарышкиной. Волынский проявил себя как дипломат (посольство в Иран), губернатор в Астрахани и Казани. В 1738 г. волей Анны Ивановны он стал кабинет-министром. Человек весьма образованный, незаурядный государственный деятель, он задумывал проекты разных реформ. В то же время не чуждался взяток и казнокрадства, был ловким интриганом при дворе, деспотом в губерниях, которыми управлял, и в своих вотчинах». Словом, разбирайтесь сами, как хотите.
Но на уровне популярно-художественном судьба казненного в 1740 году Волынского во многом осталась сложившимся в первой половине XIX века мифом, где герой выступает главой патриотической оппозиции «иноземному засилью» и готов возглавить переворот, чтобы отстранить от власти «узурпатора» Бирона.
Эта книга, как представляется автору, назрела уже давно. Она является попыткой описать служебный и жизненный путь Артемия Петровича Волынского на основании подлинных документов. К счастью для историков, опала вельмож и конфискация их имущества в те времена худо-бедно обеспечивала передачу на государственное хранение фамильных архивов, которые в ином случае могли и не уцелеть в бурях отечественной истории последнего столетия. Находящееся в Российском государственном архиве древних актов многотомное «дело Волынского» — комплекс документов, сформированный в результате работы трех комиссий по делу кабинет-министра (двух следственных — «генералитетской» и для разбора финансовых злоупотреблений — и «комиссии описи пожитков») — сохранило многие служебные и личные бумаги главного подсудимого. До нас дошло не всё: текст многих документов утрачен (они объединены в подборку «подмокших и слипшихся бумаг»). Кроме того, уже в процессе следствия Волынский и его «конфиденты» имели время и возможность уничтожить компрометирующие их сочинения; так, кабинет-секретарь Анны Иоанновны Иван Эйхлер сжег письма министра. Однако «опала» не коснулась других рапортов и донесений нашего героя, отложившихся в делах Императорского кабинета и Сената; дошло до нас делопроизводство возглавлявшейся им «егермейстерской части», Конюшенной канцелярии и Кабинета министров.
Сохранившийся, пусть и с некоторыми утратами, комплекс источников позволяет очертить служебную и личную биографию Артемия Петровича Волынского. Можно спорить о личных достоинствах и величине дарований этого человека, но в любом случае он жил и действовал — в качестве военного, губернатора, дипломата, министра, вельможи и «прожектера» — в переломное для страны время, сам творил свою «эпоху дворцовых переворотов», которую без него невозможно понять.