На границе Золотого и Серебряного районов возвышалась одна из главных достопримечательностей Аскерии – гора Муза. Своё название она получила еще в древние времена, когда уличные музыканты облюбовали это место для своих песнопений, располагаясь от подножия до вершины. Самая грандиозная стройка Аскерии явила на свет новый концертный зал, спроектированный в виде огромного распускающегося цветка лотоса на пике горы. Зеркальные лепестки, окаймленные золотым контуром, переливались на солнце, сверкали гранями и множили блики.

От здания вниз по кругу спускались двенадцать широких лестниц, каждая из которых носила своё название и состояла из 333 ступенек. Через каждые 111 ступенек лестницы переходили в небольшие площадки со скамейками для отдыха и полукруглыми прилавками с напитками и мороженым. Но не только музыкальные таланты блистали на вершине знаменитой горы. Считалось великим Достижением и честью получить право творить на пространствах между лестницами. Четыре раза в год известнейшие флористы и дизайнеры Аскерии боролись за возможность создавать здесь свои произведения искусства. Цветочные скульптуры и фонтаны летом сменялись ледовыми изваяниями и переливающимися огнями кружевными звездами, которые украшали заснеженные кусты остролиста зимой. Осенью и весной фейерверк красок также завораживал и притягивал любителей прекрасного. Гора Муза стала излюбленным местом встреч и фотосессий. Со временем построили скоростной лифт. Он за считанные минуты поднимал по несколько десятков человек наверх, доставляя посетителей сразу в холл концертного здания. Однако аскерийцы обожали свои лестницы и предпочитали не торопясь, прогуливаясь, подниматься наверх или, как они называли это, «лестничать на концерт». Во время подъема люди встречали знакомых и друзей. Утоляли жажду стаканчиком прохладительного напитка или согревались чашкой горячего аскерийского глинтвейна. Пространство вокруг лестниц наполнялось разнообразными оттенками человеческих голосов. Эмоции струились хвастовством и демонстрацией друг перед другом своих Достижений. Особо среди всех выделялась центральная Золотая лестница с ярко светящейся рубиновой полосой посередине. По ней поднимались самые успешные и рейтинговые аскерийцы.

Предприимчивые жёны специально выглядывали на соседних лестницах знакомые лица.

– Вот видишь! – говорила тощая блондинка сверкая глазами и показывая на идущих по Изумрудной лестнице соседей, – Ханусы живут лучше нас, а ты не верил. Я не говорю, что надо тянуться до самих Кинусов, но взять бредит и купить нормальную модель клаера мы обязаны! Мне уже стыдно летать на нашей развалюхе, – кривила она губы.

Муж обречённо кивал головой, тяжело вздыхая и поглядывая на лифт.

– Вот эти вообще, наверное, на санерах ездят, и ничего! – оправдывался он, указывая на людей в лифте.

– Не равняй себя с ними! Так и опуститься на дно не долго, стать полным неудачником. Оформим бредит? – блондинка с надеждой сверлила мужа хитрым взглядом.

Не сказать, что жители Аскерии боготворили музыку, но слушать её в большом зале, всем вместе, шумя, бурля, обмениваясь новостями, отвлекаясь на гаверофоны, сплетничая и обсуждая окружающих, стало делом важным и престижным.

36

Гус с Линдой припарковали клаер на стоянке рядом с Золотой лестницей. Сегодня она играла на сцене. Одетый по случаю праздника в новый чёрный костюм, Гус волновался, то и дело отряхиваясь и поправляя тесный галстук.

Линда давно уговаривала его пойти на концерт, но Гус каждый раз находил отговорки.

– Это настоящее событие! Гус, любимый, хочу видеть тебя в первом ряду! Играть для тебя – это несравненное удовольствие,– Линда прихорашивалась у зеркала, пряча непослушные локоны за ушко.

– Но ты можешь играть для меня и дома.

– О, это же совсем, совсем другое! Тысячи людей в зале, восторженные глаза, аплодисменты, цветы. И ты, ты! Такой близкий и любимый рядом!

– Хорошо! Если для тебя это так важно, я пойду на концерт!

– Ура! – Линда захлопала в ладоши и запрыгала по комнате, как маленькая девочка.

Выйдя из клаера, Линда прижалась к Гусу, брезгливо оглядываясь по сторонам. На ступеньках стояли и сидели бедно одетые аскерийцы, протягивая руки к проходящим.

– Будем подниматься или сразу на лифт? – спросил Гус.

– Как на лифт? – Линда побледнела. – Сесть туда – это значит признать, что мои дела идут плохо.

Линда и Гус начали пробираться сквозь толпу нищих. Их унылые лица и таблички с просьбами умоляли, пытаясь разжалобить жителей хотя бы на несколько гаверов.

– Эти отвратительные странные после пожара разбрелись по всей территории. Куда смотрят офицеры СЗА? В Аскерии никогда не попрошайничали. Всем и всегда гаверы давались согласно Достижениям! – зло бросила она.

– Линда, они такие же люди, как мы.

– Да нет же! Ты не понимаешь! Они не достойны находиться на этой лестнице. Здесь всегда обменивались своим успехом. А у них какие успехи?

– Жизнь без успеха – не жизнь? – Гус с удивлением посмотрел на Линду. – А кто определяет критерии успеха? Кто взял на себя право сортировать людей по лестницам, диктовать им, как жить?

– Система Достижений и есть свод правил жизни в Аскерии! – гордо отчеканила Линда. – Порядок и счастье покоятся на праве Достигать, стремиться к большему.

– Я не против Достижений. Но счастливы ли люди? Зачем бездушные системы за самих людей определяют их счастье?

– Идём! – Линда решительно потянула Гуса на лестницу. – Ты должен увидеть это вопиющее непотребство своими глазами. Может, тогда ты изменишь своё мнение.

Неопрятный человек в рваных штанах и потрёпанной куртке стоял посреди Золотой лестницы с протянутой рукой. Белая табличка с красными буквами, висящая у него на груди, призывала: «Подай гавер на новый санер».

– Это же ужас! Хамство! – Линда зашлась в гневе. – На санер просит, какая наглость!

– Какая лестница, таково и прошение, – хитро заметил Гус.

– Работать надо, Достигать, а не с протянутой рукой стоять! Бредит взять в конце концов!

– Вот, допустим, тот, – Гус указал рукой наверх, – на гитаре играет.

Преодолев несколько ступенек, Линда с Гусом оказались возле гитариста. Бледный, осунувшийся, обросший колючей щетиной мужчина лет сорока в черной вязаной шапке и длинном чересчур просторном для него пальто перебирал пальцами струны, готовясь к очередной песне. Ногой в рваном белом кроссовке он подтолкнул к слушателям грязное блюдце с отбитым краем. Положив желтовато-серые пальцы на струны гитары, человек запел.

Сон, страшный мой сон,

Жизнь рвёт под уклон,

Мир цвет изменил,

Я имя своё забыл.

Звался я маленький дом,

Звался я санер при нём,

Жил я с красивой женой,

Всё это было в заём.

Куплено было не мной,

Шёл не к себе я домой,

В санер садился не свой.

Что же случилось со мной?

Сам я себя потерял,

Всё Достиженьям отдал,

Вещью ненужной я стал,

Как человек я пропал.

Аскерийцы окружили поющего мужчину в плотное кольцо. Гус и Линда оказались ближе всех к гитаристу.

– Какая грустная песня, – заметила женщина с большими голубыми глазами.

– Грустная… – гитарист ненадолго замолчал. – Она о моей жизни. Я сам написал.

– Планируете что-то еще написать? – раздался голос из толпы слушателей.

– Планировать? – гитарист усмехнулся. – Мой каждый день – это последний день. Я и так задержался. Год назад врачи отмерили мне несколько месяцев жизни. Сначала пришлось взять огромный бредит на операцию. Исковеркав моё тело, врачи отправили домой умирать то, что от него осталось.

Он окинул взглядом столпившихся людей. Несколько человек отделились от толпы и продолжили подъём по лестнице. Оставшиеся опустили глаза. Линда прижалась к Гусу, который прямо смотрел на гитариста.

– Доктора решили за меня всё. После этого моя жизнь круто перевернулась. Как лощёные карты с одинаковыми рубашками, одним взмахом руки раскрылись неприглядными истинными лицами. Справку разослали по всем гаверодомам, которые потребовали досрочного возвращения бредитов. Накопление моего рейтинга приостановилось, баланс заморозили в счёт долгов. Дом и санер отобрали. Жена ушла от меня. Я проиграл свою жизнь, больше ставки делать не на что. Всё, что у меня осталось – гитара, подаренная ещё в детстве родителями.

Толпа зашуршала голосами. Люди невольно стали свидетелями смятого правилами бредитной кабалы больного человека. Как подгнивший лимон, его подрезали, выжали соки и выбросили на улицу оставшиеся от него ошмётки.

– Почему же вы до сих пор живы? Может, врачи ошиблись? – спросила пожилая дама.

– Кто их знает… Может, и ошиблись. – гитарист моргнул, стараясь скрыть подкатывающиеся слёзы. – Только раньше я готовился к жизни. Думал, вот еще этого достигну, это приобрету, и жизнь начнётся. Но красная жирная черта, словно извивающаяся змея, разделила всё на до и после.

Люди отворачивались, но по-прежнему топтались на месте.

– Не постепенно, а разом, в один момент жизнь стала ничем, застыла. Мысли в голове ещё какой-то период пытались бежать в будущее, но исчезали в полной пустоте. Все попытки вернуться в прошлое натыкались на бессмысленность всего пройденного. Я оказался в голом, жестоком настоящем без права чего-то ждать и оглядываться назад.

Женщины в толпе мяли уже порядком мокрые платки. Линда нервно тормошила за рукав Гуса, но он единственный продолжал прямо смотреть на гитариста.

– Боль, она заполнила всего меня. Не имея сил сопротивляться, я привык к ней, перестал её замечать. Однажды, проснувшись ранним утром на лавочке в сквере, я открыл глаза. Голубое пространство неба, не заслонённое клаерами, смотрело на меня спокойным безмятежным смыслом. Лучи солнца бегали по лицу, заставляя жмуриться и улыбаться. Птицы, не заглушённые рингтонами гаверофона, наполнили мир звуками. Я не видел и не слышал всего этого раньше. Я проснулся в иной реальности, в настоящем. Тело начало двигаться помимо моей воли. Пальцы, перебирая струны, подбирали мелодии к слетающим с губ словам. Теперь, – он улыбнулся, – я живу. И каждый день, выигранный у смерти, как большая целая жизнь.

– Пойдём! Мне плохо! – Линда сильно сжала руку Гуса.

Через несколько пролётов лестницы жизнь гитариста осталась позади.

– Страшно, когда Достижения закрывают настоящее. Может, люди боятся жить здесь и сейчас? Прячутся от самих себя за балансами и рейтингами? А что было до Достижений, Линда? Кто их придумал?

– Мистер Гавер! – нервно ответила Линда и побледнела. – Нам пора, надо еще подготовиться к концерту.