Клаер Жафа приземлился во дворе дома Салли и Хониха. Ловко выскочив из него, журналист огляделся.

– Кто этоть такой прямо к нам? – встретил его Хоних, выходя на крыльцо.

Салли настороженно выглянула из-за плеча Хониха. Её цепкие глазки оценивающе пробежались по незваному гостю. В последние месяцы их дом слыл популярным. Охотники до информации то и дело под любым предлогом наведывались сюда. Соседские мальчишки, журналисты и блогеры, искатели гусей и страждущие заработать на гусиномании, агенты СЗА и даже высокие чины Аскерии пытались хоть что-то узнать о знаменитом гусе.

– Аскерийские новости! – весело приветствовал их Жаф.

– Новости… – Салли закивала головой. – Проходите, – она оттолкнула Хониха, открывая дорогу гостю. – Новостям мы завсегда рады, особенно если они по делу приходят.

– По делу! – Жаф расплылся в улыбке. – Ещё по какому делу, по важному!

– Тогда в дом. Проходите за стол. Я чайку сооружу.

Салли усадила Жафа, водрузив перед ним чайник с остывшей заваркой и плохо вымытую чашку.

– Вы же Салли? Популярный человек в Аскерии! – начал издалека Жаф.

– Популярный, – облокотившись о стол, она подпёрла рукой щёку. – Только популярность в карман не положишь.

– Я как раз про это и приехал поговорить, – Жаф скосил глаза на пачку гаверов, выпукло оттягивающих карман его куртки.

Хоних присел на табуретку в углу комнаты. Журналистов он не любил больше всего. Они обнюхивали его жилище и двор с неприкрытой наглостью, выискивая и перевирая факты на свой лад. Правда, их сочинительства он читал редко. До того как в их доме появился Гус, Хониха не интересовала жизнь всей Аскерии и отдельно взятых её жителей. Он научился жить с самим собой и не обращать внимания на бесконечные претензии и обвинения жены. Но в последнее время его привычную повседневность перекроили чужие, неинтересные ему люди. Собственный дом превратился в проходной двор. И он, Хоних, постепенно переставал принадлежать самому себе. К отсутствию уюта и спокойствия теперь присоединились и переживания за Гуса, за короткое время ставшего для него близким существом.

– Вы видели говорящего гуся, а потом он у вас умер, не так ли? Жаф аккуратно взял Салли за локоть.

– Умер, не умер, – какая сейчас разница? – женщина дернула локтём, высвобождая его из пальцев журналиста.

– Не упрямьтесь, Салли, – Жаф нагнулся к ней и снова схватил за локоть. – Уже всем известно, что вы скрыли факт его превращения в человека. Где он? Как он выглядит?

– Много вас таких здесь. Всё приезжают да расспрашивают, – Салли выпятила нижнюю губу. – А не знаю!

– Не знаете? – уточнил Жаф.

– Нет, – Салли подняла глаза в потолок. – Голодранцы одни да официальные лица ездят. Всем говорю, что не знаю.

– Ай, молодца! Никому не сказала?

– Никому.

– А если подумать?

– А чего тут думать? Не знаю, говорю же.

Жаф отодвинул грязную, так и не наполненную чаем чашку в сторону, сложил руки перед собой и примостил на них голову.

– Вы никогда гаверы сантиметрами не мерили? – тихо спросил он.

– Что? – не поняла Салли.

– Дом у вас хлипенький, живёте бедненько. А с вашим талантом вспоминать, да умением считать гаверы…

Салли выпрямилась, волнительно сглотнула. Хоних напрягся. Жаф достал из кармана пачку гаверов, туго перетянутую резинкой. Отделив часть пачки, он выложил их на стол перед покрасневшей Салли.

– Здесь один сантиметр! – еле слышно прошептал Жаф, измеряя пальцами высоту пачки.

– Я вспомнила! – вскрикнула Салли.

– Что вспомнили? – Жаф накрыл пачку руками.

– Видела я его человеком.

– Чем докажете?

Салли удивлённо выпучила глаза.

– У нас, в «Аскерийских новостях», дураков ещё в прошлом веке повывели. Где доказательства?

– Да живёт он у нас!

– О как! – Жаф открыл пачку, убирая руки.

– Молчи, дура! – Хоних поднялся со своего места.

– Вот это теплее уже, – Жаф растянул рот в довольной улыбке. – Вы же так просто нервничать не стали бы? Правда? – обратился он к Хониху. – Так где он? Или, может, есть его фотография? – наседал Жаф, пододвигая гаверы к Салли.

– Фото есть! – Салли облизнула пересохшие губы.

В тот же миг она дёрнулась, вскочила и побежала в маленькую комнату дома. Хоних ринулся за ней. Схватив с окна фотографию, она закричала:

– Идите, скорей же, смотрите. Это он с нашим пекарем Крумом. Работает он у него. Зовут Гусом.

Хоних пытался вырвать фотографию из рук Салли, но она ловко развернулась к Жафу и бросила ему фото. Молодой человек в обнимку с Хонихом и Крумом весело смотрел на журналиста.

– Гаверы! – заорала она, схватив его за рукав куртки.

– Так они на столе остались, – журналист указал на пачку гаверов.

– Гаверы! – Салли побагровела. – Ещё сантиметр! – в её руках блеснул кухонный нож.

– В сторону все расступились. Фотографию на место надоть положить! – медленно произнёс Хоних, стоя в дверях.

Жаф и Салли обернулись. Охотничье ружьё в руках Хониха чёрным дулом повелительно уставилось на них.

– Хорошо, – Жаф медленно поднял руки вверх, возвращая фото на подоконник. – Уже ухожу. Не буду мешать вашим семейным вооружённым будням.

– Гаверы! – продолжала наседать Салли.

– Так на столе!

– А второй сантиметр?

– Э-э-э нет. Фото-то остаётся, – Жаф кивнул на подоконник. – Всё по-честному. За информацию – сантиметр.

Салли дёрнулась в сторону Хониха.

– Ты с ума сошёл! – заорала она на мужа. – Мы столько гаверов упускаем. Он тебе кто, этот Гус? Брат, сват?

Глаза Хониха отливали стальной твёрдостью. Ружьё преграждало путь Салли. Жаф медленно, опуская руки, начал искать выход. Нащупав ручку какой-то двери, он протиснулся в комнату и захлопнул за собой дверь, задвинув щеколду. Ругающаяся парочка, вспомнив о журналисте, в четыре руки начала колотить в дверь, выкрикивая ругательства. Жаф открыл окно.

– Желаю здравствовать! – пробормотал он и выскочил на улицу.