Снег повалил в это утро, словно вырвавшись из долгого плена набухших до предела туч. Небо с облегчением сбрасывало миллиарды снежинок, соединявшихся в снегопад. Температурный столбик падал вниз, закрепляя новый порядок. Капли воды замерзали, низвергаясь вниз снежными потоками, настаивая на своём праве властвовать на земле обозначенный природой срок. Неизбежность перемен ощущалась в каждом мгновении жизни природы. Перемен, которые были так ожидаемы, но каждый раз так внезапны.
Гус и Линда встречали своё очередное утро.
– Смотри! Всё засыпало снегом! – воскликнул Гус, приблизившись к окну.
Линда, сонно улыбаясь, подошла к своему возлюбленному, обняла его сзади, и, положив подбородок на плечо, посмотрела в окно.
– Зима – это перемены! Я не очень их люблю. Я бы хотела, – она закрыла глаза, развернула Гуса к себе, – я бы хотела вечное лето!
Возлюбленные соединились в поцелуе, долго не отпуская друг друга.
– Пойдём завтракать? – Гус еле оторвался от изумрудных глаз Линды.
– А что, одних поцелуев на завтрак тебе мало? – игриво спросила она.
– Я бы разбавил их горячей чашкой кофе и мягким хрустящим печеньем!
– Печеньем!? – кокетливо воскликнула Линда. – Я согласна!
– Меню завтрака одобрено! Позвольте приступить к его претворению в жизнь?
– О, да! А я в ванну! И добавь в кофе, – Линда сделала рукой повелительный жест, – корицы! Немного корицы, как я люблю.
– Есть добавить корицы! – прокричал Гус из столовой.
Кофейный аромат охватил дом Линды. Сдобренный специями, он сладковато дурманил сознание. Воздушное печенье вовсю золотилось и поднималось в духовке в ожидании начала завтрака. Линда вышла накинув шёлковый халат цвета спелой вишни и поведя носом и чуть прикрыв глаза, опустилась за стол.
– Всё как ты хотела, любимая!
– Да, – протянула Линда. – Пропорции корицы и температура выдержаны профессионально.
– Из меня получается профессиональный пекарь?
– Из тебя получается мой любимый мужчина! – Линда засмеялась, поддевая указательным пальцем нос Гуса.
Хруст печенья перемешался с восклицаниями о вкусе кофе. Завтрак искрился радостью, переливался ароматными запахами, наполняя счастьем два любящих сердца.
– Ммм…, Линда сделала финишные глотки кофе и облизнула губы.
Гус открыл входную дверь и достал из почтового ящика свежий выпуск «Аскерийских новостей».
– Гус, зачем ты таскаешь эти газеты? Есть же гаверофоны, современные средства.
– Ты же знаешь, дорогая, я не люблю эти модные штуковины. Они мешают мне познавать мир.
Линда укоризненно выхватила газету из его рук. Её взгляд невольно упал на огромную фотографию молодого человека с ярким заголовком «Гусь жив! И мы знаем, как он выглядит!»
– Что случилась, Линда? – воскликнул Гус, видя, как меняется выражение её лица.
Линда выронила газету. Секунду назад владевшее ею счастье сменилось страхом и нарастающей бледностью. В мгновение тело съежилось, скрючилось, плечи передёрнула легкая дрожь. Линда опустила голову, обхватила её руками, протяжные рыдания сотрясли женщину.
– Нет, нет, я не хочу! – она сначала робко всхлипывала, а потом сдалась нарастающему плачу, вырывающемуся из груди.
– Линда, что случилось? – Гус вскочил со своего места, подбежал к ней.
– Это происходит не со мной, это просто сон! – Линда подняла на Гуса красные от слёз глаза. – Скажи, что сон! Скажи, что на этом фото не ты! Пожалуйста, скажи!
Она схватила Гуса, затрясла его за плечи, неистово крича, отдаваясь состоянию истерики до конца.
Он поднял с пола газету. Гус смотрел на Гуса, обозначая новый поворот в его жизни, выставляя на показ всей Аскерии тайну, результат научного эксперимента.
– Это правда? – Линда кричала, захлебываясь в слезах. – Это ты?
– Да, – отозвался Гус глухим голосом. – Это моё фото, теперь ты знаешь обо мне всю правду!
– Я не хочу этого знать! Слышишь, не хочу знать правды! Нет ничего ужаснее правды! Я её ненавижу!
Лицо Линды перекосила злоба, ухватившись за край скатерти, она резко дёрнула её на себя. Битое стекло разлетелось по столовой, нарушая привычный порядок этого дома. Женщина рванулась к полкам с книгами. Поочерёдно сбрасывая одну за другой, она продолжала неистово кричать, срываясь на рыдания. Гус бросился к ней, пытаясь успокоить.
– Линда! Успокойся, в этом нет ничего страшного!
– Ничего страшного? – она остановилась, бешено сверкая глазами. – Они же уничтожат тебя! Ты что, не понимаешь этого?
– Почему уничтожат? Чем я им мешаю? Что я сделал такого?
– Что ты сделал? – Линда зло засмеялась. – Ты их не знаешь! Это же система! Понимаешь, система!
– Нет никакой системы! Есть я и ты, есть наша любовь. И никто не сможет этому помешать! Линда, я люблю тебя!
– Любовь? Ты не знаешь всего, ты вообще ничего не понимаешь! Тебе угрожает опасность!
– Люди не сделают мне плохого, – Гус обнял Линду, прижал к себе. – Объясни мне, в чём опасность?
– Это конец, Гус! – Линда начинала овладевать собой. – Я должна сейчас уехать. Ты будешь здесь. Я запрещаю тебе выходить на улицу, покидать этот дом. Здесь тебя не будут искать, здесь ты в безопасности.
– Да объясни, что происходит!
Линда успокоилась, смахивая последние слезинки. Она подошла к зеркалу, начала приводить себя в порядок.
– Тебя ищут по всей Аскерии! Ты стал героем, ты стал знаменем, символом, но эти журналисты вытащили всё наружу.
– Но я не стремился к этому!
– Тебя сделали им! Но сделали из мёртвого, а ты оказался жив. Ты оказался живым лидером.
– Но я не хочу им быть! Это не мой выбор!
– Выбор одного меркнет перед выбором всей Аскерии. Система сильнее человека, – Линда запнулась.
– Человека? – теперь уже на глазах Гуса выступили слёзы.
– Ты же птица… – удивление озарило её лицо.
– Я? – Гус шагнул к Линде. – Я – человек!
– Не-е-ет… – Линда смотрела на него глазами, полными изумления. – Я-то думала, почему ты не похож на остальных. Вот в чём твоя особенность…
Неожиданная правда раздирала сознание на части. Мозг, годами решающий стандартные задачи, отказывался давать ответы на возникающие вопросы.
– Для птиц нет никаких систем. А для людей есть.
– Ты не знаешь человека! – Гус сделал еще один шаг к Линде.
– А ты? Птица! – презрительно фыркнула она. – Откуда ты можешь знать человека?
Что случилось с женщиной, которую он любил? Какая разница: Птица он или Человек? Так ли уж это важно, если любишь. Но ведь в глубине души он на каждом шагу замечал своё отличие от людей. Пытался спрятаться, не замечать, принять всё, как есть. Но сейчас непонимание и боль бурным потоком поднимали в нём удивление от пребывания в мире людей и осознания собственной чужеродности.
– Кто-то должен вам всем – людям – сказать об этом! – Гус менялся каждую секунду. – Сказать о том, что вы перестали видеть и слышать, сохранив глаза и уши. Сказать о том, что вы растворились в вещах, событиях, начали исчезать в собственной возне. Вы, как заведённые, бежите от своей природы, превращаетесь в механические существа. Ваш снобизм, ваше заносчивое превосходство над всем живым – это ваше великое заблуждение!
Линда зачарованно смотрела на Гуса. Казалось, в одно мгновение он стал выше, крепче, сильнее. Собственные слова превратили его в совсем другого человека, не того, каким его знала Линда прежде. На её глазах он рождался, менялся, рвался вперёд, расправляя крылья не птицы, но и не человека в её понимании. Ничего аскерийского. Она слушала его и не понимала ни слова. Кто он? О чём говорит? Зачем лезет в привычный строй аскерийской жизни? Нет ничего идеальнее Аскерии.
– Очнитесь! – Гус продолжил. – Очнитесь от этой игры в превосходство себя над всеми. Прекратите гонку за гаверами. Остановите колесо Достижений. Иначе вы исчезнете, умрёте при жизни, начнёте разлагаться на глазах. Ваша возня приведёт к агонии, переходящей в смердящую вонь. Смрад, заполнит всю Аскерию. Накапливая, собирая богатства, давя друг друга в погоне за ними, вы протухнете. Дух не вынесет гнили. Человек исчезнет. Аскерия потеряет людей. Опустошённые биологические роботы будут продолжать борьбу. Вот что вас ждёт.
– Ты говоришь ерунду! Да это смешно! – Линда поедала Гуса возмущённым взглядом.
– Кто-то должен оживить человека, вытащить из запрограммированной гибели.
– Почему гибели?
– Потому что человек гибнет, переставая думать. Каждый человек в отдельности имеет право думать сам, своими мыслями, прислушиваться к внутреннему голосу и истинным потребностям. Взять ответственность за свою жизнь, осознать себя и выбрать свой путь, подсказанный сердцем, а не толпой, серой массой нестись в указанном кем-то направлении Достижений.
– Ты заблуждаешься! – Линда иронично рассмеялась. – Они не могут выбирать, брать ответственность и сами творить свою жизнь.
– Они обречены на это, если хотят выжить. Ваша система Достижений до капли выжала из людей жизнь, выхолостила всё живое. Превратила человека в управляемый гаверофонами набор кожи и костей, бездушную часть массы.
– Ты – ненормальный! Может, ты – странный? – Линда сверкала глазами. – Гус, замолчи! Ты не говорил этого! Ты не мог говорить весь этот неизвестно откуда пришедший к тебе бред. Ты останешься здесь и дождёшься меня. Слышишь? – Линда взяла Гуса за руку и приблизила к себе.
– Я – странный? – Гус отшатнулся. – Я понял, вы считаете всех не похожих на себя странными. Может, и наша любовь – это странность? Может странно испытывать любое чувство, кроме желания достигать и обгонять друг друга?
– Пойми, Аскерия – лучшее, что придумано для человека, это идеальное устройство жизни людей. Мне нужно срочно уйти. Я вернусь и всё расскажу тебе, – Линда заметалась по комнате в поисках гаверофона и сумочки. – Ты не должен никуда уходить. Ты останешься здесь!
– Нет, – запротестовал Гус. – Мне нужно на работу.
– Тогда я запру тебя! – Линда решительным шагом вышла за дверь и поставила новый код на электронный замок. Через минуту её клаер взмыл в небо в неизвестном направлении.
Гус стукнул кулаком по столу. Последняя опрокинутая чашка упала на пол и разлетелась на острые осколки.
Он должен отсюда выбраться. Он не может подвести Крума. Обследовав все комнаты, он добрался до спальни. Сердце сжалось новой болью. Память безжалостно подбрасывала ему картинки сладостных минут, проведённых здесь с Линдой. К чистому чувству любви уже тянули свои щупальца обида, раздражение и гнев. По рукам пробежал холодок. Ванная. Окно. Она забыла закрыть окно. Свобода, снова свобода!