В пекарне Крума кипела работа. Семь белых колпаков, четырнадцать рук и неисчерпаемый кладезь энергии. Запах корицы привычно ласкал ноздри, тянущееся повидло радовало глаз, печи низвергали огненный жар.

– Так, ребятушки! – командовал Крум, стоя посередине пекарни. – Загружай булочки, вынимай багеты. – Ар, давай скорее, а то корочка слишком подрумянится. Да и вы, ребята, поторапливайтесь, печи просят новой порции.

Крум скользил взглядом по всем участкам своего хлебного королевства, удовлетворённо теребя ус. В этот момент счастье охватывало его, накрывая с головой. Сердце колотилось чуть быстрее обычного, а душа пела хлебные песни, периодически растягивая рот удовлетворённой улыбкой. Он, будто дирижёр, взмахивал руками, раздавал указания. Работники весело поглядывали на Крума. Своё дело они знали хорошо, но Крум вносил в их жизнь особый заряд энергии, вдохновляя не просто делать свою работу механически, а творить, находить в простых процессах радость, каждый раз будто-бы рождая хлеб.

– Мы с вами все бабки-повитухи хлебных жизней! Хлеб рождаться должен, а не выпекаться! – любил поговаривать Крум.

Налаженный ритм работы прервал Хоних, резко открывший дверь в пекарню. Крум сразу почуял неладное. Глаза Хониха тревожно бегали, руки нервно подрагивали.

– Хоних, дружище! Проходи скорее! – Крум подхватил нежданного гостя под руку и повёл в свой закуток за самой большой печью. – Ар, принимай руководство в свои руки, я отвлекусь ненадолго.

– Ты видел это? – Хоних протянул Круму свежий выпуск «Аскерийских новостей».

– Ты же знаешь, – пекарь виновато поглядел на друга, – я газет не читаю, некогда. Да и запах их сильно отличается от хлебного!

Хоних молча, трясущимися руками развернул перед Крумом газету с фотографией Гуса.

– Наш мальчик попал в беду! – Крум всплеснул руками. – Не приводят к добру эти газеты.

– Мой сын попал в беду! – голос Хониха срывался, дребезжа накатывающимися слезами. – Я ищу его, думал, он у тебя.

– Да, должен быть, сейчас подойдёт, у него рабочий день начинается, когда первая партия хлеба готова. Будет с минуты на минуту…

Крум усадил друга на лавку, засуетился, сотрясая и без того перегретый воздух пекарни беспорядочным размахиванием рук.

– А вот, ктой-то пришел, дверь стукнула! – вскочил Хоних, бросаясь к выходу. – Гус, мой мальчик! – Хоних схватил его за руку и потащил к Круму.

– Вы всё знаете … – Гус увидел лежащую на лавке газету со своей фотографией.

– Да, сынок! – Хоних с волнением подобрал газету.

– Гус! – Крум посмотрел на него серьёзным взглядом. – Что бы ни случилось, ты можешь рассчитывать на меня, да и ребята наши тебя поддержат. Что собираешься делать дальше?

– Спасибо, Крум! Спасибо, Хоних! – в глазах Гуса защипало. – Работать, печь хлеб, жить!

– Газеты жить не дадут! – Крум покачал головой. – Популярность, она не всегда работе помогает, скорее наоборот.

– Гус! – Хоних взял его за руку. – Я сразу почувствовал, что ты особенный! Сынок! – голос снова сорвался, с трудом пробиваясь наружу. – Я говорить-то не мастак, да и помощник из меня неказистый…

Хоних отступил назад, уже не пытаясь скрыть накатывающиеся слёзы. Гус и Крум с волнением наблюдали за ним, понимая, что в его душе творится настоящая буря.

– Ты говори, дружище, говори! – Крум ободрил его. – Душа долгого молчания терпеть не может, её освобождать от тяжести иногда требуется.

– Салли не хотела иметь детей, – начал Хоних. – Сначала мы это простоть откладывали. Она всё считала, сколько гаверов надо. Счёт её всё время с их наличием не сходился. Бредитов мы по молодости уйму набрали, больше нам не давали. А родить в Аскерии бесплатно сталоть практически невозможным. Не просто родить, а родить в знак Достижения. Она всё время детей как убыток рассматривала. Потом и считать перестали, так и остались вдвоём. А я всегда детей любил. Помню, завижу у кого из знакомых, по¬держу на руках, так потом неделю как больной хожу. Сына хотел! – Хоних дёрнул рукой, смахивая слезу. – Годы шли, отец-то во мне и загиб. Только иногда ныть начинает вот здесь! – Хоних потёр грудь в районе сердца. – А ты когдать появился в сарае, грудина так защемила, что перекосило меня всего. Понял, что неспроста это, знак мне был. Судьба позаботилась обо мне. Испугался я только, вот и отпустил тебя сразу. А после что началось, такая ломка, я места себе не находил. Так судьба второй раз надо мной смилостивилась. Появился ты, да ещё помощь моя понадобилась! – Хоних посветлел лицом, на губах заиграла лёгкая улыбка. – Не поверите, но это были самые счастливые дни моей простой жизни. Счастье, как солнышко, показалось, посветило, поиграло со мной. Маленький никчёмный человечишко стал необходим, полезен. Наша жизнь так устроена, что быть кому-то нужным надоть. Человек хоть и рождается один, а в жизни один быть не может. Каждый при жизни разные родные души находит: кто – жену, кто – детей, кто – друзей. Крум, конечно, мой друг, я ему благодарен, но с тобой особый случай. Чтой-то я заговариваюсь… – Хоних осел на лавку, опуская своё мокрое от солёных слёз лицо в рукав куртки.

Гус сел рядом, обнял Хониха. С другой стороны на лавку опустился Крум. Трое разных людей, сведённых обстоятельствами жизни в одно место, молчали каждый о своём.

– Салли говорит, что странный ты! – Хоних посмотрел на Гуса. – А каким же тебе быть, если все нормальные вокруг сошли с ума. Получается, что всё с ног на голову перевернулось. Может, ты и есть самый нормальный среди этого сумасшествия…

Мысли Гуса метались, сталкиваясь в неразрешимых противоречиях. Пекарня, маленькая пекарня сияла ярким пятном человечности на бездушной и расчётливой карте Аскерии. Трагедия двух не договорившихся сердец, история не родившихся детей протестовала против оцифровки и дороговизны жизни, хрипела сопротивлением гаверам. Жизнь пыжилась детьми в виде Достижений, вытряхивая любовь, как грязный половик. Продолжение человеческого рода становилось выгодным или не выгодным делом, зависящим от бредитов. Новый человек имел возможность появиться лишь в долг, взаймы, с последующей отдачей, превращая всё существование людей в бизнес на жизни.

– А, вот вы где? – лицо Салли просияло победной улыбкой. – А я всё волнуюсь. Думаю, где мой муж ненаглядный? Да и Гус, я вижу, здесь!

Женщина появилась неожиданно, прервав молчание. Испуганно, глуповато улыбаясь, Салли топталась на месте, озираясь по сторонам.

– Я пойду! А то дел много! – Салли начала удаляться боком, задевая стеллажи с хлебом.

– Ты чтой приходила-то? – спросил Хоних вслед жене.

Хлопок двери пекарни стал ответом Хониху.

– Не нравится мне она! – напрягся Крум. – Задумала чего! Я её знаю, просто так тебя искать не будет, – обратился он к Хониху.

– Я пойду, – сказал Гус, вставая. – А то пора, хлеб выпекся, моя работа начинается.

Помощники пекаря дружно приветствовали Гуса. Последнее время его обязательность и пунктуальность снискали ему уважение в пекарне.

Крум и Хоних в задумчивости сидели на лавке, продолжая размышлять о своём. Они привыкли дружить молча. Хоних часто бывал вечерами у Крума. Приходил, садился, погружаясь в атмосферу домашнего тепла и уюта. У окна стояло его кресло со старым цветастым пледом. Кресло друга. Молчали, пили чай, иногда закуривали трубки. Лишних слов не говорили, дружить в их понимании значило находиться рядом.

– Там клаеры пекарню окружают! – Ар забежал в помещение, закрывая за собой дверь на засов. – Офицеров СЗА полный двор!

Помощники пекаря вышли из-за своих рабочих мест. Крум и Хоних встревоженно встали.

– Это Салли привела их! – проговорил Крум. – Говорил же, не будет она просто так сюда приходить.

– Сынок! – Хоних подошёл к Гусу. – Это они за тобой прилетели, хотят схватить.

– Да, нет! Зачем я им? – Гус пытался успокоить Хониха.

– За тобой, за тобой! – спокойно проговорил Крум. – Я чувствую это! Что, друзья, – он посмотрел на свою команду. – Не дадим Гуса в обиду?

– Крум! – Ар выступил вперёд. – Я здесь дольше всех работаю. Скажу прямо, для нас Аскерия – это наша пекарня. Что скажете ребята?

– Пекарь пекаря никогда не предаст! – раздалось с разных сторон.

– Какие идеи? – Крум подмигнул Гусу.

В дверь громко постучали. Шум двора начал пробираться сквозь увесистую дверь пекарни.

– Открывайте! С вами разговаривает офицер СЗА Борни. Мы знаем, что Гус здесь. Мы требуем открыть дверь! – раздалось с улицы.

– Идея проста! – проговорил младший помощник пекаря Рик. – Санер с хлебом уже готов везти его по булочным, он у запасного входа. Предлагаю спрятать Гуса в санере и вывезти из пекарни.

Он что-то хитро зашептал на ухо Круму. Тот в ответ одобрительно кивнул.

Дверь начала ходить ходуном, засов дёргался, проседая под натиском ударов с улицы.

– Я задержу их! – Хоних бросился к двери.

– Приступаем к реализации плана! – скомандовал Крум.

Помощники пекаря замотали Гуса в мешки из-под муки, вывели к санеру и, уложив между хлебными стеллажами, прикрыли ящиками.

Дверь пекарни сорвалась с петель под натиском офицеров СЗА. Группа людей в форме ввалилась в помещение.

– Ктой такие смелые? – Хоних сверлил офицеров СЗА бешеными глазами.

Все работники пекарни дружно перекрыли проход, встав на пути Борни.

– Расступись! – заорал он.

– По какому праву вы врываетесь в пекарню? – мощная фигура Крума остановила Борни. – Я не позволю здесь себя вести таким образом. Это пекарня Крума! Слышите? – Крум сделал шаг навстречу Борни.

Звуки отъезжающего санера послужили сигналом к победе. Помощники пекаря радостно переглянулись.

– Что это за санер там отъехал? Задержать! – Борни снова сделал попытку прорваться к запасному входу.

– Это санер с хлебом! – взревел Крум, удивляя свою команду. – Вы что себе надумали, офицер! Вы будете отвечать за разбой в моей пекарне. Я буду жаловаться… – Крум выпучил глаза, пытаясь вспомнить имена.

– Рэйфу! – подхватил Хоних. – Мы будем жаловаться Рэйфу.

– Мы будем жаловаться! – заорали помощники пекаря.

– Я буду жаловаться на произвол лично Мистеру Гаверу! – добавил писклявым голосом младший помощник пекаря Рик.

– Простите! – немного оторопел Борни. – В вашей пекарне спрятался Гус. Мы его ищем!

– Никакого Гуса здесь нет! – заорал на него Крум. – Я должен понимать, кто мне исправит дверь.

– Это беспредел, – вышибать двери в добропорядочной пекарне! – не унимался Рик, фотографируя сцену разгрома на свой гаверофон.

Помощники пекаря дружно достали гаверофоны и направили на Борни фотокамеры.

– Простите! – Борни побледнел под вспышками гаверофонов. – Но мы вынуждены осмотреть помещение. Повторюсь, у меня есть приказ.

– Покажите приказ! – запротестовал Крум.

– Вот! – Борни развернул перед ним бумагу.

– Хорошо! – Крум всплеснул руками. – Так бы и сказали, что есть приказ! Проходите, осматривайте помещение! Только никакого Гуса сейчас тут нет!

– Борни! – офицер СЗА приложил руку к виску, докладывая командиру. – Мы задержали санер с хлебом.

Помощники пекаря переглянулись.

Хоних сжал кулаки.

– Вот и отлично! Провести осмотр.

– Вы не имеете права! – дружно завопили помощники пекаря.

– Я сбросил фото в «Аскерийские новости»! – победно заявил Рик, демонстрируя экран гаверофона.

– Осматриваем санер! – невозмутимо настаивал Борни. – Где у вас запасной выход? – обратился он к Круму.

– Запасной – здесь! – показал Крум. – Но это полное бесчинство!

– Полное бесчинство! – дружно вторили ему работники пекарни.

Офицеры СЗА во главе с Борни последовали к запасной двери. Санер успел отъехать пару сотен метров от пекарни, оказавшись у дома предприимчивого мальчишки. Отряд Борни и помощники пекаря под предводительством Крума и Хониха окружили санер. Тощий и длинный, как каланча, водитель ругался с офицером СЗА.

– Что происходит? По какому праву вы задерживаете санер? Вы знаете, сколько аскерийцев ждут сейчас хлеба?

– Разберёмся, – спокойно отвечал офицер. – Не волнуйтесь. Осмотрим санер и, если в нём нет Гуса, отпустим.

– Какого Гуса? – водитель эмоционально размахивал руками, периодически сплёвывая на землю. – Я развожу хлеб! Не знаю я никакого Гуса!

– Так, – подошедший Борни взял управление ситуацией в свои руки. – Открывайте санер, – потребовал он, суя под нос водителю официальную бумажку.

Водитель в очередной раз выругался и распахнул двери санера под дружный вой и вспышки гаверофонов. Четыре стройных ряда лотков с хлебом предстали перед взором Борни. Узкое пространство между ними не давало возможности проникнуть внутрь санера и произвести осмотр.

– Осмотреть лотки, – отдал он команду самому худому офицеру. Сделав попытку протиснуться между лотками, офицер виновато посмотрел на Борни.

– Я вижу, у вас проблемы? – мальчик, облокотившись об ограду, изучающе смотрел на Борни.

– Давай, залезай в санер! Посмотри, есть кто там или нет. В самом конце, за ящиками.

– Осмотр чужих санеров – это можно. По определённому тарифу, – спокойно ответил мальчик.

– Какому ещё тарифу? – Борни побагровел. – Ты обязан оказать помощь Службе Защиты Аскерии.

– Я не оказываю бескорыстной помощи, я работаю за гаверы, – не мигая, ответил мальчишка.

– Я тебе покажу «за гаверы»! – Борни подскочил к ограде и схватил юного предпринимателя за ухо. – Снимай куртку, лезь в санер!

– А-а-а… – завопил мальчишка.

– Они издеваются над детьми! – зашумели пекари. – Отпустите мальчишку! Свободу детскому предпринимательству!

Борни, удерживая ухо мальчишки, подвёл его к санеру.

– Лезь, – приказал он. – Твоя задача определить, есть кто живой в санере, или нет. Я напишу письмо в твой климадост, и тебе зачислят Достижений.

– А-а-а… – продолжал верещать мальчик. – Не нужны мне Достижения! Я же сказал, что работаю за наличные гаверы.

Борни втолкнул мальчишку в проём между лотками. Хоних и Крум с тревогой переглянулись. Мальчишка на четвереньках пополз вперёд по первому ряду.

– Никого, – донеслось из глубины санера.

– Поворачивай голову налево!

Мальчик повиновался.

– Направо! Видишь кого-нибудь?

– Хлеб, – раздался детский голос.

– Только хлеб? – уточнил Борни.

– Ага.

Полная тишина наступила вокруг санера. Хоних побледнел, глаза налились кровью. Казалось, он вот-вот бросится на офицеров СЗА.

– Что будем делать? – шёпотом спросил Хоних Крума.

Ар подошёл к ним.

– Гус в третьем ряду лотков, – тихо проговорил Ар.

Мальчик спустился с санера.

– Давай в следующий ряд! – скомандовал Борни.

– Холодно. Можно я погреюсь, накину куртку.

– Только недолго, – разрешил Борни.

Крум оглядел помощников. Встретившись глазами с каждым, он получил утвердительный ответ.

– Пусть водитель займёт место в кабине, – шепнул он Ару. – А мы задержим офицеров. Хоних, – обратился он к другу, – ты возьмёшь на себя Борни.

Борни боковым зрением наблюдал за пекарями. Ситуация ему не нравилась.

– Я погреюсь в кабине, – водитель вопросительно посмотрел на Борни.

– Стоять! Всем оставаться на местах.

Борни сделал указующий жест мальчику.

– Снимай куртку, лезь!

Водитель пожал плечами, посмотрев на Ара. Глаза работников пекарни сигнализировали полную готовность к бою.

Мальчик медленно начал двигаться по второму ряду между лотками.

– Дошёл до конца? – Борни говорил громко и чётко.

– Да.

– Смотри на второй ряд лотков.

– Смотрю.

– Есть кто?

– Нет.

– Поворачивай голову. Смотри на третий ряд.

Пекари обменялись взглядами. Хоних сделал шаг к Борни.

– Что там? – заорал Борни, отслеживая движения Хониха.

Глаза мальчика и Гуса встретились. Секунду мальчик смотрел, а затем отвёл взгляд.

За время работы в пекарне мальчишка и Гус сдружились. Гус часто угощал его вкусными булочками просто так. Мальчик с детства усвоил, что ничего бесплатно не бывает. На всё нужны гаверы. Да и щедростью аскерийцы не особо отличались. Поначалу мальчишка удивлялся новому другу, который задавал странные вопросы про Аскерию, будто никогда не учился в климадосте или вообще прилетел с другой планеты. Вздёрнув нос, сложив руки за спиной, он важно, как петух, выхаживал рядом, рассказывая о местной жизни и жителях. Терять такого ценного клиента ему не хотелось.

– Никого! – громко и уверенно крикнул мальчишка.

– Лезь в следующий!

– Никого,¬ – повторил он.

– Ребёнок совсем замёрз! – взмолился Хоних, делая ещё один шаг к Борни.

– Точно никого? – грозно повторил Борни.

– Точно.

Мальчик двинулся назад.

– Как платят, так и работаю, – буркнул он себе под нос.

– Всех приветствуют «Аскерийские новости» – раздался весёлый голос Жафа.

Журналист бодро делал снимки один за другим, стараясь оставаться в стороне от зло глядевшего на него Хониха.

– Съёмка запрещена! – строго предупредил Борни. – Снимки придётся изъять! – пригрозил он.

– Пресса в Аскерии – лицо свободное. Кто-то должен осветить хлебный скандал, – язвительно парировал Жаф. – Иди ко мне! – Жаф подозвал мальчишку. – Юный герой хочет рассказать мне о происходящем?

– Договоримся, – увидев знакомого клиента, подтвердил синими, замёрзшими губами мальчишка и пожал руку Жафу.

– Отпустить санер! – с досадой отдал команду Борни.

Санер резво двинулся по дороге, оставляя позади незадачливых офицеров СЗА, снова приставших с расспросами к работникам пекарни.