Вечер опускался на Аскерию. Гусу казалось, что в этот раз медленно, неторопясь, постепенно, участок за участком, он овладевал светлым пространством. Сумерки, проверив ситуацию, дали сигнал темноте, которая забрала всё под свой покров. Ночь по-королевски зашла в Аскерию, когда её уже ждали. Верная спутница ночи луна округлилась на небе, давая всем понять: сегодня произойдут важные и судьбоносные дела.

– Пора! – Хвостатый отдал команду, закидывая на плечи небольшой рюкзак, поднимая ворот своей тёплой куртки.

Они прошли среди палаток лагеря Странных, не оглядываясь, уверенно. Охранник в будке дремал. Преодолев забор, они перебрались за территорию лагеря. Гус поднял голову вверх, посмотрел на небо. Снежные тучи тяжело двигались, заволакивая небо, закрывая лунный свет, нарастал ветер.

– Метель! Скоро начнётся снежная буря! – определил Гус.

– Путь не близок! Надо поторапливаться! – кратко отреагировал Хвостатый.

Он был сосредоточен, молчалив, напряжён, но убеждён в том, что двигается верным путём. Короткие фразы, выверенные движения – казалось, что он экономит, сдерживает себя перед важным делом, возможно, делом всей его жизни.

Дорога проходила полем, переходящим в узкие закоулки высоток Песочного района. Ветер нарастал, словно говоря путникам: «ускорьтесь, поторопитесь, я разгоняюсь, скоро меня будет не остановить». Несколько километров по полю дались с трудом. Шли молча, сопротивляясь снежным потокам, мчащимся навстречу, закрывали воротниками лица, опускали головы вниз. Метель добивалась от них покорности, согласия.

Наконец, они нырнули в крайнюю улицу Песочного района, скрываясь от порывов набиравшего уверенность ветра. Дома-великаны могли спорить с метелью, меланхолично принимая на себя потоки холодного воздуха, сдобренного обильным снегом. Окна в домах светились шахматкой редких огней. Пустынные каменные мостовые улиц то накрывались снежным покровом, то оголялись до полной чистоты, сдаваясь отчаянным порывам ветра.

Пройдя длинную, прямую улицу, Гус и Хвостатый завернули направо.

– Стоп! – Хвостатый рванул Гуса за рукав куртки. – Патруль офицеров СЗА, видишь?

Гус остановился. Четыре силуэта виднелись вдалеке, рядом находился мигающий огнями санер. Офицеры двигались прямо по направлению к ним.

– Оставайтесь на месте, не двигаться! – прозвучал голос из громкоговорителя с другой стороны. – Поднимите руки и выйдите на середину улицы.

Яркий луч прожектора забегал между домами, заставив сердца Гуса и Хвостатого заколотиться с небывалой силой. Хвостатый резко обернулся. В другом конце улицы метались два человека, пытаясь скрыться от офицеров СЗА. Свет настиг беглецов. В небе сквозь рёв ветра послышался звук снижающегося клаера. Хвостатый и Гус прижались к стене, мимо них пронёсся санер с офицерами СЗА. Сердце Гуса сотрясало грудную клетку, обильный пот выступил на лбу. Свет ушел в сторону беглецов.

– Сдавай…тесь! – доносились рвущиеся ветром звуки из громкоговорителя.

Крики, толкотня, переходящая в драку. Хвостатый и Гус обратились в слух.

– Су…ки! – возгласы пойманных утонули, унеслись ветром.

Клаер поднялся. Санер рванул с места. СЗА чётко и без промедления выполнила свою работу. Наступила долгожданная тишина. Ветер завывал теперь уже не грозно и ревуще, а ласкал слух путников. Тишина стала спасительной. Они находились в шаге от катастрофы, в шаге от возможности быть схваченными.

– Испугался? – голос Хвостатого прозвучал в темноте как-то по новому.

– Да, – ответил Гус, вытирая пот со лба.

– Не буря страшна – человек страшен сегодня ночью! – сделал вывод Хвостатый. – Страх – вот двигатель управления людьми. Так устроен человек, не деться ему никуда от страха. Страх – самое сильное чувство у людей.

Гус не видел лица Хвостатого, но чувствовал его, понимал. Впервые Гус поймал себя на мысли, что сейчас во всей Аскерии Хвостатый стал для него ещё одним близким человеком, близким по духу.

– Вот ты говорил, что вера в человека должна на любви быть основана, а я говорю тебе – на страхе. Так всегда было, так надёжнее, – продолжил Хвостатый. – Достижения! Гавер так красиво пел про Достижения, а и они тоже на страхе замешаны. Страх не успеть, отстать, оказаться на обочине жизни. Рейтинг запускает этот страх. Он проникает в самую суть человека, пронизывает его до мозга и костей, въедается в мембраны клеток. Страх – это единственное чувство, которое передаётся по наследству. Королевство страха так многообразно, начиная от рейтинга и заканчивая светом спускающегося сверху клаера СЗА, топотом сапог офицеров по лестнице. Что скажешь? Гибнет твоя любовь в этом страхе, потому что человеку, который бежит, спасается, забивается в щели не до любви. Страх древнее, сильнее любви.

– Всё не так! Вы, люди, так давно боитесь, что забыли любовь. Но именно она единственная спасает от страха, потому что позволяет принять страх, разрешить себе бояться. В этом позволении и есть гармония всей жизни, не отрицать ничего, даже страх, любить его. Страх в любви гибнет, растворяется. Вера на любви – вот основа человека.

Двое мужчин, прижавшись к холодной стене дома, искали ответы на главные для них, ставшие жизненно важными для всей Аскерии, вопросы. Они двигались к кирпичному дому, к остановке сигнала, к всеаскерийской тишине, двигались единым порывом мысли и духа.

– Вперёд! – Хвостатый первым оторвался от стены, озираясь по сторонам.

Его глаза блестели. Теперь ветер и снег стали надёжными спутниками и помощниками в их нелёгком деле. Словно в подтверждении этого факта порывы ветра устремились им в спины, подгоняя, неся к заветной цели.

Дорога виляла, изгибаясь, покоряясь упорству Хвостатого и Гуса. Невысокое здание из красного кирпича показалось среди деревьев в тот момент, когда путники почувствовали усталость.

– Всё! Мы у цели! – воскликнул Гус. – Сил хватило, давай отдышимся – и внутрь.

Они облокотились о заветную кирпичную стену, тяжело дыша.

Хвостатый дал старт началу их операции.

– Удаляем решётку! – с этими словами он достал два напильника, отдал один Гусу, а вторым начал перепиливать решётку на окне первого этажа.

Звук напильника тонул в ветре, пустынность вокруг стала их верным соратником.

Решётка поддалась быстро. Оголённое окно тёмными стёклами смотрело на них.

– У нас всего пять секунд! – глаза Хвостатого сияли. – Вырезаем стекло, я первый, ты за мной. Затем светишь фонарём, ищем щиток с сигналкой. Я вставлю пластинку, и первый барьер взят.

– Почему считаешь, что он на первом этаже?

– Я знаю все виды сигнализации в Аскерии!

Взятие окна прошло слаженно. Щиток оказался справа от него.

– Двадцать шесть секунд! – выкрикнул Гус, когда Хвостатый воткнул в щиток заветную пластинку.

Описание Горбуна подтверждало неизменность помещения. Затхлость с годами пропитала стены этого дома. Гус чиркнул выключателем. Диван. Горшки и кадки с искусственными цветами. Гигантский аквариум.

– Стоп! – лёгкий холодок пробежал по спине Гуса. – Смотри в аквариуме рыбки, диван чист от пыли. В кадках настоящие цветы. Здесь кто-то бывает!

Гус подбежал к одному из цветков, потрогал пальцем землю.

– Она сырая! У этого дома есть свой хозяин! – с тревогой сказал Гус.

– Наверх, надо работать! – оборвал его Хвостатый. – Помнишь порядок действий? Сначала отправляем сообщение, потом запускаем вирус.

Четыре ноги застучали по лестнице. Тёмный закуток. Сердце Гуса защемило воспоминанием о рассказе Горбуна. Тяжёлая дверь. Перед ними пустая комната без окон, на столе – огромный монитор.

Хвостатый начал свою работу. Пальцы задвигались по клавиатуре, словно руки пианиста по клавишам. Хвостатого окатил восторг: после долгого перерыва он снова делал то, что было главным в его жизни. Тело напряжено, внимание сконцентрировано. Цифры носятся по экрану, окна сменяют друг друга. Он хватает из кармана куртки свои записи, вводит новые слова и цифры.

– Всё! Мы в системе! – он орёт на всю комнату, сотрясая многолетнюю тишину. – Какой текст сообщения?

– Гусь будет на площади Золотого района в 12.00, – отчеканивает Гус каждое слово.

Хвостатый печатает, аккуратно вдавливая клавиши.

– Предлагаю усложнить ситуацию, – он смеётся. – Добавим подпись «Мистер Гавер».

– А ты – игрок! – Гус улыбается широкой, тёплой улыбкой.

– Первое дело сделано! Сообщение доставлено на все гаверофоны Аскерии. – Хвостатый довольно потирает бородатый подбородок. – Теперь засекай время! Мы начинаем вторжение в систему.

Флешка появляется в руках Хвостатого. Он засаживает её в разъём машины на передней панели. Монитор издаёт странный писк, потухает. Капельки пота выступают на лбу Хвостатого. Он разворачивается, сбрасывает на пол куртку. Экран вспыхивает ярко красным цветом, появляется шкала загрузки. Десять, двадцать, пятьдесят процентов. Время тянется неумолимо медленно. Хвостатый складывает руки на груди. Полная тишина, писк машины. Сто процентов. Монитор заливается жёлтым цветом. Хвостатый хватается за мышку и начинает завершающие действия.

– Сколько? – он режет комнату свои осипшим от напряжения голосом.

– Двадцать восемь минут! – Гус считывает показания часов.

Хвостатый делает последний щелчок мышкой. Экран гаснет.

– Чисто, подача сигнала прекращена, – Хвостатый смотрит на Гуса. – Наступает новая эпоха в жизни Аскерии. Я сделал своё дело, теперь твоя очередь. Тишина ждёт слов, важно, каковы они будут.

Тридцать минут. Гус и Хвостатый выбегают в морозную ночь. Впереди обратная дорога в лагерь странных людей. Десяти минут достаточно, чтобы добраться до высоток Песочного района. Они оборачиваются. Позади них небо освещается светом клаеров, безмолвие разрывается сиренами СЗА, слышатся звуки санеров, мчащихся к кирпичному дому.

– Работает программа! – Хвостатый смеётся. Сам писал. Работает по минутам.

Они неслись по улочкам Песочного района, лавируя, прижимаясь к стенам. Лучи света преследовали их, небо наполнилось клаерами СЗА. Огоньки окон вспыхивали в темноте. Разбуженная Аскерия пока ещё не знала, что её ждёт. Многие уже успели прочитать последнее сообщение от Мистера Гавера. Они трясли потухшими гаверофонами, впервые в их жизни ничего не значащими темными «кирпичами» из металла и пластмассы.

Песочный район остался позади, впереди – поле, большое поле перед лагерем Странных. Они остановились, успевая оценить обстановку. Поле встретило их клаерами СЗА, извергающими яркий свет прожекторов. Их заметили.

– Назад! – взревел Хвостатый. – В Песочный район.

Поздно. Несколько клаеров взмыли в воздух. Гус с Хвостатым успели скрыться в лабиринтах многоэтажек. Луч света преследовал их. Доносились звуки санеров. Одна за другой улицы перекрывались. Ожили громкоговорители с призывами остановиться.

– Мы не уйдём вдвоём, – Хвостатый задыхался, утирая налипший на лицо снег рукавом.

– Уйдём! – Гус посмотрел прямо ему в глаза.

– Ты спрашивал, почему я не приду на площадь? Так вот, это тот вариант, в котором кроется мой ответ. Слушай и не перебивай. Ты должен в двенадцать часов быть на площади, Аскерия ждёт твоих слов. Поэтому, – Хвостатый тяжело дышал, прерывая свою речь, – поэтому я выбегаю под луч света, отвлекаю их, увожу погоню за собой. Ты бежишь в обратном направлении, они оставят тебя в покое, когда увидят реальную добычу.

– Нет, – слёзы выступили на глаза Гуса. – Сколько жертв. Горбун, теперь ты.

– Зато я поступаю по совести, по велению моего внутреннего голоса. Неважно кто ты, главное – слушать свою совесть. Прощай! Время с тобой было лучшим, что я знал в этой жизни! – с этими словами Хвостатый развернулся и бросился в сторону лучей света от клаеров.

Он замахал руками, заорал, не снижая темп бега.

– Эй, вы! – Хвостатый ликовал, привлекая к себе внимание. – СЗА, мать вашу, чего не хватаете, я же здесь, гады позорные!

Голос Хвостатого удалялся, утопая в порывах ветра и звуке моторов клаеров. Гус перешёл на бег. Тёмные улочки сменяли друг друга. Он бежал один, бежал к площади в Золотом районе.

Выстрелы. Они заставили его остановиться, прислушаться. Один, второй, третий. Выстрелы. В Аскерии стреляли. Сердце сжалось. Он поднял глаза к небу. Рассвет нового дня пробивался сквозь уставшие сыпать снег тучи. Начинался новый день.