Я был один в своей комнате. Мысли тягостно ложились на всё происходящее здесь в последнее время, что я уже не могу разобраться со всем этим. Было бы проще вообще не чувствовать, но я даже не могу уничтожить это чувство внутри себя. Зачем оно мне? Чувства… Я был бы свободен без них, более рассудителен. Бесполезное явление человеческого сознания. Чувства лишают многих возможностей, действий. Демоны так стараются быть похожими на людей, считая, что именно этот путь спасёт их от собственного одиночества, но это всё не для меня. Очернение коснулось моей души, разбудив демона, который был со мной при рождении. Я смог ужиться с ним, смог стать с ним одним целым, не потеряв своё лицо. Демон в человеческом обличии. В таком положении я нашёл свою ценность, свою особенность перед другими демонами. Сохранив свою природу, я остался при своём происхождении, не утратив ни капли своего рассудка. Выйдя на балкон, я облокотился руками о перила, как почувствовал жжение на ладони. Как же я не заметил лозу терновника? Острый шип впился в мою ладонь, окрасив свой стебель бордовой кровью. Готов поспорить, всего пару дней назад его здесь не было.

Лео был у фонтана в тот момент, когда к нему подошёл Вильдар.

— Что ты здесь забыл? — стиснув зубы, Лео был готов напасть на него, как только это было необходимо, — Твоё присутствие рядом с академией тошнотворно.

— Мне нужно поговорить с Кёллером, — подняв руки вверх, Данте демонстрировал, что пришёл безоружен.

— Зачем он тебе вдруг понадобился? Если Эндиан пожалел тебя тогда, притащив в Кёллерспот, чтобы излечить твои раны, то я не тот, у кого стоит просить помощи. Проваливай!

Данте тяжело вздохнул.

— Я пришёл не помощи просить, а оказать её. Иными словами, я хочу заключить контракт с Энгисом.

Души, ищущие покоя, идут на свет, как мотыльки, летящие к горящему фонарю. Да только не всегда этот свет спасает их, зачастую он просто сжигает им крылья, оставив умирать там, внизу.

Данте пришёл ко мне, заявив, что хочет продать себя мне, по-другому это не назовёшь. Я ждал, тайно говоря, очень давно, с тех пор, как только он по случайности был спасён Эндианом от зависти мёртвых марионеток. Данте всегда, с той нашей первой встречи, смотрел на меня с осторожностью, точно выискивая обман в каждом моём движении. Он был прав, ведя себя так осторожно. Порой я и сам не знаю, что ожидать от себя, какое решение вдруг приму, не знаю и его дальнейшую силу в применении. Я предложил ему присесть напротив меня, за шахматный стол, на что он лишь небрежно на меня посмотрел, так и не шелохнувшись.

— Я никогда не стану решать за кого-то его действия, — ответил он на моё предложение, точно упрекая в чём-то столь явно, что я не мог это не заметить в его холодном голосе, — Свобода для любого живого существа неоценима важна. Даже шахматы лишают свободы других, кто обязан защищать короля. У них даже другого выбора нет, кроме как подчиняться. Каждый раз эти фигуры погибают, каждый раз воскресая и начиная всё заново, хоть и зная конец уже задолго до окончания игры. Я никогда не любил эту игру. Шахматы — ужасная и старшая игра, в которой жизнь ничего не стоит.

Жестокая игра. Отчасти я мог согласиться с ним, но вся наша жизнь сосредоточена в шахматах, хоть многие этого и не признают. Человек постоянно действует ради чего-то или кого-то, жертвуя собой и своими принципами. Но можно за всем этим наблюдать, заняв почётное место за спинами своих верных подчинённых фигур, которые никогда не осмелятся придать своего короля. Тут как посмотреть, как оценить игру, заняв то место, которое было выбрано ни кем-то, а только тобой. Пешка, король… Разница невероятная между чинами и ролью, да вот только все фигуры сделаны из одного материла.

— Я слышал, ты расследуешь дело по пропаже детей в городе, — продолжил Данте, — И я могу помочь тебе в этом деле, ведь это не может не касаться меня. В клане происходят странные вещи вот уже около месяца.

— Дело рук ангела? — я знал, кто за этим стоял, но не спешил действовать, пока не получу чёткую информацию, не завладею тем, кто станет моей очередной пешкой, — Я знаю, что это он.

— Да, этот Самфериил. Клан Александровски верит ему, считая благим, но они не знают, что ангелы, попав на землю, становятся безумны. Их души чернеют, ломаются со временем. Он уверяет их в том, что нужно больше городу охотников, а дети как раз хорошо обучаемы, если сказать им, что их родители погибли от рук демонов, на кого он, собственно, и должны в будущем охотиться. В клане сейчас пятнадцать детей, которых держат строго в закрытом помещении, чтобы те не видели солнца, считая, его просто больше нет.

— Иными словами, Сэм создаёт некую армию для истребления нас. Но если бы он видел себя, то мог бы смело назвать и себя демоном. Мы не причиняем людям вреда, зато он… этот ангел сошёл с ума от собственной грязи.

— Недавно я услышал разговор Нарвелла и ангела. Они говорили о том, что достаточно уничтожить лишь одного демона. Энгис, это ты. И кажется, у ангела лишь одна цель, сосредоточенная на тебе, а не благе Сан-Лореила.

— Значит, вот в чём дело. Ректор всегда больше заботился обо мне, нежели о нём. Я часто замечал, но не придавал особого значения, завистливому взгляду Сэма, который он пытался прятать.

— Энгис, этот город потерян, и это ни для кого не секрет. Поэтому я хоть немного хочу очистить его.

— Да, я понял, Данте. Но другого пути у тебя уже не будет, — поднявшись из-за стола, я подошёл к нему, приложив свою ладонь к его глазам, — Контракт обязует тебя на верную погибель.

Данте хотел было что-то возразить, как крик истошный крик пронзил его душу.

Идущий на жертвы, отдаёт свои крылья, когда-то дающие ему силу.